Текст книги "По следам снежного человека"
Автор книги: Ральф Иззард
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)
Утром в воскресенье 14 февраля мы выступили из Намче-Базара; наше снаряжение и грузы теперь несли двести пятьдесят шерпов: мужчин, женщин и детей. Мы шли по тропе вверх по течению Дуд-Коси, вдоль правого берега на высоте примерно 300 метров над рекой к монастырю Тхьянгбоче. Чарлз считал, что на лугах вблизи берега реки ниже деревни Пхорче мы сможем подыскать идеальное место для базового лагеря. Пройдя около двух третей пути, мы увидели внизу на противоположном берегу еще более подходящее место близ подножия большого, поросшего лесом горного отрога, на котором и стоит монастырь. Оно представляло собой узкий уступ на склоне горы, частично возделанный в прошлом году, частично оставшийся под пастбищем для яков. Мы спустились обследовать местность и чем больше присматривались, тем больше она нам нравилась. Это был исключительно красивый уголок, окруженный соснами, елями и кедрами, по обоим краям уступа по склону стекали два ручья с прекрасной водой. Наверху возвышалась, казавшаяся бесконечно далекой, огромная ледяная вершина Кангтеги.
До сих пор погода в районе Намче-Базара стояла преимущественно туманная с неприятными сырыми холодами, пронизывающими до костей. По ночам мороз доходил до 29°. Теперь, когда мы собирались в первые маршруты, начались сильные снегопады. Все мы проектировали пуститься в путь во вторник, но пришлось отложить выход до среды. Этот день начался с известия о том, что Да Тенсинг, один из дарджилингских шерпов, заболел и у него повышается температура. Билл Эдгар не решился оставить его, и нам пришлось поэтому реорганизовать наши группы. Джералд, которому не терпелось отправиться на поиски, поменялся местом с Чанком Лагусом и в группу «3» теперь входили Чарлз, Джералд и я. Такое изменение оказалось кстати, ибо в то утро прибыл Неми с арьергардной партией, доставившей радиооборудование. Задержка на два-три дня в связи с болезнью Да Тенсинга дала возможность Чанку, нашему специалисту по радио, распаковать оборудование и установить передатчик.
До полудня было еще далеко, когда Чарлз, Джералд и я вышли из лагеря и вступили в долину верхнего течения Дуд-Коси. Сначала мы поднимались некоторое расстояние по Тхьянгбочскому отрогу, затем оставили тропу и после тяжелого траверса леса спустились к реке Имджа-Кхола и перебрались через нее по дощатому мосту. Теперь мы очутились у подножия второго отрога, за которым находится деревня Пхорче. На склоне паслось большое стадо таров (диких козлов), настолько непуганых, что мы смогли приблизиться к ним на расстояние ста шагов. Мы назвали этот склон «Отрогом таров». Джералду и мне, не успевшим акклиматизироваться, нелегко дался тяжелый подъем.
Пхорче, вероятно, самая высокогорная постоянная деревня шерпов, население которой занимается разведением яков. Она расположена на маленьком плато над Дуд-Коси. По сравнению с Намче-Базаром и Кхумджунгом это поселение нельзя назвать зажиточным. Мы там не остановились и поспешили дальше: пройдя еще один лесистый участок и двигаясь вдоль тянувшихся на большое расстояние каменных стен, испещренных мани[33]33
«Мани» – краткая (шестисложная) буддийская молитва.
[Закрыть], мы, наконец, очутились на большой открытой поляне, поросшей вереском. Сгущались сумерки, и мы устроили привал рядом с одинокой, заброшенной хижиной пастухов, где в это время жила какая-то, по-видимому, очень бедная чета, обремененная множеством ребят. У всех были одинаковые круглые плоские веселые лица; в своей домотканой одежде они поразительно напоминали крестьян с картин Питера Брейгеля[34]34
Брейгель – Питер Брейгель (старший), родился между 1525 и 1530 гг., умер в 1569 г. Нидерландский живописец и гравер. Лучшие его картины посвящены изображению жизни простого народа.
[Закрыть]. За ничтожную плату «брейгелевское» семейство с радостью покинуло свой дом, чтобы освободить для нас место на ночь. Восхищенные неожиданно привалившим счастьем, они весело зашагали по тропинке, которая вела к Пхорче. Внутри хижина оказалась действительно очень маленькой; среди груд картофеля и больших куч кизяка едва хватило места для трех спальных мешков; но помещение оказалось теплым, и мы великолепно провели ночь.
На следующее утро мы продолжали путь среди камней под огромными скалами восточного берега Дуд-Коси, пока тропа не привела нас в конце концов к берегу реки. Мы перешли ее вброд и начали ужасно тяжелый, примерно полукилометровый подъем вверх по крутому западному склону ущелья. Вскоре Чарлз перегнал всех, предоставив Джералду и мне плестись позади. Никогда не забуду этого подъема; мне пришлось его преодолевать еще дважды, и каждый раз я находил его одинаково неприятным. Дерн был скользкий, покрытый свежим снегом; Джералд и я, пожалуй, не добрались бы до вершины, если бы не Дану, оставшийся с нами и вырубавший для нас ступени своим ледорубом. Этот подъем привел нас в конце концов к другой тропе, давшей нам возможность совершить длинный восходящий траверс вверх по течению реки. Снег лежал толстым слоем, и рядом с тропой мы увидели первые волчьи следы.
В середине дня мы добрались до покинутой деревни Нюб, откуда нам оставалось, вероятно, больше трех, километров до Мачермы. Все время позади нас скапливались густые тучи, и на последнем этапе пути до Мачермы нашу партию, растянувшуюся теперь километров, на пять, неожиданно застиг густой туман. Когда на исходе одного из самых утомительных дней, сохранившихся у меня в памяти, мы достигли, наконец, Мачермы, снова начался сильный снегопад. Мачерма также оказалась покинутой, и мы заняли под свою штаб-квартиру одну из самых больших хижин.
Наутро мы смогли осмотреться. Мачерма, состоящая всего из десятка хижин, расположена у устья небольшой долины, сообщающейся с ущельем Дуд-Коси. В верховье долины по обеим сторонам стоят на страже два пика-шеститысячника, между ними почти идеальным полукругом тянется отвесный обрыв вышиной в несколько сот метров. В направлении левого пика обрыв представлял огромную каменистую осыпь с глыбами льда, образовавшую естественную, хотя и крутую «лестницу», которая вела к лежавшим выше снежным полям. Чарлз надеялся, что наша группа сможет подняться по этой «лестнице» и разбить лагерь наверху среди снежных полей. Но тут запротестовали шерпы. Повар Пемба с мрачным видом осмотрел подъем и заявил, что «он не пойдет». Носильщики, их было у нас человек двенадцать, поддержали Пембу. В конце концов мы приняли компромиссное решение, и партия двинулась прямо к верховью долины, где мы и разбили лагерь на узком карнизе под широким выступом как раз напротив правого пика. Джералд и я поместились в единственной пирамидальной палатке, а Чарлз улегся под открытым небом. Мы легли спать, полные надежд на завтрашний день. Однако утром шел густой снег; видимости не было и, не имея возможности пошевелиться, мы оставались на каршзе. Некоторое время мы находились почти в полной безопасности под прикрытием выступа, хотя со всех сторон мимо нас с грохотом проносились небольшие лавины. Шесть часов мы поодиночке сидели на скале, спасаясь от едкого дыма костра из сырых сучьев карликового можжевельника. В 2.30 дня погода ухудшилась, и мы легли спать. Больше ничего не оставалось делать. Не имело смысла переводить топливо, если с тем же успехом мы могли греться в спальных мешках.
На следующий день несколько прояснилось, и, пока я с Джералдом исследовал пещеры и лощины среди скал, обнаруживая многочисленные признаки мелкой дичи, лисиц и волков, Чарлз, к этому времени вполне акклиматизировавшийся и находившийся в наилучшей форме, попытался взобраться по каменистой осыпи; но у самой вершины ему пришлось повернуть назад из-за сухого пылевидного снега, лежавшего глубоким слоем.
Пробираясь вдоль склона обрыва, Джералд и я увидели крутой кулуар[35]35
Кулуар – желоб значительного размера, спускающийся по скалистому склону горы.
[Закрыть], который вел вверх и тянулся, вероятно, до самой вершины. Он был забит обломками скал и валунами и покрыт снегом; казалось, что двигаться по нему очень трудно, хотя, возможно, это было и не так. Впоследствии я узнал, что летом по нему проходили яки. С помощью Джералда я вскарабкался примерно на две трети подъема, но камни оказались настолько неустойчивыми, что я стал беспокоиться, как бы вся масса не пришла вдруг в движение и не скатилась вниз в виде снежно-каменной лавины. Мы решили вернуться. На обратном пути к лагерю мы наткнулись на две маленькие пещеры, которые Джералд исследовал, влезая в них головой вперед и с трудом протискиваясь сквозь узкий вход, слишком тесный для меня. Внутри никаких признаков животных не оказалось – по всей вероятности, к счастью для Джералда.
По возвращении Чарлза мы тщательно рассмотрели в бинокль каменистую осыпь. При более благоприятных снежных условиях кулуар несколько левее того пути, каким он поднимался, можно пройти и достичь снежных полей и расположенной за ними седловины. На следующий день погода была хорошая, и мы с Чарлзом вдвоем предприняли штурм каменистой осыпи; после изнурительной трехчасовой борьбы со снегом нам удалось добраться до вершины.
Но там снег оказался глубиной по пояс и прикрывал острые камни, среди которых мы шли, спотыкаясь и подвергаясь опасности сломать голень или бедро. В результате еще одного часа усилий мы продвинулись всего на каких-нибудь 200 шагов, затем, совершенно измученные, отказались от дальнейшей борьбы и повернули назад. Мы видели, что над обрывом ниже ледопада и ледника, спускающегося с левого пика, имеется естественная впадина. Чарлз считал эти места очень подходящими для йети. Солнце ослепительно сияло, и оба мы сильно обожглись. Оглядываясь назад на долину Мачерма, мы видели величественно выступавшую из-за горной цепи Тавече вершину Эвереста, почти бесснежную и на этот раз не увенчанную развевающимся султаном.
На следующий (седьмой) день снег снова шел так упорно, словно собирался идти целую неделю; ограниченный запас продовольствия заставил нас вернуться. Это была лишь пробная вылазка, и мы не считали ее входящей в программу настоящих поисков. Но мы не могли отделаться от мысли, не будет ли она прообразом многих таких же маршрутов? Из восьми дней, проведенных в поле, только два можно было использовать для поисков.
23-го мы покинули лагерь под выступом и совершили обратный траверс к Мачерме. Чарлз опять шел на большей высоте, чем мы, и ему посчастливилось увидеть, как мимо пронесся орел и ловко схватил снежную куропатку со скалы. Я обследовал ряд кулуаров, которые вели вверх между скалами, но ни один из них, по-видимому, не мог вывести к вершине. На пути нам попались две пещеры, одна над другой; взбираясь к верхней, я поскользнулся и пролетел вниз около шести метров, к счастью, ничего себе не повредив, но основательно испугав Джералда. Во второй половине дня опять начался сильный снегопад, и мы были рады снова очутиться в пастушьей хижине. Перед самым входом в деревню два волка перебежали дорогу перед нами и помчались вприпрыжку в северном направлении к таинственному озеру, известному под названием Дуд-Покхари.
На следующее утро снег прекратился. Продуктов осталось так мало, что на завтрак пришлось удовольствоваться рисовой кашей. Мы решили, не теряя времени, вернуться в базовый лагерь. Мы медленно спускались по глубокому снегу; Джералд шел с трудом и вскоре сильно отстал. Позже утром условия улучшились, я и Чарлз, совершив ряд головоломных акробатических номеров на последнем крутом и обледенелом спуске к реке Дуд-Коси, а затем взобравшись по длинному подъему противоположного берега, к полудню добрались до деревни Пхорче. Пемба привел нас в один из наиболее зажиточных на вид домов, и мы уселись вокруг очага в ожидании еды.
Прошло два часа, но никаких признаков Джералда не было видно; поэтому мы решили оставить в доме Пембу, а самим продолжать путь к базовому лагерю. Пемба должен был подождать Джералда и переночевать вместе с ним. Мы оставались до тех пор, пока вдали не появился Джералд, а затем с трудом спустились с «Отрога таров», перебрались через Имджа-Кхолу и, обогнув Тхьянгбочский отрог, к вечеру в полном порядке добрались до базового лагеря. Там выяснилось, что партия Тома, задержавшаяся из-за болезни Да Тенсинга – теперь он уже поправился, – не смогла выйти из базового лагеря.
Сам Том проделал один маршрут с целью испытать радиооборудование. Чанк занялся установкой радиомачты и приведением в порядок лагеря. Вооружившись двадцатидвухкалиберным охотничьим ружьем, он убил тара и мускусного оленя, чтобы снабдить мясом шерпов. Как мы с радостью убедились, выстрелы не вызвали никаких разговоров в округе. Главной новостью была записка, присланная Джоном, Стеном и Бисом, в которой сообщалось, что, пройдя три четверти пути по леднику Кхумбу, они обнаружили следы йети. Они рассчитывали вернуться в лагерь на следующий день.
Утром пришел Джералд и рассказал о главной причине задержки: на высшей точке очень крутого подъема на западный берег Дуд-Коси у Долле к нему подбежал крайне взволнованный пастух, всего пять дней назад обнаруживший свежие следы йети неподалеку от своей хижины. К нашему огорчению, разминувшись с йети на несколько часов, мы упустили возможность его встретить.
Во вторую половину дня прибыла партия Джона. Она покинула базовый лагерь утром 18 февраля и пробыла несколько часов в монастыре Пангбоче, осматривая «скальп» йети. По словам Биса, он мог убедиться в правильности мнения Стонора; скальп ни в коем случае не является подделкой. Обладавший большим музейным опытом Бис тоже никогда не видел прежде ничего похожего на этот «скальп».
Затем партия перевалила в долину Чола-Кхолы и провела ночь в деревне Пхариче, расположенной на летнем пастбище яков. На следующий день она прошла вверх по леднику Кхумбу, добравшись до лагеря Лобудже на высоте примерно 5000 метров. Английская Эверестская экспедиция использовала Лобудже в качестве лагеря отдыха.
До вечера еще было далеко, Джон и Стен решили совершить небольшую экскурсию вверх по леднику. В 16.30, когда они приближались к Озерному лагерю, служившему в 1952 г. базой швейцарцам, Дживс неожиданно наткнулся на следы. Как рассказывал Джексон, «мы шли по следам до береговой морены ледника Кхумбу, и там они исчезли. Два следа были отчетливее остальных с ясно различимыми пальцами. Пятка и наружный контур ступни отпечатались глубже. Следы определенно имели от 25 до 28 сантиметров в длину и от 12 до 15 сантиметров в ширину. Я не сомневался, что следы не принадлежат животным из семейства кошек, собак, оленей, но на основании опыта, приобретенного во время пребывания в горах Кашмира и Ладакха, готов допустить, что следы, возможно, принадлежали крупному медведю или какому-нибудь другому большому животному, передвигающемуся на двух ногах».
Стен Дживс, никогда прежде не имевший дела с гималайскими следами, сразу же отметил их сходство с теми следами, какие сфотографировал в 1951 г. Эрик Шиптон. В разговор вмешался Чарлз Стонор и указал, что следы вряд ли могли принадлежать черному медведю, а следы красного медведя были бы значительно крупнее. Во всяком случае медведя, по-видимому, приходилось исключить, Джон и Стен твердо стояли на том, что следы принадлежали двуногому. Следы шли на расстоянии семидесяти метров, причем животное целеустремленно двигалось по прямой линии, не обнаруживая никаких признаков «шатания», а в одном месте оно остановилось, придав ногам положение «носки внутрь». Если предположить, что это было четвероногое, ставившее задние ноги точно в следы передних, создавая таким образом впечатление двуногого, то проделать такой «фокус» оно, конечно, не могло бы. Хотя следы, по всей вероятности, имели двух– или трехдневную давность. Джон и Стен некоторое время осторожно двигались вверх по леднику в надежде на случайную встречу. Наступавшая темнота заставила отказаться от дальнейших поисков, наутро выпал свежий снег и от следов ничего не осталось. Это оказалось особенно некстати, так как Бис, все еще испытывавший некоторые затруднения с акклиматизацией, решил в тот день, когда Джон и Стен сделали свое открытие, не выходить за пределы лагеря Лобудже и, таким образом, лишился навсегда возможности высказать свое суждение о виденных ими следах.
Факты, сообщенные партией Джона, дали дополнительные доказательства в пользу мнения, которое прежде многими не разделялось, но теперь стало бесспорным: значительное количество видов животных может вынести зиму на высотах порядка 5500 метров. По словам Джона и его товарищей, в районе ледника Кхумбу они наткнулись на бесчисленные следы диких козлов, волков, лисиц, сурков, пищух и даже обыкновенных мышей-полевок.
Глава 9
Побежденные снегом
Сидя в тот вечер вокруг разведенного Дану несуразно большого лагерного костра, мы испытывали небывалый подъем. По этому случаю было выпито две бутылки рому – довольно опрометчивое излишество, так как до тех пор мы ограничивались нормой в одну бутылку спирту в неделю на девять человек. Считая и открытие Стонора, мы уже обнаружили следы йети в двух различных пунктах того района, который собирались обследовать. Эти пункты отстояли один от другого на много километров и были разделены непроходимыми горными кряжами. Возможно, йети в здешних местах не так малочисленны, как мы предполагали. Вечер закончился концертом на балалайках с Джералдом в роли главного исполнителя. Был ли тому виной ром, или опасный рельеф базового лагеря – все утверждали, что ром, – но этой ночью я свалился со скалы, почти отвесный склон которой вел от лагеря к Дуд-Коси. К счастью, я приземлился в кусте десятью метрами ниже и был извлечен оттуда в целости и невредимости Бисом.
Следующий день выдался хлопотливый. Я засел за пять «боевых» очерков для «Дейли мейл» с описанием работы, проделанной партией Джона и нами самими под руководством Чарлза. Том, обладающий кое-какими художественными талантами, любезно нарисовал портрет йети; он делал его, руководствуясь указаниями множества строжайших критиков-шерпов, которые не хотели признать портрет похожим до тех пор, пока не были приняты во внимание внесенные ими изменения и добавления. Джон составил схематическую карту района с множеством поправок к тем картам, что мы привезли. Весь этот материал вместе с несколькими катушками кинопленки составил прекрасную почту. Днем, надев свои штормовые костюмы самых различных цветов, мы позировали для групповой съемки. Мы выбрали такие яркие костюмы не только потому, что они производили приятное впечатление на кинокадрах, они помогали нам узнавать друг друга на большом расстоянии. Впрочем, после первого же маршрута у нас появились сомнения в целесообразности яркой одежды, так как на обширных голых снежных склонах мы покажемся йети достаточно подозрительными, если даже не будем разгуливать в костюмах, подходящих скорей для арлекина. В дальнейшем мы большей частью работали в коричневой одежде или цвета хаки, если только необходимость не заставляла нас надевать для защиты от непогоды штормовые костюмы.
Вечером мы собрались на второй военный совет и решили реорганизовать наши партии. Беглого взгляда на карту достаточно, чтобы увидеть, что долины трех рек, Бхоте-Коси, Дуд-Коси и Чола-Кхола, идут примерно параллельно и разделены горными хребтами, нигде не опускающимися ниже 5500 метров и увенчанными такими пиками, как Тавече, достигающим больше 6400 метров. Три долины оканчиваются на севере у подножия еще более высокого поперечного хребта, который тянется вдоль тибетской границы и вздымается такими гигантами, как Чо-Ойю и Гьячунг-Канг.
Насколько мы знали, хребты были пересечены только один раз от верховья долины Бхоте-Коси до верховья долины Дуд-Коси и только один раз от Чала-Кхолы до Дуд-Коси. Последний переход совершили Хиллари, Нойс, Уорд и Уайли во время английской экспедиции на Эверест 1953 г. Чарлз Стонор считал, что можно переваливать из долины Дуд-Коси в долину Бхоте-Коси, двигаясь через седловину у верховья боковой долины Мачерма, где он и я пытались пройти, пока не увязли в глубоком сухом пылевидном снегу чуть не по шею. Теперь ему не терпелось вернуться к Бхоте-Коси и попробовать взойти на седловину с противоположной стороны. Я хотел проникнуть за Мачерму вверх, по течению Дуд-Коси и добраться до Дуд-Покхари: по моим расчетам, от базового лагеря на это ушло бы четыре дня.
В своих первых корреспонденциях я писал, что такое решение было подсказано «предчувствием». Впрочем, я всегда убеждался на опыте в том, что расположенное особняком озеро, замерзшее или не замерзшее, непреодолимо привлекает к себе всякого рода животных. Итак, Чарлз и я решили разделиться, хотя мне и не очень хотелось, так как мы провели вместе много месяцев в других районах Гималаев. Впрочем, он многому меня уже научил, и это служило гарантией, что я смогу с успехом действовать один. Джону Джексону и Стенли Дживсу не терпелось поскорее вернуться в долину Чола-Кхолы и к леднику Кхумбу, где они видели следы. Том Стобарт с Биллом Эдгаром и Чанком Лагусом также были готовы принять участие в поисках, и мы решили, что сперва они пойдут с Джексоном и Дживсом, а затем отделятся и исследуют более низкий восточный склон горы Тавече, где, по словам шерпов, наблюдались многочисленные признаки недавнего пребывания йети.
Бис хотел провести несколько дней в базовом лагере, чтобы заняться сортировкой своего снаряжения для коллекции птиц и млекопитающих, которую он надеялся составить. Было решено, что как только он будет готов к выходу, то присоединится к Чарлзу Стонору в верховье Бхоте-Коси. Джералд Рассел отправлялся со мной. Таким образом, вторая вылазка приобретала форму наступления тремя колоннами по трем параллельным долинам, причем не исключалась возможность охватывающего движения из средней долины к востоку, либо к западу.
На этот раз все мы должны были захватить радиотелефонные аппараты в надежде, что нам удастся поддерживать связь между собой. Если какая-нибудь партия обнаружит следы йети, то ей предоставлялось самой решать, должна ли она крикнуть «Ату!» и созвать всех в одну долину. Важно было помнить о бесполезности созыва всех участников к следам трех– или четырехдневной давности. В таком случае могла возникнуть опасность, что некоторые из нас оказались бы оттянутыми от того района, где находился йети, и направлены туда, где он был некоторое время назад.
Мы положили начало нашей коллекции диких животных, поймав каменную куницу и пищуху, в точности напоминающую обыкновенного зайца в миниатюре; последняя была бы идеальным комнатным зверьком для детей, если бы могла акклиматизироваться в более низких местах. Сразу же после поимки пищуха сделалась настолько ручной, что, казалось, вскоре ее можно будет выпускать на свободу в лагере. Каменная куница, очень красивый зверек с густым серовато-бурым мехом и голубыми глазами, оставалась воплощением свирепости со дня пленения и до тех пор, пока не убежала. Ее поймал Бахадур, шестнадцатилетний кули из Катманду, оставшийся в лагере подручным повара. Юноша заметил куницу среди камней около кухни и схватил ее голыми руками. Обманутый этим единственным случаем ее покорности, Ахкей Бхутиа попробовал как-то взять ее в руки и был сильно укушен в палец.
Следующий день – субботу – мы провели за разборкой продуктов и снаряжения. Вечером должен был состояться еженедельный торжественный обед, так как нам предстояло некоторое время не собираться вместе. Том принял на себя обязанности повара и превзошел самого себя; он приготовил закуски и омаров по-ньюбургски в дополнение к нашему небольшому запасу крабов, использовав консервы из лосося. Затем последовал великолепный шоколадный торт, испеченный Нараяном в принадлежавшей Бису жестяной коробке для коллекций и украшенный двухсантиметровым слоем взбитых сливок.
Следующее утро началось криками ссорившихся между собой Нараяна и Ахкея; дело кончилось тем, что Нараян залился слезами. Такое проявление слабости привело в восторг надменного Ахкея, но вызвало в нас большое беспокойство, так как лично я знал, что у Нараяна хватит духа пырнуть Ахкея кухонным ножом, если тот его слишком сильно разозлит. Поэтому мы решили разъединить их: Ахкей должен был остаться с Бисом, а Нараян отправиться со мной. Моя партия теперь состояла из меня, Джералда, сирдара Анга Тсеринга, Нараяна, Кармы – еще одного подручного повара, которого Джералд упорно именовал «Маленький Генри», – Дану, Норбу и девяти кули, в том числе по моему особому настоянию Гьялгена, известного под прозвищем «шерп Джунгли» (он был местным уроженцем и сопровождал нас от Катманду), и его столь же неопрятного товарища Анга Тилая.
Анг Тилай был, пожалуй, самым неотесанным шерпом, какого я когда-либо встречал. Оборванный, невероятно грязный, довольно неуклюжий на вид, он имел обыкновение мотать своей лохматой головой на тощей шее, украшенной огромным зобом. Он был кроткий, добрый, великодушный человек; моя привязанность и уважение к нему превосходили, если это возможно, мое уважение и привязанность к «шерпу Джунгли». Анг Тилай отличался неутомимостью при поисках и мчался вприпрыжку по горам, подобно первоклассной гончей, проделывая за день втрое большее расстояние, чем любой из нас. Несмотря на свою жалкую внешность, он обладал некоторым достатком и был владельцем по меньшей мере трех домов, в том числе одного в деревне Нах, примерно на полпути вверх по долине верхнего течения Дуд-Коси. Этим домом он пользовался летом в период, когда яков выгоняли на подножный корм, и в нем нашей партии в дальнейшем нередко приходилось устраивать свою передовую базу. Анг Тилай в совершенстве знал район верхнего течения Дуд-Коси; он утверждал, что дважды видел йети, часто слышал его крик, а на следы наталкивался столько раз, что даже не запомнит. Таким образом, он был неоценимым приобретением.
В качестве приводящей в дрожь прелюдии к нашей экскурсии я разделся на снегу догола и вымылся с головы до ног в бадье с горячей водой. Купание даже в таких спартанских условиях является истинной роскошью, если на ближайшие три недели не предвидится другого. Так как Джералд двигался медленнее, то он решил пойти вперед, и мы договорились провести ночь в домике дровосека за деревней Пхорче, принадлежавшем упоминавшемуся выше «брейгелевскому» семейству.
Всю неделю то и дело шел снег. Когда после второго завтрака я покидал базовый лагерь, Анг Тсеринг уже выстроил ломаной линией носильщиков и громко спорил с Нараяном, по обыкновению хотевшим нагрузить их по меньшей мере четырьмя тюками горшков, сковород и личных пожитков. Следы Джералда уже замело. Сначала мы скользили вниз по тропинке от базового лагеря к Дуд-Коси, а затем начали длинный подъем по Тхьянгбочскому отрогу к монастырю. Там, где тропа на Пхорче ответвляется от монастырской тропы, снег лежал таким глубоким слоем, что я с трудом отыскал начало крутого траверса вдоль высокого берега реки Имджа-Кхола. Когда мы пробирались сквозь чащу, с потревоженных ветвей крупные комья влажного снега падали на голову и за шиворот.
Маленький шерп, тащивший очень большой груз, поскользнулся на тропе и прокатился метров пятнадцать по обрыву, пока не уткнулся в березу. Было счастьем, что она росла там; пролетев дальше, он сорвался бы с обрыва и упал бы с высоты сотни метров в Имджа-Кхолу. Пока маленький кули скользил, его груз развалился, и коринка, кишмиш, изюм рассыпались по снегу. Все что можно, тщательно подобрали и положили обратно в ящик. Утрата «кисмиса» повергла в отчаяние Нараяна, и прошло несколько дней, прежде чем он смог простить злополучного шерпа. Надо пояснить, что слово «кисмис» Нараян употребляет для коринки, изюма и всех сухих фруктов, входящих в состав рождественского пудинга.
Моя партия без дальнейших приключений перешла обледенелый мост через Имджа-Кхолу и взобралась до половины подъема по «Отрогу таров» по направлению к Пхорче, как вдруг я с изумлением услышал какой-то крик далеко позади. Это оказался Джералд, который, по моим соображениям, давно уже должен был миновать Пхорче. Он нечаянно пропустил поворот и взобрался почти до самого монастыря. К счастью, ему встретился Сонам Тенсинг, возвращавшийся в свою родную деревню Пхорче. Итак, Джералд не только не был впереди, но, как всегда, отстал километра на два и к тому же проделал дополнительный подъем в 300 метров. Мы продолжали идти вместе. По-прежнему валил густой снег.
Время от времени мы по обыкновению останавливались ради чанга и ракши, крепкой рисовой водки. Анг Тсеринг, никогда не упускавший случая выпить со старыми друзьями, попросил разрешения провести несколько часов в доме Сонама Тенсинга, который был его спутником по многим гималайским экспедициям. Разудалое пение, нарушавшее тишину звездной ночи, когда Анг Тсеринг, шатаясь, шел по тропе, достаточно ясно дало нам понять, что дружеская встреча прошла очень удачно.
Джералд и я провели в Пхорче всего двадцать минут и сразу же начали высокий траверс вдоль левого берега Дуд-Коси. Маналы[36]36
Манал (Lophophorus impejanus) – птица отряда куриных.
[Закрыть], по красоте не уступающие павлинам, сновали среди заснеженных кустов. До того как мы достигли домика, где должны были провести ночь, мы несколько раз вспугивали также стаи сермунов[37]37
Сермун (Ithaginus) – род птиц (с несколькими видами) отряда куриных.
[Закрыть].
Снова «брейгелевское» семейство с величайшей радостью очистило свой дом и ушло ночевать в Пхорче, взяв с нас один шиллинг за квартиру и по три шиллинга за яйца и топливо. Шерпы разместились в занимавшем нижний этаж хлеве, обычно предназначенном для яков, предоставив Джералду и мне жилую комнату во втором этаже. Это оказалось не очень удачной комбинацией, так как едкий дым от кизяка и сырых веток можжевельника, из которых шерпы развели костер внизу, проникал к нам сквозь щели в полу и чуть не удушил нас, заставив в конце концов выйти на свежий воздух.
Снегопад кончился, и мы решили поужинать у костра, разведенного на небольшой утрамбованной площадке возле дома. Было шесть часов, я достал радиоаппарат и с восторгом убедился, что связь с базовым лагерем великолепная. Голоса Чанка и Тома доносились громко и отчетливо, и они тоже ясно слышали меня. Когда я разговаривал, вокруг собралась толпа мальчишек и взрослых шерпов, таращивших глаза и хихикавших. После еды Джералд и я сидели у костра, попивая из кружек чай с ромом и благодаря счастливый жребий, приведший нас туда, где мы находились. Это была наша собственная затея, и с такими людьми в партии, как Анг Тсеринг, Анг Тилай, Дану, Норбу и Нараян, она обещала оказаться удачной. Возможно, мы предчувствовали изумительные события, которым предстояло произойти два дня спустя. Конечно, мы оба были настроены очень радостно и оптимистически.
Облака разошлись, и высоко над темными силуэтами сосен холодно сверкали в лунном свете окружавшие нас пики. Огромный костер, разведенный Дану под спальней, погас, густой дым рассеялся, и мы легли спать; но позже, как я уже упоминал, нас разбудил рев Анга Тсеринга.
Наутро мы встали пораньше и после короткого разговора по радио с базовым лагерем продолжали подъем по левому берегу реки Дуд-Коси. Вслед за нами шла группа дровосеков из Пхорче; некоторые были не старше восьми лет, и корзины, которые они несли, по величине почти не уступали им самим. На протяжении первых двух километров тропу почти совершенно занесло снегом, и нанятые нами в Намче-Базаре носилыцики-шерпы, мужчины и женщины, обутые в местные меховые сапоги тибетского образца, с трудом удерживались на ногах. Две женщины, поскользнувшись, слетели с тропы, подняв вихрь юбок и снега; их галантно выручил Анг Тсеринг, взявший после этого на себя привычную ему обязанность прокладывать дорогу. Мы опять вспугнули сермунов, а также стаи гималайских горных индеек. Несмотря на ухудшившиеся условия, Джералд и я шли гораздо лучше, чем в то время, когда, не успев еще акклиматизироваться, впервые проделали тот же путь и показали теперь значительно лучшее время на ужасающе крутом подъеме к пастушьим хижинам в Долле по правому берегу Дуд-Коси.
