Текст книги "Третье откровение"
Автор книги: Ральф Макинерни
Жанр:
Криминальные детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)
– Пусть не беспокоится, Лора. У меня все в порядке.
– А как дела у Винсента Трэгера?
– Мы с ним только что расстались.
– Только не говори, что он тоже живет в монастыре.
– Ну, это уж вряд ли.
На заднем плане послышались чьи-то голоса. Лора прикрыла трубку, обращаясь к кому-то, затем сказала:
– Мистер Ханнан хочет с тобой поговорить.
– Хизер, я хочу, чтобы вы вернулись сюда, – властно объявил Игнатий Ханнан.
– Я обязательно вернусь, но чуть попозже.
– По какой причине? – допытывался босс.
Хизер решила рассказать кое-что из того, что узнала от Винсента. Повисло молчание, словно Ханнан переваривал услышанное.
– Я вылетаю в Рим, – наконец решительно произнес он.
– Вы думаете, это разумно?
– Я поступил неразумно, отправив туда вас. Разумеется, я даже представить не мог, что начнется такое.
– Вы тут ни при чем.
Теперь уже Ханнан заговорил, прикрывая трубку ладонью. Затем снова обратился к ней:
– Мы трогаемся в путь через несколько часов.
– Вы?
– Мы с Лорой. Возможно, и Рей. До встречи.
Хизер убрала телефон и вернулась внутрь с намерением наслаждаться каждой минутой пребывания в монастыре.
III
«Выходной водителя автобуса»
Чековский застыл перед полотном Пауля Клее, [124]склонив голову набок, словно погруженный в эстетические размышления. Человек, стоявший рядом, изучал каталог выставки.
– Детская мазня, – проворчал Чековский.
– Не совсем.
Чековский обдумал ответ, и губы у него изогнулись в легкой усмешке. Честолюбивый. Не слишком хороший и не слишком плохой, кому как нравится. Он медленно прошел мимо других картин, которые все как одна словно вознамерились растоптать любовь к живописи. Наверное, в этом цель современного искусства.
Пройдя в ярко освещенное кафе, Чековский сел за круглый мраморный столик с гнутыми железными ножками, лицом к зеркалу во всю стену. В жилом помещении такое зеркало зрительно увеличивало бы объем, здесь же определить его назначение представлялось сложным. Учитывая местонахождение кафе, прямо напротив садов Боргезе, естественнее было бы окно от пола до потолка.
Однако именно из-за этого зеркала посол любил назначать встречи именно здесь. Тот, кого ждал Чековский, вошел в зал, все еще сжимая каталог, и быстро пробрался между столиками. Но он не подсел, а устроился рядом, так, что спинки их стульев соприкоснулись.
– Выходной водителя автобуса. [125]
Первые годы на дипломатической работе Чековский провел в консульстве в Бирмингеме, штат Алабама.
Он взял себе за правило везде, куда бы его ни назначали, переходить от просто уверенного владения местным языком в гораздо более богатый мир фразеологизмов.
– То есть?
Однако, прежде чем Чековский доставил себе удовольствие педантичным разъяснением, Реми Пувуара прервал официант, чье отражение появилось в зеркале. Переступая с ноги на ногу, тот покрутил головой из стороны в сторону. Затем, не обращая внимания на Пувуара, скользнул к Чековскому.
– Signore?
– Cappuccino.
– Bé. [126]
Пувуар заказал чай, а затем торжественно наполнил чашку, выжал лимон и высыпал несколько пакетиков сахара. Он отведал напиток с видом ценителя и, судя по всему, остался доволен. Только тогда Пувуар заговорил.
Чековский, слушая, чувствовал себя чем-то сродни официанту: он внимательно следил за лицом Пувуара в отражении, жадно ловя каждое слово. По-прежнему ли нужны подобные меры предосторожности? Нужны, если имеешь дело с неконтролируемым одиночкой вроде Анатолия. Этот человек – изгой, анахронизм. Одному Богу известно, что он может сделать. Ну зачем такому идиоту понадобился отчет о покушении?
– Доклад у Трэгера?
– Состоится обмен, – сказал Реми Пувуар, словно обращаясь к своей чашке.
Чековский уже знал об этом, от Льва. Использование нескольких источников информации – элементарная мера предосторожности. Однако Лев не сказал, когда произойдет встреча. Пробный контакт уже состоялся: Трэгер заявился в Североамериканский колледж, где битый час прохлаждался на крыше, потом ответил на звонок мобильного и ушел. Неужели Анатолий заподозрил, что здание под наблюдением? Перехваченный телефонный разговор состоял лишь из одного загадочного слова «позже». Льву не нужно будет запирать дверь наверх, когда эти двое встретятся.
– Трэгер получил отчет от Родригеса?
В зеркале было видно, как Пувуар задумался и шевельнул плечами.
– Предположительно.
– В архиве его больше нет?
– Нет.
Значит, предстоит обмен одного краденого документа на другой. Трэгер получит знаменитую третью тайну, а Анатолию достанутся столь желанные материалы по старому делу. Бывший агент КГБ взвалил на себя непосильную задачу доказать, что его ведомство непричастно к покушению на Иоанна Павла II. Как он поступит, узнав, что на самом деле это не так? Что ж, отчет будет у него в руках совсем недолго, он и не успеет с ним ознакомиться.
– Вы бы облегчили жизнь всем заинтересованным сторонам, если бы передали доклад мне. – Чековский постарался подавить детскую обиду в голосе.
В этой очаровательной обстановке, высоко над пьяцца дель Пополо, с виднеющимся вдалеке куполом собора Святого Петра, скрытым легкой дымкой, можно было забыть о разъяренных толпах, бесчинствующих на улицах города. Пувуар заверил Чековского, что фрагмент, обнародованный Жаном Жаком Трепанье, – подделка. Подделка настолько очевидная, что купиться на нее мог только глупец. Однако доверчивость Трепанье объяснялась тем, что ему в руки наконец попало послание с неба, которого он жаждал всю свою жизнь. Теперь же стало ясно, за что он на самом деле сражался – за кошмар, который захлестнул Рим, Париж и Багдад. Джихад получил благословение в виде пророчества Богоматери.
– Я думал, Анатолий ваш человек, – сказал Реми Пувуар.
– Это в прошлом.
– Вы могли бы меня предупредить.
Именно Пувуар предоставил информацию, благодаря которой Анатолий безжалостной косой прошелся по Апостольскому дворцу, убивая кардиналов. Эта бойня не имела рационального объяснения. А когда Ватикан замял всякую информацию о кровавом кошмаре, все случившееся стало совершенно бессмысленным. Таким же бессмысленным, как взаимные упреки, которыми обменивались сейчас Чековский и Реми Пувуар.
Осаждая кардинала Магуайра с намерением добиться передачи его стране всех документов о покушении, имеющихся в архивах, посол еще не знал, что Пувуар – тот самый человек в стенах Ватикана. Многие десятилетия он дремал в безделии, будто страхуясь на всякий случай. Так легко было представить, что внедренный агент, забытый на долгие годы, растерял юношеский пыл, с которым когда-то согласился на нудное затянувшееся задание. Распад Советского Союза мог бы избавить его от клятвы верности, которую он когда-то произнес. Одно время Чековский считал человеком КГБ Брендана Кроу.
Теперь посол с тоской вспоминал софистические беседы с Магуайром и Кроу. Какими бы выматывающими ни были их встречи, священники оставались вдалеке от активных действий, когда еще была надежда получить отчет дипломатическим путем. О, как Чековский мечтал бросить бумаги в огонь, едва те окажутся у него в руках! Вне зависимости от того, будут ли в них затронуты его личные страхи.
Слизнув сливки с капучино, Чековский промокнул губы до неприличия маленькой бумажной салфеткой. Приблизился официант, смотря на себя в зеркало, и положил на столик conto. [127]Второй он небрежно бросил Пувуару. Официант – козел, козел вдвойне благодаря зеркалу. Чековский отодвинул стул, ножки противно заскрипели по полу. Но не встал.
Маленький толстый священник за столиком у входа старательно притворялся, что не замечает Чековского. А может быть, Пувуара? Посол украдкой взглянул на отражение в зеркале. Разумеется, ему приходило в голову, что маленький сотрудник архива переметнулся на другую сторону и теперь работает с Родригесом и службой безопасности Ватикана. Как бы сильно ни хотел Чековский заполучить отчеты о покушении и уничтожить их, стремление Ватикана вернуть документы Фатимы было обусловлено более важными соображениями. Неужели кто-то верит, что, если собрать самых горластых имамов и предъявить им оба документа, фальшивку и подлинник, уличные беспорядки разом прекратятся? Что ж, самодовольно подумал Чековский, он получит оба документа.
– Что за него дадут? – спросил посол Пувуара.
– Что пожелаете.
– Но документ исчез.
– Думаю, Родригес сможет его найти.
Конечно. Наконец Чековский встал, не обращая внимания на свое отражение в зеркале. Когда-то в советской дипломатии тучность была признаком высокого положения. Чековского не могла не злить вся эта пустая шумиха, поднимаемая на Западе против лишнего веса.
Посол расплатился по счету и вышел, даже не взглянув на маленького толстяка у входа. Он ощутил мимолетное родство душ, когда излишне упитанный священник величественной поступью направился к своей машине.
IV
«И чего он добивается?»
Жан Жак Трепанье показал епископу Катене ксерокопию, за которую выложил кругленькую сумму, и тот внимательно ее изучил. Достав книгу, Катена сравнил почерк с факсимиле письма сестры Лусии.
– Неотличимы, – пробормотал он.
Подняв взгляд, Катена посмотрел на Трепанье.
– Я имею в виду почерк, но не владение португальским.
– То есть?
– Использовала бы сестра Лусия слово desagravar? [128]
– Ну, как видите, она его использовала.
Их первая встреча началась со словесного поединка, в ходе которого каждый стремился доказать свое превосходство в вопросах, касающихся обоих. Джей не мог молчать, когда кто-то ставил под сомнение его звание непревзойденного специалиста во всем, что касалось сестры Лусии. Разве не выучил он португальский только для того, чтобы прочитать ее воспоминания в оригинале? Катена оглядел Трепанье так же внимательно, как до того изучил ксерокопию.
– А кто такой этот Габриэль Фауст? – спросил епископ.
Трепанье рассказал все, что знал об искусствоведе сам.
– Похоже, он исчез, – закончил он.
– С наживой.
Трепанье вовсе не желал обсуждать, как его обвели вокруг пальца. Он приехал в Рим не для того, чтобы выслушивать снисходительные разглагольствования Катены. Джей рассказал заклятому врагу про Винсента Трэгера.
– Думаю, он работает на Игнатия Ханнана, – сказал Трепанье.
– И чего добивается?
Трепанье представил Катене словесный портрет эксцентричного миллиардера, который заново обрел религию и вознамерился потратить все состояние на службу вере. Катена одобрительно кивнул, услышав рассказ про копию лурдского грота на территории «Эмпедокла». Трепанье сообщил и о планах Ханнана основать фонд «Приют грешников».
– На должность директора он пригласил Габриэля Фауста. – В этих словах прозвучал непрошеный сарказм.
– И тот исчез?
– С миллионами Ханнана и моими деньгами, – заерзал Трепанье.
– Вы могли бы убедить мистера Ханнана поддержать вас в ваших усилиях!
– Он предложил объединить усилия!
Усмешка Катены вывела Трепанье из себя. Он подался вперед. Сейчас нужно было объединить усилия с братством Пия IX. У Катены есть связи в Риме, в Ватикане. Определенно, он понимает, какие перед ними открываются возможности.
– Возможности?
Трепанье разложил все по полочкам. Документ, который они так жаждали заполучить, по-прежнему в их досягаемости. Неужели Катена не видит значимость того, что он ему сказал? Папка в руках Анатолия, таинственного русского. Можно сказать, она находится в общем пользовании, неподвластная больше тем, кто из корыстных побуждений замолчал третью тайну. Разумеется, Катене не нужно объяснять, что так называемое опубликование третьей тайны Ратцингером в 2000 году на самом деле – лишь уловка, призванная загасить интерес к тому, что так и не было обнародовано.
– Это подложное письмо – лишь отвлекающий маневр. Я практически уверен: его сфабриковали специально, чтобы опорочить… – Джей едва не сказал «меня», но вовремя спохватился, закончив: – Тех из нас, у кого в сердце слова благословенной Девы Марии.
У Катены поднялись брови, а уголки рта поползли вниз.
– И попутно вызвать всемирный хаос?
– О, в Ватикане надеялись, что все произойдет быстро и тихо…
Разумеется, в чем-то Катена был прав. Самолюбие Трепанье сильно пострадало от того, что его обвел вокруг пальца мошенник вроде Габриэля Фауста. Представлял ли себе этот так называемый искусствовед, чем обернется его затея? Конечно, лучше хотя бы часть вины свалить на сбежавшего Фауста.
– Третья тайна предназначалась всем верующим, – решительно заявил Трепанье.
– И донести ее предстояло Папе, – поправил его Катена.
– Однако тот должен был сделать это еще в тысяча девятьсот шестидесятом году! Ватикан потерял все права на письмо сестры Лусии. Мы должны им завладеть!
Несомненно, на Катену произвели тягостное впечатление беспорядки, святотатства, угрозы в адрес церкви, однако энтузиазм Трепанье разжег тлевший огонь.
– Теперь все равно никто не поверит Ватикану, – убеждал американец.
Когда епископ наконец стал прежним Катеной, решительным и уверенным в себе, Трепанье предложил пригласить отца Харриса.
– Я передал вам все, что он мне рассказал.
Казалось, Катена был задет.
– Но я хочу обсудить наши действия.
Катена послал за отцом Харрисом, и тот пришел через десять минут, шаркая ногами. У него были сандалии, какие когда-то любили францисканцы, однако он надевал их из-за больных ног, вынужденных носить его грузное тело. Харрис казался самым неподходящим кандидатом на установление контакта с друзьями в Ватикане, но, возможно, это было и к лучшему. Шумно вздохнув, он тяжело опустился в кресло. Его руки, оторвавшись от подлокотников, встретились на необъятном животе.
– Расскажите мне о Реми Пувуаре, – нетерпеливо сказал Трепанье.
Харрис оглянулся на Катену, тот кивнул.
Толстяк познакомился с Катеной, когда работал в Ватикане над вопросом явления Богородицы в Ла-Салетте. Она не привлекла такого широкого внимания, как события в Лурде, а затем в Фатиме, в основном из-за усилий церкви по дискредитации язвительной критики в адрес ватиканского руководства, якобы высказанной Богородицей. Ярым поклонником явления в Ла-Салетте был Леон Блуа, и он передал эту страсть своему крестнику, прославившемуся на весь мир католическому философу Жаку Маритену.
– Маритен написал книгу о событиях в Ла-Салетте, – сказал Харрис.
– Вот как? – недоуменно произнес Трепанье.
Он был хорошо знаком с творчеством Маритена, но впервые слышал о подобном труде.
– Она так и не была издана. Когда Маритен над ней работал, Ватикан наложил запрет на любые упоминания о явлении Богородицы в Ла-Салетте. Маритен пытался обойти запрет. Во время Первой мировой войны он даже приезжал в Рим, беседовал с Папой.
– И?
– Книга так и не была издана.
– Порой верующие слишком робки, – заметил Трепанье. – И что сталось с рукописью?
– Она находится в деревушке Кольбсхейм в Эльзасе, где хранится большинство бумаг и писем Маритена. Он сам похоронен там, вместе с женой. – Харрис вздохнул. – Я туда приезжал.
– Вы видели рукопись?
– Да.
Харрису не разрешили делать заметки, однако вечером, оставшись один, он записал все, что запомнил, в свой дневник. Реми Пувуар был в восторге, когда Харрис по возвращении поведал об увиденном. Так завязалась их дружба.
– А Фатима, – сказал Трепанье. – Что Пувуар думает о Фатиме?
– Он говорил, что читал третью тайну.
Трепанье нетерпеливо подался к Харрису.
– И что он рассказал?
– О, Пувуар человек молчаливый.
– А вы у него спрашивали, был ли текст, опубликованный в двухтысячном году, полным?
– Спрашивал.
– Ну и что он ответил? – воскликнул Трепанье.
– Он лишь улыбнулся.
– И что, по-вашему, это означало?
Харрис шумно выдохнул. Казалось, каждый вздох давался ему не легче, чем спортсменам – олимпийское золото.
– Понимайте как хотите.
Затем Харрис повторил все, что ему удалось узнать о бывшем агенте ЦРУ Винсенте Трэгере.
– Я с ним встречался, – сказал Трепанье.
– В Риме?
– Нет-нет. В Нью-Гемпшире. Он прилетел оттуда на личном самолете Игнатия Ханнана.
– Трэгер намеревается обменять отчет ЦРУ о покушении на Иоанна Павла Второго на фатимские документы, – сказал Харрис.
– Откуда вы узнаете?
– Чековский, российский посол, поведал об этом Пувуару.
– Зачем? – спросил Трепанье.
Харрис задумался.
– Ну, многие доверяют Реми разные тайны. На самом деле Чековский просил забрать из архива документ, что посвящен покушению, и передать ему, Чековскому.
– И Пувуар отказался?
– Похоже, этот отчет также исчез.
– Хорошо. Очень хорошо. – Просияв, Трепанье огляделся по сторонам. – Это в очередной раз доказывает, сколь неважным хранилищем является Ватикан.
– Не надо осуждать Реми Пувуара, – беспокойно заерзал Харрис.
– Расскажите, как собираются осуществить обмен.
Все выглядело достаточно просто: два человека встречаются на крыше Североамериканского колледжа, передают друг другу папки и расходятся в разные стороны. Вот только один из них – слетевший с катушек бывший агент ЦРУ, которого разыскивают в Соединенных Штатах по подозрению в убийстве.
– А второй – убийца, – добавил Трепанье.
– Убийца!
– У меня есть все основания считать, что это он проник в гостевой дом «Эмпедокла» и зарезал отца Брендана Кроу, когда тот застал его врасплох. Вне всякого сомнения, именно тогда он и завладел похищенным из Ватикана документом.
– Реми убежден, что именно Брендан Кроу забрал папку Фатимы из архива, – кивнул Харрис.
– И вылетел с ней к Игнатию Ханнану, – подхватил Трепанье. – Быть может, он собирался вытянуть из Ханнана деньги, как это затем сделал Габриэль Фауст.
– Так как же нам поступить? – спросил Катена.
Встав, Трепанье улыбнулся.
– Ваше преосвященство, благодарю за гостеприимство. Полагаю, мне лучше устроиться в другом месте.
Харрис и Катена ждали.
– Я поселюсь в общежитии Североамериканского колледжа.
V
«У нас на улицах тоже толпы!»
Послы Сирии, Ирана и Саудовской Аравии в Италии приехали в Ватикан на машинах, присланных кардиналом Пьячере. Автомобили избегали главных улиц, остававшихся во власти толпы – толпы, чья ярость только возросла бы при мысли, что представители этих стран приняли приглашение временного исполняющего обязанностей государственного секретаря Ватикана. Проскользнув по Борго-Пио, машины въехали через ворота Святой Анны, открытые предупрежденными швейцарскими гвардейцами. Кардинал Пьячере примиряющее спустился навстречу высоким гостям.
Согласно протоколу, все четверо поклонились друг другу. Пьячере указал на распахнутую настежь дверь. В лифте разговоры велись ни о чем. Отец Ладислав, замещающий Бернаньи, провел дипломатов в комнату, где обитые гобеленом стулья были расставлены, словно в лектории.
– Я очень признателен вам за то, что вы откликнулись на мое приглашение, – начал кардинал Пьячере, когда послы расселись.
– Этот визит нужно сохранить в тайне, – сказал сириец с неподдельным страхом в голосе.
– Наша встреча защищена строжайшим обещанием соблюдать полную секретность.
Представитель Саудовской Аравии кивнул. Конечно, только после таких гарантий послы и приняли приглашение, но все же лучше было начать встречу именно с такого официального вступления. У Пьячере мелькнула мысль, что гости напуганы бесчинствующими толпами не меньше его. Глупо думать, что демонстранты являлись орудием в руках дипломатов, скорее – наоборот.
Пьячере сложил пальцы, словно в молитве.
– Позвольте начать с напоминания о том, что документ, породивший все эти неприятности, вне всякого сомнения, подложный.
– Отрекитесь от него!
Требование слилось в единодушном многоголосье.
– У вас будет возможность ознакомиться с заявлением его святейшества.
На самом деле Папа составил два обращения, оба, как было ему свойственно, совершенно заумных. От своего имени Пьячере также осудил подделку, заявив, что преступно утверждать, будто небеса призывают к новому крестовому походу против мусульманского мира. Составляя текст, кардинал старался не думать о святом Бернаре Клервоском, который в двенадцатом веке вдохновлял крестоносцев.
– Этого недостаточно, ваше высокопреосвященство. Одних осторожных отговорок мало. Папа обязан извиниться перед исламом. И назвать того, кто изготовил фальшивку. Виновный должен понести наказание.
– Наказание по заслугам, – мягко добавил посол Саудовской Аравии.
До этого момента Пьячере видел его только в просторном белом халате и характерном головном уборе члена правящей королевской семьи. В одежде западного покроя он напоминал актера Омара Шарифа.
– По-моему, в подземелье замка Святого Ангела сохранились одиночные камеры.
Пьячере внимательно слушал. Ладислав украдкой делал пометки. Исполняющий обязанности государственного секретаря сказал, что прекрасно понимает желание подобающим образом наказать тех, кто искусственно раздул этот кризис.
– Искусственно раздул? – переспросил сириец.
– Как я уже сказал, взрывной документ является фальшивкой.
– Но разве он не выражает истинное отношение католической церкви к исламу?
Взяв с пола чемоданчик, посол открыл его на коленях. Достав несколько листов, он начал читать, и его гневный голос сорвался на фальцет.
– Кто это написал? – перебил его Пьячере.
– Ориана Фаллачи, – выплюнул имя дипломат.
– Друг мой, Ориана Фаллачи не была католичкой, – развел руками Пьячере. – Она называла себя атеисткой.
– Католичкой-атеисткой.
– Эти определения противоречат друг другу.
– В таком случае почему Папа дал ей личную аудиенцию? – подхватил иранец.
Такого Пьячере не ожидал. В тот момент он посчитал действия понтифика правильными. Однако как их восприняли представители другого мира?
– Она лежала при смерти, – сказал кардинал. – Это был акт сострадания.
– Понтифики благословляют всех атеистов? Или только таких?
Затем сирийский посол перешел к лекции Папы в Регенсбургском университете. Не была ли его речь прелюдией к тому, что происходит сейчас?
Вспомнили и требование Папы упомянуть в Конституции Европейского союза о значительной роли христианства в становлении Европы.
– Ваше высокопреосвященство, это был прямой выпад против миллионов мусульман, проживающих в настоящее время в Европе.
– Его святейшество имел в виду историческое прошлое.
– В таком случае почему он не сказал о той значительной роли, какую сыграл в Испании ислам?
Беседа продолжалась, и Пьячере размышлял о том, почему его так удивляет позиция этих людей, которые обвиняли церковь во всех оплошностях католицизма. Поддельное откровение Богородицы стало только поводом воскресить былые незабытые обиды. Как и подобает дипломату, Пьячере сохранял внешнее спокойствие, внимательно следил за тем, что ему говорят, и ухитрялся в своих ответах ничем не компрометировать Святой престол. Наконец он мягко перешел в наступление.
– Господа, мы были бы очень признательны, если бы правительства ваших стран осудили беспорядки, поджоги и осквернения святынь, которые продолжаются и по сей день.
– У нас на улицах тоже толпы! – воскликнул один посол.
– Разумеется, мы ничем не поддерживаем эти действия, – добавил второй.
– К сожалению, демонстрантов можно понять, – заметил третий.
– Вы не могли бы предложить правительствам ваших стран указать на контраст между этими бесчинствами и миролюбивым характером ислама? – В детстве Пьячере, предлагая такое, скрестил бы пальцы.
– Вы хотите переложить вину за происходящее на нас? – взорвался сириец.
– Нет, конечно же.
– Вы считаете, что мы попросили всех этих людей выйти на улицы?
– Хотите, я выступлю с заявлением о том, что католическая церковь не винит мусульман в происходящем? – предложил Пьячере.
Но всего этого было мало. Послы требовали покаяния. Требовали признания, что католическая церковь на протяжении веков была врагом ислама, призывая к крестовым походам, к захвату арабских земель во имя креста.
Предложение Пьячере попить чаю с негодованием отвергли. Послы пришли сюда не за тем, чтобы ублажать себя подобными пустяками.
– Позвольте рассказать вам о пожеланиях его святейшества, – промолвил Пьячере.
Послы умолкли.
– Его святейшество хотел бы, чтобы правительства или религиозные лидеры ваших стран собрали совет влиятельных исламских богословов и направили их сюда для изучения подлинного документа Фатимы. Они убедятся, что в нем нет ничего даже близко напоминающего эту вопиющую подделку.
– И все это, чтобы обелить Святой престол? – язвительно поинтересовался сириец.
– Чтобы установить истину.
Послы отнеслись к предложению враждебно, но сразу его не отвергли. Очевидно, сами они не могли предложить ничего лучше, что положило бы конец беспорядкам и демонстрациям, раздирающим их страны. Но максимум, чего смог добиться от них Пьячере, так это обещания донести просьбу Папы до своих правительств.
Пьячере отправил отца Ладислава проводить дипломатов к машинам. Он поблагодарил их за визит.
– Никто не должен знать об этой встрече!
– Я дал вам слово.
Казалось, с уст сирийца вот-вот сорвется гневный перечень случаев, когда ислам обжегся на честном слове христиан.
Наконец послы ушли. Пройдя в свой кабинет, Пьячере опустился на подушку и призвал на помощь всемогущего Господа и Его благословенную Мать. С очень конкретной просьбой: пусть документ Фатимы вернется, чтобы исламским богословам было что изучать.
VI
«А разве святой Петр не был при мече?»
Йозеф Ратцингер, впервые приехав в Рим в качестве префекта Конгрегации вероучения, заметил, что у него в подчинении людей меньше, чем было, когда он возглавлял Мюнхенскую епархию. С бюрократической точки зрения он пошел на понижение. Уже давно отличительной чертой Ватикана являлось то, что дикастериями Римской курии заправляли, и довольно неплохо, очень малочисленные штаты сотрудников. В сравнении со своими светскими аналогами, если таковые имелись, все они были недоукомплектованы персоналом. То же относилось и к ватиканской службе безопасности.
Президентов и премьер-министров оберегают специальные подразделения, круглосуточно готовые отразить нападение какого-нибудь маньяка. Однако для подобных маньяков нет более заветной цели, чем Папа. Ну кто поверит, что охрана у понтифика самая скромная? Что лишь горстка людей защищает его от злоумышленников?
– Я попросил отца Динойю подобрать из Священного Писания все отрывки, в которых упоминается об охране Господа нашего.
Так отшутился понтифик от предложения Карлоса Родригеса довести численность и вооружение охраны до значений, которыми могла похвастаться служба охраны американского президента.
Динойя предложил стих из Евангелия от Иоанна, где фарисеи собираются бросить камни в Иисуса, а Тот невредимый проходит посреди них.
– Jesus autem abscondit se et exivit de templo, [129]– промолвил голос с баварским акцентом.
Проблема заключалась лишь в том, что наместник Христа на земле не обладал способностью невидимкой скрываться от своих врагов.
После убийства государственного секретаря, его помощника и кардинала Магуайра Карлос Родригес надеялся, что у него наконец появился ниспосланный свыше довод в пользу увеличения своего штата. Так же легко убийца мог бы проникнуть в кабинет самого Папы! Вопрос приняли на рассмотрение – любая бюрократия, маленькая или большая, действует одинаково, – но пока что Карлос получил разрешение искать помощь извне. Потому и вызвал Трэгера.
В прежние времена в поддержку малочисленной охране Ватикана предлагали стражей от государства, но тогда живописную швейцарскую гвардию в ярких мундирах эпохи Возрождения считали достаточно надежной. Неважно, что в прошлом понтификов похищали, изгоняли из Рима, а в первые столетия христианской эры вообще одного за другим предавали мученической смерти. В мире сверхдержав Ватикан, крошечный город-государство размером с почтовую марку, выглядел анахронизмом, осколком папского государства и папской армии и всей той смеси светского и религиозного, которая когда-то так возмущала Данте. Внутри стен отношение к безопасности по-прежнему оставалось несерьезным.
– Фатализм, – заметил Трэгер, выслушав Родригеса.
– Судьба, – ответил Карлос.
– А разве святой Петр не был при мече?
– Ему приказали убрать меч.
Родригес испытывал к Трэгеру смешанные чувства. С одной стороны, у него сохранились благоприятные воспоминания о том, как умело агент ЦРУ провел расследование обстоятельств покушения на Иоанна Павла II. Из всех отчетов, представленных в Ватикан различными спецслужбами, американский был самым обстоятельным. И в нем содержалось неприкрытое обвинение. Пусть нажал на спусковой крючок турок, впоследствии упорно утверждавший, что действовал в одиночку; Трэгер установил, что за веревочки дергали Советы. И главным кукловодом был Чековский, тогда работавший в Москве, сейчас ставший российским послом в Италии. Неудивительно, что этот человек так упорно добивался передачи отчетов.
– Прегрешения Советского Союза не должны ложиться пятном на новую Россию, – елейно заявил Чековский, в очередной раз пытаясь получить отчет из архивов.
Об этом сказал Родригесу покойный Брендан Кроу.
Поразительно, но Кроу, по сообщениям Донны Куандо, был связан с братством Пия IX. Пост Донны в доме Святой Марфы служил отличным информационным каналом, к тому же позволявшим Родригесу экономить свои и без того скудные средства. Братство постоянно нападало на Ватикан, но только на словах, а не камнями и палками. Так или иначе, то обстоятельство, что Кроу, правую руку кардинала Магуайра, видели с Катеной и тучным Харрисом на парапете замка Святого Ангела, давало почву для размышлений.
Эти размышления получили новую подпитку, когда Кроу внезапно уехал в Соединенные Штаты, где был убит на территории комплекса «Эмпедокл». Это событие вынудило Трэгера податься в бега. Его тайно переправили из страны на самолете, который доставил в Рим Хизер Адамс. Задача Хизер заключалась в том, чтобы вернуть подложный документ, вызвавший такой переполох в мире, порядок в котором теперь, похоже, определялся противостоянием воинствующего ислама и немощного христианства. Возможно, врата ада никогда не восторжествуют над католической церковью, но нет никаких гарантий, что покоренная Европа не превратится в халифат, раскинувшийся от Ла-Манша до Кавказа. Островок Ватикан уцелел в волнах разлившегося светского моря, но что будет, если его окружит ислам?
Родригес передал кардиналу Пьячере рассказ Трэгера о поразительных странствиях третьей тайны Фатимы, но пока лишь на словах. Подумать только, Кроу улетел в Америку с документом, там его убил застигнутый врасплох грабитель, которому пришлось бежать с места преступления без папки; затем Хизер отнесла документ домой и приютила Трэгера, объявленного в розыск, тот забрал документ и положил его в сейф на работе, в ошибочной уверенности, что там письмо будет в безопасности. За эту ошибку секретарше Трэгера пришлось дорого заплатить. И все это привело к тому, что Трэгер ввязался в переговоры с психом, завладевшим письмом, предлагая обменять свой отчет о покушении на Иоанна Павла II на третью тайну Фатимы.