Текст книги "Наездник (СИ)"

Автор книги: Радик Соколов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)

  – Исключительно для Вас, тихонечко, без аккомпанемента, надеюсь, что мою фальшь никто не услышит. Знаете, а то получится как в анекдоте:

  «Шаляпин, Шаляпин. Попросил соседа напеть. Ну просто гадость.»

  – Ладно, не тяни, начинай, – Елена Николаевна приготовилась слушать.

  – Бель...

  – Понятно. Для песен о любви нужны молодые голоса красивых людей. Это будет настоящее зрелище. Касса и полный зал. Успех у публики гарантирован. Только нам ведь еще нужно и начальству понравиться. – Актриса в задумчивости шевелила губами. – Не вижу слабых мест, хоть убей. Максимум не поймут.

  Утром от головной боли не осталось и следа. Шатов, как всегда, сбежал в соседний вагон, а Дима с Леней разбирались в том, что она вспомнила из курса тригонометрии.

  Будущие учителя как раз бились над особо заковыристой задачей, требовавшей цепочку преобразований, когда Любаша выслушивала нотации от Александра Сергеевича, который совершенно не ожидал ее увидеть.

  – Теперь придется прикрикнуть на дуру, не говорить ведь ей, что бывшие подруги теперь со свету сжить ее готовы, а сейчас она ему особенно нужна живой и здоровой. – Подумал он, а вслух произнес. – Кто вам дал право покинуть вагон?

  – Связь сломана. Сухие продукты закончились. Чем мне людей кормить? На кухне сказали, что продуктов для меня нет и не будет.

  – Кто вам дал право покинуть вагон. Александр Сергеевич казалось не слышал, что ему говорили. Бегом назад. Объявляю вам выговор. Из вагона ни шагу. – Приказал он стукнув кулаком по столу.

  Несмотря на строгий тон, у Александра было прекрасное настроение. Только что он пообщался с ответственным за обеспечение безопасности высшего партийного чиновника. На вопрос последнего о настроениях в коллективе честно ответил.

  – Некоторые наши работники самовольно покинувшие рабочие места мотивируют свой поступок комсомольским задором и желанием приобщиться к знаниям, которые им могут дать партийные товарищи. Честно сказать с одной стороны их надо бы наказать, а с другой, как партийный человек, я их осуждать не могу. Так что нахожусь на перепутье.

  – Да?

  – Давайте подумаем вместе, может кого надо наказать, а кого и наградить?

  – Достойные, несомненно будут отмечены, я доложу руководству.

  Этот диалог маслом растекался по сердцу. Никакой награды ему уже не надо, она у него здесь, в этом поезде. Надо только встретиться с нужными людьми. Главное, что теперь к нему никто не сунется с вопросами по поводу этого рейса.

  Павел увидел Любашу, бредущую с поникшей головой вдоль поезда. И надо-же было такому случиться. Поезд тронулся, стал набирать ход. Встрепенувшаяся девушка попыталась заскочить в ближайший вагон – туда не пустили, она побежала к следующему. Меж тем поезд уже набирал ход. Люба бежала рядом и готовилась запрыгнуть на подножку, но ее грубо оттолкнули. Потерявшая равновесие медсестра начала падать на спину, но уже в полете извернувшись, рухнула на выставленные руки и несколько раз перевернулась. Решение пришло неосознанно. Шатов рванул стоп-кран. Колеса заскрежетали и поезд остановился. Девушка вскочила, но сильно прихрамывая добежала до своего вагона. Воспользовавшись помощью Павла, взобралась в тамбур и заплакала. Ей еще никогда за всю ее восемнадцатилетнюю жизнь не было горько из-за несправедливости. Только что ее предала, как она думала, лучшая подруга. Ладно ее не пустили в вагон к Маше, но Мила, с которой они вместе училась в одной школе, поступили на курсы, вместе хотели спасать раненых. Она не просто закрыла дверь. Она толкнула и крикнула: – «Сдохни, тварь.»

  Вдоль поезда пробежал помощник машиниста с вопросом: – «На месте стоп-кран?». Услышав ответ, бежал дальше. Шатов, вернувший все на место отрапортовал, что у них нормально. Пробежав из конца в конец, инспектор залез в локомотив и состав тронулся. Возможные разборки отложились.

  Люба дрожа села на пол. Только сейчас, она осознала, что ее минимум дважды хотели убить. Остаться одной зимой, на заброшенном полустанке в легкой одежде без еды и возможности согреться. Сколько бы она протянула? День, два, неделю. Ждать помощи? Пытаться остановить проходящий поезд? Идти вдоль железнодорожных путей? Вот от какого смертельного выбора избавил ее шпаненок. Все вокруг как будто поплыло и никак было не сосредоточится. Надо же второй раз подряд упасть и удариться головой. Люба сделала попытку вырваться из охватившего ее безвременья и вдруг представила себя лежащей на спине у края безлюдной платформы. Бледно восковое лицо безжизненно, широкая кровавая полоса начинается от угла рта и тянется вниз к шее. Вместо затылка кровавое месиво. Вокруг тишина, только стучит колесами вдали удаляющийся поезд.

  Время замерло. Люба увидела то, что будто случилось, но чего удалось чудом избежать. Наступила апатия привычный мир рухнул. Какие ужасные дни. Она не обращая внимания на ободранные колени и вдруг начала плакать, испытывая облегчение. Жива! Жива!

  Шатов помог Любаше пройти в вагон, сесть попытался успокоить, но был безжалостно отогнан полковниками.

  – Быстро доставай из чемодана вино и шоколад. – Грозно сказал Леонид Тимофеевич. – Видишь девочке успокоиться надо. Хотя отношения у Шатова с полковниками сложились вполне нейтральные, вояки своими жестами и улыбками подчеркивали свое брезгливое отношение к дерзкому воришке, а иногда и откровенно издевались.

  – Спасибо, – прошептала Люба глядя почему-то на Дмитрия Сергеевича.

  Бессовестно раскулачив Павлика, вся троица уселась за сестринский стол.

  – Дмитрий Сергеевич, – она действительно хотела меня убить.

  – Не надо сейчас ничего говорить, просто поплачь. – Ученик положил руку ей на плечо, затем сел рядом и обнял. Даже сквозь зимнюю одежду он почувствовал, как бьётся ее сердце, готовое выпрыгнуть из груди.

  Любу продолжало трясти и только когда сочувствующие напоили ее реквизированным вином, она немного успокоилась и позволила себя уложить. Дмитрий сел с ней рядом и взял за руку.

  – Тебя всю трясет. Давай я тебя накрою. Лежи тихо, не пытайся ничего предпринимать. Я все сделаю сам.

  – Не надо укрывать, мне и так жарко, лучше принеси воды и валерианку.

  – Сейчас принесу. – Пациент ловко захромал в конец вагона.

  – Спи. Все будет хорошо. – Напоив страдалицу, полковники уселись рядом и легко допили едва початую бутылку.

  Люба проснулась и обнаружила, что спит не на своем обычном месте. В вагоне царила прохлада. Сон уже превращался во фрагменты и через секунду она уже не могла вспомнить, что ей приснилось. Она взглянула на часы – неужели уже утро? Минувшие события утратили яркость. И тут ее ноздри улавливали запах жарящегося хлеба. Солнечный свет льется из окна. Пора вставать.

  Возле керогаза колдовал Леонид Тимофеевич. Минуту или две, они помолчали, не решаясь разбить временное умиротворение. Только после того как Люба поела, они разбудили Дмитрия Сергеевича и устроили военный совет.

  – Как мне быть? Пришла к Александру Сергеевичу, а он вместо помощи накричал. Люба уже поняла, что дело обстоит гораздо хуже, чем она посчитала тогда, при разговоре.

  – А вообще, зачем ты к нему пошла?

  – Вас надо кормить, а соли нет. Главное, что керосин заканчивается, а без него и готовить не на чем. Хорошо, что нас мало, воды в титане полно. На кухне сказали, для меня нет ни продуктов, ни топлива.

  – Только для тебя?

  – Точно, только для меня. Я же видела, что они готовят, и рядом бидоны для доставки стояли. Тогда не обратила на это внимание. – У Любы упало сердце.

  – Вспомни как с тобой разговаривали?

  – Посылали с матюгами, смотрели волком. У них там похоже все переругались. Ходят злые.

  – Кого еще встретила?

  – Машку видела, когда бежала. Эта дрянь дверь перед носом у меня захлопнула.

  – Как раньше с ней общались?

  – Хорошо, даже отлично, хохотали. Мы раньше ведь вместе в офицерском вагоне работали. Ее только сейчас, перед отправлением перекинули в другое место.

  – Больше никого не видела? Кто дал сигнал к отправлению не заметила?

  – На улице вообще никого не было.

  – Знаешь, кто обычно делает отмашку поезду двигаться?

  – Нет.

  – Мила, твоя подруга? Как она выглядела?

  – Да вроде как всегда, хотя дайте вспомнить. Лицо заплаканное, неухоженное. Она такая аккуратистка, в любой ситуации старается за собой следить. Причешется припудриться красоту наведет, а вчера выглядела как бешенная. – Люба опять почувствовала привкус паники.

  – Слушай, получается против тебя настроены все, кого ты увидела. Надо разобраться, только с кем мы можем пообщаться и надо ли тебе это? Не пора ли на все плюнуть и домой.

  – Да, я как доброволец могу уволиться, когда захочу. Нам еще в октябре сказали, что в связи с завершением военной компании мы будем расформированы. Вот завершим рейс и идите куда хотите.

  – Куда поедешь, когда уволишься? Домой? – До сих пор молчавший Леонид Тимофеевич встрял в разговор.

  – Так мы ко мне и едем. Я из столицы. – Слабо улыбнулась Люба – Родная тетя пристроила меня в этот поезд с подругой. Ведь состав то столичный, там формировался, а она директор продовольственного склада при железной дороге. Задействовала свои знакомства. – Внезапно осознавший, что он тут лишний, Леонид даже не дождавшись ответа, захромал к себе на койку.

  – Тетя хоть жива, после войны? – Будто ничего не случилось, спросил оставшийся победителем на этом поле боя.

  – Типун тебе на язык, она уже после победы над Западом, в июле, нас пристраивала: «Последний шанс принять участие в войне, побывать в составе действующей армии. Потом это может пригодиться» – короче пристала как репей, не отвяжешься. Она видишь, ли все пороги обила, пока меня пристроила. Пришлось, даже с возрастом мухлевать. Мне ведь восемнадцать только месяц назад исполнилось.

  – Отлично, тетка у тебя молоток. Если доберёшься до нее, считай отбилась. Значит так. Сидишь как мышь, никуда из вагона не входишь. Будут звать – не отзывайся. Сам скажу, что заболела, лежит не встает. Приедем, отправим нашего щегла к твоей тетке. Сама никуда не ходи.

  – Посмотрим еще как все сложится. Может еще все утрясется. – Жалобно сказала Люба.

  – Давай лучше подумаем, как мы тут будем держать оборону от вашего начальства, если что. – Не обратив внимания на слова девушки продолжил Дмитрий.

  – Ты сам думай раз такой умный. Как выйти из безвыходной ситуации и прекрати пугать. Мне и так очень страшно. – жалобно прошептала девушка прижимаясь щекой к сильному плечу.

  – Давай прикинем тогда что у нас с питанием. Думаю, за два дня точно доедем. Мешок сухарей разобьем на части. Бульонные кубики есть. Колбасы на пару дней хватит. Обойдёмся без каш и супов. Дня три продержимся легко. Если будем ехать дольше, можно и поголодать, но можно ведь реквизировать керосин у нашей соседки. У нее наверняка осталось. Давай раскулачим соседний вагон. Сгрудимся и сходим войной. – Задорно засмеялся Дима.

  – Ты мой спаситель. – Восторженно посмотрела на сурового война девушка.

  – Просто хочу тебе помочь выпутаться из сложной ситуации, а соседка перетопчется. Все равно все у нас общенародное.

  – Спасибо тебе огромное. Что бы я без тебя делала. Проси, что хочешь. В лепешку разобьюсь, но сделаю.

  – Да ладно тебе. Еще сочтемся. Я от чистого сердца тебе помогал. Какая уж тут награда?

  – Будет тебе награда. Я молодая и глупая... готовая на всякие безрассудства... Прямо сейчас. Леня спит, а гаденыш у Елены. Будь что будет... любимый...

  Остальные обитатели поезда так ничего и не узнали об этом маленьком происшествии.

  Так счастливо разобравшийся с беспокойным начальством Александр Сергеевич не находил себе места. Заботливо подготовленные за годы войны статьи и диссертация пропали. Во время переезда они из-за неразберихи остались в штабном вагоне. Начальник поезда четко помнил где лежали папки. В купе у комиссара под пустующей полкой в его чемодане, завернутые в старое пальто. Плевать на пропавший чемодан, но многолетний труд. Ведь у него назначена защита. Искать было совершенно бесполезно. Бумаги пошли на растопку, их просто сожгли в наркотическом угаре. Убедился он в этом когда среди остатков золы заметил несколько кусочков несгоревшей бумаги. Кто это сделал выяснить теперь невозможно. Наверняка сволочные девицы. Только как теперь найти виновниц. Осталось обратить свой гнев на всех без исключения гулящих девок, изображающих страдания. Вот ведь б..., видели ведь наверняка, что жгут и не спасли.

  В ночь со среды на четверг остановились для высадки начальства. На полустанок прибыло несколько автомобилей поджидавших ответственных товарищей. Обитатели поезда, опять разогнанные по вагонам из громких разговоров, звучавших на перроне поняли, что вот-вот их оставят без высокопоставленных пассажиров. Остановка опять оказалась недолгой и снова в путь. Волнение охватило всех. Чувствовалось приближение огромной узловой станции.

  – Значит так, Шатов? – В очередной раз давал инструкции Дмитрий Сергеевич. – Пойдешь, как приедем, к Любиной тетке. Передашь письмо. Дождешься пока она его прочитает. Там тебе денюжку выдадут. Понял?

  – Чего уж не понять. – Устало отвечал Паша, вымотанный печатной машинкой до одури.

  – Ты все-таки повтори адрес, – не уставал маяться от безделья Леонид Тимофеевич.

  Дальше просто ползли. Наконец, в самое сонное время, часа в четыре утра остановились. Вдоль поезда пошли обходчики.

  – Вставай – растолкал Пашу Дмитрий Сергеевич. – Прибыли. Давай, собирайся. Не поминай лихом. Не держи зла. Держи подарок из сердца Запада, – Отставник протянул бензиновую зажигалку.

  Шатов подхватил чемодан и отправился попрощаться с Еленой Николаевной. Скинув там уже надоевшую одежду, он, наконец-то оделся в новое. От оставшегося на путях поезда, он уже совершенно преобразившись, отправился навстречу неизвестности.

  Часть 4

  Глава 1

  Людей со всего света собрала столица. Перемешала военных и гражданских, пленных и свободных, умных и хитрых, город и деревню. Хорошенько встряхнула всех в своих тесных объятьях, перемешала и выплеснула на улицы и танцплощадки, магазины и барахолки, кафе и рестораны.

  В середине апреля столица начала умываться весенними грозами. По уже многолюдным улицам в самый центр города со всех окраин стекался народ. Молодой человек появился из метро и смешался с толпой, двигавшейся по широкому проспекту. Одетый в сшитый по фигуре приличный костюм и пальто он почти не отличался от местных. В его руке покачивался легкий модный чемодан. Выглядел он едва на семнадцать, но его отличал обольстительный влажный взгляд, густые волосы, едва выбивавшиеся из – под широких полей. Шляпа, из-под которой виднелись коротко стриженные волосы, слишком задорно была сдвинута набекрень, и эта вычурно привнесенная из фильмов деталь, делала его подчеркнуто степенный вид наигранным и ненастоящим. Было в его аристократической фигуре нечто богемное, особенно бросались в глаза поразительно красивые руки. Тонкие черты невольно притягивали, но для девушки, повстречавшейся с ним глазами была опасность потерять голову и пуститься в авантюру, грозящую испепелить сердце. Мальчик на съеме, так сказали бы о нем много лет спустя.

  Гостя столицы не удивляло, что идти приходилось очень осторожно из-за норовивших попасться под ноги прохожих, выписывавших удивительные кульбиты в стремлении опередить сограждан. Более того в его движениях сквозила снисходительность к подобным торопыгам. Юноша шествовал ленивой неторопливой поступью чиновного отпрыска, широко раскрыв глаза, и вместе с тем, решительно поглядывал вокруг, скрывая временную неловкость провинциала, окунувшегося с головой в море красок и лиц, Шатов наслаждался необычайно свежим воздухом, который бывает в столице лишь сразу после грозового дождя. Слегка кружилась голова от мерного колыхания моря свежего, чистого, пропитанного озоном воздуха. Лучи весеннего солнца уже почти вовсе разогнали ночные тучи, но невесомая водяная взвесь еще окутывала кусты и деревья. Дела вполне могли подождать. Пока можно поглазеть по сторонам и осмотреться.

  Выглядел город прямо сказать неважно. Многочисленные давно некрашеные дома, разбитые мостовые, голая земля с вытоптанной травой, грязные лужи. Но! Эмоции переполняли город. Стремление наверстать упущенное чувствовалось во всем. Энтузиазм бил через край. Жизнь, и любовь брали свое.

  Внезапно налетевший порыв ласкового весеннего ветерка, заставил Шатова крутануться и замысловатым приемом удержать чуть не сброшенную ветром шляпу. Это вращательное движение будто вихрем раскидало прохожих.

  Симпатичная студенточка, повернувшаяся боком, чтобы нос к носу не столкнуться с нахалом, вполголоса сказала подружке.

  – Смотри, какой красивенький мальчик! Давай познакомимся.

  – Очень уж много важничает! – рыкнула вслед удаляющейся спине дурнушка – спутница. – А ты, стоит в твою сторону мальчику посмотреть начинаешь ходить по барахолкам и с таким вниманием поглядывать на обручальные кольца, что у продавцов возникают вполне обоснованные подозрения. – Строгое выражение, появившееся на лице отличницы заставило ее попутчицу пойти на попятную.

  – Будет тебе, видно же, что он созрел для самых «честных» намерений, – ткнув острым локотком в бок своей дуэнье, со смехом возразила подруга, уже вкусившая кусочек яблока познания, несмотря на свою молодость. – Может, пришла пора сорвать этот плод. Давай вместе начнем сбор урожая. Возможно, лучше так проводить время, чем тухнуть на лекциях.

  – Опять за свое, – вспыхнула правильная девочка и схватив за руку «подругу» она еще настойчивее потянула ту к свету знаний.

  Шатов подошел к установленному на тележке сатуратору – прибору для газирования воды. Стеклянные колбы с сиропом и баллон с газом придавали агрегату весьма таинственный вид и вызывали ассоциации то ли с алхимией, то ли с самогоноварением.

  Искристо – взрывной вкус газировки, стоившей за двойной сироп всего ничего, долго перекатывался во рту. Даже когда Павлик уперся в запертые двери искомого дома, язык еще трепетал от охватившего его наслаждения.

  Среди огромной когорты городских жителей, денно и нощно отдающих свой труд на благо процветания города, видное место занимают дворники. Это люди несокрушимой решимости и самоотверженности. Как многим обязаны жители этой почти незаметной фигуре. Чуть свет и он уже на ногах, и уже вспотел приводя двор в порядок. Вот он несется с мусорным ведром, вот пытается скребком побороть зловредную надпись, а зимой? Снегопад и вовсе злейший враг. Ради чего он пошел на эту каторжную, неблагодарную работу? Ради детей. В них он видит жизнь. Ради их будущего благополучия, он готов терпеть неустроенность текущей жизни.

  Серый дом возвышался безмолвной громадой упершись тяжелым взглядом черных окон в крохотную человеческую фигурку.

  За чугунными воротами на лавочке сидел подросток лет тринадцати. Стоило Павлу приблизиться как тот немедленно подбежал к воротам. Вытянув руки по швам, паренек фальшиво улыбнулся, обнаружив крепкие белые зубы.

  – Вам кого, гражданин? – Мгновенно оценив внешний вид посетителя, с легким наклоном головы, спросил он.

  – Мне необходимо срочно повидать Ирину Емельяновну, – сказал Шатов голосом, не признающим возражения. Именно так по его мнению следовало разговаривать со швейцарами.

  – Не рекомендую. – Никак не отреагировав на командные нотки, ответил паренек. – Она обычно просыпается часиков в девять. А как себя в порядок приведет, да позавтракает тогда уж и на работу. Лучше бы Вам чуток подождать, если время терпит. Вредная она. Может и нахамить.

  – Послушай, голубчик. Ты, собственно, кто будешь? – Хитро прищурился Паша, уже сам чуявший, когда партнер в образе. – Сыщик, наверное. Отличные характеристики жильцам даешь.

  – Дворников племянник. Женька. – Галантно отрекомендовался прохиндей. – Собираю гривенники за открывание ворот и дверей. Маленький звоночек в дворницкую видите? Дядя мой пока спит, а я его покой охраняю. Умаялся он ночью. Истерзан грузом ответственности. Все к дню рождения Ильича готовится. Соревнование у них с соседними дворами. Сараи разбирают. Никак к сроку не уложится.

  – Понятно, – протянул Павел. Подождать у себя на лавочке разрешишь? За разговором и время побыстрее побежит.

  – Это будьте любезны. – Вновь принялся за дореволюционную манеру мальчишка.

  Дом, так недобро взглянувший на раннего гостя вновь заснул. Ни одно окно во всех многочисленных этажах не светилось. Глыба камня, словно айсберг утопивший Титаник, медленно и неторопливо плыла, опасная только для неосторожных и неловких капитанов.

  На скамеечке, меж тем, проходила весьма содержательная беседа.

  – Значит вот как тебе приходится крутиться? – спросил Шатов мальчишку желая уже начать предметный разговор.

  – Каждая копейка тяжким трудом дается, – вздохнул Женька. – Когда нет карманных денег, радуешься каждой возможности подработать. Ничего, скоро и мы встанем на ноги.

  – С чего вдруг? – В голое Паши засквозила легкая заинтересованность. Расспросить сразу о тетке, не получилось. Ну и не к спеху.

  – Ирина Емельяновна, дай ей бог здоровья, обещала отцу помочь носильщиком на вокзале устроиться. – С издевкой произнес Женька. – Уж год тому назад.

  – Иди ты, – при этих словах, звучавших для Павлика полной белибердой, оставалось только изобразить удивление. – И до сих пор не помогла? Вот так номер.

  – Да и не надо. Батя сам кому надо сунул. Теперь все нормально пойдет. Через годик в бригаду устроится, а там не только чаевые. Знаете, сколько проводник на зайцах имеет. – Открыл страшную тайну паренек.

  – Наверняка, прилично. – Шатову подумалось, что на поездах дальнего следования реально зашибают очень нехилую по нынешним меркам деньгу.

  – Это еще что, а если на хорошее направление устроишься, так и вовсе... – мальчишка посмотрел на собеседника мечтательным взглядом, который редко можно увидеть в столь незамутненной чистоте, и продолжил, – за границу поехать можно. Там товару. Не перевозить. Туда только партийных берут.

  – Сам тоже на... дорогу собираешься?

  – Конечно. Вот отец зацепится, всех за собой перетащит. – Не заметив легкого намека, с жаром продолжил юный мечтатель.

  – «Помогла» значит вам Ирина Емельяновна. – Усмехнулся Паша. – Кем, кстати, она сейчас работает?

  – Вы с какой целью интересуетесь? Заподозрил неладное бдительный отрок.

  – Так я только с вокзала. Привет привез от ее племянницы. Вот письмецо. – Павлик помахал денежным знаком. – Тоже хочу у нее проситься на железную дорогу. В вагон-ресторан.

  – Вот это дело. Благодарим покорно, – Женя уважительно посмотрел на собеседника. С блаженством ощупывая красненькую денюжку, тимуровец без стеснения начал трясти грязным бельем.

  Мало кто задумывается, что его самые незатейливые слова и поступки остаются в памяти безликих теней, на которые вовсе не обращаешь внимания. Особенно опасно иметь под боком такого вот народного контролера. Ни один шаг не останется незамеченным. По самым малозначащим деталям они безошибочно воссоздают мысли и чаяния своих соседей. Даже за внешней вальяжностью и показным благородством знатоки способны углядеть частичку потаенного. Буквально в нескольких словах Женя набросал портрет обидчицы. Теперь ее фигура, до того скрывавшаяся в тумане таинственности была безжалостно выведена под свет софитов.

  Ирина принадлежала к отважным и смелым дочерям своего народа. Жизненная сила в «ней» била через край, и что самое главное приводила к успеху в борьбе с непростыми жизненными коллизиями... Ее лицо имело слегка розоватый оттенок так свойственный блондинам из-за прозрачности кожных покровов. Голубые глаза на несколько угловатом лице казались необычайно большими, особенно из-за не слишком развитого подбородка. Заостренный носик выдавал природную хитрость и бытовую смекалку. Она относилась к неистребимому сословию торговых работников и готова была принести себя в жертву ради «золотого тельца». Мнила она себя весьма хваткой особой которой хватает ума почуять и выгоду, и опасность.

  Так вот за этим, прямо скажем неприятным фасадом, как и у всякого кровопийцы, было полно скелетов в шкафу. Гигантская трагедия разрушила всю ее жизнь. Перед лицом этой беды она осталась одинока, бессильна и беззащитна. От безысходности ей хотелось выть тоскливыми зимними вечерами. В какие-то дни становилось особенно тошно, и она делалась похожей на привидение с наполненными слезами злыми глазами. Целый табун представителей сильной половины человечества всхрапывая и брыкаясь промчался по ее жизни, оставив после себя только прокуренные занавески, запихнутые в самую глубину антресолей и так и капающий кран на кухне. Бесплодие – вот что исковеркало жизнь, и если поначалу юная Ирочка грешила на слабосильных самцов, то теперь уже стало окончательно ясно, что дело именно в ней.

  – Все. – Прервал булькающий мутный поток рассказа Шатов. – Если понадобишься, я знаю где тебя найти. Пошли, покажешь где обитает так лихо описанная тобой особа.

  – Похихикивая над двусмысленностью, юный «пинкертон» двинулся вверх по витой чугунной лестнице.

  Уверенно надавив кнопку звонка, Шатов взглядом попытался отогнать любопытствующего сопровождающего, но это удалось лишь отчасти. Даже услышав шипящее «ступай, братец», мальчишка затаился на нижней площадке и прислушался.

  – Здравствуйте, – Посетитель, украдкой окинул взглядом хозяйку, так и не скинувшую дверную цепочку. Он сравнивал свои впечатления с полученными сведениями. – Ирина Емельяновна?

  – Добрый день. Да-да... Ирина. – Хозяйка застыла на пороге, не решаясь пригласить нежданного посетителя. Все эти истории об ограблениях ужасно действовали на нервы столичных обывателей.

  – У меня для Вас письмо от племянницы. – Официальным голосом произнес Павел.

  – Давайте. – Хозяйка улыбнулась, прогоняя выражение печали, ставшее маской. Уж слишком не вязался тон говорившего с его молодостью и лихо заломленной на затылок широкополой шляпой. Пробежав глазами текст, дама сняла цепочку и пригласила гостя проходить. Закрыв дверь, собеседники переместились на кухню и миновав массивную филенчатую дверь, разместились за небольшим резным столиком.

  Ирина Емельяновна оказалась очень приятным в общении человеком лет тридцати. Ее лицо без ярких красок, несмотря на некоторую асимметричность не было отталкивающим, а наоборот казалось вполне милым. Тонкие сжатые губы обнаруживали гордость и твердость характера. Вот в чем было ей не отказать, так это в настороженности, которая сквозила в каждом слове, точнее в паузах между фразами. Может быть поэтому, речь ее казалась размеренной и взвешенной. Тем более, что смысл сказанного чаще всего таился в паузах, которыми хозяйка играла виртуозно.

  – Племянница попросила помочь тебе... Внимательно слушаю, как театральный зритель на премьере оперы. – На лице хозяйки поселилось скучающее выражение.

  – Да, Вы ведь обязательно с Александром Сергеевичем встретитесь. – Сказал Шатов, доставая из чемодана, два листочка с печатным текстом. – Так вот, обратился ко мне начинающий ученый, который вследствие своего печального положения вынужден продать собственноручно написанную диссертацию. – Завернул Паша глубокомысленную фразу. – А мне тоже, деньги лишними не будут.

  – Никогда не сталкивалась с подобным товаром. – Ирина Емельяновна, далекая от «научной» жизни, заинтересовалась. – Неужели и этим торгуют?

  – Такое время... Нужда чего только не заставит сделать. Тут главное заинтересованные стороны свести. Думаю, у начальника поезда есть с кем поговорить по этому поводу.

  – Сколько же автор хочет за свою работу?

  – Дорого, но и товар по нынешним временам уникальный. Можно встретиться со специалистами переговорить.

  – Листочки можно почитать. – Мало что понявшая хозяйка пробегала глазами текст.

  Ох не зря Паша почти неделю беспрерывно стучал на машинке. Между тюками одеял, и прописанных матрацев родились тезисы об ожоговой болезни, ожоговом шоке, как можно более ранней хирургической обработке и применении дерматомов. Труд был весьма солидным, правда статистика и пациенты появились исключительно благодаря силе воображения, зато методики ведения больных были самыми что ни на есть настоящими. «Автору» было абсолютно наплевать кто конкретно сейчас предложит «передовые» методы лечения. Пусть это будет последний негодяй, главное новый подход поможет людям.

  – Пожалуй, попробую, – улыбнулась Ирина Емельяновна своему молоденькому коллеге. – Даже без своего интереса. Надо помогать начинающим. – Посетитель все больше стал занимать внимание квартировладелицы.

  – Спасибо. У меня подобного рода предложения еще появятся. Во сколько можно будет завтра зайти?...

  Минут через пятьдесят, Шатов покинул, внезапно ставшую гостеприимной, Ирину Емельяновну, накормившую его до отвала. Если вопрос с жильем был временно решен – его согласилась приютить Елена Николаевна, то искать работу следовало немедленно. Неквалифицированных работников вокруг предостаточно. Конкуренции с демобилизованными деревенскими парнями, наполнившими в поисках лучшей доли город не хотелось, да и лучше найти нечто такое, чтобы позволяло времени тратить поменьше, а получать побольше. Устраиваться, по старой памяти машинисткой? Невыгодно. До подачи документов в институт надо было перекантоваться, да и за обучение еще платить предстоит. Сейчас бегом бросить чемодан и на поиски работы. Углубившись в ущелья улиц, озера площадей, леса заброшенных парков и совмещая запомнившийся план с путеводной нитью языка, как известно обещавшего довести до Киева, искатель без блужданий оказался аккурат у невзрачной двери подъезда, откуда выходил потрепанного вида тщедушный человек в стареньком пальто и ермолке.

  На площадке третьего этажа было вовсе ничего не видно. Окно, долженствующее пропускать волны или, если угодно, частицы света было намертво заколочено горбылями. Шатов пошарил в карманах и, благословив Дмитрия Сергеевича, вынул зажигалку.

  В свете дрожащего пламени, едва сверкнула старая медная дверная дощечка с именами из далекого прошлого, не имеющая м нынешним жильцам никакого отношения, и оцарапанная со всех сторон замочная скважина.

  Достав из глубокого кармана пальто ключ, Паша приспособился было внести его в жерло скважины, как тут дверь отворилась и выпустила крохотного карапуза, который ничуть не испугавшись незнакомца и не захлопнув отворенную дверь, понесся вниз, что-то невразумительно крича и временами переходя с бега на подскоки на правой ножке.

  Повертев в руках не нужный теперь ключ, Шатов вошел. Он оказался в широком коридоре, разбегавшемся в разные стороны и границы которого терялись во мраке, коей не могла разогнать маломощная лампочка едва пробивавшая пыльный плафон. Теперь, по описанию, надо повернуть направо и идти до упора, тогда слева окажется искомая дверь.