Текст книги "По следам снежного человека"
Автор книги: Ральф Иззард
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)
Мы надеялись расспросить пастуха яков, обнаружившего на прошлой неделе свежие следы. Хижина оказалась пустой, от неизвестно откуда появившегося соседа мы узнали, что хозяин не вернется до четырех часов дня. Траверс вдоль правого берега Дуд-Коси до Мачермы даже у акклиматизировавшегося человека отнимает целый день, и мы решили двигаться дальше. След был слишком давним, и не стоило заниматься его изучением. По сравнению с ранним утром погода улучшилась, и мы с удивлением отметили, как быстро таял снег по мере того, как поднималось солнце.
В Нюбе Джералд и я уселись позавтракать под огромным каменистым выступом, откуда открывался изумительный вид на возвышавшуюся в другом конце долины вершину Кангтеги, склон которой представлял собой мощные ледяные выступы, напоминавшие органные трубы. Менее приятным зрелищем были валы тумана, наползавшие на долину позади нас и уже слегка закрывшие деревья над базовым лагерем, еще недавно ясно различимые. Поэтому, не теряя времени, мы двинулись дальше; в спешке Джералд оставил на камне, служившем обеденным столом, наш единственный нож для консервных банок. До пастушьей хижины в Мачерме мы добрались, чуть-чуть опередив клубящийся туман. Топлива было вполне достаточно, и мы уютно провели вечер у приятно горевшего костра из веток карликового можжевельника. В шесть часов я опять связался по радио с лагерем. Но на этот раз, хотя я слышал лагерный передатчик, меня уже не слышали, что вызывало некоторую тревогу. Говорил со мной Бис, из этого я сделал вывод, что остальные партии уже покинули лагерь. Несмотря на костер, который мы все время поддерживали, ночью нам было очень холодно.
На следующее утро мы снова встали рано, преисполненные радостных надежд, так как впервые вступали в неисследованные области. Я рассчитывал даже за день добраться до Дуд-Покхари, но вскоре выяснилось, что такая задача непосильна. Рано утром туман оставался очень густым, а когда взошло солнце, он полностью не рассеялся. Теперь мы находились значительно выше, чем накануне, и русло Дуд-Коси лежало по меньшей мере на триста метров ниже нас. Мы были на высоте примерно 5000 метров. Снег, выпавший за последние недели, совершенно растаял, как и в низовьях долины, но сейчас снова начался снегопад.
Перед тем как пуститься в путь, я позвал Анга Тсеринга и велел ему объявить всем, что заплачу премию в 100 непальских рупий (5 ф. ст.) первому, кто обнаружит подлинный след йети. Возможно, это был опрометчивый шаг, ибо мне пришлось платить уже через двадцать минут. За деревушкой мы обогнули невспаханный край поля и при почти полном отсутствии видимости начали крутой траверс, продолжая идти вверх по правому берегу реки, как вдруг Анг Тсеринг, снова взявший нелегкую обязанность прокладывать путь, замер на месте. К этому времени мы наполовину пересекли склон, лежавший в тени и потому покрытый глубоким снегом. Метрах в двух ниже тропы и параллельно ей виднелась линия следов, которые вели к низовью долины. Они выделялись совершенно отчетливо, несмотря на покрывавший их снег. Насколько мы могли судить, следы были примерно трехдневной давности. Ничего похожего на них мне прежде никогда не приходилось видеть. На следах все еще сохранился ясный отпечаток одного большого пальца и по меньшей мере, трех маленьких. Приняв во внимание, что следы расплылись, мы определили их длину в 22–23 сантиметра, а ширину, вероятно, в 10–13 сантиметров. Длину шага можно было точно измерить, и она повсюду оказалась равной 68 сантиметрам. Общее впечатление было такое, что следы, хотя они и были меньше по размерам, в остальном полностью соответствовали тем, которые сфотографировал в 1951 г. Шиптон.
И Джералд, и я не сомневались в их принадлежности двуногому. Анг Тсеринг, вероятно самый пожилой и опытный из всех шерпов-сирдаров, сразу же признал в них следы йети, и его мнение немедленно подтвердили Анг Тилай, единственный из наших людей, видевший того, кого мы искали, а также Дану и Норбу, которые, как они утверждали, видели следы йети раньше. Вознаграждение должно было достаться Ангу Тсерингу, наиболее богатому из сопровождавших нас шерпов. Но самый факт, что никто из них не выразил сомнения по поводу находки Анга Тсеринга и решительно все подтверждали ее подлинность, не рассчитывая на вознаграждение для себя, доказывал, думается мне, бесспорность следов.
Это событие вызвало большое волнение и смятение среди шерпов. На несколько мгновений возникла суматоха; находившиеся сзади кричали «Вперед!», а стоявшие спереди кричали «Назад!». Зрелище было жуткое: призрачные клочья тумана клубились вокруг нас; он то рассеивался, и мы начинали видеть вокруг себя на сто шагов, то снова настолько сгущался, что мы едва различали друг друга. Пройдя некоторое расстояние назад по пройденному пути, мы достигли места, где йети или какое-то другое существо направился прямо вниз по склону к руслу реки. Следы были старые и, спускаясь по ним, мы неизбежно потеряли бы их, так как ниже снег сошел. Поэтому мы вернулись туда, откуда начинались следы.
Мы продолжали прежний траверс, а двумя метрами ниже, строго параллельно нашей тропе, тянулись отпечатки. Шагов через триста тропа привела нас к небольшому плато, которое уверенно пересекло животное; однако несколько ниже дальнего края плато мы увидели какую-то путаницу следов, причем часть была прежнего размера, часть меньшего. Сначала мы сделали было вывод, что дело идет о взрослом животном и детеныше, но затем пришли к следующему убеждению: животное, приблизившись к плато, подобно любому осторожному человекоподобному существу, оказавшемуся в аналогичном положении, опустилось на все четыре конечности (меньшие отпечатки были от кистей рук или от суставов пальцев) и предусмотрительно высунуло голову, чтобы заглянуть за край плато и убедиться в безопасности дальнейшего пути, прежде чем снова двинуться на задних ногах.
Животное приблизилось к плато, поднявшись прямо от реки, и это означало, что нам предстоит трудный спуск; так как туман снова сгустился, то мы сочли на этот раз неблагоразумным идти дальше по следам. Наша собственная тропа вскоре привела нас к другой ненаселенной деревне, а еще примерно через километр мы, к нашей радости, снова наткнулись на следы и ясные отпечатки тела животного, сидевшего там в разных позах на выступе; очевидно, оно внимательно рассматривало деревню, прежде чем решилось совершить глубокий спуск для обхода.
Загадочное существо явно направилось вниз по тропе, на которую мы теперь вступили, но приводило в недоумение то, что длина шагов заметно сократилась, и отпечатков было гораздо больше, чем мы ожидали. К нашему огорчению, мы начали склоняться к выводу, что шли по следам какого-то четвероногого, как вдруг с радостью и облегчением увидели, как следы неожиданно разделились, огибая камень, и нам стало ясно, что они принадлежали двум двуногим, которые шли метрах в четырех друг от друга. Характер следа оставался таким же на протяжении полутора километров: чаще всего он шел в одну линию, но иногда разделялся, чтобы обойти с двух сторон препятствие. В одном месте волк пересек след под прямым углом, остановился в нерешительности, затем вернулся к следам, шел по ним метров восемьдесят и, лишь удовлетворив свое любопытство, снова свернул в сторону и отправился по своим делам. В конце концов, воспользовавшись сухим руслом, животные взобрались по обрыву слева от нас, и там их следы исчезли; в этом кулуаре было мало снегу, а туман настолько сгустился, что продолжать путь стало опасно, мы прекратили преследование, перебрались на левый берег реки и разбили лагерь около дома Анга Тилая в пустовавшей теперь деревне Нах.
Оглядываясь назад, я думаю, что решающим фактором неудачи дальнейших поисков был, вероятно, туман, который приковал нас к месту на весь остаток дня и первые часы следующего утра. Он-то и лишил нас возможности исследовать окружающую местность и выработать наиболее целесообразный план действий. Сами того не зная, так как видимость была ограничена несколькими метрами, мы достигли конечной морены ледника Дуд-Коси. Впоследствии мы установили, что долина в этом месте делится на две, и восточное ее ответвление представляло еще один путь, по которому мог скрыться йети. Мы же предполагали, что там имеется только одна долина, тянувшаяся к западу, та самая, по которой спустился йети. Верхняя часть западной долины ведет к Дуд-Покхари.
Наутро, вскоре после того как мы покинули стоянку, туман рассеялся, и мы обнаружили, что следы, по-видимому, начинались от обширного цирка, расположенного высоко на склоне горы и усеянного обломками скал и ледниковыми остатками. Разочарованные, мы были готовы прийти к выводу, что это почти недоступное убежище и является, вероятно, постоянным местожительством йети, когда раздавшийся впереди крик оповестил нас о следах.
Дану, я и один из шерпов помоложе, прыгая с камня на камень, перебрались через реку и сразу же у нас не осталось никаких сомнений в том, что мы опять напали на правильный след. Возможно, животные сделали еще один крюк, чтобы миновать деревню Нах, но, как теперь выяснилось, они придерживались общего направления вниз по течению реки, пользуясь излюбленными яками узкими выступами в нижней части обрыва, которые тянутся вдоль русла по берегу, противоположному тому, где проходит главная тропа. Разделяясь у камней и снова соединяясь там, где не было никаких препятствий, следы шли вверх до тех пор, пока у подножия крутого водопада, где обрыв становился почти вертикальным, животные не переправились Via левый берег по примитивному мосту из бревен. Ужасающе крутой подъем привел нас затем к озеру Ланг-Бома, где, сверкая золотистым оперением, плавали три красные утки. У озера мы увидели настоящий лабиринт следов йети, а также лисиц, волков и других зверей (на всех виденных мной картах этого района в верховье реки Дуд-Коси показано одно озеро, на самом деле их семь, и каждое имеет название на языке шерпов).
Когда Джералд и я добрались до Ланг-Бомы, мы были очень утомлены и некоторое время могли, сидя на камне, лишь изумленно созерцать бесчисленные следы. Мы все еще не акклиматизировались, и последний крутой подъем тяжело достался нам обоим. Ведь начиная от Наха, мы все время двигались вверх. Мы шли по глубокому снегу, земля под ним была покрыта неустойчивыми камнями, что сильно затрудняло ходьбу. Под конец Джералд был способен только упорно держаться следа. Я оказался более выносливым из нас двоих, но, прослеживая разветвления отпечатков, совершил столько обходов, карабкаясь на скалы, что совершенно выбился из сил.
Анг Тсеринг, чувствовавший себя еще относительно бодрым, шнырял вокруг, пытаясь разобраться в путанице следов. Вскоре он обнаружил один отчетливый след с востока. Это открытие так взволновало его, что я почувствовал себя вынужденным принять участие в поисках, а тяжело дышавший Джералд остался на камне. Я и Тсеринг взобрались по крутому снежному склону, который вел к краю ледника Дуд-Коси, и оттуда нам удалось разглядеть в бинокль, что следы шли на расстоянии примерно двух километров по леднику к пику Тавече и большому скально-ледяному хребту, отделявшему дальний конец нашей долины от долины Чола-Кхолы. Йети не двигался напрямик, а, подобно опытному лыжнику, тщательно придерживался края снежных склонов. В конце склона, по которому мы взбирались, имелась ложбинка – почти невидимое препятствие, достаточное для того, чтобы на нем опрокинулся любой лыжник, и хотя я шел пешком, но оступился и полетел головой в сугроб. Выбравшись, я немало порадовался тому, что такая же судьба постигла йети. Угодив головой в сугроб, он уселся на зад и, отталкиваясь с двух сторон кулаками, скатился до подножия склона, оставив глубокую борозду в снегу (впоследствии крупнейшие специалисты говорили мне, что, спускаясь с крутых берегов, гориллы имеют обыкновение садиться на ягодицы). Соскользнув, йети снова встал и двинулся дальше своей неуклюжей походкой.
Джералд, к этому времени достаточно отдохнувший, также принял участие в поисках, и ему-то и удалось обнаружить следы второго йети, тянувшиеся с севера вниз по течению реки. Эти следы безусловно были более свежими, чем принадлежавшие йети – «любителю зимнего спорта», и так как они шли оттуда, куда мы направлялись, то решено было идти по ним. Это оказалось легко (снежный покров помогал прослеживанию, хотя и замедлял наше собственное движение). Следы привели нас к следующему озеру – Тау-Джум, расположенному километрах в полутора вверх по долине; животное нередко выбирало более удобную дорогу, чем мы; отчасти это объяснялось моим стремлением, чтобы никто, в том числе и кули, не ступали на его следы и не искажали их очертаний. Было уже далеко за полдень, и участники нашей партии, все более или менее уставшие, растянулись почти на три километра.
Погода явно менялась. Туман расходился, небо стало свинцовым, и пронизывающий ветер дул с расположенных к северо-западу вершин. Экономя силы, многие из нас покинули теперь тяжелую тропу скалистого берега и шли по замерзшему озеру. Над противоположным краем озера круто поднимались зубчатые утесы, покрытые снежными полями, напоминавшими сахарную глазурь. Внезапно порыв ветра взметнул над снежными полями пенообразные облака ледяных крупинок. Через несколько мгновений ветер, со свистом мчавшийся над озером, обдал нас этой пеной, заставив согнуться пополам; ледяные иглы так хлестали по лицу, словно на нас обрушилась песчаная буря. От Тау-Джума нам пришлось пройти еще три километра по каменистой местности, прежде чем мы, наконец, достигли Дуд-Покхари. К этому времени мне уже приходилось присаживаться отдохнуть каждые двести шагов, а Джералд, сопровождаемый Ангом Тсерингом и Дану, отстал на целый час.
Рядом с Молочным озером стоит куча каменных пастушьих хижин, и я издали видел, как опередившие нас шерпы устраивались там на ночевку. Следы йети все еще были совершенно отчетливыми; тут «он» спустился на лед и двигался вдоль берега. Я сел на камень примерно в ста метрах от хижин и добрых полчаса набирался сил для дальнейшего пути. Пока я отдыхал, мне бросилось в глаза, что у самых хижин в чистой от льда воде плавало множество уток. Я с интересом отметил, что йети попытался было приблизиться по льду к воде, возможно, для того, чтобы схватить безмятежно плававшую утку, но, дойдя до того места, где лед становился тонким, позорно ретировался почти у цели и остался без ужина.
В бинокль я увидел, что первоначально йети подошел к озеру с северо-запада. Ни Джералд – чью медленно двигавшуюся фигуру я мог теперь различить, – ни я не имели сил двигаться. Норбу взломал дверь маленькой хижины, которая весьма кстати оказалась на три четверти заполненной кизяком… У дальнего конца по сторонам очага нашлось место для двух матрацев. В двух других хижинах приютились мужчины и женщины шерпы; в каморке не больше собачьей будки поместился Нараян.
Вечером в нашей засыпанной снегом хижине близ замерзшего озера, лежа у очага, в котором горел кизяк, и прислушиваясь к ветру, завывавшему, как десять тысяч чертей, мы попытались шаг за шагом восстановить странное поведение двух йети. Какое-то событие, коснувшееся обоих, по всей вероятности, заставило их почти одновременно покинуть свои постоянные места охоты, находившиеся на расстоянии многих километров одно от другого. Мы считали, что таким событием скорее всего мог быть сильный снегопад в ночь на 27 февраля. Встреча у озера Ланг-Бома, по-видимому, произошла случайно на скрещении обычных путей йети. Судя по путанице следов у озера, йети некоторое время топтались друг подле друга, пока не решились пуститься вместе на поиски пропитания.
Снежные условия вынудили их направиться вниз по долине; это было сопряжено с некоторым риском, что не слишком нравилось одному из них, и тот, очевидно, бросил своего спутника во время обхода первой деревни, к которой мы подошли на пути вверх после того, как заметили следы. По нашим догадкам, «трусливый» йети пришел со стороны Тавече, так как от нижней точки предпринятого им обхода перед ним лежал легкий путь к себе домой, на восток. Если бы первым вернулся йети с Дуд-Покхари, мы неизбежно должны были бы наткнуться на его обратные следы, но ничего подобного мы не видели. Теоретически могло показаться, что теперь мы занимаем превосходную стратегическую позицию, ибо этот йети, чтобы попасть домой, должен был пройти мимо нас, но, поскольку ему благоприятствовали условия местности и погоды, мы прекрасно понимали, с какой легкостью он мог бы избежать встречи. Все же мы решили задержаться в этом районе по крайней мере на две недели, надеясь найти ключ к решению загадки. Если нам здорово повезет, то мы, возможно, сумеем проследить животное до его убежища.
В этот вечер я записал в дневнике: «Никто из нас никогда не ожидал подобной удачи. Джералд и я можем оказаться первыми из участников нашей экспедиции, кому удастся увидеть йети».
На следующее утро наступила реакция после перенапряжения предыдущего дня; и Джералд, и я, несмотря на волнующую стадию, в которую вступили поиски, были не в состоянии пройти больше нескольких сот шагов. Тем не менее я велел Ангу Тсерингу прочесать окружающий район и собрать все данные, какие только удастся. Он, Анг Тилай, Дану и Норбу разошлись в разные стороны.
Дану шел по следу йети № 2, совершившему путь вдоль северного берега озера у подножия горы; ее округлая вершина достигала, вероятно, 5800 метров, и взобраться на нее, казалось ничего не стоило. Между этой горой и западным хребтом, отделявшим Дуд-Коси от Бхоте-Коси, тянется седловина, возвышающаяся на несколько сот метров над озером. Нам представлялось вероятным, что йети пришел именно оттуда. По ту сторону западного хребта, издали имевшего неприступный вид, Чарлз Стопор, как я вспомнил, должен был достичь в долине Бхоте-Коси точки, расположенной почти напротив той, где мы находились.
После раннего второго завтрака я почувствовал себя достаточно отдохнувшим, чтобы взобраться на вершину холмов, заслонявших от нас ледник Дуд-Коси. Как только я достиг края ледника, моему взору открылась изумительная панорама; передо мной прямо вверх к поперечному хребту, который образует тибетскую границу, тянулся ледник. Справа возвышался Гьячунг Канг, слева – Чо-Ойю. На склонах хребта темнели чудовищные скалы, местами зазубренные и черные; в промежутках между ними спускались огромные ледопады. Самый ледник я могу описать лишь как величайшее в мире хаотическое нагромождение. Это обширное пространство, покрытое колоссальными грудами обломков скал, разделенных впадинами со стенами из чистого льда. В воздухе стоял непрерывный грохот скатывавшихся камней и треск ледяных глыб, которые откалывались под собственной тяжестью и падали на дно впадин. Современный край ледника представлял обрыв высотой примерно в 25 метров; от него то и дело, словно взорванные, снизу отрывались, вздымая облака пыли, крупные глыбы.
С противоположной стороны ледник примыкал к грандиозному хребту, разделяющему долины Дуд-Коси и Чола-Кхолы. К верховью последней и должна была продвигаться в это время партия Джона Джексона. К северу от пика Тавече, по-видимому, имелись одна или две седловины; казалось, что до них можно добраться со стороны Дуд-Коси. Можно ли было перевалить через них, зависело от обстановки в долине Чола-Кхолы. Мне хотелось знать, предпримет ли Джон эту попытку или нет?
Больше часа любовался я чарующим видом ледника, пока не почувствовал, что промерз на резком ветру. Делая крюк на обратном пути, я неожиданно наткнулся на огромные следы в том месте, где какое-то существо сошло с камней на снег. Отпечатки были свежие, примерно часовой давности. Если они принадлежали йети, то это был поистине громадный экземпляр, значительно превосходящий мои прежние представления. Признаюсь, я сильно испугался. Я немного прошел по следам вдоль склона около края ледника, затем мужество мне изменило и, остановившись, чтобы сделать несколько снимков, я повернул обратно к лагерю за подкреплением. После того как я сделал несколько десятков шагов, меня осенила горькая догадка. Я снова приблизился к следам и на этот раз, изучив их более тщательно, установил, что они шли непосредственно из лагеря. Вскоре под оглушительный хохот шерпов я узнал, что следы принадлежали не кому иному, как самому Ангу Тсерингу!
В этот вечер мы улеглись рано, а на следующее утро Джералд с Дану отправились занять наблюдательный пост в холмах, посещенных мной накануне. Относительно седловины, на которую Дану вчера взбирался, он мог сообщить лишь, что потерял следы йети № 2 после того, как прошел по ним несколько километров и достиг места, где тот сошел со снега и вскарабкался на голую скалу.
Поэтому я отправился в сопровождении Анга Тсеринга в путь, чтобы обследовать абляционную долину [38]38
Абляционная долина – у Иззарда – долина, образованная в результате таяния ледника вследствие испарения с его поверхности и разрушения льда дождями. Второе, менее распространенное значение – долина, образованная вследствие выноса обломков горных пород водами или ледником.
[Закрыть], ведущую к северу от озера рядом с ледником. Снег был очень глубокий, и, все время оступаясь в сугробах, мы подвигались чрезвычайно медленно. К нашему удивлению, мы вскоре наткнулись на следы третьего йети. Этот, несомненно, спустился по абляционной долине с севера. Следовательно, его логово было отделено хребтом вышиной в 5800 метров от логова йети № 2, явившегося к озеру с северо-запада. Следы ясно указывали на то, что йети № 3 был трусливее, чем № 2. Вместо того чтобы спуститься на лед, № 3 приблизился к озеру по холмам, далеко обойдя несколько каменных хижин на берегу. Следы йети № 3 были примерно той же давности, что и следы № 2. Анг Тсеринг и я направились за № 3 к северу к вершине вышиной, вероятно, около 5500 метров; из-за тяжелых снежных условий это явилось пределом, на который я был способен, если хотел вернуться в лагерь и не свалиться с ног от изнурения. Идя по следу, мы обнаружили явные доказательства, что йети, будучи существом двуногим, испытывал те же трудности, как и человек, когда двигался по насту или снежным надувам. Такое животное, как волк, у которого тяжесть тела равномерно распределена на четыре ноги, без труда бежит по насту, но йети наст иногда выдерживает – тогда он оставляет мало следов или вовсе не оставляет; иногда же не выдерживает, и на снегу остается длинный ряд больших глубоких отпечатков.
Йети № 3 однажды очутился в положении, показавшемся мне особенно интересным. Он перебирался через камни или прыгал с одного на другой, как вдруг перед ним неожиданно вырос высокий крутой сугроб. Обойти его было трудно, поэтому йети прыгнул в средину сугроба и, отпихиваясь руками и ногами, «плавая», выбрался наверх. В снегу осталось большое углубление, похожее очертаниями на широкий наконечник стрелы. Видимо, йети обладает способностью производить одновременно движения вбок обеими руками, как при плавании брассом; не думаю, чтобы на такой высоте существовало другое животное, которое могло бы совершать подобные движения.
Темнело, когда Анг Тсеринг и я покинули следы в том месте, где животное выбралось с ледника на скалу. Там, среди камней, жила колония пищух. Анг Тсеринг сразу же заявил, что пищухи – пища йети, это было его первое высказывание по поводу того, чем питаются йети.
По возвращении в лагерь я чувствовал себя более изнуренным, чем когда-либо прежде во время всего путешествия. Джералд находился не в лучшем состоянии, так как слишком долго оставался в своей засаде, открытой холодным ветрам. У нас не хватало даже энергии посочувствовать друг другу. Мы легли с кружками разбавленного ромом чая, слишком усталые, чтобы поесть. Все же мы решили сначала ненадолго отправиться вместе на поиски по следам йети № 2 с целью убедиться в его исчезновении за пределы досягаемости, а затем двинуться за йети № 3 и организовать еще один передовой лагерь к северу выше по долине.
Прибытие на следующее утро нарочного из Катманду нарушило наши планы. Получение почты (раз в месяц) бывало приятным событием, но в данном случае оно означало отсрочку дальнейших действий по меньшей мере на два дня. У меня скопилось много материала для очерка, и оба мы получили большое количество важных писем, на которые надо было ответить, прежде чем отпустить нарочного. Во вторую половину дня погода, однако, оказалась слишком хорошей, чтобы не воспользоваться этим, и поэтому мы решили заняться йети № 2.
На этот раз Джералд и я отправились вместе в сопровождении Анга Тсеринга, Дану и Нараяна. Мы поднялись по склону горы, расположенной к северу от озера, и совершили длинный косой траверс, который привел нас к седловине. На востоке перед нами открылась величественная вершина Эвереста с его снежным плюмажем, похожим на пар, выбивающийся из кипящего чайника. Что же касается йети № 2, то мы могли лишь согласиться с Дану, что невозможно обнаружить дальнейшие следы после того, как животное достигло ряда скалистых уступов на северной стороне седловины. Одно было совершенно ясно – с севера, где тянулись недоступные скалы, оно не могло спуститься. Возможно, убежище йети и находилось поблизости, но казалось более вероятным, что ему удалось перебраться из долины Бхоте-Коси. Если это было так, то о дальнейших поисках не могло быть и речи, ибо мы имели в своем распоряжении каких-нибудь полдня.
Вернувшись в хижину, мы приятно провели вечер, перечитывая письма и кипы газет и наслаждаясь неожиданным даром судьбы в виде добавочной бутылки рому, прибывшей с почтой из Катманду.
Все воскресенье 7 марта мы провели за писанием отчетов, разборкой катушек кинопленки и подготовкой корреспонденции. На следующий день рано утром нарочный, получив почту, отправился в Катманду. Погода, несколько улучшившаяся, за последние два дня теперь обнаруживала прискорбные признаки нового ухудшения. В верховье долины, где, по-видимому, сталкивались ветры с двух противоположных сторон, быстро сгущались облака. Хотя нам приходилось уже с опаской посматривать на запасы продуктов, мы все же решили двинуться на север и разбить временный лагерь у Танака, следующего озера на пути вверх. В этот маршрут мы взяли с собой Анга Тсеринга, Анга Тилая, Дану, Норбу и семь кули, которые должны были доставить грузы, а затем вернуться в лагерь у Дуд-Покхари. Значительная часть снега растаяла, и идти было гораздо легче, чем в тот раз, когда Анг Тсеринг и я проделали тот же путь три дня назад.
Следы йети № 3 оказались еще вполне различимыми, хотя и значительно увеличились от таяния. Большая высота, самая большая, на какой пришлось побывать Джералду, сказывалась на нас обоих, и мы добрались до озера Танак только в 2.30 дня. Цепь холмов отделяла ледник от озера. Вид озера Танак напоминал Дуд-Покхари: большой водоем, окаймленный крутыми скалами на севере и на юге и отграниченный отрогами западного хребта. Около Танака нет хижин, но пастухи построили для защиты от ветра ряд круглых убежищ из камней.
Взобравшись на последний подъем и взглянув вниз, мы с изумлением увидели на снегу лабиринт следов йети. Казалось невозможным, чтобы столько следов могло оставить одно животное, и мы были вынуждены прийти к заключению, что имеется йети № 4. Однако день кончался и у нас оставалось очень мало времени для дальнейших исследований. Погода решительно испортилась, и снова густые валы тумана ползли с юга вверх по долине. Я велел поэтому кули сбросить грузы, в их числе было много дров, так как теперь не приходилось рассчитывать на местное топливо, и без промедления вернуться к Дуд-Покхари.
Мы захватили с собой две палатки, Джералдову типа «хиллари», которую мы предоставили четырем шерпам, и мою пирамидальную, где поместились Джералд и я. К этому времени стало очень холодно, и пошел легкий снег. Так как нам не хотелось тратить дрова, мы уже в четыре часа дня забрались в спальные мешки и пообедали в постели.
Наутро Анг Тсеринг и я отправились к северу, продолжая подъем по абляционной долине, где лежал толстый слой снега. Мы все еще шли за йети № 3, хотя местами на протяжении сотни метров следы совершенно деформировались. Когда перед нами показалось следующее озеро – Масумба, – мы начали проваливаться в снег выше колен. По предложению Анга Тсеринга мы свернули к востоку и взобрались на береговую морену. Легче всего оказалось идти вдоль обрыва, образованного краем ледника, хотя мы испытывали более чем неприятное чувство, когда то позади, то впереди целые участки стены исчезали в облаках пыли под грохот падающих камней.
Чем дальше мы продвигались к северу, тем ровней становилась местность к востоку, так как мы миновали горный хребет, образующий верхнюю часть долины Чола-Кхолы. Напротив озера Масумба, куда мы добрались часам к одиннадцати, перед нами открылся величественный вид на Эверест. Были ясно видны старый северный путь к вершине, которым пользовались довоенные экспедиции, перевал Лxo-ла, Западный цирк, вершины Лхоцзе и Нупцзе, стена Лхоцзе, Южная седловина, новый путь к Южному пику и вершине; никогда ни с какого другого пункта не приходилось мне любоваться такой широкой панорамой группы Эвереста.
Вдоль северного берега озера Масумба ответвление нашей тропы вело на запад. Анг Тсеринг уверял меня – хотя, как я знал, он никогда прежде не бывал в этом районе, – что это ответвление тянется через перевал в долину Бхоте-Коси и соединяется там с главной дорогой на Тибет через Нангпала. За Масумбой камни под снегом были крайне неустойчивы, и мы прошли очень небольшое расстояние по направлению к озеру Киджа-Сумба, когда снова начался снегопад. Это заставило нас повернуть обратно. Я шел гораздо лучше, чем обычно, а по возвращении узнал, что Джералд также чувствовал себя хорошо. Он нашел удобное укрытие на склоне горы над озером Танак, и один раз ему даже показалось, будто он видит йети. Впрочем, бинокль помог выяснить, что новый «йети» был шерп Норбу.
Норбу внес в нашу обычную деятельность нечто новое, набрав в окрестностях озера большой мешок помета йети. Джералд пришел в большое волнение, когда обнаружил вблизи от палатки место, где йети трижды перекувырнулся, чтобы выбраться из сугроба. Мы вернулись вдвоем к этим следам и сфотографировали отпечатки на снегу. Это был последний вечер, проведенный нами у Танака.
Проснувшись утром, мы увидели, что наша палатка засыпана и снегопад продолжается. Топлива здесь было слишком мало, и мы не могли подвергнуть себя риску оказаться отрезанными, оставалось спешно вернуться к Дуд-Покхари. Мы поступили правильно, ибо ближайшие два дня непрерывно шел снег. Укрывшись в пастушьей хижине у Дуд-Покхари, мы очутились буквально в плену, занесенные снегом. При создавшихся условиях дальнейшие поиски были не только невозможны, но и бесполезны, ибо все старые следы покрылись толстым слоем свежего снега. Казалось, кто-то дал йети чистый лист бумаги, чтобы он мог нарисовать на нем схему своих дальнейших передвижений. Пока он этого не сделает, у нас не было больше никакой надежды вступить с ним в соприкосновение. Скучные часы, проведенные в хижине в ожидании лучшей погоды, Джералд частично посвятил исследованию помета и представил следующий отчет:
