Текст книги "Реликвия Времени"

Автор книги: Ральф Макинерни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 25 страниц)

Глава 02

I
«Что ты вяжешь?»

Игнатий Ханнан почти не общался со своими собратьями-компьютерщиками, нажившими миллионы. Лишь считаным единицам удавалось переносить практически ежедневные революции, которые к утру следующего дня превращали вчерашний великий прорыв в нечто бесконечно устаревшее. В этой сфере деятельности не было места для досужего наблюдателя. Те немногие, кому удалось подняться на самый верх, изобретательностью и подвижностью ничуть не уступали своим подчиненным. Тем не менее Ханнан не находил своих коллег собратьями по духу, и, несомненно, то же самое было верно и в обратную сторону. В конце концов, они были конкурентами и все были стиснуты рамками своего абстрактного воображения. Когда же они обращались к филантропии, всплывали другие различия. Билл Гейтс поддерживал контрацепцию, Игнатий Ханнан – Католическую церковь. Деятельность первого широко освещалась в средствах массовой информации, второй предпочитал работать без лишней огласки. Но дон Ибанес стал Ханнану самым близким другом, какой у него только был.

Прослышав о копии грота в Лурде, который Ханнан возвел на территории комплекса «Эмпедокла», Ибанес пригласил его к себе посмотреть на его копию храма в Мехико. Ханнан специально вылетел в Калифорнию, захватив с собой Лору и Рея. Вот как получилось, что Лора познакомилась с Кларой и они подружились. Лора стала наперсницей отношений Клары с Джорджем Уортом, узнала о том, что ее подруга устроилась работать к Джейсону Фелпсу, соседу-агностику дона Ибанеса. Услышав страшную новость о похищении последнего, Лора поспешила поделиться ею с Натом.

– Ты уже говорила с Кларой?

– Мне бы хотелось быть рядом с ней.

Краткое мгновение, затем кивок. Сняв трубку, Ханнан отдал распоряжения.

– Собирайся. Самолет будет тебя ждать.

– О, Нат, спасибо!

– Возможно, я сам полечу с тобой.

Это было не столько утверждение, сколько вопрос. Деловым расписанием Ханнана заведовала Лора.

– На ближайшие четыре дня нет ничего такого, что нельзя было бы отложить.

– Свяжись с Кросби. И держи меня в курсе.

Держать в курсе! Это древнее клише восходило к временам черепашьей почты, и слышать его из уст одного из проводников моментальной передачи информации было по меньшей мере странно. У Лоры перед глазами возник образ конного почтальона из «Пони-экспресс»[22]22
  «Пони-экспресс» – конная почтовая служба, действовавшая в 1860–1861 годах на Диком Западе. В качестве почтальонов нанимала невысоких мужчин небольшого роста, корреспонденция писалась на специальной легкой бумаге.


[Закрыть], который она помнила по рисунку в детской книге. Всадник скакал от одной станции к другой, заломив шляпу назад, с седельными сумками, полными писем, написанных на тонкой бумаге. Что-то вроде полевой почты времен Второй мировой войны[23]23
  Во время Второй мировой войны с целью экономии транспортных расходов военнослужащие писали письма на специальных бланках, которые затем переснимались на микропленку, а перед вручением адресату снова увеличивались.


[Закрыть], как-то пошутил Рей.

– Откуда ты знаешь?

– А ты откуда знаешь про «Пони-экспресс»?

* * *

Теперь, когда Лора вышла замуж за Рея, Нат относился со смешанными чувствами к ее дальнейшей работе в «Эмпедокле». Замужняя женщина должна оставаться дома – таковым было его убеждение, особенно незыблемое, поскольку сам он был холостяком.

– Что я буду делать дома?

– Как только у тебя появятся дети, я тебя уволю.

– Как только у меня появятся дети, я сама уйду.

Однако пока что у них ничего не получалось. Порой Лоре казалось, что Всевышний наказывает их с Реем за ту связь, которая была у них до брака. В пропитанной религией атмосфере «Эмпедокла» подобные мысли были неизбежны, даже если бы у Лоры не было брата-священника. В настоящее время отец Джон Берк работал в Ватикане. Он закончил диссертацию, и Нат настоял на том, чтобы все они присутствовали при защите. На Ната произвели впечатление кардиналы, сосредоточенно слушавшие выступление. Джон написал подробное, тщательно проработанное, развернутое продолжение тех обоснований, которыми папа Бенедикт XVI, в то время еще кардинал Ратцингер, сопроводил публикацию третьей тайны Фатимы. Защита диссертации явилась для Джона не столько испытанием, сколько праздником. По такому случаю во дворце Палаццо делла Сегнатура собрались все церковные чины. Объявление о единодушном одобрении диссертации было встречено бурными овациями. Summa cum laude.[24]24
  С наибольшим почетом (лат.).


[Закрыть] Нат хотел устроить в честь Джона торжественный ужин, однако ему пришлось ждать до следующего дня, поскольку диссертанта забрал с собой кардинал, который надеялся, что многообещающего молодого священника назовут его преемником в должности префекта Ватиканской библиотеки.

– Какой подарок будет самым подобающим? – спросил Нат.

– Почему бы не спросить об этом у самого Джона?

Подарком стал великолепный потир, который Лора помогла выбрать в магазине церковной утвари на виа делла Кончильяционе. Джон был потрясен дороговизной подарка, но его несколько утешила мысль о том, что сосуд будет использоваться во время мессы, тем самым эта честь оказана не столько ему, сколько Всевышнему.

– Джон, ты останешься здесь навсегда?

Лора имела в виду Ватикан.

– Это зависит не от меня.

Несколько раз он делился с сестрой своей сокровенной надеждой на то, что после защиты диссертации сможет вернуться домой, чтобы преподавать в семинарии или, еще лучше, чтобы получить назначение священником в какой-нибудь уединенный приход. Хотелось ли Джону стать помощником такого священника, как отец Кручек, в доме которого он останавливался во время своего краткого приезда домой в связи с расследованием обстоятельств похищения третьей тайны Фатимы? В мечтах Лора видела своего брата епископом, затем кардиналом, затем… Но это был абсурд.

Все подобные мысли оказались напрочь сметены кощунственным преступлением, совершенным в храме Мадонны Гваделупской.

* * *

С борта самолета Лора безуспешно пыталась связаться с Кросби. Нат хотел, чтобы теперь частный детектив полностью сосредоточился на поисках пропавшего дона Ибанеса. Лора была поражена тем, что ее босс ставил исчезновение человека выше исчезновения священной реликвии. Рей высказался по поводу кажущегося парадокса: два очень состоятельных человека, дон Ибанес и Нат Ханнан, сражаются за простое благочестие крестьянина.

– Можно ли купить билет на проход в игольное ушко?

Лора понимала, что эта фраза относится к воротам в Иерусалиме[25]25
  Имеется в виду фраза из Священного Писания: «Легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богачу войти в Царствие Небесное» (Мф. 19:24). Согласно легенде в древнем Иерусалиме имелись очень узкие ворота с таким названием, а ушко реальной иголки тут ни при чем.


[Закрыть], однако метафора по-прежнему подразумевала буквальную иголку. Подумать только, что швейное искусство уходит в такое далекое прошлое. Сама Лора взяла в руки вязальные спицы, чем пробудила в Рее нетерпеливые ожидания.

– Что ты вяжешь? – спросил он, и в его глазах появился блеск потенциального отцовства.

– Носки.

– Кому?

– Своему мужу.

– А.

Они уже перестали обсуждать то, что Лоре никак не удавалось забеременеть. Нат предложил прочитать новенну[26]26
  Новенна – традиционная католическая практика, заключающаяся в чтении определенных молитв в течение девяти дней.


[Закрыть], Рей ничего не имел против.

– Но я хочу стать отцом по старинке.

Внизу в разрывах облаков были видны пегие просторы Среднего Запада: лоскутное покрывало плодородных полей, главная житница страны, а теперь также кормившая и многие другие народы. Облет родины. Как легко привыкнуть порхать по всему свету на частном самолете, не связываясь с суетой регулярных авиалиний, проверками в аэропортах, задержками рейсов. И еще в полете можно было пользоваться сотовым телефоном.

Самолет пролетал над Скалистыми горами, когда Рей сообщил Лоре, что на связи Кросби.

– Мне сказали, вы уже в пути, – сказал тот.

– Вы в Калифорнии?

– Я мог бы вас встретить. Вы направляетесь в Окленд?

– Да. Я хочу быть рядом с Кларой Ибанес. Есть какие-либо новости о ее отце?

– Возможно. Буду ждать вас там.

Джек Смайли, личный пилот Ханнана, сообщил ожидаемое время прилета, и Лора передала его Кросби.

Перед заходом на посадку самолет развернулся над Тихим океаном. Приземлившись в аэропорту Окленда, он подкатил к зоне, зарезервированной для частных самолетов. Как только Лора спустилась по трапу, из здания появился Кросби. По дороге в Напа-Вэлли он рассказал, что Мигеля Арройо вызвали на допрос.

– Мигеля Арройо?

– Он встречался с дочерью Ибанеса. Похоже, они познакомились в приюте рабочих-католиков в Пало-Альто.

Лоре было известно про приют в Пало-Альто и несчастную любовь Клары к Джорджу Уорту. Но при чем тут Мигель Арройо?

Когда они приехали, им сообщили, что сеньорита Ибанес в храме. Речь шла о базилике, видневшейся за огромным особняком.

– Сначала я поговорю с ней с глазу на глаз, – сказала Лора Кросби, и тот шутливо козырнул в ответ.

В круглой часовне не было никого, кроме Клары, которая сидела неподвижно в заднем ряду, закрыв глаза и перебирая четки. Лора подсела рядом. Удивленно обернувшись, девушка бросилась в объятия подруги и залилась слезами. Как утешить человека, у которого похитили отца? Минут через десять подруги встали и вышли из часовни. Поблизости была скамейка, окруженная клумбами с пышными цветами, Лора так и не смогла определить их названия.

– При чем тут этот Мигель Арройо?

– Лора, мне пришлось рассказать о нем полиции. Он был здесь. Сказал, что ему необходимо встретиться с моим отцом. Я оставила их одних, а потом увидела на дорожке машину отца.

– Он был в ней один?

– Мигель сидел рядом, я уверена в этом. О, как я ненавижу тонированные стекла! Но я сама привезла Мигеля сюда, после того как мы встретились в городе.

– Он говорил, зачем хочет встретиться с твоим отцом?

– Лора, должно быть, это была уловка. О, какая же я дура! Отец терпеть не мог Мигеля и его воинственный подход.

Поиски машины дона Ибанеса не дали результатов. А Мигеля Арройо полиция застала в штаб-квартире «Справедливости и мира» в Лос-Анджелесе. Он выразил гневное возмущение по поводу того, что его обвинили в похищении. Да, он встречался с почтенным доном Ибанесом.

– О чем вы с ним говорили?

– Я не могу вам этого открыть.

– Лора, – сказала Клара, – Мигель не мог возвратиться в город один. Сюда он приехал на моей машине.

– Ты сказала об этом полиции?

– Да.

Когда Арройо указали на это, он заявил, что дон Ибанес отвез его в Пинату, где он оставил свою машину.

Кросби пересек лужайку и сел на скамейку, и все это пришлось повторить еще раз.

Вечером Клара с величайшей неохотой согласилась продолжать помогать Джейсону Фелпсу – все, что угодно, лишь бы отвлечься.

– Лора, ты можешь остаться?

– Я останусь, если ты хочешь.

– Пожалуйста!

На следующее утро подруги отправились вдвоем к Джейсону Фелпсу.

II
«Где мы можем встретиться?»

Теофилус Грейди руководил своими «Мужественными всадниками» из двухэтажного здания на южной окраине Санта-Барбары, куда доносился рев машин с шоссе 101. Теперь это здание пустовало, как и все лагеря вдоль границы. Трэгер сидел в машине на стоянке перед пустым зданием, гадая, что еще он может застать. После пресс-конференции в Эль-Пасо человек, спровоцировавший кризис, погрузился в полное молчание. Число жертв по обе стороны границы росло, и поднятые Мигелем Арройо кабальеро, теребившие защищавших границу «Минитменов», теперь уже оказались под огнем отрядов добровольцев, которые также вмешались в противостояние. Никто не мог сказать, чем завершится вся эта преисподняя.

Тем временем кампания молитв о возвращении чудодейственного образа набирала силу, распространяясь по всей стране. Средства массовой информации освещали ее с терпимостью, вызывающей удивление. Чисто ради смеха Трэгер вышел из машины и направился к входу в здание. Дверь оказалась открыта, и из-за столика вахтеров на Трэгера уставилась маленькая седая старушка:

– Здесь никого нет.

– А вы разве не в счет?

Старушка обнажила зубные протезы:

– Я здесь просто охраняю здание.

Судя по пластиковой табличке на столе, ее звали Глэдис Стоун.

– Я бы хотел оставить сообщение.

– Я же сказала, здесь никого нет. – Еще одна демонстрация протезов. – Кроме меня.

– Передайте, что сюда заходил Трэгер. Винсент Трэгер.

– Передать кому?

Тем, кого здесь нет. Например, Грейди. Мы с ним старые друзья.

– Вы совсем не старый.

Боже милосердный, старуха стала кокетничать. Трэгер должен был бы быть гораздо старше, чтобы ответить на ее заигрывания.

Записав свое имя, он отдал листок старушке и направился к выходу.

– Как можно будет с вами связаться? – окликнула его Глэдис.

Ага. Остановившись, Трэгер вернулся к столу. Если бы Мэрилин Монро была жива, она сейчас выглядела бы как Глэдис? Взяв листок, он записал на нем номер своего сотового телефона.

– Милок, я могла бы дать тебе свой.

– Вы мне льстите.

В данном случае больше бы подошло «сразили наповал». Дело просто в погоде или же это Калифорния делает старость такой жуткой перспективой?

– Возвращайся, мне здесь одиноко.

* * *

Трэгер уехал, гадая, возымело ли толк обещание вознаграждения, сделанное Ханнаном. Определенно ему, Трэгеру, пока что нечем похвалиться. И что затеял Кросби? Винсент направился на юг, привлеченный шумихой вокруг Мигеля Арройо. Тут в кармане рубашки завибрировал сотовый телефон.

– Трэгер?

– Yo.[27]27
  Да (исп.).


[Закрыть]

– Не знал, что ты говоришь по-испански. Это Морган.

Господи, нужно было устроить встречу «бывших». Он, Кросби и вот теперь Морган. Им всем надо было бы собраться на балконе дома у Дортмунда.

– Ты узнал мой номер от Глэдис.

– Где мы можем встретиться?

– Ты сейчас где?

– Прямо позади тебя.

В зеркало заднего Трэгер увидел кабриолет с опущенным верхом. Водитель приветливо помахал рукой.

– Сворачиваю.

Они зашли в «Макдоналдс» и сели на улице под зонтиком, защищенные от шума машин соседним зданием.

– Мне говорили о тебе, – сказал Трэгер. – В Вашингтоне.

– И что же тебе сказали?

– Помнишь старую шутку, которую так любил Дортмунд? «На другой руке у меня пять пальцев и бородавка…»

– «И родинка[28]28
  Непереводимая игра слов: английское mole, помимо «родинки», означает также «внедренный агент».


[Закрыть], доставшаяся от отца».

Убедившись в том, что Морган и есть тот человек, которого Контора внедрила в «Мужественных всадников», они перешли к делу.

– Где образ?

– Если я тебе скажу, ты мне не поверишь.

– А ты попробуй.

Морган закурил сигарету. Горячий ветер быстро развеял табачный дым.

– Игнатий Ханнан предложил за образ вознаграждение.

– Одной пенсии тебе недостаточно?

– Послушай, я по-прежнему на действительной службе.

– Расскажи это Глэдис.

Морган рассмеялся:

Наша Глэдис – это что-то… Послушай, вот какой у меня план.

Морган хотел получить миллион, предложенный Ханнаном, но как это устроить?

– Доверься мне.

В данных обстоятельствах это прозвучало как шутка. Всегда встречались агенты, которые на пороге забвения начинали работать на обе стороны. Страх за собственную жизнь являлся объяснимым мотивом предательства, хотя и не оправдывал измену.

– И еще, Трэгер, нужно будет все сделать по-тихому. Возможно, мои принципы неправильно поймут.

О, все будет понято правильно.

– В первую очередь тебе надо опасаться Грейди.

– Грейди козел. Помнишь Марлона Брандо в фильме «Виват, Сапато»?

– Ханнан нанял Уилла Кросби. Тебе лучше иметь дело с ним.

– Где он?

– Хороший вопрос.

– Я хочу иметь дело с тобой. Конечно, я возьму тебя в долю. Десять-пятнадцать процентов.

Трэгер почувствовал себя одним из членов Синедриона, препирающихся с Иудой Искариотом. Он ничего не сказал.

– Трэгер, ты обеспечишь передачу.

– Он большой?

– Миллион долларов?

– Я имею в виду образ.

Морган задумался:

– Пожалуй, влезет в багажник моей машины.

Две пары глаз обратились к кабриолету, в котором Морган преследовал Трэгера.

– Нет, – пробормотал Морган.

– Я так и думал.

Трэгер вытряхнул сигарету из пачки, оставленной Морганом на столе. Тот дал ему прикурить, щелкнув старинной бензиновой зажигалкой, вспыхнувшей, подобно горелке Бунзена. Трэгер гадал, как получить образ, не отдавая Моргану деньги. Но, впрочем, быть может, Морган также думал о том, как его обмануть.

– Дай мне номер, по которому можно с тобой связаться.

– Я тебе сам позвоню.

Глупая предосторожность. Уклонившись от рукопожатия и сев в свою машину, Трэгер проверил на своем телефоне список входящих вызовов. Номер Моргана в нем обозначился. Трэгер его вызвал:

– Да.

– Ты должен был сказать «уо».

После небольшой паузы Морган рассмеялся:

– Никогда не пытайся разыграть мастера розыгрыша.

III
«Я знакомая Ллойда»

Вернувшись из Чикаго после трех восхитительных дней, проведенных вместе с Ллойдом, Катерина Долан стала ждать его звонка. Однако прошло несколько дней, а Ллойд так и не позвонил. Когда она сама попыталась с ним связаться, ей никто не ответил. Катерина сидела у окна своей квартиры в многоэтажном доме на бульваре рядом с озером Колхаун и смотрела на водную гладь, потягивая мартини. По озеру скользили белые треугольники парусов, гонимые ветром, однако старые проблемы евклидовой геометрии больше не интересовали Катерину. Почему не звонит Ллойд?

Чем больше Катерина думала о тех днях в Чикаго, тем более тревожными становились воспоминания. Видит бог, Ллойд показал себя страстным возлюбленным, однако уже тогда Катерина почувствовала, что для него все это является чем-то несвойственным. Достав одну из его книг, она уставилась на фотографию на суперобложке. Изложение истории Элоизы и Абеляра, очень сдержанное, напомнила себе Катерина. Обычно влюбленную пару романтизировали, однако Ллойд взглянул на их отношения так, как это делала Элоиза в своих последних письмах к несчастному возлюбленному. Катерина намеревалась подшутить над Ллойдом по этому поводу, но сдержалась. В данных обстоятельствах это было бы не к месту. Ее собственная сфера научной деятельности – микробиология – была бесконечно далека от того, чем занимался Ллойд. Какое-то время Катерина преподавала в университете, затем перешла работать в частную компанию и, к своему собственному удивлению, сделала несколько открытий, защищенных патентами. Это позволило ей оставить работу, и теперь, сидя в этой самой квартире, она мечтала о том сладостном далеком прошлом, когда они с Ллойдом летними вечерами прогуливались вдоль ручья Миннехаха.

После нескольких дней молчания и тщетных попыток связаться с Ллойдом Катерина убедила себя в том, что его молчание объясняется тем, как она с ним попрощалась, – заключительным актом любви. Каждой женщине известен переход возлюбленного от жажды к пресыщению; удовлетворение голода лишает женщину былой притягательности. Разумеется, вскоре жажда возвращается, а мимолетное безразличие только добавляет в отношения огня. Правда, потом и жажда угасает. Через все это Катерина прошла вместе с этим животным Ричардом, ублюдком, за которого она вышла замуж, а затем выставила вон в промежуток между преподаванием в университете и работой в компании. Затем последовала череда случайных связей, о которых Катерина предпочитала не вспоминать. В то время она считала себя Эдной Сент-Винсент Миллей или Дороти Паркер[29]29
  Сент-Винсент Миллей, Эдна – американская поэтесса-лирик, прославилась многочисленными любовными связями. Паркер, Дороти – американская поэтесса-сатирик, известна своими любовными похождениями.


[Закрыть], женщиной сладострастной и неразборчивой, но, черт побери, кому какое дело? Если так выразиться, она сжигала свечку с обоих концов. Ей не удавалось думать обо всех этих мужчинах лишь как об игрушках, но то же самое можно было сказать и о Миллей с Паркер. Быть женщиной чертовски сложно. Почему-то мужчины могут получить наслаждение и тотчас же забыть обо всем. Взять хотя бы Ллойда. Мерзавец! Переполненная яростью, Катерина позвонила ему еще раз.

Ей ответил женский голос. Ну, хорошо. Хоть какая-то месть.

– Я знакомая Ллойда.

– Панихида завтра.

– Панихида?

– А заупокойная месса на следующий день.

– По Ллойду?

Долгая пауза.

– Боже милосердный, вы ничего не знаете?

– Говорите же!

– Кто вы такая?

– Катерина Долан. Мы вместе росли в Миннеаполисе.

До Катерины дошло, что она говорит с Джудит, одной из дочерей Ллойда. Та расплакалась, сообщая ей страшное известие. Катерина, знавшая то, о чем не догадывалась Джудит, слушала, не в силах поверить своим ушам. Неужели Ллойд отправился в Мехико в паломничество, чтобы покаяться за три дня, проведенных в постели?

– Где состоится панихида? – Катерина записала адрес в Индианаполисе. – Спасибо, – сказала она и положила трубку.

Катерина сидела оглушенная. Сраженная наповал. У нее перед глазами стояли картины того, как они с Ллойдом лежат в постели в гостинице в Чикаго, и ей казалось, что она находится в объятиях смерти. Очнувшись, Катерина начала обзванивать офисы авиалиний. О, господи, она обязательно отправится на похороны. Оказалось, что есть прямой рейс до Миннеаполиса, и Катерина заказала билет.

В кипе газет, лежавших в прихожей в ожидании того, как их отправят в мусор, Катерина нашла те, в которых описывались события в Мехико, и провела полночи, стараясь восстановить то, что произошло с Ллойдом. Однако самый большой ужас внушала ей мысль о том, что именно могло толкнуть его отправиться в святилище.

* * *

По пути в Миннеаполис самолет попал в зону турбулентности, и Катерина представила себе сообщение в газете о катастрофе. Кто ее опознает? Кому будет до нее какое-нибудь дело? Самое подходящее настроение для похорон. Панихида должна была состояться в ужасном похоронном бюро на Меридиан-авеню, где когда-то селились губернаторы и прочая знать. Поставив взятую напрокат машину на стоянку, Катерина долго сидела, глядя на тех, кто заходил внутрь. Наконец она набралась мужества сделать то же самое.

Встретивший ее слащавый служащий похоронного бюро вопросительно поднял брови.

– Ллойд Кайзер, – сказала Катерина.

– Конечно.

Служащий направил ее в траурный зал с расставленными ровными рядами стульями. У входа лежала книга соболезнований, куда скорбящие записывали свои имена. Написав «Элоиза Абеляр»[30]30
  Имя, составленное из фамилии Пьера Абеляра, французского философа-схоласта, и его возлюбленной Элоизы, живших в начале XII века и вошедших в историю своим бурным романом.


[Закрыть], Катерина прошла мимо переговаривающихся между собой людей, избегая их, ища анонимности. Она заняла место в последнем ряду, однако ее взгляд неудержимо притягивало к закрытому гробу, к которому подходили скорбящие. Они опускались на колени, крестились, затем отходили. Катерина чувствовала себя антропологом, изучающим обычаи неизвестного племени. Но это были ее соплеменники, такие же католики, какой когда-то была она сама. Каким до самого конца оставался Ллойд. Катерина вспомнила его медальон и свое глупое замечание по поводу него.

Панихиду служил высокий молодой священник с серьезным лицом. Слушая знакомые слова молитвы, повторяемые снова и снова, Катерина старалась вспомнить, что это такое – верить в то, что Бог стал человеком и поселился среди людей, в то, что своими страданиями он принес спасение человечеству, и в то, что земная жизнь является лишь преддверием вечности. Однако ей постоянно мешали мысли о последнем сексуальном единении с Ллойдом. Успел ли он исповедаться и получить отпущение грехов, снова обрести покой в этом мире и в том, который ждет после смерти? Ирония и сарказм были неуместны здесь, в этом зале, где родственники и друзья Ллойда молились за упокой его души. Катерина вышла первой, до того как начался всеобщий исход, и вернулась к себе в гостиницу.

Заупокойная месса начиналась на следующий день в десять часов утра. В церкви сохранить анонимность оказалось значительно проще. Катерина отсидела службу до самого конца, глядя на священника у алтаря, того же самого худощавого мужчину, который накануне был в похоронном бюро. Месса. Катерина попыталась вспомнить, когда в последний раз была на мессе. Их с тем сукиным сыном венчал священник; она никак не могла вспомнить почему. Благоухало ладаном; гроб, накрытый белым покрывалом, стоял в центральном проходе. В первом ряду сидели молодые пары, дети Ллойда, и один подросток. Обстановка требовала скрывать свое горе. Катерина с трудом сдерживалась, чтобы не расплакаться, скорбя по себе, по Ллойду, быть может, по всему миру безвозвратно ушедшей невинности, воскрешенному в памяти траурной церемонией.

Родные двинулись следом за гробом по проходу, чуть ли не с веселыми улыбками на лицах. Что ж, а почему бы и нет? После окончания мессы несколько человек помянули добрым словом умершего. Во время причастия Катерина услышала слова: «О Господи, я недостоин принять Тебя». Она не смогла бы выразиться лучше сама. Все остальные двинулись вперед, а она осталась сидеть. Кровь и плоть Христа. Первое причастие Катерина приняла в десять лет. Был ли Ллойд среди тех, кто тогда приблизился к священнику в церкви Святой Елены?

Катерина ушла, избегая родных и тех, кто толпился вокруг них. Когда она уже сидела в машине, к ней приблизился мужчина:

– Вы едете на кладбище?

Она молча смотрела на него какое-то время, затем кивнула. Мужчина прикрепил к бамперу машины значок.

Траурная процессия проехала по Индианаполису в сопровождении полицейского эскорта. Машины ехали на красный свет, а остальные водители пропускали их, уважая предполагаемую скорбь. Но пролил хоть кто-нибудь слезу? Катерина вспомнила Джудит, которая разрыдалась, когда она ей позвонила.

На протяжении многих лет она учила себя думать, когда этот вопрос вообще возникал, что смерть – это конец всему, что вся эта суета вокруг гниющей оболочки, оставшейся после окончания забега, все эти похороны, поминки, надгробия – на самом деле не более чем пережиток от варварских времен. Даже кремация казалась чересчур драматичной. Но, по крайней мере, так называемые останки развеивались, и оставшиеся в живых получали возможность жить дальше. Однако это были не убеждения, а лишь непроверенные предположения, и сейчас Катерина чувствовала, как их разбивает траурная церемония у могилы. Наконец появились слезы, искренняя скорбь, и она готова была захлопать. Ллойд заслужил хотя бы это от тех, кого он оставил сиротами – по всей видимости, сиротами обеспеченными. Катерина почувствовала, как у нее перед глазами все начинает расплываться.

* * *

Катерине предстояло провести несколько часов в гостинице до вылета обратного рейса. Она убедила себя в том, что нет ничего странного в том, как сильно ее тронули обстоятельства похорон Ллойда. Она говорила с женщиной, ответившей на звонок, надеясь поразить ее, и известие о смерти Ллойда оглушило ее, как раскат грома в голубом небе. В похоронном бюро Катерина захватила конверт; сейчас она положила в него несколько банкнот и написала свою фамилию. И адрес. После чего вылетела домой в Миннеаполис.