Текст книги "Спасти принцессу (СИ)"

Автор книги: Полночь Просто

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

– Залезай, – скомандовал тот. – Почему ты поднял щит? В тебя кто-то стрелял?

– Паучьи прислужники, – буркнул Рим, подтягиваясь в седло.

Взгляд колдуна прошелся по двору и зацепился за герб на груди одного из спешенных метельщиков; несчастный побледнел...

С небес рубанула еще одна молния, дракон взлетал прямо в грозу... Рим, с виноватой улыбкой помахал Дитриху рукой, тот помахал в ответ...

Голубое слепящее сияние залило двор и померкло.

– Куда они делись?! – вдруг вскрикнул кто-то. Дитц повернул голову...

На дворе не осталось ни одного стражника, ни одного метельщика. Зато появилась куча изумленных сусликов.

– Ариман – сын Бальтазара Драхена?! – завопила Эленор Дитцу на ухо так, что тот чуть не оглох.

– А ты что, знаешь его папу? – удивился Дитц отшатываясь и зажимая ухо.

– Самый могучий черный маг всех десяти королевств. Повелитель драконов. Думаешь, его хоть кто-нибудь не знает?

Дитц повертел головой, натыкаясь на пораженные взгляды людей...

– А что, его правда все знают? – ошеломленно спросил он.

– Ты что, с луны свалился? – не выдержала принцесса. – Откуда ты такой вылез?

– Из дупла...

– Из какого дупла?

– Алька переход в мой мир почему-то в дупле сделал...

– Твой мир?

– Я из другого мира, – признался Дитц.

Похрамывая, подошел Бернт. Улыбнулся в усы:

– А удачно получилось, ничего не скажешь!.. Одни суслики кругом... Отлично сработано!

– Наверное его папа рассердился, что Ариман сражался за правое дело, – предположил Дитц, стараясь не глядеть на тела. – Я в этом смысле на него плохо повлиял.

– Ну... – закашлялся Бернт. – Боюсь он имел в виду немного не то. Дитц, откроешь нам дверь? Пока выковырять из этого кокона главного паука!

 

***

– Тихо! Тихо! – вопил секретарь.

В зал суда ввели Гарта и воцарился адский гвалт. Особенно усердствовали Лесные Братья.

Все изменилось, перевернулось с головы на ноги – теперь разбойниками именовали рыцарей и прислужников, а бывших разбойников производили в рыцари. Бернт до сих пор ходил с круглыми глазами – ему титул пожаловали прямо во дворе Паучьего Терема.

Дитц видел все из окна – как прилетели королевские войска, как Эленор выбежала навстречу отцу, а тот подкинул ее на руки и долго-долго стоял, прижимая дочь к себе...

На утоптанной земле двора там и тут ярко желтели пятна песка – им присыпали кровь. И все это вышло из-за Дитриха. Если бы он только сумел рассчитать, продумать все получше – может и не было бы около терема свежего кургана.

Дитц вымылся как раз к похоронам и успел поприсутствовать. После чего поднялся наверх, залез под одеяло и принялся пускать в подушку слезы. Лучше бы он и не рождался. Дитц узнал одного из мертвецов – тот парень, которому он губы смачивал, не дожил до утра.

И все потому, что Дитц не учел... не подумал о Баумгартнере, сражаясь с Манфридусом.

– Дитц, ты где? – ворвался в спальню Фалько, рану которого вчера успешно заговорили – хоть что-то Дитц смог сделать верно...

– Ты что? – тихо спросил Фалько. – Ты ранен? Где-то болит?

Дитц помотал головой.

– Какой дурак тебя туда только пустил, – разбойник нахмурившись хлопнул ладонью по бедру. Сел на кровать:

– Дитц, ну так бывает. Люди смертны... а они ушли зная, что победа близка. В первый раз за все эти годы, Дитц!

– Это из-за меня, – буркнул мальчик.

– Не смей, – Фалько обхватил его руками, выдернул из подушки и прижал к себе. – Ты такое для нас для всех сделал! Дитц, это не могло закончиться бескровно, понимаешь, не могло. Войны не выигрывают одной только хитростью. Ну, перестань, тебя там король видеть хочет...

Дитц умылся, пригладил волосы и вместе с Фалько спустился во двор. И неожиданно тоже оказался в объятьях короля.

– Спасибо тебе, – тепло сказал тот и тут же нахмурился: – Ты плакал?

Разумеется после этого Дитц сразу же разревелся вновь и никто и ни что не могло его утешить. Зато и Эленор начала плакать вместе с ним – и радостная встреча закончилась озером слез, мокрыми носовыми платками и теплым молоком, которым их с принцессой пытались напоить.

На суд Дитца не очень-то хотели пускать, мол хватит с тебя, но он очень хотел узнать всю эту историю целиком и полностью. Одним из свидетелей выступала сама Аламера, пробужденная ото сна.

И Дитриха очень интересовало, как так вышло. У Баумгартнера в самом деле был камень доверия – он раскололся, когда Паук попытался уговорить толпу разбойников выпустить его на волю. Камень камнем, но... вложить половину силы в волшебный плащ, а потом так просто дать поносить его первому встречному!

Однако, первым судили Гарта. Секретарь кое-как угомонил публику.

Никогда Дитц не видел Гарта таким... поникшим. Он-то думал, рыцарь будет пылать ненавистью, проклинать всех, а Гарт стоит и в пол смотрит...

Стражники упихали Гарта на скамью подсудимых, на середину зала вышел прокурор:

– Гарт Амзель. Потомок славного рода отважных рыцарей – сам он никогда не отличался смелостью. Десять лет назад, во время битвы у Янтарного Озера, Амзель трусливо бежал с поля боя, вероломно покинув своего сюзерена. Но он ошибся, думая, что барон Верес погиб. Королевские войска успели прийти на помощь – и когда о преступлении Амзеля стало известно, он бросил все, бежал под крыло Манфридусу Скверному – и на службе у колдуна добавил к первому своему преступлению множество других. Грабеж и убийства, работорговля, поджоги и насилие – вот чем отмечен его путь... Обвинение вызывает первого свидетеля.

Бернт выполз со скамьи, спустился вниз и взошел на трибуну.

– Ваше имя?

– Бернт Шенк.

– Сэр Бернт Шенк, – поправил король.

– Профессия?

– Разбойник.

В зале раздались робкие смешки.

– Предводитель народной освободительной армии «Лесные Братья», – перевел король.

Бернт начал рассказывать и рассказывал долго. Дитц уже слышал это все – как насчитывали неподъемный налог, угоняли в рабство деревнями, разлучали семьи, забирали имущество, жгли дома и поля... а вот столичная публика ахала, возмущалась и кинула в Гарта дохлой кошкой, после чего заседание прервалось – стража искала кошкометателя, чтобы выгнать вон, но не нашла.

Наконец Бернт закончил. Прокурор поблагодарил его и тот вернулся на место.

– Именно Гарт Амзель возглавлял отряд, похитивший принцессу Эленор Апфельбаум. Вызывается второй свидетель обвинения... Ваше имя.

– Сэр Готхильф Аккер. Начальник охраны дворца.

Сэр Готхильф был лаконичен. Четко и сухо он рассказал все, что произошло тем вечером. Должно быть, ему было не слишком-то приятно это вспоминать – как они оказались беспомощны перед чудищем.

– ... после гибели колдуна, Амзель, со свойственной ему принципиальностью, решил примкнуть к победителям, но его погубила собственная жадность. Просто вернуть принцессу, обменяв ее на королевское прощение, он не мог. Вызывается третий свидетель!

Дитц вздохнул и вылез с места. Спустился вниз и пошел по каменным плитам, спиной ощущая на себе сотни взглядов.

– Ваше имя.

– Дитрих Штоф.

Его историю было решено на публику не выносить, а вот фамилию... Почему бы нет?

– Род занятий?

– Ученик волшебника.

– Расскажите нам вашу историю.

– Все началось с того, что мы с Алькой... с Альвхайдом обсуждали, можно ли спасти принцессу без взрослых и как это сделать... – начал Дитц. На трибунах негромко засмеялись.

– ... тогда я понял, что Ленора – это Эленор. Все сложилось! И то, как изощренно измывался над ней колдун, и то, с какой миной она выбросила портал в колодец – «не трогай, это герб королей!»... окончательно я убедился применив чары прозрения... Но, понимаете, Юлиус и Ольгерда, они такие жадные, что им все было мало – а еще и Гарт... В общем, в том, что Юлиус женился на лягушке, виноват только он сам!

Трибуны снова засмеялись, прокурор положил ладонь Дитриху на плечо:

– Погоня, – напомнил он.

– А, да... Гарт летел, грозил кулаком, пулял молниями, но как только понял, что у Лесных Братьев – заговоренное оружие, тут же смылся и больше на поле боя не показывался... Он бы и из Паучьего Терема смылся, но они с Баумгартнером подрались за метлу и сломали ее...

– Спасибо, – сказал прокурор и Дитц поспешил обратно, на свое место.

– Жадность действительно погубила брата и сестру Врона, и сэра Амзеля. Юлиус Врона женился на жабе, носящей облик принцессы...

Тут прокурору пришлось замолкнуть, пережидая хохот трибун.

– Тихо! – снова завопил секретарь.

– ...А Гарт Амзель взял в жены Ольгерду Врона. Обнаружив обман, он в ярости гонится за мальчиком и принцессой, но не настигает их. И, последнее его преступление – Амзель примыкает к Эриху Баумгартнеру, в попытке того захватить Эленор. Он отдает под команду Баумгатнера всех своих людей. На этом моя речь закончена. Гарт Амзель обвиняется в дезертирстве, разбое, работорговле и государственной измене. Обвинение требует смертной казни!

В зале – гробовая тишина.

– Обвиняемому есть, что сказать в свою защиту? – сухо спрашивает король, переплетая пальцы. Король – и есть судья на этом заседании.

– У меня не было выхода, – хрипло говорит Гарт. – Битва у Янтарного озера была проиграна – лишь такой упрямец, как Верес мог не признавать это. Откуда мне было знать, что придет помощь? Я отступил, пытаясь сберечь жизни своих людей – но меня обвинили в трусости и дезертирстве. Вы сами не оставили мне иного выбора, как идти на службу к Манфридусу Скверному! Меня обвиняют в разбое и работорговле – но я лишь выполнял приказы властителя провинции... Тебя зовут «Справедливым», Рагнборг Второй. Ты ведь сам отдал Северный Отрог и соседние земли колдуну. Так в чем тогда провинился я?

Зал ахнул, пальцы короля судорожно застыли.

– Во время войны, Гарт Амзель, такие как ты, идут прислуживать врагу! – поднялась с места Эленор.

– Ну что же, – мрачно ответил король. – Я действительно сам отдал земли колдуну. Я снимаю с тебя обвинение в разбое. Хватит и государственной измены.

– Я не причинил принцессе вреда, хотя мог, – хрипло выдохнул Гарт.

– Не убил – практически спас? – едко заметил Дитц, не удержавшись.

– Я выполнял приказ...

– Хватит! – громыхнул король. – Я буду столь же милосерден к тебе, Гарт Амзель, сколь милосерден ты был к моей дочери. Я заменяю смертную казнь пожизненной каторгой. Ты будешь ломать камень в горах, как и те, кого ты угонял в рабство – до тех пор, пока душа будет держаться в твоем теле!

 

Процесс над Баумгартнером шел несколько дней подряд и, разумеется, Дитц не приходил каждый раз. Главным обвинением Баумгартнера была именно государственная измена и покушение на корону – к этому всему шла работорговля и рабовладение, мошенничество, грабеж и убийства. Вести с процесса, каждый вечер выкрикивал на площади глашатай. Так, Дитц узнал, что твой преступный путь Эрих Баумгартнер начал с ограбления хозяйской лавки, бежал из столицы на восток страны, открыл свое дело, обманывал, мошенничал, убирал конкурентов руками грабителей... Там он и вышел на Манфридуса, который разводил в тех местах монстров, пытаясь играть в Темного Властелина, и натворил вместе с ним немало нехороших дел. Вскоре подельники, скрываясь от королевских гвардейцев, перебрались в Ниман, где Эрих Баумгартнер, прозванный Пауком, начал вести дела с гномами...

На гномов Дитц полюбовался. Гномы приезжали давать показания. У них были такие большие и пышные бороды, что Дитц решил непременно тоже завести бороду, когда вырастет. Гномы даже подарили ему большую бусину для бороды, но Дитц в тот же день передарил ее Бьярту.

Теперь, когда Дитриху не надо было изображать из себя невесть что, они спокойно общались, хотя надо сказать, его прошлые знакомые были изрядно удивлены. Тот же Бьярт особенно переживал, что ничего не заподозрил раньше – он считал себя проницательным.

От гномов Баумгартнер и узнал, насколько богат рудами и самоцветами Северный Отрог. Дальше он подделывает документы, объявляя себя хозяином одной из гор – и так как дело было в изрядной глуши, это сошло ему с рук. Как подельники расплатились с нанятой бригадой гномов, все уже знали. А дальше и произошла история с волшебной одеждой...

 

Аламера, разумеется, была нечеловечески прекрасна, как и все феи. Ее черные волосы падали шелковым водопадом до самого пола, а большие фиолетовые глаза выражали грусть. Несчастные волшебные одежды, которые Дитц помнил грязными, мокрыми и застиранными, вернувшись к истинной владелице, сияли багрянцем и белизной.

– Я – Аламера, предводительница фей Западной Чародии! – звучно ответила она на вопрос прокурора. – Сто пятьдесят лет назад, во время Войны Серебряных Мечей, я вложила большую часть своей силы в этот плащ, и пока он на мне, я неуязвима ни для стали, ни для проклятий! Но я слабею без своих волшебных одежд. Я снимала их только на ночь. Однажды привратник сказал мне, что уже месяц к воротам моего замка ходит странный человек и просит принять его... Это был Эрих Баумгартнер. Он бросился мне в ноги, умоляя спасти его друга.

Трибуны зашелестели.

– Он рассказал мне очень трогательную историю молодого колдуна из Амаливии, совершившего в юности страшную ошибку, присоединившись к злым волшебникам. Теперь Манфридус желал их покинуть, но опасался мести. И я отдала Баумгартнеру свой упелянд...

Фея замолчала, вид у нее был такой, будто она спрашивает сама себя: «И зачем я это сделала?»

– Бернт! – толкнул разбойника Дитц. – Расскажи ей, как вы едва не отпустили Паука!

Тот поднялся с места:

– Я тоже испытал это. Все мы это испытали. В ту ночь Баумгартнер сказал, что мы совершаем страшную ошибку, а он всегда заботился о простом народе... Он всегда заботился, как бы у народа лишний грош в кармане не завалялся!.. Но в тот момент... я вдруг поверил ему. И все ребята поверили. И мы... мы просили прощения. А затем кулон, который он всегда носил на груди, раскололся, рассыпался – и мы очухались.

– Это был камень доверия – как только в нем кончается сила, камень рассыпается, а обманутые приходят в себя, – добавил Дитц.

– Я слышала о нем. Слышала, но никогда не думала, что столкнусь с этим сама, – задумчиво качнула головой Аламера. – Вы решили справиться с силой камня вместе... Остроумный ход. Но как вы узнали, что Баумгартнер носит камень доверия?

– Мой друг просто предположил это, – признался Дитц.

Навалиться на толстяка всей толпой у них получилось случайно.

 

***

 

Улаф был вынужден заговорить Баумгартнера на немоту – тот выкручивался, как намыленный и сбивал свидетелей с толку. Только в самом конце, когда вся картина была ясна, а прокурор сказал свое слово, Пауку вернули дар речи:

– Что я могу сказать вам друзья мои? – начал он под свист и крики трибун. – Да, друзья! Я не считаю никого из присутствующих здесь врагом – и только то, что мои истинные мотивы и действия оказались искажены, вызывает вашу враждебность, но я уверен, что вместе мы восстановим истину...

Говорил Баумгартнер ужасно проникновенно, если его не знать – и безо всякого камня поверишь.

Виноват во всем, разумеется был Манфридус. Это он обманул юного, наивного, хотя и немного сбившегося с пути Эриха. Соврал про то, что собирается оставить зло и вынудил нечаянно обмануть Аламеру...

– Друзья мои, я делал все что мог. Колдуну постоянно хотел денег, еще больше денег – и я создал в захолустье, в глуши, процветающую промышленность – ах, чего мне это стоило, сколько сил и бессонных ночей... Я всегда уважал королевскую власть и узнав, что принцесса схвачена разбойниками, делал все, чтобы ее спасти...

Слова его вызывали бурю возмущения, выкрики и ругань Лесных Братьев, жители столицы пытались выразить свои чувства при помощи гнилых помидоров, но не докидывали. Баумгартнер вещал, перекрикивая шум зычным голосом.

– ... и я надеюсь, что король, прозванный в народе «Справедливым» в самом деле сможет рассудить по справедливости. Если мои ошибки непростительны настолько, что я заслужил каторгу – пусть будет так, – смиренно закончил Баумгартнер.

Король молчал и шум в зале начинал утихать. Наконец замолкли все.

– Не будет тебе каторги, Эрих Баумгартнер, – тяжело и тихо произнес Рагнборг. – За все, что ты натворил, бывает только одно наказание.

 

***

 

У Дитриха оставалось здесь только два важных дела – и для обоих были нужны феи.

Кровь дракона Ариман недавно прислал. Нужный дракон был из их питомника, что не удивительно – кроме Драхенов никто в десяти королевствах драконов не разводил. А еще в шнуре погибшей метлы были волосы Алинари – так что придется попросить у нее прядь.

– Я буду вымачивать волосы семь дней, – пояснил Улаф. – Затем мы с тобой расплетем старый шнур и вплетем остатки старой пряжи в новую. Не переживай, такое часто происходит именно с такими метлами... хотя эту, – волшебник сверился с бумажкой, – эту еще не переплетали, она довольно молода...

Второе дело Дитриха было намного, намного сложнее. После суда он очень сильно удивился, он не думал, что Аламера такая старая!

– Жизнь феи – ее магия, – пояснил Улаф. – Они умирают, когда тратят ее всю. Поэтому феи никогда не превращают свой нос в хобот и не щекочут им друзей...

Эта фраза явно предназначалась Альке.

– Феи занимаются чудесами, только чудесами. Создать плащ неуязвимости. Сделать тебя волшебником...

– Пыльца фей их магия, да? – понял Дитц.

– Их магия и их жизнь, – важно кивнул Улаф.

– А у тебя она в пробирке за стеклом стоит, – заметил Алька.

– Феи продают пыльцу, но не всякому, а только тому, чьи намерения чисты...

– Продают? – в один голос ахнули Дитц и Алька.

– Свою жизнь?!

– Что вас так удивляет, мальчики мои? – приподнял бровь Улаф. – Разве люди не делают так же? Жизнь людей измеряется временем, разве мы не продаем свое время за деньги?

Под таким углом Дитц на это на все не смотрел.

– А зачем тебе пыльца фей? – поинтересовался Алька, повернувшись к Дитцу.

– Чтобы расколдовать всех превращенных в камень.

***

– Сколько их? – тихо спросила Алинари.

– Много, – покачал головой Дитц. – Но ведь можно собрать фей... я бы никогда не посмел просить о таком только вас!

– Речь идет о моих подданных, – сказал Рагнборг. – И корона заплатит за них.

– Я соберу круг фей, – решительно сказала Аламера. – Но вы знаете наши условия. Такая сила дается лишь в руки человека, намерения которого чисты. Просящий должен пройти испытание светом.

– А это что? – с легким испугом спросил Дитц.

– Пламя, через которое ты должен пройти, – пояснила Аламера. – Но оно не обожжет чистого душой.

– Сложно, – признался Дитц. – Вот к примеру шея – глянешь в зеркало и сразу видно, чистая она у тебя или нет. А откуда я знаю, душа у меня чистая, или как.

Аламера улыбнулась, а фея Алинари совершенно не по-фейски хрюкнула.

– Наставник, может вы сходите? У вас-то душа точно чистая!

Улаф внезапно порозовел:

– Умеешь же ты делать людям комплименты, Дитц. Не бойся ничего, тебя не тронет пламя.

– Я заколдовал Паскуле проклятьем тухлой котлеты. Обманул Юлиуса и Ольгерду. Превратил Манфридуса в камень, когда тот был пьяный и беспомощный. И перед этим... колдун приказал мне натравить Рокамору на узников – они тоже стали камнем, я знал, что их можно расколдовать пыльцой фей и думал это будет просто, а это, оказывается, непросто... – сбивчиво заговорил Дитц. – А еще я убежал из дому в другой мир, чтобы не объясняться с теткой за двойку, обидел Машку и Аньку... Я точно не пройду через это пламя.

– Мы же писали письма твоей тете, – сказал Улаф.

– Только ее это точно не успокоило! – выдохнул Дитц.

– Я знаю, – глубоко вздохнул Улаф. – Женщину, чей ребенок пропал невозможно успокоить письмом. Мы все очень виноваты перед ней – и я тоже.

– И я, – негромко сказал король. – Я тоже виноват перед ней – и очень хорошо понимаю, что она чувствовала.

– Через пламя никто не пройдет, – подвел итог Дитц, у которого защипало в глазах. – Люди, гномы и герои останутся камнем. Слушайте, а давайте Альку отправим, он-то точно чистый!

– Я портал украл, – испуганно признался Алька. – И шоколадный торт с кухни стелепатировал... А еще лазал по крышам, хотя мне запретили и Хильдину фарфоровую собачку в ручей уронил, а потом соврал, что в глаза ее не видел...

– Да это испытание светом хоть кто-нибудь, хоть когда-нибудь проходил? – взвыл Дитц. – Или его только грудной младенец пройти может?!

– Проходил, – мягко сказала Аламера. – И вы тоже сможете его пройти. Куда хуже, когда человек не может вспомнить за собой прегрешений.

– Почему? – удивился Алька.

– Если человек ничего за собой не помнит – значит, его совесть крепко спит.

 

***

 

Сбылась мечта идиота – та самая Чаша Пламени находилась не где-то, а в Академии Доброго Волшебства. Дитц помнится, хотел на нее посмотреть? Ну вот, пожалуйста, очень может даже, что это вообще последнее, на что он посмотрит.

Под копытами пегаса расстилалась бескрайняя гладь Чародейского озера, Алинари звонко хохотала впереди – полет явно доставлял ей удовольствие.

Дитриху летать на пегасе совершенно не понравилось. Движения крыльев вверх-вниз слегка покачивали волшебную лошадь и... в общем, хорошо, что пегасы – очень чуткие и понимающие животные – тот, что вез Дитца сам понял, что пора приземлиться, и дать всаднику возможность поделиться своим внутренним миром с миром окружающим.

Поэтому Академия Доброго Волшебства вызвала у Дитца гораздо меньший восторг, чем могла бы. Тонкие башни вырастали из лилового уступа, сами лиловые снизу и белеющие к верху, они почему-то вызвали у Дитриха ассоциацию полупрозрачными поганками, рядком лезущими из щели между досками. Возможно, дело в том, что они были такие тонкие, бело-сиреневые и остроконечные...

Замок высился на уступе над озером, к воде сбегал серпантин дороги, у причала покачивался корабль с золотыми парусами. Вблизи Академия добрых волшебников производила довольно... мощное впечатление. Словно бы эти самые волшебники так и не сумели договориться между собой, как она должна выглядеть. За стенами теснилась мешанина невысоких голубых и нежно розовых строений. Голубые выглядели просто и строго – массивность, прямые линии, колонны, позолота. Строитель розовых, похоже, ненавидел все прямое. Причудливой формы корпуса, в бахроме башенок, были опутаны затейливо изогнутыми переходами и лестницами. Пегасы пошли на снижение, миновали прекрасный белый дворец, взмахнули крыльями над парком и, наконец, приземлились на небольшую площадь, вымощенную матовым стеклом бирюзового цвета; Дитц не выдержал:

– А что, архитектор был дальтоником?

Перед ними высилось здание цвета клубники со сливками, а в клумбах, добавляя картине красок, цвели голубые орхидеи.

– Двести лет назад злые волшебники, под руководством Ульхарда Драхена, уничтожили Академию Добра, – сказала Аламера. – Земля, сожженная драконьим пламенем, была покрыта толстой стеклянной коркой... Но, Анделин Кристелл, величайший из волшебников Запада сказал, что даже из ужасного можно сотворить прекрасное, если добро и гармония царят в твоем сердце. Вместе со своей дочерью, Аурелией, они создали из драконьего стекла эти удивительные дворцы... к сожалению, Анделин и его дочь любили разные цвета. Тогда было решено, что Аурелия строит жилые корпуса для девочек, а Анделин – для мальчиков. Объединяющим же цветом был выбран сиреневый, содержащий в себе и голубое и розовое...

– Так это что, все стеклянное? – поразился Дитц,

– Кое-что добавилось позже, но в основном – да, – ответила вместо матери Алинари. – Занятия, балы и собрания проходят в Замке Света, ты видел его сверху. А здесь, – фея обвела рукой окрестности, – живут.

– А почему так пусто и тихо?

– Так ведь сентябрь начался! – улыбнулась фея. – Все на занятиях. Держи.

В руку Дитриха ткнулся небольшой золотой ключик.

– Тебе туда, – взмахнула рукой Алинари, указывая на голубой, расписанный золотыми звездами дом на другом конце площади. – Ключ будет тем теплее, чем ближе ты к своей комнате, а у двери – засветится. Я приду за тобой, когда будет вынесено решение, а пока – отдыхай, гуляй... столовую найдешь?

Дитц молча показал фее путеводный клубочек. Он сильно рассчитывал на то, что подружится с кем-нибудь здесь – и ему покажут разные интересные места Академии Добра, так же, как Рим и Тиффани показывали Академию Зла.

Феи куда-то пошли, ведя за собой пегасов, Дитц, как и было сказано, направился к голубому зданию. Между звездными колоннами пряталось крыльцо, дальше шли высокие белые двери. Холл оказался выложен белой и голубой плиткой, над ним нависал балкон, на который вели две лестницы, а вглубь здания уходил широкий коридор. Ключ повел Дитца наверх.

Матовые стеклянные перила были приятно-шелковистыми на ощупь, прибитый штырями к ступеням ковер не давал оскользнуться. Дитц поднялся на балкон, отсюда начинался еще один коридор. По обе его стороны тянулся ряд дверей. Ни на одной не было номера, зато каждая была украшена какой-либо сценой – фехтующие мальчики, мальчик верхом на грифоне, волшебник бьется с виверной, бегущие единороги... И везде все те же три цвета – белый, голубой, золотой.

Ключ все никак не хотел светиться. Дитц шел-шел и вышел в... гостиную?

Здесь было много столиков и диванов, под огромными витражными окнами росли в кадках неизвестные растения, издающие запах сливочного лимона. Интересно, куда ведет та лестница у окна?

Но только Дитц шагнул в ту сторону, ключ похолодел. Понятно... он узнает куда ведет эта лестница позже. За этот полет Дитц весь ведь пропах пегасами. Вспотевшие пегасы пахли, как воск который сплевываешь в ладонь, хорошенько пожевав медовые соты, поэтому Дитцу страшно хотелось меда. Именно такого, в сотах, откусываешь и жуешь, как медовую жвачку...

Короче, нужно было вымыться.

Дитц прошел через гостиную и снова пошел по коридору. Ключ начал светиться перед дверью, на которой мальчик наколдовывал стаю птиц. Дитц открыл ее и зашел внутрь.

Комната оказалась довольно уютной. Ирисы, на огромном витражном окне покачивались под невидимым ветром. Над светлой кроватью нависал темно-голубой балдахин, в пушистом ковре тонули ноги. Еще здесь был расписанный радужными единорогами белый шкаф, огромный письменный стол и несколько полок над ним. У окна пристроился знакомый ячеистый стеллаж для ингредиентов, котелок, маленькая жаровня и доска для построений с координатной сеткой. Прямо на тумбочке обнаружилась тонкая тетрадочка. «Помогалки и лечилки», – значилось на обложке.

"С пятном на одежде

Ходит лишь невежда,

А отличник знает

Что чем отстирает", – гласил первый стих.

Дальше шел перечень заклятий – одни изводили пятна от чернил, другие помогали с пятнами от сока, третьи заставляли исчезнуть зеленые травяные пятна... Дитц перелистнул страницу. Как залечить царапину и ожог, что делать с разбитым носом – все это можно было найти здесь. Как чинить порванные книжки, стричь волосы, плести косички – на все эти случаи были придуманы заклинания. Да... в мире без магии волшебники правда делаются беспомощными! Только сейчас Дитц оценил Алькину смелость. Это ведь очень и очень страшно – лезть в незнакомый мир! Просто Дитц, когда сам полез в незнакомый мир, об этом не думал. И где бы он был, если бы не Улаф, Алинари, Бернт и Рим!

Дитц тихо отворил голубую дверь слева от шкафа – и увидел фаянсовый трон. Следующая дверь вела в ванную. Большой круглый бассейн из прозрачного бирюзового стекла занимал почти всю комнату, но больше всего мальчика удивили краны – их было пять.

Забравшись внутрь бассейна, Дитц открыл первый – и в ванну полилась вода. Дитц настроил температуру и с любопытством открыл второй...

Оттуда хлынул поток пузырей. На воздухе пузыри начинали увеличиваться и Дитц поскорее перекрыл кран, пока пена не хлынула на пол – каждый пузырь надулся размером с его голову!

Третий кран мальчик открывал с легкой опаской. Из крана посыпались разноцветные капсулы, в воде эти капсулы мигом разбухали, становясь губками для мытья... и двух десятков одному Дитриху более чем достаточно!

Четвертый кран был очень уж здоровый. Когда Дитц повернул вентиль, оттуда посыпались разноцветные шарики, в воде они с шипением взрывались волнами разноцветной пены, которая быстро поднималась вверх и это было просто офигенно!

– Кто тут царь морской? – завопил Дитц, разгоняя пену руками. Пена шипела и перла вверх и наконец подошла к краю... Дитц срочно выключил кран, но пена все равно продолжала прибывать – это исходили радужными волнами уже упавшие бомбочки... Мальчик нырнул и выдернул затычку. Стихию удалось усмирить.

Из последнего крана полилась розовая жижа с земляничным запахом. Дитц подставил язык и обплевался – это оказался шампунь.

Наплескавшись, обтершись и переодевшись, Дитц собрался искать столовую – есть хотелось неимоверно. Он проскакал вниз по лестнице, катнувшись последние два метра по перилам, выскочил на крыльцо и хотел уже было достать клубочек, как вдруг его внимание привлекло галдящее облако над деревьями парка. Облако было похоже на комету – темная точка-головка и длинный щебечущий хвост. Вдруг точка мигнула... и материализовалась прямо перед ним!

Гадюка влетела Дитцу под рубаху, даже не кусанув за ухо, по своей любимой привычке. Через минуту вокруг мальчика закружилось облако маленьких, возмущенно чирикающих пташек.