Текст книги "По следам снежного человека"
Автор книги: Ральф Иззард
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)
На следующее утро Джералд пошел вниз по долине, чтобы присмотреть укромное место где-нибудь высоко под скалами правого склона. Мне надо было кое-что написать, но дальше слов «Глава первая» дело не пошло, так как явился Бис верхом на пони. Он его перехватил, когда тот спускался обратно в Тхьянгбоче. Бис был в полном восторге от гигантских розовых вьюнков, виденных им по дороге. Вблизи хижин Лобудже имелась большая колония пищух, в прошлом году кишевшая этими симпатичными зверьками. В марте, когда Бис впервые побывал в районе нашего теперешнего лагеря, они еще были на месте. Теперь мы не видели ни одной. Это удивило нас, но вскоре все стало ясно. Колонией завладело несколько желтобрюхих ласок, за чьими изящными играми среди камней мы наблюдали, сидя за вторым завтраком. Нараян, Норбу и сопровождавший Биса шерпа Таси некоторое время карабкались по камням, пытаясь поймать хоть одну ласку, но эти создания оказались слишком проворными. Днем Бис покинул меня, намереваясь вернуться в базовый лагерь, а затем подняться к Дуд-Покхари. Под вечер опять стало очень холодно, и, не желая переводить топливо, мы в семь часов забрались в спальные мешки. Утром палатки снова оказались обледеневшими.
Назавтра Джералд с оставшимися у нас четырьмя шерпами-кули отправился строить убежище в том месте, откуда просматривалась нижняя часть ледника Кхумбу, а также верховье долины Чола-Кхолы. К полудню я закончил писать и решил совершить небольшую прогулку вверх по абляционной долине, шедшей вдоль ледника Кхумбу. Стоило мне пройти всего несколько сот шагов, как я понял, что это была идеальная страна йети. Там имелись длинные поросшие дерном участки, усеянные огромными валунами, кое-где попадались маленькие озера, а налево тянулось как бы бесконечное высокое неровное нагорье, изобиловавшее бесчисленными убежищами среди камней. Тут и там мы видели помет волков или лисиц, доказывавший, что этот район был хорошо населен. Пройдя вверх километра полтора, я наткнулся на довольно старые загадочные широкие следы на участках замерзшей грязи. После тщательного изучения я пришел к выводу, что они принадлежат, вероятно, медведю, но какому медведю – являлось новой загадкой. Я считал совершенно невероятным, чтобы то мог быть гималайский черный медведь, которого никогда не видели на такой высоте, и столь же невероятным, чтобы это был красный медведь, по уверениям шерпов, никогда не встречающийся в этом районе. Очевидно, мысль о медведях не оставляла меня, так как я готов был поклясться, что там, где долина сужалась и путник оказывался вынужденным траверсировать каменистую осыпь на склоне ледника, я слышал совсем рядом с собой медвежье рычание. Это произвело на меня вполне определенное впечатление, так как, кроме ледоруба, при мне не было никакого другого оружия; однако, хотя я очень внимательно осматривался вокруг, все время готовый к тому, чтобы пуститься стремглав вниз, спасаясь от мчащегося за мной медведя, я нигде не видел укрытия, где мог бы спрятаться такой большой зверь. Возможно, от пребывания на большой высоте у меня начались галлюцинации, но я и теперь еще убежден, что слышанные мною звуки были рычанием медведя.
Солнце садилось, когда я повернул к дому. Близ Лобудже я впервые заметил узкий кулуар, который вел направо в нагромождение скал. Почва была песчаная, и на ней виднелись два ряда следов разной величины; теперь не оставалось почти никаких сомнений в том, что это были медвежьи следы, вероятно медведицы с медвежонком. Я прошел по следу, чувствуя себя не очень уютно (хотя он и был старый), шагов триста вверх по ущелью, вскоре расширившемуся и превратившемуся в обширный каменистый амфитеатр. Там след затерялся. Было уже темно, когда я достиг лагеря. Анг Тсеринг и Норбу вышли навстречу, подавая сигналы полицейскими свистками.
На следующий день рано утром Джералд отправился к себе в убежище, построенное кули по его указаниям. В полдень я снова двинулся вверх по леднику, решив добраться до Озерного лагеря, но день оказался потерянным. В отличие от вчерашнего состояния я ощущал апатию и с трудом дышал. Мне действительно было тяжело идти, и при виде зловещих туч, скоплявшихся в небе, я то и дело испытывал соблазн повернуть назад. Некоторое время я упорно взбирался по ужасному участку ледника с каменистой тропой, но меня вдруг охватило сознание тщетности всех усилий и я уселся на камень. Несомненно, я шел слишком медленно, чтобы благополучно добраться до Озерного лагеря и спокойно проделать обратный путь. У меня пропало всякое желание двигаться дальше, но – и это было еще хуже – я не хотел возвращаться. Несколько минут я просидел в каком-то отупении, пока не пустился, собрав всю свою энергию, назад, пристыженный и искренне недоумевавший, как я смог в прошлом году пройти за один день от Лобудже до Эверестского ледопада и обратно в Лобудже. Теперь, пройдя четверть этого расстояния, я чувствовал себя изнуренным. Впрочем, оказалось к лучшему, что я раньше времени повернул назад, ибо зловещие тучи неожиданно разразились густым мокрым снегом и разыгралась сильная метель, слепившая глаза. Я возвратился в лагерь совершенно промокший и белый с головы до ног. В данном случае лень, вероятно, спасла мне жизнь, так как, пойди я дальше к Озерному лагерю, мне пришлось бы пробыть на метели еще часа два и я вряд ли смог бы найти дорогу назад. Я остался в убеждении, что ледник Кхумбу прекрасное место для поисков йети.
Почти напротив Лобудже по ту сторону ледника возвышается пик Покалде вышиной свыше 6000 метров. Чуть пониже вершины имеется седловина, ведущая в долину Ймджа-Кхолы. На следующий день я сидел за вторым завтраком, как вдруг вдали в стороне Покалде послышались крики. Высоко в горах звук разносится изумительно далеко, и лишь через некоторое время нам удалось в бинокль различить алые бриджи Тома, мелькавшие в верхней части седловины Покалде. Вскоре рядом с ним появилось еще несколько черных пятнышек, и нам стало ясно, что вся его партия пытается перебраться по седловине от Чукхунга к нам. Спуск с седловины к леднику Кхумбу не очень опасен, но мои шерпы, находившиеся в Лобудже, предвкушали возможность порадоваться различным мелким происшествиям и с надеждой наблюдали за тем, как Том вел вниз свой отряд носильщиков. Ни один из них не поскользнулся (если бы они и поскользнулись, это не причинило бы им большого вреда), и к чаю Том, Билл и Чанк со всеми своими шерпами были уже у нас. Вскоре снова пошел снег, и Джералд, который, сидя в своем убежище, больше ничего не мог различить, также присоединился к нам.
Этим вечером было решено, что все мы отправимся вверх к прежнему английскому базовому лагерю у подножия Эвереста и совершим ради удальства подъем по ледопаду. Партия Тома выйдет в путь завтра. Я дождусь прибытия следующего нарочного из Катманду, который, вероятно, находился уже в пути, и отправлюсь на день позже. Партия Тома вышла в 10. 30 утра, и я надумал проводить их, чтобы ознакомиться с дорогой на длинном участке каменистой осыпи под Озерным лагерем. Чувствуя себя на обратном пути достаточно бодрым, я сделал крюк и медленно взобрался на седловину между горами, расположенными к западу от ледника. Участники швейцарской экспедиции 1952 г. называли ее «Седловиной йети», так как следы, обнаруженные ими вблизи от Озерного лагеря, по-видимому, шли через нее. На седловине стояло множество пирамид из камней, доказывавших, что во всяком случае по ней часто проходили люди. Оттуда я увидел путь, ведущий, должно быть, в долину Дуд-Коси и огибающий ледник, который, вероятно, спускается с севера, и лишь затем разветвляется к востоку и к западу.
На седловине я не обнаружил никаких следов йети и вообще никаких признаков животных. Я совершил длинный траверс вниз от седловины до лагеря. По возвращении, нагнувшись, чтобы достать что-то из палатки, я впал в полуобморочное состояние; подобное явление произошло со мной впервые. Это было предупреждением (вряд ли я в нем нуждался), что после четырех месяцев сверхнапряженной работы в горах мои силы подходили к концу.
В лагере я застал Джона и Стена, оставшихся очень довольными своей семидневной экскурсией, во время которой они взошли на пик Покалде. В конце дня шел сильный снег, и мы были вынуждены забраться каждый в свою палатку. Таким образом, я услышал рассказ Джона только вечером, когда погода снова прояснилась.
Вот дневник Джона за эту неделю:
«24 апреля. В 11 часов утра я последний раз покинул базовый лагерь. В 12.30 добрался до Тхьянгбоче и пил чай с ламой Сангхи; монахи подарили мне белый шелковый шарф, так как я окончательно покидал район Сола-Кхумбу. На ночь остановился в Пангбоче. Электрическая буря и грохот грома, перекатывавшийся с одной вершины на другую.
25 апреля. Идем через Дингбоче к Чукхунгу. В этой деревне еще нет ни яков, ни пастухов.
26 апреля. Рано утром прекрасные облака. Длинный подъем по хорошим для йети местам до седловины высотой 5800 метров, которая ведет к леднику Кхумбу по ту сторону хребта. Разбили лагерь на высоте 5600 метров. После наступления темноты долго не входил в палатку, но ничего не видел и не слышал.
27 апреля. Бессонная ночь, хотя ничего необычного не слышал. Встал в 3.45 утра. Вскипятил на примусе чай. В 4.30 бледный рассвет. Начали подъем на пик Покалде, чтобы сфотографировать Ама-Даблам. В 7.30 достигли вершины (свыше 6000 м). В 10 часов утра возвратились в лагерь. Искали следы на леднике и на замерзшем озере, но ничего не обнаружили. Вернувшись вечером в Чукхунг, мы узнали, что все остававшиеся там шерпы, мужчины и женщины, посетили Нанга-Дзонг, где высокочтимый тибетский лама по имени Тсери живет совершенно один на горе, расположенной между Дингбоче и Чукхунгом. Шерпы, по-видимому, очень верят ему. По его словам, он дважды видел йети из своего жилья.
28 апреля. Идем к подножию перевала Амбу-Лапча (высота 5800 м), который ведет к Хонгу. Мы встретили Пху Кеепа, кули из американского лагеря у Макалу, возвращавшегося со ста сорока другими от Макалу в Намче-Базар. Никто из них не видел никаких следов йети. Сделали несколько снимков северного гребня Ама-Даблама – на вид он безнадежен.
29 апреля. Миновали перевал. Близ его верхней точки имеется каверзный желоб, и мы заставили носильщиков связаться веревкой. По ту сторону, когда мы достигли озера Хонгу, шел снег. Никаких признаков ни йети, ни новозеландской экспедиции.
30 апреля. Стен и я пересекли замерзшее озеро Хонгу. Никаких следов. Поднялись по леднику до вершины пика (6000 м) к югу от Хонгу. К востоку от перевала, ведущего в долину Мингбо, не видно никакой жизни и никаких следов. Еще раз сфотографировали Ама-Даблам, Чамланг и т. д. Во второй половине дня метель.
Иногда жители южного Непала посещают район Хонгу. По рассказам, там видели йети, но мы не обнаружили никаких признаков».
Достигнув Хонгу, Джон повернул обратно к Чукхунгу. У него были с собой три дополнительных вьюка дров, и он оставил их на пустынном берегу озера, прикрепив к куче следующую записку: «Дрова Джекам новозеландцы, пожалуйста, пользуйтесь».
Теперь Джон был готов пуститься в одиночестве в путешествие к Кангченджанге, но, услышав о нашем намерении подняться на Эверестский ледопад, решил сопровождать нас. Джералд предполагал, что не сможет идти наравне с нами и намеревался на время нашего отсутствия заняться наблюдением за местностью из своего убежища. По недосмотру значительная часть снаряжения Джона и Стена, в том числе совершенно необходимая добавочная палатка, была оставлена в деревне Чукхунг, и пришлось туда послать одного из шерпов. Это значило, что пройдет по крайней мере два дня, пока Джон и Стен окажутся в состоянии присоединиться к нам на ледопаде, и поэтому я решил отправиться вверх по леднику один, оставив их обоих отдыхать в хижинах Лобудже, где они расположились с комфортом. В понедельник 3 мая я пустился в путь в сопровождении Норбу и двух кули. Никому из нас не доставил большого удовольствия длинный участок каменистой осыпи ниже Озерного лагеря, а отсутствие следов йети на покрытом снегом с кое-где проступающими пятнами песка берегу озера приводило нас в уныние. Мы остановились на полдник у озера, и все четверо потратили не меньше получаса, пытаясь поймать весьма наглую пищуху, прыгавшую, как бы издеваясь над нами, среди камней. Я стал уже опасаться, что нам, пожалуй, никогда не удастся поймать еще одного такого зверька, и повысил вознаграждение до 20 непальских рупий (1 ф. ст.) за штуку; но хотя после увеличения вознаграждения старания удвоились, они остались тщетными.
Тут появился нарочный от Тома с сообщением, что туман и облачность мешают киносъемкам, и поэтому он вместо того чтобы отправиться к прежнему базовому лагерю английской Эверестской экспедиции остановился у базового лагеря рекогносцировочной экспедиции Эрика Шиптона 1951 г. Этот лагерь находится не на самом леднике Кхумбу, а в абляционной долине как раз под Пумори. Мне предстоял длинный тяжелый подъем по каменистой осыпи вверх по коренному склону, ограничивающему ледник с запада, и я достиг лагеря только после 4 часов дня. Там мне показалось очень холодно, и, напившись чаю в палатке Тома, я сразу лег спать.
Том рассказал мне замечательную историю. В то утро он вышел раньше пяти часов с дробовиком, надеясь застрелить на обед горную индейку. После довольно трудного подъема по западному склону долины он занял позицию под высоким усеянным обломками скал гребнем. К этому времени совершенно рассвело. Взгляд Тома блуждал вдоль гребня, на мгновение остановился на каком-то рыжевато-буром камне, лежавшем поперек другого, передвинулся дальше, а затем снова вернулся к тому же месту. К изумлению Тома, верхний камень исчез. Он в этом не сомневался, так как не менял положения. Он уверен, что на самом деле верхний камень был спиной какого-то большого рыжевато-бурого животного. Охваченный надеждой, Том двинулся вверх по склону. Камень находился над ним всего шагах в двухстах, но из-за большой высоты – почти 5700 метров – Тому понадобилось полчаса, чтобы до него добраться. Тут его надежды немедленно рухнули. По ту сторону гребня перед ним открылось беспредельное пространство сильно пересеченной, покрытой камнями местности, где без труда спрятался бы целый горный полк, а не только одно-единственное животное, видевшее его приближение. Из-за отсутствия снега, на котором могли бы сохраниться следы, поиски были явно тщетными, и Том спокойно вернулся в лагерь. Не имея достаточных оснований, он не решался утверждать, что видел йети, но вместе с тем отказывался признать в этом животном красного медведя. Он лишь вполне уверен, что животное было рыжевато-бурого цвета; на подобной высоте яки не встречаются и во всяком случае не сидят на камнях, а потому то мог быть лишь красный медведь или йети. Виденное Томом животное никому из нас больше не попадалось.
Тому очень хотелось взобраться на побочную вершину Пумори, потому что с высоты около 6000 метров, где имеется небольшая площадка, открывается великолепный вид на Эверест, расположенный напротив Пумори по ту сторону ледопада. На Пумори (7000 м) еще никто не всходил и никому не удавалось продвинуться выше упомянутой небольшой площадки, так как дальнейший подъем по любому склону сопряжен с очень серьезным риском из-за лавин. По нашим расчетам, нам потребовалось бы около четырех часов на то, чтобы добраться до площадки; это означало ранний выход, ибо мы предполагали, что часам к одиннадцати облака по обыкновению заволокут небо. С общего согласия мы решили взять с собой лишь отборных дарджилингских шерпов, а остальным дали распоряжение снять в наше отсутствие лагерь и перенести все грузы через ледник к расположению прошлогоднего английского базового лагеря. Подъем к площадке был долгим и медленным; Том и Билл шли хорошо, а я тащился сзади, сопровождаемый Чанком, который перед завтраком опять отправился настрелять дичи и потому вышел поздно. Контрфорс поднимался очень круто, и нам приходилось пересекать довольно опасные участки гладкого льда. На высоте, вероятно, 6000 метров мы обогнули отвесный утес, расположенный непосредственно под площадкой, и, когда взобрались на нее, перед нами предстало поистине чудесное зрелище. Низвергавшийся между Эверестом и Нупцзе ледопад напоминал с высоты рассыпавшуюся груду колотого сахара. Можно было видеть Западный цирк, а за перевалом Лхола – Северную седловину. Мы усердно занимались фотографированием, пока облака не затянули небо.
Обратный путь прошел изумительно удачно. Мы спустились на ледник и пробрались среди сераков к тому месту, где раньше находился английский базовый лагерь. Оказалось, что Джон и Стен уже пришли туда из Лобудже. Итак, шестеро из нас собрались вместе и были готовы назавтра подняться по ледопаду. Конечно, мы не собирались взобраться на Эверест или совершить штурм всего ледопада; по мнению Джона Джексона, мы могли бы достичь вершины ледопада самое меньшее через неделю, если бы даже у нас имелись необходимые приспособления – штурмовые лестницы и т. п. Это просто должно было быть восхождение в честь годовщины, так как 29 мая исполнялся ровно год с того дня, когда Хиллари и Тенсинг достигли вершины.
Нас сопровождали два шерпа-«тигра», Пхудорджи и Пасанг Пхутар II; оба они в прошлом году поставили замечательный рекорд выносливости, дважды доставив грузы на Южную седловину. Мы крайне сожалели о том, что «тигр» Анг Ньима остался в Чукхунге. Ниже 6000 метров он мог казаться юношей, внушающим сомнение, но на большой высоте безграничная энергия делала его героем. В прошлом году, сопровождая Алфреда Грегори, он поднялся с грузом до последнего штурмового лагеря (примерно 8500 м) и, таким образом, взобрался выше, чем все остальные шерпы, исключая Тенсинга.
Пхудорджи по-прежнему на вид совершенно несокрушим, но Пасанг Пхутар все еще не избавился от последствий прошлогоднего перенапряжения. Пхудорджи и Пасанг Пхутар говорили, что охотно проделали бы снова восхождение по стене Лхоцзе на Южную седловину, но ничто никогда не заставит их повторить весь путь по ледопаду. Они говорили это, хотя и знали, что за ледопадом в Западном цирке было брошено много запасов, которых хватило бы на бесконечно долгое время для снабжения универмага в Намче-Базаре. По существующему обычаю эти запасы могут быть взяты всяким, кто до них доберется.
Английский лагерь среди сераков имел такой вид, словно его только что покинули; вокруг, как всегда, валялся разный хлам, остающийся после всех высокогорных экспедиций. Лагерь был построен на прочном льду, покрытом обломками скал и кусками сланца. Том сразу обратил внимание, что весь ледник удивительно сильно осел с прошлого года, когда он сам вырубил себе пещеру в основании ледяной стены. Теперь его пещера находилась в сераке на высоте по меньшей мере 6 метров. Она сохранилась в хорошем состоянии, так как была обращена к северу, но другая пещера, высеченная Томом Бурдиллоном и обращенная на юго-запад, превратилась в бесформенную яму. Вырубив ступени в сераке, мы собрались в пещере Тома Стобарта. В ней оказалось на удивление тепло, и нам пришла мысль напиться чаю. Кто-то, не подумавши – я в этом не был повинен, – решил, что неплохо бы развести в пещере костер. Политый керосином костер прекрасно разгорелся, но густой дым от него чуть не удушил нас. Мы находились на высоте 6 метров, а один человек своим телом полностью загораживал вход в пещеру. Так как выбираться приходилось по одному, то последним основательно досталось, и несколько минут они могли лишь лежать на льду, содрогаясь от приступов кашля. Шерпы пришли к заключению, что это была лучшая шутка за все время путешествия.
Вечером, нацепив кошки, мы ковыляли вокруг сераков. Трое из нас надели их впервые в жизни, а мне пришлось довольствоваться восьмым размером, ибо свой одиннадцатый номер я оставил в базовом лагере.
Мы провели тревожную ночь. Лед под нами трескался то с грохотом пушечного выстрела, то с каким-то более жутким звуком, напоминавшим хлопанье двери в пустой комнате.
Назавтра мы вышли, как всегда, рано и некоторое время двигались по леднику среди ледяных глыб величиной с дом и сераков, напоминавших церковные шпили. В этом царстве льда было адски жарко; мы разделись до рубах. Мы находились слишком близко от Эвереста, чтобы составить себе какое-либо представление о его грандиозном величии. Сразу же к северу, но, по счастью, на безопасном для нас расстоянии то и дело с шумом проносились лавины со скалистой стены, соединяющей на западе Лхола и пик Лингтрен. Мы только что приступили к тяжелому подъему, как вдруг наткнулись на остатки лагеря II Швейцарской экспедиции, вернее, на то место, где он теперь находился – лагерь несомненно передвинулся на большое расстояние вниз по ледопаду. Мы нашли пустые банки и бидоны, цилиндрическую канистру, содержавшую часть кислородного аппарата, и мешок сахару, который наши шерпы с похвальной сообразительностью быстрехонько признали «сахаром шерпов».
Некоторое время мы оставались на этом месте, так как оттуда был прекрасно виден ледопад над нами, что давало возможность тщательно осмотреть его. Можно сразу сказать, что ни одна экспедиция никогда не попыталась бы пройти по ледопаду, если бы к вершине Эвереста существовал другой путь. Здесь мы нацепили кошки и связались: Джексон, я, Пхудордж и Чанк составляли связку № 1, а Том, Билл, Эдгар, Пасанг Пхутар и Стен – связку № 2. Следующие два часа мы упорно шли вверх.
Первые полчаса подобного восхождения – прыганья через бездонные на вид трещины, карабканья на кошках по отвесным на вид ледопадам, откуда можно свалиться лишь «в пустоту», подъема по ледяным ступеням, осторожных переходов по снежным мостам – приводят новичка в такой ужас, какого он никому не пожелал бы. Однако со временем страх исчезает, и все внимание сосредоточивается на решении головоломных задач.
После благополучного возвращения из подобного маршрута, вас прежде всего охватывает чувство смирения при мысли о том, что должны были испытать более выдающиеся люди, взбираясь на вершины высочайших гор. Вы ощущаете также легкую радость оттого, что вам удалось справиться с задачей, к которой вы приступали со страхом и которую вы всегда будете вспоминать с удовольствием, но наверняка никогда не захотите еще раз выполнить.
От того места на ледопаде, куда мы добрались, несомненно можно было продвинуться значительно дальше. Если бы мы действительно предприняли серьезную попытку, дав себе достаточный срок и собрав все остатки энергии, то, пожалуй, нам удалось бы пробиться до Западного цирка. Руководителем был Джон, а Том, Пхудорджи и Пасанг Пхутар обладали необходимым знанием местных условий. Стен и Билл к этому времени стали крепкими альпинистами, а Чанк и я, хотя и были в сравнении с ними еще «пассажирами», научились делать без подсказки то, что от нас требовалось, притом быстро и сравнительно умело. Но в наши планы не входило истощать свои силы, отвлекаясь от главной задачи – поисков йети. О том чтобы йети по собственной инициативе направился вверх по ледопаду, по-моему, не могло быть и речи, так как в Западном цирке для него не было ничего привлекательного.
Дживс прыгает через трещину на Эверестском ледопаде
Лагерь в верховье ледника Кхумбу, служивший в прошлом году базовым лагерем для Эверестской экспедиции
Джексон среди сераков непосредственно под Эверестским ледопадом
Мы провели еще одну холодную и жуткую ночь в прежнем английском базовом лагере, а затем спустились по центральной части ледника Кхумбу назад в Лобудже. Это было началом нашего отступления из страны шерпов, хотя тогда мы так еще не думали. Мы вернулись 6 мая, и в нашем распоряжении оставалось самое большее две недели. Я продолжал надеяться совершить еще один короткий маршрут в верховье долины Дуд-Коси, но этому помешали непредвиденные события. Ночью опять шел сильный снег.
На следующий день к нам явился Джералд; у него был очень изможденный, явно больной вид. Пока мы находились близ Эвереста, он все время лежал в своем укрытии и теперь страдал от последствий пребывания под открытым небом и кислородного голодания. Мы поместились в одной палатке, он всю ночь находился в полубредовом состоянии. Наутро он едва мог ходить, и Билл начал подготовку к спуску. В этот же день прибыл задержавшийся нарочный из Катманду и с крайней неохотой я написал в редакцию нашей газеты о том, что нам приходится свертывать работу. Для высотной экспедиции мы уже и так слишком долго пробыли в горах и состояние Джералда являлось лишь предупреждением о той участи, какая ожидает всех нас, если мы будем слишком долго упорствовать. Все мы сильно потеряли в весе, а некоторые настолько похудели, что на них было жалко смотреть. По мере того как мы слабели, наша задача становилась все более трудной. С приближением лета снег отступал и территория, которую нам предстояло обследовать, увеличилась, вероятно, на многие сотни квадратных километров, причем значительная часть лежала на большей высоте по сравнению с той, на какой мы до сих пор работали.
Битва, очевидно, была проиграна, и благоразумие требовало, выражаясь языком боксеров, «признать себя побежденным во избежание дальнейших повреждений и, возможно, постоянного увечья».
В этот день я распрощался с Джоном, в прекрасном настроении пустившимся в путь к Кангченджанге. Нам предстояло снова встретиться через пять недель в Калькутте. Том и остальные участники партии направились к каменной хижине близ Чуле, где должен был провести ночь Джералд. Я остался один в Лобудже; мне следовало вплотную заняться писанием, чтобы отправить нарочного в Катманду. Назавтра я двинулся прямо в базовый лагерь. На путь вверх нам понадобилось три дня, и хотя, идя обратно, я почти все время спускался, из-за сильного встречного ветра в долине Чола-Кхолы я выбился из сил задолго до того, как добрался до Тхьянгбоче. В тот же день партия Тома также шла вниз к базовому лагерю, и я начал догонять его отставших кули. Двое из них в лоск напились в Пангбоче и едва держались на ногах. По узкому пешеходному мостику через ущелье Имджа-Кхолы они проползли на четвереньках, а я нес их груз.
Восточные склоны ниже монастыря Тхьянгбоче пестрели теперь особенно красивыми зеленовато-желтыми и бледно-розовыми рододендронами. Лама Сагхи опять увидел меня, когда я шел, на этот раз очень медленно, по лужайке перед монастырем. Он обнял меня своей худой рукой за талию и помог войти в келью, где несколько чашек чаю с маслом придали мне достаточно сил, чтобы я смог преодолеть последний крутой спуск к базовому лагерю. Я пришел очень усталый, от пореза пальца, вызвавшего заражение крови, у меня пульсировала вся рука. В базовом лагере за наше отсутствие произошли обычные несчастья. Принесли еще одну панду, которую мы рассчитывали подарить Неру, но она убежала в первую же ночь. Каменная куница, самое красивое животное в нашем зверинце, тоже умудрилась удрать.
Чарлз оставил записку с сообщением, что отправился в гости в деревню Тхаме, где через несколько дней должен был состояться большой ежегодный праздник. Вместо того чтобы пуститься в новый маршрут, я спокойно провел следующую неделю в лагере, заканчивая подготовку к обратному пути. Том, Стен и Чанк пошли в Тхаме, где предполагали заснять празднество для кино. Джералд и Билл оставались со мной.
Проснувшись наутро после нашего возвращения, я понял, что дни поисков йети для меня миновали, во всяком случае на этот год. Хотя с рукой дело шло на поправку, она все еще болела и железки у меня под мышкой распухли. Это я еще мог перенести; с чем я действительно не мог совладать – это с непреодолимым чувством апатии. Я знал, что не смогу стряхнуть ее и снова приступить к работе на большой высоте до того, как наступит время возвращаться в Катманду. Как только я примирился с этим фактом, меня охватило чувство величайшего облегчения. Я лег в постель и думал о том, чего мы достигли. Первую битву мы вели против слепого неведения. Правда, нам не удалось поймать йети или хотя бы увидеть его, но мы, несомненно, собрали достаточно данных, чтобы убедить большинство специалистов в том, что это животное является не мифом, а существом из плоти и крови, чье окончательное отождествление окажется, вероятно, величайшим зоологическим открытием нашего века. Второе сражение шло против грубой силы – тех стихий, которые высокие горы могут обрушить на пробирающегося среди них путника, если они окажутся к нему немилостивыми. В этой битве мы вели себя во всяком случае доблестно, превосходя свои возможности в условиях, когда никакой судья не в состоянии вмешаться, если вы оказываетесь поверженным, когда подлинное избиение начинается с того момента, как только вы опуститесь на колени. Проявив разную степень выносливости, каждый из нас дошел до своего предела. Лично я считаю ошибочным предположение, будто человек в состоянии существовать неопределенно долгое время на высоте 7000 метров, сохраняя хотя бы подобие нормальных физических и психических способностей. Каждый человек, по моему убеждению, имеет свой «потолок», который может совершенно не зависеть от состояния его организма. Это предположение еще требует проверки. Джералд достиг своего предела на высоте примерно 5000 метров. Предел Джона был безусловно гораздо выше; впрочем, должен добавить, что, встретив его впоследствии в Калькутте, после того как он проделал замечательный переход в 300 с лишним километров от базового лагеря до Дарджилинга, я был потрясен его до неузнаваемости истощенным видом. Большинство из нас оказалось способно на протяжении четырех месяцев более или менее нормально работать на высоте до 6000 метров; наша работоспособность, однако, заметно снизилась к началу четвертого месяца. Когда я думал о всем этом, лежа в своей палатке, то пришел к выводу, что нам нет оснований стыдиться.
Наступили теплые солнечные дни, проведенные мной в праздности. Джералду был предписан полный покой до того, как он пустится в тяжелый обратный путь к Катманду. По утрам я бродил в соседних лесах, собирая лишайники (к тому времени я имел уже довольно внушительную коллекцию), иногда выкапывая новые растения, которые, как мне казалось, могли заинтересовать Чарлза.
14-го я получил записку от Биса, все еще находившегося у озера Дуд-Покхари, с сообщением, что он предполагает вернуться в базовый лагерь 16-го. Я известил его о нашем намерении прекратить дальнейшую работу, и он предложил собственный план – отправиться в Дарджилинг по маршруту, проходящему по более низким местам. Вечером партия Тома возвратилась из Тхаме вместе с Чарлзом. Празднество произвело очень сильное впечатление, и я теперь пожалел, что не побывал на нем. Том принес также сведения о третьем скальпе йети, хранившемся в храме в Намче-Базаре. Он был явной подделкой под те, что находились в Кхумджунге и в Пангбоче, и состоял из сшитых лоскутов кожи (на вид казавшейся настоящей), которым была придана приблизительно та же форма, какую имели остальные. Мы решили, что его смастерили сами монахи в Намче-Базаре, не имея подлинного скальпа для своего храма и завидуя соседям. Не исключена возможность, сколь ни нечестива такая мысль, что скальп в Намче-Базаре является объяснением пропажи шкуры йети в Кхумджунге.
