Текст книги "Сестры Ингерд"
Автор книги: Полина Ром
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)
Пока мэтр с Луизой распоряжались: что куда поставить, пока сдвигали в сторону, освобождая проход, первый сундук, мэтр забыл о своем желании проверить наши знания. Анжелка незаметно вытерла рукавом рубахи пот со лба, а я просто из любопытства развернула свой рулончик и начала читать про себя: «Опись имущества, данного бароном Раймондом Ингердом дочери своей Ольге Ингерд, в присутствии достойных уважения свидетелей…». Как ни странно, читалось мне вполне легко, хотя буквы были не просто не знакомы, а очень непривычные, написанные вытянутым готическим шрифтом.
Наконец суматоха слегка улеглась. Грузчики ушли, вместо них в комнату прибежала запыхавшаяся рыженькая Иви. Дверь, наконец, захлопнули. И все дружно принялись разбирать один из сундуков, под строгим наблюдением мэтра Тельмана.
В сундуке Анжелы… «Да не Анжела, не Анжела, балда! Баронетта Ангела!» мысленно поправила я себя. Так вот, в сундуке баронетты Ангелы нашлось четыре больших рулона белоснежной, гладкой, но странно узкой ткани. Ширина была сантиметров семьдесят-восемьдесят, не больше. Луиза, восторженно прицокнув языком, помяла краешек в пальцах и высказалась, что ткань «не иначе как из самого Хиндустана». Точно также высоко она оценила и отрез голубого тонкого батиста, и очень плотный, странно тяжелый шелк с широкой вышивкой по краю, и добротный отрез темного бархата.
Во втором отделении сундука нашлось два готовых платья. Из-за того, что были они свернуты и упакованы в холстину, выглядела одежда чудовищно помятой. Но и Луиза, и Иви искренне восторгались вываленным на кровать добром. Кроме того, обнаружилось еще полдюжины плотных белых тряпок с узкой разноцветной каймой, которые оказались полотенцами. Три пары чулок, вызвавших несколько завистливый вздох Иви, и две пары мягких кожаных балеток.
Потом все это добро вновь укладывалось в сундук. Служанки спорили: что и за чем складывать, а затем начали точно так же потрошить мой сундук.
Мы с Ангелой сидели по разным краям кровати. Я в изголовье, она в ногах, и непонимающе таращились на груду мягкого барахла, лежащего между нами. Это что, вся одежда? Вообще всё, с чем нас выпихнут из родительского дома?! Мы снова невольно переглянулись: это реальность отдавала каким-то театральным безумием. Ангела украдкой вытерла слезу, да и у меня подозрительно першило в горле. Нам было страшно.
Вся разница между нашими богатствами была в том, что у меня вместо трех пар чулок было только две. Но именно так значилось в описи. А еще в каждом из сундуков лежал мешочек из холстины с клубками и мотушками разноцветных шелковистых ниток. Там же вместе с нитками находились крошечные медные коробочки, содержащие в себе вделанный в дно магнит. Благодаря этому магниту иголки из коробочки не высыпались. Было их там то ли семь, то ли восемь разного размера.
Эти самые коробочки вызвали бурное обсуждение у Иви и Луизы. Похоже, ни та, ни другая магнит не видели никогда в жизни. Мэтр Тельман, важно посмеиваясь над их незнанием, пояснил, что эдакую диковинку привозят из Англитании. Там, в этой самой Англитании, есть целая железная гора, от которой и отрезают вот эти самые волшебные кусочки.
– Камень сей называется магнетий! – торжественно пояснил образованный мэтр.
Наконец все барахло было упаковано. Мы все приступили к нижней части списков, где было обозначено содержимое тех самых небольших коробочек, что мэтр принес в сумке. Ничего особо ценного там не нашлось: по три штуки простеньких серебряных колечек с небольшими мутноватыми камушками, по паре таких же сережек, несколько цепочек и по пять довольно крупных, я бы сказала, “неуклюжих” шпилек с разными жемчужными головками. Жемчуг не слишком крупный, а главное, совершенно неровный, неправильной формы.
Добавкой к этому богатству шли небольшие, примерно с ладонь размером, мешочки, где содержалось по пять золотых монет, по пять серебряных и двадцать медных. Ангела, как старшая сестра, получила еще два тяжелых серебряных браслета на руки, а мне досталась небольшая брошь с тремя маленькими розовыми жемчужинами. Захлопнув последнюю коробочку и убедившись, что мы все видели и оценили, мэтр Тельман с какой-то даже гордостью сообщил:
– Этакое вот богатство, баронетты, батюшка вам и оставил! Сами видите, сохранил я все в точности, как и обещал покойному другу своему.
Грог к тому времени был допит, и мэтр, откланявшись, вышел из комнаты. Луиза пошла проводить его и помочь одеться, а Иви уставилась на нас явно чего-то ожидая.
– Иви, – я очнулась от суматохи первой и решила попытать счастья: – а ты шить умеешь?
– Я не больно-то обучена, барышня Ольга. Но баронесса к вам Луизу не просто так приставила. Луиза, случается, и самой баронессе шьет. Так что не бойтесь, она при вас будет и все-все подскажет.
Глядя на наши напряженные лица, Иви сжалилась и добавила:
– Тоже ведь мачеха-то ваша, не зверь какой! Строга, конечно, но… Имеет она понимание, что в монастыре молитвам больше учат, а не чему полезному. Ну ить и монашек простить можно: всех обучат шить-вышивать, кто же из знати потом к ним пойдет платить за шитье приданого? Конечно, работа там тонкая нужна, ученица такую не сделает. А все же соперниц монастыри не растят, свою выгоду блюдут. Вот Луиза все и решит. А я так: на подмогу только.
Глава 12
С точки зрения Луизы, обе мы – и я, и сестра – отнеслись к шитью приданого удивительно легкомысленно. Дружно настояли на том, что дорогие ткани в сундуке трогать нельзя. Из тонкого батиста позволили раскроить по паре сорочек. И теперь, отпустив и Иви, и саму Луизу, сидели над соединением кусков ткани. Анжелка злилась, бесновалась и уже пару раз запускала тканевым комком в угол комнаты.
– Не психуй! – я говорила с ней максимально спокойно.
– Да как же не психуй?! Это же ума можно лишиться: целый день сидеть и по одному стежку делать!
– Анжел, нам хотя бы вид нужно сделать, что мы шьем изо всех сил. Наберись терпения.
– Я и без тебя это знаю. Только у меня натуральная морская болезнь начинается, когда я за твоей рукой слежу. Вверх-вниз, вверх-вниз… И так целый день!
– Можно подумать, у нас выбор есть!
Переговаривались мы хоть и по-русски, но шепотом, потому что пару раз за день Луиза приходила проверить, как двигаются наши дела. Даже на мои старательные, но кривоватые стежки она вздыхала и морщилась, а уж работу Ангелы рассматривала, откровенно хмурясь и неодобрительно качая головой.
– Будешь беситься, шить забросишь: пойдет Луиза и баронессе настучит. Думаешь, она тебя похвалит?! – я почти шипела на сестру, понимая, что мы и так выглядим слишком подозрительно. А уж если откажемся приданое шить, совсем конец света может наступить.
После таких бессмысленных разговоров сестрица, как правило, вздыхала, собирала куски ткани и снова садилась за шитье. Но в этот раз она только передернула плечами и тихо сказала:
– Сил моих больше нет…
Я даже не нашла, что ей ответить. Мне не нравился этот дом, мне не нравились баронесса и ее квохчущая мамаша, которая за эти пять дней не удостоила нас ни единым словом. Мне не нравился весь этот мир! Только и протестовать было бессмысленно: кто нас станет слушать?!
– Слушай, Анжела… Тьфу ты, не Анжела, а Ангела… Я иногда романы попаданские читала… Ну, там, в нормальном мире. Так вот, там был такой жанр – бытовое фэнтези. Ты знаешь, там эти сами попаданки в новом мире устраивались совсем неплохо. Конечно, большая часть оказывалась магами невиданной силы, но ведь были и те, кто в нормальный мир попадал. Вот типа нашего.
Ангела с интересом посмотрела на меня и спросила:
– И как они выкручивались?
– Да по-разному. Трактиры открывали или кофейни, вязать местных учили. Набирали целую команду теток, и вроде как у них своя мастерская была, а они там – хозяйки. Больных лечили: если в нашем мире она, например, врачом работала.
– Знаешь, мастерская – это хорошо, – тоскливо ответила сестра. – Только ни ты, ни я вязать не умеем.
– Почему? Я немного умею и крючком, и спицами, – я пожала плечами и задумчиво продолжила: – Только они там или что-то очень красивое вязали, или всякие кружева. А вот кружева я, конечно, не умею.
– Даже если бы умела… – сестрица вяло пожала плечами. – Все равно непонятно, как жить дальше…
В общем-то, хотя ее слова были сплошным нытьем, я понимала, что она совершенно права. Меня сильно пугало это самое замужество, которое нам предстояло. Я отложила шитье на стол и спросила:
– Как думаешь, здесь вообще нормальные мужики бывают?
– Ты, Олька, не понимаешь. Тут не нормального нужно искать, а самого знатного и богатого. Чем богаче, тем лучше у тебя жизнь сложится. А если еще и старым окажется – совсем замечательно! Помрет, как наш местный папенька, и всё: осталась я сама себе хозяйкой! Вот полюбуйся на баронессу. Никто ей не приказывает, сама всеми командует. Не готовит, не стирает, не убирает. Для всего слуги есть.
– С одной стороны, вроде как здорово, а с другой… Как ты думаешь, чем она целыми днями занимается?
Сестра растерянно глянула на меня и недоуменно пожала плечами:
– Да кто ее знает… Интернета здесь нет, в спа-салон или на шопинг не съездишь. Похоже, никаких клубов и ресторанов здесь тоже нет. Может быть, она читает? – неуверенно предположила сестра. – А что? У меня знакомая была, Нелли. Ты ее не знаешь… Она целыми днями читала. Так и сидела, уткнувшись носом в телефон. Это она мне ссылки скидывала на всякие романы поинтереснее. Правда, она уродка жирная была, ее и замуж-то взяли только потому, что папашка у нее большой человек. Думаю, она и после замужества так же читала.
– Я, конечно, ошибиться могу, Ангела. Только вряд ли баронесса читает с утра до вечера. Думаю, что книги здесь стоят целое состояние. И даже если их уже печатают, а не от руки переписывают, все равно они очень дорогие.
– Ты к чему этот разговор завела?
– К тому, Ангела, что, скорее всего, баронесса каким-нибудь рукоделием занимается. Может, вышивает, а может, и кружева плетет. Кроме того, она еще ведет хозяйственные книги.
– Какие книги?! – сестрица с недоумением уставилась на меня.
– Хозяйственные, – со вздохом ответила я. – Понимаешь, если она баронесса, значит, собирает с крестьян налоги. Из этих налогов нужно оставить себе на жизнь и королю отправить, сколько положено. Вот она сидит и записывает сколько чего получено, сколько чего продать надо, сколько денег в казну отправить. И считает не на калькуляторе, а на бумажке.
– Что, сама всем этим занимается?! – в голосе Анжелы прозвучал ужас. – Неужели ей не на кого это свалить?!
– Ну, свалит она, допустим… Во-первых, того, кто все считать будет, проверять надо. Вдруг он неправильно считает, налогов отправит меньше, чем нужно, а с нее потом требовать будут? Кроме того, здесь, похоже, других-то развлечений и нет, Ангела. Понимаешь? Или ты учишься что-то интересное руками делать сама. Делать так, чтобы самой же и нравилось. Либо будешь всю жизнь сидеть у окна, глазеть на улицу и беситься со скуки. Соображаешь, к чему я веду? Пойми простую вещь – других развлечений здесь нет и не будет.
Анжелка уткнулась в сложенные на столе руки и тихонечко завыла. Успокаивать я ее не стала. Думаю, все, что я сказала – чистая правда. Поэтому я встала, подобрала недошитую сорочку и положила перед ней на стол. Пусть работает дальше. Чем раньше осознает все, тем ей же легче будет.
***
Шла вторая неделя нашего заточения. Последние три дня обед нам приносили в комнаты. У баронессы были гости, и выводить нас к столу было не велено. Каждая из нас успела сшить по две нижних сорочки и теперь, получив от Луизы пяльца, неторопливо вышивали на груди именной вензель.
Почему-то Луиза сильно обижалась, что мы не дали ей кроить и резать ткани. У нас же обеих расчет был простой: здесь провинция, да и шить мы толком не умеем. А повезут нас в местную столицу, так что модные туалеты лучше там же и изготовить. Да и, признаться, швеи мы с сестрой никудышные. В любом случае придется кого-то нанимать, чтобы за нас сшили. Хотя последнее время мои стежки не казались мне такими уж кривыми и уродливыми. А вышивка гладью получалась даже весьма ровненько.
Понять, почему Луиза дуется на нас, помогла Иви. Она забегала в комнату проведать нас пару раз за день. Она же приносила еду и забирала грязную посуду. И иногда немножко болтала с нами. Некоторые вещи, которые она рассказывала, откровенно пугали нас, некоторые – были интересны.
Два дня назад хозяйка велела выпороть на конюшне Берга. Это была важная новость, которой Иви поделилась прямо с порога:
– …там он и напился! И покуда до замка доехал, так и не протрезвел! Может, оно и обошлось бы, да только хозяйка собралась в гости ехать после обеда, а он шатается и бормочет. Конечно, никуда они с маменькой не поехали, а Берг… Он сейчас на кухне отлеживается. Агнесса ему спину целебной мазью намазала.
Агнессу мы еще не видели, но знали, что так зовут повариху. Новость про кучера казалась пугающей. В голове не укладывалось, что здоровенный взрослый мужик позволил кому-то себя бить. Но Иви говорила об этом, как о совершенно обыкновенном деле.
Сегодня, забирая у нас посуду после завтрака, Иви разболталась про Луизу:
– Она женщина-то умелая, рукодельная. Которые ей кусочки ткани достаются после работы, все собирает. А потом из разных кусочков всякое добро мастерит. Ежли, скажем, бархат или шерсть, то копит и сшивает одеяла, а ежли тонкие ткани да клочки маленькие, тогда на полосы режет и вяжет коврик. Как целый коврик получится или одеяло целое, так продает. У нее дочь вдова, так она, сколько может, помогает ей.
Когда Иви убежала, унося поднос с грязной посудой и остатками еды, я подумала, что перед отъездом надо будет отрезать кусок ткани для Луизы в благодарность за помощь. Конечно, характер у тетки суровый, но правильно класть шов она меня все же научила. Однако Анжела была совсем другого мнения:
– Вот же зараза старая! А я-то думаю, чего это она морду свою к нам больше не сует. А она, оказывается, обиделась! Все-таки мы с тобой, Ольга, баронетты! А Луиза – служанка. Пусть место свое знает!
Я у с удивлением глянула на сестру и сказала:
– Ты чего бесишься? Если бы не она, мы бы даже вот этому не научились, – я потыкала пальцем в незаконченную вышивку в пяльцах.
– Не больно-то я и хотела всякой ерунде учиться! Меня вот, знаешь, Оль, больше беспокоит, что белья у нас с тобой так и нет: ну непривычно мне без трусов ходить. Представь, как в мороз на улице гулять будем с голым задом.
– Ну, тут я тебе ничем помочь не смогу. Трусы бы, конечно, хотелось. Пусть бы даже простые шортики. Только ни ты, ни я не сумеем раскроить.
– А давай ты Луизу позовешь и ей прикажешь? Раз она кроить умеет, вот пусть и сделает! Если сможет, так уж и быть, я все лоскуты ей отдам.
– Мы с тобой, кажется, договорились о том, что друг другу помогаем.
– Так я и хочу нам помочь! – Анжелка недоуменно смотрела на меня и хлопала ресницами, искренне не понимая, чем я недовольна.
– Тогда сама вызови Луизу и сама же ей прикажи. А я, баронетта Ангела, лучше постою в сторонке и посмотрю, чем для тебя эта дурь обернется. Ты у нас старшая сестра: вот сама и приказывай.
Анжелка задумалась и, недовольно фыркнув, отвернулась к окну. А я в который раз подивилась ее незамутненности. Мы здесь две чужачки. Само наше существование висит на тонюсенькой ниточке. Если местные догадаются, что мы вовсе не дочери барона… Думаю, наказание Берга нам слаще леденцов покажется. И вот даже не могу понять, осознанно ли сестра меня в скандал пыталась втравить или правда не сообразила?
Глава 13
За два дня до отъезда нас снова позвали завтракать с баронессой. В присутствии этой женщины у Ангелы хватало ума сидеть, опустив взгляд в тарелку. Да и меня не тянуло на беседу с ней. Мы обе понимали, что по местным меркам она вольна распоряжаться нашими жизнями, а ее характер пугал нас достаточно сильно. Еда опять отличалась: за «верхним» столом были яблоки и сладости, а у нас – только каша, хлеб и по куску сыра.
В этот раз беседу за столом начала мать баронессы. Сипловатым голосом, перебивая слова сухим покашливанием, она сказала:
– Гертруда, кхе-кхе… отправлять их без божьего благословения… кхе-кхе-кхе… совсем не годится. Что подумают соседи?
– Ты права, мама, – после этого баронесса обратилась к нам: – Я закажу на завтра молебен для “в путь шествующих». Отправляемся рано. Не заставляйте меня ждать.
Утром нас подняли, когда за окном было совсем темно. Луиза и Изи торопливо одевали нас, даже не дав умыться. Внизу в прихожей, вновь накинули те самые полушубки и выставили во двор. Минут десять мы сидели в санях на этом лютом морозе, ожидая пока баронесса и матушка сядут в карету. Пользуясь тем, что лошади стояли смирно и мужик, который должен был нас везти, беседовал о чем-то с Бергом, сидящим на козлах кареты, Анжелка завистливо прошипела:
– Смотри-ка, у нее-то там тепло!
В данный момент я полностью разделяла ее чувства: в карете баронессы, пусть и довольно неуклюжей на вид, топилась печка, и из трубы вился легкий дымок. Мне не нравилось, что мачеха относилась к нам как к бессловесной скотине. Поэтому я ответила сестре:
– Терпи. Осталось буквально пару дней, и мы уедем отсюда навсегда.
– Жаль, что мы всего лишь баронетты. Были бы чином повыше, я бы назло всем вышла замуж за какого-нибудь герцога и заставила бы баронессу приседать и кланяться!
Я немножко подумала, пытаясь разобраться в своих чувствах, и с удивлением поняла, что мне ровным счетом плевать на эту тетку. Да, ведет она себя довольно неприятно, но она и не обязана быть с нами любезна. А ее поведение дает мне полную свободу от чувства благодарности.
Благодарность я испытывала к Изи: за информацию, легкий нрав и приветливость. К Луизе – за терпеливое обучение и ворчливую заботу о нас. А вот вдовствующая баронесса Ингерд – совершенно чужой человек, хоть и не слишком приятный. Я опасалась ее и радовалась, что скоро мы свалим отсюда. Мстить ей мне совсем не хотелось.
Баронесса со своей матерью вышли из дверей замка и двинулись не садиться в карету, а к нашим саням. Баронесса пропустила вперед свою матушку, и старуха, привычно “кхекая”, сказала:
– Кхе-кхе… негоже девицам из хорошего дома, как купчихам каким, в церковь ходить! Это вам добавление к приданому вашему от меня и дочери моей.
Говорилось это все достаточно громко. Так, чтобы слышали и возчики, и застывшая в распахнутых дверях с фонариками в руке Изи, и еще какая-то девушка-горничная.
Старуха протянула нам два одинаковых бархатных мешочка с вышивкой черным мелким бисером. Казалось, что в каждом из них содержится по кирпичу, такими неожиданно тяжелыми они оказались. Подскочившая с другой стороны саней Луиза весьма ощутимо толкнула меня в плечо и зашипела:
– Кланяйтесь благодетельнице и благодарите! Кланяйтесь живее!
Мы с сестрой встали и попытались изобразить поклоны в этих тулупах. Ангела нашлась первая:
– Благослови Бог вас и вашу почтенную дочь! – сладким голосом сказала она. Я растерянно повторила за ней то же самое.
Все же, несмотря на свои капризы, иногда сестрица соображала и ориентировалась быстрее и лучше, чем я. Когда две закутанные в меха копны удалились в карету, я тихонько шепнула:
– Спасибо! А я что-то совсем растерялась.
– Как думаешь, что там находится? – Ангела уже торопливо развязывала шелковый шнурок, пытаясь заглянуть в мешочек.
Книга, лежащая внутри бархата, была напечатана, что меня сильно поразило. Глядя на средневековое окружение, я почему-то представляла себе только рукописные тексты. Однако эта Библия была именно напечатана в типографии. Ангела разочарованно сморщила нос и протянула:
– У-у-у-у… Вот жадина старая! Лучше бы украшение какое подарила, а не эту ерунду…
Я незаметно пнула Анжелку ногой и зашипела:
– На русском не говори! – и тут же пояснила насторожившейся Луизе: – Это Ангела помолилась за здоровье баронессы.
– Что-то у вас, барышни, молитвы больно непонятные, – недовольно буркнула Луиза. Анжелка захлопала голубыми глазками и скромно сказала:
– Милая Луиза, ведь не сами мы это придумали. Чему нас в монастыре обучали, то и знаем.
Церковь была маленькая каменная, и хотя там растопили докрасна небольшую печку, к нашему приезду согреть помещение не успели. Холод был такой промозглый, что мы даже не рискнули снять тулупы. Баронесса уселась на одну из скамеек поближе к печи. Нам же Луиза, подсевшая в сани в последнюю минуту, указала места где-то посередине почти пустых рядов скамеек. Кроме нас в церкви было еще человек пять, также тепло закутанных и сидящих максимально далеко друг от друга.
Священник выглядел достаточно странно. Похоже, под длинной мешковатой рясой у него пряталось много-много слоев теплой одежды. Из-за этого на тяжелой серой туше очень нелепо смотрелась маленькая головка сухощавого старичка, прикрытая смешной суконной шапочкой.
Говорил он долго, и молитвы звучали для нас странно. Вроде бы тот же язык, на котором мы разговариваем, но форма слов была не всегда правильная. Из-за этого большую часть мы просто не поняли. Бдительно следили за руками баронессы и ее матери и крестились сразу же вместе с ними. В конце службы священник прошелся по проходу между скамьями, помахивая каким-то медным шариком на цепочке, откуда щедро валил пахнущий одеколоном дым. Следом за ним вышагивал тощий прыщавый подросток, на голову выше священника, и кистью с длинным ворсом брызгал на сидящих людей воду.
На обратном пути Анжела расспрашивала Луизу:
– А до столицы сколько ехать? А ты, Луиза, была там хоть раз?
– В молодости бывала, баронетта Ангела. А ехать туда сильно долго, седмицы две, не меньше. А ежли метель поднимется, то и еще на неделю можно застрять.
– Ужас какой! За две недели в санях мы обморозимся и умрем от простуды!
– Чай не помрете, – спокойно ответила Луиза. – Конечно, все в руках Божьих, но хозяйка наша у соседей кибитку взяла попользоваться. Там и печурка есть, и спать найдется где. Самолично я вас и повезу города. А там и целый караван с наших местов собереться. Чай не одни вы взамуж-то спешите выйти.
Мы с сестрой переглянулись: это была первая хорошая новость за все время. Новость, которую Луиза по простоте душевной тут же слегка подпортила:
– Оно ведь, ежли в трактирах каждый раз останавливаться, никаких денег на дорогу не хватит. А путь-то хозяйка оплатить должна, и еду вам предоставить, и остальное, что требуется. А так она им малый кусочек пашни на год отдаст, до него все равно руки не доходят, который год земля пустует. Вестимо, – вздохнула горничная, – мужиков-то в солдаты позабирали, вот рук на все и не хватает, – тяжело вздохнула она.
Уже дома, когда нам принесли завтрак и мы, клацая зубами, пили горячий отвар, чтобы согреться, сестра шепотом, даже с каким-то восхищением в голосе, заметила:
– Смотри, какая тетка прижимистая оказалась. Даже здесь, на нашей поездке, что-то выгадала. Там, может, и разницы всего в медяк, но ведь как-то она посчитала, что дешевле будет.
– Просто она знает местные цены, вот и разобралась, как дешевле приказ королевский выполнить. Вот поэтому, Ангела, я тебе и советую в дороге читать, хотя бы ту самую Библию. Неизвестно, что там с этим замужеством будет, а чтобы хорошо хозяйством управлять по любому грамота понадобится.
– Нет уж! Я буду так замуж выходить, чтобы всем муж сам занимался. Самым хорошим в подарке старухи оказалось то, что главы в священной книге были пронумерованы, и цифры были самые обычные, арабские. Точно такие, какими мы писали в школе. Я первый раз задумалась, что мир этот – какая-то параллель нашей Земле, не слишком уж и далекая от привычной мне истории. Жаль только, что я никогда особо хорошо земную историю и не знала. А уж спрашивать о таком сестру, которой родители купили большинство сессий и диплом, и вовсе глупо.
Глава 14
Ночь перед нашим отъездом выдалась на редкость хлопотная. Почему-то и я, и Ангела думали, что две недели мы проведем в одной кибитке вместе с Луизой. Но выяснилось, что это не совсем так. Горничная поедет с нами только первые три дня, потом вернется домой. На ее место должна встать какая-то госпожа Кладимонда Люге. Выспрашивать подробнее сразу мы не рискнули: Луизе было не до нас. Однако имя «Кладимонда» вовсе не внушало нам энтузиазма.
Всю ночь на кухне пекли хлеб и что-то готовили. С вечера под нашими окнами поставили странную крытую повозку. Именно туда, в эту повозку, слуги и перетаскивали что-то с кухни, закрепляли при свете факелов сундуки с нашим барахлом, зачем-то таскали солому, а под дно повозки, открыв длинный боковой ящик, укладывали небольшие поленья. Факел горел снаружи почти всю ночь. И хотя видно было плохо, мы с сестрой, прилипая носами к заледенелому стеклу, пытались разглядеть хоть что-то еще.
Вечером нам пришлось пройти через весьма тяжелую процедуру, которую Луиза и Изи называли мытьем. Выглядело это так: с кухни выгнали поваров, сдвинули столы в сторону и рядом с печью поставили огромную деревянную бадью овальной формы, глубиной всего сантиметров шестьдесят. В печь, похоже, еще при постройке, вмуровали огромный котел. В этом котле постоянно кипела вода. Холодную же черпали из большой бочки, стоящей где-то за дверями кухни. Каждый раз, когда Луиза с двумя ведрами выходила туда, нас с Ангелой, мокрых и распаренных, окатывало струями ледяного воздуха.
Как выяснилось, лохань для купания такая большая именно потому, что мыться мы будем вдвоем. В этому моменту мы обе ощущали себя настолько грязными, что ни я, ни Ангела не стали спорить. Вроде как и противно лезть в одну воду, а с другой стороны, хоть как-то можно отмыться. Никакие ежедневные обтирания мокрой тряпкой не помогали: от нас ощутимо пахло.
Самым неприятным было то, что снять рубашки нам не позволили. Увидев целую лохань теплой воды, Ангела восторженно взвизгнула и, молниеносно сбросив халат, начала сдирать с себя тонкую сорочку.
– Барышня Ангела! Это что же вы, бесстыдница этакая, делаете?! Экая срамница! – шокированная Луиза, повернувшись к Ангеле спиной, продолжала причитать и выговаривать, требуя вернуть сорочку на место.
Мысль, что придется мыться прямо в белье, показалась мне настолько дикой, что я неуверенно переспросила у Луизы:
– Что, прямо так и садиться в одежде?
– Так ведь не голышом же мыться! – старуха всплеснула руками – она была искренне возмущена моей глупостью и, с подозрением оглядывая, спросила: – Неужто вас, барышня Ольга, в монастыре голышом мыться пускали?
– Конечно, нет. Просто здесь же не монастырь, – несколько бестолково начала оправдываться я.
– От хозяйка узнает про ваши бесстыдства, точно выпороть велит! Ну-ка, хватит хулиганить! Быстро в воду обе, а то сама госпоже нажалуюсь.
Спорить мы не стали. Уселись в быстро остывающую воду, куда Луиза периодически подливала ковш горячей из котла, и слушали ворчание служанки:
– Ото ж вы бестолковые такие! Нет бы по очереди, чтобы сперва одна легла и волосы намочила, а следом бы и вторая… А теперь еще и на космы ваши воду тратить…
Пожалуй, я была даже благодарна сестре, что она сдержалась и не устроила бессмысленный скандал. Мне самой пришлось покрепче, аж до скрипа, стиснуть зубы и заткнуться, когда Луиза большим деревянным ковшом зачерпнула воду из лохани, где уже сидели мы с сестрой, и по очереди полила нам прямо на голову. Затем они с Изи разделились: каждая зачерпнула какой-то сероватой массы из неряшливой плошки и принялась намазывать нам головы. Изи делала это молча, а Луиза, которая натирала этой ерундой голову Ангелы, приговаривала:
– Оно и для чистоты хорошо, и вошек, случись что, поубивает…
Масса имела довольно специфический запах: не слишком приятный, но и не совсем уж противный. Главное же было то, что она хорошо пенилась. Изи плеснула сверху еще с полстакана воды, и ее руки начали уверенно массировать мою голову. Когда она отжала с моих волос часть получившейся пены прямо в воду, я заметила, что пена эта не белая, а сероватая. Почти уверена, что волосы не мыли несколько месяцев.
Единственная радость от мытья была в том, что когда процесс подошел к концу, и меня, и Ангелу окатили чистой теплой водой с головы до ног. Затем мы по накиданной на полу дорожке из каких-то тряпок дошли до стены кухни, где стояла скамейка. И там, по очереди заходя в завешенный простыней темный угол, мы наконец-то сняли с себя мокрые, липнущие к груди и попе сорочки и получили от прислуги две мягкие застиранные тряпки – для тела и для волос.
Я, как младшая сестра, должна была идти следом на Ангелой. И пока сестрица возилась там, снимая сорочку и обматывая волосы сухой тканью, успела изрядно подмерзнуть: полы на кухне были каменные и холодные. Потом мы сидели в своей комнате, жадно прихлебывая горячий травяной отвар с медом, и слушали недовольную Луизу:
– Экие вы обе непутящие! Мылись, воды на полкухни набрызгали. Никакого в вас понимания нет! Ежли у мужа на прислугу денег не станет, вы же грязнулями помрете. Хорошая бы хозяйка, как вытерлась насухо, сорочки бы постирала. Эвон, сколько там теплой воды в лохани осталось. А у вас и ума не стало за одежей проследить. Неряхами вы были, неряхами и вернулись.
Мы с сестрой просто отмалчивались. На этот вечер нам уже хватило впечатлений от местной «чистоты». Потом Луиза все же ушла, унося с собой свечу, а мы попытались уснуть, но так и не успели: Ангела заметила в темном окне отблески факела, и большую часть ночи мы наблюдали за сборами.
***
Подняли нас в несусветную рань и кормили очень торопливо. Луиза еще и ворчала:
– Поживее, барышни! Надобно еще к хозяйке зайти, попрощаться, да благодарность за приют высказать.
В комнате баронессы было жарко и душно. Пахло дымком, едким запахом пота и какими-то тошнотворно-сладкими благовониями. Сама комната представляла собой довольно просторное помещение, беленое и с каким-то простеньким рисунком на стенах. Я с любопытством присмотрелась: похоже, что рисунок набивали по трафарету.
Кроме огромной супружеской кровати под плотным балдахином, также, как и в комнате ее сына, у окна стоял большой стол под роскошной, свисающей до пола бархатной скатертью. Печь была обложена довольно интересной кафельной плиткой. Кажется, такой кафель называют изразцами. Выпуклый рисунок на плитке был тонирован голубым и зеленым цветом, отчего вся махина печи казалась излишне пестрой.
Сама баронесса в тяжелом стеганом халате, отделанном широкими полосами меха по вороту, манжетам и подолу, сидела у трехрогого подсвечника за столом и что-то быстро писала тонкой серебристой ручкой в массивной книге, периодически макая перо в белую фарфоровую чернильницу.
