Текст книги "Смеющаяся Тьма. Книга 3 (СИ)"

Автор книги: Полина Громова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

После бурного открытия Фестиваль и не собирался сбавлять набранные обороты, но движение его приняло другое направление. Оказалось, что гости приезжают к Профессору не только веселиться, но и… учиться. В последующие дни я побывал на многих встречах и семинарах, посвященных темной магии. Их участники делились опытом, обсуждали интересные случаи, рассказывали забавные истории. Часто такие собрания разнообразили демонстрационные опыты и споры. Первые нередко заканчивались всеобщим хохотом и оттиранием черной копоти от щек, а вторые – магической дуэлью. И никто ни на кого не обижался.

На второй или третий день я оказался на семинаре молодых исследователей Потока. Среди прочих докладчиков выступал один забавный парень, молодой темный маг. Он вдохновенно изложил гипотезу, согласно которой Поток имеет непосредственные взаимоотношения с неодушевленной реальностью, а именно – с прямыми углами. Поток концентрируется вокруг них и, используя составляющие угол стены, поглощает силу из одушевленной реальности. Это, разумеется, не относится к магам, потому что они сами контролируют потоки текущей через них силы. А вот, скажем, обыкновенным людям приходится несладко, потому что такие вещи, как здоровье, удача, материальное благополучие и прочие не поддающиеся направленному контролю со стороны обыкновенного человека вещи зависят именно от притока к нему силы. Прямые углы, согласно этой теории, оттягивают силу в себя и направляют ее в Поток мира. Таким образом, прямые углы оказываются чуть ли не главной причиной всех несчастий человека.

– Если подумать масштабно, люди страдают от ими же создаваемой реальности. Человек практически не создает ничего цельного, все, что покидает его руки, представляет собой комплекс разнородных элементов, насильственно соединенных между собой, так, как они никогда не соединились бы в природе. Это соединение порождает в элементах враждебность по отношению друг к другу и, главное, к тому, кто их соединил. С этой точки зрения прямые углы представляют собой идеальный враждебный человеку объект. Стены состоят из элементов, в природе не существующих вместе… Я не говорю сейчас о цельных каменных стенах, но, вероятно, люди были бы гораздо счастливее, если до сих пор жили бы в подобных постройках. Так вот, кроме того, что стены по своей сути враждебно настроены к человеку, они еще и соединены идеальным для поглощения силы образом, с точки зрения магии…

– Простите, правильно ли я поняла, что любой объект, созданный человеком, согласно вашей теории, враждебен ему? – подняла руку миловидная девушка в зале. Докладчик кивнул. – И враждебность эта проистекает именно от противоестественного соединения элементов?

– Да. Грубо говоря, человек сам является соединением разнородных элементов, но это соединение естественно, поэтому оно существует весьма продолжительный срок.

– А как насчет пищи? – не унималась девушка. – Она ведь часто является…

– Да, да. Я понял вас. Это очень интересный вопрос! Не лишним сегодня будет предположить, что не только окружение себя искусственно созданными вещами, но и потребление их в процессе жизнедеятельности обратнопропорционально влияет на продолжительность жизни человека. Прямые углы только наиболее активны в этом отношении.

– Позвольте вопрос? – подхватил еще один слушатель. – Вы считаете, что на человека негативно влияют только им лично созданные предметы или все искусственные объекты вообще?

– Все искусственные объекты.

– То есть, даже тот человек, который никогда в жизни не создал ни одного противоестественного комплекса разнородных элементов, не носил одежды и употреблял только природную пищу, но живет среди созданной другими людьми реальности, подвергается ее негативному влиянию?

– Получается, что так, – виновато пожал плечами докладчик.

Этот семинар закончился вызовом на поединок, но ни к докладу о прямых углах, ни к его автору он не имел никакого отношения. К той девушке, которая задавала вопросы, подсела другая, они познакомились, разговорились и решили узнать друг друга получше. Среди магов поединок в данном случае был самым обычным явлением.

Мероприятия в рамках Фестиваля, подразумевающие состязания магов, подразделялись на несколько категорий. Во-первых, это были запланированные соревнования, в которых участвовали одиночки, пары или команды. Их проводил сам Профессор, за победу в них маг получал символический приз и море удовольствия. Во-вторых, это были частные соревнования, устраиваемые самими гостями для своих друзей, знакомых и всех желающих. Многие из них, придуманные однажды, становились традицией Фестиваля, и чем причудливее была выдумка, тем больше у нее было на это шансов. Одним из таких соревнований был чемпионат по киданию кошек. Использовать левитацию строго запрещалось.

– Весь секрет в том, что кошку нужно сажать на ладонь пятой точкой, придерживать ее за шею – и ни в коем случае не давать ей вцепиться когтями в мантию! – поделился со мной один из мастеров этого вида спорта перед очередным раундом.

– А в чем суть забавы? По-моему, кинуть кошку не так уж и трудно, к тому же она сумеет приземлиться на лапы.

– Сначала кошку нужно поймать, – лукаво улыбнулся мастер, и я подумал, что кошки наверняка не в восторге от подобного обращения. – Некоторые профессионалы заранее готовят кошек дома, – продолжал он. – С детства дрессируют их, учат правильно вытягиваться во время полета и приземляться. Знаешь, еще пару Фестивалей назад кошка, принесенная с собой, была серьезнейшим нарушением правил, за это дисквалифицировали. А теперь – гляди-ка! – у каждого третьего уже своя летчица!

В-третьих, между гостями Профессора постоянно происходили спонтанные поединки и показательные бои. В первом случае, какая бы причина не лежала в основе дуэли, победитель традиционно спрашивал побежденного противника:

– Желание или смерть?

На это побежденный, как правило, отвечал: «Желание!» и выполнял любое желание победителя, что бы тот ни захотел. Но некоторые маги (самые молодые и, наоборот, самые зрелые) корчили ехидную рожу и, заявляя: «Смерть! Но сначала попробуй догони!», и бросались наутек. Победителю не оставалось ничего, как выругаться и немедленно отправиться в погоню. Я участвовал в таких поединках. Было весело. А еще это помогало понять, что магия не являет собой профессию или ремесло. Это искусство, к которому нужно иметь определенный и не так уж часто встречающийся среди людей талант.

По вечерам, утомленные дневными свершениями, величайшие из великих темных проводили мастер-классы для подрастающей смены. Происходило это в лучшем случае за столом, уставленным редчайшим вином и не уступающими ему закусками, но иногда и в иной обстановке. Под столом, например.

Из замка Профессора я выбрался на четвертый или пятый день. Мне, конечно, было жаль пропускать какие-то события Фестиваля, но и посмотреть на новый мир мне хотелось, да и Найт заскучал на псарне Профессора. Так что я, предупредив зовом Хельгу, забрал его и отравился исследовать окрестности.

Мир за стенами замка был очень похож на тот, который я знал с детства. Миновав небольшую долину, раскинувшуюся под холмом, на котором возвышался замок, я попал в обычную деревню, лежащую между холмами. Пасторальные пейзажи с деревенскими домиками, старые телеги у ворот, заросшие мхом бревенчатые борта колодцев, тощие и веселые собаки, мельницы с осиными крыльями, бабушки с избалованными, неповоротливыми гусями, мальчишки, коричневые от загара… Все, как дома. На окраине деревни был выкопан квадратный пруд, издалека его поверхность казалась выкрашенной зеленой краской. Подойдя поближе, я разглядел мелкие трехлистные водоросли. Они покрывали весь пруд, не оставляя ни одного просвета в глади воды. Только кое-где темнели глянцевые листья кувшинок, но цветов видно не было. Серые дощатые мостки, заваливаясь на бок, уходили в воду. Накренившись над прудом, рос раскидистый вяз, к одной из его ветвей были привязаны самодельные качели, пустовавшие в этот час.

На окраине деревни из куста репейника зарычал лохматый пес, очевидно, страдающий от жары внутри своей огромной шкуры. Он виновато сглотнул свой рык, когда мы с Найтом одновременно взглянули в его сторону. Найт не стал отвлекаться на то, чтобы пойти и перенюхаться с ним. Его диковатый характер давал о себе знать: Найт с детства держался в стороне от других собак и почти никого к себе не подпускал. Эта его повадка сохранилась, несмотря на то, что Найт уже мало походил на того пса, которого подарил мне Кир. Он заметно вырос – раздался в боках и вытянулся в холке, отлично развился и каким-то образом научился бродить вместе со мной в Потоке. Кроме этого, Найт постепенно линял: его белая в черных пятнах шкура постепенно становилась полностью черной. Меня это не беспокоило – пес стал мне верным другом, и это было главным.

Миновав деревню, я вышел на берег мелкой илистой речушки, а потом забрел в какие-то поля. Я шел вверх по течению, и прикосновения к ладоням колосков сорного сухостоя были совсем-совсем знакомыми. Только я не мог вспомнить, когда в последний раз я ощущал что-то подобное в своем родном мире. Наверное, очень давно. А Найт радостно наматывал круги, и его уши мелькали то где-то сбоку, то далеко впереди меня. Потом он вовсе пропал из вида, но я не беспокоился: что здесь может случиться?..

Неторопливо прогуливаясь по берегу, я нагнал стадо коров и овец, довольно большое для одной деревни. Может, пастух изо дня в день собирал его по нескольким окрестным селениям или где-то поблизости была ферма.

– Эй, милок! – окликнул меня старичок, коричневый и сморщенный, как сушеная груша. На нем были здоровенные рыбацкие сапоги, синие штаны, рубаха с засаленными заплатками на локтях и овечья безрукавка. Через плечо старик волочил длиннющий кнут. – Это твоя псина? – он кивнул в сторону берега. Там, под откосом, виднелась пара хвостов, и один определенно принадлежал Найту. Он помахивал.

– Одна – да.

– Ясен пень! Вторая-то моя! Ты смотри за своим, Аришка – барышня приличная.

Я еще раз посмотрел на хвосты. Трудно было ошибиться, хотя собаки находились на довольно большом расстоянии.

– Сука – она и есть сука.

– Э-эх! А ты крепкий парень! Ну-ка, держи, – он сунул мне в руки кнут. – Я вернусь через полчасика.

– А что делать-то?

– А ничего! Знай себе иди с ними вдоль бережка, они смирные, дорогу знают. Да следи, чтобы никто не отбился, – он уже булькал в своих огромных сапогах прочь от реки.

Полчаса? Ладно. Значит, было что-то располагающее к доверию в личине, которую я набросил на себя. Впрочем, не велика расплата. К ароматам стада я принюхался быстро, тем более что ветер относил их на реку.

Старичок вернулся минут через сорок. С крынкой молока, округлым куском белого хлеба и сыром.

– К старухе своей забежал, – как будто бы кто-то вдруг ударил его под колени, он шлепнулся на землю там же, где и стоял. Улыбаясь, расстелил на траве цветастый женский платок и разложил на нем еду. – Угостись, не стесняйся.

Старик не был многословен. Он со вкусом человека, целыми днями находящегося на свежем воздухе, уминал свой нехитрый обед, лишь изредка поглядывая на небо, точнее – на сизые облачка, потянувшиеся по западному горизонту.

– Будет дождь? – спросил его я.

– Не. Сегодня не будет. Завтра, до рассвета. Пока еще дойдет… Сказать старухе, чтобы огурцы сегодня в ночь не поливала.

– А кто обычно остается со стадом, когда вы уходите?

– Как – кто, а вот она… Иди сюда, моя хорошая, – он привлек к себе рыжую собаку, с ленивым и немного смущенным видом выползшую из-под откоса. Найт предпочел вовсе не показываться. – Она же, дрянь такая, никого чужого не подпустит. Не подпустишь же, а, Аришка?

Я улыбнулся – речь, наверное, шла о людях, а не о кабелях.

– А ты, никак, в Русино шел? – спросил старик, когда последние крошки с платка были тщательно собраны в горсть и заброшены в рот. Я покивал. – Так ты не ходи по берегу, тут далеко. Крюк полторы версты получится. Ты лучше сейчас через лощинку, а потом вдоль поля, там дорожка есть. Хорошая, проезжая дорожка. Ты не боись, не заблудишься.

– Спасибо.

Чего-чего, а заблудиться я боялся меньше всего. Очень трудно заблудиться, если никуда не идешь. Я окликнул Найта, и мы продолжили нашу прогулку по чужому и такому знакомому миру.

Русино было большим селом с мощеной дорогой, храмом и кладбищем. Здесь даже были милые маленькие лавочки. Резные, но потемневшие от времени вывески покачивались на цепях (кое-где звенья были связаны между собой веревками), раздавался приглушенный деревянными стенами говор, по деревянным тротуарам расхаживали деловые старушки и серогрудые голуби. В прорехах между домами росла бузина и лебеда, по покосившимся изгородям с цирковой сноровкой и полным безразличием к окружающему миру прогуливались кошки. На углу бабулька торговала мочеными яблоками и малосолеными огурцами, и те, и другие источали восхитительный аромат. Где-то неподалеку раздавались звуки удара молота по наковальне.

Найту, наверное, понравилось бы обилие запахов, но он потратил немало сил во время первой половины нашей прогулки и с тоской заглядывал в тени под навесами у лавок. Мы зашли в большое покосившееся здание с надписью «Трактир», я заказал еды для себя и Найта – никто не возражал против его присутствия под столом. Перекусив и отдохнув, я представил в голове сегодняшний маршрут и нарисовал путь обратно в замок. Хотелось бы возвратиться до наступления темноты. Но я не расстроюсь, если не получится. В этом мире красивые, сочные ночи.

Возвращаясь в замок к вечеру, я набрел на остов огромного старинного особняка, который, словно коралловый риф, скалился из лохматых волн лениво колышущейся, перекатывающейся под ветром рощи. Возможно, я прошел бы мимо – мало ли заброшенных домов скучает в разных уголках вселенной! – но Найт замер, приняв особую стойку. Он почуял магию… Столкнуться с магией за пределами замка Профессора? Это должно быть интересным!

Я раздвинул жесткие, неподатливые кусты и наткнулся руками на желтоватую каменную кладку. Мы шли вдоль нее, пока Найт, совавший нос во все просветы, не возвестил победным лаем, что вход найден.

Это были широкие ворота, заваленные кусками арки, которая не выдержала собственной тяжести. Толстая кованая решетка давно не двигалась на проржавевших петлях, но так глубоко вросла в землю, что не падала в течение уже очень многих лет. Между половинками решетки был довольно большой зазор.

Когда-то по этим камням наверняка грохотали колеса изящных экипажей, и розовощекие форейторы перекрикивались друг с другом, требуя дорогу, а из окошек, затянутых слюдой, делали условные знаки друг другу кавалеры и дамы. В глубине парка горели фонари, опутанные плющом мраморные статуи в сумерках казались подвижными призраками, а из стройных окон впереди лился мягкий желтый свет и доносилась музыка. На плоских ступенях крыльца стояли привратники в шитых золотом ливреях, а от корзин с цветами, подвешенных к карнизам, шел такой густой аромат, что, казалось, его легче было переплыть, чем перейти вброд. Когда-то хозяин этого особняка слыл самым добродушным и гостеприимным в округе, и все окрестности собирались на его званые вечера – и многие, очень многие дамы, ставя ножку в крохотной туфельке на первую ступень крыльца, задумывались о способе задержаться здесь подольше…

Аллею, мощенную желтыми булыжниками, трава затянула почти полностью. Она пробивалась в щели между камнями, селилась в случайных выбоинах, ложилась сверху длинными стелющимися плетями. Парк давно превратился в дикую рощу. Крыльцо особняка угадывалось только по раскрошившимся ступеням: несколько передних комнат обрушилось, оставив лишь нагромождение обломков кладки и несколько колонн, бессмысленно подпирающих пустоту. Но, как ни странно, сердце особняка временем было почти не тронуто. На карнизах поднялись деревья, контуры окон обкрошились, потрескалась блестящая, кварцево-зеленая отделка стен, но в целом здание еще можно было реставрировать. При необходимости в нем, наверное, можно было бы даже жить…

Найт скользил, гоняя по гладкому полу сухие листья и какой-то мусор. Он потерял интерес ко всякой магии – или, по крайней мере, делал вид, что потерял. Я решил обследовать особняк и, может быть, так немного развлечься.

Внутри интересного было еще меньше, чем снаружи. Древняя мебель, не изломанная, но тлеющая на своих местах и выглядящая так, будто бы прикосновение к ней способно было обратить ее с труху, утратившие цвет портьеры и гардины, поеденные насекомыми, масляные картины в облупившихся рамках, запыленные до полной невозможности разобрать сюжет, затянутые паутиной зеркала – все это навевало тоску по тому, чего уже никогда не будет. Если здесь когда-то и обитала темная магия, она наверняка давно покинула это место, оставив лишь случайные, спонтанно проявляющиеся следы… Стоило мне так подумать, как в дверном проеме проплыло что-то белесое и бесшумное. Я заметил это краем глаза и когда обернулся, оно уже исчезло. Все, что я успел уловить, – импульс темной магии, но какой-то странный… Вторичный? Возможно. То есть, я мог увидеть блуждающее по особняку привидение мага (он был не очень могущественным магом, иначе не был бы сейчас своим собственным привидением) или заклинание.

Я направился в ту сторону, где видел это нечто, и попытался на ходу уловить его след. След был, причем достаточно четкий, но тянулся он не долго. Проведя меня через несколько комнат, он исчез, как исчезло то, что его оставляло. Ну, что ж… Если оно появилось один раз – появится и второй. Не думаю, что здесь так часто бывают гости, чтобы ему было совсем неинтересно поближе познакомиться со мной. Чем бы оно ни было.

Я не ошибся. Меньше, чем через четверть часа, обитатель особняка появился снова. На этот раз облачко тумана заколыхалось у окна, и на свету разглядеть его было почти невозможно. И все же я смог различить призрака. Сначала он был просто белесым коконом. Повернувшись ко мне ко мне той стороной, где у него могли бы быть глаза, он смотрел на меня. А потом призрак стал приобретать более ясные очертания. Он оказался девушкой с толстой косой, обернутой вокруг головы, в длинном платье с множеством струящихся лент. Девушка покачивалась в полуметре над полом, и тени рябин за окном, прежде чем лечь на пол зала, проникали сквозь нее, не встречая никакого сопротивления и даже не искажаясь.

Девушка выглядела грустной. Я аккуратно поймал ее магический след, потянул к себе, словно за ниточку. Призрак сначала подался, но потом, резко рванувшись в сторону, провалился за стену и понесся куда-то… За стеной была узкая лестница, похожая на ход для прислуги. В конце нее меня ожидала окованная серебром дверь.

Внизу было холодно. Пыльный свет попадал в подземный этаж по колодцам в потолке, снабженным системой зеркал наподобие телескопа, – в верхних этажах эти колодцы наверняка проходили внутри стен. Под каждым из них пол был темный и растрескавшийся. В трещинах зеленела трава.

Я обошел подземный зал. Здесь не было ничего особенного, отсутствовала даже мебель. Вдоль стен чернели тонкие силуэты подсвечников в обрывках бумажных гирлянд и паутины. В нескольких нишах тускло и ржаво поблескивало оружие, бывшее грозным никак не меньше сотни лет назад. Темные полотна за ними когда-то, наверное, были знаменами разгромленных армий или гобеленами с изображением славных битв прошлых веков, но сейчас это было не более чем никуда не годная ветошь.

Я уже собрался вернуться наверх, как вдруг молчаливые стены особняка огласились оглушительным девичьим визгом. Тут же эхом от квадратного колеса по ним прокатился собачий лай.

Эта какофония раздавалась из соседнего зала. Вбежав туда, я оказался свидетелем забавной сцены. В самом дальнем углу, цепляясь за фигурную лепнину под потолком, висела та девушка, которую я уже видел на верхнем этаже. Здесь, в темноте, она, как и ее одежда, выглядела более материальной, и трудно было не заметить, что под подолом ее платья скрываются милые кружевные панталончики. Хм… Слово «скрываются» в данном случае не очень подходит. А прямо под девушкой, заливаясь звонким лаем, стоял Найт. Не утративший привычки лазить по самым запущенным местам, он был весь в паутине. Девушка визжала.

– Отзови его немедленно!!!

– Найт, ко мне.

Пес замолчал и, бросив на привидение раздосадованный взгляд, подбежал ко мне. Я потрепал его загривок. Девушка немного успокоилась, но спускаться из-под потолка не торопилась.

– Ты кто такой?

– Никто. Я просто гуляю.

– Здесь?!

– Я никогда еще не был здесь, мой дом далеко отсюда. Мне было интересно, что это за здание. Я не думал, что здесь кто-то живет. Извини. А ты не хочешь спуститься?

– А ты его удержишь? Я до смерти боюсь собак.

– До смерти? А разве ты не призрак?

– Я не призрак! Держи свое чудовище, – и девушка, отпустив лепнину, осторожно поплыла вниз. – Держи его, я тебе говорю!

– Он тебя не тронет. Спускайся.

– Ни шагу более, пока ты не возьмешь его на поводок!

– У меня нет с собой поводка. Если он уйдет, это тебя устроит?

Девушка подумала, затем кивнула.

– Найт, иди наверх. Я скоро приду.

Пес, устроившийся было на полу, понятливо встал и затрусил к лестнице… Не знаю, можно ли так сказать – выражение спины, тем более применительно к собаке. Если можно, то выражение спины Найта было такое, как будто бы он фантазировал на тему, чем мы с этой призрачной девушкой будем заниматься, когда останемся наедине. Фантазировал – и хихикал, совсем как Хельга.

– Кто ты?

– Меня зовут Рик.

– Я Титла, – она протянула белую, слегка искрящуюся ладонь. – Если ты что-нибудь в этом смыслишь, то я протоплазматический концентрант.

– Ментальная сущность, отделенная от тела с сохранением проекционных связей и функционирования физической оболочки.

– Ты разбираешься в магии… – произнесла она скорее утвердительно, чем с интонацией вопроса. Казалось, моя компетенция ее расстроила.

– Ну да, кое-как разбираюсь. А что такое?

– Да ничего, просто так… А ты долго тут собираешься пробыть? Твой пес, наверное, уже скучает по тебе.

– Он может позаботиться о себе. А я не уйду отсюда, пока ты мне не скажешь, почему ты так расстроилась.

– Не уйдешь, да? Ладненько. Значит, чтобы ты ушел, мне всего лишь нужно насочинять с три короба каких-нибудь небылиц?

Я пожал плечами.

– Можешь. А ты и вправду так хочешь, чтобы я ушел?

Она задумалась. В подземных залах не было сквозняков, но ленты на ее платье непрерывно колыхались в лучших традициях историй о привидениях. Протоплазматический концентрант – это означало, что, в отличие от тела привидения, которое похоронено (или не похоронено, что бывает чаще) в земле, ее телесная оболочка где-то храниться и в ней посредством магии поддерживается жизнь. Но внешне призраки и протоплазматические концентранты практически не отличаются.

– Пошли, – наконец решила Титла. – Я тебе кое-что покажу.

Она провела меня через несколько залов, потом был коридор с множеством дверей и маленькая комнатка, похожая на будуар. Посередине нее белело что-то большое, похожее на призрак, как и сама Титла. Это был мольберт, накрытый белой тканью. Титла потянула за ее краешек, тяжелые складки начали опадать на пол, в воздух поднялась пыль, такая густая, что я закашлялся.

– Свечи на комоде.

Я зажег свечи (тут же запахло паленым, потому что пыль еще не осела) и при их свете увидел потрет совсем юной девушки в бирюзовом платье. Она была светловолосая и голубоглазая. Улыбаясь, она держала в руках ветку белой лилии.

– Она тебе нравится? – спросила Титла с дрожью в голосе. – Красивая, правда?

Я кивнул.

– А как ты думаешь, ты мог бы влюбиться с эту девушку?

– Возможно.

– А теперь представь себе, это я, – она вспорхнула за портрет и, устроив локти на раме, положила на них подбородок. – Ты не узнал бы меня, правда?

– Да. Вы не очень похожи… Я не хочу сказать, что ты не симпатичная! И то, что ты похожа на призрак, совсем ни при чем. Просто ты выглядишь старше. И в этом есть свои преимущества.

– Например? – нахмурилась она.

– Ну… Достаточно сравнить ваши корсажи.

Вы когда-нибудь видели покрасневшего призрака? Как вообще может покраснеть то, в чем нет крови? И тем не менее, на щеках Титлы показался призрачный румянец. Она вынырнула из-за портрета, замерла напротив него. От ее движения пыль снова поднялась в воздух, и призрак показался огромной медузой, дрейфующей в сухих волнах давно исчезнувшего океана.

– Мои связи с телом слабнут. Я не отражаюсь в зеркалах и забываю, как я когда-то выглядела. Поэтому я прихожу сюда, чтобы вспомнить. Я смотрю на портрет, как на отражение, и постепенно становлюсь похожей на себя. На ту, какой я была.

– А что с тобой случилось?

Титла вздохнула.

– Присаживайся куда-нибудь.

Как ни странно, обитое бархатом кресло, с виду дышавшее на ладан в течение последних десятилетий, проверку моим весом выдержало.

– Со мной случилась неприятность. В меня влюбился самый красивый и самый богатый молодой человек на ближайшую тысячу верст вокруг.

– Так что же в этом плохого?

– Молодой человек оказался магом.

– А-а… – я постарался изобразить на лице сочувствие, но на самом деле пока ничего грустного в истории не находил. Мне вот вообще однажды демон встретился… Даже два. К которым позже прибавились остальные. И ничего, живой…

– Терис ничем с виду не отличался от остальных. Ну, кроме того, что был богат и красив. А так – обыкновенный молодой человек. Он очень любил бывать среди людей, у него всегда был полон дом гостей, и он очень дорожил обществом. Он сделал мне предложение, но прежде, чем спросить с меня окончательный ответ, он раскрыл мне свою тайну. А я не удержалась и рассказала своей маме и лучшей подруге. На следующий день про Териса знала вся округа.

Попадая на язычки пламени, пылинки с треском сгорали, оставляя в воздухе над свечами голубоватый дымок.

– Все, кого он считал своими друзьями, оставили его, – продолжала Титла. – Знакомые стали делать вид, что никогда в жизни его не знали. Дом опустел в считанные дни, ушла даже прислуга. Несмотря на то, что Терис оставался обеспеченным и привлекательным мужем, я больше не хотела выходить за него, и все поддерживали меня. Терис рассердился и как-то раз, подкараулив у храма, заколдовал меня. Он разделил меня и сказал, что мой призрак будет жить в стенах этого дома и я не смогу покинуть его до тех пор, пока кто-нибудь не освободит меня. Ну, кто-то вроде принца или хотя бы князя…

– И сколько ты уже живешь здесь?

– Около полутораста лет. Если честно, я не помню. Первые лет тридцать я считала дни, я каждый день ждала, что кто-нибудь придет и освободит меня. А потом я просто сбилась со счета и перестала думать о таких глупостях.

– Почему ты думаешь, что никто не освободит тебя?

– А кому это нужно? Ты когда в последний раз видел принца, странствующего по миру в поисках, кого бы спасти? Всех принцев женят еще в колыбели, а иногда и раньше. За все время, пока я здесь живу, сюда пару раз пытались забраться воры – мне пришлось немного напугать их, хотя воровать тут особенно нечего, все это вышло из моды и превратилось в рухлядь целую вечность назад. Как-то зашел молодой маг, я рассказала ему все, и он захотел меня спасти. Но магия, к сожалению, ничем не сможет помочь мне. Терис и сам рад был бы снять заклятье, но он не может.

– Почему?

– Чтобы спасти меня, нужно выполнить задание, которое придумает сам Терис. А он не станет давать его другому магу, это против правил заклятья, да и неприлично как-то.

– Титла, я не маг.

– Постой, но ты же разбираешься в магии?

– Да. Но я не маг. Если ты хочешь, я попробую помочь тебе. Где найти этого Териса?

Титла не торопилась отвечать на вопрос.

– Ты что, вот так прямо и собираешься пойти к нему?

Я пожал плечами.

– А почему бы и нет.

– Ради меня?!

– Если ты все еще хочешь выбраться из этих стен до того, как они окончательно рухнут…

– Даже когда стены рухнут, я останусь привязанной к этому месту, – машинально ответила Титла. – Так ты это серьезно…

– Серьезно.

– Странно. Я думала, когда меня придут спасать, все будет совсем не так. Более… романтично, что ли. Хотя, чего это я? Конечно, я согласна!

– Давно бы так. Где я могу найти Териса? Имей в виду, у меня не так много времени, чтобы отправляться куда-нибудь на край света.

– Надо отправиться всего лишь в подземелья под особняком.

– Что, есть помещения еще глубже?

– А как же! Терис не выходит оттуда с тех пор, как сделал меня такой. Я часто спускаюсь к нему: убираю в комнатах, готовлю еду. Стираю его дурацкие черные балахоны…

Особняк колдуна был подобен айсбергу: два полуразрушенных этажа сверху – и целая крепость под землей. Освещение и вентиляция здесь были уже магические, и чем глубже мы спускались, тем гуще становилась темная магическая атмосфера. Пожалуй, этот добровольный затворник Терис не одряхлел за полторы сотни лет, а наоборот, нарастил силу и отточил мастерство.

– В это время суток он обычно в лаборатории, – сообщила Титла. Я шел следом за ней по длинному узкому коридору, из-под темного потолка которого на меня косились недобрые пары зеленых глаз. А иногда и тройки. Пахло серой и тленом, впереди и сзади нас стены будто смыкались. Наконец мы дошли до высокой двери, на которой не было ни одного замка. Впрочем, она не была закрыта. Я толкнул дверь, но пол по другую сторону порога был чем-то завален, поэтому пришлось протискиваться в щель, получившуюся совсем небольшой.

В лаборатории было сумрачно и душно. С потолка свисали чучела животных и птиц, стены были уставлены шкафами с книгами и препаратами, горы использованной и более непригодной химической посуды лежали на полу. На узких длинных столах громоздилось алхимическое оборудование. На распахнутых рукописных справочниках желтели пятна и ожоги.

– Хозяин! – поднимая подсвечник над головой, позвала в темноту Титла.

Вместо ответа в дальнем конце лаборатории зажегся холодный зеленый свет.

Может, когда-то Терис и был молодым и красивым магом. Может, когда-то он одевался изысканно и со вкусом и принимал гостей в шикарно меблированных комнатах. Но не думаю, что от того Териса что-нибудь осталось. Меня встретил древний старик, седой с глубокими залысинами, с запыленной и серой, как извлеченный из гробницы пергамент, кожей и большими, красными, воспаленными глазами. Он был одет в ветхую черную рясу с откинутым назад капюшоном и подогнутыми рукавами. Он сидел за столом, заставленным химическими препаратами и остатками от обеда. По правую руку от него располагался череп, засыпанный табачным пеплом, на спинке его кресла сидело лысеющее чучело совы. Маг сплел свои пальцы поверх большого кислотного пятна на крышке стола и тяжелым, неподвижным взглядом смотрел на меня.