Текст книги "Следуй за мной (СИ)"
Автор книги: Полина Вит
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)
– Идем, покажу дорогу, – предложила я более спокойным тоном. Но не удержалась и добавила: – Благородный тур.
Диран приподнял одну бровь, скривился, но последовал за мной.
Малый зал был куда теснее актового, да и выглядел куда более потрепанным. Прогрессоры, подверженные всяческим «вредным привычкам» иногда пережидали особенно мощные «накаты» здесь. Когда им хотелось масштабности.
– Дираокен, закрой за собой дверь, – приказал Грай-дон, поскольку новичок зашел последним.
– Что за имя такое для прогрессора, а? – поморщилась я.
Дверь скрипнула и закрылась. Ан-кей сгрудились возле Смотрителя, ожидая объяснений. Некоторые были спокойны, другие безразличны, но большинство – напряжены. Со дня основания Академии ан-кей служили государству. Они жили в государственных домах, на выплачиваемые государством деньги и «работали на благо государства», что выражалось в основном в заботе о жителях ближайшего к их дому селения и – иногда – в выполнении государственных заданий. Закон запрещал ан-кей поступать на службу к одному человеку на срок более полугода. Общепринятое объяснение гласило: так государство оберегает ан-кей от эксплуатации нобилями. Но даже дети знали: так Правитель не дает благородным Родам собрать в своих руках большую силу, даруемую Прогрессорами. Однако, кажется, Туры нашли другой способ.
– Усыновление ан-кей не запрещено законом, – без предисловий начал Грай-дон. – Но желающих пока не находилось. Все вы знаете, как тяжело ан-кей приживаются в семьях...
– Мы вообще не приживаемся! – воскликнула девушка, стоявшая в первом ряду. В голосе ее прозвучал вызов, но Грай посмотрел на нее совершенно спокойно.
– Вот именно. Но Диран-дан не был усыновлен.
Шум, последовавший за этими словами, был единственным ответом, который мог найтись у ан-кей на это сенсационное заявление.
– Дираокен Тур, – с нажимом произнес Грай-дон, и голоса ан-кей как-то резко стихли. – Дираокен Тур – законный сын Тираодира Тура, брата Ирекдена Тура, главы Рода. Дираокен – лишь на половину ан-кей, отсюда и такое наименование, – Грай чуть нахмурился. – Для удобства было решено называть его Диран-кей, до окончания срока обучения. Таково твое новое имя, – обратился он к сыну нобиля. – А теперь расходитесь.
– Но... – воспротивился кто-то.
– РАСХОДИТЕСЬ.
Грай слишком хорошо знал, что бывает, если больше одного ан-кей находятся долго в одном помещении. Им и в одиночестве иногда бывало тесно.
Мало кто мог выдержать такое обращение смотрителя, и ан-кей, бурля, стали выходить из зала.
– У полукровок не бывает Таланта, – озадаченно пробормотала я.
– Моя мать была ан-кей, а не мой отец, – просветил меня Диран, опять оказавшийся рядом. И довольно хмыкнул, глядя в мои вытаращенные глаза. – Пока-пока.
– Нет, стой! – встрепенулась я, когда он уже вышел из зала. Выскочив за дверь, я схватила Дирана за рукав рубашки. – Твоя мать? Твоя мать – ан-кей и она тебя родила?
– Что в твоей голове? Кисель? – презрительно фыркнул он, вырывая рукав. – Не мой же отец, верно? Тираодир Тур. Запусти свои шестеренки.
– Но это... невозможно, – выдохнула я, глядя на него сумасшедшими глазами.
– Значит я – видение твоего воспаленного мозга, – пробурчал Диран и поспешил убраться от меня подальше.
– Ан-кей, которая родила ребенка. Невероятно, – сообщила я сама себе. – Так-так... значит так. Диран, а ну стой!
Однако благородный ан-кей вовсе не горел желанием отвечать на мои вопросы. Свернув с основной дорожки, он будто растворился в зарослях спиреи.
Я вздохнула и поплелась в общежитие.
«Имена и иерархическая структура обращений, используемая в наши дни в королевстве Фимстия, расположенном на Фимстимском полуострове, берут свое начало в языке древней империи вартов, территорией которой являлась юго-восточная часть Терского материка с 732-го года до Падения Небес. Значения имен вы можете узнать из словаря, составленного уважаемым Ротай-доном в году 234-м.
Что же касается иерархической структуры обращений, то она составлена в зависимости от возраста, происхождения и пола людей, а также расы. Так при обращении к мальчику простонародного происхождения, не достигшему совершеннолетия, к его имени добавляется слог «кан». В случае обращения ко взрослому человеку мужского пола и простонародного происхождения к имени добавляется окончание «тир». Также именуется и несовершеннолетний мальчик, ставший главой семьи или уже имеющий профессию.
К именам благороднорожденных мальчиков следует добавлять «кен», а взрослых мужей «дир». К главам Родов, стоящим выше прочих нобилей следует почтительно обращаться «ден».
Структура обращений к женщинам чуть проще, так как женщина не может являться главой семьи. Так к именам несовершеннолетних девочек простого происхождения добавляется «кая», а взрослых женщин «тира».
К именам благороднорожденных девочек добавлять следует слог «кай», взрослых жен – «дира».
Особое место в социальной иерархии занимает Королевская семья. Ненаследные дети его Величества именуются одинаково на протяжении всей их жизни, независимо от возраста. Ненаследный принц именуется «хон», а ненаследная принцесса «кея». К имени наследного принца добавляется слог «хен». Окончанием имени Ее Величества является слог «ката», а Его Величество, как глава целого государства именуется «хат».
Ученые, согласно эдикту Вереархата Второго «О Наименованиях» от 17 Бата года 445-го н. э., стоят вне сословий. Потому имена ученых мужчин и женщин сокращаются до одного– двух слогов, к именам мужчин добавляется «-дон», а к именам женщин «-деа».
Что же касается тех, кто является не вполне людьми, или же людьми, отличными от прочих своими яркими особенностями, то они всем известны под названием ан-кей. Потому имена их всегда заканчиваются этими двумя слогами.
Другим эдиктом Вереархата Второго от 10 Вея года 448-го «О Происхождении» все ан-кей, признанные государством, приравниваются к благороднорожденным. Так как они «силой прогресса государства являются». Потому следует говорить ан-кей-кен и ан-кей-кай, в случае, когда требуется половую принадлежность ан-кей обозначить. При личном обращении к взрослым ан-кей необходимо добавлять «-дон» и «-деа», так как все ан-кей, особенно состоящие на службе у государства, ученые».
Цитата из трактата Марай-дона Березы «Корни языка фимстимского».
Комната моя небольшая, но зато выходит окнами на южную сторону, потому большую часть времени в ней светло и тепло. Учитывая мою мерзлячую натуру, это большой плюс. Мебели немного, и та довольно пошарпанная, новая только кровать. Во сне я всегда ужасно ворочаюсь и ненавижу просыпаться от протяжного визга рассохшегося дерева, так что пришлось выпрашивать новую у завхоза. Ранетир, проработавший бессменно на своем ответственном посту тридцать лет, не имел привычки отказывать ан-кей в выполнении их просьб. Говорят, когда он только приступил к своим обязанностям, одна из ан-кей его покусала.
Помимо кровати мне нравится мой рабочий стол – огромный, с кучей ящичков и полочек, весь в пятнах, с двумя следами огня – стол настоящего творца!
Сейчас он завален кучей цветных мелков и слегка помятых набросков, нарисованных мной в приступе вдохновения. Нет, это были вовсе не наброски будущих полезных механизмов. В утро перед отъездом я пыталась перенести на бумагу приснившиеся мне необыкновенные пейзажи. Получилось не слишком похоже, а жаль, мне, как и всем ан-кей, так редко снились сны...
Я, вздохнув, опустилась на кровать, про себя отмечая, как ноют мышцы... Да, прогрессоры не живут долго, уходя, обычно, самостоятельно, по своим каким-то причинам. Но если бы и не уходили... Приступы забирали много сил, мучая тело. Хотя в среде прогрессоров это почему-то не принято было показывать...
– Во время приступа организмы наши изнашиваются, как шестеренки механизма, работающего на предельной мощности, – любила повторять Дишан.
Хотя раньше, наверное, называла это как-то иначе. Предельная мощность механизма – понятие довольно новое, введенное прогрессорами два года назад. Мне тогда тоже довелось поучаствовать в расчетах... ох, и накрывало меня тогда!
– Но остальным это знать не обязательно, – добавляла целительница заговорчески.
– Так и помру молодая, незамужняя, прогрессивная, – пробормотала я.
Мне так нравится Скай.... Дишан, с которой единственной я осмелилась поделиться, называла это «щенячьей стадией», через которую, она убеждена, проходят почти все ан-кей, влюбляясь в своих Ведущих.
– Мы вынуждены им подчиняться, и, чтобы гордость успокоить, придумываем красивые чувства, – снисходительно говорила «роковая» красавица.
Говорила уверенно, но мне чудилась в этих словах какая-то грусть, да и, зная «странность» Дишан, вряд ли стоило прислушиваться к ее советам по взаимоотношению полов.
– Ничего, турчик, тебя я поймаю, и допрошу, – я ухмыльнулась, пытаясь себя подбодрить. – В вопросах прогнозирования ан-кей-кай куда способнее ан-кей-дан, – затем я снова нахмурилась, вспоминая разговор с заносчивым новичком. – Надеюсь только, что это все не чья-то продуманная игра.
Я познаю ревность
Глава 2.
Киран.
Ночь прошла, как и большинство ночей для прогрессоров, в абсолютной темноте. Надежда на повторение ярких снов с красочными пейзажами снова не оправдалась. Ан-кей эту свою особенность в шутку называли «дефицит снов».
Зато утро выдалось ясным, полным птичьего гомона и возмущенного стрекотания бурундуков. Грызуны и пернатые, как всегда, не могли поделить остатки хлебных крошек и каши, которые для них насыпали на заднем дворе столовой. Работники кухни ворчали, мол, из-за этих кормежек весь задний двор птичьим пометом покрыт, а бурундуков расплодилось и вовсе не меряно, того и гляди, возьмут кладовые штурмом и все запасы пожрут. Но маленькие, да и уже вполне взрослые ан-кей, на ворчание никакого внимания не обращали, прекрасно зная, что средство, безотказно отпугивающее грызунов, было разработано Дишан еще в прошлом веке. То есть семь лет назад, в году 494 от Падения Небес.
Я заворочалась в постели. Солнечный свет, падающий на лицо, как и шум за окном, подсказывали, что проспала я изрядно. Корм зверям и птицам ан-кей высыпали из своих тарелок сразу после завтрака. Значит, завтрак я проспала. В животе обиженно заурчало.
– Не волнуйся, мой друг, – обратилась к нему я. – От голода нас всегда спасет замечательный и незабвенный Скай-дон. Сейчас встанем, умоемся, и пойдем к нему на поклон... – сказала, и внезапно почувствовала... смущение? Я представила, как выхожу из ан-кейрита, обхожу столовую, вижу Ская, сидящего на траве под вязом, читающего очередной том из библиотеки... Сердце внезапно забилось, как сумасшедшее, щеки обдало жаром, а в животе опять заурчало...
– Да быть не может, – изумилась я, вскочила с постели и подошла к маленькому зеркальцу, висящему на дверце шкафа. Из отражения на меня пялилась, вытаращив глаза, белобрысая девица, с красными, как цветок мака, щеками. – Я что, и впрямь покраснела? Я смущена?
Не то, чтобы мы, ан-кей, страдали от недостатка эмоциональности, скорее, напротив. Но некоторые простые, человеческие, чувства, были нам не доступны. Скука, вина, смущение.... Мы никогда не маялись, не находя себе занятия. Некоторые язвительно замечали, что прогрессоры просто ленивы, потому и могут провести часа два к ряду, уперевшись взглядом в стену. На что мы, еще более язвительно, отвечали, что нам всегда есть, о чем подумать, а что до отсутствия шила в заднице, так мы по нему не страдаем.
Что же касается чувства вины... мы можем испытывать досаду, когда что-то не получается. Можем, осознав ошибку, в искреннем порыве воскликнуть: – балда! – и хлопнуть себя по лбу, а затем, повернувшись к соседу-помощнику, повторить: – балда! – и хлопнуть по лбу уже его. А то и вовсе прийти в ярость и начать все крушить. Смущаться мы не умели, по общепризнанному мнению, вовсе. Некая прагматичность наших характеров нам этого не позволяла. И, конечно же, от смущения мы не краснеем. Разве что от злости.
– Или я почему-то ужасно зла, – озадаченно сказала я своему отражению, – или со мной что-то не так. А, может, у меня жар? – я поспешно потрогала рукой лоб. – Нет, не похоже. К Дишан сходить?
Я представила, как целительница, чуть насмешливо, чуть сочувствующе, улыбаясь, расспрашивает, что я делала, когда у меня проявился необычный симптом. О чем думала, что чувствовала...
– Нет уж, обойдусь, – поежилась я. – Лучше проведу практический эксперимент и схожу к Скаю. Живот согласно курлыкнул, а вот сердце опять забилось сильнее.
– Да что же это такое! – разозлилась я. – Я его уже сто лет знаю!
Это, конечно, было не вполне правдой, но пять лет мы уже и впрямь были знакомы. Еще с той, самой первой, моей ночи в академии...
Темной безлунной ночью, мы, то есть маленькая безымянная ан-кей и ее угрюмый сопровождающий, вдвоем верхом на старенькой кобыле, добрались до Академии. Молчун Ниратир, сказавший от силы слов двадцать за все два дня нашей поездки из деревни, где меня признали ан-кей, минут десять монотонно долбил кулаком по воротам, пока нам не открыли. Так же молча, он показал дежурному стражу сопроводительное письмо, передал меня ему, спешился, забрал меня у стража, отдал тому взамен повод лошади и прошел в ворота.
Территория Академии была слабо освещена, поэтому осмотреть знаменитую крепость мне в ту ночь не удалось. Пройдя по мощенной камнем дороге до ближайшего по левой стороне здания, мы прошли полутемным коридором в маленький кабинет. В кабинете стояло два стула, стол, на столе – лампа. Больше там, казалось, ничего не было. Однако, стоило нам присесть, над столом показалась голова сонного лохматого парня, который, увидев нас, громко зевнул. До нашего прихода он мирно спал на установленной за столом лавке, но, видимо, звук наших шагов его разбудил. Закончив зевать, он стал увлеченно потягиваться.
– Давай быстрее, – буркнул Ниратир.
– До-о-ку-у-менты, – попросил ночной дежурный, прекращая потягиваться, и снова зевая.
Молча, по своей излюбленной привычке, Ниратир бросил пухлый конверт на стол.
– Надеюсь, здесь полный комплект? – поинтересовался дежурный, вскрыв конверт и бегло проглядывая извлеченные из него бумаги. – Угу, угу, кажется все в порядке. Ладно, сейчас заполню бланк приема, и можешь быть свободен, – сказал он Ниратиру и застрочил на желтоватом листе, который вытащил откуда-то из недр стола.
– Так... а как ее зовут? – прервался он через минуту.
– Пока никак, – проворчал Ниратир. – Три дня всего в деревне провела, и то меня дожидаясь. Ее сразу ан-кей признали.
– Понятно... – дежурный почему-то улыбнулся. – Ну как хоть деревня называется?
– Кречетовка.
– Понятно, так и запишем, – парень снова застрочил в бланке. – Ан-кей-кай из деревни Кречетовка, домен Кречета.... Возраст? Вот зачем они вечно эту графу ставят? Так... – дежурный стал проглядывать бумаги, переданные ему моим сопровождающим. – От девяти до двенадцати.... Ну да, невероятная точность... – скептически скривился он. Затем посмотрел на меня, очевидно, пытаясь на глаз определить возраст. Кажется, ему это не удалось, поскольку он снова скривился. – А, берх с ним, так и запишем. Ладно, с этим понятно, дальше...
Минут через пять он оторвался от бумаг и объявил: – Все в порядке, ты можешь идти.
Наритир быстро встал со стула и вышел, даже не попрощавшись.
– Эх, ну вот где его манеры, – вздохнул дежурный. – Кстати, позволь представиться, я – Вирай-дон, младший учитель. Ну и еще вот, ночной дежурный....
– Здравствуйте, Вирай-дон, – кивнула я.
– Привет, – он снова улыбнулся. – Пойдем теперь к смотрительнице, попробуем найти тебе комнату. Если и не найдем, ночь все-таки, не волнуйся. Завтра отыщем, а переночевать и в лазарете можно. Дишан-кей, правда, этого не любит... но я знаю, как ее уговорить.
Я, помнится, только плечами пожала, не очень тогда представляя, что это такое – своя комната.
Из полутьмы кабинета мы вышли в настоящую темень улицы, прошли по вытоптанной в траве дорожке, затем снова по выложенной камнем мостовой до длинного строения с одним-единственным светящимся окном на первом этаже.
– Вот, это общежитие для ан-кей, оно же ан-кейрит, – пояснил мне Вирай. – И в комнате смотрительницы свет горит, значит, сейчас найдем тебе комнату...
– Ее комната двести пятая, – раздался вдруг голос из темноты, а следом за голосом в пятно тусклого света вышел невысокий мускулистый парень. Его короткие светлые волосы тускло блеснули в слабом свете улицы. – Привет, Вирай.
– А, Скай, привет! – обрадовался дежурный. – Значит, ее уже определили?
– Да, мне час назад указ передали. Вот, подшей к остальным документам, – Скай протянул Вираю сложенный вчетверо лист бумаги. – Немного, правда, помялся.
– Да ерунда, – махнул рукой дежурный, – Значит, твоя она теперь?
– Сейчас узнаем, – Скай наклонился ко мне, заглянул в глаза, сказал: – Здравствуй, милая. Теперь тебя зовут Киран, – и улыбнулся.
И тогда для меня-Киран что-то вдруг изменилось.
Я решительно вышла из комнаты и захлопнула за собой дверь, причем с таким грохотом, что невольно оглянулась. Но дверь была по-прежнему целой, так что я сбежала на первый этаж, как обычно перескакивая через ступени, и пошла в общую ванную.
Комната сияла чистотой, ремонт закончился только на прошлой неделе. Британ-кей, известная во всем мире благодаря созданию водяного колеса и насоса, продолжала совершенствовать свои изобретения. Так что деревянные бочки были убраны, а их место заняли моющие кабины, в которые теплая вода поступала благодаря насосу, нагревательному котлу и реке Припятке.
Я стряхнула пижаму, стянула с шеи веревочку с ключом от комнаты, и бросила их на стоящую у стены скамью. Голая и в пупырышку, поеживаясь от прохлады, сбегала в туалет. Следующим пунктом стояла помывка, так что я нырнула в кабину. Надеюсь, воды в баке хватит. Поздно просыпаться хорошо тем, что в ванной никого нет, но опасно, так как вода в баке может внезапно закончится.
Обошлось. Получив огромное удовольствие от струй теплой воды, окончательно проснувшись и слегка намочив волосы, я вышла из кабины и завернулась в банное полотенце. После жара наполненной паром кабины мне опять стало холодно, захотелось скорей согреться.
Как была, в полотенце, я сгребла пижаму с ключом в охапку и побежала обратно в комнату. Бег по лестнице весьма способствует согреванию.
Отдышавшись, я бросила пижаму и полотенце на кровать. Потом уберу. Так, теперь надо одеться. Признаться, одежды у меня совсем не много, но зато вся – удобная. Дишан периодически ворчит, что я одеваюсь как сельская батрачка. Или даже батрак. В свое оправдание (если оно мне когда-нибудь понадобится) могу сказать, что большинство ан-кей так ходят. Кроме Улинай-кей. Под «волной» она предпочитает раздеться и обмазаться грязью.
Кроме того, отсутствие большого гардероба изрядно экономит время. Не нужно страдать проблемой выбора, что чистое – то и одень. Так что я по-быстрому натянула белье, штаны и рубашку, обула сандалии, и расплела косу. Бросив взгляд в зеркало, я подивилась своей лохматости, и, наконец, вышла из общежития.
На улице ярко светило нежаркое весеннее солнце, отражаясь от стекол в окнах каменных зданий, а почки на большинстве деревьев уже полопались и из них выглядывали нежные зеленые листочки. Я вдохнула воздух полной грудью, закашлялась, фыркнула, и пошла по мостовой, обходя столовую.
За столовой росла небольшая роща, оставленная как пятно «насаждений» в довольно плотной застройке академии, лишь из-за непонятного, но оттого не менее внушительного упрямства ан-кей-проектировщицы. Впрочем, непонятным это упрямство было только для строителей, привыкших спиливать все находящиеся в «периметре» деревья, а вот сами обитатели академии были ей благодарны.
В этой роще мы любили отдыхать, лежа на травке, устраивать пикники, или, как Скай-дон, читать, прислонившись спиной к дереву. У моего Ведущего даже был свой любимый вяз, и я знала, что он обычно читает под ним после завтрака.
Обычно, но только не сейчас.
До рощи я не дошла. Решительным шагом проходя мимо крыльца столовой, я бросила на нее косой взгляд, сделала еще шаг, и остановилась. На крыльце, улыбаясь, стоял Скай, а рядом, почти вплотную, на ступеньку ниже, новоприбывшая черноволосая девушка из Туров. На ее лице и следа не осталось от вчерашнего высокомерия, теперь она нежно улыбалась и, глядя на Ведущего снизу-вверх, что-то весело ему рассказывала.
Я не успела даже ни о чем подумать, как почувствовала жгучую волну поднимающейся злости.
– «Сейчас накроет. Сейчас накроет, а Скай.... Только бы ему ничего не сделать», – с отчаянием взмолилась я. Он конечно, Ведущий, но эта злость была такая сильная, с острым металлическим привкусом. Мне доводилось слышать страшные истории о Ведущих, растерзанных собственными подопечными. Не очень в них верила, но иногда, чувствуя подкатывающую волну, начинала такого исхода бояться.
– «Сейчас накроет», – снова подумала я, но... не накрывало.
Да, злость, и сильная, будто жгла меня изнутри. Но... не двигалась. Не застилала мой разум, замещая собой саму меня в моем же теле, как это обычно бывало.... Я напряженно замерла, а злость, прожив меньше менки, погасла.
– «Это что у меня теперь такой прекрасный самоконтроль?» – удивилась я.
Происходящее было весьма необычно. Переступив с ноги на ногу, я постаралась успокоиться. Кажется, пронесло.... Я снова посмотрела на крыльцо. Девица из Туров, по-прежнему улыбаясь, взяла Ская за руку. И я будто ослепла! От черной злости в глазах! Два удара сердца, и я снова вижу.
– Да что же это такое? – ужаснулась я шепотом. С такими скачками настроения мне не то, что в группе работать, в академии остаться не дадут!
И тут Скай поднял глаза и увидел, наконец, меня. Попрощался с девушкой из Туров и зашагал ко мне. Он шел, приветливо улыбаясь, а я стояла, боясь пошевелиться. А вдруг опять эта дичь начнется?
– Доброе утро, Кир, опять завтрак проспала? Не расстраивайся, я не дам тебе умереть голодной смертью. – Скай, глядя на мое вытянувшееся лицо, улыбнулся еще шире. Похоже, он действительно рад меня видеть! Или... настроение после общения с этой... хорошее?
Я, предчувствуя новую волну сумасшедших эмоций, задрожала.
– Киран? – Скай нахмурился, поняв, что дело не в завтраке. – Что?
– Скай-и-ы-ы, – провыла я, неожиданно для себя, не выдержав напряжения, и зарыдала, уткнувшись в его грудь.
Скай, обескураженный, обнял меня, и замер, не зная, наверное, что предпринять. Мы так немного постояли. Я все рыдала, не в силах справится с собой. Перед глазами понеслись картины, рождаемые моим переразвитым воображением. Вот меня, на общем совете Академии, признают невменяемой. Вот меня, закованную в кандалы, выдворяют из крепости и грузят в телегу, чтобы везти в Цитадель. Рой и Лайка плачут, обнявшись, а Скай, с укором на лице, машет мне в след рукой. Вот я, одетая в рубище, с бешеной яростью скребу ногтями дверь своей кельи. Вот Ирианакай Тур, встряхивая своими черными волосами, прижимается к Скаю и впивается в его губы поцелуем...
Кажется, в этот момент я издала что-то, похожее на волчий вой, так что Скай решил убраться подальше от столовой, чтобы не пугать окружающих. Он подхватил меня на руки и пошел... к любимому вязу в дальней от дороги части рощи. Вяз был раскидистый, с удобными, выпирающими из земли корнями, и с дороги не просматривался. Ведущий несколько неуклюже, видно, от недостатка опыта, сгрузил меня возле вяза, сел рядом и снова обнял. Я, обхватив его обеими руками уже за шею, рыдала взахлеб.
Сколько мы так сидели, не знаю. Наверное, минут десять. Наконец я немного расслабилась и, приказав своему воображению захлопнуться, перестала трястись и рыдать. Скай, облегченно вздохнув, немного отстранился, осторожно приподнял мой подбородок, чтобы заглянуть в глаза, и спросил:
– Что случилось, Киран? Ты... – он немного задумался, и неуверенно добавил: – Тебя кто-то обидел?
В глазах его в этот момент было столько сомнения, что мне вдруг и вправду стало обидно:
– А почему столько недоверия во взгляде? Что, я такая толстошкурая, что меня уже и обидеть никто не может?
– Нет, дело не в толстошкурости, Киран, – покачал головой Скай. – Просто ан-кей редко обижаются так, чтобы плакать.... Вы обычно рычите, кричите, можете даже в драку броситься. Что ты обычно и делаешь....
– Ну, значит, я изменилась! – возразила я возмущенно. – Потому что меня обидели! Меня обидели, и я заплакала... – я не вполне отдавала себе отчет, что несу, но вдруг снова стало грустно, а из левого глаза выкатилась крошечная слезинка. Скай слегка вздрогнул, явно опасаясь продолжения концерта. Затем нахмурился.
– Кто тебя обидел, Киран? – спросил он, пристально глядя мне в глаза.
– Я... меня... я не хочу говорить, – притворно всхлипнула я.
А что мне ему сказать? Что я сама по себе, на голову обиженная? Перед глазами снова вспыхнула картина жестокой расправы Совета над бедной, немного сумасшедшей мной. И я, вздрогнув, выдавила что-то вроде: – ы-ы-ы.
– Ну, хорошо, Киран, не говори, не сейчас, – быстро сказал Скай, снова меня обнял и стал гладить по голове, – можешь рассказать мне позже, когда захочешь, и я с ними разберусь.
Я полувсхлипнула-полухихикнула, понимая бредовость ситуации, а Скай, истолковав этот звук по-своему, поспешно добавил: – Можешь вообще мне ничего не рассказывать. Я просто тебя больше в обиду не дам, хорошо? Буду за тобой приглядывать.
Он говорил что-то еще, но я уже не особо слушала. Мне просто было хорошо, очень хорошо. Слезы уже давно закончились, но вида я не подавала. Скай был теплый и сильный, одна его рука прижимала меня к груди, а вторая все гладила по голове....
– «Вот всегда бы так...» – успела подумать я, но тут раздалось громогласное:
– Нет, ты погляди на них, снова обжимаются, да еще и в кустах, – осуждающе проворчал Грай-дон, появившийся вдруг посреди рощи, словно соткавшись из воздуха.
Я застонала от досады. Скай, осторожно меня отодвинув, поднялся на встречу старшему.
– Киран кто-то обидел, – спокойно ответил Ведущий. – Она очень расстроилась.
– Обидел? – изумился Грай. – Да кто ее может... – он запнулся, наткнувшись на осуждающий взгляд моих красных, со слипшимися от слез ресницами, глаз. – То есть... кто тебя обидел? – решительно закончил он.
Я сочла за лучшее промолчать.
– Она не хочет говорить, – вздохнул Скай.
– Что значит, не хочет? – возмутился Грай. – Кто-то на моей территории творит такие безобразия, что даже ан-кей... эгх-м, – он снова запнулся и решил сменить тактику. Пристально глядя мне в глаза, он стал приближаться ко мне.
– Тебя кто-то обидел, а ты, вместо того, чтобы дать сдачи, наказать виновного, или позволить другим его наказать, слезы в кустах льешь? Посмотри на Скай-дона, всю рубашку ему залила! – массивный палец Грая столь решительно указал на Ведушего, что я невольно обернулась.
И впрямь, на рубашке образовалось довольно внушительное пятно от слез. И, надо полагать, не только слез. Ой, как нехорошо... Я шмыгнула носом и хотела уже извиниться, но дело-то было вовсе не в рубашке. Я поняла, что это был лишь отвлекающий маневр, поскольку, Грай-дон внезапно оказался очень близко и рявкнул мне прямо в ухо:
– Смотри на меня!!!
От неожиданности я подпрыгнула на месте, затем резко обернулась и уставилась на побагровевшее лицо Грай-дона, также известного как Гарк.
– Кто тебя обидел?!! – проревел он. – Ну?!!
– Тур!!! – взвизгнула я, неожиданно для себя, отшатываясь от ставшего вдруг таким страшным Смотрителя.
– Ага, Тур, значит! – удовлетворенно пророкотал Гарк-дон, разом успокаиваясь. – Оскорблял небось? Или... приставал? – Грай нахмурился. – Знаю я эту породу... избалованные детишки. Ничего, я с ним разберусь, – уверенно заявил он, похлопав меня по плечу. Я едва не упала. – Он у меня не то что... он у меня вообще... – и Грай зашагал через рощу, донельзя собою довольный.
– Тур, значит? – мрачно повторил за ним Скай.
У меня засосало вдруг под ложечкой. До меня дошло, что я... я же... А он вовсе не...
– Он – просипела я, собираясь все объяснить.
Но Скай вдруг шагнул ко мне и снова обнял.
– Не волнуйся, Киран. Ты не сделала ничего плохого. И Грай-дон на тебя совсем не злится. Просто у него методы своеобразные. Но его можно понять. Он отвечает за безопасность ан-кей в академии и должен знать, если что-такое происходит.
Я, чувствуя, как под ложечкой сосёт все сильнее, вновь попыталась что-то сказать, но голос куда-то пропал.
– Не волнуйся, – снова повторил Скай, чуть отстраняясь и заглядывая мне в глаза. – Может, официально его наказать и не вышло бы, родичи хода делу бы не дали. Но поверь, мы с Граем вполне способны тебя защитить. Все будет хорошо, – улыбнулся он и, наклонившись, поцеловал меня... в лоб.
– Идем, я приберёг для тебя кое-что, ты ведь так и не позавтракала, – позвал Скай.
Я кивнула и молча побрела за ним, чувствуя, как в груди сладко обмирает сердце, а на голове от ужаса встает дыбом подшёрсток.
Я только что, впервые в жизни, подставила человека... причем не понятно, которого, Туров-то в академии два. Новичок-прогрессор и благородный как-его-там, младший учитель. Родственнички. А еще есть девушка из Туров, но ее почему-то в расчет никто не брал. А ведь злилась я как раз на нее. Но и подставлять не собиралась.
Да, в общем-то, уже и не злилась. Подумаешь, за руку Ская подержала. Вот меня Скай сам поцеловал. В лоб. Зато как нежно. Защищать обещал...
Сердце мое пело. Под ложечкой у меня сосало. И вообще, кажется, что-то менялось внутри.
Остаток дня я провела в своей комнате. Основной курс обучения я завершила год назад, а углубленные занятия мы, ан-кей, могли посещать по своему желанию.
Обычно я с удовольствием ходила на лекции по мироустройству и прогрессивным технологиям, а также на практические занятия по механике, или ещё куда заглядывала, но сегодня настрой был определенно не тот. Так что я то лежала в кровати, предаваясь неясным мечтам, то сидела за столом, пытаясь нарисовать портрет Ская по памяти, то, зачем-то, подходила к зеркалу и вглядывалась в свое отражение. Чувствовала я себя странно. Но, пожалуй, хорошо.
Меня атакуют
Три следующих дня прошли более плодотворно. На следующее после памятного дня утро странное наваждение прошло и меня даже осенило новым видом врезного замка. Я проконсультировалась со своим учителем по механике и, получив одобрение, подготовила полный пакет чертежей. Так что к концу третьего дня, после передачи пакета в конструкторское бюро академии, где должны были изготовить первую модель, я была вполне счастлива и даже горда собой.
Незаконченные наброски пейзажей и портрета лежали в ящике стола, на душе было спокойно. Ская я не видела уже три дня, так как была занята, хотя время от времени и думала о нем. А уж про прогрессора из рода Туров даже думать забыла. Но он про меня, как оказалось – нет. А может, и он про меня тоже не думал, но вот увидел – и вспомнил.
