Текст книги "Наездник (СИ)"

Автор книги: Радик Соколов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

  – Нет, не хочу замуж выходить. Погуляю еще. Мне понравилось, только разнообразия хочется. Тебе, малявка, этого пока не понять, ну да с таким гуленой в начальниках у тебя еще все впереди.

  "Была я белошвейкой

  И шила гладью,

  Потом пошла в "театер"

  И стала б.... балериной."

  – На редкость красивым голосом, затянула девушка, вызвав нездоровый интерес посетителей заведения.

  "Была я балериной,

  Плясала, оппа,

  Но мне плясать мешала

  Большая ж...жадность."

  – Тише, тише, – Женька пытался запихнуть в рот безбашенной певунье свою ложку, – лучше мороженного прими, охладись.

  – Уф, хорошо, – Валька чувствовала себя будто на большом прогулочном пароходе, плывущем в страну под названием Счастье. – Ах, милый Евгений! Ты не представляешь, как меня огорчил. Как мог такой тонкий мальчик подумать, что я настолько эгоистична, что отдам это прекрасное тело, волшебное лицо, исполненное внутреннего благородства, эту тонкую трепетную душу, глубокий ум полный поэзией и музыкой, где живут трагедии и комедии симфонии и поэмы в пользование одному – единственному мужчине, которому вскоре сама же и надоем.

  Тихо. – Решившая было пуститься в пляс певунья была перехвачена Женькой на взлете и силой усажена на место.

  – Расскажи лучше, чем вы там с Пашкой кроме «массажа» чем-нибудь занимаетесь? – спросила немного остывшая попрыгунья.

  – Да они все с Куртом возятся, экспериментируют. Голос на разной скорости записывают. Накладывают записи друг на друга. Скорость вращения. Дорожки. Головки. Муть короче. Они театральные постановки записывать подрядились. Звукозаписывающую артель создали. Лентопротяг – во! Вспомнил как наше кумпанство называется.

  – Курт, это тот немчура, которого твой родственничек стухшими ингредиентами Красной Москвы окатил. – Девочки до сих пор хихикают, а в сторону этих духов больше смотреть не могут.

  – Да какой он немец. – Возмутился борец за правду. – Непонятно кто, он. Родился в Эльзасе во Франции. Учился в Страсбурге, потом в Берлине. Родители его вообще теперь в Париже, а он врет про своё арийское происхождение. Пашка-то этого трепача вмиг на чистую воду вывел. Учился тот во время войны в университете, а подрабатывал на радио. Оттуда его и призвали в сорок пятом. Не удалось уклонисту за бронью отсидеться. Вычислили его и на фронт бросили. – Женька явно был доволен торжеством справедливости. – А батя его вообще, похоже, настоящий сексуальный разбойник. Это и шеф подтверждает. Так что правильно мой родственничек его духами побрызгал. До сих пор пованивает, а уж он моется, моется. Хорошая продукция у «Новой зари», пахучая.

  – Разбойник, говоришь? – Будущая прима откинувшись на стуле погрузилась в глубокие раздумья. – Из Парижа.

  – Как есть разбойник. Себе прибавку выхлопотал на днях. Премии у него постоянные. Живет на всем готовом. Как сыр в масле катается. Сидит на одном месте, кнопки нажимает, да на стрелки смотрит. Жаль только, вычистят его и отсюда. Говорят, что скоро таких как он, домой отправляют. – Женька за это время очень сдружился с Куртом, который все лучше и лучше понимал окружающих. Вот и теперь, разочаровавшись, что Вальке не удалось победить Ингу в битве за незрячего, по мнению Женька, шефа, он подталкивал ее к знакомству с коллегой, расписывая как мог его достоинства.

  – Слушай, Женька, а познакомь меня с этим французиком. Я помню он так ничего, не сильно страшненький. – Валька пододвинула стул поближе к прохвосту, – Я тебя отблагодарю.

  – Авансом не работаю, – солидно возразил пионер. Только вперед.

  – Что же ты хочешь, маленькая дрянь. Только денег у меня нет. Я тебя уже предупреждала.

  – Твой обожатель, шкаф еще раз посетить хочет. – Женька, говоривший о себе в третьем лице, опять зарделся. Только на этой неделе, пока Пашка думает, что я у тетки. Поможешь через окно проскользнуть, а ключ от кабинета, у меня нарезан.

  – Да это ты, сексуальный разбойник. – Валька попыталась нанести короткий удар.

  – Торг здесь неуместен. – Ловкий интриган уже имел немалый опыт уворачивания от подзатыльников.

  – Ладно, мой дерзкий паж, послезавтра мне назначено. Предпоследний сеанс. – Валька весело подмигнула и подумала, – Какой необычный букет ощущений может получиться. – На какой разврат ты меня толкаешь. Все мужики сволочи, даже такие маленькие.

  Курт сидел разинув рот. Какое божество почтило их посещением. Вальку, которой приходилось не впервой ловить восхищенные взгляды, действительно можно было сравнить с Афродитой, даже не срывая одеяний. Она была из тех редких ослепительных красавиц, которых создала природа. Слеплена балерина была совершенно. Все в ней было размеренно и пропорционально. Каждая ее черточка, каждый извив ее гибкого тела сулил победу над своим извечным противником – «мужуком».

  – Ну, проходи, Валя не стесняйся. – Робкая девушка, опустив скромно глазки вошла в студию.

  – Техник – лаборант, никогда еще не сталкивался с такими божественными созданиями. Он уже в дебюте, был покорен удивительной грациозностью тонкого стана, нежностью прекрасного лица, бархатистостью кожи, царственностью осанки. – Все что он мог сделать так это просто привстать и открыть рот в молчаливом восторге. Он был очарован, а воля его, умирая, корчилась на земле, безжалостно растоптанная победительницей. Сочетаться с этой красавицей браком стало верхом его устремлений.

  – Валька изобразила на лице дружелюбную улыбку. – Ей стало скучно. Победа уже одержана. Враг разбит и разгромлен. Без борьбы, за явным преимуществом. Пожалуй, до самой свадьбы этому персонажу ничего не светит. Конечно, свидания их будут часты и продолжительны, только Курту придется довольствоваться всего-навсего невинными ласками, ну иногда ловить полные обожания взоры или удовлетворяться легким прикосновением или невесомым объятьем, много эфирным поцелуем. Динова будет оставаться чистым ангелом невинности, воспаляя воображение своего обожателя. Сможет воздыхатель добиться желаемого в Париже, бестия еще не решила. Сейчас ее уже заботило как развлекаться самой, в тайне от столь необходимого поклонника. – Как я рада знакомству, мне Женя так много хорошего о Вас рассказывал.

  – Курт, с глупой улыбкой на лице обхаживал гостью, а Женька, ловко прикрывавший рукой необычайно распухшее красное ухо зевал. Ему тоже было тоскливо наблюдать за разом поглупевшим коллегой, и он поглядывая на исподтишка подмигивающую ему кокетку уже выдумывал для себя новое приключение. Погрузившись в это занятие комбинатор, почти без пререканий, несколько раз бегал в магазин, изображал почтительного мальчика и исполнял мелкие поручения кокотки. За этот тяжкий труд он планировал взыскать сторицей.

  Через час все трое сидели за сваренным из топора обедом. Ловкая гостья раскладывала по тарелочкам ножки еще пока никем не распробованных камчатских крабов. Выуживала из баночки черную икру и густо намазывала ее на бутерброды сбрызгивая получившуюся закуску сочащимся из лимона соком. Сам собой на столе появился запотевший лафитничек с водочкой, похищенный вороватым Женькой прямиком из квартиры шефа.

  – Ну, за знакомство, – произнес обрусевший Курт, – вздрогнули.

  – Валька скромно потупив глазки слегка пригубила. – Как я рада, что познакомилась с таким удивительно умным человеком. – Женька, хотевший ляпнуть очередную глупость вдруг наткнулся взглядом на показанный ему под столом кулак и огорченно смолчал.

  Только после третьей рюмки охмуряемый раскрепостился и осознал, что пришедшая красавица, уже называвшая его любимым учителем, страсть как хочет научиться французскому языку, а то у нее не было не одной возможности позаниматься с носителем.

  Покинув прибежище технического гения, Валька присела на скамеечке в парке. На душе у нее последние дни сделалось необычайно легко и празднично. Она, словно попала в волшебную страну исполнения желаний. Любые ее даже, казалось, нелепые поступки обрели смысл и встали на свое место. Взять хоть последнее посещение массажного кабинета. Не будь его, не открылись бы удивительные перспективы. Валька еще раз пережила то чарующее мгновение, когда она абсолютно обнаженной, вскочила на массажный стол, задорно вздернула личико на котором еще остались следы блаженства и запела с необычайным воодушевлением:

  Allons enfants de la Patrie,

  Le jour de gloire est arrivé!

  Contre nous de la tyrannie,

  L'étendard sanglant est levé,[1]

  Шатов был сражен. Его подопечная совсем не лишилась дара речи и совершенно не растерялась, как почти любая особа в сходной ситуации. Все недовольство мгновенно вылетело у него из головы. Чудо, это было настоящее волшебство, творимое потрясающе мелодичным голосом, казавшимся самым изумительным из всех напевов на земле. Паша в эту секунду словно постиг суть и дух свободолюбивой Франции. Свобода, Равенство и Братство. Нет, никто бы не назвал в этот момент девушку «Venus pudica». Красавица не являла собой образец застенчивости. Она скорее напоминала эталон жизнеутверждающей красоты, присущий ранним работам еще жизнерадостного Тициана. В это мгновенье они вместе грезили наяву, существуя только в одной ими ощущаемой реальности.

  Как была прекрасна в этот момент мерзавка Динова. Жаль, что у Шатова не было таланта Эжена Делакруа. Сюжет «Свободы на баррикадах...» сам собой всплыл в памяти. Ругать такую девушку не поворачивался язык.

  – Ослепительная, – Пашка прижал руку к сердцу, – разрешите, пригласить Вас отобедать.

  – Только легкие закуски, – беззастенчивая красотка грациозно оперлась на предложенную руку и легко спрыгнула. – К вечеру мне надо быть в своей девичьей келье. Помните об этом, мой повелитель. – Нахалка необычайно призывно вильнула попочкой, наклоняясь за сброшенным купальником.

  – Все, что пожелает юная звезда. – Пашка восхищаясь умопомрачительным совершенством округлых линий бесподобного тела переводил взгляд от шейки до совершенной груди и дальше до изящных точеных ножек, с высоким подъемом, пленяющих воображение.

  Через некоторое время юная парочка входила в распахнутые двери Ресторана. Знакомый швейцар поклонился принимая подношение, а расторопный официант быстрым профессиональным движением смахнул со скатерти несуществующие крошки и пригласил вошедших садиться за облюбованный Шатовым столик. Наметанный глаз халдея, без всяких подсказок, определил, что несмотря на юный возраст кавалера, посещение подобных заведений для него не в диковинку и за щедрые чаевые можно не беспокоиться.

  – Пашка, ты ведь мой друг? – Валька мгновенно освоилась в необычной для себя обстановке и вела себя совершенно естественно.

  – Без малейшего сомнения. – Бардовый напиток из Ново Светских кладовых графа Голицына, направленный рукой поклонника, наполнял бокал барышни.

  – Ну вот скажи, что ты нашел в этой белокурой глисте? – Бастардо уже проник в сосуды, вследствие чего, наша красавица и так достаточно вольная в выражениях окончательно раскрепостилась. – Нет, фигура у нее великолепная, это даже я признаю, но рожа. Шатов, ты извращенец.

  – Да, – Пашка скорбно склонил голову, – и какой же будет дружеский совет?

  – Эээ.... – Динова на мгновенье задумалась. – Жениться на подлой гадине.

  – Что? – Пашка в изумлении уставился на своего нового друга.

  – Это самое вредное, что я могу пожелать этой упрямой скотине. Пусть живет унылой семейной жизнью и сносит измены супруга. Слезы, скандалы, дети пелёнки. Что хуже можно пожелать в семнадцать лет.

  – Так ты считаешь. Что новоиспеченный супруг будет изменять? Может он перестроится и встанет на путь исправления?

  – Дружище Шатов, я, конечно, в таких делах опыта не имею, но смотря на удивительно похожего на тебя, что бы ты не говорил, пройдоху Женьку, понимаю, что человека можно обмануть, запутать, напоить, наконец. – Пришедшая в умиротворение девица уже поглядывала в сторону соседних столов, за которыми предавались чревоугодию. – Такой красавчик как ты не убежишь женского внимания.

  – Спасибо, друг, ты меня просто огорошила. Совсем не думал о семейной жизни под таким углом. – Шатов жестом попросил поднести меню еще раз. – Вот поговорить я с тобой хотел совершенно о другом.

  – Наконец-то ты решил открыть мне свои доселе потаенные чувства и признаться в любви? – Динова лукаво подмигнула. – Нет, вижу, пока ты не созрел для этого. Ну я подожду пока тебе эта дурочка надоест. Ничего, я не буду гордячкой в этом вопросе. Придет и на мою улицу праздник.

  – У тебя великолепный голос, – Пашка указав на выбранные блюда отпустил официанта, своим появлением позволившего закончить предыдущую тему. – Ты пению нигде не училась?

  – Нет. Вот на фортепиано чуть бренчать умею. Ноты читаю. Собственно, и все. – Валька удивилась, – к чему твой вопрос?

  – Хочу нанять тебя на работу. – Шатов сделался серьезен и, разом, голос его приобрел металлические нотки.

  – Какую? – Валька, всегда тонко чувствовавшая партнера, бросила игривый тон.

  – Тебе в течение этого лета надо будет усиленно заниматься в консерватории. С репетиторами я договорюсь. Только работать тебе придется на износ. Голос поставить очень непросто. Кстати, ты пела как парижанка.

  – Шатов, это мой секрет... Ну, если ты и так все услышал... Бабушка меня почти до десяти лет воспитывала. Я сразу на двух языках говорить начала... Мы, вместе с моей любимой бабулей, все мечтали, как в Париж уедем. Я по ее рассказам представляла, как гуляю по набережной Сены... Лувр... – Валька внезапно расчувствовалась.

  – Прочти. – Шатов достал тетрадку с либретто Нотр-Дам-де Пари.

  – Валька углубилась в текст почти не замечая вкуса, не далее, как мгновение назад, таких желанных яств. – И, – девушка подняла полные слез и надежды глаза на своего спутника. Она будто слышала чудную, возвышенную мелодию, звучавшую монументально и весомо подобно мощному полнозвучному водопаду, низвергающемуся на огромные мрачные валуны целым сонмом разноголосых струй.

  – Хочу, чтобы ты поставила эту вещь, например, в Канаде. Там огромная франкоговорящая диаспора. Здесь у меня все сорвалось, а там, войны не было и народ побогаче живет. Главное, что теперь у нас с тобой, друг, есть человек на роль Эсмиральды.

  – А деньги? Шатов, для этого надо очень много денег. – Динова забеспокоилась о судьбе будущего проекта.

  – Не переживай. Финансирование найдем. Тебя должна интересовать только творческая часть проекта. В крайнем случае, просто наймем исполнителей и снимем сцену. В Париже сейчас голодно, и артисты за гроши работать готовы. Может так даже будет проще, чем связываться с оперной труппой. Хорошо бы там еще и местных привлечь. – Пашка усмехнулся тогда, подлец, глядя на свою приму.

  – Шатов, гадюка, ты мне еще должен. – Захмелевшая не только от счастья девушка жадными глазами смотрела на своего продюсера, – Эсмеральде необходим постоянный массаж. Ничего не доставляло Вальке такого удовольствия, как подтрунивать над очень ей нравившемся мальчишкой.

  – Все. Сегодня был последний мой выход. С завтрашнего дня Марат переходит в первую смену, а Леша во вторую.

  – Значит, сеансы с Вами, мой «милый друг», непременно будут продолжены в другом интерьере....

  Меж тем кабинет уже неделю работал в две смены, а отец-основатель настаивал, чтобы Марат брал себе еще одного специалиста для стажировки.

  Было без малого уже семь вечера, когда уважаемый зам председателя Комитета по делам искусств при Совете министров СССР, Борис Иванович, так вовремя поспособствовавший Елене Николаевне устроиться на радио, очнулся словно после яркого реалистичного сна, протяжно, вкусно зевнул, и только потом приоткрыл глаза. Какие-то мгновения вслед за тем, еще не до конца понимая спит или нет, он еще кружился в венском вальсе с первой красавицей бала, но вот чудные сновидения окончательно отхлынули, бюрократ огляделся уже осмысленным взглядом. Его обступала вполне себе обыденная обстановка медицинского кабинета. Совсем рядом с широким массажным столом на котором покоилось его блаженствующее тело возвышалась плохо прокрашенная грязно-зеленая стена. Беленький шкафчик с чистыми простынками и мазями притулился в углу. Кушеточка, коей пользовались если не очень давно, то чересчур активно. Вешалка на огромной круглой ножке, на крючьях которой висели надо признать белоснежные халаты. Самодельная раковина с укрепленным над ней рукомойником. Массивный, красного дерева стол с двумя стульями. Над всем пространством комнаты нависал огромный шкаф. Единственной инородной деталью смотрелся чудной механизм с крутящимися бобинами, установленный на стол от которого тянулись, словно хищные змеюки, провода два из которых оканчивались в наушниках у него на голове. Именно эта конструкция и воспроизводила божественную музыку.

  Через минуту Борис Иванович снял наушники, не спеша сел, свесив ноги со стола, и мельком взглянул в словно парившее над полом большое настенное зеркало. Отразившаяся там обрюзгшая полноватая фигура не вызывала эстетического довольства, но ее обладатель чрезвычайно благосклонно оглядел себя и решил, что сеанс чертовски благотворно отразился на его физической форме. Обрадовавшись этому открытию и сияя самодовольной улыбкою, он обратился к сидевшему на стуле огромному массажисту.

  – Как, Марат, не устал. Почти час возился. Кажется, ни одну мышцу не пропустил. Давай-ка я тебя отблагодарю, пока начальство не видит. – Борис Иванович положил рядом собой раскрытый бумажник, потер руки и выудил из среднего отделения пачечку государственных ассигнаций и не считая положил пестренькие бумажки на стол.

  – Благодарствую, совсем не подобострастно, скорее в силу правила ответил осознававший свою значимость специалист. Закончили мы курс, Борис Иванович, все семь сеансов. Продлять будете?

  – А что для этого надо? – Расслабленно поинтересовался пациент.

  – Договориться с шефом, чтобы он Вас в график внес, да и все. У нас ведь все расписано. Ни одного мига простоя нет.

  – Марат, а в частном порядке с тобой договориться можно? Будешь приезжать ко мне домой, вечерком. Туда и обратно на машинке. А?

  – Можно то можно, только Вам какая с того корысть? Шеф и так Елене Николаевне по гроб жизни обязан. Она ему заниматься любимым делом позволила. Он у нас все о радио думает, о звукозаписи, о радиопостановках. Жаль, что развернуться ему не дают. Это я так, к слову. Короче всех, кого его обожаемая тетя Люда направляет берем всегда бесплатно и удобное время для них, по возможности, изыскиваем, да и колымага эта, – Марат кивнул на магнитофон, – тоже удовольствия клиентам добавляет. Люди случается под музыку такие сны видят... Очень довольны, бывают. Случается и массаж им не нужен.

  – Понял, переговорю с Еленой.

  – Да, – Марат засмущался. – Деньги-то, мне ведь брать не положено.

  – Так кто тебе их дает. – Посетитель весело подмигнул. – Я ведь в прошлый раз видел, что это ты сам обронил. Смотрю, до сих пор лежат. Просто с пола поднял и на стол положил.

  – Спасибо еще раз. Не забудьте пожалуйста в журнал по результатам всего курса оценочку поставить и пожелания высказать. Шеф с нас за это строго спрашивает. В любое удобное для Вас время Женька с журналом к указанному месту подскочит. Когда и во сколько будет удобно?

  – А почему не здесь тот журнал? Удивился Борис Иванович.

  – Да черт его знает. Шеф говорит, чтобы Женька в носу не ковырял.

  Глава 5

  В аудитории собралось совсем немного слушателей, но лица были сплошь заинтересованные. Докладывал профессор, доктор медицинских наук.

  – Как мы можем убедиться предложенная нами с коллегами методика, дала прекрасные результаты. Открытый способ ринопластики с установкой аутотрансплантатов из хряща ушной раковины доказал свое право на жизнь. Разрешите в заключение продемонстрировать вам каких результатов мы добились на примере нашей пациентки. – Доктор замахал техникам руками. – Давайте фотографии до операции.

  Когда в зал вошла Инга, по рядам пробежал шорох. Столь очевидных демонстраций в этом зале давно не проводилось. Модель была чудо как хороша. Результаты многолетнего труда уже, потрепанного жизнью, «опытного администратора», ставшего вдруг первопроходцем-экспериментатором были что называется налицо.

  Барышня, хоть и была несколько смущена, но смотрела гордо, изредка взмахивая напоминающими опахало какого-нибудь индийского раджи ресницами. Эта девушка напоминала красавицу из многочисленного племени варягов, наводивших в свое время страх на изнеженных жителей Европы до того был тверд ее взгляд. Высокий лоб слегка прикрыт чуть ниспадающими светлыми локонами. Как из ничего родившийся тонкий нос с ювелирно сделанными ноздрями разделенный очаровательной перегородкой и нежным кончиком смотрелся естественно и придавал лицу утонченное выражение. Ушки, совершенно открытые, сделались прижаты и оказались очень кокетливой формы.

  – Вот чем ребята у старого маразматика последнее время занимались, думали «восхищенные» коллеги. Полгорода обобрали, кучу всего поназанимали, но есть ведь результат. Не плюнешь. Кто интересно конкретно из аспирантов действительно, стоящую технику предложил. Поди, узнай теперь. Все результаты теперь коллективные. А руководитель кто? Смотри, как его «мальчики» брови насупили.

  Разновысокими рядами за окнами мелькали деревья. Над разнотравьем колебался туман, выползавший из оврагов и рытвин. Кусты то и дело врывались своими колючими ветками средь свежесрубленных просек, как стрелы, пронзавших когда-то непроходимые гущи леса. Река, сверкнула изогнутым ожерельем, в лучах заходящего солнца, и скрылась, отгородившись от поезда плотными ветками осин и берез. Вдруг показались серые крыши, покрытые дранкой, увенчанные часовыми труб. И где-то вдалеке, на холме, сгорбилась деревенская церковь.

  – Вот и все, – Инга возвращалась на несколько дней за вещами в столицу. Рядом стоял приезжавший забрать ее из школы Паша. – Директор взяла меня в выпускной класс училища. Прочитала письмо нашей мымры, Людмилы Николаевны, поморщилась, сказала, что только в виде исключения. Они ведь нынче совместно методический фильм снимают. Сотрудничают. Неудобно отказать. Теперь я на улице Архитекторской обитаю. Впрочем, ты знаешь. Не поверишь, я за три занятия в самом центре очутилась Я – прима! Представляешь?

  – Правда, я рад. Паша устало кивнул – За последние несколько дней, он ужасно вымотался. Переговоры в гидроакустической лаборатории вылились почти в непрерывный изматывающий трехдневный марафон, когда спать удавалось не более трех часов в сутки. Зато ребята взялись попробовать изготовить, используя опыт недавно созданного дефектоскопа, аппарат УЗИ для исследования внутренних органов человека.

  – Жаль, что мы теперь в разных городах живем. Редко видеться будем. Я столько хотела тебе сказать... Помнишь, что я еще тебя должна отблагодарить. Сильно, сильно. – Девушка уткнулась Паше в плечо. Не хочу переезжать.

  – Надо. – Шатов устало привалился к стенке. Наговоримся еще. Успеем. У нас целых три дня вместе, а потом, мне еще не раз приезжать придется. Недельки через две точно дня на четыре приеду. Выкроишь несколько часиков, если сумеешь. Город покажешь. По музеям проведешь. Чайком напоешь, накормишь...Давай спать. Утром будем дома.

  Хорошо иметь крышу над головой. Место, где спится хорошо и бодрствуется отлично, куда хочется возвращаться и откуда печально уезжать. Уголок, где тебе комфортно и уютно.

  Квартира, куда Шатов привел Ингу, показалась ей похожей на заброшенный дом. В комнате, где Паша предложил девушке переодеться с дороги, стоял диван, обитый бархатистой материей, большой письменный стол и зачем-то красивая шелковая ширма с вышитыми на ней экзотическими драконами. На пол был криво брошен огромный иранский ковер, на стене висели несколько картин, а по углам стояли четыре разномастных стула, а один, с резной спинкой и подлокотниками расположился у стола.

  Все это вместе выглядело весьма нелепо. Похоже было что эти вещи оказались вместе по недоразумению или по чьему-то злому умыслу. Эта квартира, находившаяся в прелестном месте, совсем недалеко от центра, пребывала в удручающем небрежении. Над всей обстановкой витал дух расхлябанности и разгильдяйства. Особенно Ингу порадовало наличие пыли по углам и несколько наглых мух, беспрепятственно расхаживающих по стеклу, и еще не подозревавших о том, что в самом углу под потолком злобный паук уже начал вить свою паутину. «Ух, хозяйкой здесь и не пахнет. Дрожите мухи, я пришла всерьез и надолго,» – подумала девушка.

  – Паш, а кто здесь убирается, – Инга чуть переживала, что кроется за внешней аккуратностью Шатова?

  – Да Женька, дрянь. Поручил ему с Куртом, пока меня нет, квартиру обставить и убраться. Похоже они вместе с ковром, пылищи с мухами прикупили. Черт, мне опять бежать надо. Через час встреча в клинике. Буду только вечером. Слушай, давай я тебе этого малолетнего разгильдяя подошлю. Купите хотя бы кровать для второй комнаты, а то там совсем пусто. Спать негде, а то придется тебе – на диване, а мне на пыльном ковре.

  – Так дело не пойдет, – пришелица топнула ножкой. – Шли сюда этого лентяя.

  Ах, если бы Инга знала, какие несчастья обрушились на голову паренька. Знай она это, то безусловна бы была не столь строга и придирчива к исполненному Женей поручению. Случилось же вот что. В тот самый момент, когда сеанс оздоровления юной Афродиты был в самом разгаре и Шатов уже, если так можно выразиться, начал погружаться в работу, а раскинувшаяся на столе красавица уже млела отдаваясь в сильные руки массажиста, раздалось сначала легкое кряхтенье, а затем и вовсе сдавленное покашливание. Прервавший погружение Павлик слегка насторожился, а внезапно пережившая острое наслаждение Валька, то хрюкала, то хохотала.

  Сеанс пришлось прервать. Заговорщики были разоблачены. Малолетний документалист извлечен из глубин своего убежища оттаскан за ухо и выставлен вон. Динову, как она поведала Женьке, тоже подвергли наказанию – лишили удовольствия посетить следующий сеанс.

  – Какой Вы ненадежный компаньон, – Выговаривала на следующий день Валька разоблаченному агенту.

  – Женька вяло оправдывался признавая свою вину за провал всей операции. – Пыльно там. Я только чуть подвинулся, чтобы лучше все рассмотреть, тут как назло, в нос что-то попало.

  – Ты ведь гад меня целого сеанса лишил. – Вальке страсть как подходила роль обличительницы. Она раскраснелась, волосы слегка растрепались, и она стала похожа не на Афродиту, а на Медузу Горгону с развивающимися волосами. Тот, кто мог увидеть ее в этот момент, рисковал умереть от любви к столь прекрасному существу, однако чары лишь на миг зацепились за черствого Женьку и тут же сдавшись, бессильно рассыпались.

  – Ничего страшного. Никаких сложностей не вижу. Лично могу шефа хоть за этим столом заменить. – Наглость маленького прохиндея достигла заоблачных высот.

  – Вот как? – Изумилась пораженная «Эсмиральда». – Не провоцируй меня, маленький Гаврош, это может далеко завести...

  – И, непременно, в скором времени заведет. – Повзрослевший за последние недели «тринадцатилетний капитан», приобрел способность проникать в тайные комнаты запретных желаний, спрятанных в самых сокровенных уголках человеческой души, даже раньше, чем они открывались хозяину. – Приглашаю Вас на празднование моего четырнадцатилетния.

  – Проходи, проходи, – встретила Ирина Емельяновна гостя.

  – Спасибо. – Шатов был сегодня необыкновенно весел и возбужден. Он и так ослеплял здоровой свежестью своего лица, а сегодня у него лучилось счастьем все: глаза, губы, щеки.

  – Аж завидно на тебя смотреть. Давно ты не был так безупречен. Присаживайся к столу.

  – Благодарю. – Продолжал блистать манерами гость.

  – Да, как-то грустно все у меня. Жизнь своими грязными красками напоминает серый осенний день, когда листья уже облетели, трава пожухла, а первый снег все никак не выпадет. – У хозяйки были небольшие неприятности на работе. – Да, слишком много злобы корысти и стяжательства и просто идиотизма в нашей жизни. Кого из начальства ни возьми – все воры и проходимцы. Да половина, если не больше – засевшие на самом верху откровенные враги народа. – Помешивая готовившийся в кастрюльке грибной суп, философствовала Ирина Емельяновна. – Это потому, что наш народ терпелив. Готов всякие невзгоды перенести, но молчать. Воспитали его так. Не одну сотню лет старались. Как думаешь? – Шатов сытый уже от запаха, щурился как хитрый кот, но молчал, зная, что его ответ и не ожидают. – Нравится, выходит, людишкам рабство. Тысячи аргументов придумают, но за хозяйский сапог будут держаться, да еще его и полизывать.

  – Острые мысли высказываете, Ирина Емельяновна, как бы в Сибирь не проследовать, а то и на эшафот. – Пашка, положил в тарелку с супом полную ложку густой деревенской сметаны.

  – Да это так. Просто мысли вслух. Я ведь тоже такая. Как все. Вот протрещалась на кухне и героиней себя чувствую. Теперь на полгодика и заткнуться можно, до следующего кухонного сеанса... Как съездил? Удачно?

  – Отлично все. Вот долг принес. – Паша кивнул на стоящую в углу сумку. – У меня к вам просьба.

  – Все что в моих силах. Ты же знаешь, как я к тебе отношусь. Как к сынишке, будущий зятек.

  – Со мной Инга приехала. Теперь она у меня живет. Не могли бы вы ее научить готовить. Девочка совсем ничего не умеет. Всю жизнь в интернате. Всему учиться приходиться. Возьмите над ней шефство.

  – Так, – Ирина Емельяновна присела за стол. – Значит не сбыться моей мечте. Не породнишься ты с нашей семьей.

  – Все может случиться. – Паша загадочно улыбнулся.

  – Потренироваться в семейной жизни, значит, решил. Опыта набраться хочешь? Ну, с одной стороны оно конечно здорово, но отдает дурным запашком. Не находишь? – Ирина осуждающе качала головой.

  – Полностью с вами согласен. Отдает, но это не мой случай. – Паша пригласил собеседницу присесть поближе, отодвинул пустую тарелку и наполнил два стакана в серебряных подстаканниках чаем. – Вы Анзора Шавердашвили знаете?

  – Знакома. Я у него иногда бываю... на приеме. Неделю назад, собственно, была. Он еще меня так внимательно осматривал. Анализы заставил сдавать. – Ирина взволнованно смотрела на Павлика. – Это то, о чем я подумала?

  – Похоже, да. Мы сейчас совместно с Анзором планируем провести ряд экспериментов по экстракорпоральному оплодотворению. Пока подбираем добровольцев. Пересмотрели гору историй. – Шатов стучал пальцами по дереву. – Техника как таковая пока неотработанна. Множество узких мест. Все на первых порах будет зависеть от гениальности Анзора. Трудностей масса, но все реально с очень высоким шансом на успех. Если получится с УЗИ, то потом и вовсе легче будет. У нас все готово. Я уже с собой и лекарства принес.