Текст книги "Смеющаяся Тьма. Книга 3 (СИ)"

Автор книги: Полина Громова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

– Да.

– Почему ты мне сразу не сказала, кто ты?

– А ты и не спрашивал, – она лукаво улыбнулась. И тут же стерла со своей улыбки сякую тень лукавства. – Я была рада познакомиться с тобой, Рик. До встречи.

– До встречи, Лучшая Половина Тьмы.

Она отреагировала мгновенно – нахмурилась, как будто бы я действительно рассердил ее: а чья Лучшая Половина ты, Рик? Ты – знаешь?.. А потом Кристина снова улыбнулась мне – и рассеялась мельчайшими бликами на витавших в воздухе пылинках.

Я поднялся. Глова немного болела, но я был не мертв, а значит, все было лучше, чем могло бы быть.

Кристина сказала, что у нас все получилось. Что ж, пора взглянуть на это.

Я вышел из дома. Крыльцо нашего особняка показалась мне незнакомым – оно будто бы стало шире и светлее, на каменных плитках лежали ровные четкие тени от деревьев, которые вдоль тропинки к нашему дому никогда не росли. Мне стало не по себе. Правда, перилла галереи как будто бы остались прежними… Нет. Они превратились лишь в очень хорошую копию тех, которые когда-то были на их месте. Такую копию, которая более настоящая, чем оригинал, и даже не копию, а… стилизацию.

Хорошее слово. Точное. Что-то мне подсказывает, что оно мне еще пригодиться.

Двор особняка тоже стал другим. Большой стены, окружавшей его, не стало: ее каменную кладку заменила высокая черная решетка с зеленой изгородью, а на нашей лужайке кроме уже довольно старых деревьев появились странные конструкции, собранные из металлических трубок и досок, окрашенных в невозможно-яркие цвета. Я не без труда угадал в их скоплении детскую площадку, и то благодаря самим детям: они поднимались и спускались по лесенкам, катались на качельках, съезжали с горок в лохматую газонную траву. Хорошую траву – с одуванчиками и тимофеевкой. Хорошие ухоженные дети. А мамы – молодые и не очень, одна с коляской – сидели в сторонке, на лавочках. В песочнице под грибком копошились еще два малыша, среди них, весь перепачканный песком, резвился щенок. Все было таким ярким, как картинка в книжке, таким идеалистичным… Настоящий мир не должен быть таким.

Он не может быть таким.

Просто не имеет права быть таким! Я же помню его совсем, совсем иным!

Это похоже на предательство.

Первым моим желанием было немедленно вернуться в дом. Но, откровенно говоря, я боялся даже обернуться: я боялся того, что увижу, если посмотрю назад… или не увижу. Поэтому я пошел вперед.

Арка, ведущая к нашему особняку, сохранилась. С похолодевшим сердцем я нырнул в нее, гладкую, как будто бы на ней никогда не было ни одной трещины и кирпичная кладка не обнажалась из-под обваливающейся штукатурки. Вышел на Перекресток Наваждений.

И он в этой реальности был другим. Здания, за исключением того, что стали выглядеть, как с иголочки, почти не изменились, только кое-где добавились фигурные башенки, рельефы и лепнина совсем не из моего прошлого. Исчезли с мощеных тротуаров деревья – они и при мне уже были старыми, но я привык считать их чем-то неотъемлемым, таким, без чего мой город прожить просто не сможет. А вместо каменной мостовой под ногами вдруг обнаружилось какое-то странное твердое ненатуральное темно-серое покрытие. Я стал рассматривать его, даже наклонился, чтобы потрогать – и в голове отчетливо возникло слово, которое я никогда раньше не слышал: асфальт. Когда я выпрямился, я заметил, что улицу по-прежнему резали пополам рельсы – только теперь их было больше, и конок не было… То есть, были. Конки были – но двигались они сами, без лошадей, и были они совсем не конками, а трамваями, тоже, кстати, отживающими свой век, а еще улицы были заполненными движущимися и стоящими вдоль тротуаров автомобилями. Будки с афишами никуда не делись, но были они тоже другими, к тому же то тут, то там виднелись большие щиты с картинками и словами – билборды. Мерцали вывески, подсвеченные светодиодными лампочками, спешили по своим делам люди, а воздух – непривычно сухой, какой-то тусклый, пустой воздух – перечеркивали линии проводов.

Я не привык дышать таким воздухом.

Я не привык видеть вокруг себя такой мир.

Информация о нем сыпалась на меня из эфира Потока, засыпала меня, словно песчинки, каждая из которой легче легкого, но все вместе они способны погрести под собой человека за считанные минуты. Что произошло? Ведь, согласно сценарию Хельги, я должен был уничтожить всего лишь отражение нашего мира, его моментальную копию на поверхности зеркала Вселенной. Это не могло повлиять на мой мир так сильно. Или могло?..

– Рик!!! Рик, привет!!!

Я успел лишь неловко повернуться. Хельга, налетев, как стремительный ветер, едва не сбила меня с ног, повисла у меня на шее. Что бы ни случилось с ее – с нашим – миром, сама она ни капельки не изменилась… кажется… надеюсь…

– Рик, как ты здесь оказался? Хотя, какая разница? Я все равно рада тебя видеть! – она ухватила меня за руку и потянула за собой. – Пойдем, пойдем скорее!

Все происходило слишком быстро. Только чудом я успел заметить, что на Хельге надеты какой-то сумасшедший белый берет и передник, а то место, куда она меня тащит, представляет собой ресторанчик с большими витринами и выставленными на тротуар столиками. Над газоном натянут косой тент, в качестве ограждения кое-где использованы нитки искусственного плюща с пластмассовыми стеблями, одна из витрин открыта и через нее официантам передаются заказы. А ресторан называется… «У Хельги»!

– Садись! – она хлопнула меня по плечу и усадила за один из столиков в золотисто-коричневом, сумеречно-солнечном пространстве зала. Сама Хельга немедленно устроилась напротив и, не оглядываясь, сделала какой-то знак попытавшемуся окликнуть ее бармену. Она потребовала: – Садись и рассказывай все-все!

Как и очень-очень давно, когда мы были едва знакомы, я только пожал плечами – рассказывать было особенно нечего…

Хельга слушала, закусив от волнения губы. А я говорил и говорил, и сам удивлялся, откуда взялось столько всего, что можно и нужно рассказать. В то же время я замечал, что большинство посетителей Хельги смотрят на меня, не скрывая своего интереса. Я тоже стал разглядывать их, правда, не так открыто, исподтишка… И понял, что треть из них маги. Это были маги нашего рубежа, те, которых я знал детьми или подростками – только теперь это были взрослые, состоявшиеся люди – и те, которых я не знал вовсе. Я заметил Гина – и понял, что он не хотел, чтобы я его заметил, потому что Гин был глубоким стариком. А вот Кальт выглядел прекрасно – он помахал мне рукой, и маги, заметившие это, посмотрели на него с уважением. Потом я, уже не слыша собственный, все еще произносящий какие-то слова голос, снова оглядел зал ресторана – и увидел Колена, он усмехнулся, совсем как Хельга, и поправил свои очки. Он сидел за барной стойкой, за которой деловито протирал бокалы рослый и широкоплечий Слав. Незис, неуловимо изменившаяся, но, как всегда, роскошная, покручивая в пальцах тонкий бокал, сидела между двух незнакомых мне темных магов. За ними, за столиком среди зеркал и цветов, сидели Немезис, Иса и Лай. А в самом дальнем углу, там, куда не доставал и так скудный свет, клубилось что-то большое, темное, жуткое, от чего я поспешил отвести глаза. Я боялся угадать, что это. Оборвав какую-то фразу на полуслове, я спросил:

– Хельга, сколько времени я отсутствовал?

Тьма ответила сразу, как будто бы уже давно ожидала этого вопроса:

– Много воды утекло, Рик. Очень много. Но ты не отсутствовал. Ты всегда был здесь.

До того, как замолчать, звук собственного голоса мешал мне расслышать стоявшую в зале ресторана тишину. Теперь же она навалилась на меня разом, стиснула, как янтарь незадачливого мотылька.

– Хельга. Я пойду. Прогуляюсь немного.

– Конечно, иди, Рик. Мы будем ждать тебя, – она улыбнулась, спрятав от меня свои серые глаза. Я встал и вышел из ресторана.

Я вышел из ресторана в сопровождении тянувшейся из его зала тишины, свернул за первый попавшийся угол, чтобы оборвать этот шлейф. Возможно, я поступал неправильно, но у меня шок, я имею право потратить немного времени, чтобы прийти в себя…

Найти бы еще это место.

Или время.

Хельга сказала когда-то, в жизни может случиться так, что кроме воспоминаний у тебя больше ничего не останется, и только с их помощью по крупинкам, по частичкам можно заново собрать себя. Какие воспоминания я взял бы для этого? Трудно выбрать. Не потому, что их слишком много, просто невозможно оторвать одно от другого, они тянутся друг за другом непрерывной цепочкой – а потом обрываются. И начинаются сначала, с ковра в гостиной – и с этого момента они принадлежат уже другому человеку. Не так давно мне казалось, что я почти понял, кто я, и вот мне снова приходиться начинать все сначала…

Я шел по центру города, отмечая, как он изменился. Незаметно для себя я подошел к двухэтажному краснокирпичному зданию, на карнизах которого появилась пара чугунных горгулий. На поверхности мира это был обычный книжный магазин, но не нужно было смотреть на это здание сквозь Поток, чтобы увидеть за его витринами красивую рыжеволосую девушку, хлопочущую внутри.

Я хотел войти внутрь. Но я не осмелился.

Я хотел уже пойти дальше, хотя сам не знал, куда пойду, но вдруг почувствовал, как Поток мира за моей спиной где-то в глубине улицы плеснулся, мягко ткнулся в мои лопатки. Я обернулся. Я увидел, как, преодолевая несколько шагов за один шаг, не касаясь земли, ко мне приближается молодой мужчина в чем-то черном. Он был высоким, стройным, узкоплечим, длинные волосы развевались по ветру. Его сопровождало пятеро огромных псов – целая стая, окружавшая его. Он приближался – и я отчетливо видел, как псы встают на задние лапы и превращаются в людей, две девушки и трое юношей, у всех ошейники на шеях. Девушка с волосами наполовину черными, наполовину белыми, смотрела на меня с ревностью в глазах. Парень с белым клоком в черных волосах заходил сбоку, чтобы иметь возможность напасть первым. Другой, рыжеволосый юноша с самыми злыми глазами след в след шел за ним. Остальные отставали, держась ближе к хозяину. Наконец хозяин-вожак остановился передо мной и опустился на плитку, которой теперь была вымощена улица. Он был на голову выше меня, кожа стала сухой и сероватой, а глаза словно вымерзли, но смотрели ясно и открыто.

– Здравствуй, Кир, – сказал я и услышал хрип в собственном голосе.

– Здравствуй, Рик, – ответил он и улыбнулся краешками губ – совсем как Лай.

Я протянул ему руку, чтобы пожать ее, и он тоже протянул мне руку – и я увидел в его руке крепко скрученный поводок. Он протянул его мне. Я взял его – и почувствовал, как в груди отчетливо и больно щемит.

– Найт…

Кир усмехнулся, тряхнул волосами – и прежде, чем он, обернувшись, сделал шаг прочь и исчез со всей своей стаей, я успел заметить ошейник и на его шее.

Я стоял один на людной и такой пустой улице. Я видел, как ушел Кир – но это было не все, что я видел. Я видел, как, вырывая из земли длинные красные каменные корни, поднимается вверх и исчезает Железная Цитадель, как, подобрав свои улицы и переулки, уползает в океан Бродячий город, как перестраивается, выворачивается, меняется мир – я много чего еще видел. И я понял: я больше никогда не увижу людей, среди которых я жил. Даже свою мать. Может быть, я и спас этот мир – но для меня он потерян. Навсегда.

Рука опустилась, скрученный поводок развернулся, плиток тротуара коснулся ошейник.

– Найт…

Поток вздрогнул, как стая испуганных кошек, ощетинился, бросился в разные стороны. И, на ходу просовывая узкую морду в ошейник, на поверхность вынырнул Найт. Мой черный сумеречный пес – он встал на дыбы, и, хлопая меня лапами по плечам, словно я был ему не хозяин, а старый приятель, полез лизаться.

– Найт!

О, хоть он жив, хоть он в порядке, он здесь, рядом, рядом…

– Рядом, Найт. Рядом…

Собака – все, что у меня осталось.

Намотав поводок на кулак, я повел Найта по улице. Он шел рядом со мной гордо, прямо как в первый раз. Странно: совсем недавно я видел, как рушится, распадается, рассеивается целый мир – и мне было важно остановить это. А теперь мне обидно, что окружающий мир не рушится. Все рушится внутри меня, а солнце по-прежнему болтается на небе, время от времени высовываясь из-за облаков, реки текут, люди дышат… Странно.

Город по-прежнему шумит, перерабатывая природные, в том числе и человеческие ресурсы. Город по-прежнему производит отходы. Мусор. Делает это он шумно, хотя и привычно. Это его жизнь, и ему нет до тебя никакого дела – если ты, конечно, не собираешься влиться в нее с целью ее разрушить. Но и тогда… И тогда большинству – все равно. И ты, понимая это, бредешь по улице.

И как будто бы ничего не случилось.

Может, и в самом деле ничего не случилось?

Тогда это – мир, где никогда ни с кем ничего не случается.

Может быть, жизнь на Авалоне – не такая уж и плохая идея?..

Мы с Найтом дошли до городского парка. Я присел на лавочку неподалеку от высокого фонтана, между струями которого стояло аж две радуги. Найт растянулся у моих ног.

На соседней лавочке дремала молодая женщина. Мальчишка лет четырех, пользуясь этим, скармливал упитанным голубям какие-то сухарики. Птицы расталкивали друг дружку округлыми бочками и на радость ребенку жались к самым его ботинкам.

– Извините, мы с вами не знакомы? – спросила меня незаметно подошедшая девушка. Найт глухо, но незлобно рыкнул на нее, но она не испугалась.

Я внимательно оглядел девушку. Она была невысокая, миловидная, курносенькая, с длинными светлыми волосами. Светлый маг четвертой категории. Не Милена.

– Нет. Скорее всего – нет.

– А-а… – потянула она. – Извините. Странно. Мне кажется, мы с вами все-таки встречались… Простите…

– Ничего страшного.

Разговор был исчерпан. Но она топталась на месте и не уходила.

– А… Простите меня, пожалуйста, но, может быть, все-таки… А вы не могли бы сказать, кто вы?

Чистая, ясная и, как ни странно, не вызывающая никакой паники или отчаяния мысль пронеслась в моей голове: я совершил то, для чего был создан. Я использован по назначению, я больше не нужен, а это значит, что теперь я свободен.

– Я тот, кому некуда идти.

– А-а…

Она на секунду задумалась, а потом вдруг улыбнулась.

– Знаете, моя соседка как раз сдает комнату, – сказала она.

Я поднял голову, посмотрел на ее размытый солнцем силуэт – и понял, что мне хочется смеяться… Нет, не просто смеяться – мне хочется хохотать, хохотать до боли в висках, до звона в ушах, хохотать, пока все это наконец не закончится… И вдруг что-то хлестко и явственно обожгло мою щеку. Мир дрогнул.

– Рик! – послышалось откуда-то из недр этого мира. – Рик!

Вторая пощечина оказалась гораздо сильнее – мир выдернули из моих рук, а меня самого рвануло куда-то назад, я на мгновение зажмурился и словно ударился спиной о что-то твердое… Нет, не ударился, а понял, что я лежу на чем-то твердом… и ворсистом.

– Рик! – уже отчетливо услышал я голос Хельги.

Я открыл глаза. Я лежал на ковре в нашей гостиной. Все демоны были здесь, они сгрудились вокруг меня. Рядом со мной прямо на полу сидел Иса, он кривовато улыбался. Хельга стояла около меня на коленях. Хельга плакала. Она растирала ладошками торопливо бегущие по щекам слезы и улыбалась сквозь них.

– Рик, ну вот зачем ты туда полез? Что тебе там понадобилось? – всхлипывая, говорила она. – Может, это все и не сбудется вовсе!

Я постарался улыбнуться ей.

– Извини… Я… нечаянно.

Хельга рассмеялась.

– Нечаянно! Нет, ну вы это слышали? Он нечаянно! О, Рик!..

Я хотел ответить ей что-то, но услышал, как по полу знакомо зацокали когти. Повернув голову, я увидел Найта. Он подошел ко мне и ткнулся мордой в мое плечо. Я потрепал его по холке.

– Ну, все, хватит валяться на полу, – сказала Хельга. – Мы сделали очень большое дело! Можно и чаю попить.

Она поднялась сама – и, секунду подумав, протянула мне руку.

* * *

Милена скучала. А может быть, грустила – она уже давно перестала различать эти два состояния. Она сидела на скамейке под старыми раскидистыми липами во дворе придорожного трактира, где в этот час совершенно не было посетителей. Хозяйка трактира, любезно приютившая ее после недавней истории с сектой Предтечей и суматохи, последовавшей за ней, отдыхала где-то в верхних комнатах; работы ни в зале, ни на кухне не было, и Милена сидела в липовой тени, изредка заглядывая за неровный обрыв густых зеленых крон. Небо было покрыто низкими серовато-сиреневыми облаками, которые, теснясь и толкая друг друга в пушистые бока, плыли все же неплотным потоком, поэтому между ними образовывались более светлые прожилки, похожие на ручейки. Иногда в этих прожилках появлялось солнце: далекое, белое, плоское и маленькое, как медная монетка. На него можно было смотреть, не щурясь. Солнце показывалось всего на несколько секунд, потом пряталось, потом появлялось снова. Милена все сидела, следила за этим небом – странным, похожим на живой белый мрамор небом – и, кажется, ни о чем не думала.

– Можно к тебе? – не дожидаясь разрешения, Ник присел на лавку рядом с Миленой.

– Привет, – ответила она. – Как рука?

– Отлично! – Ник бравурно приподнял правую руку, висевшую поперек его груди на ярком цветном платке. Как показалось Милене, это движение далось ему все же с трудом. – Я почти отрастил новый сустав. Еще немного – и смогу кого-нибудь стукнуть, если тебя станут обижать.

Милена улыбнулась. Никто здесь и не пытался обижать ее: трактир находился в таком захолустье, что порой тут по нескольку дней не было посетителей. То, что нужно, чтобы спрятаться на какое-то время бывшему светлому магу.

– Ник, я тебе на кухне обед оставила.

– Я его нашел! – Ник растянул бледноватые губы. И тут же сделал удивительно испуганное и виноватое выражение: – А что, не надо было?

– Да нет, что ты! Все нормально…

Толку от него, конечно, было не много. Но он развлекал ее – так зачем же его прогонять? Тем более, хозяйка не против, а самому ему еще придется подлечиться, прежде чем он снова сможет заниматься магией… Прежде, чем он сможет вообще чем-то заниматься.

Солнце в очередной раз возникло в просвете между облаков, четкие резные тени легли на лицо Милены. «Все ведь действительно нормально», – подумала она.

Милена не чувствовала себя несчастной оттого, что произошло с ней. За прошедшее время она изменилась настолько, что ее воспоминания начали казаться ей чужими. Вещи, которые она хранила, которые были дороги ей, теперь словно принадлежали другому, навсегда исчезнувшему человеку, а для нее самой были только нелепым хламом. Ее чувства еще возбуждали смутно знакомые звуки и запахи, но это была скорее дань привычке, чем глубокое и искреннее переживание. Иногда ей хотелось вызвать в себе какое-нибудь острое, болезненное ощущение, и она начинала перебирать события в своей памяти, но они проскальзывали между ее пальцев, словно бусинки на молитвенных четках, обозначая только прожитое время, но ничего более. Ранение Ника беспокоило Милену гораздо сильнее, чем то, что она в той странной битве полностью потеряла свою собственную силу. Еще обладая ей, она чувствовала, что больше не хочет быть магом, да и никогда не хотела этого – вот только жаль потерянного времени. С другой стороны, именно благодаря этому она оказалась здесь, в дали от всего, что окружало ее раньше. И лишь изредка, подчиняясь невнятному желанию, Милена выходила на обширный пустынный двор, садилась на лавку под липами и через распахнутые настежь ворота подолгу смотрела на широкую пыльную дорогу.

Где-то поблизости послышалась громкая пьяная песня. В самое мирное, послеобеденное время она звучала так странно, что Милена невольно поежилась, когда заметила, что мало связанные между собой звуки приближаются.

– А ну, есть тут кто живой, или все померли уже к чертям?!.

На левой половинке ворот повис вояка в пыльных сапогах, измятой куртке и недельной щетине. За его спиной в ножнах на сильно растянутом ремне болтался легкий узкий меч, у пояса из ножен торчала рукоятка короткого армейского кинжала. Под глазами, пониже больших синюшных мешков, и над широкими лохматыми бровями располагались аморфные красные пятна. Этот человек был бы смешон, если бы не внушал отвращение.

– А… – он заметил Милену и толстые блестящие губы под щетиной растянулись в кривоватой улыбке. – Ты, девка! Поднимай свою задницу и тащи сюда свое дерьмовое пиво!.. Гуляем!..

Милена, уже пару раз сталкивавшаяся с такими клиентами, поспешно встала. Главным было, не возбудив никаких подозрений, пересечь двор и добраться до трактира. Там, в зале, в дальнем темном углу, сидел, от скуки ковыряя в носу и давя жирных мух, тупой упырь Агура. Он был настолько туп, что не отличал солнца от луны и не боялся выходить днем на улицу. При этом солнце, словно удивляясь его безрассудной смелости, почему-то и в самом деле не причиняло ему никакого вреда. А будучи здоровенным двухметровым детиной, Агура отлично подходил для работы вышибалой. Вот только докричаться до него со двора было невозможно.

– А ну, давай, давай, шевелись, кряква болотная! – с силой оттолкнувшись от ворот, вояка пританцовывая зашагал по двору. – Давай, да смотри, чтобы пиво было холодное, а то получишь не на чай, а на орехи! – он громко рассмеялся своей шутке.

– Сию минуту, господин…

– …А я пока тут посижу, поболтаю вот с этим дохликом…

– Да, уважаемый господин…

Милена направилась было к трактиру, но Ник, бесшумно соскользнув со своего места, преградил ей дорогу.

– Ник, не надо… – попыталась остановить его Милена, понимая, что мальчишка только и ждал случая, чтобы произвести на нее впечатления. Но тот и не думал слушать ее.

– Как ты посмел назвать эту юную леди? – прошипел Ник.

– Леди? Да какая она леди, обыкновенная бордельная… – мужчина не закончил. Его лицо исказила злорадная гримаса. Он даже облизнул губы. – А-а… Я все понял. Эта девка – твоя подружка, так? Ну и как ты ей, хлюпик? Неужели она тобой довольна? Может, уступишь на ночь за пару гривен? Надо же узнать девочке, что такое настоящий мужчина!

Ник сначала побагровел, потом посерел – и сделал шаг по направлению к горе-вояке.

– О, ты смотри, – усмехнулся тот, медленно протягивая руку за мечом. – У мальчишки есть характер!

– Не только!.. – прошипел Ник, пригибаясь.

У него, в принципе, были шансы выйти победителем из потасовки, если бы она произошла. Хоть Ник и не мог воспользоваться магией, парнем он был ловким и довольно решительным, и даже с одной рукой он смог бы справиться с неверно стоящим на ногах противником. Но я решил, что драка калечного и пьяницы будет выглядеть так жалко, что даже посмеяться будет не над чем.

– Остановись, – сказал я вояке.

Он несколько раз непонимающе оглядел двор, прежде чем догадался обернуться. Я стоял у завалившейся половинки ворот, скрестив руки на груди. Ник тоже заметил меня – и побледнел так, что его с легкостью можно было принять за мертвеца трехдневной давности изготовления.

– Разве ты не видишь, что этот человек ранен? – спросил я.

– А ты что, хочешь познакомиться с моим мечом вместо него? – с деланой ловкостью воин развернулся, обнажил оружие и принял стойку. Ну, драться с ним мне было бы еще более унизительно, чем Нику, поэтому я просто спросил:

– Познакомиться с твоим мечом? – и поднес ближе к глазам орудие противника. Опешивший вояка бессмысленно сжимал и разжимал опустевшую ладонь.

– Неплохой меч, – заключил я. – Жаль только, что он достался такому хозяину, как ты, но ладно уж… Береги его, вдруг еще пригодиться.

И я бросил меч на песок двора перед ним. Вояка, пошатываясь, подкрался к мечу, погладывая на меня, потом решился, по-кошачьи цапнул оружие и бросился бежать, на последок выкрикнув:

– К… Колдун! Колдун! Будь ты проклят!..

Я усмехнулся. Проклинать меня? Ну-ну… Успехов.

– Рик! – ахнула Милена, выскочив на крыльцо. Следом за ней из дверей вывалился огромный сонный упырь.

Я улыбнулся и пошел ей навстречу. Она на секунду замешкалась, прижала руки к губам, а потом бросилась через двор. Но, подбежав ко мне, она остановилась, как вкопанная. Я сам осторожно обнял ее.

– Так вот где ты прячешься. Не скучно здесь?

Она замотала головой – нет, мол – и просто уткнулась мне в грудь. Через ее плечо я посмотрел на Ника.

Ник ждал. Он смотрел на меня прямо, не пряча взгляда, и я видел, что он меня боится – но убегать не станет. Я разжал руки, и Милена сама понятливо отошла в сторону. Я подошел к Нику. Какое-то время мы молчали.

– Ты пришел убить меня? – спросил он наконец. Голос его подрагивал.

– Нет. Я пришел спросить, что вы тут делаете. Все ведь уже в порядке. Вы можете вернуться.

Он посмотрел на меня с недоверием.

– Но как же ты… Я же…

Он не договорил, сглотнул.

– Что? – спросил я.

Он собрался с силами и выкрикнул:

– Я же хотел убить тебя! А ты… ты… что же ты делаешь? Зачем? – Я видел, как его здоровая рука сжалась в кулак. Я думал, он ударит меня – по лицу или в грудь. Но он сдержался. – Рик, я же пытался тебя убить!

Я пожал плечами.

– Но не убил же.

Он стоял передо мной, бледный, как полотно, с алыми пятнами на щеках. Дышал он часто-часто и смотрел на меня с бессильной яростью в глазах.

Самое интересное, я и вправду совсем не хотел его унизить.

– Ник, если ты так ненавидишь меня, можешь попробовать убить меня еще раз. Не обещаю, что у тебя все получится, просто вдруг тебе полегчает. Но, может, лучше пойдем отсюда? – я наощупь нашел ледяную руку Милены и некрепко сжал ее. – Я найду, чем тебя занять, пока ты долечиваешься.

И я подался в сторону, чтобы двинуться к воротам.

– И что, ты вот так просто повернешься ко мне спиной? – воскликнул Ник.

– А почему бы и нет? – спросил его я. – Лет через триста мы хорошенько посмеемся над всем этим.

Задолго до (5). Пердыстория

Из окон башни не было видно ничего, кроме неба. Даже если подойти к единственному окну: толстый слой облаков, похожий на шерстяное одеяло, скрывал то, что было внизу. Кажется, протяни руку, и пальцы достанут эту серую влажную шероховатость. Но до окна не достать, мешают прутья клетки. Да и какое это развлечение – трогать облака, если умеешь летать…

Небо никогда не менялось. Оно было таким постоянно, так что невозможно было определить ни сколько времени прошло, ни какое сейчас время суток – день или ночь. Лишь, приглушенные небесным одеялом, раздавались раскаты грома, облака изредка подсвечивали сизо-желтые сполохи – внизу была гроза. Лил дождь, безумствовал ветер… наверное. Здесь, в башне, было тихо. Так тихо, что можно было расслышать шипение, с которым горели, не сгорая, заговоренные свечи, выстроенные в несколько рядов вдоль стен единственной комнаты. Под потолком они образовывали круги. Но ниже эти ряды странно-неподвижных ало-оранжевых лепестков прерывались около окна да узкой низкой двери, за которой уже давно не было слышно никаких шагов.

Тишина давила. Стоило закрыть глаза, начинало казаться, что башня плывет – оцепленная огнями, плывет сквозь облака, покачиваясь. И клетки нет, нет этих ее странных прутьев, сделанных из человеческих костей, оправленных в металл, и там, далеко внизу, тоже ничего нет. И хочется, покачиваясь вместе с башней, плыть, плыть, плыть…

Когда глубоко внизу, в самом основании башни послышались шаги, их звук показался громче громового раската. Но прошло еще много времени, прежде чем узкую кованую дверь единственной комнаты на вершине башни открыли. Шагнув из темноты на свет свечей, визитер прищурился, но тут же заметил и клетку, и единственного пленника – и вот уже его руки крепко сжимают это бесшабашное белобрысое существо с шелковистыми темными крыльями, и прутья клетки – не преграда…

– Сложно было? – спросил пленник, когда его наконец выпустили из объятий. То есть, простите, ее – в клетке находилась девушка. Теперь, когда она не сидела, свернувшись посередине клетки, а стояла в полный рост, это было заметно.

– Да нет, – парень отступил назад, дернул головой, хрустнул шейными позвонками, улыбнулся. – Я только размяться успел, а они уже закончились. Ты как? Сильно досталось?

– Я никак, – девушка кивком головы указала на свечи. – Ничего из-за них не чувствую.

Парень оглядел комнату, брезгливо поморщился.

– Они сказали, что это для твоего же блага?

Девушка презрительно усмехнулась, уперлась кулачками в бедра.

– Разумеется! Мне все желают только добра! О, как же меня это бесит, Лай, если бы ты знал.

Парень улыбнулся снова.

– Я знаю, – он ненадолго задумался, даже отвернулся. Потом сказал: – Я, в общем-то, чего к тебе зашел… Мне следует поблагодарить тебя. Я же старше тебя; если бы отец узнал, что я не только не пытался остановить тебя, но и сам пошел у тебя на поводу, я бы сейчас вот так не разгуливал бы, где хотел, не говоря уже об остальных. Так что… Спасибо. И извини.

Девушка нахмурилась.

– За что ты извиняешься?

– За то, что у нас ничего не получилось.

Пленница покачала головой.

– Во-первых, не так уж и ничего. Я поняла, что мы сделали не так. Я уверена, что у нас все получится, если мы попытаемся еще раз. А во-вторых, Лай… – она улыбнулась – так, что глаза превратились в блестящие щелочки, а зубы сверкнули хищно и остро, – я и вправду собираюсь попробовать еще раз.

Лай нахмурился.

– Храм разрушен.

Девушка кивнула.

– Храм разрушен. Но Врата остались.

Лай посмотрел на собеседницу с удивлением.

– Откуда ты знаешь? У свечей что, срок годности закончился, или для тебя уже и они не преграда?

– Да нет, просто до тебя ко мне Иса заходил.

– Вот же пройдоха! И мне ничего не сказал… Значит, ты все знаешь?

– Ага.

– И снова собираешься попытаться прорвать грань мира?

– Ага. Ты со мной?

Лай отвернулся, поджал губы. Огоньки свеч плясали в его зрачках.

– Нам нужно все еще раз обсудить. Я понимаю тебя и полностью разделяю твои стремления, но то, что ты затеяла, очень опасно. Пойми меня правильно! Я не боюсь за себя, ты меня знаешь. Но я беспокоюсь о тебе. Что, если я в какой-то момент не смогу тебя защитить? Что, если тебя не станет? Ты ведь была так близка к гибели в этот раз – и вот уже планируешь следующий… – Лай опустил голову и говорил, глядя себе под ноги. – Пойми, мне тоже не нравится, что мы зависим от людей, и я много раз говорил тебе об этом. При всем нашем могуществе это так унизительно… Но так было испокон веков. Если бы было возможно иное существование – разве никто до нас не обрел бы его?

Лай закончил и, подняв голову, посмотрел на пленницу. Та, обхватив руками плечи, смотрела на него и улыбалась. И не верилось ему, Лаю, в этот момент, что эта девушка младше его и нуждается в его защите и заботе. Что-то было в ней такое… нездешнее. Нездешнее даже для этого, иного мира.

– Я дойду до конца и зайду еще дальше. Я найду то, что ищу, Лай, я точно знаю это. И, когда я найду это, я поделюсь с остальными. Мне бы только выбраться отсюда.