Текст книги "Тайна постоялого двора «Нью-Инн»"

Автор книги: Р. Остин Фримен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Глава X. Охота на охотника

Омнибус в те времена был неторопливым транспортом. Его обычный темп был довольно вялой рысью, а на заполненных людьми улицах скорость еще больше снижалась из-за частых остановок. Помня об этом, я изредка оглядывался назад, когда мы трусцой двигались на север, но вскоре мое внимание начало блуждать от довольно отдаленной возможности погони, к ходу наших попыток обнаружить хоть какую-нибудь информацию, способную помочь в деле.

Нетрудно было заметить, что Торндайк был очень доволен результатами поисков, но за исключением письма, которое открыло новый путь расследования и возможной идентификации преступников, я не мог понять, чем найденные нами мелочи порадовали Торндайка. Например, очки. Почти наверняка их носил мистер Грейвс. Но что дальше? Было крайне маловероятно, что нам удастся обнаружить изготовителя очков, а еще невероятнее, что он сможет дать нам какую-либо полезную информацию. Изготовители очков обычно не поддерживают со своими клиентами доверительных отношений.

Что касается других предметов, тростниковые палочки, очевидно, имели какое-то применение, о котором знал Торндайк, и, судя по всему, давали какую-то информацию о Вайсе, Грейвсе или миссис Шаллибаум. Но я никогда раньше не видел ничего подобного, и они мне тоже ничего не могли мне дать. Бутылочка, которая показалась Торндайку такой значительной, мне казалась абсолютно бесполезной в расследовании. Она, правда, указывала на то, что кто-то из членов семьи может быть связан со сценой, но не давала никакого намека на то, кто именно. Определенно, это был не мистер Вайс, чья внешность была настолько далека от актерской, насколько это вообще можно себе представить. Во всяком случае, Торндайк явно не собирался обращаться к мистеру Фоксу, чтобы наводить какие-то справки. Что-то очень настойчиво подсказывало мне, что тут дело совсем в другом.

Эти размышления занимали меня до тех пор, пока омнибус, прогрохотав по Лондонскому мосту и по улице Короля Уильяма, не влился в сходящиеся потоки транспорта у Мэншн-Хаус. Здесь я сошел и пересел в омнибус, направлявшийся в Кенсингтон. На нем я отправился на запад, глядя на многолюдные улицы и коротая время за предвкушением весьма приятного дня. Я размышлял также и о том, что моя новая работа с Торндайком даст мне основания для вступления в определённые и весьма привлекательные семейные отношения.

Невозможно сказать, и не стоит раздумывать, что могло бы случиться при других обстоятельствах, но в действительности мое путешествие закончилось разочарованием. Я, горя энтузиазмом, прибыл в знакомый дом на Эндсли-Гарденс, только для того, чтобы милейшая горничная сообщила мне, что никого нет. Миссис Хорнби уехала в деревню и вернется только к вечеру, и – самое главное для меня – что ее племянница мисс Джульет Гибсон сопровождает ее.

Человек, пришедший на обед, не объявивший заранее о своих намерениях и не выяснивший предварительно намерения своих друзей, не имеет права роптать на судьбу, застав пустой дом. Так философски размышлял я, шагая обратно от дома в глубоком недовольстве, требуя от Вселенной ответа, почему миссис Хорнби должна была непременно выбрать мой первый свободный день для деревенских прогулок, и прежде всего, почему она должна была увезти прекрасную Джульет. Это было венцом несчастья (ведь отсутствие старшей леди я перенёс бы с похвальной стойкостью), но поскольку я не мог немедленно вернуться в Темпл, мне пришлось какое-то время слоняться без дела.

Инстинкт, который просыпается обычно в час дня, побудил меня направиться в сторону Бромптон-Роуд и, в конце концов, усадил за столик в большом ресторане, явно ориентированном на дам, прибывавших в этот район для занятий женским спортом – хождения по магазинам. Здесь, в ожидании обеда, я сидел, просматривая утреннюю газету и размышляя, чем бы мне заняться в остаток дня. Тут мой взгляд случайно зацепился за объявление о представлении в театре на Слоун-Сквер. Я давно не был в театре, да и пьеса – легкая комедия – вполне соответствовала моему невзыскательному вкусу, поэтому я решил посвятить оставшееся время возобновлению знакомства с Мельпоменой[40]40
  В древнегреческой мифологии – муза театра.


[Закрыть]. Закончив с обедом, я пошел по Бромптон-Роуд, сел в омнибус и вскоре оказался у дверей театра. Через несколько минут я обнаружил, что занимаю отличное место во втором ряду партера, забыв как о своем недавнем разочаровании, так и о предостережениях Торндайка.

Я не восторженный зритель. Я ничего не требую от театра, кроме скромной функции развлечения. Я хожу в театр не для того, чтобы меня чему-то научили или дали урок морали. Меня легко удовлетворить. Простая пьеса, отвечающая моему примитивному вкусу, приносит мне массу удовольствия. Поэтому, когда опустился занавес, и зрители стали покидать зал, я подхватил свою шляпу и присоединился к ним с чувством, что провел очень приятный день.

Выйдя из театра, уносимый уходящим людским потоком, я вскоре оказался напротив чайной. Инстинкт, на этот раз пятичасовой инстинкт, направил меня внутрь. Мы – рабы своих привычек, особенно привычки к пятичасовому чаю. Незанятый столик, к которому я подошел, находился в тёмном уголке недалеко от кассы. Я просидел не больше минуты, как мимо меня прошла дама, направляющаяся к дальнему столику. Мельком взглянув на нее – она проходила за моей спиной – я заметил, что она одета в черное, на ней была вуаль и шляпка, расшитые бисером. В дополнение к стакану молока и булочке в ее руках, она еще несла зонтик и маленькую корзинку, очевидно, с рукоделием. Должен признаться, что в тот момент я уделил ей очень мало внимания, будучи занят тревожными размышлениями о том, сколько времени пройдет, прежде чем официантка обратит на меня внимание.

Через три минуты с четвертью – я засёк время – анемичная молодая женщина подошла к столику и окинула меня угрюмым вопросительным взглядом, как бы безмолвно спрашивая, какого дьявола я хочу. Я смиренно попросил, чтобы мне принесли чайник с чаем, после чего она повернулась на каблуке, который был изрядно изношен с изнаночной стороны, и доложила о моём поведении женщине за мраморным прилавком.

Похоже, что дама за стойкой отнеслась к моему желанию снисходительно, потому что менее чем через четыре минуты официантка вернулась и мрачно поставила на стол передо мной заварочный чайник, кувшин молока, чашку с блюдцем и кувшин с горячей водой. Затем она снова удалилась с обиженным выражением на лице.

Я только перемешал чай в чайнике и уже собирался налить первую чашку, как почувствовал, что что-то слегка ударилось о мой стул и упало. Быстро повернувшись, я увидел, что дама, которую видел несколько минут назад входящей, стояла прямо за моим стулом. Закончив свою скромную трапезу, она уже собиралась уходить, как уронила маленькую корзинку, содержимое которой высыпалось на пол.

Каждый, наверное, замечал, с какой дьявольской ловкостью движется предмет, когда его роняют, и с каким коварством он закатывается в самые труднодоступные места. Это был один из таких случаев. В корзинке были материалы для восточной вышивки бисером, каждая бусинка из которых молниеносно, словно одержимая дьяволом, оказавшись на полу, помчалась подальше от своих собратьев, улетая в самый отдаленный и неприступный угол.

Поскольку я был единственным мужчиной поблизости, обязанность спасателя легла на меня. Я встал на колени, забыв про почти новые брюки, стал рыться под столами, стульями и креслами в поисках разбросанных сокровищ. Клубок толстых ниток, скорее похожих на бечёвку, я извлек из-под темной и грязной подставки, после короткого общения с ее острым углом, а множество бусин мне пришлось выискивать по всему залу. В конце концов, я выполз на четвереньках с двумя горстями сокровищ в руках и очень ярким впечатлением от твёрдости чугунной ножки стола по сравнению с человеческим черепом.

Владелица найденного имущества была очень огорчена и взволнована происшествием и неприятностями, которые она мне доставила. Рука, державшая корзинку, в которую я высыпал собранное драгоценное барахло, заметно дрожала, а когда она пробормотала слова благодарности и извинения с очень легким иностранным акцентом, я заметил, что она очень бледна. Это было хорошо видно, несмотря на довольно тусклый свет в этой части магазина и бисерную вуаль, закрывавшую ее лицо. Кроме того, я увидел, что она была довольно запоминающейся женщиной с огромной копной жестких черных волос и очень широкими черными бровями, которые почти сходились над ее носом и поразительно контрастировали с мертвенной белизной кожи. Но, конечно, я не стал пристально разглядывать ее. Вернув ей ее собственность и получив слова признательности, я вернулся на свое место и предоставил женщине возможность идти своей дорогой.

Только я опять взялся за чайник, чтобы налить себе чая, как сделал довольно любопытное открытие. На дне чайной чашки лежал кусочек сахара. Для большинства людей это ничего бы не значило. Они решили бы, что положили его и забыли, и продолжили бы наливать чай. Но в то время я пил чай без сахара, следовательно, кусок был положен не мной. Предположив, что его небрежно бросила официантка, я вынул его и положил на стол, наполнил чашку, добавил молока и сделал пробный глоток, чтобы проверить температуру.

Чашка была еще у моих губ в тот момент, как я случайно взглянул в зеркало, стоявшее напротив моего столика. В нем отражалась та часть магазина, которая находилась позади меня, включая кассу, за которой сейчас стояла хозяйка корзины и расплачивалась. Между ней и мной была газовая люстра, которая бросала свет на мою спину, и хорошо освещала лицо дамы. Несмотря на ее вуаль, в отражении я мог видеть, что она пристально смотрит на меня, точнее, наблюдает за мной с очень странным выражением лица – ожидания, смешанного с тревогой. Но это было еще не все. Она смотрела на меня только правым глазом, левый смотрел в сторону ее плеча. Одним словом, у нее было расходящееся косоглазие.

Я опустил чашку с удивлением и внезапно вспыхнувшими подозрениями и тревогой. В моей голове молниеносно пронеслось воспоминание, что когда женщина разговаривала со мной несколько минут назад, оба ее глаза смотрели в мои без малейшего признака косоглазия. Мои мысли вернулись к куску сахара, к кувшину с молоком, и к порции уже выпитого чая. Едва понимая, что я задумал, я поднялся на ноги и обернулся к ней. Но, когда я встал, она схватила свою сдачу и выбежала из магазина. Через стеклянную дверь я увидел, как она вскочила на подножку проезжавшего мимо кэба и дала водителю какое-то указание. Мужчина пришпорил лошадь, и, когда я подошел к двери, кэб уже быстро удалялся в направлении Слоун-стрит.

Я заколебался. Я не оплатил свой счет и не мог выбежать из магазина без лишнего шума, а моя шляпа и трость все еще лежали на поручне возле стола. За женщиной следовало бы проследить, но у меня не было ни малейшего желания это делать. Если чай, который я выпил, был безобидным, то никакого вреда не будет и, в итоге, я избавился от преследователя. С моей точки зрения, инцидент был исчерпан. Я вернулся на свое место, взял кусок сахара и аккуратно положил его в карман. Моё желание выпить чаю было удовлетворено. Кроме того, вряд ли было разумно оставаться в чайной, пока какой-нибудь новый шпион не пришел присмотреть за мной. Поэтому я попросил свой счёт, оплатил его в кассе и удалился.

Сейчас у меня не оставалось сомнений – эта дама в черном следовала за мной из Кенсингтона и это была не кто иная, как миссис Шаллибаум. Действительно, обстоятельства сделали этот вывод неизбежным. Как только я заметил, что ее левый глаз смотрит в другую сторону, я сразу её узнал. Отдавая ей рассыпанное рукоделие, я лишь бегло взглянул на нее, и почувствовал нечто смутно знакомое, но тут же об этом забыл. А заметив характерное косоглазие, моя память сразу же ожила и все поставило на место. В том, что эта женщина была миссис Шаллибаум, я теперь не сомневался.

Тем не менее, вся эта история была очень загадочной. Что касается изменений во внешности женщины, то в этом не было ничего особенного. Черные волосы могли быть ее собственными или это мог быть парик. Брови можно накрасить, это достаточно простая процедура, которую еще больше упрощала расшитая бисером вуаль. Но как она вообще здесь оказалась? Как случилось, что она накрасилась именно так и именно в это время? И, самое главное, как у нее оказался кусок отравленного сахара? В том, что он отравлен, я почти не сомневался.

Я перебрал в памяти события этого дня, и чем больше я их обдумывал, тем менее понятными они казались. Насколько я мог судить, никто не следовал за омнибусом ни пешком, ни в экипаже. И я был очень внимателен не только в начале пути, но и довольно долго после этого. Тем не менее, все это время миссис Шаллибаум должна была следовать за мной. Но как? Если бы она знала, что я собираюсь ехать на омнибусе, она могла бы меня обогнать и войти в него раньше меня. Но она не могла этого знать, более того, пока омнибус приближался, на дороге никого не было. Я подумал, не могла ли она скрываться в доме и слышать, как я говорил Торндайку о своих планах? Но это не объясняло загадку, поскольку я не произнес никакого адреса, кроме слова «Кенсингтон». Правда, я упомянул имя миссис Хорнби, но предположение, что имя моих друзья могло быть известно миссис Шаллибаум или что она могла найти его в справочнике, было слишком маловероятным, чтобы его стоило обсуждать.

Если я и не пришел к удовлетворительному выводу, мои размышления имели один полезный эффект: они занимали все мои мысли, совершенно вытеснив собой воспоминания о злополучном глотке чая. Не то чтобы я испытывал серьезное беспокойство – количество, которое я выпил, было невелико. Чай оказался горячее, чем я ожидал. Тут я вспомнил, что вынув злополучный кусок сахара, я вытряхнул чашку, перевернув ее вверх дном, так что в ней не могло остаться никаких крошек. Кусок сахара теперь лежал у меня в кармане – для тщательного изучения на досуге. Я с легкой усмешкой подумал, что будет немного обидно, если окажется, что в нем нет ничего, кроме самого сахара.

Выйдя из чайной, я пошел по Слоун-стрит с намерением сделать то, что должен был бы сделать раньше. Я собирался убедиться, что ни один шпион не идет по моим следам. Если бы не моя нелепая самоуверенность, я мог бы легко сделать это прежде. Теперь же, наученный горьким опытом, я действовал с особой осторожностью. Было еще светло. Лампы в чайной были необходимы только из-за неудачной конструкции помещения и пасмурной погоды. На открытом пространстве я чувствовал себя увереннее, потому что мог видеть достаточно далеко. Дойдя до верхней части Слоун-стрит, я пересек Найтсбридж и, войдя в Гайд-Парк, направился к Серпантайну[41]41
  Небольшое искусственное озеро, расположенное в Гайд-Парке.


[Закрыть]. Пройдя вдоль восточного берега, я вышел на одну из длинных дорожек, ведущих к Мраморной арке[42]42
  Триумфальная арка, расположенная в Гайд-Парке.


[Закрыть], и зашагал по ней в таком темпе, что любому преследователю пришлось бы поторопиться, чтобы не упустить меня из виду. На половине пути через большой участок газона я на немного остановился и обратил внимание на нескольких человек, шедших в мою сторону, затем резко повернул налево и направился прямо к вратам Виктории. Не дойдя до них, я снова свернул за группу деревьев и, встав за стволом одного из них, осмотрел людей, двигавшихся по дорожке. Все они находились на значительном расстоянии, и никто из них не сворачивал в мою сторону.

Теперь я осторожно переходил от одного дерева к другому, пересёк рощу направляясь к югу, быстро перешёл мост через Серпентайн и, идя вдоль южного берега, вышел из парка у Эпсли-хауса[43]43
  Лондонская резиденция герцогов Веллингтонов, расположенная в юго-восточном углу Гайд-Парка.


[Закрыть]. Отсюда я в таком же быстром темпе пошел по Пикадилли, прорезая толпу с ловкостью, рожденной долгим знакомством с лондонскими улицами. Я пересек бурное движение на кольцевой, пронесся по Уиндмилл-стрит и начал зигзагами пробираться среди узких улочек и дворов Сохо[44]44
  Квартал с увеселительными заведениями.


[Закрыть]. Пройдя через Севен Дайалс и Друри Лэйн, многочисленные улочки и переулки, которые тогда заполняли район к югу от Линкольнс-Инн, я вышел на Стрэнд, который сразу же пересек и, в конце концов, вошел в Темпл около Суда Деверо.

Даже здесь я не ослабил мер предосторожности. От одного двора к другому я переходил быстро, задерживаясь в темных входах и неожиданных закутках, которые известны лишь местным жителям. На полпути вверх по лестнице я некоторое время постоял в тени, наблюдая за прохожими из окна на лестнице, и когда, наконец, убедился, что все меры предосторожности приняты, вставил ключ и вошел в нашу квартиру.

Торндайк был уже дома. Когда я вошел, он поднялся, чтобы поприветствовать меня с выражением явного облегчения.

– Я рад вас видеть, Джервис, – сказал он, – я очень беспокоился.

– Почему?

– По нескольким причинам. Одна из них заключается в том, что вы – единственная опасность, которая угрожает этим людям, насколько они знают. Другая же заключается в том, что мы совершили самую нелепую ошибку. Мы упустили из виду то, что должны были учесть прежде. Но как вы справились?

– Лучше, чем заслуживал. Эта женщина приклеилась ко мне как репей, по крайней мере, я так считаю.

– Я в этом не сомневаюсь. Нас застали врасплох, Джервис.

– Как?

– Об этом мы поговорим позже. Давайте сначала послушаем о ваших приключениях.

Я дал ему полный отчет о своих передвижениях с момента нашего расставания до прибытия домой, не упуская ничего, что мог бы вспомнить, восстановив свой чрезвычайно хитрый маршрут.

– Ваше отступление было мастерским, – заметил он с широкой улыбкой, – я думаю, что оно бы заставило провалить любую слежку. Жаль только, что оно было, скорее всего, напрасным. Ваш преследователь к тому времени уже скрылся. Но вы поступили мудро, приняв эти меры предосторожности, так как мистер Вайс мог последовать за вами.

– Но я думал, что он в Гамбурге?

– Думали? Для начинающего медика-юриста вы очень доверчивы. Конечно, мы не можем утверждать обратного, но то, что он указал Гамбург в качестве своего нынешнего местонахождения, заставляет думать, что он находится в другом месте. Я лишь надеюсь, что он не обнаружил вас, и, судя по вашему рассказу, полагаю, что вы стряхнули бы его с хвоста, даже если бы он начал следить за вами от чайной.

– Я тоже на это надеюсь. Но как этой женщине удалось так приклеиться ко мне? В чем была наша ошибка?

Торндайк мрачно рассмеялся.

– Это была совершенно нелепая ошибка, Джервис. Вы отправились вверх по Кеннингтон-Парк-Роуд на неторопливом, бегущем трусцой омнибусе, и ни вы, ни я не вспомнили, что находится под этой улицей.

– Внизу! Конечно! Какой же я идиот! – воскликнул я, совершенно озадаченный на мгновение. – Вы имеете в виду метро?

– Да. Это все объясняет. Госпожа Шаллибаум, должно быть, наблюдала за нами из какого-то магазина и тихонько пошла за нами по дорожке. Там было много женщин и несколько из них шли в нашу сторону. Ее нельзя было отличить от других, разве только вы бы узнали ее, что маловероятно, ведь на ней была вуаль и она держалась на достаточном расстоянии. По крайней мере, я так думаю.

– Конечно, не узнал бы, – согласился я. – Я видел ее только в полутемной комнате. В уличной одежде и с вуалью я не смог бы опознать ее без очень внимательного осмотра. Кроме того, она изменила внешность или использовала грим.

– Не тогда. Вряд ли она пришла бы замаскированной в свой собственный дом, ведь ее бы не узнали и не пустили. Я думаю, мы можем считать, что маскировки не было, хотя она, вероятно, надела бы шляпу и вуаль, что не позволило бы никому из нас отличить ее от других женщин на улице.

– И что, по-вашему, произошло дальше?

– Я думаю, что она просто прошла мимо нас, возможно, по другой стороне дороги, пока мы стояли в ожидании омнибуса, и свернула на Кеннингтон-Парк-Роуд. Вероятно, она догадалась, что мы ждем омнибус, и пошла по дороге в том направлении, в котором он ехал. Вскоре омнибус проехал мимо нее, а вы на виду у всех сидели наверху и бдительно смотрели по сторонам. Затем она немного ускорила шаг и через минуту-другую оказалась на станции Кеннингтон Южно-Лондонской линии метро. Еще через минуту или две она оказалась в одном из составов, проносящихся под улицей, по которой полз ваш омнибус. Женщина вышла на станции Боро или рискнула доехать до Монумента, но в любом случае она дождалась вашего омнибуса, и села в него. Полагаю, по дороге вы взяли нескольких пассажиров?

– О боже, да. Мы останавливались каждые две-три минуты, чтобы взять или высадить пассажиров, и большинство из них были женщины.

– Очень хорошо! Тогда мы можем считать, что когда вы добрались до Меншон-хауз, миссис Шаллибаум была одной из пассажирок внутреннего отделения омнибуса. Это была довольно странная ситуация, мне кажется.

– Да, черт бы ее побрал! Какими идиотами она, должно быть, нас считает!

– Без сомнения. И это единственный утешительный момент в этом деле. Она приняла нас за пару абсолютных профанов. Но продолжим. Конечно, она ехала в вашем омнибусе в Кенсингтон, а вам следовало бы зайти внутрь, чтобы вы могли видеть каждого входящего и рассмотреть пассажиров внутри. Миссис Шаллибаум последовала за вами до Эндсли Гарденс и, вероятно, отметила дом, в который вы зашли. Затем она проследила за вами до ресторана и, скорее всего, даже пообедала там.

– Вполне возможно, – сказал я, – там было два зала, и они были заполнены в основном женщинами.

– Потом она последовала за вами на Слоун-стрит, и, поскольку вы упорно ехали сверху на империале, она вполне могла занять место внутри омнибуса. Что касается театра, то она, должно быть, восприняла его как настоящий дар богов. Это было сделано вами для ее особого удобства.

– Почему?

– Мой дорогой друг! Подумайте. Миссис Шаллибаум нужно было только проследить за тем, что вы благополучно заняли свое место и вот вы уже в партере, оставлены до тех пор, пока не понадобитесь. Вы дали ей шанс сходить домой, приготовиться к своей роли, разработать план действий, возможно, с помощью мистера Вайса, взять всё необходимое и в известное время явиться за вами.

– Но это возможно только при наличии определенных условий, – возразил я, – например, если она живет недалеко от Слоун-Сквер. Иначе это было бы невозможно.

– Правильно. Именно так. Вы же не думаете, что она обычно ходит с кусками отравленного сахара в кармане? А если нет, то где-то она должна была взять этот кусок. История с бусинами предполагает тщательно подготовленный план, и, как я только что сказал, она вряд ли была в гриме, когда встретила нас на Кеннингтон-Лейн. Из всего этого следует, что ее нынешнее жилище находится неподалеку от Слоун-Сквер.

– Во всяком случае, – заметил я, – это был значительный риск. Я мог уйти из театра до того, как она вернулась.

– Да, – согласился Торндайк, – но женщины склонны к риску. Мужчина бы не стал рисковать вас потерять, когда уже взял на мушку. А она рискнула с метро и все получилось. Она решила, что вы останетесь в театре до ее прихода, и снова выиграла. Она прикинула вероятность того, что вы зайдёте выпить чаю, и ей удастся подбросить кусок сахара в чашку, пока вы ползали по полу, собирая бусины, и снова не прогадала. И только один раз её расчёт не оправдался – вы не пьете чай с сахаром.

– Многие сочли бы само собой разумеющимся, что сахар может лежать в чашке.

– Да. Наше объяснение полностью гипотетическое и может совершенно не соответствовать истине. Но все сходится, и если мы найдем в сахаре яд, будет разумно предположить, что мы правы. Сахар – это experimentum crucis[45]45
  Эксперимент, исход которого однозначно определяет, является ли конкретная теория или гипотеза верной.


[Закрыть]. Если вы передадите его мне, мы поднимемся в лабораторию и проведем пару предварительных тестов.

Я достал из кармана сахар и отдал его Торндайку. Он поднес его к газовой лампе, при свете которой, начал рассматривать его через лупу.

– Я не вижу на поверхности никаких посторонних кристаллов, – сказал он, – но нам лучше сделать раствор и провести обычное исследование. Если в нем содержится какой-либо яд, мы можем предположить, что это будет алкалоид[46]46
  Азотосодержащее соединение, щелочь, чаще растительного происхождения.


[Закрыть], хотя стоит проверить и на содержание мышьяка. Человек типа Вайса почти наверняка использовал бы алкалоид, из-за его меньшей массы и большей растворимости. Вы не должны были носить его в кармане. В юридическом смысле это серьезно снизит ценность улики. Предметы, которые подозреваются в содержании яда, должны быть тщательно изолированы от контакта с чем-либо, что может заставить усомниться в достоверности результата. Сейчас это не имеет большого значения, поскольку анализ проводится только для нашего собственного интереса. Но помните об этом в дальнейшем.

Поднявшись в лабораторию, Торндайк сразу же растворил сахар в дистиллированной воде, слегка её подогрев.

– Прежде чем добавлять кислоту, – объяснил он, – или вводить какие-либо новые вещества, мы предпримем простую меру – попробуем раствор на вкус. Сладость является отвлекающим фактором, но некоторые алкалоиды и большинство минеральных ядов, за исключением мышьяка, имеют очень характерный вкус.

Он обмакнул стеклянную палочку в теплый раствор и осторожно приложил ее к языку.

– Ха! – воскликнул он, тщательно вытирая рот носовым платком, – простые методы часто бывают очень информативными. Нет особых сомнений в составе этого сахара. Позвольте посоветовать моему ученому брату убедиться в его вкусе. Но будьте осторожны. Даже малая доза может дать сильный эффект.

Он взял со стеллажа свежий стержень и, обмакнув его в раствор, протянул мне. Я осторожно приложил его к кончику языка и сразу же почувствовал необычное покалывание, сопровождаемое чувством онемения.

– Ну, – сказал Торндайк, – что это?

– Аконит, – ответил я без колебаний.

– Да, – согласился он, – это аконит, или, скорее всего, аконитин[47]47
  Чрезвычайно токсичный алкалоид растений рода аконит (борец), нейротоксин.


[Закрыть]. Сейчас нет необходимости проводить полный анализ – его я проведу позднее. Вы отметили интенсивность вкуса и крепость раствора? Очевидно, что кусок сахара содержал очень большую дозу яда. Если бы сахар растворился в вашем чае, то количества, которое вы бы выпили за один глоток, хватило бы, чтобы отправить вас на тот свет за несколько минут. Этим объясняется стремление миссис Шаллибаум скорее покинуть помещение. Она видела, как вы пили из чашки, но полагаю, что она не заметила, как вы вынули сахар.

– Судя по выражению ее лица, она пропустила этот момент. Женщина была в ужасе. Она ещё не так закоренела в преступлениях, как её сообщник.

– К счастью для вас, Джервис. Если бы она так не нервничала, то сначала подождала бы, пока вы нальете чай, а уж затем незаметно подложила бы в него сахар или бросила бы его в кувшин с молоком. В любом случае вы получили бы ядовитую дозу, прежде чем заметили неладное.

– Они подходят друг другу, Торндайк, – воскликнул я, – похоже, человеческая жизнь для них стоит не больше, чем жизнь мухи или жука.

– Согласен. Они – типичные отравители худшего типа – умные, осторожные, изобретательные. Это постоянная угроза для общества. Пока они не пойманы, человеческие жизни находятся в опасности, и мы должны сделать так, чтобы они не оставались на свободе ни на одну лишнюю минуту. И это приводит нас к ещё одному выводу – что несколько дней вам лучше не выходить из дома.

– Чепуха, – запротестовал я, – я могу о себе позаботиться!

– Не буду с этим спорить, – сказал Торндайк, – хотя мог бы. Ваши показания – единственное доказательство, которое может осудить этих людей. Они это знают и не остановятся ни перед чем, чтобы от вас избавиться. Сейчас они уже знают, что план с отравленным чаем провалился. Хочу заметить, что ваша жизнь представляет некоторую ценность не только для вас, но и для еще одного человека, которого я мог бы упомянуть. Кроме этого, вы являетесь незаменимым инструментом для избавления общества от этих опасных паразитов. Если преступники смогут связать ваше имя и эту квартиру в Темпле, то они поймут, что их дело действительно серьёзно расследуется. Боюсь, что мистер Вайс, даже если еще и не покинул страну, то сделает это немедленно, а если покинул, то миссис Шаллибаум сразу же присоединится к нему, и мы никогда не сможем до них добраться. Вы должны оставаться дома, и вам лучше написать мисс Гибсон и попросить ее предупредить слуг, чтобы они никому о вас не рассказывали.

– И как долго, – спросил я, – меня будут держать в заключении?

– Думаю, недолго. У нас очень многообещающее начало. Если мне повезет, я смогу собрать все нужные мне улики примерно за неделю. Но во всем этом деле, как и в любом другом, есть элемент случайности, который не позволяет мне назвать дату. И вполне возможно, что я начал с ложного пути. Но это я смогу сказать вам через день или два.

– Полагаю, – добавил я мрачно, – что для меня охота окончена?

– Отнюдь, – ответил Торндайк, – у вас есть дело Блэкмора, которым вы должны заниматься. Я передам вам все документы и попрошу сделать упорядоченный перечень свидетельств. Тогда у вас будут все факты, и вы сможете сами разобраться в деле. Кроме того, я попрошу вас помочь Полтону в некоторых небольших операциях, которые призваны пролить свет на темные пятна этой истории и которые покажутся вам одновременно занимательными и поучительными.

– Может нам пригласить миссис Хорнби зайти к нам, чтобы выпить чаю в саду? – предложил я.

– И захватить с собой мисс Гибсон? – сухо добавил Торндайк. – Нет, Джервис, так не пойдет. Вы должны найти способ объяснить своим знакомым, что преступники ни в коем случае не должны узнать о том, где вы. Более чем вероятно, что миссис Шаллибаум взяла на заметку дом в Эндсли Гарденс, и поскольку это единственное место, которое она знает, она и мистер Вайс, если он в Англии, почти наверняка будут следить за домом. Если им удастся связать этот дом с нашим жильём, небольшое расследование покажет им истинное положение дел. Мы как можно дольше должны держать их в неведении. Мы и так уже слишком много показали. Это тяжело для вас, но ничего не поделаешь.

– Не думайте, что я жалуюсь, – воскликнул я, – если речь идет о деле, то так же готов идти на все, как и вы. Сначала я подумал, что вы просто заботитесь о безопасности моего бренного тела. Когда мне приступить к работе?

– Завтра утром. Я дам вам свои записи по делу Блэкмора, копии завещаний и показаний. Затем есть наши находки из «Нью-Инн», которые нужно просмотреть и обдумать. Не забудьте, у нас есть еще осколки очков, которые лучше попытаться склеить на случай, если нам придется предъявить их в качестве доказательства в суде. Это займет вас на день или два, вместе с некоторой работой по другим делам. А теперь давайте оставим профессиональные темы. Вы голодны, я тоже, и смею предположить, что Полтон приготовил что-то вроде ужина. Спустимся и посмотрим.

Мы спустились на нижний этаж, где предвкушения Торндайка оправдались. Нас ждал аккуратно сервированный стол и Полтон вносил последние штрихи.