Текст книги "Наездник (СИ)"

Автор книги: Радик Соколов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)

  – Отчего не могут. С удовольствием. Только случай должен быть не сильно выдающимся, – Гостья указа пальцем на живот. – Иногда и отказаться могут. Это кто у нас такой неловкий да неосторожный? Племянник? – Шурочка кивнула головой в сторону неожиданно зардевшегося паренька. – Ну ничего, научится еще. Какие его годы.

  – Хозяйка скорбно стала кивать головой. – Молодежь нынче. Никакого удержу не знает. Не то что мы.

  – Мы? – Гостья на мгновенье задумалась и прыснула, – это ты о тех молодых годах, когда нас с тобой обобществили товарищи по театральному цеху? Движение суфражисток – помнишь?

  – Тише, тише, замахала руками Елена Николаевна. – Ты мне молодого человека испортишь.

  – Сама-то как, – свернула со сколькой темы Шурочка.

  – В театр вернулась. Мы новую пьесу как раз читаем. Очень интересную. Сказку для взрослых. Племянничек режиссеру предложил, ну и тот не смог отказать.

  – Что, молодой человек не только шалун, но и большой писатель? – Откровенно заулыбалась медсестра.

  – Великий! – подхватила смешливая подруга. Нет, конечно, все как обычно. Мальчишка мой перевел, потом все вместе чуть адаптировали. Наш главный режиссёр согласился взять бремя авторства на себя и готова пьеска. Ничего так выходит. Весело.

  – Молодцы. Когда премьера.

  – Да на днях. Я тебе контр марочку сделаю.

  – Спасибо, а я с Анзором переговорю. Вот кто настоящий волшебник. В жизни такую легкую руку не видела. Одна слабость у человека – уж слишком больных жалеет. Боюсь, перегорит скоро.

  – Проводив подругу, Елена Николаевна опустилась в кресло. – Дурак все-таки наш с тобой благодетель. От такой вещи отказался. Тут тебе и музыка, и песни замечательные, а боязно ему стало.

  – Почуял что-то. Теперь без нюха в кресле не усидеть, – устало промямлил вымотавшийся Пашка. – Хорошо хоть сказка про летающего пионера подошла. Я уж волноваться стал.

  – Дурацкая сказка. Про бюро добрых услуг. – Артистка фыркнула. – Ну мерзость же.

  – Зато песенки добрые. Про утят, да ежиков. Что еще надо юному зрителю. Спасибо что хоть в детскую редакцию Вас устроил и в театре роль дал.

  – Да... Веселой черепахи. Спасибо. «Я на солнышке лежу».

  – Теть Лен, я, вроде, нашел себе подвальчик. Недалеко отсюда. Денька за два мы с моими хлопцами там все в порядок приведем и можно будет съезжать.

  Помолодевший и слегка отъевшийся Курт двигался на встречу с девушкой. По улицам он ходил уже безбоязненно, вооруженный запиской, написанной дрожащей рукой: – «Мин русский плохо говори. Дворник. Прописан. Адрес...». В руке он сжимал скромный букетик первых весенних цветов. Находился буржуин в самом радужном настроении. Душу его наполняло ожидание любви. Он надеялся влюбить в себя барышню, правда на чем основывалась его уверенность в собственных силах он и сам бы не смог объяснить. Душа его пела. Взор старался замечать только хорошее. Никакая уличная грязь не касалась его, даже лужи робели перед его летящей походкой. Вот добрый человек с ласковой улыбкой подает милостыню, благородному инвалиду. Тут строгий учитель, замер растерявшись оттого, что нет поблизости того, на ком можно было бы сорвать свое плохое настроение. Вот симпатичная женщина, с ласковой улыбкой на лице за руку тянет непослушного карапуза. Как же хорошо. Какие счастливые минуты. Бурными волнами в сердце хлынуло счастье. Мир. Только сейчас он это окончательно осознал. Ничто, в жизни не могло быть хуже, чем война.

  Надо сказать, что попросил его пойти на свидание Женька, перепоручивший полученное задание. Договаривались они минут двадцать, восполняя незнакомые слова жестами и мимикой. Женька был уверен, что передал задание в точности. Курт тоже этом не сомневался. В его задачу, со слов Женьки, входило сходить на свидание с девушкой и постараться влюбить ее в себя до абсолютного беспамятства, поскольку шеф занят, а дело крайне важное.

  Вечно торопящийся Шатов, предсказуемо, куда-то спешил и никак не успевал вовремя к месту назначенной встречи.

  – Смотри, гарибальдиец, – Женька, уже привычный к прозвищам, продолжал внимать наставлениям Паши, – подкинули мне в халат письмо, – «Дело жизни и смерти. Безнадежно влюбленная девушка хочет с Вами объясниться. Узнаете меня по розовой шляпке. Незнакомка.»

  – Маленький негодник ликовал в душе. Задумка удалась. Очень бойкая и весьма симпатичная особа на верном пути к своему па-де-де. – Робкая дамочка признается в любви, – проявил недюжинную смекалку Женька скучающим голосом, скрывавшим неподдельный интерес к тому как поступит Учитель. С тех пор как Женька стал обладателем приличных денежных средств, у него появилось эдакая снисходительная уверенность в общении и резонерство, с которым, правда, больно боролся Пашка.

  – Что ты можешь знать о любви, бесчувственный мальчишка – Опять стал обзываться Пашка. – Кто чуть мне Ингу не угробил? – Сел Пашка на излюбленного в последнее время конька. – Думал остаться неузнанным. Нет, братец, ни о какой премии на этой неделе не может быть и речи. Настоящий профессионал не попадается.

  – Да я же не знал. – Женька затаивший на ябеду обиду изнывал от предчувствия скорого отмщения. Ну что нашел в этой Уродине Шатов. Да она ни в какое сравнение не идет с другими девушками. Гоняет всех по студии и заставляет «соблюдать чистоту» а потом смотрит как корова на Пашку.

  Не могу я подойти, разговор как раз у меня на это время важный назначен. Надо обязательно извиниться. Для человека это может быть действительно важно. Не хочу чувствовать себя негодяем. Может помочь чем надо. Расспроси там поподробнее. Вот тебе деньги – купи цветов поприличнее и дуй с оправданиями.

  – Будет исполнено, – Мгновенно обретя бравый вид воскликнул ординарец.

  Гордо вскинув голову, Курт подошел к месту встречи. Едва он остановился рядом с изумленной красавицей в миленькой розовой шляпке и орлиным, истинно арийским взглядом осмотрелся вокруг, как на него обрушился водопад. Решив, что это необычное природное явление, и еще не уловив запаха, немец огляделся вокруг. Нет, все видимое пространство сухо, единственно он промочен насквозь. Даже в недавно полученных новых ботинках хлюпает жидкость, а цветки, столкнувшись с ошеломляюще гадким ароматом, безнадежно поникли. Только тут он заметил своего обидчика. Здоровенный парень, явно бывший навеселе, перевернул на него графин, содержавший удивительно пахучее вещество.

  Хулиган и не думал убегать. Он дерзко ржал и тыкал в технического специалиста толстым, похожим на переваренную сардельку пальцем. Слава богу, что девушка словно испарилась ведь только незнание языка спасло благородного офисного работника от неминуемых душевных мук, столь замысловатую тираду выдал едва не попавший под брызги матросик.

  Взвизгнув, как прищемивший хвост крыс, пострадавший метнулся на обидчика со скоростью атакующей кобры и начал хлестать того измоченным в прокисших компонентах «Любимого букета императрицы» кустиком.

  Несмотря на колоссальное превосходство в росте и мышечной массе, детина удивительно быстро ретировался, правда, не переставая мерзко хихикать.

  Тронутые происшествием прохожие, бросились помочь и обтереть пострадавшего, но как-то разом притормозили и поспешили по неожиданно возникшим делам. Даже сотрудник милиции, открывший было свой блокнот, чтобы записать обстоятельства происшествия, вдруг побледнел, схватился за горло, и с булькающими звуками скрылся в соседнем дворе.

  Удивляясь неожиданному в столь ранний субботний час малолюдству, Курт вернулся в подвал и, спустя некоторое время, обрушился на ни в чем не повинного Шатова.

  – Хватит! – Поразил он Женьку и Пашу, неожиданно проявленной экспрессией. – Надоело, – интеллектуал стукнул по столу своим кулачишком. Мне недостаточно только питания. Мне нужны деньги на карманные расходы.

  – Как же Вы их тратить будете. Здесь Вас не поймут, – удивился Павлик, – или Вам доллары подавай.

  – Девку гулящую ему надо – понявший из разговора только упоминание валюты, опять резюмировал все просчитавший сыщик. – Так и смотрит за ними. Голова как на шарнирах поворачивается.

  – Бабу давай. – Немец, вдруг, медленно и путая звуки, заговорил по-русски.

  – Да вы спелись, – восхитился Паша, а потом задумался и продолжил. – Против природы не попрёшь. Батькина развратная кровь, видно, прорезается.

  Тут надо сделать маленькое отступление и сказать, что злокозненный мальчишка подговорил своего двоюродного брата – Марата, по-родственному оказать услугу. Окатить обижающего его начальника найденными им на свалке стухшими ингредиентами духов.

  Направив же на встречу немчуру, весельчак решил ничего не отменять, а посмотреть, что из этого выйдет.

  Работы было действительно много. Стоило в театре прознать, что в училище работает приличный массажист, от многочисленных клиентов не было отбоя. Директор даже запись учинила, пытаясь выжать максимум из ненадолго, как она горестно понимала, сложившейся ситуации. Шатов вошел в свой массажный кабинет, который скрепя сердце, в единоличное владенье, выделила ему Людмила Николаевна, и столкнулся с прекрасно сложенной высокой девушкой с удивительно гармоничными чертами лица. Небрежно прибранные локоны едва прикрывали нежную длинную шею, контуры которой обрисовывал яркий свет льющийся из окна. Гордая осанка дополняла эту неприступную красоту. И совершенным контрастом смотрелись веселые темно – зеленые задорные глаза с длинными ресницами, которые метали все прожигающие молнии от искр которых легко могло вспыхнуть пламя любви.

  Девушка была одета в старенький выцветший сплошной спортивный купальник, и Пашино предательское сердце, которое никак не могло научиться биться ровно при виде, столь облегающего одеяния, подчеркивающего все достоинства своей обладательницы, дало сбой.

  Присев подле молоденькой прелестницы, Паша приступил к опросу.

  – Здравствуйте, представьтесь пожалуйста и расскажите, что случилось. Мне надо оформить историю. – Попытавшись оставаться серьезным произнес, облаченный в белый халат, массажист, хотя на лицо все время пыталась наползти глупая улыбка.

  – Меня зовут Валя, и я решилась просить прощения. – Девушка стыдливо потупила глазки, но искреннего раскаяния в голосе совсем не чувствовалось. – Я готова на все, чтобы искупить свою вину.

  – Так это придумали Вы? – Совсем не удивился Шатов, с трудом пытаясь отвести взор от облегающего тело купальника.

  – Ну, не совсем. Это одноклассницы решили Вас проучить за то, что Вы из наших только с Уродиной возитесь, а на остальных – ноль внимания. Ведь не только танцовщицам из Большого массаж нужен. У наших тоже травмы случаются. – Активная девица, почуяв, что вызвала живой интерес, уже ничуть не притворяясь смущенной, дерзко смотрела прямо в глаза.

  – Да. – Павлик покачал головой – Просто детский сад какой-то. Взрослые ведь девочки. Разве можно так себя вести? Рано, вроде, вам вразнос идти. Это ж надо до такого додуматься. Ну прямо как мальчишки, которые девочек за косички дергают.

  – Валя хлопала своими невинными глазками, в которых не было ни следа угрызений совести. – Мы больше не будем. Накажите нас. Можете выдрать...хворостинкой. Виноваты. Чего уж тут, да и парень совсем незнакомый пострадал. Кто, кстати, это оказался? Мы все никак не угадаем. Ваш друг?

  – Ладно, что у Вас болит? – Шатов отвернулся к раковине и засунул руки под струю воды.

  – Копчик, неудачно на попу упала. – Девушка ловко скинула бретельки, одним змеиным движением выскользнула из купальника и переступив через него, победно встряхнула головой. Ей было чем гордиться. Ее удивительное тело обладало такими совершенными формами, что не один скульптор отдал бы годы жизни за возможность лицезреть, столь божественную красоту.

  – Изумленному Шатову на короткий миг показалась, что к нему явилась пеннорожденная. Афродита. Как не хватало в этот миг Марата, взятого в помощь, поначалу, не столько ради помощи и бесплатного образования, сколько для профилактики таких вот непредвиденных обстоятельств, когда обычно каменное сердце Шатова не выдержит.

  – Как лечь, чтобы Вам удобнее было...

  Почти прозрачные отсветы теней, танцевали на молчаливой стене. Они то ползли вверх, то устремлялись вниз, то колебались точно повинуясь невиданной силы шторму, обрушившемуся на сплетенные тела, по приказу дочери океаниды. Будто божественная длань самого Зевса благословила выбор своей внучки и осветила это знаменательное событие.

  – Ура! Победа! – Абсолютно выздоровевшая «прима» с разбега рухнула на кровать, заставив ту жалобно заскрипеть пружинами. – Вот все-таки голова этот Женька. Просто счастье, что он вызвался помочь. Как все ловко организовал, прохиндей. Разумеется, все это было сказано про себя.

  – Ну, как? – Собравшиеся в группку партнерши смотрели с жадностью на фальшивую страдалицу, воспользовавшуюся отсутствием начальства и ассистента, проникшую по поддельной записи к ранее недоступному специалисту.

  – Идите, девки, в жоппу. Все было донельзя прилично. Ни на какие чары не поддался этот бесчувственный чурбан. Щупал как неживой мою коленку, а потом еще пять сеансов назначил. Даже имя не спросил – явно переигрывала солистка школьной сцены, – нечего вам там делать, у этого грубого «мужука». Не специалист, а безрукий коновал. – Валя особенно томно потянулась, когда произносила слово безрукий.

  – Соседки, отпрянув, как разбившаяся о берег уже укрощенная волна, неожиданно засуетились, откровенно злобно поглядывая на «травмированную подругу», которой, если честно, было решительно все равно.

  Глава 4

  Прибывших поездом будущую пациентку и представителей продавца, которые должны были курировать ход операции встречал сам профессор. Было совсем раннее утро, почти ночь, но вокруг было удивительно светло и малолюдно. Город пуст, разве какой-нибудь полуночник, вынырнет на секунду, глядь, а его уже и нет, или заезжий очкастый чудак, наплевавший на сон, лунатирует, покачиваясь на ветру, наслаждаясь тактами только ему слышимой мелодии спящего города. Только через час-полтора появятся настоящие обитатели рабочих кварталов, спешащие на утренние смены, а до появления его хозяев, еще часа четыре.

  Пока решительно настроенная Елена Николаевна поехала передохнуть и привести себя в порядок после поездки, а доктор наук отправился обсуждать убранство стола переговоров, молодежь решилась на прогулку.

  – Смотри, как красиво, – говорила Инга, пытавшаяся спрятаться в тоненьком беленьком платочке, откуда выглядывали только казавшиеся огромными глаза. – Вокруг, в этот таинственный предрассветный час, когда загадочный едва заметный полумрак набросил чуть колышущуюся дымку перед глазами, все выглядело сказочными декорациями минувших эпох.

  – Где, – дурашливо изображал непонимание Павлик демонстративно крутя головой.

  – Да ты слишком быстро головой вертишь, – тыкала его в бок возмущенная девушка. – Помедленнее надо. Почувствуй атмосферу улиц и площадей. Полюбуйся строгой красотой оград и набережных. Этот город просто создан для первой, самой нежной, девичьей влюбленности, – вырвалось у нее.

  – Инга, ну вот ответь мне почему я и раньше был влюбчивый, хотя здесь впервые. Как увижу девушку, так мне кажется, что вот она, та единственная, которую всю жизнь искал. Дома и деревья, видать, совсем на меня не влияют. – Павел попытался было рассказать о своих злоключениях, но вовремя заткнулся и перевел все в шутку. – Хотя, говорят, что есть такая микстура, выпив которую все девушки превращаются в красавиц, и, тогда, влюбиться в них пара пустяков.

  – Значит и у меня будет хотя бы такой шанс тебе понравиться, – перевернула все по-своему, сжавшая губы спутница.

  – Да ты мне и сейчас очень симпатична, – Если честно, Паша совсем не грешил против истины, ему действительно была по-душе Инга.

  – Ну, дружить и любить очень разные вещи, – не поверила парню уже нахлебавшаяся от жизни девушка. – Знаешь, я уже поняла, что мальчикам с красивой девчонкой даже ругаться приятнее. Давай договоримся, что если операция пройдет успешно, то после, мы с тобой встретимся будто никогда до этого не видели друг друга и попытаемся «подружиться».

  – Зачем? – Неожиданно строгим голосом сказал Паша. – Ты мне и сейчас по-сердцу. Мой друг, может даже сейчас и единственный.

  – Слушай, а давай кто дальше с места прыгнет. – Инга за напускным весельем пыталась скрыть, что оставаться просто другом она ну никак не планирует. – Знаешь, какие у балерин ноги сильные и прыгучие. Я наверняка дальше улечу, – Инга впервые после обезобразившей ей лицо травмы, почувствовала себя легко и свободно рядом с Пашкой. Не надо стесняться собственной внешности и прятаться как в раковину за показным равнодушием, а можно даже попроказничать. – Она даже, наконец скинула на плечи так надоевший ей платок.

  – Знаю какие кое у кого не только ноги, но даже ягодицы. С виду очень красивые, но такие твердые, что промять никаких сил не хватает, особенно если расслабляться не хотят, а зажимаются, хихикают и жалуются на щекотку.

  – Ты на кого это сейчас намекаешь, документалист – очернитель? Да ножки балерин все поэты только в восторженных тонах описывают. За нами царственные особы табунами бегали, лишь бы на те ножки только издали взглянуть. За право лицезреть войны устраивали, а тебе, подлец, попялиться и погладить за тяжкий труд. Ну ты жук.

  – Не у всякой балерины ножки хороши, – начал, с опаской отступая, говорить Паша.

  – Так ты эксперт по ножкам, оказывается. – Инга шутливо схватила обидчика и повернула к себе лицом...

  – Потом произошло нечто совсем необычное, только Инга оказалась в самом желанном месте, которое только могла себе представить. Сильные руки вдруг обхватили ее и она оказалась тесно-тесно прижатой к своему «спасителю», а его губы требовательно нашли ее уже непроизвольно приоткрывшийся рот. Минута блаженного единения продолжалась почти вечность. – Все будет просто замечательно. – С каждой секундой в ней крепла уверенность, что встреча с этим мальчиком действительно в корне изменила ее жизнь к лучшему. Внезапно Девушка почувствовала такую слабость, что она не могла устоять на ногах. Она подняла руки и уже сама прижалась к Шатову, вся ее жизнь, как ей казалось, теперь переплелась с ним навсегда.

  Из своей, вознесенной над проезжей частью, деревянной будки в морской бинокль, за прохожими наблюдал дежурный милиционер и не понимал, как такой представительный парнишка может целовать на редкость уродливую девушку, когда вокруг полно красавиц. Вот ведь диковина, целуются, уже пять минут прошло, постовой взглянул на свои командирские. Похоже чудеса еще встречаются.

  – Слушай, Пашка, а отчего люди такие злые. – Уже держась за руки, словно детсадовцы, пара шествовала по пустынной набережной мимо дворцов, крепостей, соборов. – Ведь только ты, единственный, меня никогда не обижал и не издевался.

  – Научились многие так. Жить ведь злому-то легче. Человек ведь все видит. Кому все шишки. Тому, кто правду ищет. Кого легче обмануть? Да доброго и мягкого. Кто за все отвечает? Да тот, кто предупреждал. Кто виноват. Да самый умный. – Голос Пашки дрожал от переполнявших его чувств. – Значит надо быть твердолобым злобным приспособленцем. Причем все это неосознанно, на уровне инстинкта выживания.

  – Неправильно так, Пашка. Неужто ничего изменить нельзя? – Сама не замечая того, Инга задела в душе Шатова очень чувствительные струны.

  – Пытаюсь, может и получится чего. – Паша, уже взяв себя в руки, весело улыбался и легонько сжимал и разжимал ладонь, в которой покоилась девичья рука. Давай об этом потом. Пора. Мне на переговоры, а тебе в клинику.

  Желанное событие сегодняшнего утра наполняло душу Инги струями света, и бурлящей радостью. Ее ожидали божественные сны и радостное пробуждение.

  Девушка, получившая первый поцелуй от любимого, запоминает этот день на всю жизнь. Кажется, все невзгоды и неудачи отступают в эти часы. Быть может, это даже тот «звёздный час», когда обычное становится, вдруг, возвышенным, а невозможное – возможным и весь мир танцует вместе с влюблёнными под одну безумно-прекрасную мелодию удачи. Обыкновенное чудо, как сказал бы Шварц.

  – Пора сделать укольчик, – опытная сестричка подняла шприц иголкой вверх, надавила на поршень и из иголочки брызнула тонкая струйка жидкости вместе с изгоняемым воздухом. – Переворачивайтесь на живот, голубушка. Сейчас как комарик укусит.

  Инга уже тихо посапывала, переживая во сне вновь и вновь чудные мгновения, когда уста любимого сначала едва, а потом все смелее касались ее ждущих губ, а заинтересованные стороны только садились за круглый стол.

  – Все необходимое для демонстрационной операции удалось собрать с большим трудом. Если старенький шведский наркозный аппарат сделанный по лицензии фирмы драгер, прототипом которого являлась «Модель A», обнаружился без труда, то закись азота вырывали просто с боем. Нашелся и хирург, прекрасно знакомый с этой методикой обезболивания, правда в другом конце города. Просьбы, подарки, сплошная морока. Теперь все трудности и тренировки позади. – Все эти откровения рыцаря от чистой науки, Елена Николаевна выслушивала ласково кивая головой в прекрасном ведомственном ресторане исключительно для служителей Мельпомены.

  До чего был хорош завтрак весьма похожий на пышный банкет. Вот бочок осетра, переложенный раковыми шейками и черной икоркой. Там жульен из грибков. Мясной салатик на прокопчённом в можжевеловом дыму мяске. Хачапури. Сливочный супчик. Шипящая минералка. Описывать благородные яства которыми потчевали столичную «штучку» взялся бы только очень маститый художник. А уж вкус и вовсе сравнялся с божественным нектаром.

  – Впрочем, пора и за дело. Модель, наша, видать, давно на месте. – Строгая дама завершила трапезу.

  – Значит все как договаривались, – говорил будущий лауреат Сталинской премии, стелясь мелким бесом перед очевидным начальством, только пока непонятно какого роду-племени. – Саму операцию осуществляют мои ординаторы четко по нашему плану. Пусть останутся все нововведения с премедикацией и эндотрахиальным наркозом закисью азота, хотя по мне, и местного обезболивания бы хватило, да и крови поменьше. С другой стороны, если вы утверждаете, что методика уже применялась и отработана не вижу причин, что-либо изменять даже в мелочах. Нам осталось все от начала до конца провести самим и набить руку.

  – Шатов, тряся как старый козел накладной бородкой, умело приклеенной Еленой Николаевной, поддакивал. – Поверьте, все пройдет прекрасно. Вы ничем не рискуете, даже в случае неудачи первого опыта. – Паша постучал по столу. – Оплата тоже в сохранности. У доверенного человека. Расстанетесь с ней только после подтвержденного успеха. Да и прерывать сотрудничество не в интересах моих коллег. Книга «Ваша» уже готова. Мы, как и планировалось, подготовили две статьи. Все это у меня с собой. Можете ознакомиться. – Елена Николаевна приняв пачку документов от молодого сотрудника, лично передала доктору, вызвав в том бурю умиления.

  Уже буквально через три часа, в операционной сделалось необычайно шумно. Пациентку уже увезли, а виртуозно отработавший опытный хирург, прекрасно знакомый с ринопластикой, и образцово-показательно проведший операцию принимал бурные поздравления от автора методики – своего непосредственного начальника и весьма вялые от молодого столичного гостя, судя по повадкам секретаря, отправленного строгой приезжей для личного наблюдения за ходом вмешательства.

  «Удивительно устроена наша жизнь» размышлял Шатов неспешно приближаясь к вокзалу. «Судьба делает непредсказуемые выверты. Знаю ли я к чему надо приложить все силы? Увижу ли я достижение своей цели? Нет. Почти наверняка – нет. Может стоит все бросить, остановиться, сесть на старый протертый до дыр диван, отрастить пивное пузико, успокоить гормоны – обабиться и просто наслаждаться жизнью – остепениться, завести жену и детей. Чем плохо. Сесть эдак, ни о чем не думая, с рюмочкой водочки, у стола да закусить горячим супчиком – не жизнь, мечта».

  Как раз в эти секунды Пашкину мечту о счастье, воплощал в жизнь еще малолетний прохиндей – Женька. Вот как бывает. Счастливейшие моменты, о которых потом вспоминаешь всю жизнь проходят обыденно и незаметно. Кажется, что так будет всегда, может быть даже лучше и только потом, со временем осознаешь: – «Так вот оно было счастье, а ты дурак его даже не заметил». Безжалостно играет с нами судьба. Ну ее эту крепость «задним умом».

  Отдавшее все свои силы солнце еще уплывало миновав свой полдень, озаренный огненно – яркими всплесками, срывавшимися с блестящих крыш. Столица погружалась в сумерки, только кое-где вспыхивали яркие звездочки окон. Вечно спешившая, толкающаяся, «многолицая» толпа, служившая вечным фоном вечерних улиц ни на миг не замедлила свой бег и даже вовсе не обратила внимания на очень необычную парочку, направляющуюся прямиком в мороженицу. Какое до них может быть дело, нет ничего заслуживающего внимания. Даже другие, гораздо более странные происшествия не могли бы остановить ее бег. Ведь это были стадные инстинкты, гнавшие пышные отары со своего пастбища к месту отдохновения. Да, не верьте в разумность и внимательность этого мирно бредущего стада, называемого толпой. Вот она, сыта и движется по воле пастыря, принуждаемая свирепыми псами может подумать незадачливый пастух принимаясь в очередной раз за стрижку своей покорной отары. Нет, все это обман, мечта все не то, чем кажется. Миг, и лидер растоптан и изгажен взбесившимися животными, миг и над стадом возвысился новый вожак.

  – Не верю я никому, а особенно девчонкам. – Умничал Женька погружая ложечку в самую сердцевину соблазнительного белого шарика. – Они все время врут и делают гадости. От них одни беды. – Сделал логичное умозаключение правдолюб. – Вот, например, Уродина, околдовала Пашку. Вывод: бабы – лживые колдуньи.

  Взаимоотношения компаньонов с первой встречи как-то незаметно переросли в дружеские. Они уже не боялись переступить границы учтивости и предупредительности, наоборот, эта парочка бессознательно состязалась друг с другом. Словно, вылетали из невидимых ножен клинки остроумия, улыбок и недомолвок и скрещивались звоном взглядов и жестов. Общение все глубже погружало их в паутину взаимного уважения и симпатии. Вот и сейчас их слова и тон которым они были сказаны подразумевал нечто иное, чем звуки, произносимые губами.

  – Точно, – с сочувствием кивая головой подтвердила красавица – Валя, – особенно когда ночь овладевает миром и нет сил противиться силам зла и ведьминым чарам. Горе, тому неосторожному путнику...

  – Да хватит подкалывать, уж больно ты стала на Пашку-обзывашку похожа. – Женька облизнул чайную ложечку. – Лучше расскажи, как там ваша встреча прошла? Как интрижка, удалась? – Легкий румянец, почти незаметный в искусственном освещении коснулся незагорелой кожи паренька?

  – Нормально прошла, – Валька наслаждалась смущением партнера и намеривалась помучить того подольше. – Только петь любит твой начальник. Как меня увидит так некую Сильву вспоминает и напевает.

  "Трудно сдержать мне слово,

  И я влюбляюсь снова.

  В Вас каждый раз

  Хоть на час!"

  – Да плевать мне на оперетку, – Женька совершенно не хотел разговаривать на неинтересные ему темы. – Ты там планировала Пашку у Инги отбить. Удалось? Было там у вас что? – Пионер поближе придвинулся к собеседнице, уже полыхнув ушами.

  – Не понимаю твоих намеков, – строго произнесла девушка. – Выражайся яснее. Раньше ты был весьма вежливым и тактичным юношей. – Девушке нравилось изображать строгую учительницу. С мальчишками только так и надо. Ни к чему им знать насколько велика девичья скрытность. С невинной откровенность можно живо оказаться без поклонников и нажить на свою голову недоброжелателей. Лучше уж никогда и ни с кем не делиться ни переживаниями ни тем более информацией о романтических похождениях.

  – Ну, что там между женихом и невестой бывает. – Румянец не могли уже скрыть даже недостатки освещения. – Женька совершенно оробел и никак не мог найти приличную формулировку для своего вопроса.

  – То есть ты думаешь, что такой благородный кавалер как твой любимый шеф, без официального признания в любви, без штампа в паспорте мог покуситься на девичью непорочность? Как ты низок, скаутенышь. Невероятно. Невозможно. Возмутительно. Как тебе это в голову твою садовую пришло.

  – Вот, вот, об этом то я и говорю. – Разочаровавшийся в девочках подросток уже пылал как лесной пожар, – Я, понимаешь, не капуста огородная, в отличие от некоторых, я ведь все видел. В «шкафе» спрятался еще с утра. Представь себе. Все уже спят, тишина. Резная, антресольная дверь огромного, четырех дверного, под потолок шкафа, отворяется, словно сама собой, и из отворившегося пространства появляется, едва живая, скрюченная от испытанных переживаний, фигура. Почти шесть часов просидел. Ух как потом все тело болело. Еле вылез, но оно того стоило. Я теперь твой почитатель. Ты такая обворожительно красивая и грациозная.

  – То есть ты видел, как я неистово сопротивлялась откровенным приставаниям, но вынуждена была уступить грубому напору и сдаться. – Даже крохотные стыдливые слезинки блеснули в уголках прекрасных глаз. – Разрушил безжалостный завоеватель обитель невинности. Пала крепость и выкинула белый флаг. – Артистка сама восхитилась только что придуманной сценой, ничуть не смущаясь, что рассказывает очевидцу. – Защити меня мой доблестный рыцарь. – Решившая, что уже усыпила бдительность маленького негодяя, она безуспешно попыталась схватиться за такое притягательное ухо.

  – Как решилась ты, пособница сионизма планировать, ущип юного пионера за нежную часть тела. Значит поперек горла тебе настоящая пролетарская правда, принцесса балета. Не заткнуть тебе, Валька, голос трудового народа. Это Паша выкинул белый флаг, а ты, скорее, красный. Да и не пел он ничего. – Справившийся со смущением, и вовремя отшатнувшийся Женька, показал язык. Ты мне, вообще, за утраченные иллюзии, еще две порции мороженного должна.

  – Похоже общение с беспринципным шефом плохо повлияло на тебя, летописец-созерцатель. – Вальке было весело. Она хотела было смутиться, но как-то не вышло, и она захохотала. Веселье словно надавив на ее нежные щечки сделало на них чудесные волнующие сердце кавалеров и поэтов ямочки, увидев которые, осмелевший юный натуралист решился на нескромный вопрос.

  – Валь, а это правда, что и девчонкам приятно? У тебя там такое лицо было? – Не удержался от вопроса, уже переступивший границы приличий мальчишка. – Вы теперь поженитесь? Шатов Ингу то, наверное, позабудет.