Текст книги "По следам снежного человека"

Автор книги: Ральф Иззард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

То обстоятельство, что мы так щедро угостили жителей Кхумджунга, ничего не ожидая взамен – тогда мы не знали, что в их храме имеется еще один скальп йети, – произвело, по-видимому, сильное впечатление, так как на следующее же утро лама Сангхи явился к нам в лагерь. После дружеского завтрака он повел Тома в общую палатку и преподнес ему ящичек, содержавший волосы с головы весьма почитаемого верховного ламы из Ронгбука, родственного монастыря, расположенного к северу от Эвереста. Затем, потолковав о всякой всячине, он сообщил Тому, что в Кхумджунге имеется второй скальп. Если Том согласен сопровождать его завтра в Кхумджунг, то он посодействует, чтобы его дали нам на время.

На следующее утро Том и лама Сангхи, высокий худощавый мужчина с пергаментной кожей, редкой монгольской бородкой и такими же усами, отправились в Кхумджунг. По рассказам Тома, скальп ему показали охотно. После того как он его осмотрел, ламы высшего ранга по очереди надевали его и принимались прыгать по огороженному переднему двору. Под конец скальп бесцеремонно нахлобучили на голову самому Тому. Затем ему прозрачно намекнули, что если он, я и лама Сангхи явимся завтра на заседание деревенского совета, то, возможно, мы услышим нечто для нас приятное. На это заседание мы возлагали большие надежды, так как Пхудорджи, один из самых расположенных к нам носильщиков-шерпов, сам был членом кхумджунгского совета, так же как и его симпатичный отец, принадлежавший к числу богатейших землевладельцев района.

Однако следующий день не оправдал наших ожиданий. Рано утром лама Сангхи известил нас, что он слишком устал и не может так скоро повторить тяжелый подъем на гору до Кхумджунга. Для сопровождения нас он прислал молодого ламу, которого, как впоследствии выяснилось, благоговейный страх перед всем происходившим лишил дара речи. У нас возникли также затруднения с переводчиком. Единственным шерпом, кое-как владевшим английским языком, был Да Темба, но тот недавно заявил, что в него вселились духи двух умерших людей. Доктор Билл Эдгар не имел в запасе никаких средств для лечения такого недуга, а потому пришлось пригласить в лагерь местного знахаря. Этот джентльмен две ночи не давал нам спать, так как непрерывно бил в тамтам, а затем объявил Да Тембу исцеленным. Весть о вселении духов, но не об исцелении, дошла до Кхумджунга, и, хотя злополучный Да Темба решительно заявлял, что он снова стал самим собой, наиболее суеверные члены совета в течение всего заседания явно оставались в сомнении относительно того, кто же из трех лиц выступал в роли нашего переводчика.

Когда мы подошли к храму, весь совет уже сидел на скамье длиной в десять метров, стоявшей справа от дверей храма, которые оставались запертыми. На почетном месте первым справа восседал чрезвычайно старый лама, с большим достоинством носивший остроконечный красный колпак колдуна. Рядом с ним сидел деревенский староста, все время хранивший странное молчание (как нам позже объяснили, причиной его безмолвия было тяжелое похмелье после отпразднованной накануне вечером свадьбы), а слева от последнего – отец Пхудорджи, веселый человек с грушевидной головой, покрытой маленькой круглой войлочной шляпой. Левее разместились члены совета в порядке быстро убывающей влиятельности, а сидевших на самом конце скамьи Да Темба, не вдаваясь в подробности, огульно определил как «народ».

Заседание началось с энергичного истребления мятных конфет и сигарет, которыми угощали мы, и питья чанга, поставленного советом и наливавшегося из характерных для здешних мест, окованных медью деревянных бутылей. Наконец, так как престарелого ламу нельзя было отвлечь от непрерывного распевания молитв, а староста не мог еще достаточно прийти в себя, чтобы вымолвить хоть слово, вступительную речь в нашу пользу произнес отец Пхудорджи. Едва он только начал, как к всеобщему изумлению его хором прервали представители «народа», с чьих лиц во время всего заседания не сходило выражение острой тревоги. Коротко говоря, «народ» предвидел ужасные бедствия для деревни в том случае, если совет согласится отдать скальп йети; в конце концов, чувствуя себя ответственными за хорошее поведение стихий в период временного отсутствия скальпа, остальные две трети скамьи явно стушевались.

Сигналом к концу прений послужила речь сидевшего на скамье последним, который заявил, что «народ» отрежет носы членам совета, если те согласятся на время отдать скальп. По уверениям оратора, его слова следовало понимать как шутку, но вряд ли кто-нибудь решился бы утверждать, что они вызвали искренний смех среди более почтенных членов совета. После этого собрание разошлось в некотором замешательстве, усилившемся благодаря старосте, который внезапно пробудился от своей задумчивости и пожелал узнать, почему ему не дали возможности высказаться. Так как придумать дипломатичное объяснение было трудно, то мы уговорились на следующий день встретиться снова.

Мы сделали попытку восстановить всеобщее хорошее настроение при помощи еще одной круговой чаши чанга. Я обратил внимание, что она исключительно быстро переходила из рук в руки и счел такое отклонение от всеобщего обычая плохим предзнаменованием. Когда чаша дошла до меня, я обнаружил, что причиной стремления поскорее от нее избавиться был большой мертвый таракан, плававший на дне. Поведение «народа» расстроило, однако, престарелого ламу, и тот теперь не хотел даже показать мне скальп. Впрочем, когда мы вручили ему небольшую сумму на поддержание храма, нам удалось его уговорить. На этот раз скальпом не перебрасывались, как накануне; лама обращался с ним очень бережно и лишь неохотно дал его сфотографировать, держа в руках.

Кхумджунгский скальп по величине точно такой же, как пангбочский. Возможно, он сильнее помят, но на нем сохранилась более густая шевелюра. Оба скальпа, на наш взгляд, были одинакового возраста, и существует легенда, что они составляют пару: пангбочский скальп принадлежал самцу, а кхумджунгский – самке. Большая часть наших носильщиков была нанята в Кхумджунге, и то обстоятельство, что лишь после многих недель дружеского общения жители этой деревни решились довериться нам и рассказать о своем скальпе, указывает, с каким почтением относятся к такого рода реликвиям. Когда Том и я вернулись в базовый лагерь, очень огорченные событиями дня, мы обнаружили, что единственная остававшаяся у нас норка издохла; впрочем, вечером нас несколько утешило появление двух шерпов, каждый из которых принес нам по живому трагопану (темно-красному рогатому фазану).

Теперь мы тщательно следили за погодой, так как шла третья неделя апреля. Весна надвигалась все более быстрыми темпами. Повсюду вокруг нас распускались рододендроны, и весь вид местности около базового лагеря менялся на глазах. Несколько дней у нас еще теплилась слабая надежда, что нам удастся получить кхумджунгский скальп. Деревенский староста, «отсутствовавший» во время первых переговоров, впоследствии посетил нас и сообщил, что, если мы пошлем его и еще одного из односельчан со скальпом в Лондон, он будет продолжать хлопотать за нас. Нам удалось убедить его, что будет достаточно, если мы пошлем их двоих в Калькутту, где они смогут проследить за отправкой скальпа на самолете и подождать там его возвращения, живя за наш счет. Это дало бы нам значительную экономию, хотя и лишило бы Пиккадилли довольно живописного зрелища. До выяснения окончательного решения ни Том, ни я не считали возможным уйти в следующий маршрут. Я забыл упомянуть, что после танцев в монастыре Чарлз отправился к Макалу, и Тхьянгбоче явился первым этапом на его пути. Чарлз двигался медленно, чтобы дать возможность Ангу Тхарке его догнать. На следующий день после фейерверка Бис и Ахкей вышли в район Дингбоче для дальнейшей ловли птиц.

К этому времени среди нас обнаружились разногласия по вопросу о более целесообразном методе выслеживания йети. Джон, которого поддерживал я, считал необходимым постоянно двигаться, покрывая возможно большее пространство в надежде рано или поздно снова наткнуться на свежие следы. Том и Джералд стояли за то, чтобы выбрать удобную стратегическую позицию и засесть там, если окажется нужным на целую неделю. Чарлз придерживался чего-то среднего. Пока он прошел не меньшее расстояние, чем каждый из нас, и провел гораздо больше ночей под открытым небом, лежа среди камней. До отъезда из Англии мы обсуждали также следующую возможность: мы отыскиваем долину с одним только входом, и двое потихоньку пробираются в ее верховье; затем остальные погонят по направлению к ним всю дичь, какая окажется в долине, и мы увидим, кто нам попадется. Вблизи от базового лагеря имелась одна такая долина, расположенная между изогнутым склоном Тхьянгбочского отрога с одной стороны и неприступными скалами Кангтеги с другой. Эта долина – глубокое поросшее лесом ущелье, доходящее чуть не до самой средины массива Кангтеги. Склоны ущелья почти отвесно поднимаются свыше чем на триста метров от дна долины, а верховье загорожено обледенелыми отрогами самой горы, достигающими 6700 метров. Это ущелье представляет дикую местность, в него имеется лишь один вход – его устье; оно никуда не ведет, и шерпы им никогда не пользуются, а потому оно казалось нам очень подходящим для организации сплошного прочесывания. Мы еще тверже укрепились в этой мысли после изучения ближайших окрестностей монастыря Тхьянгбоче.

Если в 1949 г. йети появился перед зданием монастыря (а монахи твердо настаивали, что так оно и было), вероятнее всего, он тогда укрывался в нашей долине. Это, конечно, не означало, что он все еще был там, но так как мы имели несколько свободных дней, то решили устроить прочесывание, рассматривая его в качестве тренировки для шерпов на случай возможной в будущем операции в более многообещающем районе.

В прочесывании участвовали свыше тридцати нанятых на месте шерпов, а также семь сотрудников экспедиции, находившихся в то время в базовом лагере. Само по себе оно оказалось исключительно успешным, ибо было проведено с военной точностью – факт замечательный, принимая во внимание нелюбовь шерпов к дисциплине, – но как уловка для спугивания йети окончилась полной неудачей.

В назначенный день мы встали до зари, и вскоре шерпы-загонщики были расставлены по местам близ устья ущелья. Для такого случая мы разрешили им надеть самую яркую одежду – при обычных маршрутах в целях камуфляжа мы заставляли одеваться возможно скромнее, – и заодно им было позволено производить столько шуму, сколько заблагорассудится, а в этом занятии подбадривать их никогда не приходится. Джералда Рассела мы отправили на пони наверх на седловину Тхьянгбочского отрога, держать под наблюдением место, где пять лет назад монахи видели йети. Билл Эдгар взобрался по южной стене ущелья и кое-как примостился высоко на склоне Кангтеги, где мог преградить попытку йети ускользнуть в этом направлении. Находясь на правом и левом плечах ущелья, они полностью его просматривали, поддерживая с нами связь по радиотелефону. При помощи радиотелефона те из нас, кто пробивался вверх по ущелью сквозь густой кустарник и чащи рододендронов, могли заставить шерпов соблюдать какое-то подобие строя.

Идти было неимоверно трудно, так как, не говоря уже о почти непроходимых зарослях, мы должны были прокладывать себе путь, обходя или перебираясь через гигантские валуны и огромные кучи обломков, упавших с возвышающихся по сторонам скал.

Вскоре кое-кто из менее стойких шерпов пал духом, в особенности, когда под лучами поднимавшегося над горизонтом солнца в ущелье стало удушающе жарко; впрочем, несмотря на «аварии», шерпы шли шеренгой, пока мы не очутились выше границы леса. У нас дух захватывало при виде пышных цветов рододендронов на фоне снега или пенистой воды центрального потока, но в отношении фауны мы не обнаружили в долине ничего нового. За все время, пока мы проходили зону лесов, удалось спугнуть в чаще нескольких фазанов с ярчайшим оперением, одного сурка и небольшое стадо мускусных оленей, иногда появлявшихся близ лагеря.

Когда мы достигли покрытых льдом отрогов в верховье ущелья, все были измучены. На долю Джона, по обыкновению, выпала самая тяжелая работа, так как он шел крайним на правом фланге вдоль обрыва и ему постоянно приходилось прокладывать себе путь по выступам утесов. Кустарник был очень густой, и мы иногда часами не видели друг друга, хотя все время переговаривались по радиотелефону.

На обратном пути мы получили исключительно радостное известие от Тома, которого лама Сангхи неожиданно вызвал в монастырь в самом разгаре поисков. Том сообщил, что лама Сангхи, огорченный нашей неудачей в переговорах о кхум-джунгском скальпе, открыл ему свое намерение подарить нам кусок кожи йети, являвшийся его личной собственностью. Этот кусок где-то затерялся в его келье, но он надеется его разыскать и принести нам завтра утром. Лама Сангхи еще раз доказал, что он хозяин своего слова. На следующее утро он явился в лагерь и подарил нам кусочек кожи, тщательно завернутый в лоскут шелка. Она была длиной в восемь и шириной в четыре сантиметра, не такая толстая, как кожа скальпов, но покрытая такими же рыжевато-черными волосами. Рассказ ламы Сангхи о ее происхождении представлял большой интерес.

Он сообщил, что до недавнего времени деревня Кхумджунг обладала целой шкурой йети. Как-то вечером вопреки совету монахов ее извлекли на свет, чтобы исполнить в ней при луне «танец духов». После того как танцоры дошли до исступления (чему несомненно способствовало обычное неумеренное поглощение чанга), кожу по небрежности оставили лежать под открытым небом. К утру она исчезла. Однако один из монахов предусмотрительно отрезал от нее небольшой кусок. Именно его-то лама Сангхи и подарил нам. Не теряя времени, мы отправили кожу профессору Вуд-Джонсу в Лондон.

В этом периоде затишья выдался еще один день, о котором следует упомянуть из-за сильно взволновавшего нас события: чуть не утонул Джон. Вряд ли кто-нибудь из нас забудет, как он совершенно беспомощный несся по водопаду вышиной в шесть метров посреди вздувшейся Дуд-Коси. Как я уже упоминал, паводком снесло мост, который соединял Пхорче с Долле. Никаких попыток восстановить его не делалось. Мы еще не покончили с верховьем долины Дуд-Коси и в ближайшее время собирались вызвать Биса с Ахкеем из Дингбоче и послать их вверх по долине Дуд-Коси к озеру Дуд-Покхари.

Чтобы избежать тяжелого обхода на большой высоте, мы решили попытаться построить мост. Для начала Джон вызвался с веревкой переплыть реку в том месте, где на некотором расстоянии она течет спокойно между двумя водопадами. На всем участке между двумя ревущими стремнинами не было подходящего места, но мы все же решили попытаться там, где большой камень на стрежне делил примерно пополам расстояние, которое нужно было переплыть. В апреле вода была еще чем-то вроде жидкого льда, но это не останавливало Джона, выдающегося разностороннего спортсмена. Джон считал, что если его спустят с шестиметровой скалы на нашем берегу, то ему удастся с ходу преодолеть самое быстрое течение и достичь камня. Дальнейший путь от камня до противоположного берега казался более легким. Первая часть программы шла в соответствии с планом. Стенли Дживс взобрался на вершину скалы, спустил Джона в реку на веревке, конец которой тот должен был закрепить на том берегу, а затем, когда Джон поплыл к камню, принялся «водить» его, как рыбу. Однако за скользкий камень ухватиться оказалось невозможно, и, ко всеобщему ужасу, Джона постепенно стало относить течением. Веревки было выпущено столько, чтобы Джон имел возможность добраться до противоположного берега, и теперь ее не удалось достаточно быстро выбрать; течение несло его со все возраставшей скоростью и потащило через водопад. Наконец, веревка натянулась, и Джон оказался внизу среди кипящего водоворота. От неожиданного толчка Стен сорвался со скалы и повис примерно на метр ниже вершины, удерживаемый закрепленным концом веревки. Шерпы, готовые со смехом пойти на самый ужасный риск на снегу или на льду, ненавидят воду и многие из тех, что были с нами, плакали. Неудачно пытаясь прийти на помощь, они отчаянно дергали веревку и подтянули несчастного Джона обратно к подножию водопада. Там он погиб бы через несколько секунд, но, к счастью, Том и я, с трудом спустившись со скал рядом с водопадом и бросив Джону еще одну веревку, смогли подтащить его к берегу у самого водопада. Затем нам удалось выудить Джона, отделавшегося поверхностными ушибами.

Только через два дня мы вернулись к проблеме переправы через реку, и на этот раз после нескольких тщетных попыток нам удалось перебросить крюк, прочно засевший среди камней на противоположном берегу. Как только веревка была натянута, мы переправились, перехватывая ее руками. Это гимнастическое упражнение никому не пришлось по вкусу, а когда дело дошло до пробной попытки доставить груз, она кончилась потерей одного ящика с продовольствием, к счастью, без труда возместимой. Ящик разбился почти в тот момент, когда коснулся воды.

Глава 13
Снова к Эвересту

22 апреля мы получили из Кхумджунга сообщение об окончательном отказе предоставить в наше распоряжение скальп. После этого мы, не теряя времени, принялись составлять план дальнейших действий. Стало ясно, что мы вступаем в кульминационный период. До наступления муссонов оставалось, вероятно, не больше шести недель. Продолжать работу во время муссонов возможно, но достать носильщиков будет очень трудно, так как наступает пора пахоты и вся рабочая сила будет занята на полях. Если мы задержимся слишком долго, нам, пожалуй, не удастся выбраться в полном порядке из страны шерпов. Мы можем очутиться перед альтернативой либо болтаться в горах до осени, либо бросить большую часть снаряжения. Мы с беспокойством отметили также, что в Намче-Базаре были отмечены еще два случая оспы, один со смертельным исходом. Если вспышка примет характер эпидемии, местные власти могут запретить на всем пути до Катманду проходить через их районы носильщикам из Намче-Базара.

Вырабатывая планы, мы подвергли полному пересмотру все сделанное. Мы решили перебросить почти все свои силы дальше на восток, оставив в верхней части долины Дуд-Коси только Биса и Ахкея. Джон и Стен получили задание обойти вокруг Ама-Даблама. Я решил организовать передовой пост у Лобудже на полпути вверх по леднику Кхумбу, где лишь недолго пробыл Джон во время первого маршрута. Том и Чанк Лагус сначала отправятся с партией Джона, но после первых переходов отделятся от нее и, достигнув Чукхунга, перевалят через хребет и соединятся со мной в Лобудже. В это время мы получили еще одно письмо от сэра Джона Ханта, в котором тот высказался в пользу мнения Тома и Джералда, настаивавших на нецелесообразности наших попыток охватить слишком большую территорию. Поэтому было решено, что Джералд сначала пойдет со мной, а затем отыщет какое-нибудь укромное место вблизи ледника Кхумбу и засядет там на несколько дней. Я намеревался подняться по леднику к Эвересту.

Мы договорились и о дальнейших планах. Джон, завершив маршрут вокруг Ама-Даблама, присоединится к нам в Лобудже. Затем с группой дарджилингских шерпов он совершит длинный и утомительный переход почти в триста километров до Кангченджанги, все время двигаясь по таким местах, в которых, как мы надеялись, могли скрываться йети. У Кангченджанги он встретится с английской экспедицией, занимавшейся разведкой западных подступов к горе для подготовки запроектированного восхождения. Среди участников английской экспедиции был брат Джона Роналд. От Кангченджанги Джон отправится дальше в Дарджилинг и рассчитает нанятых там шерпов.

На следующий день, накануне выхода Джона, мы бросили жребий, кому из персонально прикрепленных шерпов идти с ним в маршрут до Дарджилинга. Чтобы партия была полностью укомплектована, приходилось пожертвовать двумя, и жребий пал на Дану, состоявшего при Джералде, и на Нима Тенсинга, шерпа Билла. Когда группа Джона покидала лагерь, вернулся Чарлз, которому не удалось добраться до Макалу. Он дошел лишь до начала спуска с перевала Барун, находящегося, как он считает, на высоте около 6400 метров. Анг Тхарке оказывал в пути большую помощь, и Чарлз благоразумно решил последовать его совету не идти дальше к леднику Барун, где стояла лагерем Калифорнийская экспедиция, так как его шерпы вряд ли смогли бы одни вернуться обратно через перевал. Это произошло в субботу 24 апреля, и вечером мы устроили особо торжественный субботний обед. После еды Анг Тсеринг и Неми преподнесли нам большую бутылку ракши и распили ее вместе с нами.

Назавтра утром Джералд и я в сопровождении двадцати одного кули двинулись к Лобудже. Так как Джералд все еще с трудом ходил, мы наняли для него здешнего пони. Однако в начале подъема на Тхьянгбочский отрог Джералд решил попробовать пройтись, и на пони поехал я, получив от этого большое удовольствие. Когда, двигаясь по тяжелой каменистой дороге, не приходится следить за каждым шагом, тогда только и можно как следует осмотреть окружающую местность, и я вынужден был признать, что это имеет существенное значение для выслеживания йети. Если идешь пешком, вырабатывается привычка постоянно смотреть себе под ноги, и многое из происходящего вокруг может остаться незамеченным. Верхом на пони я добрался до монастыря значительно раньше остальных. Едва я достиг лужайки перед зданиями, как лама Сангхи поспешно подошел поздороваться. Он провел меня в свою келью, усадил на почетное место и принялся угощать чаем, а под конец очаровательным жестом повязал мне вокруг шеи ленту с висевшим на ней вышитым буддийским амулетом.

В это время в монастыре находился недавно прибывший туда профессор Лондонского университета Дэвид Снеллгрув, занимавшийся расшифровкой храмовых священных книг, специалист по Тибету, свободно говоривший по-тибетски. Он оказал нам большую помощь при сборе народных легенд, относящихся к йети. Две из них стоит привести, но сразу же следует предостеречь от напрашивающегося вывода, что йети является лишь сказочным животным. Разве в наших собственных сказках не участвуют реальные животные? Волк из «Красной Шапочки», три медведя из «Золотистого лютика» и кот из «Кота в сапогах» – общеизвестные примеры.

В первой легенде рассказывается о попытке шерпов уменьшить число йети в своей округе. Шерпы обратили внимание на то, что какую бы работу они ни затеяли, йети обязательно начинают им подражать, но при этом вкладывают гораздо больше энергии, чем необходимо. Так, если шерп срубит одно дерево, йети в подражание срубит пятьдесят. Если йети увидит, как шерп ударил яка палкой, он схватит бревно и почти наверняка перебьет несчастному животному спину. Эта страсть к подражанию принесла много ущерба. Итак, шерпы решили прибегнуть к хитрости, чтобы уменьшить численность йети. Они принесли в лес на поляну стол, поставили множество бутылей чанга и положили несколько легких деревянных мечей. Затем шерпы уселись за стол и основательно выпили. После этого они сделали вид, что поссорились. Все схватили деревянные мечи и принялись лупить друг друга, пока не свалились на землю, притворившись мертвыми. На следующий день они снова вытащили стол и поставили на него такое же количество чанга, но вместо деревянных мечей положили на этот раз настоящие. Закончив все приготовления, они удалились. Склонные к подражанию йети, раньше I наблюдавшие за всем издали, теперь собрались вокруг стола и вскоре как следует напились. Затем они схватили мечи и стали рубить друг друга, пока ни одного не осталось в живых.

Во второй легенде речь идет о страннике, известном своим искусным врачеванием, который путешествовал в горах и ехал по тропе вдали от обычных дорог. Вдруг он увидел, что огромный йети преградил ему путь. Повелительным жестом йети предложил ему следовать за собой. Путник, страшно испуганный, повиновался, йети привел его в пещеру к своей жене, катавшейся по земле от жесточайшей боли. Как выяснилось, у самки йети в горле застряла кость. Под наблюдением самца странник искусно извлек кость, которая, конечно, оказалась человеческой. Когда больная пришла в себя, путешественнику разрешили уйти, и на прощание самец-йети сунул во вьючные мешки его верхового яка два предмета величиной с футбольный мяч, завернутые в листья. Странник был еще слишком перепуган, чтобы задержаться и тут же на месте рассмотреть подарки. Он сделал это, лишь отъехав на некоторое расстояние. Подарки оказались двумя целехонькими человеческими головами с массивными золотыми серьгами в ушах.

Но хватит сказок…

Впоследствии профессор Снеллгрув раздобыл чрезвычайно ценные сведения, но мы узнали о Них лишь тогда, когда уже покинули страну шерпов. Ему намекнули, что, кроме скальпа, монахи Пангбочского монастыря хранят мумифицированную руку йети, отличающуюся значительно большими размерами, чем человеческая. Она вся обмотана несколькими слоями ткани и обвязана шнуром, и поэтому ее невозможно рассмотреть; снять повязки означало бы осквернить священную реликвию, которая, по-видимому, почиталась даже больше, чем скальп, так как о ее существовании нам никогда не упоминали.

Под вечер, когда я прибыл в монастырь, профессор Снеллгрув пригласил на чай всех монахов, Джералда и меня. Мы не могли принять предложение, так как поставили себе целью добраться засветло до Пангбоче. Под звон колокола, сзывавшего монахов на чаепитие, мы двинулись к северу через луга. Теперь на пони ехал Джералд. Перед нами лежала часть классического пути к Эвересту. Спускаясь по окаймленной рододендронами тропе, которая вела через мост в ущелье Имджа-Кхолы, мы то и дело спугивали мускусных оленей, понимавших, что им не грозит никакое нападение, пока они находятся вблизи монастыря. Это относится и к десяткам моналов, сермунов и других разновидностей фазанов, в изобилии водящихся вокруг монастыря и настолько небоязливых, что их можно кормить из рук. К сумеркам мы дошли до Пангбоче и разбили палатки на заднем дворе одного из домов нижней деревни. Валявшиеся на земле несколько пустых коробок из-под концентрата супа указали, что Джон либо Чарлз незадолго до нас останавливался в этом же месте. Сидя у лагерного костра, Джералд и я испытывали большую радость, что мы снова на маршруте. Я провел в базовом лагере две недели, и хотя мы и были непрерывно заняты переговорами о скальпе, прочесыванием ущелья и устройством переправы через реку, я очень жалел о потере времени для поисков.

Ни Джералд, ни я еще не осматривали пангбочского скальпа, и следующий день мы начали с посещения храма. Он основан очень давно и видел в своих стенах четырнадцать поколений верховных лам. Здание окрашено в темно-розовый цвет и овеяно приятным духом старины. Никакого скальпа нам не показали, рассказав историю, что его отправили вниз, в родственную деревню Пхорче, для религиозного празднества. Анг Тсеринг, который снова стал моим сирдаром, убеждал меня не верить этому, но поскольку я уже видел кхум-джунгский скальп, то решил не настаивать.

Теперь мы пустились в путь к Пхалонг-Карпе, пастушьей деревне высоко в долине Чола-Кхолы у подножия ледника Кхумбу. Первый этап я ехал верхом и должен был согласиться с Джералдом, что это прекрасное нововведение. Больше не приходилось напоминать себе о необходимости огибать слева стены мани, тянувшиеся вдоль дороги. Животное автоматически проделывало это. Там, где долина Чола-Кхолы отходит влево от Имджа-Кхолы, я спешился, и на пони уселся Джералд. Миновав трудный участок, где когда-то произошел обвал, мы прибыли в Пхариче, пастушью деревню в долине Чола-Кхолы ниже всех остальных. Деревня снова была заполнена пастухами. Дальше долина расширялась и постепенно повышалась до Пхалонг-Карпы, находившейся на расстоянии примерно трех километров. Теперь, когда мы шли вверх, пик Тавече был слева от нас. Среди дерна здесь росли голубые и лиловато-розовые примулы; некоторые из них принадлежали к карликовым разновидностям и еле-еле выступали над землей. Приближаясь к Пхалонг-Карпе, мы заметили посреди одного из огороженных участков желтую пирамидальную палатку, принадлежавшую несомненно Бису. Вскоре Бис тоже увидел нас и вышел навстречу. Во время маршрута он не обнаружил никаких следов йети, но был в полном восхищении от того количества птиц, каким смог пополнить свою коллекцию. Ахкей застрелил несколько снежных куропаток, и у нас получился великолепный ужин.

На следующее утро после завтрака мы начали подъем к двум каменным хижинам в Чуле, где Том устроил передовой пост второго маршрута. Хижины расположены у языка ледника Кхумбу, и с ними у меня связаны яркие воспоминания, относившиеся к прошлогоднему путешествию на Эверест, там мне пришлось тащить выбившегося из сил шерпа Гьялгена. Когда мы приближались к хижинам, Джералд снова верхом на пони, нам бросилось в глаза, что установленную Томом ловушку для волков и барсов посетило какое-то животное, которому удалось сломать ее и выбраться.

Сторож-шерп, оставленный Томом, оказался на своем посту в хижине; из лежавших там наших запасов он взял несколько банок консервов и джема. После непродолжительного отдыха мы взобрались по языку ледника Кхумбу и двинулись дальше вверх по абляционной долине. Среди этого бесконечно пустынного ландшафта, далеко над границей лесов, мы оба чувствовали себя гораздо больше на месте, так как опять находились в стране йети. Снова вернулась надежда, что, может быть, нам посчастливится; но даже здесь, когда мы приближались к предельной высоте, на которой встречается наш противник, уже появились признаки весны. Переходить вброд через приток Чола-Кхолы там, где он отходит от ледника Кхумбу, стало труднее, так как вода значительно прибыла и носильщикам приходилось нелегко. Впрочем, и здесь обнаружилась польза от пони, много раз переходившего реку с уцепившимся за его хвост кули.

На узкой тропе вдоль противоположного берега мы неоднократно находили помет, показавшийся нам тождественным с тем, который мы раньше признали за помет йети, и настроение у нас опять поднялось. Вскоре после полудня мы добрались до каменных хижин в Лобудже. Это идеальное место для стоянки, там достаточно свежей воды и имеется большой запас пригодного для топлива кизяка. Хотя с этого пункта сам Эверест и не виден, но открывается великолепная панорама Нупцзе, исключительно красивой горы, расположенной рядом с ним справа и состоящей из мощных пластов черных и бледно-золотистых горных пород. Когда мы прибыли в Лобудже, по склонам Нупцзе беспрестанно скатывались лавины. После базового лагеря, где уже становилось неприятно жарко, в Лобудже воздух казался упоительно свежим. Мы находились на пороге огромной, совершенно пустынной страны и нас снова охватил прежний охотничий трепет.