Текст книги "Третье откровение"

Автор книги: Ральф Макинерни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

– Разумеется, – сказал кардинал Пьячере, когда Родригес попросил у него санкцию на обмен. – Я очень рассчитываю на эту папку.

Проблема заключалась в том, что Родригес чувствовал себя низведенным до роли наблюдателя. Главными действующими лицами будут Трэгер и сумасшедший русский.

Но Родригес намеревался подойти к роли зрителя серьезно.

Сейчас он вместе с Донной Куандо стоял на крыше Ватиканской библиотеки. На площади внизу разъяренные демонстранты расставляли палатки и самодельные укрытия. Между двумя фонтанами, куда мочились дети, растянули транспарант с непонятной надписью. Над кострами, на которых готовили еду, поднимались струйки дыма. Родригес проверил, как с этого места просматривается Североамериканский колледж. Само здание было видно довольно хорошо, однако крыша скрывалась.

Донна Куандо предложила альтернативу – квартиру отца Ладислава в доме на склоне холма Яникул.

– Он там живет?

– И весьма неплохо, – заметила Донна.

Странный выбор жилья для помощника государственного секретаря, хотя бы уже потому, что оно находилось за пределами Ватикана.

– В ватиканском справочнике его адреса нет, – сказал Родригес. – Как ты о нем узнала?

– Реми Пувуар как-то сказал.

– Ладислав разрешит нам воспользоваться его квартирой?

– Я сделаю ему предложение, от которого он не сможет отказаться.

Родригес был потрясен. Неужели он включил в свою сеть новую Мату Хари? Однако Донна имела в виду не половое влечение.

– Пообещаю ему оставить без внимания тот факт, что он дает утечки прессе.

ГЛАВА ВТОРАЯ

I

Он прочитал Марка Аврелия

Принимая назначение в Рим, Нил Адмирари никак не думал, что отправляется на фронт. Подобно многим представителям своего поколения, всю трудовую жизнь он строил из расчета, что когда-нибудь придется выходить на покой. И дело вовсе не в том, что он больше не чувствовал в себе сил; просто работа для него всегда была лишь средством достижения будущего, красочно расписанного страховыми компаниями: седеющая парочка нежится на солнце на собственной вилле во Флориде, пожиная плоды мудрых инвестиций. Когда-то Лулу ван Акерен делила с Нилом яхту, на которой он мысленно рассекал воды Мексиканского залива. Увы, с этими мечтами пришлось расстаться. А тем временем нашлись светлые стороны и в идее прозябать в Риме, пока весь остальной мир полыхает пожаром. Нил вспоминал кафе и рестораны, вспоминал солнце, вспоминал женщин и многообещающий гомон, казалось наполнявший Вечный город. Где, как не здесь, встречать закат своей карьеры, если не жизни?

Сначала жизнь хоть как-то походила на то, что рисовало его воображение. Несколько раз в неделю Нил отправлялся из офиса, расположенного на набережной Тибра напротив Дворца правосудия, в пресс-центр, где узнавал последние новости, сплетничал о новых коллегах и встречался с Донной Куандо. Она оказалась неоценимым источником информации для статьи, написанной по поводу убийств в Ватикане. Материал перед выходом в печать перекроили до неузнаваемости. В прошлом это глубоко задело бы профессиональное самолюбие Нила, однако он давно пребывал в философском настроении. У нынешнего поколения журналистов почти не осталось правдивости и жажды истины. Нил считал себя динозавром, осколком минувшей, лучшей эпохи. Он прочитал Марка Аврелия и отправился к Капитолию, чтобы взглянуть на конную статую древнего императора-стоика, язычника в самом сердце христианского города. Пробежав взглядом усеченную версию своей статьи, Нил швырнул журнал в урну.

Однако последующие события разбудили любопытство редакторов. Во имя всего святого, что происходит в Риме? С появлением третьей тайны Фатимы, доселе скрытой, город превратился в зону боевых действий. Адмирари продолжал поддерживать ни к чему не обязывающие отношения с Анджелой ди Пиперно, скорее по привычке, чем в силу искренних чувств, и через девушку вышел на ее редактора, Ричарда Джона Нойхауса. Судя по всему, бывший лютеранский пастор, ставший священником в Нью-Йоркском архиепископстве, имел доступ ко всем нервным узлам Ватикана. Нилу не нравилась роль новичка, которого наставляет умудренный опытом священнослужитель, знающий все ходы и выходы. Его нисколько не огорчило известие о том, что Нойхаус покинул Рим.

– Любопытный тип, – заметил Нил Анджеле.

– Ты ему тоже не нравился.

– Что он про меня говорил?

– Вряд ли ты захочешь слушать, – улыбнулась Анджела.

– Ты права.

Ее скрытность казалась кокетством – мне известно кое-что, чего ты не знаешь, так попробуй вытянуть из меня информацию, – и деланое безразличие показалось Нилу лучшим способом выяснить, что о нем думает главный редактор «Первых дел».

– Если хочешь узнать, почитай «Публичную зону», – посоветовала Анджела.

В этом разделе в конце каждого номера редактор излагал свое мнение по самым разнообразным предметам с легкостью человека сведущего.

– Нойхаус немного завидует отцу Фессио, – добавила Анджела.

Джозеф Фессио, основатель издательства «Игнатий-пресс», теперь был ректором нового университета, открытого Томом Монаганом в Нейплсе, штат Флорида. «Игнатий-пресс» сделало имя изданием трудов Ратцингера на английском языке. В свое время Фессио учился у Ратцингера, затем они в течение многих лет поддерживали отношения, и сейчас, со слов Анджелы, Фессио был в Ватикане persona muchissima grata. ^[130]Каждый раз, бывая в Риме, долговязый иезуит заглядывал к бывшему наставнику, ставшему Папой, чтобы поболтать с глазу на глаз.

– Ты это читал? – спросила Анджела.

Они были в кабинете Нила на набережной Тибра. Девушка имела в виду «Публичную зону» последнего номера «Первых дел».

– Еще нет.

Нил взглянул на раздел, и первого абзаца о том, что Лус ^[131]в настоящий момент бледно представлен в Риме ветераном традиционной журналистики, оказалось достаточно. Несомненно, дальше Нойхаус отпускал какие-нибудь остроты насчет света, обыгрывая значение фамилии медиамагната. ^[132]

– Я познакомилась с потрясающим человеком, – начала Анджела и умолкла.

– И это все?

– Расскажу за обедом.

– Отличная мысль.

Из соображений безопасности они выехали за город по виа Кассиа-Антика и устроились в ресторанчике под навесом, увитым диким виноградом.

Потрясающим человеком, с которым познакомилась Анджела, была Хизер Адамс.

– Ее упрятали в монастырь в Ватикане.

– Упрятали? – удивился Нил.

– Она работает у Игнатия Ханнана.

Девушка смолкла. Нил, потягивая вино, кивнул, мол, ему знакомо имя компьютерного магната.

Анджела никак не могла выбрать между минеральной водой и дорогим «Бароло», которое заказал Нил, словно, смешав воду и вино, рисковала погасить охватившее ее возбуждение. Что ж, сенсация – вещь захватывающая.

– Это правда! Хизер – самый простодушный и искренний человек из всех, кого я только знаю.

Эта простодушная и искренняя девушка рассказала Анджеле о зловещих событиях, произошедших в «Эмпедокле», об убийстве Брендана Кроу («Он работал у кардинала Магуайра!»), о том, что ей доверили третью тайну Фатимы, которую она забрала домой, а затем передала сотруднику ЦРУ Винсенту Трэгеру.

– Бывшему сотруднику, вставшему на путь преступлений, – пробормотал Нил заученную из газет фразу.

Потом документ похитили из сейфа в кабинете Трэгера, его секретаршу убили, а сам бывший сотрудник ЦРУ, вставший на путь преступлений, тайно вылетел из Америки в Рим вместе с Хизер, которой поручили вернуть в Ватикан подложную третью тайну, воспламенившую мировой пожар.

– Так, значит, подлинную третью тайну так и не вернули? – спросил Нил.

– Трэгер рассчитывает получить ее от человека, который ее похитил.

– И убил его секретаршу?

Анджела откинулась назад.

– Понимаю, понимаю. Все это похоже на плохой фильм с Томом Хэнксом в главной роли. Если бы все это рассказала не Хизер, а кто угодно другой, я бы тоже была настроена скептически.

Эти откровения испортили Нилу обед. Одно дело терпеть снисходительность Ричарда Джона Нойхауса, совсем другое – узнавать сенсационные сведения от неопытной девчонки.

– В общем и целом это совпадает с тем, что удалось узнать мне, – солгал Нил.

– От кого?

Нил сделал серьезное лицо и указательным пальцем – а он до сих пор печатал двумя пальцами – рассек пополам рубиновые от «Бароло» губы.

– Нил, а ты бы поделился со мной тем, что я тебе сейчас рассказала?

– Ну, этот сюжет едва ли подходит для «Первых дел».

О характере Нила говорило то, что, когда подали saltimbocca alla romana, ^[133]к нему частично вернулся аппетит. Он также заказал еще одну бутылку «Бароло», как будто ему было что праздновать.

– Тебе придется пить в одиночку, – заметила Анджела.

Сама она немного опьянела. Какое же очаровательное создание! В другом мире, в мире, где Нил обитал во времена своей молодости, он, возможно, попытался бы воспользоваться тем, что трезвость Анджелы частично сдала позиции. В мире нынешнем он довольно неплохо изобразил американского журналиста в Риме, наслаждающегося обильной трапезой, оплаченной из его тугого кошелька, и развлекающего молодую коллегу рассказами о своем блистательном прошлом. Нил совершил ошибку, упомянув Лулу ван Акерен, и Анджела встрепенулась.

– Так ее звали тогда. По мужу она Мартинелли.

– Она разбила твое сердце, – заботливо произнесла Анджела.

Так кому все-таки ударило в голову «Бароло» – этой девчонке или нынешнему тусклому отсвету Луса в Риме?

– Или я ей, – сказал Нил, заканчивая разговор.

В городе Анджела попросила высадить ее у метро.

– Я бы не советовал, Анджела. Лучше возьми такси.

– Может быть, и возьму.

– Послушайся моего совета.

Нил оставил машину в подземном гараже под административным зданием, где размещался его офис, и быстро прошел к Ватикану, стараясь ничем не привлекать к себе внимание во враждебной толпе. В воротах его остановили швейцарские гвардейцы, но он упросил их связаться с Донной Куандо. Неизвестно, что та им сказала, но Нила пропустили.

Донна ждала перед домом Святой Марфы. Они прошли по брусчатке в маленький сквер и сели на скамейку, куда усилившийся ветерок доносил брызги журчащего фонтана. Нил быстро изложил то, что узнал от Анджелы ди Пиперно.

– Кто тебе это рассказал? – спросила Донна.

– Не ты, дорогая. А я полагал, мы с тобой друзья.

Она положила пальцы с накрашенными ногтями ему на рукав.

– Это все правда.

Донна рассказала о встрече, организованной Трэгером, и о том, что они с Родригесом будут наблюдать за передачей здания, расположенного выше по склону Яникула.

– Донна, я хочу быть там.

Она задумалась.

– А ты будешь хорошо себя вести?

– Если меня не спровоцируют.

II

«О, устрой нас туда!»

Первые несколько часов полета Нат провел в кабине, сидя на откидном стульчике рядом с Лорелом и Харди. Лора суетилась на кухне с обедом – все было готово, только разогреть в микроволновке, – а Рей потягивал выдержанное виски, задумчиво глядя на облака. Лететь в Рим решили внезапно, впрочем, так организовывались все поездки Ната. Он верил, что его присутствие благоприятно повлияет на происходящее в Риме, и, как показывал опыт, подобное предположение не было таким уж самонадеянным. Перед самым отлетом Лора позвонила брату Джону.

– Лора, здесь все просто ужасно.

– Именно поэтому мы и летим. Как поживает Хизер?

– Счастлива, словно ласточка небесная.

Хизер решила постричься в монахини? Как знать, быть может, это ее судьба, хотя Лора удивилась, узнав, что Хизер укрывала у себя дома Винсента Трэгера. Это обстоятельство рассеяло последнюю тень сомнения, которая оставалась у Лоры относительно причастности Трэгера к тому, что произошло с Бренданом Кроу. Заботливое отношение Хизер, по крайней мере мельком, заставило подумать о чем-то большем.

– Где вы собираетесь остановиться? – поинтересовался Джон.

– В «Хилтоне»? – предположила Лора.

– Лучше не надо. Он одним из первых пал жертвой разъяренной толпы. Почему – не знаю. Я устрою вас на виллу Стритч.

– Где когда-то жил сам?

– Лора, открою тебе одну тайну. Сейчас там находится Папа.

– О, устрой нас туда!

Закончив разговор, Лора сказала Рею:

– Возможно, мы будем жить вместе с самим Папой.

– Я полагал, он покинул город.

– Он покинул Ватикан, но не Рим.

– Мог бы сразу перебираться в Авиньон, ^[134]– криво усмехнулся Рей.

– Ха-ха!

Когда на кухне все было готово, Лора подсела к Рею.

– Виски замечательное. Хочешь попробовать?

– Быть может, потом.

Рей протянул ей стакан. Отпив глоточек, Лора в очередной раз убедилась в правоте собственного предположения о том, что виски – мужской напиток.

Присоединившийся к ним Нат в ответ на предложение выпить покачал головой. Лора только теперь смогла сказать ему о вилле Стритч. Нат отреагировал на сообщение лишь после того, как она добавила, что там скрывается Папа.

– Я хочу с ним встретиться.

– Посмотрим.

– Лора, я хочу, чтобы он благословил «Приют грешников».

– Я говорила Джону, что ты хочешь получить аудиенцию. – Она действительно говорила, несколько недель назад.

– Хорошо. Хорошо.

Далее Лора рассказала про безуспешные усилия Трэгера вернуть третью тайну Фатимы.

– Надеюсь, он будет осторожен, – заметил Нат. – Человек, у которого сейчас документ, убивал ради него.

– И не раз. Однако у Трэгера есть то, что этому человеку нужно больше третьей тайны.

Нат много раз участвовал в деловых переговорах и прекрасно понимал: даже если сделка подготовлена самым тщательным образом, что-нибудь может пойти наперекосяк. Обмен баш на баш выглядит хорошо только до тех пор, пока кому-нибудь не приходит в голову мысль получить чужой «баш», при этом не отдавая свой. Но зачем убийце третья тайна Фатимы?

– Ты справлялась насчет Хизер? – спросил Нат.

– У нее все замечательно.

– Она сможет вернуться вместе с нами.

В первую очередь Лора накормила Лорела и Харди, после чего сели обедать они втроем.

– Где-то есть вино, – сказал Нат.

– Тебе красного или белого?

– Мне не надо.

Нат соблюдал какой-то очередной пост, но не хотел об этом говорить. Духовного наставника он нашел в семинарии Святого Ансельма – некоего отца Фортина, который произвел на него благоприятное впечатление. Настолько благоприятное, что Нат даже говорил с аббатом о назначении Фортина в «Эмпедокл» в качестве капеллана.

– Он сказал, что семинария без него развалится.

– Это сказал отец Фортин?

Нат нахмурился.

– Нет. Аббат.

После обеда верхний свет в салоне погасили. Нат включил лампочку над своим креслом, чтобы читать «Душу апостольства». Лора откинула спинку и закрыла глаза. Устраиваясь на работу к Игнатию Ханнану, разве она могла подумать, что ее захлестнет волна религиозного возрождения, поднятая этим человеком? Их с Реем холостяцкая жизнь была своеобразной подготовкой к браку. Казалось, Нат нисколько не удивился, когда они поделились своими намерениями.

– Лора, тебе придется подыскать себе замену.

– Выгонишь меня?

– Ты сама уволишься.

– Замужество и увольнение с работы связаны неразрывно, как лошадь и повозка, – сказал Рей.

На подлете к Старому Свету началась болтанка. Нат снова ушел в кабину, а Рей дремал благодаря выдержанному виски. Солнце поднималось навстречу, и когда самолет приблизился к побережью Италии, было уже ясное утро. Они приземлились в Чьямпино, где их уже ждал Джон.

– Мы едем на виллу Стритч? – спросила Лора.

– Я все устроил.

По дороге Джон сказал:

– Когда я уезжал, там был Трэгер, он разговаривал с неким Дортмундом.

– Кто такой этот Дортмунд?

– По-видимому, бывший коллега.

III

«Нет человека безжалостнее, чем фанатик»

– У меня остались планы, которые вы для меня нарисовали, – сказал Анатолий, еще больше изумив Реми Пувуара, и так пораженного его неожиданным появлением.

– Как вы сюда попали? – пробормотал маленький священник.

– Просто следовал вашим указаниям.

Оглянувшись по сторонам, Пувуар взял Анатолия за руку и быстро увлек его за ряд стеллажей.

– Того, что вы ищете, здесь нет, – прошептал он.

– Вы уверены?

– Конечно уверен. – Пувуар задумался. – Я могу показать вам место, где должны лежать отчеты.

– Чтобы я поверил, будто вы не лжете.

Страх весьма неплохой помощник. Анатолий буквально увидел мысли, проносящиеся в голове маленького священника: «Передо мной тот самый человек, который убил государственного секретаря, его помощника Буффони и кардинала Магуайра. Можно ли ждать пощады от того, кто оставил столь жирный кровавый след?» Анатолий вспомнил, с каким рвением Пувуар рисовал поэтажные планы и давал указания. Неужели тот полагал, что после операции Анатолий сожжет их?

– Я знаю, что отчетов здесь нет. Я договорился об их передаче.

– Знаю, знаю, – кивнул Пувуар. – Обмен будет для вас связан с риском для жизни.

– Объяснитесь.

Пувуар снова жаждал помочь Анатолию.

– Во-первых, есть Родригес и его люди. Они будут наблюдать за встречей с очень выгодной позиции.

– Вы полагаете, они попытаются меня взять?

– Есть и другие, – напомнил Пувуар.

Другие – это римское отделение ЦРУ, чьей задачей являлся захват Трэгера.

– Он разыскивается за убийство, совершенное в Штатах.

Анатолий усмехнулся. Он гордился тем, как обезвредил Трэгера, поиграв с ним в кошки-мышки в Нью-Гемпшире. Разумеется, охота на Трэгера продолжилась, как только стало известно о его бегстве в Рим. Но значит, рисковать будет Трэгер, а не он.

– А вы подвернетесь им под руку.

Но Пувуар произнес это просто, ничего не подчеркивая.

– Братство Пия Девятого пойдет на все, чтобы получить третью тайну Фатимы. – Он пристально посмотрел на Анатолия. – Документ у вас?

– У меня.

Отступив назад, Пувуар оглядел Анатолия с ног до головы. Страх полностью оставил маленького сотрудника архива. Ведь они с Анатолием союзники? Разве не этого он ждал долгие годы – возможности по первому зову прийти на помощь? Разумеется, Пувуар полагал, что Анатолий действует в официальном качестве, что Чековский, потеряв терпение получить отчеты дипломатическим путем, перешел к прямым действиям. И Анатолий поддерживал его заблуждение; так он получил поэтажные планы, которые теперь превратились в улики против архивариуса.

– А Чековский?

– Тут уж вам лучше знать, – удивился Пувуар.

Анатолий не настаивал.

– Что насчет братства?

– Я знаю, что у них на уме. Эти люди готовы на все ради документа. Нет человека безжалостнее, чем фанатик. Жан Жак Трепанье прибыл в Рим, чтобы объединить усилия с Катеной. Из всех он самый истовый. Сами подумайте. Вы похитили послание Богоматери. Какие моральные заповеди могут вас теперь защитить?

Анатолию это совсем не понравилось.

– Этим людям известно, где состоится встреча?

– До них дошли слухи. – Пувуар провел тощей рукой по впалым щекам. – Думаю, будут и другие. Компьютерный магнат Игнатий Ханнан только что прилетел в Рим вместе со своей свитой.

Анатолия нисколько не удивляло то, что предстоящий обмен привлек к себе такое внимание. Одна из причин, по которой он вызвал Трэгера на крышу и устроил генеральную репетицию встречи, о чем тот даже не подозревал, заключалась в том, чтобы известить как можно больше людей. Интересуются этим делом слишком многие, и глупо надеяться на сохранение секретности. Анатолий хотел привлечь представителей всех заинтересованных сторон. Трэгеру он доверял. Трэгер вряд ли раскрыл кому-либо план обмена. Очевидно, Анатолий не был единственным, кто наблюдал, как Трэгер поднимался на крышу Североамериканского колледжа. Родригес-то уж точно следил за всеми его действиями.

Однако, на взгляд Анатолия, опасность исходила не от этих людей. Чековский подбирался к отчетам о покушении на Иоанна Павла II слишком настойчиво, слишком упорно и явно не из соображений дипломата, представляющего свою страну. Свою страну! Правительство которой возглавляет это животное Путин! Всех остальных, упомянутых Пувуаром, интересует документ, находившийся у него в руках. Только ему самому и Чековскому нужно то, что он получит взамен. Нет, если уж и опасаться кого-то, то Чековского.

– Я признателен вам за помощь, – сказал Анатолий. – Как всегда.

– Вы ради этого сюда пришли?

– Отчасти. Но также для того, чтобы напомнить о вашем содействии в составлении поэтажных планов.

– В таком случае вы знаете, как отсюда выйти.

– Но сначала еще одно одолжение. Где квартира, которую Родригес использует в качестве наблюдательного пункта?

Пувуар объяснил.

– Не думаю, что вам следует его опасаться.

– Может быть, у вас возникнет желание предупредить их, чтоб сегодня днем были начеку.

Анатолий легко двигался сквозь беснующиеся толпы. Эти люди, вероятно, считали его своим. Анатолий перешел на противоположный берег Тибра, сел на парапет и позвонил Трэгеру.

– Два тридцать.

– Завтра ночью?

– Сегодня днем. Приходи один.

IV

«Это какой-то священник»

Только Нил Адмирари собрался вздремнуть, как ему позвонила Донна Куандо.

– Час икс приближается.

Нил не сразу сообразил, о чем речь.

– Когда?

– Буду ждать тебя в мансарде. – Она назвала адрес.

– Я уже в пути.

А в пути пришли непрошеные мысли. Осознание того, что разница в возрасте между ним и Анджелой исключала любой флирт, которым, плохо это или хорошо, характеризовалась его профессиональная жизнь, наводило на размышления о Донне. Тут такого препятствия не было, однако это казалось слишком расплывчатым обещанием амурных отношений. Не ошибается ли он, полагая, что ей приятно его общество? Первая встреча со своим источником в Ватикане стала для Нила приятным сюрпризом. Он страшился увидеть какую-нибудь монашку, считающую контакты с прессой способом выдачи лишь благоприятных сведений. Однако знакомство прошло чуть ли не как свидание.

– Что такая очаровательная девушка делает здесь? – спросил Нил, когда они встретились второй раз, уже за пределами Ватикана.

– Кто сказал, что я очаровательная девушка?

– Я, только что.

Лицо Донны медленно расплылось в улыбке, открывая ровные зубы, один за другим.

– А вы даже выглядите как журналист.

– Это здесь такое освещение, – сказал Нил.

«Здесь» – это ресторан «Амброджио» на Борго-Пио. Между столиками беззвучно скользили кошки, а птицы, точно бросая им вызов, пикировали на землю за упавшими крошками. На столике стоял кувшин красного домашнего вина, оказавшегося лучше, чем ожидал Нил, и они воздавали ему должное. Донна сидела напротив, с видом женщины, у которой свободен весь вечер. Когда они обменялись номерами телефонов и адресами электронной почты, чтобы облегчить общение, в этом было нечто большее, чем чисто деловой контакт.

– Чем занимается мистер Куандо?

– Тем же, чем миссис Адмирари.

– Никакой миссис Адмирари нет.

– Знаю.

Так, так. Однако, как выяснилось, эта встреча была лишь чисто деловым знакомством. Нил пришел к выводу, что Донна принадлежала к категории тех женщин, кто просто не может не быть женщиной. Она напомнила ему Лулу фон Акерен – грустные мысли. Ну, не такие уж и грустные. Вся беда Лулу заключалась в том, что где-то существовал мистер фон Акерен, о чем Нил узнал, только когда сделал предложение. Они лежали вместе в кровати, и Лулу поведала эту печальную историю. Она подала прошение о расторжении брака, но получила отказ. Быть может, Лулу помогла бы ему начать жизнь сначала. Нил был опустошен. Как только он лег с ней в постель, он сразу же об этом пожалел. Лулу была другой. Нил горел желанием сделать из нее честную женщину. А вместо этого получил рассказ о ее первом браке, по-прежнему законном в глазах церкви.

Они искали способ обойти эту проблему. Оба знали священников, которые с радостью бы нарушили строгие законы церкви относительно брака. Один знакомый каноник убеждал Лулу в том, что та сама может аннулировать замужество. У него это чем-то напоминало обычаи шариата. Я с тобой развожусь, я с тобой развожусь, я с тобой развожусь. ^[135]Однако ни Нил, ни Лулу не могли заставить себя пойти на подобные уловки. В тот момент Нил готовил материалы для Эн-си-ар, как и Лулу, но если значение первых двух букв в аббревиатурах у них совпадало, то у Лулу «Р» означало «реестр», в то время как у него – «репортер». ^[136]Видит Бог, ни о какой ортодоксальной вере говорить не приходилось. В его заметках слышались отголоски гневного недовольства позицией официальной церкви. Но в сердце своем Нил оставался все тем же мальчиком-католиком, которого воспитали его родители. Поэтому их с Лулу отношения зашли в тупик. Любовь увядала, время от времени вспыхивая, но каждый раз натыкаясь на непреодолимое препятствие. И вдруг Лулу перешагнула его, выйдя замуж за Мартинелли.

– Печально, – сказала Донна, когда Нил выложил ей все это; она улыбнулась. – Ты подвел черту?

Нил обиделся. Конечно, Донна была права. Вполне возможно, Лулу стала бы оружием, которое разрушило бы оборонительные порядки Донны. Быть может, только сейчас наступила запоздалая реакция. И это приглашение в квартиру в мансарде якобы для того, чтобы наблюдать сверху за обменом документами, на самом деле преследовало и другие цели.

Поэтому Нил с легким сердцем вошел в здание, выяснил, что лифт отсутствует, и, преодолев, казалось, не меньше десяти тысяч ступенек, поднялся на мансардный этаж. Он предварительно позвонил снизу, и Донна ждала его у открытой двери. Подчеркнутая деловитость.

– Заходи.

Она провела Нила в комнату. Дверь на балкон была открыта. Нил направился было туда, но Донна его остановила.

– Нет, нет. Подожди. Не спугни их.

Нил отступил назад.

– По моим половина третьего, – сказала Донна. – А по твоим?

Он сдвинул манжету.

– То же самое.

И тут раздался звонок.

Донна посмотрела на него, он посмотрел на нее, затем оба взглянули на свои сотовые. Только после второй трели до них дошло, что звонят в дверь.

– Взгляни, кто там.

Нил посмотрел в глазок и обернулся.

– Это какой-то священник.

– Священник?

Донна прошла через комнату и открыла дверь. Высокому священнику ряса была коротка. Он прошел в квартиру, захлопнул дверь и сказал:

– Вы пойдете со мной.

В руке у него был пистолет.

V

Он провалился спиной вперед в податливую пустоту

Дортмунд, сидевший в плетеном кресле в сени деревьев виллы Стритч, отбросил «Разум и чувства» на металлический столик. Он только что приказал Трэгеру отменить встречу с Анатолием, а Трэгер отказался ему подчиниться.

– При всем уважении, ты мне больше не начальник.

– Я больше никому не начальник. Я думал, я твой друг.

Трэгер кивнул. Наступил деликатный момент, однако Трэгер решил во что бы то ни стало встретиться с Анатолием. Он объяснил Дортмунду, что, какой бы призрачной ни была надежда, возвращение третьей тайны Фатимы – единственный способ снять осаду с Ватикана.

– Винсент, из этой затеи ничего не получится.

– Есть другие предложения?

Дортмунд потянулся было за романом Джейн Остин, затем отдернул руки. Казалось, он ищет тазик с водой, чтобы их вымыть.

– О предстоящей встрече известно всем, – сказал он.

– Знаю.

– Винсент, вы с Анатолием станете мишенями для самых разных соперничающих сил.

Трэгер это понимал. Сначала ему казалось, что опасность угрожает в первую очередь Анатолию. Разочаровавшийся бывший сотрудник КГБ собирался рассказать о роли, которую играл в покушении на Иоанна Павла II Чековский. Когда Анатолий спросил Трэгера, имел ли нынешний посол России отношение к тому заговору, Трэгер посмотрел ему в глаза и ничего не сказал. Существует много способов ответить на вопрос. Анатолий видел в отмщении цель жизни, следуя логике, которую Трэгер не мог понять. Но он понимал чувства врага: окружающий мир прошел своим путем мимо него, к новой, еще более безумной фазе, и оказалось, что жизнь прожита впустую. Ради чего нужно было убивать, разрушать, выкрадывать, борясь за господство в черно-белом мире? Мир стал серым. Бесцветным. Улицы запружены обезумевшими толпами, теперь уже не послушным инструментом для достижения высших целей, а фанатиками, одержимыми религиозным рвением. Одно дело рисковать собой ради великой цели; но как сражаться с тем, кто по собственной воле взрывает себя в людном месте, кто направляет самолет в небоскреб, ослепленный надеждой попасть в рай, ему обещанный?

Анатолий смотрит на предстоящую встречу как на Götterdämmerung, ^[137]как на крушение всех своих прежних идолов. Для него это в каком-то смысле способ самому превратиться в живую бомбу. В его сценарии Трэгер лишь статист, которым можно без сожаления пожертвовать. Трэгер это прекрасно понимал.

Но понимал он и то, что Дортмунд сказал правду. Почему о предстоящей встрече известно буквально всем? Хизер знает о ней с самого начала. Пьячере знает, потому что ему обязательно должен был сказать Родригес. И в агентстве о ней тоже знают. К Дортмунду на виллу Стритч приезжали трое гладковыбритых мужчин с ледяными глазами, считавших, что Дортмунд похищен и удерживается в заложниках, став жертвой Трэгера.

– Им нужен ты, – сказал Дортмунд.

– Когда все это кончится, я сдамся сам. Обвинение против меня развалится.

– Но вот доживешь ли ты до суда?

Трэгера обвиняли в убийстве Брендана Кроу. Что гораздо болезненнее, его обвиняли в убийстве Беа!

Подобно Анатолию, он был предоставлен самому себе. Затем раздался звонок, и Трэгер отправился на встречу.

Лев сидел в маленькой стеклянной кабинке у входа. Трэгер бросил на него вопросительный взгляд и, получив молчаливый ответ, вошел в здание.

Двери часовни были открыты, оттуда доносились органные переливы. В коридор стали выходить семинаристы, по двое, в сутанах и стихарях, и звуки музыки создавали ощущение, будто они на параде. Трэгер прижался к стене, пропуская их. Казалось, молодых семинаристов были сотни. Наконец они рассеялись по классам. Трэгер прошел до конца коридора к лифту и вскоре уже поднимался наверх, к Анатолию.

Оказавшись на последнем этаже, Трэгер преодолел еще один пролет до закрытой двери. Он повернул ручку и потянул на себя. После полумрака помещения солнце на мгновение его ослепило. Огромный огненный шар уже клонился к западу. В дальнем конце крыши Трэгер увидел три фигуры, мужчину, женщину и священника. Что они здесь делают? Судя по всему, произошла какая-то осечка.

Трэгер развернулся, собираясь уходить, но тут священник окликнул его.

– Подожди!

Анатолий. И он держал пистолет.

– Иди познакомься с нашими свидетелями. Документ у тебя с собой?

– А у тебя?

Сунув руку за пуговицы сутаны, Анатолий достал пухлый конверт.

– Давай.

– Как вы здесь оказались? – подошел Трэгер к Донне Куандо.

– Нас притащили силой! – воскликнул мужчина. – Я представитель прессы. Все это просто возмутительно!

Анатолий бросил на него презрительный взгляд. Заложник представился как Нил Адмирари, римский корреспондент журнала «Тайм».

Полуденная месса в Североамериканском колледже служилась по новому обряду, для этой цели специально приглашали епископа. Трепанье затерялся в сутане и стихаре среди семинаристов и молодых священников, заполнивших скамьи в нефе, и теперь с трудом сдерживался, наблюдая, во что превратилось богослужение после Второго Ватиканского собора. Единственным утешением было то, что месса оставалась законной и допустимой. – Трепанье не разделял мнение тех, кто осуждал новый порядок как разрыв с традициями, такой же решительный, как и изменение церемонии рукоположения в англиканской церкви. Но наконец все завершилось, и Трепанье влился в ряды выходящих из часовни. При виде Трэгера, прижавшегося к стене, у него забилось сердце. Подумать только, он мог с ним разминуться!