Текст книги "Сестры Ингерд"
Автор книги: Полина Ром
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)
Муж в обязательном порядке каждое утро, шесть дней в неделю отправлялся к воинским казармам и чем-то там занимался со своими вонючими солдатами. Свекровь, эта постная старая вобла с вечно поджатыми губами, была занята целый день. К ней бегали слуги за приказами, она что-то обсуждала с сенешалем замка, лично проверяла какие-то списки и бумаги и обходила мастерские.
Самое отвратительное, что ей, Ангеле, никто и ни в чем не чинил препятствий. Юная графиня хочет платье? Укажите пальчиком на ткань, ваше сиятельство! Старуха отменит все дела в швейной мастерской, и через четыре-пять дней туалет будет готов. Юная графиня хочет какое-то блюдо? Только подскажите какое, ваше сиятельство! Повар получит от старухи приказ и из шкуры вылезет, чтобы угодить.
По требованию молодой графини ей открывали любые кладовые и давали доступ ко всем сокровищам замка. Зашкаливающее количество драгоценностей – от тяжеленных, очень древних грубых золотых чеканок до весьма роскошных, сделанных в последние пару десятилетий, было доступно Ангеле в любое время дня и ночи. Хоть по пять ожерелий за раз надевай.
Проблема была в том, что когда Ангела, наигравшись, отодвигала от себя бесконечные шкатулки, в комнату приходила графиня со своей служанкой, тщательнейшим образом раскладывала все по многочисленным шкатулкам, коробочкам и ларцам, расставляла богатства на стеллаже и закрывала комнату. Проблема была еще и в том, что даже любоваться всеми этими драгоценностями на белоснежной коже графини было совершенно некому: гости в замке практически не появлялись. А если и приезжали какие-то путники, то к графскому столу они не допускались. Их кормили отдельно, при кухне. Так что даже новостей о том, что делается в мире, узнать было невозможно. Свекровь с ней почти не разговаривала, только покорно кивала головой на все пожелания. Муж отмахивался, говоря:
– Ангел мой, зачем тебе забивать свою прелестную головку такими вещами? Они не достойны твоего внимания, любовь моя.
Сами они никуда не ездили: в этой местности на многие дни пути граф Паткуль был самым богатым владетелем земель, и кататься по гостям к простым баронам ему не слишком-то пристало. Муж ее, этот самый бородатый увалень Иоган Паткуль, раздражал Ангелу все больше и больше. Он по-прежнему был без ума от своей молодой изящной жены, без устали любовался ее красотой, но только тогда, когда они оставались в спальне. И все его любования сводились к тому, что, завалив жену и немного попыхтев на ней, он по-собачьи преданно заглядывал в глаза и говорил:
– Любовь моя, надеюсь, в этот раз Господь благословит нас наследником!
С момента воцарения юной графини в замке Иогана Паткуля прошло меньше двух месяцев, а Ангела уже ненавидела и этот замок, и простака мужа, и больше всего эту гадину свекровь. Разумеется, она пыталась ныть и жаловаться мужу, но нарвалась на стойкое непонимание и даже легкое раздражение:
– Ангел мой, скажи, чего ты хочешь, и это немедленно будет исполнено. Но я не могу сидеть возле твоей юбки и любоваться тобой с утра до вечера, – граф мягко улыбнулся и добавил: – Я мечтал бы об этом, ангел мой, но, увы, не могу. Матушка тоже занята, дорогая. Она не может развлекать тебя. Хочешь, я найму тебе менестреля? Он будет петь тебе песни о твоей красоте и слагать в честь тебя мадригалы.
– Господи, боже мой! Как же я несчастна! – на глаза Ангелы навернулись слезы. Она не понимала, как можно что-то объяснить ему.
– Не плачь, ангел мой! Просто скажи, чего ты желаешь.
Праздники с гостями в замке графа Паткуля бывали дважды в год. Поздней осенью, по окончании сбора урожая, собирались соседи и отмечалось что-то вроде нового года и заодно местное Рождество. Ближе к весне был еще один церковный праздник, который совершенно не вызвал у Ангелы вдохновения. Назывался праздник Восхождение Господне. Ему предшествовал длительный тридцатидневный пост. Раз или два за весь год в соседних землях могли случиться свадьбы. Тогда возможен выезд семьи на увеселения. Эти сведения собрала для нее ловкая госпожа Люге.
«И все?! Больше ничего не сотается, как сидеть у окна и пялиться на пейзаж и слуг за окном?!»
Ничто не радовало юную графиню. Целыми днями она сидела в роскошных апартаментах или таскалась по замку, докапываясь до слуг и учиняя скандалы. С отвращением смотрела на надоевшую морду госпожи Люге и устраивала ей выговоры, но совершенно не представляла, чем себя занять: скука грызла ее со страшной силой, все крепче и крепче с каждым днем.
Известие о собственной беременности добило прекрасную графиню. Госпожа Люге первый раз отхватила несколько пощечин.
– Ты же обещала, что это средство самое верное от детей! Ты клялась мне! Гадина! Дрянь!
– Ваше сиятельство, клянусь, так и есть! Другие средства помогают еще меньше. Но ведь муж ваш крепок и здоров: его семя оказалось сильнее отвара… В чем же моя вина, госпожа графиня?!
Глава 43
Сегодня с самого утра у меня было удивительное праздничное настроение. Как-то вот все складывалось одно к одному. Во-первых, шла вторая неделя весны, и дневная капель вместе с ярким солнцем радовали мне душу. Во-вторых, три дня назад был полностью закончен ремонт в нашей с Рольфом комнате. Той самой, что наверху башни.
Башню по-прежнему топили. За эти дни обои высохли окончательно. Нам с Сусанной осталось только отмыть полы и снять чехлы с мебели. Ну и застелить чистое белье, протереть пыль, сделать еще десяток мелких, но нужных дел. Самое же главное, что уже сегодня мы будем ужинать у себя в чистоте и красоте. А еще у меня был небольшой сюрприз для мужа, и потому, готовя завтрак на кухне, я тихонько напевала себе под нос.
В обои для потолка я добавила чуть-чуть голубого цвета, чтобы бумажная масса смотрелась белоснежной. Стены были теплого персикового оттенка. Вся мебель была тщательно натерта восковым полиролем, рецепт которого я нашла в книге графини Паткуль. Да, нам пришлось поработать ручками, но теперь на мебели не видны были даже старые царапины.
Кровать застелила еще одним удивительной красоты комплектом белья из приданого, подаренного мне графиней де Роттерхан. Медные крепления свечей на стенах были начищены в жар и выделены цветом обоев. Теперь настенные подсвечники крепились на прямоугольниках шоколадного цвета: так не видно будет копоти от огня. Мягкую мебель мне удалось перетянуть самой с помощью Густава. Шить новые чехлы пришлось ручками, что для меня являлось маленьким подвигом. Возможно, они и вышли чуть кривоваты, но благодаря сохранившейся набивке: что-то вроде пучков очень жестких волос, кресла выглядели пухлыми, мягкими и уютными, а все огрехи шитья скрадывались.
Полностью на ремонт башни разориться я не рискнула. Скорее всего, у меня не хватило бы денег. Однако я оплатила новые перила на лестницу, которые нужны были не только для восстановления красоты, но и для безопасности. К сожалению, со стеклами все было сложнее. Удалось собрать более-менее целые куски. Такими кусками застеклили две комнаты на втором этаже и два небольших окошка в галерее-переходе между башней и помещением для прислуги. Все остальное пришлось просто забить досками, чтобы не выдувало тепло и внутрь помещения не попадали снег и влага.
Я знала, что рано или поздно я доберусь и до этих комнат, но сейчас замок выглядел как раненый и усталый великан. Совсем недешево обошлись двери для комнат, так же как и их установка. По-настоящему красивыми они были только в нашей с Рольфом комнате: благородное дерево темного цвета и резьба, повторяющая рисунок на кровати. Остальные двери были самые простые, из обычной сосновой доски. Но даже они смотрелись лучше, чем зияющие провалы. Я планировала использовать их потом где-нибудь в хозяйстве, например – в комнатах для прислуги.
К вечеру все было готово. Сусанна помогла мне накрыть стол и ушла. Камин я растопила исключительно для настроения, а не для тепла. Но при этом подумала, что путь от кухни до нашей комнаты слишком велик и еда на стол будет попадать уже остывшей. Сейчас же, пока у нас не готовили каких либо сложных блюд, я просто поставила котелок с морше на ступеньку камина, чтоб похлебка не остыла. Похоже, мне нужно будет серьезно подумать, где разместить трапезную или столовую, чтобы не есть холодное.
После ремонта комната выглядела чуть-чуть пустоватой – явно не хватало мебели. Вот здесь, у стены, напротив кровати, хорошо бы поставить большой комод. Там можно будет хранить постельное и нижнее белье. Ну и шкаф на противоположной стене тоже не испортит дизайн комнаты. Однако я прекрасно понимала, что все это дело далекого будущего. А пока два сундука у стены занимали место будущего комода.
Впрочем, за все свои труды я была щедро вознаграждена восхищением Рольфа. После того самого первого просмотра, когда я показала ему почти полностью сделанный потолок и объяснила, что, как и из чего, больше я мужа в башню не допускала. Работа была совсем не легкая и дорогая. Мне многое приходилось делать самой, без конца бегая по лестнице, чтоб не отвлекать Сусанну от хозяйства. Конечно, у меня всегда была помощь в лице Эммы. Но забот хватило всем. Так что я считала совершенно справедливым, что душа моя вполне законно требует восторгов, одобрения и капельку похвал. Тем более, что я не поленилась достать одно из очаровательных домашних платьев и чувствовала себя сегодня не меньше, чем супер красавицей и царицей мира.
***
Муж вошел с влажными после мытья волосами, одетый по-домашнему: свежая белая рубаха, мягкие брюки из тонкой шерстяной ткани. Вместо привычных уже мне сапог – кожаные туфли, чем-то напоминающие мокасины.
– Приветствую вас, барон Нордман.
Муж замер на пороге, с интересом оглядывая комнату, и восхищенно присвистнул:
– Поздравляю вас, госпожа баронесса! Ваши таланты поразили меня в самое сердце!
Я засмеялась, подбежала к нему, обняла и, закинув голову, заглянула в глаза:
– Рольф, правда, нравится?
Крепкие мужские руки чуть стиснул меня, а я ткнулась лицом в его рубашку, пахнущую свежестью и уютом. Где-то над моей макушкой прозвучал чуть сдавленный его голос:
– Олюшка, радость моя, ты не представляешь, как много ты для меня сделала…
Еще с минуту мы постояли, обнявшись, а потом, со вздохом оторвавшись от Рольфа, я тихо сказала:
– Пойдем ужинать. Я зато хорошо представляю, какой ты голодный.
Пусть еда и была самая простая, но сервирован стол сегодня был фарфором и серебром. В тему пришлась и белоснежная скатерть с вышитыми краями, и небольшая фарфоровая вазочка, в которую я поставила березовые ветки с первыми пробивающимися листиками.
Конечно, на улице еще бывают и метели, и снег лежит по пояс. Но ведро березовых веток я наломала почти сразу, как мы приехали, и оставила в тепле кухни у окна, время от времени доливая воду. Сейчас ажурная зелень не только служила украшением, но и давала ощущение весны. Клейкие листочки березы пахли чуть терпковатым и нежным запахом. Рольф даже аккуратно оторвал один из них, размял между пальцами и с удовольствием вдохнул аромат.
– Знаешь, Олюшка, это, наверное, лучший ужин в моей жизни за последние годы, – с мягкой улыбкой сказал мне муж, отодвинув тарелку.
– Пойдем посидим у камина, заодно ты оценишь новую обивку. И подушки там очень мягкие. Кроме того, я хочу тебе показать еще кое-что.
Это кое-что было тремя аккуратными коробочками из папье-маше, выполненными по технологиям палеха. К сожалению, выбор цветов был минимальный: до лета еще слишком далеко. А самое обидное, что лака для пропитки бумаги я нашла совсем мало. И тот пришлось выклянчивать за хорошие деньги у местного столяра.
Рольф с интересом покрутил в руках легкие шкатулочки, попытался поцарапать ногтем внутренность и с удивлением спросил:
– Что за странное дерево, Олюшка? Они слишком легкие, но кажутся довольно прочными. Не помню, чтобы в наших землях была такая древесина.
– Это не дерево, Рольф. Как ты думаешь, их можно продать?
– Если бы у меня были лишние деньги, я с удовольствием купил бы такое своей жене, – с улыбкой ответил он и осторожно добавил: – Конечно, смотря сколько такая стоит.
– Это обыкновенная бумага, Рольф. Но чтобы шкатулки получались еще красивее, мне нужны краски. И мне нужен лак. Хороший, качественный лак. Эти коробочки не боятся влаги и будут служить очень долго. Заплатил бы ты за такую серебряную монету?
Рольф задумчиво почесал кончик носа, еще раз покрутил коробочки, открывая и закрывая крышки, и спросил:
– А сколько она стоит на самом деле?
– Я не знаю, сколько стоит бумага. Я не знаю, сколько будут стоить краски и лаки, но в любом случае себестоимость таких изделий не слишком высока. Конечно, точно я тебе не скажу, но думаю, что вместе с работой она будет стоить около четверти серебряной монеты.
Муж как-то странно мотнул головой и затих, что-то обдумывая. Я с некоторым волнением ждала его ответа: если ему не понравится моя идея, то эту башню мы будем восстанавливать еще долгие годы. Просто потому, что разрушенное хозяйство крестьян и обнищавший город будут поглощать все доходы. А моих личных средств было, увы, не так и много. Мне очень хотелось иметь независимый от мужа источник дохода, но я понимала, что если он скажет “Нет”, то ругаться я не стану. Буду думать о чем-то другом, более привычном этому обществу.
Не то чтобы я боялась разоблачения, но даже по поводу бумажных обоев мне пришлось врать и изворачиваться. Я сказала Рольфу, что натолкнулась на эту идею в монастыре, когда случайно уронила в воду лист бумаги. Высушить его не получилось: вода была грязная, зато комок, который я припрятала от монашек, чтобы не огрести наказание за неаккуратность, стал очень твердым, когда высох.
Именно поэтому, чтобы не завраться окончательно, я и не собиралась качать права. Понимала, что и так веду себя достаточно необычно для скромной воспитанницы монастыря. Но уговорить мужа мне все-таки хотелось. От волнения я даже встала с кресла, положила руки ему на плечи и спокойно объяснила:
– Понимаешь, Рольф, я буду жить в этом замке всю свою жизни. Здесь будут расти наши с тобой дети. Мне очень хочется, чтобы дом быстрее стал уютным и красивым. А для этого, дорогой, мне нужны личные деньги, которые я смогу тратить по своему усмотрению. До тех пор, пока ты не поднимешь землю, я не хочу лазить в твой кошелек. Так что очень тебя прошу: не запрещай мне зарабатывать.
Не знаю, что именно мой муж услышал из всей этой речи, но он вдруг оживился, резко вскочил с кресла и, подхватив меня на руки, очень серьезно сказал:
– Знаете, милая баронесса Нордман, я выслушал вас весьма внимательно. Но больше всего меня интересует вопрос: а где же у нас те самые дети, ради которых все и затевается?! Мне кажется, в отсутствии этих самых детей есть большая доля моей вины! Как честный человек, я собираюсь немедленно исправить этот недостаток!
Почему-то все мысли о собственном деле и бизнесе довольно быстро пропали у меня из головы. Я чувствовала в голосе Рольфа улыбку, но не насмешку. Для него женский бизнес был чем-то необычным, нарушающим некоторые внутренние правила. Но мой муж был достаточно умен, чтобы не кричать «Нет!» сразу же.
Кроме того, после своей пылкой речи он начал жадно нацеловывать мои плечи, шею, мочки ушей и постепенно подобрался к губам…
***
Утром, когда я еще сладко потягивалась под легким воздушным одеялом, ленясь открыть глаза, уже проснувшийся Рольф сказал мне:
– Как только стает снег и установится дорога, я поеду в Партенбург. Мне нужно будет закупить живность и еще кое-какие товары. Если ты не передумаешь, солнышко, ты сможешь поехать со мной.
– За красками?
– Да, за красками.
Глава 44
К концу месяца эйприла снег сошел окончательно, и дороги просохли. В Партенбург мы выдвинули довольно большим обозом: мой домик, восемь крестьянских телег и куча сопровождающих. Кроме десятка человек охраны, которых муж нанял в дорогу, еще по два-три мужчины с каждой деревни. Как правило, это был или староста, или его старший сын с парой сопровождающих. Назад придется везти зерно и перегонять скот, поэтому и понадобилось столько народу.
Весной путешествовать было однозначно веселее: несколько раз Рольф брал меня к себе в седло. И если первый раз я боязливо цеплялась за все, за что могла: так непривычно высоко приходилось сидеть, то через некоторое время, полностью доверившись мужу, я получала даже своеобразное удовольствие от таких покатушек. Тесно прижималась к его груди спиной и чувствовала себя очень уютно в надежном кольце сильных рук, крепко держащих поводья.
Самым потрясающим в весеннем путешествии были запахи. Густой аромат клейких березовых листьев, сочный, даже резковатый хвойный дух. Ближе к центру герцогства по обочинам стали встречаться цветущие кусты черемухи, которые вытесняли все другие запахи. Цветение было мощным, даже буйным, а воздух приобретал такую густоту и плотность, что его хотелось потрогать и дышать, дышать, дышать…
На привал останавливались вечером, разводили костер, перекусывали и долго чаёвничали. Мужчины обсуждали дела в селах и деревнях, а я просто тихо сидела рядом с мужем и чуть задремывала от усталости. Лесной чай благоухал тонкими нотками смородины и малины, которые крестьяне сушили еще в прошлом году.
– Это потому, госпожа, этак они пахнут восторгательно, шо запирать ягоду надобно плотно. Жинка моя горшок воском приливает, так оно ажно до другого года и хранится тамочки. А ежли в мешок сложить… Этакого скусу не получится уже… – серьезно объяснял мне секреты духовитого чая один из крестьян.
На небе низко-низко висели крупные осколки звезд, слегка помигивая. Над костром вились огненные искры. Пахло дымком, чайными летними травами и свежестью выпавшей росы. Я сидела, прислонившись спиной к плечу Рольфу, и ощущала тихое и надежное счастье. Неторопливое, даже чуть ленивое, похожее на сонного потягивающегося кота. Не хотелось двигаться и шевелиться…
Утром спешный и бодрый завтрак. Немного зябко и свежо. Над тяжелыми и еще влажными ветвями придорожных кустов недовольно гудит рано проснувшийся шмель. Мне кажется, я готова была ехать так всю жизнь, но, увы…
Мне очень не хотелось видеться с сестрой, но даже я понимала, что приехать в город к родственникам и остановиться где-нибудь в таверне совершенно не прилично. Пусть мы и седьмая вода на киселе, но обижать графиню Паткуль было решительно невозможно. Под графиней Паткуль я подразумевала мать графа.
Сестрица в моем понимании никакой графиней не могла быть в принципе: слишком уж она эгоистична для такой должности. Ангела воспринимает высокий титул как освобождение от всех обязанностей, а на самом деле титул только добавляет забот.
Тем не менее в замке прислуга встретила нас весьма любезно и сразу проводила в комнаты на отдых. А за ужином я встретилась и с графиней, и самим графом, и с сестрой, у которой был уже заметен животик, еще и подчеркнутый свободным кроем платья.
Честно говоря, ранняя беременность Ангелы меня удивила: никогда не думала, что она так быстро захочет ребенка. Я-то старалась предохраняться изо всех сил, хотя прекрасно понимала, что все эти местные меры – не более чем самоуспокоение. Но пока что мне везло.
Граф Паткуль поприветствовал нас весьма громогласно и, кажется, был искренне рад нашему приезду. Анжела с кислым лицом оглядела мой наряд и, буркнув что-то условно-любезное, якобы от повышенной хрупкости, оперлась на руку госпожи Люге.
Старшая графиня встретила меня ласковой улыбкой, и за верхним столом я сидела рядом с ней. Рольф обсуждал с графом какие-то нововведения в войсках, и оба мужчины так увлеклись беседой, что, по моему мнению, совершенно не видели, что именно ставят им на стол слуги.
Графа отвлек от разговора только момент, когда Анжела с визгом запустила в одного из лакеев тарелкой с куском запеканки или рулета. Похоже, за столом такие сцены были привычны: никто и бровью не повел. Лакей, подхватив брошенную тарелку и не понравившееся молодой графине блюдо, быстренько выскользнул из зала, а на его место тут же пришел другой. Граф басовито успокаивал жену, в то время как горничная шустро затирала тряпкой на полу крошево овощей и мяса. Я сочувственно взглянула на графиню, которая, как бы извиняясь, шепнула:
– Графиня Ангела очень невзлюбила репу, и лакей, который поставил блюдо на стол, виноват сам. Беременность часто дается женщинам нелегко. Так что перепады настроения – дело обычное. Прошу вас, баронесса, не обращайте внимания.
Когда все вернулись к еде и разговорам, я позволила себе еще раз поблагодарить графиню:
– Если бы вы знали, ваша светлость, как полезна мне оказалась книга! Я бесконечно благодарна вам за то, что вы щедро поделились со мной опытом.
Старая графиня улыбнулась и мягко погладила меня по руке, с улыбкой добавив:
– Вы знаете, дорогая баронесса Нордман, я думаю, что степень нашего родства достаточна для того, чтобы обращаться друг к другу менее формально. Вы вполне можете звать меня госпожа Жанна.
Примерно в середине ужина неожиданно зашел лакей и сообщил, что за воротами замка находятся королевские войска, в общей сложности около пятидесяти человек. И офицеры просят приюта на ночь.
– Один из них велел сказать, что его зовут барон Листер, и он сражался рядом с вами, ваше сиятельство, в битве у Серых Камней.
Рольф и граф переглянулись, и басовитый голос хозяина замка потребовал:
– Разместить прибывших солдат в казарме, а господ офицеров пригласи на ужин.
Второму лакею граф приказал:
– Скажи на кухне, что к нам прибыли гости. Нужно освежить стол и добавить блюд.
Ждать пришлось недолго. Минут через пятнадцать в столовую вошли трое мужчин, которым обрадовались и граф, и Рольф. А самое странное, что им обрадовалась и Ангела. С ее лица моментально пропало скучающе-брезгливое выражение, а вместо него появилась мягкая и нежная улыбка.
Нам представили офицеров. Это действительно оказались старые знакомые графа. После некоторой суматохи и рассаживания за столом, мужчины завели общую беседу, которую несколько раз легким смехом и шутками прерывала Ангела. Мне показалось, что офицеры чувствовали некую неловкость, когда она вмешивалась. Но в целом ужин прошел в довольно приятной обстановке.
После еды я оставила Рольфа в компании старых знакомых и отправилась отдыхать. Госпожа Жанна, обсудив со мной наши планы на завтра, сказала:
– Надеюсь, баронесса, вы найдете время перед ужином, чтобы навестить меня.
– С большим удовольствием, ваше сиятельство! – мне хотелось показать графине коробочки из папье-маше, обсудить с ней, как лучше наладить производство и, возможно, получить от нее совет. Все таки практику не заменят никакие абстрактные знания и книги.
Рольф пришел поздно, когда я уже спала, и очень старался не разбудить меня. Я чуть поморщилась: от него изрядно попахивало вином, и запах показался мне не слишком приятным.
С утра, сразу после завтрака, мы отправились на рынок и по лавкам. В первый день закупали зерно и присматривались к скотине. Для меня все это было не слишком интересно и важно, потому я, выпросив у мужа в охрану двух бывших солдат, отправилась смотреть местную ювелирку. Меня интересовали не столько золото и драгоценные камни, сколько то, что любят носить не слишком богатые горожанки.
Медь и бронза, иногда позолоченные или посеребренные. Простенькие, часто повторяющиеся чеканные рисунки на металле. Эти украшения напоминали не штучные изделия от ювелира, а обычную штамповку. Иногда довольно качественную, но все же штамповку. В таких изделиях почти не было камней. А если и были, то или дурно граненые и с отчетливо видимыми дефектами, вроде трещин и пятен, или же просто стеклянные кабошоны. Опять же – не слишком красивые, мутноватые, а иногда и с застывшими пузырьками воздуха. Такие изделия продавались не в лавках, а прямо на рынке. Как правило, это была довольно большая плоская коробка, где на холстине были разложены образцы, а сами изделия хранились под прилавком, нанизанные на огромные металлические кольца с защелками.
Я обошла нескольких продавцов, пока наша то, что мне требовалось.
– Почтенный, вот это сколько стоит?
– Госпожа, тут камушки вывалились, возьмите другие. Вот, смотрите: здесь все на совесть укреплено, и бусинка не потеряется, – мужчина протягивал мне целую связку отштампованных перстней с грязно-голубыми мутными стеклянными кабошонами. – Любой берите, какой на вас смотрит, прекрасная госпожа!
– Нет, любезный. Я хотела бы узнать цену именно на вот это, без камушка.
Продавец, достаточно молодой мужик, недовольно нахмурился и, шевеля губами, начал что-то подсчитывать. Через несколько секунд ответил:
– Пять медяков, госпожа. Меньше никак нельзя !
Я еще раз осмотрела медный перстенек с пустым местом под кабошон. По бокам колечка отчеканены незамысловатые виньетки. Четыре лапки, которые должны удерживать камень – целые и невредимые. Кольцо разъемное. То есть его выбивают штампом из медного листа и только потом формируют из плоской полоски само кольцо. Такая работа не должна стоить слишком уж дорого. Прикинула вес изделия и вес медной монетки и, строго посмотрев на торговца, сказала:
– Четыре! Но если есть еще что-то, откуда вывалились стекляшки, я посмотрю все.
Продавец недоуменно пожал плечами, порылся под прилавком, но все же выложил передо мной не слишком широкий браслет и грубоватый кулон, которые тоже утратили свои фрагменты. Кольцо я купила за четыре медяка, кулон за шесть и браслет за девять.
Можно будет попробовать делать крошечные миниатюры на папье-маше. Что-то вроде ростовской финифти. Разумеется, это не будут такие прочные и долговечные вещи, как настоящая финифть, но все же такая вставка, я думаю, способна будет изрядно поднять цену изделия. Мне нужен был хороший прозрачный лак для укрепления красок.
В общем, в замок и я, и муж вернулись уставшие, но довольные. Он договорился о покупке семенного зерна. На завтра должны были пригнать какой-то необходимый ему скот. А на послезавтра на утро привезти цыплят и утят – однодневок.
– Тут, Олюшка, главное в дороге их досмотреть, а уж там, на месте крестьяне выкормят, – Рольф был так доволен, что даже что-то маршевое мурлыкал себе под нос.
Я оставила его в прекрасном настроении и пошла навестить графиню.
Глава 45
Беседа со старой графиней была и приятна, и информативна. Госпожа Жанна дала мне несколько бесценных советов: подсказала, какие мастерские делают самые качественные краски. А за сложными оттенками порекомендовала обратиться к художникам.
Признаться, такой совет ввел меня в ступор. В моем понимании художники – это люди, которые краски только потребляют. Оказалось, что все гораздо сложнее. В этом мире крупные мастерские и заводы только-только начали организовываться и появляться на свет. И если краску для того, чтобы покрасить деревянные рамы, простые двери или не слишком богатую мебель, производили в достаточных количествах, но с весьма скудной палитрой цветов, то за какими-то сложными оттенками требовалось идти именно к художникам. Только они знают правила добавления всевозможных присадок для получения необычных и ярких цветов. Госпожа Жанна подсказала мне хорошего художника, который еще в молодости писал портрет ее самой вместе с мужем:
– Он сейчас уже немолод, но все еще берет заказы и в Партенбурге считается лучшим. Кроме того, у него есть два ученика, которые не только учатся рисовать, но и помогают ему делать краски.
В результате этой беседы нам пришлось задержаться еще на день. Я исписала несколько листов бумаги, тщательно фиксируя, в какой краситель сколько и чего нужно добавить, куда идет стертая в пыль глина, куда спиртовой раствор и прочие добавки. Вообще, разговор с мэтром Шото оказался очень интересным.
Он был немного старше графини, но еще весьма бодр. Имел прекрасное зрение, совершенно седые волосы, собранные в короткий пушистый хвостик, и довольно кривые ноги. Ходил мэтр, переваливаясь и опираясь на трость, но двигался очень быстро. А еще живописец был ужасно болтлив!
Именно от него я узнала кучу совершенно ненужных мне деталей. Например, мэтр рассказал, что для того, чтобы подобрать оттенок телесной краски для женского портрета, нужно брать желток яйца от курицы, выросшей в городе. Соответственно, на мужские портреты брали более интенсивно окрашенный желток от деревенской курицы. Разумеется, все это я прекрасно помнила из курса «История искусств» и лекций, которые прослушала в художественной школе. Однако юная баронесса Нордман никак не могла обладать такими знаниями, поэтому я честно делала большие глаза, охала и смотрела мастеру в рот.
– По какой-то случайности, прекрасная госпожа баронесса, такие яйца всегда имеют слабоокрашенный желток, который наиболее точно передает безупречность и нежность дамской кожи.
Визит к мэтру обошелся мне весьма дорого. Зато и уходила я от художника, нагрузив своих провожатых от души. Тем более, что простую белую, черную и даже темно-зеленую краску вместе с лаком я смогла купить в одной из мастерских в довольно большом количестве. Прикинув объем полученного добра, я поняла, что мне этого хватит как минимум на несколько лет. Ну, может быть, понадобится только пополнить запас лака. Все же коробочки для пущей сохранности лучше покрывать в несколько слоев.
У лака, купленного мной, были определенные минусы – он желтил. Пусть пленка его на изделии будет тонкой, но я с огорчением поняла, что белый фон изделий мне недоступен: он никогда не будет чистым, как снег или молоко. Также при росписи мне обязательно придется учитывать, что все цвета под пленкой лака будут выглядеть немного иначе, чем сами по себе. Целый бочонок льняного масла, которым я собралась пропитывать изделия для прочности, также занял свое место в телеге.
Отдельно, как самую больную ценность, я везла порошок олова. Именно этот скучный порошок, которым натирают отдельные детали шкатулки, при покрытии лаком даст роскошный эффект золота.
Сейчас, потратив на приобретение всех этих богатств и некоторых инструментов сумасшедшую по местным меркам сумму, я отчаянно трусила. Ведь то, на чем я собиралась зарабатывать здесь – довольно сложный процесс, который в Палехе отлаживался годами и десятилетиями, пока не достиг совершенства. А все ли я правильно запомнила?
Я не собиралась в точности повторять палехские рисунки: слишком уж они стилизованы под русскую культуру. Здесь придется разрабатывать свой стиль. Я очень надеялась на помощь Эммы. У нее не было красок, но любимым занятием девочки в свободное время оказалось рисование весьма сложных вензелей, виньеток и длинных каймовых узоров. Я не раз наблюдала, с какой точностью работают ее руки.
