Текст книги "Тайна постоялого двора «Нью-Инн»"

Автор книги: Р. Остин Фримен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

– Она так и осталась закрытой. Поскольку все его имущество досталось мне, я взял на себя право аренды. Я думал оставить её для собственного пользования, но сомневаюсь, что смогу жить там после того, что видел.

– Значит, вы её осматривали?

– Да, я недавно был там, в день дознания.

– Теперь скажите мне, когда вы осматривали эти комнаты, какое впечатление они произвели на вас в отношении привычек и образа жизни вашего дяди?

Стивен с извиняющейся улыбкой ответил:

– Боюсь, – сказал он, – что в этом отношении они не произвели на меня никакого особого впечатления. Я заглянул в гостиную, там стоят все его старые домашние вещи, а потом в спальне я увидел отпечаток на кровати, где лежало тело, и это вызвало у меня такое чувство ужаса, что я сразу же ушел.

– Но внешний вид комнат ничем не насторожил вас, не навел на определенные мысли? – настаивал Торндайк.

– Боюсь, что нет. Видите ли, у меня нет вашего аналитического взгляда. Но, может быть, вы захотите осмотреть их сами? Сейчас это мои комнаты.

– Думаю, это хорошая идея, – ответил Торндайк.

– Отлично, – обрадовался Стивен, – сейчас я дам вам свою карточку, а затем загляну к привратнику и скажу ему, чтобы он дал вам ключ, когда бы вы ни захотели осмотреть помещение.

Он достал из чемодана карточку и, написав на ней несколько строк, протянул ее Торндайку.

– Очень мило с вашей стороны, – продолжил он, – взять на себя столько хлопот. Как и мистер Марчмонт, я не ожидаю от ваших усилий никаких результатов, но все же очень благодарен вам за то, что вы так тщательно изучаете это дело. Полагаю, вы не видите никакой возможности оспорить завещание?

– В настоящее время, – ответил Торндайк, – нет. Но пока я не взвешу каждый факт, связанный с этим делом, независимо от того, будет ли он иметь значение или нет, я воздержусь от окончательных выводов.

Стивен Блэкмор удалился, а Торндайк, собрав бумаги со своими записями, аккуратно проколол пару дырочек на полях, сложил их и положил в карман.

– Это, – сказал он, – ядро данных, на котором будет основываться наше расследование. Очень боюсь, что оно не получит никаких существенных дополнений. Как вы думаете, Джервис?

– Дело выглядит настолько безнадежным, насколько это возможно, – произнес я.

– Вот и я так думаю, – сказал он, – по этой причине я больше обычного стремлюсь найти хоть какую-то зацепку. Я надеюсь на это не больше, чем Марчмонт, но прежде чем сдамся, я выжму всё из этого дела. А сейчас мне надо идти – я должен присутствовать на заседании совета директоров компании Гриффин Лайф.

– Мне пройтись с вами?

– Спасибо за предложение, Джервис, но я думаю, что пойду один. Я хочу просмотреть свои записи и рассортировать все в голове. Когда я это сделаю, то буду знать, с какой стороны начать действовать. Знания бесполезны, если только вы не впитаете их настолько, что сможете применить их в любой момент. Так что вам лучше взять книгу и трубку и провести тихий час у камина, пока я буду усваивать интеллектуальную пищу, которой мы только что насладились. Да и вы сами можете немного поразмышлять.

С этими словами Торндайк удалился, а я, следуя его совету, придвинул свой стул поближе к огню и набил трубку. Читать мне совсем не хотелось. Любопытная история, которую я только что услышал, и решимость Торндайка заняться ею, расположили меня к размышлениям. Кроме того, как подчиненный, я должен был заниматься его делами. Поэтому, раздув огонь и хорошенько раскурив трубку, я вновь предался мыслям о странностях дела с завещанием Джеффри Блэкмора.

Глава VII. Клинопись

Изумление, обычно сопровождающее Торндайка, особенно у адвокатов, объяснялось привычкой моего друга смотреть на события с необычной точки зрения. Он видел вещи не совсем так, как их видят другие люди. У него не было предрассудков, и он не знал условностей. Когда люди были уверены в себе, Торндайк сомневался. Когда они отчаивались, он питал надежды, и так получилось, что он часто брался за дела, которые с презрением отвергались опытными юристами, и, более того, с успехом их завершал.

Так было и в том единственном деле, в котором я ему помогал – известном, как «Дело об отпечатке большого пальца». Там мой друг столкнулся с видимостью невозможности. Но после тщательного анализа, Торндайк перевел его из категории невозможного в категорию возможного, затем из просто возможного в вероятное, а из вероятного в несомненное. И в итоге триумфально выиграл дело.

Я пытался представить, что Торндайк может сделать с нынешним делом? Он не отказался от него, хотя рассматривал эту возможность и, возможно, обдумывал ее в этот самый момент. В данном случае человек составил свое собственное завещание, возможно, сам его написал, добровольно принес его в определенное место и заверил в присутствии компетентных свидетелей. Не было никакого намека на принуждение или на влияние извне. Завещатель был признан вменяемым и полностью осознающим свои действия. Если завещание не соответствовало его желаниям, что, однако, не может быть доказано, значит ошибка вызвана его собственной небрежностью при составлении документа, а не какими-либо необычными обстоятельствами. И проблема, над которой, похоже, размышлял Торндайк, заключалась в том, как опротестовать завещание.

Я еще раз сопоставил все детали из прослушанных мною показаний, но, как ни крути, я не смог извлечь из них ничего, и вынужден был согласиться с оценкой мистера Марчмонта. Один момент вызывал во мне любопытство – почему Торндайк хочет осмотреть комнаты, где жил покойный Джеффри Блэкмор? Он, правда, не проявлял особого рвения, но я видел, что вопросы, которые мой друг задавал Стивену, были направлены на то, чтобы получить возможность увидеть квартиру своими глазами, а не просто с целью получить информацию.

Я все еще размышлял на эту тему, как мой коллега вернулся, сопровождаемый бдительным Полтоном с чайным подносом, и я сразу же набросился на него.

– Торндайк, – сказал я, – пока вы прохлаждались, я думал о деле Блэкмора.

– И я могу считать, что проблема решена?

– Нет, я застрял. Я ничего не могу придумать.

– Тогда вы в таком же положении, что и я.

– Но если вы ничего не можете сделать, зачем взялись за это завещание?

– Я взялся только для того, чтобы поразмышлять, – ответил Торндайк, – я никогда не отвергаю дело сразу, если оно не является явно сомнительным. Удивительно, как снижаются трудности и даже исчезают невозможности, стоит только внимательно к ним присмотреться. Опыт научил меня, что как минимум стоит обдумать даже самый маловероятный вариант.

– Кстати, почему вы хотите осмотреть жильё Джеффри? Что вы ожидаете там найти?

– У меня вообще нет никаких ожиданий. Я просто ищу случайные факты.

– А все те вопросы, которые вы задавали Стивену Блэкмору? У вас не было никакой определенной цели?

– Никакой, я просто хотел получить как можно больше информации об этом деле.

– Но, – воскликнул я, – вы хотите сказать, что обследовать комнаты собираетесь тоже просто так?

– Я бы так не сказал, – ответил Торндайк, – это юридическое дело, но позвольте мне привести аналогичный случай из медицинской практики, который, в силу вашей профессии, вам будет проще понять. Предположим, что к вам обратился человек, скажем, по поводу прогрессирующей потери веса. Он не может дать никаких объяснений. У него нет ни боли, ни дискомфорта, ни каких-либо других симптомов. В общем, он чувствует себя прекрасно во всех отношениях, но постоянно теряет вес. Что бы вы сделали?

– Я бы тщательно его обследовал, – ответил я.

– Почему? Что бы вы ожидали найти?

– Я не знаю, что конкретно я бы искал, но в этом случае стоит проверить орган за органом и функцию за функцией, и если бы я не нашел никаких отклонений, только тогда я бы мог сказать, что сдаюсь.

– Именно, – подтвердил Торндайк, – это как раз моя позиция и моя линия действий. Вот случай, который является совершенно обычным и простым, за исключением одного аспекта. В нем есть одна аномальная особенность. И эту аномалию нечем объяснить. Джеффри Блэкмор составил завещание. Это был правильно составленный документ и он, очевидно, полностью соответствовал его намерениям. Затем он отменил его и составил другое завещание. Никаких изменений в обстоятельствах или намерениях не произошло. Положения нового завещания, по его мнению, были идентичны старому. Новый документ отличался только тем, что имел дефект в составлении, о котором покойный, должно быть, не знал. Почему же он отменил первое завещание и заменил его другим, которое, по его мнению, было идентичным? На этот вопрос нет ответа. Это аномальная особенность дела. Должно же быть какое-то объяснение этой ненормальности и мое дело найти его. Но факты, которыми я располагаю, объяснения не дают. Поэтому моя цель – поиск новых сведений, которые станут отправной точкой для расследования.

Этот вариант ведения дела, каким бы разумным он ни был, не показался мне достаточно убедительным. Я снова вернулся к позиции Марчмонта, утверждавшего, что в действительности ничего спорного нет. Но наше внимание тем временем заняли другие вопросы, и только после ужина мой коллега вновь вернулся к этой теме.

– Как вы смотрите на то, чтобы проехаться сегодня вечером до «Нью-Инн»? – поинтересовался он.

– Думаю, – заметил я, – лучше поехать днем. В этих старых домах обычно не самое лучшее освещение.

– Это вы правильно отметили, – сказал Торндайк, – нам лучше взять с собой лампу. Давайте поднимемся в лабораторию и возьмем одну у Полтона.

– В этом нет необходимости. Карманный фонарь, который вы мне одолжили, у меня в пальто. Я положил его туда, чтобы вернуть вам.

– Вам удалось им воспользоваться? – спросил Торндайк.

– Да. Я нанес еще один визит в тот таинственный дом и осуществил ваш план. Но расскажу об этом позже.

– Непременно. Мне будет очень интересно узнать о ваших приключениях. В фонаре ещё осталось немного свечи?

– О да. Я использовал ее всего около часа.

– Тогда пойдемте.

Мы отправились в путь. По дороге я еще раз задумался над видимой бесцельностью наших действий. Вскоре я вернулся к этой теме.

– Не могу себе представить, – начал я, – что вы отправились в это место без какой-либо определенной цели.

– Я так не говорил, – произнес Торндайк, – а сказал, что не собираюсь искать что-то конкретное. Я еду в надежде, что смогу заметить нечто такое, что даст повод к новым догадкам. Но это еще не все. Вы знаете, что расследование следует определенному логическому курсу. Оно начинается с наблюдения за бросающимися в глаза фактами. Мы это сделали. Факты были предоставлены Марчмонтом. Следующий этап – предложить самому себе одно или несколько предварительных объяснений или гипотез. Мы тоже это сделали, по крайней мере, я сделал, и, полагаю, вы тоже.

– Нет, – сказал я. – Есть завещание покойного Джеффри, но почему он внес изменения, я не могу себе представить, но хотел бы услышать ваши предварительные версии этого.

– Пока нет версий, только догадки. Но вот вам вопрос, что мы будем делать дальше?

– Поедем в «Нью-Инн», чтобы перевернуть вверх дном апартаменты покойного джентльмена.

Торндайк с улыбкой проигнорировал мой ответ и продолжил:

– Мы рассмотрим догадки одну за другой, – продолжил он, – и увидим, что следует из каждой. Согласуется ли она со всеми фактами и ведет ли к открытию новых, или абсолютно не укладывается в один ряд с другими деталями и ведет нас к абсурду. Возьмем простой пример:

Предположим, мы находим на поле несколько больших булыжников, которые совершенно отличаются от камней, встречающихся поблизости. Возникает вопрос, как эти камни попали на поле? Предлагается три объяснения. Первое: они являются продуктами вулканической деятельности. Второе: они были принесены издалека человеком. Третье: они приплыли сюда на айсбергах из какой-то далекой страны. Каждое из этих объяснений влечет за собой определенные последствия. Если камни вулканические, значит, когда-то они были оплавлены. Но мы видим, что это известняк, содержащий окаменелости. Значит, булыжники не вулканические. Если они были принесены айсбергами, значит, когда-то они были частью ледника, и на некоторых из них, вероятно, есть плоские части с характерными параллельными царапинами, которые встречаются на подобных камнях. После исследования, обнаружив царапины, мы находим подтверждение нашей гипотезы. Значит, скорее всего, они были частью айсберга. Но это не исключает и участия человека, так как камни могли быть доставлены на это поле кем-то, кто просто привез их из местности, где ранее был ледник. Таким образом, возникает необходимость дальнейшего сравнения с другими фактами и деталями.

Так мы поступим и в случае с завещанием. На известных нам фактах мы строим определенную версию. На основании каждой версии делаем выводы. И если эти выводы согласуются с новыми фактами, они подтверждают теорию, а если не согласуются, то опровергают ее. Но вот мы и добрались.

Мы свернули с Уайч-стрит в арочный проход, ведущий в «Нью-Инн», и, остановившись у полуоткрытой двери домика, увидели, что над огнем склонился дородный мужчина с багровым лицом. Он сильно кашлял, подняв руку, давая понять, что ему не до нас. Мы подождали, пока его болезненный приступ пройдет. В конце концов, он повернулся к нам, вытирая глаза, и спросил, что привело нас сюда.

– Мистер Стивен Блэкмор, – ответил Торндайк, – дал мне разрешение осмотреть его покои. Он сказал, что предупредит вас.

– Так и есть, сэр, – сказал портье, – но он только что сам взял ключ. Квартира на дальней стороне, дом номер тридцать один, третий этаж.

Мы прошли к указанному дому. Самый нижний этаж занимала контора адвоката, о чем гласила большая латунная табличка. Хотя уже давно стемнело, внизу на лестнице не было света, но на площадке второго этажа мы встретили человека, который только что зажег там лампу. Торндайк остановился, чтобы обратиться к нему.

– Вы не знаете, кто занимает покои на верхнем этаже?

– Они пустуют уже около трех месяцев.

– Мы собираемся подняться, чтобы посмотреть комнаты на третьем этаже, – сказал Торндайк, – там обычно тихо?

– Тихо! – воскликнул мужчина. – Благослови вас Господь, это место похоже на кладбище для глухонемых. На первом этаже – солиситоры, на втором – архитекторы. Они уходят около шести вечера, и дом остается абсолютно пустым. Неудивительно, что бедный мистер Блэкмор сам себя выселил. Живя в одиночестве, он, должно быть, чувствовал себя как Робинзон Крузо без Пятницы и даже без козы, с которой можно поговорить. Тишина! Там достаточно тихо, если вы ищете покоя. Но мне такое не подходит.

Презрительно покачав головой, он повернулся и удалился, а мы, когда эхо его шагов стихло, возобновили подъем.

– Выходит, – прокомментировал Торндайк, – когда Джеффри Блэкмор вернулся домой в тот последний вечер, дом был пуст.

Добравшись до третьего этажа, мы столкнулись с массивной на вид дверью, на которой белым шрифтом было написано имя покойного, надпись все еще выглядела новой и свежей. Торндайк постучал в дверь, которую тут же открыл Стивен Блэкмор.

– Я, видите ли, не терял времени даром, и решил воспользоваться вашим разрешением, – сказал мой коллега, когда мы вошли.

– В самом деле, – заметил Стивен, – вы быстро взялись за дело. Мне интересно, какую информацию вы рассчитываете получить в результате осмотра этих комнат.

Торндайк искренне улыбнулся, забавляясь, без сомнения, сходством моих замечаний, которые он так недавно критиковал, с замечаниями Стивена.

– Люди науки, мистер Блэкмор, – сказал он, – ничего не ожидают. Они собирают факты и сохраняют непредвзятость. Что касается меня, то я всего лишь юридический Автолик[34]34
  Персонаж древнегреческой мифологии, выдающийся хитрец.


[Закрыть], коллекционирующий неучтенные мелкие детали. Когда они накапливаются, я их сортирую, упорядочиваю, сравниваю и обдумываю. Иногда новый материал даёт пищу для сравнения, иногда – нет. В любом случае, поверьте мне, это большая ошибка – решать заранее, что именно надо искать.

– Да, я полагаю, что вы правы, – почти согласился Стивен, – хотя, на мой взгляд, мистер Марчмонт прав – искать здесь что-то практически бесполезно.

– Вы должны были подумать об этом, прежде чем обращаться за помощью ко мне, – рассмеялся Торндайк. – Как бы то ни было, мне нужно разобраться в этом деле, и я это сделаю, сохраняя непредвзятость, пока не получу все факты в свое распоряжение.

Он оглядел гостиную, в которую мы вошли.

– Это прекрасные, достойные старинные комнаты, – продолжил он, – поистине грешно было покрывать краской все эти дубовые панели, карниз и каминную полку. Представьте, как это смотрелось раньше, пока резьба не была закрашена.

– Думаю, было очень темно, – заметил Стивен.

– Да, – согласился Торндайк, – и я полагаю, что мы больше наших предков заботимся о свете и меньше о красоте. Но теперь, оглядывая эти комнаты, скажите мне производят ли они на вас такое же впечатление, как прежнее жилище вашего дяди? Общий стиль, характер?

– Не совсем, я думаю. Конечно, комнаты на Джермин-стрит находились в доме другого типа, но помимо этого, я чувствую определенную разницу, что довольно странно, учитывая, что мебель та же самая. Но старые комнаты были более уютными, более домашними. В облике этих покоев я нахожу что-то голое и тоскливое, почти убогое.

– Именно это я и ожидал, – сказал Торндайк, – привычка к опиуму сильно меняет характер человека. Каким-то образом, помимо простой обстановки, комната отчетливо отражает личность ее обитателя, особенно если он ведет уединенный образ жизни. Видите ли вы какие-нибудь следы занятий вашего дяди?

– Почти нет, – ответил Стивен, – но может быть здесь все не так, как он оставил. Я нашел одну или две его книги на столе и поставил их обратно на полки, но не нашел ни одной рукописи или заметок, которые он обычно делал. Я также обратил внимание, что его чернильница, которую он обычно держал в такой тщательной чистоте, покрыта засохшими пятнами, а китайская палочка для чернил вся потрескалась на конце, как будто он не пользовался ею много месяцев. Это указывает на большие изменения в его привычках.

– Для чего он использовал китайские чернила? – поинтересовался Торндайк.

– Он переписывался с несколькими друзьями из Японии и писал японскими иероглифами, даже если они понимали по-английски. Он также копировал надписи с этих штуковин.

Тут Стивен поднял с каминной полки то, что выглядело как окаменевший батон хлеба, но на самом деле было глиняной табличкой, покрытой мелкими вдавленными письменами.

– Значит, ваш дядя умел читать клинопись?

– Да! Он был своего рода экспертом. Эти таблички, я полагаю, представляют собой договоры аренды и юридические документы из Эриду[35]35
  Один из древнейших городов мира.


[Закрыть] и других вавилонских городов. Он копировал надписи клинописью, а затем переводил их на английский. К сожалению, мне нужно уходить, так как на этот вечер у меня назначена встреча. Я зашел, чтобы взять эти два тома книги «История Вавилона», которую мой дядя когда-то советовал мне прочитать. Вам оставить ключ? Возьмите. Когда будете уходить, просто отдайте ключ привратнику.

Он пожал нам руки, мы проводили его до лестничной площадки, наблюдая, как он бежит вниз по ступенькам. Взглянув на Торндайка при свете газовой лампы, я заметил на его бесстрастном лице почти незаметное выражение, о котором я уже упоминал – оно говорило о чувстве удовлетворения.

– Вы выглядите вполне довольным собой, – заметил я.

– Автолик подобрал несколько крошек, – спокойно ответил он, – очень маленьких, но все же крошек. Несомненно, его ученый помощник тоже что-то заметил?

Я покачал головой, заподозрив, что упустил что-то важное, как пустоголовый болван.

– Не уловил ничего хоть сколько-нибудь существенного из того, что рассказывал вам Стивен, – признался я. – Все это было очень интересно, но, похоже, не имело никакого отношения к завещанию его дяди.

– Я имел в виду не только то, что рассказал нам Стивен, хотя это было, как вы говорите, очень интересно. Пока он говорил, я осматривал комнату и увидел очень странную вещь. Позвольте показать ее вам.

Он взял меня под локоть и провел обратно в гостиную, остановившись напротив камина.

– Вот, – сказал он, – посмотрите на этот примечательный предмет.

Я проследил за направлением его взгляда и увидел продолговатую рамку, в которую была заключена большая фотография с надписями из странных каббалистических клинообразных символов. Несколько секунд я их молча рассматривал, после чего заметил:

– В данных обстоятельствах я не вижу в этом ничего примечательного. В нормальной комнате – да, но Стивен только что сказал нам, что его дядя был своего рода экспертом в клинописи.

– Именно, – сказал Торндайк, – с моей точки зрения, это и делает эту фотографию такой примечательной.

– Не совсем понимаю, – удивился я. – То, что человек повесил у себя на стене понятные ему письмена, не кажется мне чем-то из ряда вон выходящим. Было бы гораздо более необычно, если бы он повесил письмена, которые не смог бы прочитать.

– Несомненно. Согласитесь со мной, что было бы еще более необычно, если бы человек повесил у себя на стене надпись, которую он может прочитать, но повесил бы её вверх ногами.

Я уставился на Торндайка в изумлении.

– Вы хотите сказать, – воскликнул я, – что эта фотография перевернута?

– Да, это действительно так.

– Но откуда вы знаете? Неужели у нас здесь завёлся еще один ученый-востоковед?

Торндайк хихикнул.

– Какой-то глупец, – ответил он, – сказал, что «недостаток знаний – опасная вещь». По сравнению с большими знаниями, возможно, это так. Но это гораздо лучше, чем отсутствие знаний вообще. Вот вам пример. Я с большим интересом читал замечательную историю расшифровки клинописи, и мне вспомнились один или два момента, которые показались мне достойными запоминания. Эта конкретная надпись сделана персидской клинописью – гораздо более простой формой письма, чем вавилонская или ассирийская, и я думаю, что это знаменитая надпись на воротах в Персеполисе[36]36
  Древнеперсидский город на юго-западе Ирана, возникший в VI–V веках до н.э.


[Закрыть]. Она была расшифрована первой, что и объясняет ее присутствие здесь в рамке. Как вы видите, эта надпись состоит из двух видов знаков: маленьких остроконечных символов, которые называются клиньями, и больших знаков, похожих на широкие наконечники стрел. Текст читается слева направо, в отличие от письменности семитских народов и древних греков. Ориентация символов такова, что все «клинья» должны быть направлены вправо или вниз, а наконечники стрел открыты только вправо. Но если вы посмотрите на эту фотографию, то увидите, что все наоборот. Очевидно, что фотография перевернута.

– Но, – воскликнул я, – тогда это действительно странно. Как это можно объяснить?

– Думаю, – ответил Торндайк, – что мы сможем получить ответ, взглянув на обратную сторону фотографии.

Он снял рамку с двух гвоздей, на которых она висела, и, повернув ее, посмотрел на обратную сторону, которую затем представил мне для осмотра. На бумажной подложке была наклеена этикетка с надписью: «Дж. Бадж, изготовитель рам и позолотчик, 16, Гейт-Энн стрит, Западно-Центральный почтовый округ Лондона».

– Ну? – спросил я, прочитав этикетку и не почерпнув из нее ничего нового.

– Этикетка, как вы заметили, расположена правильно, то есть, относительно положения на стене.

– Так и есть, – поспешно ответил я, немного раздосадованный тем, что не смог сразу заметить столь очевидную вещь. – Я понял вашу мысль. Вы хотите сказать, что мастер повесил фотографию вверх ногами, а Джеффри не заметил ошибки?

– Это вполне разумное объяснение, – сказал Торндайк. – Но я думаю, что есть еще кое-что. Вы заметили, что этикетка старая, судя по ее выцветшему виду. Ей уже несколько лет, тогда как петли кажутся мне сравнительно новыми. Но мы скоро проверим это, потому что этикетка, очевидно, была приклеена, когда рама была новой, и если петли были прикручены в то же время, то дерево под ними будет светлым.

Он достал из кармана швейцарский нож, содержащий среди прочих инструментов и отвертку. С ее помощью Торндайк осторожно извлек винты с крепления одной из маленьких латунных петель, на которых висела рамка.

– Видите, – произнес Торндайк, сняв петлю и поднеся фотографию к газовой лампе, – дерево под петлей такое же темное и состаренное временем, как и остальная часть рамы. Значит, петли были прикручены недавно.

– И какой вывод из этого мы должны сделать?

– Ну, поскольку на раме нет других следов, мы можем с уверенностью заключить, что фотографию не вешали на стену, пока она не попала в эти комнаты.

– Да, я полагаю, это так. Но что тогда? К какому выводу это приводит?

Торндайк задумался на несколько мгновений.

– Очевидно, что вам эта фотография говорит о большем, чем мне, – продолжил я, – хотелось бы услышать ваше объяснение, что все это может значить в нашем деле.

– Имеет ли она реальное отношение к делу, – ответил Торндайк, – я пока не могу сказать. Я выдвинул для себя несколько гипотез, объясняющих странности в завещании Джеффри Блэкмора. Могу сказать, что странно висящая фотография подходит к нескольким из них. Я не стану говорить больше, так как считаю, что вам будет полезно поработать над этим делом самостоятельно. У вас есть все факты, которые есть у меня, и у вас будет копия моей записи рассказа Марчмонта. С этим материалом вы должны быть в состоянии прийти к какому-то заключению. Скорее всего, никто из нас не сможет найти никаких зацепок, ведь дело пока что не выглядит обнадеживающим. В любом случае, мы можем сравнить записи после окончания всей этой истории, и вы обогатите свой опыт настоящим расследованием. Но я начну с одного намека, который заключается в следующем: ни вы, ни Марчмонт, похоже, ни в малейшей степени не осознаете необычность фактов, которые он нам сообщил.

– Мне казалось, что Марчмонт вполне осознает, что это было очень странное завещание.

– Так оно и есть, – согласился Торндайк, – но это не совсем то, что я имею в виду. Вся совокупность обстоятельств, взятых вместе и в связи друг с другом, произвела на меня большое впечатление, именно поэтому я уделяю столько внимания тому, что на первый взгляд кажется таким бесперспективным делом. Перепишите мои записи, Джервис, и критически изучите факты. Думаю, вы поймете, что я имею в виду. А теперь давайте продолжим.

Он вернул на место латунную петлю и, снова вставив винты, повесил фотографию на стену. Затем Торндайк начал медленно обходить комнату, время от времени останавливаясь, чтобы осмотреть японские цветные гравюры и обрамленные фотографии зданий и других археологических объектов, которые были единственной попыткой украсить стены. На одну из них он обратил мое внимание.

– Эти картины представляют определенную ценность, – заметил он. – Вот одна из них, написанная мастером Утамаро[37]37
  Китагава Утамаро (1753-1806) – известный японский художник, один из крупнейших мастеров укиё-э.


[Закрыть]. А вот этот маленький кружок с отметкой над ним – его подпись. Заметьте, бумага начала покрываться пятнами плесени. Это может привести к нескольким выводам.

Я, соответственно, сделал мысленную пометку и продолжил осмотр.

– Вы заметили, что Джеффри использовал газовую плиту вместо угольной. Он делал это для экономии времени и сил, но, возможно, и по другим причинам. Наверное, он и готовил на газе, давайте посмотрим.

Мы зашли в маленькую кухню, больше похожую на кладовку, и огляделись. В ней стояли лишь плита с одной конфоркой на полке, чайник, сковорода и несколько предметов посуды. Очевидно, привратник был прав относительно образа жизни Джеффри.

Вернувшись в гостиную, Торндайк возобновил осмотр, выдвигая ящики стола, с любопытством заглядывая в шкафы и бросая мимолетный взгляд на каждый из сравнительно немногочисленных предметов, которые содержала эта неуютная комната.

– Я никогда не видел более безличного жилья, – таково было его окончательное суждение. – Здесь нет ничего, что могло бы навести на мысль о каких-либо привычках обитателя. Давайте осмотрим спальню.

Мы прошли в комнату, помнящую недавнюю трагедию, и когда Торндайк зажег газовый светильник, некоторое время мы просто стояли, молча оглядывая все вокруг. Это была голая, неуютная комната – грязная, запущенная и убогая. Кровать, похоже, не перестилали с момента смерти хозяина, так как вмятина все еще отмечала место, где лежало тело, а на потертом покрывале все еще виднелись следы пепла. Мне показалось, что это типичная спальня курильщика опиума.

– Что ж, – в конце концов заметил Торндайк, – индивидуальность здесь есть, и довольно своеобразная. Джеффри Блэкмор, похоже, был человеком с небольшими потребностями. Вряд ли можно представить себе спальню, в которой комфорту обитателя уделялось бы меньше внимания.

Он внимательно огляделся.

– Шприц и остальные опасные приспособления, как я вижу, исчезли, – продолжил он, – вероятно, эксперт их не вернул. Но есть опиумная трубка, банка и пепельница и я полагаю, что это одежда, которую гробовщики сняли с тела. Давайте их осмотрим?

Он поднял одежду, которая была небрежно сложена на стуле, и начал осматривать вещи, снимая их по очереди со стула.

– Это, очевидно, брюки, – заметил он, раскладывая штаны на кровати, – вот маленькое белое пятнышко на середине бедра. Зажгите лампу, Джервис, и давайте рассмотрим его через лупу.

Я зажег лампу, и когда мы детально рассмотрели пятно, то определили, что это масса мелких кристаллов, Торндайк спросил:

– А что вы думаете об этих сгибах на ткани? Видите, по одному на каждой ноге.

– Это выглядит так, как будто брюки были подвернуты. Но в таком случае, они должны быть подвёрнуты на целых семь дюймов. Бедный Джеффри не мог особо заботиться о внешнем виде. Но, возможно, складки появились когда одежду сняли с тела.

– Это возможно, – сказал Торндайк, – хотя я не совсем понимаю, как это могло произойти. Я заметил, что его карманы пусты. Нет, подождите. Вот что-то в жилетном кармане.

Он достал потертый футляр для визитных карточек из свиной кожи и огрызок грифельного карандаша, который он рассматривал с гораздо большим интересом, чем того заслуживал столь заурядный предмет.

– Карточки, как вы заметили, напечатаны на машинке, а не в типографии. Запомним. Скажите, что вы думаете по этому поводу?

Он протянул мне карандаш, который я придирчиво рассмотрел, воспользовавшись лупой и фонариком. Даже с помощью этих средств я не смог обнаружить ничего необычного. Торндайк с лукавой улыбкой наблюдал за мной.

– Ну и что это такое? – поинтересовался он, когда я закончил осмотр.

– Проклятье! – воскликнул я. – Это карандаш. Любой глупец может это увидеть, и этот конкретный глупец не увидит ничего, кроме того, что это жалкий огрызок карандаша, отвратительно заточенный. Снаружи он окрашен в темно-красный цвет и на нем было напечатано какое-то название, начинающееся с «Ко…», возможно «Кооперативные магазины».

– Так, мой дорогой Джервис, – запротестовал Торндайк, – не надо путать домыслы с фактами. Буквы, которые остались, это «К» и «О». Запомните это и выясните, на каких карандашах есть надписи, начинающиеся с этих букв. Я не буду вам помогать, потому что вы легко можете сделать это сами. И это будет хорошей тренировкой, даже если окажется ничего не значащим.