Текст книги "Сестры Ингерд"
Автор книги: Полина Ром
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)
А вот недовольство Ангелы было мне не слишком понятно. На сестре точно так же были роскошные украшения, тяжелые и явно дорогие. Недоумение вызывало только платье. Тоже весьма богатое, но непривычной желто-зеленой окраски в широкую оранжевую полоску. В этом безумном сочетании цветов чувствовалось что-то попугайское, и я никак не могла понять, зачем сестра это нацепила. Она, которая всегда так трепетно относилась к тряпкам, просто не могла надеть это добровольно.
Мой муж поклонился графу и произнес:
– Ваше сиятельство, я рад видеть вас в добром здравии.
– О, дорогой Рольф, я также рад вас видеть!
Я поклонилась юной графине Паткуль и, вежливо улыбаясь, сказала:
– Госпожа графиня, рада встретить вас.
Нос Анжела мгновенно пополз кверху. Небрежно встав ко мне вполоборота, она прощебетала:
– Иоганн, дорогой, скажи, а нам часто придется общаться с неподходящими людьми?
Кларимонда за ее спиной приняла величественную позу, выпятив и без того обширный бюст и торжественно качнув перьями, а граф смущенно пробормотал:
– Ангел мой, барон Нордман мой старый боевой товарищ. Будь с ним полюбезнее, Ангела.
Глава 28
Некоторое время мой муж разговаривал с графом, при этом сам граф держался с ним весьма любезно. Сестра же моя, расстроенная непонятно чем, отпустила в мою сторону парочку колючих замечаний и в дальнейшем беседовала только со своей новообретенной компаньонкой.
Госпожа Люге посматривала на меня победоносно, но мне было совершенно все равно, что там думает эта пухленькая дурочка. Связавшись с юной графиней и осознанно напакостив мне, Кларимонда сама выбрала свою судьбу. Думаю, Ангела при первой же необходимости спишет ее со счетов.
Я видела, что и граф, и мой муж испытывают неловкость от этой ситуации, и была рада, когда, попрощавшись, барон увел меня в сторону накрытого фуршетного стола. Длинный стол, обслуживаемый десятком лакеев, в основном был заставлен мясными тушами, большими и малыми. Бессчетное количество кур и гусей погибли, чтобы украсить своей поджаристой шкуркой это пиршество. Центром композиции являлся целиком запеченный баран, рога которого обернули золотистой фольгой. Мясо было отварное, жареное и запеченное. Его подавали на толстых ломтях хлеба, большая часть которого выбрасывалась в специальные корзины.
Для дам, которые мясом не так уж интересовались, были расставлены вазы с фруктами и орехами, тарелки с мочеными яблоками и изюмом. В кубки наливали медовый взвар вместо вина. Особый ажиотаж вызвало мягкое домашнее мороженое. Грех жаловаться, оно действительно было очень вкусным, но разобрали его почти мгновенно, и барон, слегка покосившись в мою вазочку, грустно отвел глаза. Я усмехнулась про себя: «Кто бы мог подумать, что этот красавчик и мужественный воин – тайный сладкоежка!»
– Хотите попробовать?
По тому, с какой скоростью барон повернулся на мои слова, я поняла, что все угадала правильно: он действительно любит сладкое. Впрочем, пробовал лакомство Рольф весьма сдержанно: съел пару ложек, поблагодарил меня и спросил, есть ли у меня сегодня настроение танцевать.
Я слегка растерялась, потому что слабо себе представляла, как будет проходить этот процесс. То ли опять будут только девичьи хороводы, то ли все же здесь танцуют парами? На всякий случай я решила отказаться.
Для меня весь бал свелся к тому, что мы медленно, под руку, переходили от одной кучки людей к другой, немного разговаривали, обменивались комплиментами, обязательно упоминали, какой роскошный стол накрыл для гостей наш король, и снова расходились.
За танцами я предпочла наблюдать со стороны. Были они разные, в том числе и парные: женщина с мужчиной. Только вот учить такой танец пришлось бы весьма долго: слишком много сложных и вычурных движений, которые не запомнишь за один раз. Здесь снова блеснула моя сестра.
Во время танца со своим мужем, (Бог весть, когда Ангела успела его выучить) она вновь прибегла к фокусу с платком. Только теперь платков этих было два, по одному в каждой руке. Да и цвет летящего шелка был вызывающе алый. Зал почти завороженно смотрел, как взлетают в воздух и вьются огненные лоскуты. Даже король несколько раз хлопнут в ладоши, одобряя искусство молодой графини.
Ангела раскраснелась от удовольствия, находясь в центре внимания. Щебетала птичкой на комплименты окруживших ее придворных, и даже ее нелепое платье не портило цветущую молодость и грацию. На графа Паткуля смотреть мне было неловко: он раздувался от удовольствия, любуясь своей красавицей женой, чувствуя зависть во взглядах мужчин, и явно гордился одобрением короля. Увы, я слишком хорошо знала Ангелу и понимала, что долго его счастье не продлится.
За эту половину ночи, что мы провели во дворце, я успела познакомиться с доброй полусотней человек и, разумеется, почти никого из них не запомнила. Больше, чем на все остальное, я обращала внимание на своего собственного мужа. Оценивала, как он себя ведет, что говорит, как держит себя с равными, а как – с вышестоящими. Я была пристрастна изо всех сил, я выискивала хоть какой-нибудь недостаток вроде снобизма или хвастовства, но ничего похожего так и не заметила.
Барон был вежлив без приторности, любезен без излишеств, а главное – весьма внимательно обходился со мной. Он ни на минуту не оставил меня одну и в разговоре с другими мужчинами не забывал о том, что я стою и скучаю рядом, потому все разговоры заканчивались довольно быстро его словами:
– Простите, дорого Анжеро, но я вижу, что моя супруга заскучала.
– Что ж, барон, рад был с вами повидаться и поздравить вас с бракосочетанием. Мое почтение, любезная баронесса Нордман.
Эти самые слова, “баронесса Нордман” звучали сегодня так часто, что к концу вечера я перестала вздрагивать и напоминать себе, что это обращаются именно ко мне, а не кому-то еще.
Домой мы вернулись за полночь и совершенно без сил. У меня даже не было желания возмущаться, когда горничная снимала с меня одежду, а рядом Рольф небрежно стаскивал с себя бальный костюм. До кровати мы еле доползли. И ни его, ни меня не смутил сосед под одеялом: мы уснули мертвым сном почти мгновенно.
***
Утром, когда я пробудилась, Рольфа уже не было рядом. Мы встретились только за завтраком, где он мне сообщил:
– Завтра утром мы выезжаем, Ольга. Мой обоз очень невелик, и я смогу вам выделить только две телеги. Постарайтесь уместить туда все вещи и оставьте место для себя.
– А вы? Для вас тоже нужно оставить место?
Муж засмеялся и ответил:
– Я еду верхом. Если бы мы передвигались летом, я повез бы вас на своем коне. Но зимой лошадям и так трудно, потому вы поедете в телеге.
Может, это было и не слишком любезно с его стороны, но я прекрасно понимала, что слишком мало разбираюсь в путешествиях и местных трудностях, а потому спорить не стала. Только кивнула, соглашаясь, и ответила:
– Я постараюсь не подвести вас. Но у меня всего один сундук с приданым и еще шуба. Думаю, две телеги мне не понадобятся, достаточно и одной.
Графиня вмешалась в наш разговор совершенно неожиданно:
– Вам понадобятся две телеги, баронесса.
Мы с мужем встретились взглядами. Я незаметно пожала плечами, поясняя, что не понимаю, о чем говорит хозяйка дома. А госпожа Роттерхан после небольшой паузы продолжила:
– Не пристало северной баронессе кататься в телеге, как простой крестьянке. Вы поедете в моем зимнем экипаже. Там есть печка и все необходимые удобства. Кроме того, сегодня мы займемся вашим приданым. Так что готовьте ваши телеги, господин барон, – при этом голос ее был чуть скрипуч и совершенно не эмоционален, так же, как и обычно. Да и выглядела она сухо, строго и неприступно.
В конце завтрака она добавила:
– Мой зимний экипаж, барон, вы перешлете мне с оказией при первой возможности. Сейчас торговля будет восстанавливаться, и скоро к вам в ваше и соседние баронства станут наезжать купцы. Один из них передаст вам мою записку. Вот ему-то вы и отдадите экипаж.
Я не знала, как на это реагировать, а мой муж просто посмотрел госпоже Ротеттрхан в глаза, чуть склонил голову и негромко сказал:
– Я очень благодарен вам за доброту, госпожа графиня. Если вам понадобится моя помощь, я всегда к вашим услугам.
***
В этот раз в кладовую госпожа графиня взяла с собой аж трех горничных: Алоисию и еще двух крепких служанок. Она заставила распахивать и перебирать бесконечные сундуки. В результате этой возни я стала обладательницей двух огромных пуховых одеял из красного атласа, четырех таких же огромных подушек, шести комплектов постельного белья на все это великолепие. И огромного, просто гигантского тяжелого жаккардового покрывала, которое предназначено было украшать нашу спальню днем.
В сундуки складывались теплые и мягкие ночные рубахи и тонкие батистовые. Вязаные длинные чулки для зимы и тонкие шелковые со швом для лета. Туда же легла пара новых халатов для меня и мужа из мягкой шерсти с шелковистой сатиновой подкладкой. Добавился сундук с несколькими роскошными льняные скатертями, стопками полотенец и простыней. В эти белые ткани аккуратнейшим образом завернули несколько предметов из стекла: графиня снабдила меня дюжиной стеклянных стаканов и несколькими вазами.
Еще один сундук заняли длинные отрезы тканей: шелк, бархат, атлас и рулон парчи. Второй, побольше размером, наполнили ткани попроще: льняные, полушерстяные и хлопчатобумажные. Был еще набор серебряных вилок и ложек. И большой ларец, который графиня назвала “девичьей радостью”: наполненный простенькими, но очень симпатичными украшениями из серебра с цветными камушками.
Добавился сундук с прекрасно выделанными овечьими мягкими шкурами, сундук с белоснежными заячьими шкурками, рулоны сукна и огромные корзины сухпайка: белые сухарики, глиняные горшочки с медом и топленым маслом, мешок травяного сбора, огромный копченый окорок, который завернули в несколько слоёв серой бумаги и уложили в корзину к жареным курам. Пакеты с изюмом и финиками, ларец, разделенный на несколько отделений, где хранились черный перец, стручки ванили, анис и другие пряности. И еще много разного по мелочи, что я не в состоянии была запомнить.
Укладкой вещей графиня руководила лично, и весь этот тетрис упаковывали под ее надзором. Ближе к вечеру, глядя на мое ошалевшее лицо, графиня сказала:
– Алоисия, сделай нам с баронессой крепкого взвара и подай гречишный мед. Это взбодрит нас.
Глава 29
Пить взвар графиня увела меня в свои личные комнаты. Было немножко неловко, но я аккуратно старалась рассмотреть все, что меня окружало. Графиня была интересна мне сама по себе, а кроме того, это была первая комната, про которую я смогла сказать, что она была оформлена стильно.
Правда, стилистика эта была мне совершенно непривычна. Я предпочитала меньше мебели и больше света. Но из всех жилых помещений, что я видела раньше, эта комната была самой уютной. Здесь все располагало к покою. Не было официоза трапезной, не было богатых понтов королевского бального зала, но не было и убогости нашей с Ангелой комнату в доме баронессы.
Кровать пряталась в глубокой нише, отгороженная от комнаты теплыми шерстяными шторами шоколадного цвета. Стены, как и везде, беленые, были легкого персикового цвета.
Два высоких окна занавешены плотным шерстяным джерси. Возле одного из них штуковина, похожая на мольберт. Там хозяйка вышивала какую-то картину. Краем глаза я отметила сочные оранжевые плоды, похожие на апельсины. Самым приятным в комнате было именно цветовое решение, греющее теплыми тонами в эту холодную зиму. Вместо печи – камин, который уютно освещал довольно большой овальный стол, покрытый скатертью в тон к шторам и балдахину.
– Ваше сиятельство, я так благодарна вам за помощь и щедрость… – графиня небрежно взмахнула рукой, приказывая замолчать.
В камине тихо потрескивали дрова, пахло сухими травами, сдобой и чуть-чуть – дымом. Я чувствовала себя неловко от того, что её сиятельство даже не захотела выслушать благодарность. Может быть, я сделала что-то не так?!
– Баронесса Нордман, – сухо сказала графиня, – раз уж здесь нет ни одной вашей родственницы, которая могла бы дать вам наставления, я возьму эту обязанность на себя. Я думаю, что вам придется очень много работать, но не стоит этого бояться: Господь воздает за труды. Заботьтесь о своем муже, любите и почитайте его, и я уверена, что ваш брак не будет приносить огорчений.
В общем-то, хозяйка говорила весьма разумные вещи, поэтому я только покорно кивала головой. Я была благодарна ей и решила, что графиня имеет право на небольшую долю нравоучений. Она некоторое время еще поучала меня, а потом, вздохнув, отхлебнула чаю и произнесла:
– Будем надеяться на лучшее, баронесса. И не будем роптать, если Господь сочтет ваши усилия недостаточными, – с некоторой горечью в тоне закончила она.
Вопрос вырвался у меня прежде, чем я сообразила, как жестоко он звучит:
– Вы говорите о своей дочери, графиня? – ляпнув, я тут же сообразила, что наделала, и машинально испуганно прикрыла рот ладошкой.
Графиня на миг замерла, сжав губы в тонкую ниточку. Затем резко выдохнула и сказала:
– Да. Надеюсь, Господь простит мне эту дерзость. И гнев… – она перекрестилась и замолчала.
Я также боялась нарушить тишину. Некоторое время мы просто слушали, как потрескивают в камине поленья: этот звук немного успокаивал. Заговорила графиня тихо, но голос ее понемногу набирал силу. Она как будто пыталась задавить в себе тоску, рассказывая о ранней гибели любимого мужа, о том, как буквально через год скончался его младший брат, последний носитель титула; как она одна берегла и воспитывала дочь, всю жизнь сожалея, что так и не удалось родить мужу сына-наследника. О том, как она вымолила у короля позволения не отдавать графский титул в жадную и хищную боковую ветвь семьи, а передать его мужу своей дочери. О том, как долго она искала достойного жениха, который любил бы ее дочь, но и не уронил бы честь семьи Роттерхан, и как нелепо погибли оба молодых за несколько дней до свадьбы при пожаре в её поместье.
– После похорон я переехала в город и с тех пор бессмысленно копчу белый свет при дворе короля. Надеюсь, баронесса Нордман, ваша судьба будет более удачной. Моя девочка, моя Карлотта достойна была долгой и счастливой жизни… Раз уж я не уберегла ее… Может быть, Господь будет милостив к вам? Я помолюсь об этом.
Несколько минут я просто не могла говорить, боясь разреветься. Так жалко было мне эту сухую одинокую старуху. Я еще больше стала уважать ее за стойкость и несгибаемость. Но жалость была превыше всего, и я тихонько спросила:
– Ваше сиятельство, после смерти Карлотты прошло уже больше десяти лет, а вы все никак не можете залечить рану в своем сердце. Правильно ли это?
– Такие раны не лечатся.
– Ее нельзя вылечить полностью… Но рана уже могла бы зарубцеваться, а ваша все еще кровоточит.
Графиня как будто бы уже стеснялась своих откровений и сидела за столом вполоборота ко мне, неотрывно глядя на игру огня в камине. Пауза была длительная, но потом она спросила:
– И как, по-вашему, можно залечить рану?
– Простите, что я полезла с непрошенными советами…
– Говорите, баронесса Нордман.
Я собралась с духом и ответила:
– Далеко не все девушки вышли замуж. Многих отправят в монастырь. А ведь служение Господу должно идти от сердца. Вы могли бы удочерить кого-то из них и спасти христианскую душу от ненависти к миру и жизни.
– Вы предлагаете мне разбавить кровь графской ветви Роттерхан? – в голосе ее звучали горечь и раздражение.
– Знаете, ваше сиятельство, я думаю, что родство по крови не самое главное в этой жизни. Гораздо важнее родство по духу.
Мы обе помолчали, а потом я тихо добавила:
– Ведь Ангела – моя родная кровь. Но вы сами видели, госпожа графиня…
Больше в комнате не прозвучало ни слова. Через несколько минут графиня жестом отпустила меня. И я ушла, ругая себя за длинный язык и за то, что полезла не в свое дело: «Зачем я сунулась ее поучать? Только душу бедной старухе растревожила!».
***
Пожалуй, я уже начала привыкать к мысли, что вместо Анжелы и Лизелотты каждое утро вижу в своей постели молодого красивого парня. Муж по-прежнему держался вежливо и слегка отстраненно, за что я была ему бесконечно благодарна: любовные игрища сейчас интересовали меня в последнюю очередь.
К завтраку хозяйка дома не вышла, и мы поели в полной тишине.
Во дворе меня ожидал домик на полозьях с графскими гербами на дверце. Стелился дымок из невысокой трубы. Бородатый кучер в тулупе подтягивал какие-то ремешки на упряжке коней. Муж распахнул мне дверцу и сказал:
– Мы торопимся и поедем быстро, пока не догоним обоз графа.
В нашем собственном обозе, кроме моей кибитки, было шесть телег и всего девять человек, включая барона и меня. Две из этих телег везли мои сундуки.
Внутри домик оказался гораздо уютнее, чем тот, в котором мы с сестрой ехали в столицу. Самое забавное, что я даже обнаружила некое подобие туалета: в самом конце находилось то, что сперва я приняла за шкаф. Но это был не шкаф: за дверцами прятался деревянный «трон», из которого все падало и выливалось прямо на дорогу. Чтобы через это отверстие не попадал холодный воздух, трон плотно закрывался лаковой деревянной крышкой. Я поулыбалась над чудесами местной техники, но все же это оказалось гораздо удобнее, чем останавливать кибитку и искать укромное место на заснеженной обочине.
В домике графини даже было окно с двойным остеклением. Сквозь него я пронаблюдала, как ловко мой муж запрыгнул на массивного вороного коня с гривой, заплетенной в косы, роскошным хвостом и мохнатыми ногами. Надо отдать ему должное, смотрелся он на этом жеребце великолепно.
Барон громко скомандовал: “Поехали!”. И началось наше длинное путешествие.
Сама поездка оказалась достаточно скучной. Днем была возможность смотреть в окно, и я любовалась или крошечными заплатками деревень, полузанесенными снегом на бескрайних полях, или темной стеной зимнего леса.
К вечеру, когда за окном темнело, я зажигала свечу и читала. В боковом кармане над моей койкой нашлось два печатных томика. Библия, которую я сочла нужным изучить хотя бы поверхностно. И несколько легкомысленный светский роман о пытавшемся завести любовницу молодом мужчине. Сюжет так отчетливо перекликался со знаменитой «Летучей мышью», что я разулыбалась, находя совпадения.
Общий обоз графа Паткуля, в котором мы ехали, был просто гигантский. Где-то впереди волокли возок графини Паткуль, в середине ехала еще одна семейная пара, с которыми я изредка сталкивалась на привалах и вежливо раскланивалась. А уже в самом конце обоза, впереди шести наших телег катился мой возок.
Чаще всего ночлег устраивали прямо на улице. Мужчины разводили костры, коней кутали в попоны, варили кашу в огромных котлах. Была возможность выйти и основательно размяться. Несколько раз ночлеги устраивали в деревнях. Тут я мужа не видела совсем: он уходил с возницами на сеновал. Я с удивлением наблюдала, сколько ему самому приходится работать.
Каждый вечер он тщательно чистил своего красавца жеребца и задавал ему корм. Он колол дрова и чистил снег под площадку для ночлега. Он не брезговал никакой работой и даже помогал в ремонте одной из телег. Чем больше я смотрела, тем больше понимала, что этот самый барон, волей случая доставшийся мне в мужья, не самый плохой вариант и, кажется, весьма достойный человек.
На двенадцатый день пути барон сказал за ужином у костра:
– Если Господь даст хорошую погоду, через два дня мы прибудем в замок графа Паткуля. Там остановимся на два дня: нужно будет дать роздых коням.
Глава 30
Через два дня к вечеру мы прибыли в Партенбург, главный город графства. Жилище графа резко отличалось от королевского. Если королевский дворец когда-то начинался с небольшого замка, который потом достраивали и перестраивали, стараясь по мере роста богатства хозяев придать ему торжественный стиль и парадность, то дворец графа Паткуля изначально строился дворцом, а не защитным сооружением. Никаких нелепых надстроек и несимметричных башен. Архитектурно грамотный ансамбль.
Пять этажей дворца светились высокими, округлыми вверху окнами дружелюбно и открыто. Заснеженный парк встречал нас теплым светом фонарей, а чуть ниже, под холмом, на котором вольготно раскинулся графский дом, расположился двух-трехэтажный город. Благодаря свежевыпавшему снегу и ярким огонькам в окнах он выглядел как рождественская открытка – умилительно старинным и очаровательным.
Все телеги и повозки сразу же отгоняли на задний двор к хозпостройкам. У широкого крыльца высадился сам Иоган Паткуль с молодой женой и ее компаньонкой и гости: супружеская пара – барон Эрик Обер со своей женой и я с мужем. Еще четверо гостей были без пар – сослуживцы и вассалы графа, которые возвращались домой к семьям: детям и женам.
В просторном теплом холле, где слуги почтительно выстроились двумя длиннющими рядами слева и справа от входа, графа ждала его мать, вдовствующая графиня Паткуль.
Тот портрет хозяйки замка, который граф носил на груди, похоже, писали лет десять, а то и пятнадцать назад. Вместо аккуратного кружевного чепца на голове графини было сложное атласное сооружение, полностью скрывающее волосы и заложенное многочисленными складками. Полностью закрыты были даже уши, а вместо сережек на краях головного убора у щек висели какие-то тяжелые украшения. Сильно добавилось морщин, да и сами щеки изрядно ввалились, отчего губы казались совсем уж тонкими, а нос в два раза длиннее, чем на старом портрете, но она не выглядела злой, коварной или желчной. Перед нами просто была пожилая дама строгого нрава.
Графиня по-прежнему носила черное вдовье платье, но теперь вместо скромной кружевной полоски по вороту на плечах раскинулся многослойный белый воротник: поверх белого пике – легкая газовая накидка. Статус дамы подчеркивали черные короткие бусы, на которых висел массивный медальон с крупным темно-алым камнем и золотой графской короной над ним. Губы графини были поджаты так же, как и на портрете, и почти полностью отсутствовали ресницы и брови. Она не была уродлива, но чувствовались властность и строгость.
– Рада твоему возвращению домой, Иоган. И счастлива обнять тебя, сын мой.
Ангела скромно стояла у локтя графа, потупившись и вроде как стесняясь. Ну-ну...
Кларимонда старательно пряталась за спиной новой хозяйки. Граф же, быстро утратив достаточно большую долю самоуверенности и излишней болтливости, подошел к матери, встал на одно колено и, поймав ее руки в свои, поцеловал их по очереди.
Черты лица графини смягчились, и узкие губы тронула мягкая улыбка: видно было, что сына она любит. Ласково поглаживая его по голове, она нежно сказала:
– Представь меня своей жене, мальчик мой. И не забудь про своих гостей!
На несколько минут воцарилась суматоха. Граф по очереди представлял нас матери, лакеи торопились принять верхнюю одежду. И только когда гомон слегка стих, графиня кивнула невестке и сказала:
– Ну что ж, юная графиня Паткуль, пойдемте, я лично представлю вам ваших слуг.
Она вела молчаливую Ангелу и следующую за ней госпожу Люге строго по центру, между двумя шеренгами прислуги и, поворачивая поочередно голову направо и налево, объясняла:
– Это наш главный сенешаль, господин Будо… Это старший повар Тобиас…
Не знаю, что там успела запомнить Ангела, но я точно была счастлива, когда лакеи взялись нас провожать по комнатам. Нам отвели покои на третьем этаже и приставили пожилую, но весьма бодрую горничную.
– Ханной меня зовут, госпожа баронесса. Ежели помыться желаете, так мыльню с после обеда уже топят, и вы только прикажите… А еще не велите ли ваши вещи разобрать?
Помня о том, что мы будем гостить не один день, я велела кучеру занести в дом один из сундуков с одеждой. Наверняка к столу потребуется и платье понаряднее, и, может быть, даже украшения.
Мыльни в графском доме представляли собой несколько комнат, расположенных анфиладой и очень жарко натопленных. Влажные скользкие полы были выложены каменными плитами. Несколько вделанных в стену котлов содержали горячую и даже кипящую воду. Вдоль стены, разделяющей помещение, стояли бочонки с холодной водой. В каждой из таких комнат имелось еще и по широкой каменной лежанке. К мыльне была приставлена служанка, этакая гром-бабища, ростом не меньше самого графа и с такими же широкими плечами.
– …это, госпожа баронесса, они в столицах своих дурью маются, а ежли помыться хорошо желаете, скидывайте белье, а уж я вам угодить сумею. И дурного даже не думайте: сама графиня каждую седмицу обязательно ко мне приходит.
Из одежды на банщице было только что-то вроде холщового фартука с большими широкими карманами.
Пожалуй, это оказалась одна из самых приятных вещей, которую я услышала в этом мире. Конечно, нельзя было мыльню назвать настоящей баней – жар не тот. Зато сама эта Недда, служанка при мыльне, как выяснилось, умела делать потрясающий массаж!
Сперва, взбив в небольшом тазике обильную мыльную пену, она намылила меня с ног до головы, окатила достаточно горячей водой и принялась мылить второй раз, уже начиная с волос. Даже моющие средства здесь не воняли хозяйственным мылом, а пахли хоть и излишне сладко, но достаточно привычным цветочным запахом. Прополоскав мои волосы травяным настоем, Недда свернула их клубком на макушке и заколола тонкими деревянными палочками.
– От теперь добро: не помешают они, госпожа баронесса.
После того как моя кожа начала поскрипывать от чистоты, Недда намылила и сполоснула лежанку, плеснула на руки немного масла и, велев ложиться, размяла мне все тело так, что к концу массажа я только сладко поскуливала.
Потом в дело пошли шероховатые камушки, которыми она потерла мне ступни и каждый пальчик на ногах. Затем осмотрела руки и ладони, одобрительно кивнув и заметив:
– Тут даже и тереть не надо, и так все нежненько.
Последнее, чем она занялась – мое лицо. Недда принесла в небольшой плошке кусочек засахаренного меда и начала скрабировать мне лицо, шею и зону декольте аккуратными нежными прикосновениями, приговаривая:
– Оно конечно, здесь мыльни еще не настоящие. А вот там у вас на северах совсем люди удержу не знают! Прямо в мыльне у них печка стоит с каменьями. И туда они воду плескают, а потом в этом пару и сидят до седьмого пота. Говорят, госпожа баронесса, оченно это для здоровья пользительно! В детстве возил меня отец в те земли, но долго я не выдержала по малолетству-то.
Выходила я из мощных рук Недды, полностью обновленная и помолодевшая лет на десять. Реально чувствовала себя почти ребенком. Больше всего мне хотелось рухнуть и уснуть, но это было невозможно: предстояло ужинать в общем зале с хозяевами.
Рольф вернулся в нашу комнату минут через пятнадцать после меня, с благостной улыбкой на лице:
– Если бы у меня хватило денег перекупить Флинна, я бы сделал это, невзирая на уважение к графу.
По улыбке было понятно, что он шутит, но просто очень доволен жизнью. Очевидно, в мужской половине мыльни все обстоит так же замечательно.
Помогая мне одеться Ханна приговаривала:
– Волосы у вас богатые, госпожа. Такие долго не просохнут, потому мы их сейчас в чепчик приберем. Никто и не увидит, что сырые. Завсегда графиня в гостевых комнатах велит чистые чепчики держать.
Назвать это чепчиком было сложно. Горничная просто собрала мне волосы в узел и затянула его в плотную полотняную ткань, сверху закрепив небольшой полоску кружева: для красоты, как я поняла.
Думаю, все гости были вымотаны дорогой, также как и я. Потому ужин, накрытый в трапезной, прошел очень тихо, быстро и спокойно: все мечтали добраться до кроватей. Перед тем, как покинуть трапезную, графиня обратилась к сыну и гостям:
– Иоган, раз уж твое бракосочетание состоялось в столице по воле короля, то свадьбу мы должны отметить здесь, не обижая отмененным балом наших соседей. Как только прискакал посланный тобой гонец с письмом, я велела начать подготовку и разослала приглашения, – графиня сделала небольшую паузу и обвела взглядом всех присутствующих взглядом: – Почтенные гости, разумеется, все вы просто обязаны остаться здесь. Через два дня съедутся соседи, утром будет молебен о даровании наследников дому Паткуль, а потом, пусть и с опозданием, свадебный пир.
Морщиться было нельзя, но удержалась я, признаться, с трудом. Мне хотелось побыстрее добраться до места и определиться наконец-то со своим углом, не чувствуя себя в этом мире странницей. Искоса глянув на мужа, я заметила, что его улыбка тоже несколько «резиновая». Однако он, как и барон Обер, встал и поблагодарил хозяйку дома за приглашение от имени нашей семьи.
Уже в спальне, предварительно удалив горничную, привычно повернувшись друг к другу спинами и готовясь ко сну, муж с некоторым сожалением вздохнул и сказал:
– Я так надеялся этого избежать…
– Избежать чужой свадьбы? Вы не любите пиры, барон?
Барон вздохнул, еще некоторое время шуршал одеждой у меня за спиной, а потом ответил:
– Ольга, мы женаты уже почти две недели. Несколько неуместно обращаться ко мне на «вы» и звать меня бароном. У меня есть имя.
– Прости, Рольф… Я все время забываю…
– Привыкайте, баронесса Нордман, – с улыбкой в голосе ответил мой муж.
Я слегка фыркнула в ответ на эту усмешку и все же уточнила:
– Почему ты не хочешь на пир, Рольф?
– Потому что придется задержаться. Но даже этого мало. Свадьба, точнее, свадебный пир – очень значимое событие. Нам придется изрядно потратиться на подарок.
Больше всего в его речи мне понравилось слово «нам». Это что, он уже считает меня частью своей семьи? Он будет со мной советоваться? Беседовать о расходах и прочих важных вещах? На всякий случай я решила деликатно уточнить этот вопрос:
– И что ты собираешься подарить им?
– Завтра с утра Иоган заплатит мне твою виру. Как ты думаешь, сколько денег мы сможем выделить на подарок?
От неожиданности я даже повернулась к нему лицом и спросила:
– Скажи, Рольф, а кому вообще принадлежат эти деньги?
Он задумался, и взгляд его стал рассеянным. Потом с недовольной гримасой, пожав плечами, ответил:
– Бог знает, Ольга. Случай редкий. А я не настолько хорошо знаю законы.
– Ты сильно устал, Рольф?
– Еще не падаю с ног, но для надежности лучше бы лечь, – ответил муж с улыбкой.
Он стоял передо мной в тонкой полотняной нижней рубахе и таких же полотняных узких кальсонах, доходящих до середины икр. На пляжах, да и в городе летом, я видела кучу людей: и мужчин, и женщин, одетых гораздо более легко. Топы и короткие шорты – абсолютно обычная одежда в моей прошлой жизни. Но почему-то меня посетила мысль, что по меркам этого мира я вижу нечто довольно интимное. Смутившись и отведя глаза в сторону, я сказала:
