Текст книги "Наездник (СИ)"

Автор книги: Радик Соколов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

  Вот какие «умные» мысли бродили в голове юной сестрички, когда она смотрела на пробегающие мимо полустанки. Сейчас ее космос состоял из десяти вагонов. Штабной, с операционной и перевязочной, вагон хоз. служб с аптекой, кригеровские для тяжело и жесткие вагоны для легкораненых. В этот раз к поезду подцепили пять дополнительных вагонов с лендлизовским грузом для столичных больниц.

  Санитарный поезд медленно двинулся по уже знакомому всей многочисленной бригаде маршруту с востока на запад. С минуты на минуту должна была начаться погрузка на центральном вокзале, а затем домой, в столицу.

  Закончились долгие военные годы, оставившие ужасные воспоминания первых страшных неустроенных месяцев, тяжело прошедший первый год, когда стресс заставлял работать без устали на износ. Затем долгая суета и неорганизованность. Быт за эти годы вполне обустроился. Экипаж привык, что после авралов по доставке раненных до госпиталей, когда приходилось не спать ночами, постоянно находиться в напряжении, а порой и засыпать за хирургическим столом приведется месяцами двигаться в сторону удаляющегося фронта и маяться от безделья. Вроде, обжились, втянулись. Как-то незаметно обзавелись живностью, научились экономить продукты, медикаменты, употреблять внутрь эфир и спирт. Желающие попасть на фронт покинули бригаду еще в сорок первом, а оставшиеся благодарили бога, что дал им возможность остаться в живых. Находясь близко от передовой и попадая под бомбовые удары, особенно остро ощущаешь насколько хрупка человеческая жизнь.

  Удача повернулась лицом к начальнику поезда, когда специализированный госпиталь на колесах перестали посылать близко к фронту, а раненных перегружали из летучек, которые и мотались на передовую.

  Отшумели праздники побед сначала над Западом, затем над Востоком надо было переворачивать страницу. «Великий Рим», под гордым именем санитарный тыловой поезд Љ..., с грохотом колес, прекращал свой путь, но басилевс готовился к созданию новой империи.

  После длительного ремонта в депо, продолжавшегося четыре месяца состав наконец принял относительно благопристойный вид. Внутри царила «чистота и порядок», постельное белье впервые за последние пару лет можно было с натяжкой назвать более белым, чем серым, запах перестал напоминать смрад перемешанного пота, крови, гноя и лекарств. Пахло просто хозяйственным мылом и слежавшимися матрацами, несмотря на безостановочное мытье полов, протирку стекол, перетряхивание белья.

  Теперь все. Погрузка и рейс через всю страну.

  Взаимоотношения в коллективе за эти годы сложились своеобразные, точнее, вертикально-индуистские. В касту непререкаемых жрецов входил начальник поезда, комиссар, старшая и операционная сестры фармацевт и завхоз. Слово их – закон. Жизнь и судьба каждого покорно трепетала в их руках. Одним росчерком пера они могли «казнить и миловать». Неугодные и непокорные испытали это на собственной шкуре. Под аккомпанемент решений общих собраний они отправлялись кто проосто на фронт, а кто и в штрафники.

  Вторая каста-средний медперсонал. Сплоченная в травле изгоев и разобщенная как всякий женский коллектив. Жизнь здесь бурлила более всего. Конфликты были громкие, а происшествия, относящиеся к весовой категории украденной наволочки раздувались до мегагалактических масштабов.

  Третья – санитары и технический персонал во главе с паровозной бригадой. Жизнь этой группы была вне медицинских рамок и текла несколько обособленно. В тихих уголках при молчаливом согласии руководства проходили, как сказали бы сухим языком протоколов, распитие спиртных напитков, игра в карты на деньги и мелкие хищения казённого имущества.

  Была и своя низшая каста общаться с представителями которой допускалось только по делу. Неприкасаемые – временно реабилитированные враги справедливой власти, пожелавшие своей кровью искупить вину перед народом: Ординатор, с весьма сомнительным дворянским прошлым, даже своим ухоженным вешним видом, напоминал старорежимную сволочь. Два сухоньких фельдшера из лагерной больницы приданные в усиление. Оба были какими-то медицинскими светилами в прошлом, но шпионили на мировую буржуазию. Была бы возможность так и вовсе бы не появились они в поезде, но только на этих подозрительных лицах держалась вся лечебная работа и писанина. В свободное время неприкасаемые общались почти исключительно между собой, ели и спали отдельно от всех остальных. Была в них, и особая необходимость именно у начальника поезда, о которой знали немногие. Основываясь на результатах работы за годы войны они должны были подготовить ряд статей для медицинских журналов и «помочь» написать диссертацию. За их содействие Александр Сергеевич, а именно так звали начальника поезда обещал устроить всех троих в приличные клиники.

  Любаша, уткнувшись носом в стекло продолжала вспоминать о том, что же привело ее сюда, в этот госпиталь, как она оказалась в этом мирке. Еще меньше года назад она сидела за школьной партой в десятом классе и мечтала поступить в медицинский.

  Последний звонок гремел заполняя все помещение школы. Для десятого класса он действительно был самым последним, ведь позади остались все выпускные экзамены и этот дребезжащий звук для них дали специально, чтобы выпускницы постарались запомнить его. Девчонки подняли невообразимый гвалт, которого не позволяли себе все эти годы. Людмила Сергеевна, обычно воплощение строгости, в этот раз не сделала даже попытки унять учениц. Просто подождав, когда шум сам собой пойдет на спад, она громко произнесла:

  – Дети, я хочу в последний раз обратиться к вам именно так. У меня в руках ваши аттестаты с оценками. Все их знают. Напомню, что постановлением наш родной и любимый совет утвердил «Положение о золотой и серебряной медалях», дающих право поступать в любые вузы страны без вступительных экзаменов. У нас таких трое. Самой медали пока нет, но как только они появляться мы сообщим. Теперь подходите ко мне по одному, как только я назову вашу фамилию.

  Все по очереди брали свои аттестаты, спокойно выходили из класса и тут же стремительно летели вниз навстречу лету и взрослой жизни.

  Люба поднялась и бросила последний взгляд на свой класс и пошла к столу учительницы. Семнадцатилетняя девушка была прелестна. Прекрасные карие глаза, губы алого цвета, свежая как будто светящаяся изнутри нежная кожа. Жаль, что мешковатый свитер не давал полного представления о фигуре. Барышня напоминала чуть начавший раскрываться под яркими весенними лучами пока еще строгий и зажатый бутон.

  – Поздравляю с получением золотой медали. Ты отлично училась, и я с удовольствием тебе ее вручу. – На этот раз педагог действительно говорила от души.

  – Спасибо, Людмила Сергеевна. – Девушка заученно потупила глазки как иногда делают привлекательные, и немножко плутоватые девушки, с милым личиком и стройными ножками.

  Вечером у Любаши собрались три ее школьные подруги. За большим обеденным столом расположились только представительницы прекрасной половины человечества. Война принесла тяжелые последствия для их семей. Даже папины служебные пайки стали плохи. Хорошо хоть Елисеевский выручал.

  Собрать «приличный» ужин удалось только вскладчину, но зато все было как до войны. Стол украшали редкие для военного времени деликатесы и бутылочка элитного вина. Когда выпускницы разлили божественный напиток по бокалам, старшее поколение в лице мамы переместилось в другую комнату.

  Вечер удался, все были довольны и посмеялись вволю вспоминая веселые моменты и обсудили будущее, но гвоздем вечера стала Галина.

  – Представляете, сижу в парке на скамеечке, готовлюсь к экзаменам, тут подходит он. Высокий красивый морской офицер. Форма необычная, но видно, что морская. Я аж обомлела. Тут он начинает говорить, а я ничего не понимаю, только глазами хлопаю. Оказалось, что он из аппарата военно-морского атташе союзника, только по-русски говорит с таким акцентом, что понять трудно. Тут уж я себя показала, английский мы в школе, как выяснилось, не зря изучали, так и поговорили на тарабарском. Мы с ним уже три раза виделись. Он меня и в театр, и в кино водил, а в четверг на следующей неделе у них прием будет. Так мне еще три пригласительных для подруг досталось. Том обещал, что там будет шикарный банкет с шампанским и танцы. Пойдете?

  – Конечно, все вместе. – Хором воскликнули приятно удивленные подружки.

  – Ой, как здорово. – Захлопала в ладоши Вера.

  – Только родителям я пока ничего не говорила. – Отчего-то опечалилась Галка.

  – Так и не говори. – Ударила по столу кулачком Люба. – Если узнают, точно не пустят. Скажут, что маленькие еще.

  О событиях, происходивших в соседней комнате, молоденькая хозяйка могла бы догадываться, если бы потрудилась подумать и представить последствия. Пока за столом продолжалась беседа, в соседней комнате началась тихая истерика. Мать Любаши, Юлия Емельяновна, металась не зная, что делать. Если пустить все на самотек, то молоденькая глупышка может и впрямь пойти на это смертельно – опасное для всей семьи мероприятие. Объяснить ей ничего не выйдет. Дожив до окончания школы, Люба никак не понимала различия между словами, несущимися из радиоприемника и реальностью. Верила, тому, что говорят в школе, пишут в газетах. Переубедить ее в один миг не стоило и пытаться. Слишком упертая, да и возраст такой... Просто назло можно сделать шаги о которых придётся жалеть всю оставшуюся жизнь. Как сказать, что сегодняшние союзники завтра станут врагами, а за дружбу с ними одна дорога и хорошо, если в Сибирь.

  Завидев входящего мужа, несчастная мать рухнула на широкое кресло, выставив напоказ свое заплаканное лицо.

  – Моя несчастная дочь лишилась рассудка, – казалась Юлия Емельяновна продолжала внутренний монолог, хотя ее слова и предназначались только что вошедшему супругу. – Как глупы эти юные создания. Абсолютно беспомощны с практической точки зрения.

  – Геннадий Викторович был весьма обеспокоен, не обнаружив в положенное время на своем рабочем столе в кабинете свежей газеты и любимого кофе с молоком и двумя ложечками сахара. Выглядел служитель торгпредства совершенно никак. Был он ни низок ни высок. Самого среднего роста. Ни толст, ни худощав. Плотен в самую меру. Ни молод, ни стар. В самом расцвете лет. Глуповатое выражение на лице, обезопасило его от превратностей судьбы и интриг коллег. Жизнь вознесла на гребень человека внешне несамостоятельного, а потому весьма удобного для руководства. Такой не подведет. Зачем лишние раздумья и терзанья. Как скажет начальство, так и надобно поступать. Подписать – подпишем. Отклонить – отклоним.

  – Появился, отец? Не поздно? – Взбешенная женщина коршуном налетела на ничего не понимающего дипломата.

  – Что случилось, Юленька, – совсем опешил обычно обласкиваемый женой «добытчик».

  – Любка, мерзавка, всех нас подвести под монастырь хочет, что делать будем. – Страдающим голосом спросила придавленная горем женщина.

  – Еще только хочет. Ну это вовсе не беда – Геннадий Викторович еще не ощутил всю глубину трагедии.

  – Так это и на тебе отразиться может. – Юлия Владимировна начиная истерику не замечала, что даже не ввела собеседника в курс дела. Молчишь, родной. Посоветуй.

  – Ирке звони. Она у вас в семье самая умная. Специалист по бабьему вопросу. В момент все женские дела решит. Пусть присоветует, а я пока пойду стопочку приму, да за свежей газеткой схожу. Что-то холодно. Как одеваться. Ну не поймешь эту погоду. То жарко, то холодно. Часика через четыре вернусь, пожалуй.

  – Иди, – махнула рукой Юля, а про себя подумала, – Толку от тебя. Даже не изменил ни разу, при его то должности. Ну до чего дурак. Придется и вправду сестренку привлекать.

  На счастье, сестра, которая родилась уже очень хваткой и деятельной, сейчас должна была подойти. В отличие от Юли, она сама, так и не выйдя замуж в свои неполные тридцать, прекрасно устроилась в жизни и даже кое в чем помогала старшей. Вот и сейчас сестричка занималась загрузкой продуктами очередного санитарного поезда, отправлявшегося на запад. Сегодня занята она была только первую половину дня, а вечером, собиралась заскочить и поздравить выпускницу.

  – Располагайся, Ира, – через полчаса сказала Юлия Емельяновна, тоном, который безуспешно пыталась сделать безмятежным. – Устраивайся поудобнее. – Закончила она уже замогильным голосом.

  – Как дела? – Приподняв вопросительно бровь, поинтересовалась Ирина. – Вижу же, что проблемы у тебя. Давай делись, сестренка.

  В комнате повисло напряженное молчание.

  – Черт возьми. Ну что ты молчишь. Неужели все настолько плохо, что ты язык проглотила. – Вышла из себя Ирина, не любившая экивоков и предпочитавшая все говорить прямо.

  – Еще пока ничего не случилось. – Театрально закатила глаза Юля.

  – Дура, чего время тянешь. Я ведь тебя как никто знаю. Не строй из себя таинственную незнакомку, «Ах, я не знаю, как Вам открыться.» Правильно тебя в актрисы не взяли. С этакими закидонами только в ДК пищевиков роли третьего плана играть.

  – Юля стоически промолчала, она знала, что прежде чем выслушать просьбу о помощи Ирка вдоволь покуражиться.

  – Ну что, кто из вас обгадился, или вы что-нибудь новенькое придумали. Опять деньги нужны? Никогда не было и опять случилось? Твои грехи замазывать будем. Родственнички трах тибидох.

  – Заткнись и послушай, – не выдержала Юля – тут дело семейное, так что и тебе может поплохеть. Может так статься, что все под петлей окажемся. Уверена, что уже вечером на нас сигнал поступить может.

  – Понятно, дело серьезное, а теперь просто спокойно скажи, что случалось? – Ирина уселась в кресло и приготовилась внимательно слушать.

  – Любашу пригласили на прием в иностранное посольство. Вот пригласительный. – Юля с ненавистью швырнула яркий билет на стол.

  – Как он ей достался, неужели второй фронт лично вручил? – Ирина мгновенно осознала всю грандиозность возможных последствий для себя лично. Член семьи врагов народа! Всему конец. Сердце предательски затрепыхалось.

  – Да нет, слава богу, просто подруга только что пригласила, а ей его заграничный кавалер передал, мол приходи с подругами, ничего не опасайся. – Юля рухнула в кресло и закрыла руками лицо.

  – Значит все пока не так страшно. Ты точно уверена, что она лично ни с кем подозрительным не общалась. Если она просто приблизится к посольству или будет дальше общаться с этой подругой, то пиши пропало. Все можем оказаться без права переписки. – Ира уже мысленно перебирала варианты и не реагировала на «провинциальный театр» сестры. – Надо срочно что-то предпринять. Как бы не опоздать.

  – Не успокаивай себя, уже прямо сейчас эту вечеринку можно истолковать как общение с пособниками врага или идеологическую диверсию. Да и эта дурочка может пообещать одно, а потом возьмет и попрется. – Юля специально сгущала краски, надеясь на более деятельную помощь, чем совет запереть дверь и никого не выпускать.

  Сестры замолчали, обдумывая ситуацию. Дело обстояло чрезвычайно серьезно. Родина крайне не одобряла не санкционированного общения с иностранцами и если сейчас она сжав зубы смолчит, то уж точно не забудет и рано или поздно припомнит со всей пролетарской беспощадностью. Все это было так, только чувствовать себя бесправным ничтожеством это одно, а признаться в открытую – унизительно.

  – Вечно за вас отдувайся – наконец произнесла Ира. – Пришедшая в голову идея показалась поистине гениальной. Не понятно, как она не додумалась до этого сразу.

  – Ну, не томи! – воскликнула Юля, понявшая, что сестра нашла выход.

  – Она ведь ходила у тебя на курсы подготовки медичек, да и в первый мед хочет поступать. Надо надавить на сострадание. Есть возможность устроить ее сестрой в санитарный поезд, который послезавтра уходит на Дальний Восток. Риска никакого, одни плюсы.

  – Отлично, только еще Гену придется уговаривать. – Легко усмехнулась Юля.

  – Так он что, не в курсе? – Удивилась собеседница.

  – Да как-то не сказалось.

  – Ира молча вышла. Она поражалась сестре так за много лет и не раскусившей истинного облика своего необычайно ловкого и пройдошистого супруга.

  Глава 2

  На погрузку приехали заранее. За крохотный пузырек разведенного спирта, старенький почтальон подрядился довезти до места сбора. Мысленно прощаясь с городом, приютившим, полюбившим и спасшим от смерти, Шатов, опираясь на палочку, тянул за собой тяжелый чемодан и периодически, поправлял висящий за спиной мешок. Вокзал выглядел весьма странно. Пассажиров было поразительно мало и только бегающие глаза железнодорожников, говорили о том, что им что-то известно. Подойти и как бы невзначай спросить, было и вовсе глупо. Оставалось молча наблюдать, ожидая подачи. Рядом с Шатовым происходило постоянное броуновское движение. То присел невзрачный мужичок с сонным выражением на бледном невыспавшемся лице. То остановился носильщик, поправляя огромную гору мешков, едва поместившуюся на тележку. То притулилась бабка держащая на коленях небольшой узелок, раздувший как мяч свои тряпичные бока. Посидев минуту, она вскочила и с удивительной для ее возраста прытью бросилась к кассам, куда мгновенно выстроилась очередь. Вокруг очереди как акулы сновали люди с помятыми физиономиями имеющие одинаково крысиное выражение на лице.

  Раздался пронзительный гудок. Судя по звуку, состав вот-вот должен был подойти. Чуть проржавевшие во время долгой стоянки колеса издали последний, особо страшный визг. Лязганье сцепок прекратилось. Механизм остановился. За минуту до того пустой перрон молниеносно заполнился. Откуда только люди взялись. Погрузка раненых началась раньше времени. Это было очень странно. Покинув свое место, Паша двинулся вдоль окон зала. Вскоре нашлось удобное место для наблюдения за процессом заполнения вагонов. До официального начала регистрации остался час.

  Погода испортилась. Низкая сплошная облачность где не было ни единого просвета наконец полностью накрыла город. С неба посыпалось что-то непонятное: то ли дождь, то ли мокрый снег. Назойливый ветер заставлял плотнее кутаться в одежду.

  У локомотива образовалась организованная неразбериха. В этот момент царствовала старшая медсестра Мария Ивановна. Ей нравилась эта сутолока. Начальству тоже вполне подходил ее стиль работы. Не раз и не два ей удавалось сократить число погруженных и выявлять симулянтов. Вот и теперь, сопровождающие пациентов представители учреждений смотрели заискивающе, просили поместить своих протеже на хорошее место к умелой сестричке. Госпиталь на колесах принимал здесь раненых впервые, но выгружать приходилось уже не раз, и служащие больниц знали, чтобы лучше разместить особых пациентов необходимо заинтересовать и убедить именно Марию в важности этого человека. Наличие так называемого «офицерского» вагона с улучшенным уходом и питанием не являлось тайной от заинтересованных лиц. Да и практика такая сложилась повсеместно. Ведь не поместишь же ответственного работника рядом с быдлом. Приходилось создавать особые условия для наиболее достойных, но распространяться об этом не следовало. Тесная дружба Александра Сергеевича и Марии началась именно с создания этого особого отделения.

  В таком вагоне было просторно и тепло. Там, где должно по распорядку размещаться двадцать человек размещали восемь. Уход обеспечивал свой пост, для которого были оборудованы отдельные помещения. Перевязки и уколы делала самая смазливая сестричка, а в санитарах служили два крепких парня. Один из приданных поезду фельдшеров с сомнительным профессорским прошлым должен был при транспортировке раненных находиться здесь постоянно. «Офицерский» жил своей особой жизнью. Располагаясь почти в голове поезда он оказался отделен от остального состава складом, аптекой, вагоном-кухней и штабом. «Пассажиры» в нем находились на особом режиме. Они могли свободно покидать вагон во время остановок, курить в тамбуре, есть в любое время, даже пользоваться душем.

  В других «палатах» царил жесткий режим за несоблюдение которого могли и высадить. На этот раз в «офицерский» вагон, несмотря на просьбы никого лишнего не пускали. Вечером, когда предварительно рассматривали списки, поступившие из разных госпиталей туда было решено разместить необычную группу однофамильцев по списку НКВД и еще двоих полковников.

  В движениях людей, окружавших санитарный поезд присутствовал, заметный опытному глазу, управляемый хаос. Погрузка на поезд проходила в рваном ритме. Мария Ивановна уверенно управлялась с потоком будущих пассажиров, которых надо было доставить к месту будущего лечения. В основном это были младшие офицеры, желавшие долечиваться поближе к месту жительства. Сверяясь с предварительным планом размещения, составленным на основании списков, полученных из учреждений она вела окончательную сортировку.

  Павел смотрел из окошка на процесс распределения. Эта мымра могла все испортить своей педантичностью. Слишком придирчиво она относилась к расспросу каждого вновь прибывшего и на глазах у Шатова двоих, таки, отфутболила – к выпискам не прилагались рентгеновские снимки. Хотя у Павлика с документами было все прекрасно, но червячок сомнений грыз. Этакой скотине только дай повод – непременно придерется. Причину можно высосать из пальца. Например, костыли не той системы, или возраст. Несмотря на рост выше среднего, юное лицо выдавало. Скажет, например, – «Вы в каком полку служили? Здесь воинский эшелон, гражданских не берем». Словом, было бы желание. Надо подождать. Еще есть время. Ну не может же она стоять все время. Вдруг в туалет приспичит.

  Мария Ивановна уже продрогла, но свой пост не перепоручала никому – наберут еще всякую шваль. Поток поступающих все не иссякал. До отправления оставалось часа два и примерно половина транспортируемых уже заняла свои места. В этот самый момент подошел неприметный человек и произнес кодовую фразу, которая сразу испортила настроение. Мария Ивановна, обязавшаяся сотрудничать с НКВД, очень этого не любила. Властную женщину ломали через колено, оставляя выбор между лагерем или ее полной покорностью. Внеплановые появления случались редко. Обычно дело ограничивалось вовремя поданным рапортом. Таких осведомителей в поезде было несколько и про кое – кого Мария догадывалась.

  Ей представлялось, что где-то в высоких кабинетах умные люди, с усталыми, умными как у Ленина глазами, сверяют и сравнивают информацию, полученную из разных источников и пытаются найти недобросовестных. Себя она стукачом не считала, а представляла отважной разведчицей, окруженной шпионами. Правда Александр Сергеевич, вспомнившийся вдруг не к месту, врагом точно не был, но когда Мария уговаривала себя, наплевав на условности, ответить взаимностью на ухаживания женатого мужчины, она на первое место ставила служение Отечеству. «Чем ближе начальство, тем лучше для сбора информации», почти без усилий, убедила она сама себя.

  – Тем временем сопровождающий с пакетом документов не умолкал. – Мария Ивановна, у меня список. В нем значится пять человек по фамилии Иванов. Потрудитесь обеспечить им должное размещение. – Тускло проговорил сотрудник.

  – Конечно, размещу их всех рядом в особом кригеровском вагоне. – Окинула подошедшего брезгливым взглядом старшая. Фронтовики, к которым старшая себя относила, без любви относились к подобного рода тыловичкам, откровенно говоря даже ненавидели.

  – Вы не поняли. Необходимо четыре купе подряд. Рядом с нормальным туалетом и душевой. Всех подозрительных ссадить. Время на подготовку – час. Ровно в 12 группа будет здесь и в ту же секунду отправление. Ясно? Исполнять. – НКВДшник со злостью наступил гордячке на ногу.

  – Как же я выявлю неблагонадежных среди поступивших, и что с погрузкой раненых? – Из-за чрезвычайного волнения и невыполнимости приказа, Мария буквально заикаясь проблеяла свои вопросы. – Было не столько больно, сколько обидно. Ей опять грубо указали на ее место.

  – Неблагонамеренных среди персонала, идиотка. Руководить погрузкой поручишь кому-нибудь другому, дура. Все должно идти как обычно, бестолковщина. Не справишься – посажу. – Особист буравил взглядом интеллигентскую сволочь. Сколько он таких вот умничающих барышень лично «под нож» пустил. Как сладко они сопротивляются, когда...

  – Справиться могу только я, слишком мало времени на подготовку. Список ненадежных надеюсь у Вас с собой? Мария вопросительно выгнула бровь? Ах, нет. Ну тогда может попадет кто и лишний. Все под Вашу ответственность. Так в раппорте и укажу. – Бросила небрежно Мария Ивановна. – Вижу, Вы слабо подготовились к мероприятию. – Старшая уже определила слабое место обидчика.

  – Сучка, – только и смог выдавить, неожиданно промокнувший мордой дерьмо, службист.

  Павел смотрел за этой сценой издалека. Он видел, как в процессе разговора меняется женщина: недоуменные глаза, дрожащие губы, готовность расплакаться, попытка собраться и вновь холодное выражение лица. Закончив разговор, мымра подошла к вагону и запрыгнула на подножку.

  События в штабном вагоне развивались стремительно, за считанные удары сердца разбросав людей и покорежив судьбы. Влетев, как фурия в тамбур, Мария Ивановна побежала к начальнику поезда. В коридоре стояла Люба, медсестра из «офицерского», которую Мария попросила подойти. Хотела дать дополнительные указания после прибытия «Ивановых», поскольку, для молоденькой девушки инструкции никогда не вредны. Про Любу старшей было известно совсем немного. Принял ее Александр Сергеевич по знакомству и попросил не трогать. Мария определила неопытную девушку в особый вагон из-за очень приятной внешности. Правда во время доставки раненых из зоны боев она здорово поднаторела. В тот раз офицерский вагон оказался загружен особо тяжелыми, но девочка еще совсем не знала, что возить легких – принципиально другая работа, не то, что ухаживать за лежачими. Этот аспект старшая сестра и хотела обсудить. Видать не судьба, не до того.

  – Быстро беги к первому вагону встречай прибывающих. – Любаша слушала и кивала головой как на уроке. – Первых разместишь у себя, потом, если я не вернусь, посылай к восьмому. Вот тебе списки, отметишь прибывших. Давай шевелись, только торопиться с оформлением не надо. Постой, подумай подольше.

  Больше задержек не было, и старшая без стука вошла к начальнику.

  – Беда, Саша. Мы в сложном положении. – Она метнула из-под ресниц встревоженный взгляд – в нашем поезде поедет какой-то большой начальник с охраной. Надо подготовить место. Хотят занять четыре купе в штабном вагоне и заблокировать проход.

  – Никто не назвал бы Александра Сергеевича нерешительным человеком или глупцом. Подлецом, тщеславным, да, но это из-за слабости искать выгоду для себя в каждом деле. Так и сейчас он, почуяв почти неуловимый запах возможной удачи, действовал решительно и неординарно.

  – Сколько мы приняли? Сколько свободных мест? – Ничуть не переживая, задал он вопрос и подмигнул не на шутку встревоженной любовнице.

  – Пока погрузили примерно половину от списка. Разбросала по всем вагонам. – Глядя на спокойного и веселого, как будда будущего майтрея, начальника, успокоилась и старшая.

  – Быстро останови погрузку. Брать в чине не ниже генеральского, шучу, никого не брать. Всех опоздавших-вон. Не успели и все дела. Мест больше нет. Штабной вагон освободить полностью. Все равно потом придется, так что лучше сразу. Где пять, там и десять. Судя по секретности могли занизить численность или не включить в список охрану. Я соберу вещи в течении пятнадцати минут. Присылай сюда санитаров со всех вагонов с коробками. Пусть сваливают барахло не глядя. Потом, на новом месте разберемся.

  – Надо убрать неблагонадежных. – Тихо произнесла Мария Ивановна.

  – Вот как? Тебе дали конкретные указания и полномочия? Сколько у нас таких кроме тех, о ком все знают? – Приподнялся в волнении начальник.

  – Список не дали. – Старшая сама удивилась появившимся возможностям.

  – Плохо, если что случиться, мы среди крайних, хотя так и так придется пройти по краю. – Александр призадумался. – Гоним всех. Если все пройдет благополучно, никто не придерется. Можно изловчиться и выкрутиться почти без потерь в работоспособности экипажа. Пусть напоследок поработают за троих. Кстати, за новичков, приданных к складским вагонам мы ведь тоже поручиться не сможем.

  – Я уже об этом думала. Такой шанс. Пан или пропал. Если сейчас убрать ответственных без акта приема-передачи... Все ведь бумаги у нас... В спешке, с борта грузились... Внукам останется. – Сестра бессовестно врала, выдавая чужие мысли за свои.

  – Значит решили. Убираем по максимуму. Троих докторишек, фармацевта, завхоза, операционную медсестру-всех. Посмотри среди своих. Может и там почистить. Чем больше ссадим, тем лучше. Хоть душа у меня нежная, но сейчас придется проявить строгость. Вот видишь, штабной вагон мы освободили. Все для блага Родины. – Чуть было не сорвался в привычное словоблудие недавно ставший партийным Александр Сергеевич. – Сами переберемся в жесткие.

  – Что с нашим любимым комиссаром Самуилом? – Уже уходя, спросила подельница.

  – Вот спасибо, напомнила, а то я совсем забыл о представителе бог избранного народа, среди народа богоносца. Этот пусть останется здесь, поживет вместе с непримиримыми борцами со злом. К нему в купе не входить тем более оно закрыто. Пусть с ним новоиспеченные МГБшники разбираются.

  – Вроде все складывается – Мария бросила уважительный взгляд на начальника. – Лицо его уже не казалось спокойным, а приобрело жесткое выражение. – Какой же талантливый мерзавец, – отдала должное «голове» соучастница, застыв у открытой двери.

  – Жизненный опыт мне подсказывает, что в таком путешествии не может обойтись без скандалов. – Словно говоря сам с собой, почти беззвучно произнес Александр.

  – Будем надеяться, что обойдется. – Очень тихо подхватила «фронтовая подруга».

  – Наоборот, хотелось бы, а чтобы они были, но не просочились наружу. – Удивившийся, что говорит вслух начальник продолжил уже громче. – Тогда нам придется принять надлежащие меры. Есть обстоятельства, которые указывают на то, что нам досталась доставка НКВДшного начальства на совещание в верхах. Им, я думаю, после переименования всем встретиться приспичило. Объяснить надо, что название другое, а реальное начальство старое. Ведь, поди, из всех лагов, со всех областей начальников на «секретное совещание» вызывают. Это сколько ж их одновременно стронулось, что даже санитарный поезд задействовать пришлось? Такие путешественники привыкли себя обычно ни в чем не ограничивать.