Текст книги "Змеи Неба и Пламени (ЛП)"

Автор книги: Ребекка Кенни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

– Ну… да, полагаю, так. Не всем выпадает такая удача. – Я думаю об отцах Мордессы, о силе их связи, о легкой зависти, которую почувствовал, глядя на них.

– И ты планируешь превратить нас всех в самок-драконов, после чего ты будешь… – уголок её губ дрогнул, – исполнять для нас брачные танцы? Какие они, эти танцы?

– У меня такое чувство, что ты насмехаешься надо мной.

– Правда? – Она невинно моргает.

– Брачные танцы – это священные, величественные представления.

– Уверена, что так. Покажешь мне один?

Я отхожу от неё подальше, рыча.

– Я не стал бы исполнять брачный танец для тебя, даже если бы ты была последней самкой на земле. Пока моя обязанность – держать тебя живой и здоровой, но я решил, что, когда твоя трансформация завершится, тебя отправят к другим самкам до брачной лихорадки, во время которой твоим партнёром станет другой самец. Возможно, его терпение окажется больше моего. Или, может быть, превращение в дракона изменит твоё дерзкое поведение на что-то более приемлемое.

Я направляюсь к выходу из пещеры. Спустя мгновение камень ударяет меня в бок. Впрочем, это скорее был мелкий камешек, но должно быть, принцессе пришлось приложить немалые усилия, чтобы бросить его.

Обернувшись, я вижу её за пределами гнезда, покрасневшую и в ярости.

– Мне не нужно становиться приемлемой для тебя, – говорит она. – И ты ничего не знаешь о моём истинном характере.

– Я знаю только то, что ты показала. Есть ли в тебе что-то ещё, кроме девчонки, которая гадит там, где спит, и бесконечно ворчит о мыле, одежде и чае?

Она стоит с сжатыми кулаками. Когда она не отвечает, я отворачиваюсь от неё и выхожу на свет.

Спустя несколько долгих мгновений я слышу слабый звук её босых ног, скользящих по камню, она приближается ко мне. Она садится, скрестив ноги, сбоку от меня, так что я могу видеть её краем глаза.

– Я люблю читать, – тихо говорит она. – Люблю заучивать стихи и песни. Разные песни, не только раздражающие. Иногда я сама пишу песни, но никогда их никому не пою. Мне нравится готовить. Люблю шить и вышивать. И гладить. Это процесс разглаживания складок на одежде. Большинство людей считают его скучным, но мне он кажется успокаивающим, и меня не пугает жар.

Я не понимаю, что означает «вышивать», или зачем нужно разглаживать складки с одежды, но не спрашиваю.

– Я никогда не была принцессой, которая ничего не делает, – продолжает она. – Мне всегда нравилось помогать слугам с работой или с их детьми. Иногда они приводили своих малышей во дворец, и я качала их или играла с ними, пока их родители работали. Лучший возраст – когда дети начинают пытаться говорить. Их глаза такие яркие, и они издают все эти мягкие, нетерпеливые звуки, и смотрят на тебя с таким счастьем и надеждой. Я люблю детей. Всегда любила. Я люблю животных – собак и лошадей. Мою любимую лошадь зовут Фейэвезер. Она будет ужасно по мне скучать. Я надеюсь, что Ворейнцы не будут слишком сильно её нагружать и не сломают её дух.

Тихая грусть в её голосе пробуждает и мою собственную боль, но мягко, словно ветер, шуршащий по траве.

– Я всегда думала, что мне лучше было быть горничной, а не принцессой, – шепчет она. – Мне нравится разбирать шкафы и полки. Выбивать ковры в ясный утренний день. Подметать, сочиняя песни в голове. Может быть, мне суждено было быть женой крестьянина на какой-нибудь процветающей ферме, окружённой сладкими, розовощекими детьми. Может быть, я родилась принцессой по ошибке. Мне всегда не хватало тех амбиций и той безжалостной уверенности, которые нужны, чтобы быть правителем. Во всяком случае так думала моя мать. Это причина, по которой она не рассказывала мне много о войне, не спрашивала моего мнения по государственным делам, не давала мне никаких обязанностей, кроме редких миссий с благими намерениями – посещать бедных или больных. Она использовала меня как игрушку, чтобы отвлекать и успокаивать народ. И, вероятно, она бы устроила для меня брак по договоренности через год-два, если бы Элекстан выжил в войне.

– Она упряма, твоя мать, – говорю я. – Во время тех недель, когда мы сражались за Ворейн, я часто удивлялся, почему она не сдалась. Поражение твоего королевства было неизбежно с того момента, как мы заключили союз с вашими врагами. Если бы она сдалась, нам бы не пришлось убивать так много ваших солдат.

– Её упрямство, может быть, – единственное, что я унаследовала от неё, – признаёт принцесса. – Ты сказал «она упряма», а не «была упряма». Думаешь, она ещё жива? Король Ворейна пообещал заточить нас обеих, а не убивать, но мне хотелось бы знать точно, пощадил ли он её.

– Мне нужно будет встретиться с ним в ближайшее время, могу спросить его.

– Буду благодарна.

Слово «благодарна» тревожит меня, и кажется, что оно беспокоит и её. Она встаёт, бурча что-то себе под нос, и, фыркнув, уходит в глубь моей пещеры.

Мы больше не говорим. Полагаю, мне следовало бы поохотиться или посетить клан, но по какой-то причине я не могу заставить себя покинуть логово. Мысль о встрече с другими драконами невыносима. Мне гораздо приятнее свернуться в гнезде и не двигаться, не говорить и не есть несколько дней.

Но как один из принцев Уроскелле, я не имею права на такой угрюмый покой. Иссириан появляется у выхода из пещеры вскоре после моего разговора с пленницей. Он кивком головы приветствует меня, но я замечаю по натянутой позе его шипов, что он взволнован. Он бросает взгляд на принцессу, прячущуюся в тени у гнезда, а затем говорит со мной на драконьем языке, видимо, не желая, чтобы она услышала.

– Моя пленница всё время требует «расческу для волос». Она очень настаивает на этом. Ты знаешь, что она имеет в виду?

– Ты спросил её?

– Я не хочу, чтобы она посчитала меня глупым и малообразованным в знаниях о людях, – признаётся Иссириан. – Я хочу, чтобы она восхищалась мной.

– Хорошо… – Я бросаю взгляд на свою пленницу, но мне тоже не хочется просить её объяснить этот термин. – Думаю, расческа для волос – это… расческа для волос.

– Щетка?

– Я видел, как воины Ворейна гладили своих лошадей большими деревянными веслами с щетинками. Они называли это «расческами».

– Большое весло с щетинками. – Иссириан с радостью кивает. – Я видел сломанное весло на северо-западном пляже. Наверное, оно прибилось к берегу после кораблекрушения. Думаю, я смогу сделать что-то из этого. Спасибо, мой принц.

После его ухода я ползу в гнездо, но вскоре вылезаю снова, чтобы должным образом встретить следующего прибывшего – Рорриса, слоновидного дракона с алыми крыльями.

– Мой принц, – говорит он тоже на драконьем языке. – Моя женщина плачет с тех пор, как я принёс её в свою пещеру. Могут ли люди погибнуть от слёз? Я не знаю, как это прекратить.

– Погибнуть от слёз? Нет, не думаю, что это возможно. Но так как она теряет жидкости из глаз в больших количествах, тебе стоит позаботиться, чтобы она пила побольше воды.

– Солёной воды? – предлагает Роррис. – Слёзы солёные. Может быть, ей нужно пить морскую воду, чтобы восполнить запасы солёной воды в теле.

– Думаю, родниковая вода подойдёт. Но можешь попробовать и морскую воду, посмотрим, как она отреагирует.

– Попробую, спасибо.

После его ухода я наслаждаюсь почти часом покоя, пока в мою пещеру не врывается Гавенат, его фиолетовый хвост нервно хлещет воздух, и он восклицает на драконьем языке:

– Моя пленница кровоточит!

– Кровоточит? Ты её ранил? Укусил?

– Нет, мой принц.

– Где рана?

– Между её ног. Она, кажется, не переживает, но я чувствую запах крови. Я думаю, она положила повязки внутрь одежды, чтобы остановить кровотечение, но, насколько я могу судить, кровь продолжает идти.

– Она испытывает боль?

– Она злится. Что бы я ни делал, она кричит и проклинает меня.

– Положи её в гнездо и позволь отдохнуть, – говорю я. – Накрой её дополнительной травой, чтобы она не замёрзла, и принеси ей много ягод. Если кровотечение продолжится, скажи ей, что нужно осмотреть рану, чтобы убедиться, что она не смертельна.

– А если она не даст мне осмотреть рану?

– Тогда возвращайся ко мне, и я приведу принцессу в твою пещеру. Может быть, твоя пленница позволит другому человеку осмотреть её.

Гавенат благодарит меня и улетает. Я не стараюсь снова устроиться в гнезде. У меня предчувствие, что это будет долгий день.

10. Серилла

Не знаю, почему я сказала «благодарна», когда дракон предложил выяснить правду о судьбе моей матери. Я никогда не могла быть благодарна такому существу, независимо от того, какие обрывки новостей он посчитает нужным мне принести. И что я думала, позволяя ему тереться о меня и облизывать шею? Сначала мне показалось, что он собирается меня съесть… а потом я не могла думать ни о чём, потому что его влажный, бархатистый язык скользил по коже, а глубокий голос вибрировал в крови, гудел и возбуждал её до самой…

Боже, нет. Нет, нет, нет.

Я сделала правильно, отталкивая его от себя, не могу позволить ему снова оказаться так близко.

День и вечер тянутся медленно. Драконы несколько раз заходят в пещеру, чтобы поговорить с моим похитителем на драконьем языке. Каждый раз они склоняют головы в знак уважения перед тем, как начать говорить. Похоже, они сообщают ему о проблемах и заботах, которые он решает спокойным, уверенным тоном. Каждый посетитель уходит из пещеры успокоенным.

Мне тяжело признать это, но он действительно кажется достойным правителем… за исключением, конечно, массовой резни моего народа. Но, как он сказал, моя мать отчасти виновата в этом. Гордость не позволила ей уступить, даже когда наша погибель стала неизбежной.

Последний посетитель дня приходит на закате. Это Роткури, синий дракон, чья пленница выглядит гораздо более довольной, чем я. Приятный аромат предшествует его появлению, и когда он приземляется, я невольно спешу вперёд. Он несёт свёрток ткани в зубах, и когда кладёт его на землю, один из когтей сдвигает ткань, и из свёртка выпадает кусок жареного мяса.

Не сдержавшись, я вскрикиваю от нетерпения. Мясо ещё горячее, от него валит дымок.

– Мой Принц, это оленина, приготовленная другими женщинами, – говорит он на Общем Языке. – Это для вашего сокровища. – Он склоняет голову в знак почтения.

Сокровище? Мне это нравится больше, чем «пленница».

– Она не мое сокровище, – рычит чёрный дракон.

Я отвечаю Роткури поклоном.

– Вот кто умеет обращаться с женщинами, – говорю я, делая на этом акцент. – Благодарю тебя.

Глаза синего дракона сияют, и он двигается вперёд с плавной грацией. Если бы я не знала его лучше, я бы сказала, что в его взгляде появляется похотливое свечение и в том, как его язык скользит между зубами, когда он говорит:

– Добро пожаловать, Ваша Светлость. Если я могу чем-то помочь, чтобы вам было комфортнее, приятнее…

– Хватит, – рявкает мой похититель. – Оставь мясо и займись своей женщиной.

– Конечно, мой Принц. – С ещё одним поклоном в мою сторону Роткури уходит.

Я сразу хватаюсь за мясо и откусываю. Оно восхитительно, приправлено травами.

– Они не должны баловать своих женщин, – говорит мой похититель. – Вам всем нужно научиться есть мясо сырым, как драконы.

– Зачем мы должны учиться этому сейчас? У нас будет достаточно времени, когда мы станем драконами… если мы когда-нибудь ими станем. – Я откусываю еще кусок, немного постанывая от удовольствия вкуса оленины.

Чёрный дракон следит за мной, прищурив глаза.

– В следующий раз я приготовлю для тебя мясо сам, своим огнём.

– Ты думаешь, я хочу мясо, обугленное твоим драконьим дыханием? Нет, спасибо.

– Ты слишком привередлива.

– Разве это привередливость – хотеть съедобную пищу? – Я поднимаю на него брови. – Может быть, тебе стоит полететь к другим пещерам и посмотреть, как твои соплеменники обращаются со своими женщинами. Судя по всему, некоторые из них справляются с этим гораздо лучше тебя.

– А некоторые гораздо хуже, – огрызается он. – Я ухожу на охоту. Постарайся не убить себя, пока меня не будет.

– Очевидно, я заинтересована в том, чтобы выжить, хотя бы до тех пор, пока не доем этот ужин. Давай, уходи и задержись как можно дольше. Я буду спать лучше без твоего запаха, отравляющего здесь всё вокруг.

Он отступает с обиженным фырканьем.

– От меня не воняет.

– Я лишь намекаю, что один из нас сегодня мылся, а другой – нет. Ты пахнешь сырой козой, старым седлом… и грязью.

Он шипит на меня, а я прячу улыбку, откусив ещё один кусок жареной оленины. С полным ртом говорю:

– Прежде чем уйти, мне нужен источник света и тепла. Принеси мне дрова для костра.

– У меня в пещере есть Дайр-камни. Я могу нагреть один для тебя.

– Я не знаю, что такое Дайр-камень, но я хочу костёр. Потрескивающий, приятно пахнущий костёр, за которым приятно наблюдать. Разведи мне костёр.

– Ты неправильно понимаешь свою ситуацию, – отвечает он. – Ты, кажется, пребываешь в иллюзии, что я обязан предоставлять тебе всё, что ты захочешь, и исполнять каждое твоё требование. Это совершенно не так.

– Прекрасно. В следующий раз, когда я увижу одного из твоих собратьев-драконов, я расскажу им, как плохо их лидер со мной обращается. Возможно, кто-нибудь из них возьмёт меня под своё крыло и будет заботиться обо мне так, как я заслуживаю.

– То, что ты заслуживаешь, – рычит он, – это тёмная яма с застоявшейся водой и кровососущими жуками, ты, маленький раздражитель. Ты такая обуза, неудивительно, что твоя мать не…

Он резко замолкает, но слишком поздно. Я уже догадываюсь, что он собирался сказать.

Да пошёл он.

Я немного доверилась ему, а он использовал моё признание, чтобы ранить меня. Он побеждает меня в моей собственной игре.

Я кладу мясо обратно на ткань, вытираю рот тыльной стороной ладони и выпрямляюсь во весь рост.

– То, что я заслуживаю, – это жить так, как я сама хочу, а не подвергаться магическому превращению без моего согласия. Если ты считаешь, что принуждение самок другого вида становиться драконами делает тебя хорошим принцем, ты ошибаешься. На самом деле, я думаю, ты, возможно, худший правитель, который когда-либо был у твоего клана. Ты втянул их в войну, погубил половину из них, а другую половину заставил стать похитителями беззащитных женщин. Ты подвёл их. И поскольку ты привёл свой клан к войне, смерти драконих – твоей Невесты, твоей бабушки, твоей сестры – все они на твоей совести.

Я сделала это. Я причинила ему боль в ответ. Я вижу это во вспышке его глаз, в оранжевом свете его ноздрей. Хотя у него драконьи черты лица, я читаю их так же ясно, как своё собственное сердце. Я знаю признаки внутренней агонии.

Почти сразу во мне рождается сожаление. Не потому, что он не заслуживает боли, а потому, что я не хочу становиться той, кем притворяюсь, – эгоистичной, требовательной, бессердечной и жестокой.

Почему я вообще это делаю? Вначале это казалось идеальной стратегией, но теперь, зная больше о ситуации – верен ли этот подход? Что я на самом деле выигрываю, издеваясь над ним, кроме извращённого удовлетворения?

Чёрный дракон не произносит ни слова. Через мгновение он взмывает с уступа и улетает в темнеющее небо.

Что ж… Я всё испортила. Теперь дров для костра он мне точно не принесёт. Я одна в пещере, смотрю на горы, покрытые фиолетовыми тенями.

Клянусь, мне кажется, я слышу музыку, доносящуюся откуда-то далеко внизу. Осторожно я подползаю к краю утёса и заглядываю вниз. И правда, там горят два костра, светящиеся, как светлячки.

Похищенные женщины празднуют. Или, по крайней мере, делают вид, что празднуют, пытаясь сохранять храбрость в плену. Я уверена, они не хотят оставаться здесь и превращаться в драконов, значит, у них есть какая-то альтернатива, чтобы выбраться. Или же жители моего города были в куда худшем положении, чем я думала, и побег прямо перед финальным вторжением Ворейна стал для них спасением. Я не могу быть уверена, ведь не могу дотянуться до этих женщин, не могу поговорить с ними.

Слова дракона о моей матери, вместе с видом костров внизу, окончательно выбивают меня из колеи. С тех пор, как меня похитили, я лишь немного плакала, но внутри всё больше становилась хрупкой. Сегодня дракон отвлёк меня своим присутствием и нашими перепалками, но теперь его нет, и мне некого дразнить, некому бросать вызов. Нет ничего, что могло бы отвлечь меня от моего отчаяния.

Меланхоличная нить музыки проникает в моё сердце – вздох струн, глухой ропот флейт и далекий голос женщины, поющей скорбные, тоскливые ноты. В груди поднимается рыдание, распирающее изнутри. Я пытаюсь его сдержать, но от этого оно становится лишь более уродливым, когда вырывается из моего горла, ужасным и рваным. Всё моё тело содрогается, пока слёзы струятся по щекам и капают с подбородка. Я склоняюсь к каменному полу, рыдая.

Тяжёлый, ритмичный звук проникает сквозь мои мысли. Удары крыльев.

Чёрный дракон врывается в пещеру прежде, чем я успеваю собраться. Я поднимаю на него взгляд, моё лицо всё мокрое от слёз.

Он раскрывает когти, и на пол падает связка сухих веток. Он подталкивает их к куче своим носом, выдыхает горячий воздух, и они вспыхивают пламенем. Затем он снова взмывает в воздух и улетает, не сказав ни слова.

Я ошеломлённая смотрю на пляшущее пламя.

После всего, что я сказала ему о его близких… он всё равно принёс дрова.

Я подползаю к огню, подбирая оставшийся кусок мяса. Откусываю понемногу, пока слёзы высыхают на щеках. Внутри всё ещё болит, но самая острая боль утихла, смягчённая этим простым актом доброты.

Медленно ко мне возвращаются энергия и смелость. Мой интерес возрос, когда дракон вытащил глиняную чашу из какого-то внутреннего углубления своей пещеры, поэтому, закончив трапезу, я решаю исследовать пещеру более тщательно при мерцающем свете костра. В расселине в глубине пещеры я нахожу несколько примитивных глиняных чаш. В одной лежат разноцветные ракушки, а три другие переполнены кусочками дорогих на вид украшений. В небольшой миске находятся зубы разных животных – думаю, хищников. Я узнаю клыки гадюк, треугольные зубы акул и клыки какого-то волкоподобного существа.

Рядом лежит толстый шнур, сплетённый из травы или водорослей, с привязанными к нему костями. Мне кажется, это когти, кости пальцев, позвонки или зубы драконов. На каждом из них выгравированы символы, похожие на те, что украшают пещеру. Это похоже на реликвии – думаю, недавние. Возможно, они принадлежат погибшим драконихам. Принц упоминал что-то о «сборе костяной дани мёртвых».

На каменной полке, высеченной в стене, лежит огромный зуб с выгравированными на нём символами, а рядом – крупный коготь из чёрного дерева с белыми отметинами, процарапанными на его поверхности. Вокруг зуба и когтя разбросаны кусочки блестящих ракушек и несколько монет.

Я узнаю алтарь, когда вижу его. Но эти утраты не недавние – на предметах лежит лёгкий слой пыли. Возможно, эти реликвии принадлежат его родителям. Очевидно, он и его брат с сестрой унаследовали власть на этом острове, а значит, их родители погибли.

Мой взгляд снова падает на глиняные чаши. Полагаю, драконам время от времени нужно где-то хранить вещи. С их передними лапами и когтями они могли бы сделать эти простые блюда, а их огненное дыхание заменило бы печь для обжига глины.

Обнаружение реликвий заставляет меня задуматься, и я возвращаюсь к гнезду, обременённая мыслями обо всех смертях, вызванных войной. Мне начинает казаться, что я слышу треск костей крыльев и шипение призрачных драконов, привязанных к этому миру через воспоминания, которые сохранил их принц. Жуткая мелодия, которую мой разум создаёт в сопровождение этой мрачной фантазии, не помогает.

Когда чёрный дракон возвращается, я чувствую облегчение, увидев его. Огонь уже почти погас – слава богу, он вернулся до того, как это произошло, иначе я могла бы умереть от страха перед призраками-драконами.

Он стоит на всех четырёх лапах на противоположной стороне костра и слегка расправляет крылья, чтобы поймать остаточное тепло. Впадины под его суставами крыльев выглядят влажными, а чешуя блестит больше, чем обычно.

– Ты купался? – спрашиваю я.

Он бросает на меня косой взгляд и слегка встряхивается, прежде чем подойти к гнезду. Он тычет когтем в места, где были удалены загрязнённые куски, явно раздражённый из-за получившейся асимметрии. Но через несколько мгновений он прекращает свои придирки и сворачивается в гнезде, его чёрный, усеянный шипами хвост свисает через край и лежит на каменном полу.

Похоже, сегодня ночью мы делим гнездо. Что, в общем-то, не проблема, поскольку оно было построено, чтобы вмещать двух взрослых драконов и одного-двух детёнышей. Но как-то так получается, что лежать рядом с ним кажется слишком уязвимым. Слишком интимным. Я не могу перестать думать о том, как он лизал мою щёку, мою шею – «будь хорошей девочкой»

О, боже.

Я его ненавижу. Ненавижу, ненавижу, ненавижу.

Я перебираюсь на другую сторону гнезда и ложусь на самом краю, там, где травы сплетены, образуя ободок. Драконы в своём стремлении к гнездованию похожи на больших птиц, но они также напоминают ящериц, а иногда манера, с которой принц движется, напоминает кошачью грацию.

Он смотрит на меня своими золотыми глазами.

– Тебе холодно?

– Нет. – Но на самом деле мне зябко. Несмотря на весеннее тепло, которым мы наслаждались днём, мы находимся высоко, на острове, в пещере, где часто ветрено. На мне лишь лоскут ткани, завязанный на груди, и ещё один, обёрнутый вокруг талии. Не слишком-то надёжная защита от непогоды. Я не могу не тосковать по мягким, пуховым глубинам своей королевской постели дома.

– Тебе холодно, – твёрдо говорит дракон. – Иди сюда.

– Зачем?

– Ты можешь прижаться к моему животу и согреться моим теплом.

О, чёрт. Ни за что.

– Не думаю. – Мой голос звучит высоко и фальшиво, даже для меня самой. – Мне здесь очень комфортно.

– Принцесса. – Его голос становится ниже, наполняясь повелительными нотами. – Подойди ко мне.

– Я не хочу лежать рядом с тобой или быть возле тебя вообще. По крайней мере, позволь мне сделать этот выбор. Ты отнял у меня всё остальное.

Тишина. Огонь даёт последний отблеск и искру, прежде чем последняя ветка рассыпается в пепел.

Дракон говорит низким, утомлённым голосом:

– Ты хочешь, чтобы я отпустил вас всех? Хочешь, чтобы я нашёл женщин, которые согласились бы стать драконами?

– Да.

– А как много людей, по-твоему, добровольно согласятся на это превращение, чтобы спасти наш вид?

Я хмурюсь в темноте.

– Уверена, такие есть.

– Единицы, спорю на что угодно. У нас нет времени искать тех, кто согласится, или убеждать тех, кто не хочет.

– Разве вы не можете подождать до следующего сезона спаривания?

– Брачное безумие – это мощный зов. Мы можем частично контролировать его, но драконы, которые не спариваются во время сезона, теряют часть своей силы. Их магия слабеет, и они становятся более уязвимыми к болезням.

– Это несправедливо.

– Жизнь редко бывает справедливой. Мы цивилизованы во многих отношениях, но остаёмся пленниками инстинкта размножения. Даже пары одного пола спариваются во время сезона, хотя и не производят яиц.

Я лежу неподвижно, размышляя.

– А что насчёт тех, кто не хочет выбирать гендер? У меня был друг во дворце, который не любил ограничивать себя выражением только одного пола.

– Такие случаи редки среди драконов, – отвечает он. – Драконы выбирают предпочитаемый пол, находясь внутри яйца, и вылупляются, когда их выбор становится определённым.

– А если они передумают позже?

– Тогда мы называем их так, как они сами пожелают, независимо от их биологического облика. Мне нет дела до того, какие органы находятся в кармане дракона.

– И никто из вас не занимается сексом, кроме как во время сезона спаривания, раз в двадцать пять лет? – спрашиваю я.

– Верно.

– Это сложно для людей. Большинство из нас любит заниматься сексом часто или, по крайней мере, часто доставлять себе удовольствие, даже если у нас нет партнёра.

Его жёлтые глаза моргают.

– Как возможно достичь удовольствия без партнёра?

У него есть какое-то ночное зрение – неужели он видит, как я сильно покраснела? Я сама в это влезла, так что, видимо, придётся объяснить.

– Мужчины используют свои руки, чтобы гладить свой член и достичь приятного освобождения. А у женщин тоже есть чувствительные места. Те части, которые я показала тебе сегодня… они чувствительны как снаружи, так и внутри. Прямо спереди у нас есть крошечный бугорок, как очень маленькая ягода или выступающий кусочек плоти. У каждой женщины он выглядит по-разному, но при стимуляции это доставляет невероятные ощущения.

– Как его стимулируют?

– Обычно пальцами, если женщина одна, или ртом и языком партнёра, до тех пор, пока не достигнется кульминация… и тогда… боже, это потрясающее чувство. Мы называем это оргазмом.

Собственные слова начинают пробуждать во мне жаркое возбуждение. Я ощущаю, как между ног становится влажно. Если бы я сейчас не лежала в гнезде дракона, я бы прикоснулась к себе.

– И это восхитительное чувство сделало бы тебя счастливой, довольной и расслабленной? – спрашивает дракон.

Он становится слишком заинтересованным в этой теме.

– Да, но сексуальное удовольствие не решает проблемы и не даёт длительного комфорта. Это всего лишь временно.

– Любой комфорт временный, но это не делает его бесполезным, – его огромное тело движется, издавая шорох в гнезде. – Покажи мне эту часть снова. Я использую свой язык, чтобы сделать тебя довольной и расслабленной.

– Нет! – вскрикиваю я, сжимая ноги. – Такие вещи не делаются между драконами и людьми, и уж точно не между врагами.

– Почему нет?

Почему нет? – требует мое тело. Почему, чёрт возьми, нет?

– Это неправильно, – шепчу я. – Как если бы я позволила лошади или волку трахнуть меня.

– Но я бы не трахну тебя, а только лизну. И я не совсем зверь. У меня есть более высокие цели.

– Нет, я… дело не в этом. Ты, очевидно, очень умен, и… чёрт, дело даже не в умственных способностях…

– Это потому, что мы – враги. Ты презираешь саму мысль о моём языке на своих гениталиях, потому что ненавидишь меня.

На мгновение я представляю себя, распростёртую в гнезде, с вытянутой мордой дракона между моих ног, его язык скользит из пасти, проникая внутрь меня…

Моя промежность отчаянно пульсирует. Я с трудом удерживаюсь, чтобы не прижать к ней руку.

– Тебе стоит прикоснуться к себе, если это принесёт тебе комфорт и удовольствие, – говорит дракон.

– Я не могу сделать это в твоём присутствии. Это было бы неприлично.

– Так много правил, – бормочет он. – Если бы у драконов были такие части и подобные склонности, мы бы пользовались этим в полной мере. Жизнь и так достаточно тяжела, чтобы лишать себя простых удовольствий.

– Что для тебя является простым удовольствием?

– Полёт на закате. Хороший кусок оленины. Прогулка по пляжу на рассвете. – Он тяжело вздыхает. – Вилар – моя сестра – она любила пляж.

– Не знаю, нравился ли моей матери пляж или нет. Иногда она отправляла меня туда с гувернанткой, несколькими стражниками и несколькими служанками. Иногда она позволяла мне взять с собой пару дочерей местной знати. Но сама никогда не ездила с нами.

Мы оба так долго молчим, что я уверена: он, должно быть, заснул. Но он снова, тяжело вздыхает, от боли и беспокойства. Его движения в гнезде отрывисты, он расстроен. Я слишком хорошо знаю это чувство, когда ты жаждешь сна, а он безжалостно ускользает.

Его вздох даёт мне повод поддаться порочным желаниям, бушующим в теле. Повод позволить себе сделать что-то по-настоящему извращённое.

– Тебе станет легче, если я позволю тебе меня полизать? – тихо спрашиваю я.

Он замирает.

– Это было бы приятным отвлечением от моих мыслей.

– Если я позволю тебе это сделать, ты никому не расскажешь. Ни своим собратьям-драконам, ни кому-либо из пленниц.

– Клянусь костями моего отца.

Мои пальцы нащупывают лоскут юбки, который я сделала для себя. Я задираю его до талии, затем приподнимаю задницу и снимаю нижнее бельё.

– Ну же, – шепчу я.

Звук его огромного тела, грузно передвигающегося по гнезду, почти заставляет меня отказаться от своего согласия. Но когда я поднимаю ноги и раздвигаю бёдра, я слегка провожу кончиками пальцев по своему лону. Оно влажное и тёплое, такое чувствительное, что я громко стону.

– Я что, наступил на тебя? – В голосе дракона слышится ужас.

– Нет, – уверяю я его. – Я издаю такие звуки, когда мне приятно. Многие люди так делают.

– Я слышал, что драконы тоже издают странные звуки во время спаривания. – Его голос доносится из-под моих согнутых коленей, и я слегка вздыхаю, поражённая тем, как быстро он занял позицию. Кроме блеска его жёлтых глаз, я вижу лишь смутные очертания его фигуры в темноте.

– Будь нежен, пожалуйста, будь нежен, – шепчу я. – Без зубов, только языком.

– Только мой язык, – обещает он. Его голос такой низкий, такой глубокий, такой насыщенный тьмой и огнём, что я дрожу в предвкушении. Я сжимаю колени, отводя ноги назад, дрожа. В ожидании.

Его язык скользит по моему клитору, и я схожу с ума. Из горла вырывается резкий крик абсолютного экстаза.

Он отстраняется.

– Это было неправильно?

– Нет, нет, это было идеально. Сделай это снова. Снова и снова. О черт! – Я задыхаюсь, когда его огромный язык ласкает меня. Он раздвоен, боже, он раздвоен и извивается, исследуя половые губы, скользя по моему влагалищу. – Боже, да!.. Попробуй меня, поиграй со мной…

Я дрожу, испытывая более сильное желание, чем когда-либо в жизни. Я дважды занималась сексом с мужчинами: один раз с тихим, прилежным сыном дворянина, которому я могла доверять и который не стал бы хвастаться, и один раз с мужчиной-слугой, приехавшим с юга. Я сожалела о втором случае. И, возможно, я пожалею и об этом, но сейчас я физически и морально не способна передумать. Я слишком сильно хочу получить удовольствие.

Его язык снова отстраняется, и я протестующе хнычу.

– Почему ты остановился? – Внезапная неуверенность сжимает моё сердце. – Я не нравлюсь тебе на вкус?

– Ты самая вкусная из всех, кого я имел удовольствие пробовать, – говорит он. – Но я хотел попросить тебя показать мне ту часть, о которой ты говорила. Тот маленький бугорок, о котором ты упомянула.

– Мой клитор, – шепчу я. – Он здесь. – Я кладу на него палец.

Его язык снова скользит по моему лону, поднимаясь к тому месту, на которое я указала. Его раздвоенный язык водит кончиком одной части по моему клитору, а другой нежно гладит меня.

– О боже, – выдыхаю я.

Его язык исчезает.

– Ты часто упоминаешь бога. Какому богу ты поклоняешься?

– Сейчас определенно не время для религиозных дискуссий.

– Ладно. – Он снова лижет меня, на этот раз быстрее, и я издаю тихий стон. Я сверхчувствительна, вспотела, мучаюсь, жажду оргазма. Он продолжает играть со мной, лижет и гладит, пока мне не начинает казаться, что я схожу с ума, но не могу получить нужное мне давление.