Текст книги "Гедеон"

Автор книги: Рассел Эндрюс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 29 страниц)

– Думаю, да.

– Коринф, – повторил старик. – Они, наверное, остановятся на ночь в хорошем, чистом мотеле. Чтобы утром как следует все осмотреть. Если поедете за ними, то, может, и нагоните.

– Именно так я и сделаю, – пообещал Преследователь, молча сунул руку в карман ветровки и выхватил оттуда девятимиллиметровый полуавтоматический пистолет «ЗИГ-зауэр» немецкого производства.

Преследователь всадил две пули прямо в лицо старухи почти в упор. Она умерла еще до того, как ее тело повалилось на пол – медленно и грузно, как большая раздувшаяся кукла.

Теперь Преследователь целился в старика, который застыл с обезумевшим взглядом и поднятыми руками, словно пытаясь защититься. Первый выстрел раздробил ему правую кисть, и куски пальцев разлетелись по гостиной. Вторая пуля прошла сквозь кадык. Старик стал оседать, захлебываясь кровью, в разорванной глотке что-то неприятно булькало и хрипело. Потом шум стал стихать и рука умирающего медленно потянулась к щеке. Уже почти бессознательно он в последний раз погладил свои бакенбарды. Преследователь, стоя над ним, выстрелил еще раз, попав между глаз. Больше тело не шевелилось.

Все затихло, кроме музыки, которая раздавалась из проигрывателя. Преследователь подошел поближе и выстрелил в крутящуюся пластинку.

Элвис Пресли ему никогда не нравился.

В одном из карманов ветровки лежал большой черный пластиковый мешок для мусора. И пара одноразовых перчаток из латекса. Преследователь надел их. Предстояло убрать все лишнее. Имя Карла Грэнвилла ни в коем случае не должно всплыть в связи с этим преступлением. Именно поэтому Преследователь воспользовался чистым «ЗИГ-зауэром», а не засвеченным «смит-вессоном», который привязывал писателя к двум убийствам – агента ФБР в округе Колумбия и блондинки в Нью-Йорке. И именно поэтому Преследователю предстояло сейчас уничтожить все следы пребывания Грэнвилла в этом доме.

На кухонном столе стояли четыре стакана, пустая тарелка с крошками хлеба и деревянный поднос. Преследователь засунул посуду в мусорный пакет. Возле раковины висело кухонное полотенце. Весело напевая, Преследователь протер им водопроводный кран, стол и стулья, уничтожая отпечатки пальцев. Он действовал тщательно и методично. На камине в гостиной стояло несколько фотографий Элвиса. Их Преследователь тоже отправил в мусорный пакет. Туда же полетели конфетница и пепельница с кофейного столика, который Преследователь аккуратно вытер полотенцем. Затем он отправился к «сабурбану» – осторожно ступая по дороге к двери между телами и растекшимися лужами крови – и вернулся с маленьким, но мощным пылесосом. Преследователь использовал его, чтобы как следует почистить обивку дивана и кресла, а также ковер гостиной.

Отстреленные пальцы Дуэйна Лa Рю Преследователь не тронул.

В бунгало была всего лишь одна, совмещенная с туалетом ванная. Грэнвилл вполне мог туда заходить. Преследователь протер дверь изнутри и снаружи, обе дверные ручки, сиденье унитаза и сливной бачок, а также краны с горячей и холодной водой. Прошелся пылесосом по ободку унитаза и полу под ним, на случай если туда упал хоть один лобковый волос. Возможно, Грэнвилл открывал аптечный шкафчик, разыскивая аспирин или еще что-нибудь. Поэтому Преследователь дочиста вытер зеркальную дверцу, а все содержимое шкафчика высыпал в мусорный пакет вместе с расческами и зубными щетками. Никогда не знаешь, чем занимаются люди в чужих ванных за закрытыми дверями. Так что лучше не рисковать.

Преследователь предпочитал не полагаться на милость случая.

От проделанной работы ему стало жарко и захотелось пить. Он пошел на кухню и открыл холодильник. Там он нашел пахту и упаковку кока-колы на шесть банок. Преследователь достал одну из них, открыл и осушил содержимое, как обычно убедившись, что здесь, на Юге, напиток делают слаще, чем на Севере. Пустую банку он кинул в мусорный пакет.

Аккуратно пройдя между телами еще раз, Преследователь вытер входную дверь, ручки, косяк и дверной молоток. Закрыл все окна и запер заднюю дверь. Запихал полотенце в мусорный пакет, поплотнее завязал сам пакет, выключил свет и закрыл переднюю дверь. На улице совсем стемнело. Преследователь положил пакет и пылесос на заднее сиденье «сабурбана» и сел за руль, замешкавшись лишь на миг, чтобы стянуть перчатки и затолкать их в бардачок вместе с «ЗИГ-зауэром».

Довольный собой, Преследователь включил мотор и уехал в ночь, ни разу не оглянувшись.

23

– Какая красивая улица! А вы как считаете?

– О да! Просто потрясающая!

– А расположение…

– Весьма удачное.

– Отсюда очень легко добраться и до Капитолийского холма, и Джорджтауна. Поблизости великолепные магазины. Очень хорошее расположение.

Ярко-красные, обведенные карандашом губы Марши Чернофф расплылись в улыбке. Она чуяла запах продажи. Ну, если быть точной, сдачи в аренду. Зато отличной! За недвижимость просили дорого, а мебели там не было совсем – не лучшая комбинация. И все-таки Марша была уверена, что эти двое, явно чувствующие себя не в своей тарелке, очарованы домом и их можно раскрутить по полной программе.

Марша работала на компанию «Риелторы округа Колумбия». Она специализировалась на том, что находила дома в пригородах для государственных служащих, которые собираются провести в Вашингтоне по крайней мере три месяца. Давненько ей не попадались такие покладистые клиенты, как супруги Херш! Марша решила, это из-за того, что они не слишком искушены и к тому же волнуются. Округ Колумбия часто производит ошеломляющее впечатление на чужаков, а мистер Херш здесь явный чужак.

Леонард Херш был адвокатом, которого вытащили откуда-то из Нью-Гемпшира и пригласили в Вашингтон для участия в расследовании последнего сенаторского скандала. В этом деле было все – сексуальные домогательства, подкуп должностных лиц, препятствование отправлению правосудия… Плохо для страны, подумала Марша, зато хорошо для риелторов! В прошлом люди, подобные Леонарду Хершу, приезжали в Вашингтон на две-три недели, не больше. Тогда было время отелей. А теперь они могут торчать здесь по два-три года. Настало время сдаваемых внаем одноэтажных домов на три спальни. Девиз Марши, вышитый на диванной подушке в ее офисе, гласил: «Спасибо Тебе, Боже, за то, что Ты послал политикам слабые мозги, загребущие руки, твердые члены и деньги налогоплательщиков».

Донна Херш, жена Леонарда, не имела никакого отношения к расследованию. Она преподавала в начальной школе. Марша видела ее будущее как на ладони: Донна останется без работы на год или больше, ей все надоест и станет скучно, и уже к Рождеству она забеременеет и будет готова осчастливить мир еще одним адвокатом. Если расследование затянется, она нарожает целый класс детишек.

Дом, который Марша показывала супружеской паре, только что освободился. Очень странно, но предыдущий жилец исчез, не сказав никому ни слова, и даже не забрал залоговый взнос и уплаченную вперед арендную плату. Впрочем, недвижимость была в превосходном состоянии. Все цело, блестит и сияет. Ничего не пропало.

Супруги Херш осматривали третий дом подряд, и Марша чувствовала, что Донне не терпится найти жилье себе по вкусу. Она уже готова принять решение. Этой женщине требуется место, где можно пустить корни.

– Предыдущий жилец был просто без ума от соседей, – солгала Марша. Того мужика она почти не знала. – По-видимому, тут настоящая община.

Марша завела клиентов в переднюю дверь и сейчас наблюдала, как Донна Херш оценивающим взглядом окидывает просторное помещение, гладит рукой по нежно-голубым обоям холла и воркует:

– Мне нравится! Кажется, это то, что нам нужно.

Они прошлись по всем комнатам, и Марша знала, что с каждой минутой клиенты все больше и больше склоняются к мысли об аренде именно этого дома. В каждой спальне они обсуждали, какую именно мебель они привезут из Нью-Гемпшира и куда именно поставят. Оба слегка нахмурились в небольшой ванной комнате, зато одобрительно кивнули, увидев удобную ванну. Ей понравилась столовая, совмещенная с кухней, а он решил, что в пристройке можно устроить прекрасную телевизионную комнату и кабинет.

К тому времени, когда они наконец добрались до кухни, прошел почти час. Донна провела пальцем по поверхности кухонного шкафчика, улыбнулась Марше и произнесла:

– Мы согласны.

Марша вознесла небесам краткую молитву. Она не любила искушать судьбу и потому поблагодарила того, кто наверху, кем бы он ни был. Затем начала объяснять супругам Херш условия контракта – оплата вперед за два месяца, залоговый взнос в размере месячной оплаты, минимальная гарантия сроком на полгода… Она подняла глаза на Донну и заметила, что та, нахмурившись, смотрит в угол кухни.

– Что-то не так? – спросила Марша.

– Я уверена, в рекламном проспекте говорилось, что здесь есть холодильник. Даже точно называлась марка – «Саб-Зиро». Я точно помню, потому что хотела такой еще дома…

– Конечно. Там именно так и написано. Превосходный «Саб-Зиро». Он стоит… стоит…

Марша повернулась и сама нахмурила брови. Холодильника не было.

– Странно, – произнесла она.

– Вся бытовая техника должна идти вместе с домом. В любом контракте на аренду это указано, – заметил Леонард Херш.

– Совершенно верно, – отозвалась Марша, все еще пытаясь сообразить, куда мог исчезнуть огромный «Саб-Зиро» из нержавеющей стали. – И я даю гарантию, что, когда вы въедете в дом, здесь будет стоять точно такой же холодильник или равноценный ему.

– Вы уверены?

– Совершенно.

Донна Херш широко улыбнулась.

– Ну тогда, как я уже сказала, мы согласны.

Марша Чернофф объяснила супругам, что нужно сделать, прежде чем вселиться. Только далеко не так безукоризненно, как обычно. Она забыла сказать об оплате коммунальных услуг и даже о том, что они обязаны предупредить о выезде из дома за три месяца. Мысли Марши были далеко.

Она думала: «Кому, интересно, пришло в голову вломиться сюда и стащить холодильник?»

24

Sapientia. Pax. Deus.

Эти слова выгравировали на арке из темного красного дерева над дверью, которая вела в простую, грубо построенную часовню.

Мудрость. Покой. Бог.

Отец Патрик Дженнингс смотрел на эти слова и молился всем сердцем, чтобы в один прекрасный день понимание их истинного значения вернулось к нему. Когда молитва закончилась, он поднял глаза еще выше, к облачному небу. Священник печально улыбнулся набежавшей тучке и подумал: «Дьявол, сейчас бы мне понять хоть одно из них!»

На какое-то время он повернулся к часовне спиной, чтобы бросить взгляд на местность, где располагался монашеский приют Святой Катерины Генуэзской – двадцать четыре акра земли, покрытой роскошными лесами в Блэк-Маунтинс – Черных горах округа Янси, штат Северная Каролина. Отец Патрик уже бывал здесь. Когда ему предложили перебраться в Вашингтон, он уложил все пожитки на заднее сиденье машины, покинул Маркетт и направился к югу. Он провел в приюте неделю, спал на жесткой узкой кровати в одной из трех лишенных всяких удобств общих спален, гулял по территории, рубил дрова, думал и молился. Много километров он прошел пешком в ту неделю. Он видел старые захоронения индейцев-чероки, сохранившиеся с конца семнадцатого века. Спускался в городок Эшвилл к могиле писателя Томаса Вулфа. И даже наполовину взошел на гору Митчелл, самый высокий пик к востоку от Миссисипи. Восхождение было великолепно, но тропа слишком ненадежна, он оступился и растянул лодыжку. Отец Патрик дал себе слово, что когда-нибудь вернется сюда и дойдет до самой вершины, чтобы искупаться в ледяном потоке и послушать рев легендарного водопада.

Об этом волшебном месте Патрику поведал его наставник, отец Тадеуш Джойс. Сам он приезжал сюда в юности, будучи еще молодым священником. Теперь же, оставив преподавание, он возглавлял приют. Устанавливал правила, наставлял тех, кто в этом нуждался, проводил дни в благочестивых размышлениях. Когда отцу Патрику понадобилось убежище, он без колебаний отправился именно сюда. К единственному человеку, с кем хотел поговорить.

Но до разговора дело так и не дошло. Отец Патрик целыми днями молчал. После той леденящей душу исповеди, которая словно повергла его в пучину мутного бушующего моря, ему хотелось только тишины. Казалось, все произошло давным-давно. Как будто в далеком сне. Но отец Патрик знал, что это был не сон. С тех пор как священник, спотыкаясь и пошатываясь, вышел из своего любимого собора, он не мог больше ни о чем думать. Он мало спал и почти ничего не ел.

Мир отца Патрика перевернулся, и только молчание не давало ему рассыпаться окончательно.

Отец Патрик считал, что имя святой Катерины очень подходит приюту. В свое время святая Катерина как могла избегала общения с Богом. Вела светскую жизнь, которая не принесла ей ничего, кроме опустошения и неудовлетворенности. И потому она ушла от мирской суеты, посвятив себя уходу за больными и немощными. Люди, которые приходили в приют, посвященный ее памяти, нуждались в возрождении чувства единения с Господом. Чувства единения с собственной душой.

Отцу Патрику нужно было не только вновь обрести веру в Бога. Он не знал, что ему делать.

Он подышал на ладони – даже летом холодный горный воздух пробирал до костей – и шагнул в часовню. Там было почти темно, только слабый свет пяти десятков расставленных свечей пробивался сквозь мрак. На какой-то миг отцу Патрику показалось, что часовня пуста, но потом он услышал шорох, легкое покашливание и увидел, как его наставник поднимается с передней скамьи.

– Здравствуй, Тад, – произнес отец Патрик. – Извини, я нечаянно тебя разбудил.

– Удивительно, но чем старше я становлюсь, – ответил отец Тадеуш, – тем больше мне нравится дремать в церкви. – Он зевнул и улыбнулся своему ученику. – Рад, что ты пришел поговорить. Иногда мне не хватает наших бесед.

– А я думал, они тебя сердят.

– О да! Никому не удавалось меня разозлить так, как тебе!

Отец Патрик слабо улыбнулся. Но эта тень улыбки быстро промелькнула и угасла.

– Если говорить честно, Пат, – заметил старый священник, – ты выглядишь паршиво.

– Говори честно, – попросил Дженнингс.

Отец Тадеуш вытянул руки и снова зевнул.

– Знаешь, – сказал он, – я видел тебя рассерженным, расстроенным и очень пьяным. Но я никогда не видел тебя таким испуганным.

– Я никогда так раньше не боялся.

– Страх есть большее зло, чем само зло. Святой Франциск Сальский. Я верю в это.

– Я тоже верил. Но теперь не верю.

– Ты заставил многих людей переживать за себя, – сказал отец Тадеуш ученику. И, видя его недоумение, пояснил: – О твоем загадочном исчезновении написали в газетах.

– Я думал, новости сюда не доходят.

– Времена переменились, – объяснил отец Тадеуш. – Те, кто хочет укрыться от мира, конечно, вправе это сделать. А я вот не могу обойтись без Интернета.

– До того, как уехать из Вашингтона, – начал отец Патрик, – я выслушал одну исповедь. Узнал нечто омерзительное от человека, обладающего большой властью.

– И это тебя так испугало?

– В какой-то мере. Но не только это. Больше всего меня страшит то, что я должен что-то предпринять. Я думаю, люди должны об этом знать.

– А-а, вот в чем дело! Так ты собираешься нарушить тайну исповеди?

– Я думал, и не только об этом. Но пока ничего еще не предпринял.

– Что бы ты ни решил и что бы ни случилось потом, тебе не следует бояться Бога. Я хорошо тебя знаю и потому так уверен.

Отец Патрик рассмеялся. Резким, хриплым смехом.

– Я боюсь не Бога, – сказал он.

– Пат, – медленно произнес пожилой священник, – я всегда считал тебя необычайно умным человеком. И к тому же высоконравственным. Зачастую эти качества противоречат друг другу. Их сочетание не всегда способствует спокойной жизни.

– А мне так нужен покой, Тад! Я ищу только покоя!

– Кто, кроме Господа нашего, сможет его дать? Разве способно мирское существование удовлетворить сердце?

– Не способно, – признал отец Патрик, вздыхая. – И никогда не было способно.

– Я давно тебя знаю, сын мой. Так давно, что могу сказать: не покоя ты ищешь. И никогда не искал. И наверное, никогда не будешь искать.

– Тогда скажи мне, – прошептал отец Патрик, – что я ищу?

– Силу, – ответил отец Тадеуш. – Тебе нужна сила, чтобы сделать то, что, по твоему мнению, ты должен сделать. Но помни слова святого Киприана Карфагенского: «Никто не спасется собственными силами, а только милостью Божьей».

– Аминь, – промолвил отец Патрик. Он закрыл глаза, чтобы не видеть мерцающего света свечей. Чтобы не видеть мир, который был так далеко и все-таки пугающе близко. – Аминь.

25

Одно из самых яростных и жестоких сражений Гражданской войны произошло в октябре 1862 года в городе Коринф, штат Миссисипи, и длилось целых два дня. Почти семь тысяч человек погибли, две трети из них – конфедераты, которых возглавлял генерал Эрл Ван Дорн, уроженец этого штата. Силы северян, ведомые генералом Уильямом Розенкрансом, заставили его отступить, обескровили его войска и нанесли им сокрушительное поражение. Даже через полтора века в городке все напоминало об этой битве. Огромное национальное кладбище, где покоились останки погибших солдат – четырех тысяч воинов, похороненных в безымянных могилах. Монументы на местах самых ожесточенных боев. Реконструированная батарея союзников и музей, в котором было полно предметов той эпохи и документов, описывающих разруху и опустошение. Ежегодно группы энтузиастов собирались в Коринфе, чтобы в костюмах середины прошлого века разыграть сцену сражения во всех деталях.

Тогда Коринф считался важным стратегическим железнодорожным центром. Теперь же этот населенный пункт, прозванный Вратами в Штат Миссисипи, существует только благодаря своему очарованию. Его гордым девизом стали слова: «Разнообразие большого города, атмосфера маленького городка».

Карла Грэнвилла и Аманду Мейз не интересовали ни разнообразие Коринфа, ни его атмосфера. Им нужны были детали. Детали, которые помогли бы собрать доказательства и установить личность Гедеона. Что, в свою очередь, надеялись молодые люди, поможет им остаться в живых. Поэтому они направились в Коринф. Чтобы найти хоть что-нибудь, что совпало бы с описанием городка на реке Миссисипи, вымышленного Карлом Симмза, где вымышленный одиннадцатилетний мальчик Дэнни убил своего вымышленного безымянного младшего брата.

Карл и Аманда должны были превратить вымысел в реальность.

По крайней мере, прошлой ночью им удалось поспать. Наконец-то!

Покинув супругов Лa Рю и их дом-святилище памяти короля рок-н-ролла, они направились на юг, сделав лишь на пару минут остановку у аптеки по просьбе Аманды. По дороге решено было провести ночь в мотеле. Они выбрали маленькую гостиницу в местечке Чевалла, штат Теннесси, примерно в десяти милях от Коринфа, которая чем-то неуловимо смахивала на уединенный придорожный мотель из кинофильма «Психо». Называлось это заведение «Лучший отдых».

Аманда заплатила за номер наличными, Карл в это время находился в машине. Сонный регистратор не стал спрашивать, есть ли у нее удостоверение личности, зато попросил сообщить номер машины. На всякий случай Аманда назвала вымышленный, надеясь, что парень не пойдет проверять. Не пошел. Свое настоящее имя Аманда называть не стала, а представилась Джанет Элк. Так звали ее лучшую подружку в начальной школе. Тоже обошлось. Очевидно, в «Лучшем отдыхе» было не принято называть настоящие имена.

Да и понятно почему. Ведь они с Карлом сейчас в «библейском поясе».[21]21
  «Библейский пояс» – регион США (особенно на Юге и частично на Среднем Западе), где сильны традиции протестантского фундаментализма.


[Закрыть] А грех здесь воспринимают серьезно. И с большим удовольствием.

Их номер находился неподалеку от парковки, рядом с неработающим льдогенератором. Все комнаты располагались неподалеку от парковки, на которой кроме их «субару» стояли только две машины. В душном номере пахло сыростью и аэрозолем «Рейд». В раковине ванной комнаты было много огромных насекомых, некоторые еще копошились. Шумно пыхтел оконный кондиционер, стараясь изо всех сил охладить воздух, правда, без особого успеха. Снаружи было около тридцати семи с половиной градусов, внутри – примерно тридцать три.

Посреди узоров, смутно напоминавших орнаменты индейцев-навахо, стоял единственный стул с прямой спинкой, задвинутый под стол из жаростойкого пластика. Сам стол намертво прикрепили к стене. Еще номер украшали телевизор и двуспальная кровать, на которую можно было лечь, только предварительно бросив в слот монетку.

Аманда плюхнулась животом на провисшее ложе и повернула голову – посмотреть на Карла.

– Можешь идти в душ первым, – объявила она.

– Нет-нет, – возразил Карл, махнув в сторону крошечной ванной с джентльменской церемонностью, – я настаиваю.

– Нет, это я настаиваю. Я собираюсь вылить на себя всю горячую воду в этом заведении, до последней капли. Так что пользуйся, пока можно.

– Ну, если так…

– Но вначале мы изменим твою внешность.

Аманда вытащила из-под стола стул, отнесла его в ванную и поставила у раковины. Призывно похлопала по сиденью. Карл последовал приглашению и уселся перед зеркалом. Аманда достала из сумки бумажный пакет и под недоумевающим взглядом Карла извлекла оттуда ножницы и флакончик средства для окраски волос «Клэрол», каштанового оттенка. И то и другое она приобрела днем в аптеке.

– Тебя очень легко узнать, – сказала Аманда.

Она положила ладонь Карлу на макушку, чтобы тот не крутился, и начала щелкать ножницами, состригая волосы.

– Надеюсь, у тебя есть опыт, – пробормотал Карл.

– Думаешь, я бы взялась за твою прическу, если бы не стригла раньше? Естественно, у меня есть опыт!

– Ты врешь, правда?

– Конечно, – заверила его Аманда, широко улыбнувшись. – А теперь подними голову. И не подглядывай в зеркало!

Волосы Карла клочьями падали вниз, и он расслабился, наслаждаясь легкими прикосновениями ее рук – к плечу, шее, виску. Мысли блуждали где-то далеко, он думал о том, что еще предстояло сделать. Карлу казалось, что все началось много-много лет назад, он уже и не помнил, когда в последний раз весело и беззаботно гулял по улицам Нью-Йорка. Он думал о том, как жил и работал до того, как Мэгги Петерсон вошла в его жизнь. О друзьях, с которыми не встречался и не…

– Эй, осторожнее! – воскликнула Аманда. Ее слова вырвали Карла из мира грез. – Сиди спокойно! Еще немного, и ты бы стал точной копией Ван Гога.

Она заметила, что Карл побледнел, а его затылок покрылся холодным потом.

– Что случилось? – спросила она.

– Я п-п-подумал, – пробормотал Карл, запинаясь. – Мне нужно срочно позвонить…

– Кому? – недоверчиво осведомилась Аманда.

Карл в замешательстве посмотрел на нее. Долгим, грустным взглядом.

– Извини. Я просто устал. Сидел вот, думал, что нужно проверить дома автоответчик, вдруг кто-то позвонил по работе… Как будто у меня есть работа. Или автоответчик. Или дом.

– Я знаю, – тихо произнесла она. – Мне тоже приходят такие мысли.

Аманда закончила стрижку в молчании. Когда все было готово, она напомнила:

– Помни, большая часть горячей воды – моя!

Бросив Карлу бутылочку с краской, добавила:

– И не забудь вот это!

Потом Аманда вышла из ванной, плотно прикрыв за собой дверь.

Душ немного оживил Карла. Слегка отдающая серой вода была довольно горячей, хотя в самом начале немного ржавой. Колючие струйки-иголочки приятно обжигали тело, принося облегчение затекшим мышцам, и Карл направил воду на плечи. Приняв душ, он вытерся, затем втер каштановую краску в то немногое, что осталось от его вихров. Карл не выходил из ванной и ждал ровно полчаса – за это время краска полностью взялась, – и только потом подошел к зеркалу. Оттуда на него смотрел незнакомец. У нового Карла Грэнвилла короткие прямые волосы плотно прилегали к черепу. Хотя темно-коричневый цвет выглядел не совсем натурально, получилось не так уж плохо. Он бы и сам не смог узнать себя с первого взгляда.

Обмотав полотенце вокруг талии, Карл вышел в комнату и замер с открытым ртом, увидев Аманду. Не только он один изменил облик. Ее роскошные, длинные и густые рыжие волосы остались в прошлом, Аманда обрезала их почти под ноль. И выкрасила в иссиня-черный цвет.

– Мою фотографию тоже показывали по телевизору, – сказала она. – Я и подумала, что лучше подстраховаться.

Карл ничего не ответил.

– Ну как? – спросила она.

Карл, не произнося ни слова, продолжал в изумлении таращиться на нее, и тогда Аманда разрыдалась.

– Эй, – выдавил наконец Карл, – перестань. Я просто удивился. Прекрасная стрижка! Честно-честно!

– Господи! – всхлипывала Аманда. – С нами столько всего случилось, и из-за чего я плачу? Из-за того, что подстриглась! Как можно быть такой девчонкой?

Карл хотел обнять ее, утешить. Ему казалось, что так будет правильно. Но Аманда вырвалась и поспешила в ванную. Карл услышал плеск льющейся воды, провел рукой по своей новой прическе, плюхнулся на кровать и со свежими силами принялся изучать карту региона, обводя кружочками города, которые находились в радиусе пятидесяти километров. Посмотрел выпуск последних новостей по каналу «Апекс ньюс нетуорк». Узнал, что ФБР сейчас получает почти по триста телефонных звонков в час от людей, которые совершенно точно его видели. Уже позвонили из тридцати одного штата, включая Аляску и Гавайи. Федеральное бюро расследований по сведениям, полученным из достоверных источников, пытается проверить все сообщения.

Карл все никак не мог привыкнуть к тому, что его фото демонстрируют по телевизору. Не мог привыкнуть к тому, что любой представитель закона жаждет его поимки и не задумываясь пристрелит, едва увидев. Как такое может быть?! Смотреть дальше Грэнвиллу не хотелось, и он выключил телевизор.

– Тебе лучше? – спросил он Аманду, когда та, шлепая босыми ногами, вышла из душа, чистая и розовая, обмотав одним полотенцем волосы и завернувшись в другое.

– Лучше, – тихо сказала она. Но ее взгляд, не отрываясь, смотрел на отрезанные волосы, рыжей кучей сваленные в корзину для мусора.

– Ну, какую новость хочешь услышать первой, хорошую или плохую?

– Давай плохую, – ответила Аманда бесцветным голосом.

– Они подтвердили, что ты не погибла во время пожара. Тебя официально считают пропавшей без вести и подозревают, что ты, возможно, действуешь под моим влиянием.

– Не дождешься, – фыркнула Аманда. – Думаю, ехать в моей машине дальше стало опасно.

– Аманда, твоя машина всегда представляла собой угрозу для жизни.

Она сердито закатила глаза.

– Я имею в виду, что полиция теперь начнет ее разыскивать.

– И вот тут мы попали, – сказал Карл. – Мы не можем взять автомобиль в аренду – придется показывать кредитную карточку, не говоря уже о водительском удостоверении. А я не автоугонщик. Серийный убийца – да, но не угонщик.

– Черт, черт, черт! – Высказавшись в подобной манере, Аманда на какое-то время замолчала, мрачно перебирая в уме возможные варианты. Затем подняла брови, видимо придя к решению, направилась к окну и посмотрела сквозь шторы. – Ты по-прежнему носишь с собой тот маленький перочинный ножик?

– И что?

– Дай сюда.

Карл вытащил из кармана крошечный складной нож и протянул ей. Аманда обулась, открыла дверь и замерла в проеме, обернутая полотенцем.

– Если не вернусь через пару минут, зови на подмогу кавалерию, – сказала она.

– Аманда, что, черт возьми, ты задумала?

Спрашивать было бесполезно – она уже скрылась в душной, влажной ночи. Карл бросился к окну и выглянул, обшаривая взглядом парковку. Ничего не увидел. Ничего не услышал. Он начал кружить по комнате и ходил так до тех пор, пока через несколько минут не вернулась запыхавшаяся Аманда.

– Вот, держи, – произнесла она, тяжело дыша и возвращая ему нож. – Только я сломала лезвие. Прости.

– Аманда, что ты…

– Я открутила номера нашей машины и поменяла их на другие, которые сняла с одного из автомобилей на парковке. Копам трудно будет опознать нас в машине с номерами штата Алабама.

Она улыбнулась торжествующе и чуточку самодовольно.

– Неужели ты думаешь, что парень из Алабамы не заметит подмены?

– Конечно не заметит! Люди не обращают внимания на номера своих машин. Спорим, что семьдесят процентов всех водителей в Америке даже не знают, какие у них номера?

Карл восхищенно посмотрел на нее.

– Знаешь, а из тебя бы получился потрясающий преступник!

– Карл, а я и есть преступница, – заверила она его. – Ты сказал, есть еще и хорошая новость?

– Точно.

– И какая же?

– Редактор твоей газеты очень за тебя переживает. Говорит, что ты ему как родная.

– Как трогательно. Интересно, к остальным родственникам он тоже клеится после стаканчика красного?

– Это еще не все. Он утверждает, что ты не раз загоняла себя в ловушку односторонних, разрушительных для личности отношений.

– А что еще ему говорить? – ответила Аманда, пожав плечами. – Каждый раз, когда даешь ухажеру от ворот поворот, он считает, что у тебя проблемы с мужчинами. Так легче для его самолюбия.

– По его словам, ты была чересчур увлечена работой. И из-за этого принимала скоропалительные, а иногда даже безответственные решения.

Аманда тяжело вздохнула.

– Удивительно, – проговорила она сердито. – Все, что бы ты ни сделал в этой жизни – хорошее, плохое или бессмысленное, – можно при желании обратить против тебя. Они просто берут любой твой поступок и выворачивают наизнанку. И все принимают ложь за чистую монету. Я раньше не понимала этого, хотя всю жизнь проработала в средствах массовой информации. Совсем не понимала. Да разве поймешь, пока это не коснется тебя лично? Карл, я обещаю, нет, я клянусь, что, когда мы выберемся и наша жизнь вернется в нормальное русло, я стану совсем другой журналисткой.

Карл немигающим взглядом смотрел прямо перед собой.

– Аманда… – выдавил он.

Она ничего не ответила. Только покачала головой, словно знала, что Карл собирается ей сказать, но не хотела, чтобы он произнес эти слова вслух.

Карл чувствовал, что молчать нельзя.

– Аманда, мы никогда не выберемся. И наша жизнь никогда не вернется в нормальное русло.

Она закусила губу, ее рука, до этого спокойно лежавшая на плече Карла, сжалась, причиняя ему боль.

– Я знаю, – прошептала она. – Но если я не буду продолжать разговор, то расплачусь. А слезы два раза в день – это слишком часто.

Она сдавленно застонала, ее стон походил одновременно и на смех, и на рыдание. А Карл не мог оторвать взгляд от ее груди, вздымающейся под полотенцем. Он беспомощно смотрел на Аманду, вспоминая те времена, когда полотенце соскальзывало и…

– Если я тебя о чем-то попрошу, сделаешь? – тихо спросила она.

– При сложившихся обстоятельствах не вижу повода для отказа.

Медленно, неуверенно Аманда подошла к кровати и легла, вытянувшись.

– Пожалуйста, обними меня, а? Просто обними…

Неожиданно у Карла пересохло во рту.

– Конечно.

Он лег рядом с Амандой. Она придвинулась поближе, уютно устраиваясь в его руках, такая теплая и влажная после душа, от нее приятно пахло мылом. Карл лежал, баюкая ее в объятиях, и чувствовал, как волна животных инстинктов стремительно накатывает на него. Пробуждаются чувственные воспоминания, звонят колокола, вспыхивают огни, бешено колотится сердце.