Текст книги "Референт"

Автор книги: Полина Грекова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

– Поршень говорит – тебе понравилось. Значит, будем продолжать! У нас таких орлов, как он, знаешь сколько… – выдержал паузу. – Или есть другой вариант. Поможешь нам маленько – и все.

Лариса оторвала лицо от подушки:

– Что? Что мне делать?

– Скажешь Нестерову, что он отец девочки. Мол, Анна тебе в этом признавалась. Только без фокусов. Договорились?

Глава 28

Павел положил мобильник на стол. Откинулся на спинку вертящегося кресла и прикрыл глаза.

– Ну что там? – негромко спросил Осокин, сидящий напротив.

– Ничего. Мы пока ничего не можем сделать. У нас связаны руки. У меня связаны руки.

– Почему? – Олег прищурился.

– Они утверждают, что дочь Анны – моя дочь. Черт! Ведь, может быть, в самом деле? Но почему тогда? Ничего не понимаю.

– Погоди-погоди… Что значит – твоя дочь? А Анна? Она что, ни разу тебе на это даже ни намекнула?

– Вот и мне все это кажется очень странным. – Павел поморщился и потер слегка подрагивающими пальцами лоб. – Слишком удачный способ на меня воздействовать. Не верю. Не могу поверить! Просто не могу.

– Значит, что? Мы теперь против них бессильны? Берите нас и топите, как слепых котят? – Осокин провел пальцем по столу, рисуя причудливую спираль, поднял глаза на Нестерова: – Вот так, значит, да?

– А ты что предлагаешь?

– Ничего! – Тот с досадой саданул себя кулаком по колену. – Что я могу предложить? Здесь ты должен решать. Только ты! Да и потом… Вдруг это на самом деле правда? Да, я понимаю, один шанс из ста. Да, это подозрительно выгодно для этих ребят – просто подарок судьбы какой-то. Но если правда, а?

Павел встал, хрустнул пальцами, прошелся из угла в угол:

– Нет… Если бы Анна действительно была матерью моего ребенка, она бы не смогла так холодно и расчетливо вести игру. Никакая женщина на ее месте не смогла бы. Разве не так? Так! Значит, делаем вывод.

– Сам себя убедить пытаешься? – Олег невесело усмехнулся. – Поверить боишься? Рискованное занятие, знаешь ли. А ну как все это правдой окажется? Век себе потом не простишь. Давай лучше подумаем. Когда у тебя с Анной любовь случилась?

– Почти шесть лет назад. Зимой. В декабре.

– Так… Ее девочке около пяти лет. Чуть меньше, наверное. Подожди-ка! Нет, Паш, скорее всего, она не твоя дочь. Она маленькая, худенькая. Где-то ей, наверное, четыре с половиной. А если так, если четыре года шесть месяцев, то ты должен был с этой мадам иметь секс как минимум в апреле.

Нестеров побледнел, желваки на его щеках заходили.

– За «мадам» обиделся? – Олег понимающе кивнул. – Крепко, как я погляжу, она тебя зацепила. Ничего, пройдет. Главное не это. Главное то, что эти суки по телефону тебе брешут. Нельзя им верить! Нельзя!

– Декабрь. Декабрь получается, – глухо проговорил Нестеров, прислонившись к оконному стеклу лбом. – Как раз декабрь. И вообще, без толку сейчас об этом говорить. «Братки» сказали, что подружку ее сюда погонят. Ларису. Она, дескать, все знала с самого начала и все мне популярно, на пальцах, объяснит.

– Так что же ты молчал?! – Олег удивленно приподнял бровь. – Это же все меняет. Абсолютно все! Во-первых, мы сейчас вытрясем из этой подруги всю правду. Во-вторых, проследим, куда она отсюда потащится или куда ее повезут. И все! Считай, дело сделано. Даже если девочка на самом деле твоя дочь, мы ее выручим.

– Нет. Не выручим. И даже пробовать не будем.

– Почему? Не понимаю твоего пессимизма.

– Потому что они ясно дали понять: если заметят хвост, или если мы попытаемся задержать Ларису, девочку убьют через пять минут.

– Значит, все-таки веришь? Значит, все-таки боишься? – скорее сам для себя пробормотал Осокин.

– Я ничего не знаю, – отозвался Павел и задернул жалюзи.

Примерно через полчаса в кабинет Нестерова, опустив голову, вошла Лариса. Олег быстро выскочил в приемную, огляделся по сторонам.

– Здесь никого, – зайдя обратно, сообщил он Павлу. – Кто ждет ее внизу, узнаем у охраны.

Прошел в глубь кабинета, скрестил руки на груди и начал, уже обращаясь к Ларисе:

– Ну так мы вас слушаем. Что вы имеете сообщить нам о вашей подруге? Наверняка что-нибудь в высшей степени интересное? Вы, как нам поведали ваши друзья, все знали с самого начала? И вместе вели продуманную игру?

Она ничего не ответила. Нервно повела плечами. Как-то коротко и болезненно всхлипнула. Однако слез в ее глазах не было. Глаза оставались сухими и красными. Будто она уже не могла плакать. Просто не могла.

– Да. – Когда Лариса наконец заговорила, голос ее был тихим, как рябь на воде. – Все правильно. Я знала все с самого начала. И Анна… Да. И Анна все знала с самого начала. Наташа правда дочь Павла Андреевича. У Анны с мужем… В общем, у них не могло быть детей. Я все сказала. Что вы еще хотите знать? Я все сказала.

Павел подошел поближе, внимательно всмотрелся в ее лицо:

– Что с вами? Вы себя плохо чувствуете? Вас били? Вас заставили это сказать?

– Я все сказала, – повторила она тупо, как автомат. – Я сказала всю правду. Меня не били. Меня не заставляли. Чего вы еще хотите? Я вам не вру.

– Лариса, вы можете говорить совершенно свободно. – Нестеров неуверенно взял ее за руку, но тут же выпустил вялую, безвольную кисть. – Кабинет не прослушивается. О том, что вы здесь скажете, будем знать только мы трое: вы, я и Олег Викторович. Пожалуйста, расскажите правду. Я прошу вас!

Лариса сморщилась так, будто собиралась разрыдаться. Но не заплакала. Дрогнули припухшие красные веки. Глаза открылись. Теперь она смотрела в стену, куда-то поверх плеча Павла:

– Я вам не вру. Я сказала всю правду. Меня никто не заставлял. Это правда.

– Идите. – Павел устало махнул рукой. – Идите, раз вы не хотите помочь сами себе.

Лариса, сутулая и поникшая, медленно направилась к двери.

– Стойте, – вдруг требовательно произнес он. – Вы можете идти, но передайте тем, кто вас сюда доставил: я не поверил ни единому вашему слову. Ни единому! И какое-либо решение приму только после разговора с самой Анной. Мне нужна Анна, вы поняли?! Только она. Никакие свидетельства подруг в расчет приниматься не будут.

Через пять минут от ворот офиса отъехала темная «вольво» с тонированными стеклами.

– Ты правда рассчитываешь, что они позволят тебе встретиться с Анной? – спросил Осокин, стоящий у окна рядом с Нестеровым.

– Им ничего другого не остается, – неожиданно спокойно ответил Павел. – Они начали игру, и теперь уже игра диктует им свои правила.

… – Дайте хотя бы чаю! Теплого свежего чаю! – отчаянно закричала Галина, забарабанив руками в дверь. – Вы что, сволочи, не понимаете, что ребенку плохо? Девочка-то тут при чем? Анна, ну подай голос! Объясни этим гадам, в конце концов!

Анна только вздрогнула и плотнее прижала к себе Наташу. Худенькое тело дочери мелко вздрагивало, из груди вырывались жуткие, надрывные хрипы. Ее маленькое личико стало совсем бледным, глаза запали.

– Потерпи, потерпи, маленькая моя! – Анна расстегнула пуговичку на красной в клеточку рубашонке Наташи. – Все пройдет. Все очень скоро пройдет. Только нужно немножечко потерпеть. И мама больше никогда-никогда, ни за что от тебя не уедет. Не отдаст тебя ни в какой профилакторий, ни к каким воспитателям. Мы все время будем вместе. И в «дом» будем вместе играть, и в «Приключения Буратино».

Ей вспомнилась Наташкина настольная игра со смешными фишками в виде фигурок Мальвины, Буратино, Пьеро и Артемона. Как малышке нравилось раньше, когда они с мамой усаживались рядом и начинали по очереди катать по полу кубик с синими точками на гранях. Как смешно Наташка визжала и прижимала ладони к щекам, попадая на клеточку с «ловушкой» Карабаса-Барабаса или Кота Базилио. Визжала, пищала, но все равно знала, что мама тоже постарается «пропасть», чтобы не прийти раньше ее к финишу. «Пропадет» и усядется в «ловушку» вместе с ней.

А вот теперь Наташа по милости мамы попала в самую настоящую ловушку. Из которой не выберешься просто так, выбросив кубик со счастливым количеством очков. «За что ей все это?» – в который раз подумала Анна, ласково проводя рукой по светлым, взмокшим от холодного пота волосенкам.

В глубине души она знала ответ на этот вопрос. Это была расплата. Чудовищная расплата за ту сумасшедшую ночь. За то, что, забыв обо всем, позволила себе быть счастливой.

Наташа снова начала судорожно ловить посиневшим ротиком воздух. Анна усадила ее поудобнее, чтобы девочке легче дышалось.

– Мерзавцы… Какие все-таки мерзавцы, – устало констатировала Галина, сев на пол и вытянув вперед ноги. – На полную катушку используют девочку, чтобы тобой управлять. Тобой и Нестеровым. И ведь самое ужасное, что сама по себе Наташа для них никакого интереса не представляет! Абсолютно никакого. Ну ребенок и ребенок. И вот этому «просто ребенку» они позволяют просто так умирать!

Анна побледнела. Галина торопливо поправилась:

– Я не то хотела сказать. Просто они позволяют ей задыхаться, а ведь чего проще – пригласить врача, дать элементарные лекарства, теплое питье, в конце концов. Чего им надо?! Ларис, ты не знаешь?

Та, не открывая глаз, что-то невнятно пробормотала. Вообще, со времени своего возвращения из офиса Павла Лариса еще не сказала ни слова. Забившись в угол, судорожно обгрызала заусеницы возле прежде безупречных, наманикюренных ногтей. Потом вроде бы задремала.

Дверь в подвал отворилась внезапно. В глаза больно ударил дневной свет. По каменным ступенькам легко спустился тот самый «вежливый» незнакомец, который прежде организовывал свидания Анны с дочерью. В правой руке он держал мобильный телефон и помахивал им, как игрушкой.

– Как наши дела? – спросил он, присаживаясь на корточки перед девочкой. – Я смотрю, не очень?

Анна инстинктивно прижала дочь к себе, постаралась отвернуть от «вежливого» ее серое личико.

– А что вы, мамочка, так боитесь? Ничего плохого мы вашей малышке не сделаем. Напротив, у меня к вам очень заманчивое предложение.

– Лекарства дайте! – выкрикнула Галина. – И теплого питья. И плед какой-нибудь! Ей же холодно здесь.

– И лекарства будут. И теплая постель. И соки. И все, что угодно, – он с готовностью кивнул. Нажал указательным пальцем на Наташин носик. – Чего тебе хочется, а, принцесса?

– Куклу, – вдруг доверчиво проговорила та слабым, надтреснутым голоском.

Перевела дыхание. Уже с трудом продолжила:

– Ту куклу, которую тетя Лариса принесла. Большую куклу!

– Куклу, которую тетя Лариса принесла, – с усмешкой повторил «вежливый». – Какая отличная была идея! И какой накал страстей. Просто финальная часть голливудского боевика: подмена, погоня, герои спасаются, негодяи дружно садятся в лужу. Жаль, что не получилось. Ну да, впрочем, ладно! У меня к вам, Анна Николаевна, вот какое предложение: давайте-ка вы встретитесь с Павлом Андреевичем в неофициальной, так сказать, обстановке.

Анна насторожилась.

– И не надо так сурово хмурить брови! Вам предлагается всего лишь сказать господину Нестерову правду. Ну, может быть, с небольшими поправками. Вам не нужно будет лгать, изворачиваться и идти на сделку с совестью. Всего лишь посидите с ним в ресторане, расскажете, что вас и девочку похитили, что малышку хотят убить. Подчеркнете, что Наташа, вне всякого сомнения, его родная дочь. Покаетесь, что сначала вели игру, пытаясь разбудить в его душе новые, более сильные чувства. Но тут же признаетесь, что любите его до сих пор, что жить без него не можете, что весь смысл жизни для вас – в нем и в вашей общей дочери.

– Я не поеду ни на какую встречу. Вы не заставите меня это сделать – хоть волоком тащите, – тихо проговорила Анна и сжала губы.

– Не хотите – не надо! – «Вежливый» пожал плечами и поднялся, упершись свободной рукой в колено. – «Волоком» вас никто тащить не собирается. Только советую подумать на досуге о словах вашей подруги по несчастью. Как она там сказала? «Позволяют девочке просто так умирать»? Я, конечно, не врач: ничего определенного сказать по этому поводу не могу, но… Выглядит Наташа неважно, вы и сами видите. Дыхание совсем плохое. А вы ведь здесь даже элементарно проветрить не можете. Где уж там думать о пледе, о лекарствах, о теплом питье! День здесь просидите, второй, третий. А дальше что? Принесут куклу. Но будет ли уже кому с ней играть? А, Анна Николаевна?

Она почувствовала, как на ее запястье с виска дочери скатилась капля холодного пота. Детская щечка вздрогнула, словно в нервном тике. Наташа прикрыла глазки. Веки… Какие у нее теперь были веки! Голубоватые, полупрозрачные. И под глазами серые, страшные круги. Ротик обметан серым налетом. Грудка вздымается часто и тяжело.

– Вы дадите ей лекарства прямо сейчас? – Анна подняла голову.

– Естественно! И лекарства, и чай.

– Тогда я согласна, – холодно сказала она. – Я скажу Павлу все, что вы требуете. Только лекарства – прямо сейчас, при мне!

«Вежливый» улыбнулся, набрал на мобильнике номер, поднес трубку к уху:

– Павел Андреевич? Мы согласны на ваши условия. Анна Николаевна через два часа прибудет в ресторан «Дубрава». Знаете такой? Вот и отлично. Естественно, никаких сопровождающих в зале. За столиком – вы и она. Разговор конфиденциальный.

Спрятал телефон во внутренний карман пиджака. Снова посмотрел на девочку. Теперь уже сверху вниз:

– Лекарства сейчас принесут. Я думаю, сделают инъекцию. И плед. Надо будет действительно подкинуть вам какой-нибудь плед. О Наташе позаботятся. А вам, Анна Николаевна, пора приводить себя в порядок. Все-таки ресторан. И вот еще что: столик будет снабжен прослушивающим устройством, так что вам крайне не рекомендуется делать необдуманные шаги. Не надо врать и пытаться нас переиграть. Вы не в той весовой категории. Одна ваша ошибка, и плохо будет всем: вам, Наташе и Нестерову. Очень плохо.

Они подъехали к «Дубраве» без десяти три.

– Ты уверен? – негромко спросил Осокин, нажимая на ручку дверцы и выходя из машины. – Ты уверен в том, что поступаешь правильно?

– Уверен, – проговорил Павел. – Все продумано. Не о чем больше говорить.

Кивнул водителю и охраннику, сидящему на заднем сиденье:

– Вы, ребята, пока посидите здесь. На всякий случай. Я, конечно, не думаю, что ваша помощь понадобится, но мало ли что?

– Конечно, – отозвался водитель, выглядевший, впрочем, довольно сумрачно. – Все будет нормально. Только вы подумайте: может, нам все-таки в вестибюле обосноваться?

– Нет. Ждите здесь.

Он распахнул дверцу и вышел из машины. На секунду прикрыл глаза, вдохнул полной грудью, посмотрел на небо. Солнечные лучи пробивались сквозь густое переплетение зеленых ветвей. Дубовая аллея, ведущая к дверям ресторана, была длинной и темной, как коридор в средневековом замке.

– Ну что, пора? – Осокин, спрятав обе руки в карманы, качнулся с носков на пятки. – Идем?

– Идем, – коротко бросил Нестеров и, толкнув стеклянные двери, вошел в ресторан.

Анну он увидел сразу, едва миновал холл и вошел в большой зал с хрустальными люстрами под потолком. Она сидела за крайним столиком, прямая, как гимназистка, и отрешенно собирала край скатерти в мелкие складки. Заметив Павла, не вздрогнула, не покраснела. Только выпустила из рук скатерть, и та наконец расправилась.

– Интересно, что она себе думает? – пробормотал за спиной Осокин. – И почему все-таки ничего не сказала тебе раньше?

Павел не ответил. Только мотнул головой, давая понять Олегу, чтобы он остался в вестибюле. Быстро прошел через зал, отстранив рукой попавшегося на пути официанта. Отодвинул стул напротив, сел. Заглянул Анне в глаза. Она молчала, и только губы едва заметно подрагивали.

Он чувствовал, как гулко и часто колотится его сердце, и досадовал на то, что ничего не может прочесть в ее глазах.

Кто она? Расчетливая авантюристка, вместе с бандитами придумавшая историю про неизвестную дочь? Или на самом деле мать его ребенка, по собственной глупости втянутая в историю, пахнущую большими деньгами и кровью? Да, она, без сомнения, повторит сейчас слова своей подруги, но будет ли это правдой?

– Выпьешь чего-нибудь? – негромко спросил Павел, кивнув на графинчик водки и бутылку вина, стоящие на столе. Анна вздрогнула и словно очнулась:

– Я… Мне… Я должна тебе сказать…

– Скажи, раз должна, – спокойно кивнул он. – Скажи. Я слушаю.

– Ты можешь мне не поверить.

– Нет-нет, я поверю. Я вообще наивный человек и очень многому верю. Говори.

– Не надо так.

– Да говори уже. – Нестеров откинулся на спинку стула.

– Наташа, – забормотала она, низко опустив голову. – Моя дочь Наташа… В общем, она…

«Все, – мысленно отметил он. – Все… Сейчас закончится. Для меня закончится. Нет больше прежней Анны. Да, может, никогда и не было? Кто знает, когда началась эта игра?»

– Наташа – не твоя дочь! – неожиданно выкрикнула она, прижав ладони к вискам. Бледное ее лицо покрылось красными пятнами. – Не твоя! Ты слышишь? Ты не имеешь к ней ни малейшего отношения. Это ребенок моего мужа. А тебя я никогда не любила! Меня попросили сыграть в любовь – я сыграла. Мне пообещали деньги. Большие деньги! Столько, что хватило бы и на квартиру в Москве, и на машину, и на безбедную жизнь. Ну что ты смотришь, а?! Что ты так на меня смотришь? Да, мне надоело жить в несчастном Шацке. Я хотела красивые вещи, золото, деньги. Что в этом плохого? Кто может меня за это осудить? Ты не нужен мне, слышишь? И никогда не был нужен!

У нее перехватило дыхание. Но Анна быстро взяла себя в руки, заговорила сдержанно:

– Я и не вспомнила бы никогда о той ночи, если бы мне не пришли и не напомнили. Надо же! «Наташа – твоя дочь!» И ты поверил?! Скажи, ты в самом деле в это поверил?

Надолго ее не хватило, и она снова сорвалась на крик, нервно кривя губы и привлекая внимание посетителей ресторана. Павел уже перехватил ее руку и прижал к столу.

– Аня! – В голосе его не осталось ни тени прежней холодности. – Аня! Что происходит? Я не верю тебе. Сейчас! Сейчас не верю! Аня! Аня моя!

Он на самом деле уже ничего не понимал, потому что ожидал от нее чего угодно, но только не этого. Не того, что она позволит ему вот так запросто «спрыгнуть с крючка»: а что? чем его теперь можно подцепить? К девочке он якобы не имеет ни малейшего отношения. Некогда любимая женщина бросила прямо в лицо: «Я не любила тебя никогда. Я согласилась на все ради денег».

– Подожди, – он погладил узенькую, вздрагивающую кисть, пытаясь успокоить Анну.

Она тут же выдернула руку и горячо, сбивчиво зашептала:

– Уходи! Я прошу тебя: немедленно уходи! Я, конечно, тварь последняя, но поверь мне хотя бы на этот раз!

И тут в зал влетел Осокин. Лицо его было перекошено, галстук сбился на бок.

– Паша, эта сука нас подставила! – заорал он, с яростью глядя на Анну. – На улице бандюки. Наших ребят уже повязали! Она заманила нас в ловушку! Бежим! Скорее!

– Нет! – Она замотала головой. – Павел, не слушай его! Пожалуйста, не слушай! Он с ними! С ними заодно! Где-то здесь подслушивающее устройство: он просто слышал весь наш разговор!

– Молчать, сука! – Олег резко схватил ее за плечо, развернул к себе.

Но, взглянув на Нестерова, опустил руку. Чуть понизил голос.

– Ладно, Паша, сейчас в самом деле не время. С ней разберемся потом. Сейчас – давай на кухню! Бегом. Выйдем черным ходом.

– Только не на кухню! Ну, пожалуйста! Поверь мне, пожалуйста! – Анна уже почти плакала. – Меня провели сюда через кухню. Там их люди. Они вооружены. Пожалуйста, поверь мне!

Нестеров, переводящий взгляд с Осокина на Анну, просто не успел ничего сообразить. Олег, подтолкнув его в спину, сам резко рванул в сторону кухни. Анна же упала обратно на стул и закрыла лицо ладонями. Ничего не понимающий Павел замер на секунду, потом ринулся вслед за Осокиным. Она отняла руки от лица в последней надежде его остановить. И успела увидеть только двух парней в спортивных костюмах, заломивших Павлу руки и потащивших его в подсобку ресторана.

Словно во сне Анна встала. Медленно дошла до дверей зала и вышла сначала в вестибюль, а потом на улицу. Никто ее не остановил.

Минут через десять из ресторана выскочил Поршень. Осмотрелся вокруг.

– Слышь! – крикнул он кому-то, оставшемуся в холле. – Нету ее здесь. Упилила куда-то, зараза. Ну и хрен с ней. Пусть побродит. Куда она денется? Некуда ей деться. Пусть пока посидит под кустами, если ей это в кайф.

Глава 29

Анна шла пешком, потому что в карманах у нее не было ни копейки.

Серое шелковое платье трепалось на ветру. Нитка жемчуга разорвалась еще тогда, когда она, запнувшись о корень, упала лицом на землю. Перламутровые бусинки остались во влажной траве. Она не стала их собирать.

Небо угрожающе темнело. Надвигался сильный дождь. Прохожие кутались в плащи и кофты, торопились спуститься в метро или впрыгнуть в автобусы. И только она шла, глядя прямо перед собой и ничего не видя. Сердце сжималось тоскливо и больно: «Наташа… Павел… Павел… Наташа».

Хотела спасти обоих, а получилось так, что предала и того, и другого. Хотела развязать руки Павлу, но добилась только того, что тот попал к бандитам. Все правильно. Все логично и страшно. Если на Нестерова нельзя воздействовать «дипломатическими» методами, его следует ликвидировать.

Навстречу прошла женщина с девочкой в прозрачном дождевике. На дождевике были нарисованы яркие Микки-Маусы. Смешной зонтик с такими же Микки-Маусами девчушка сжимала в руке. Пухлые щечки, розовые губки, ножки в белых носочках и легких ботиночках.

Анна на минуту остановилась, словно наткнулась на невидимую стену. Какая-то старушка заботливо потрогала ее за плечо:

– Вам плохо?

– Что? Нет, все нормально. – Она рассеянно отвела от лица невидимую прядь и снова пошла вперед, пошатываясь на высоких тонких каблуках.

Что же будет с Наташей? Одна надежда на то, что девочка им больше не нужна. Нет смысла ее убивать и «вешать» на себя труп ребенка. Только бы ей помогли! Только бы дали лекарства, а не бросили в подвале, как никому не нужного котенка.

Потихоньку начал накрапывать дождь. Первые холодные капли пробили в уличной пыли темные воронки. Листья деревьев влажно заблестели.

Не чувствуя холода, почти не ощущая струй дождя, катящихся по лбу и плечам, Анна присела на лавочку. Зачем-то посмотрела на свои руки, повернув их сначала ладонями, потом тыльной стороной вверх. Запрокинула лицо к небу. Она еще не до конца осознавала, что же все-таки произошло, и тем более не знала, что делать.

Идти в милицию? Без документов, в таком виде? Опасно и глупо. Опасно в первую очередь для тех, кто остался в подвале. Но у кого тогда искать помощи? Кому, кроме нее самой, нужна ее дочь? Кому нужен Павел? Верного водителя Леху «повязали», как сказал Осокин. Обратиться к кому-нибудь в компании? Это тогда, когда там безраздельно властвует вице-президент? Да, к офису нельзя подходить ближе, чем на километр! Значит, выходит, что они все обречены? И Наташа, и Павел, и Галина, и Лариска? Галя и Лариска вообще влезли в эту историю по ее, Аниной, милости.

Стоп! Лариска! Анна вздрогнула, зябко повела плечами и встала со скамейки. Ну, конечно, Лариска! Как же она сразу об этом не подумала!

Через десять минут она уже стояла в метро перед бабушкой контролершей и, краснея от унижения, просила:

– Пожалуйста, позвольте мне пройти бесплатно. Так получилось, что у меня нет при себе денег. Но мне нужно ехать! Обязательно! У меня в распоряжении каких-нибудь сорок минут.

Ее пропустили. Она сбежала вниз по мраморным ступенькам. Обернувшись, посмотрела на электронные часы над платформой. Времени оставалось действительно совсем немного. Рынок прекращал свою работу примерно в половине седьмого.

Полная, коротко стриженная Галина, как и прежде торгующая около самого входа босоножками, встретила ее радостным:

– О! Рубашечница наша пожаловала! Давненько тебя видно не было. А чего ты мокрая такая? Зонтик дома забыла?

– Да… То есть нет… В общем, сейчас не в этом дело.

– А платье-то какое! Платье! И не жалко такую роскошь мочить? Видать, дела хорошо пошли, а? Больше уже не таскаешься с коробками по камерам хранения? Ну-ка колись: чем занимаешься?

Анна, чувствуя что вот-вот упадет от усталости и странной слабости, навалившейся на нее как-то вдруг, прислонилась к железному прилавку:

– Потом, Галя. Все потом. Ты скажи мне лучше, где Артура можно найти?

– О! – Та удивленно приподняла правую бровь. – А тебе-то он зачем понадобился? Я и Лариске всю жизнь говорила: не связывайся, себе дороже выйдет! А ты-то вообще, как говорится, не из нашего болота. Брось даже думать. Давай я лучше тебе туфли сейчас покажу. Натуральные, штатовские. Колодочка – чудо! Каблучок тонюсенький. Серый атлас. Да-да, натурально тряпочные, только на балу танцевать.

– Галя, мне в самом деле очень нужен Артур. Скажи, пожалуйста, как его найти. Что-то я сегодня здесь вообще ни одного лотереечника не вижу. Разошлись уже, что ли, все?

– Заладила: Артур, Артур! А где я тебе его возьму? Их сейчас прищучили здорово: чуть ли не уголовные статьи вешают. Так они куда-то перебазировались. Или, может, вообще чем другим занялись.

– То есть Артур здесь теперь не бывает? – не веря собственным ушам, спросила Анна. – Совсем не бывает?

– Ага, – скорбно кивнула Галина и тут же, забыв про Анну, любезно улыбнулась покупательнице, присматривающейся к паре белых босоножек с тоненькими переплетающимися ремешками.

Значит, Артура найти не удастся? Человека со связями, со знакомствами в московской рыночной мафии. Человека, который некогда имел к Лариске свой интерес и мог если не спасти ее, то, по крайней мере, посоветовать, что делать.

С трудом переставляя стертые, гудящие ноги, Анна дошла до метро. Села на перевернутый ящик рядом с бабушкой, торгующей цветами. Та взглянула на нее с явным неудовольствием:

– Чего здесь расселась? Пьяная, что ли?

Она молча поднялась и побрела мимо рядов коммерческих киосков. Тоскливо ныло сердце, кружилась голова. И, главное, снова не было никакого плана действий. Можно, конечно, объехать один за другим все рынки Москвы, но вероятность разыскать бывшего босса Игрунова все равно слишком мала. Возможно, он в самом деле сменил род деятельности. Может быть, уехал. Кто это может знать наверняка? Возможно, только ребята из его команды, которые тоже должны были где-то обосноваться…

А Игрунов? Почему бы не поехать к Игрунову? Да, он противный, гадкий, не вызывающий никаких симпатий человечишко, но он – бывший Ларискин любовник. И к тому же едва ли не единственный человек в Москве, к которому Анна еще может обратиться.

В семь часов она уже подходила к Линейному проезду, опять же проехав в общественном транспорте зайцем. Все здесь было по-старому: два детских садика – один за другим, высокие тополя, нагромождения «ракушек» и площадки со ржавыми, скрипучими качелями. Обычный тихий московский двор. Идиллия! Однако теперь все казалось Анне подозрительным, внушающим тревогу. Светловолосый парень со свертком под мышкой, спускавшийся в подвальчик коммерческого магазина и посмотревший на нее как-то странно. Темно-синий джип с водителем, спящим на переднем сиденье, прямо возле Ларискиного дома.

Но тем не менее она собралась с духом и быстро нырнула в подъезд, тут же зацепившись подолом о детскую коляску. Нервно рванула платье, выдрала большой клок.

Вихрем взлетела на второй этаж. Надавила на кнопку звонка.

Игрунов, к счастью, был дома. Послышались тяжелые шаркающие шаги.

– Кто? – поинтересовался он осторожно.

– Алексей, откройте! – попросила она. – Это Анна – подруга Ларисы. Мне нужна ваша помощь. То есть не мне – Ларисе.

Игрунов за дверью помолчал, похоже не собираясь открывать. Потом очень быстро и очень невнятно пробормотал:

– Больше всего вы поможете и ей, и себе, если прямо сейчас уйдете – сию секунду!

– Что это значит? Откройте мне, пожалуйста! Не съем же я вас, в самом деле!

– Не могу.

– Что значит – не можете? Лариса в опасности. Можете вы это понять?!

– Да что ж ты так кричишь-то? – досадливо взмолился тот, переходя на «ты».

Тут же в замке заворочался ключ, и Алексей буквально втащил Анну в квартиру.

Выглядел Игрунов отвратительно. Трехдневная неопрятная щетина, обрюзгшее лицо, грязная серая майка. К тому же он был слегка пьян.

– И чего ты сюда приперлась? – На лице его читалась обида на несправедливую судьбу и едва ли не страдание. – Чего? Ну что мне теперь с тобой делать?

– Со мной как раз все в порядке. Я сейчас уйду.

– Ага! Уйдешь ты, как же! Губищу-то раскатала! – Он метнулся к кухонному окну. Тут же прижался спиной к стене и смачно сплюнул прямо на пол, себе под ноги. – Повезло тебе, вот что я скажу, просто повезло. Один за пивом погнал, а другой в машине уснул или просто не заметил тебя.

– Кто? – Анна испуганно скомкала платье у горла.

– Кто-кто? Конь в пальто! Не понимаешь, да? Вот на фиг мне все это? На фиг, спрашивается?! Да ты к окну-то не лезь, дура!

– Можете толком объяснить, что происходит?

– Мне, блин, толком не объясняли. – Игрунов склонился в шутовском поклоне: майка отстала от его тела, обнажив волосатую потную грудь. – Мне просто пообещали, что если ты будешь меня искать, а я об этом не доложусь, то мне башку тут же продырявят. «Искать»! Понимаешь, просто «искать». А ты приперлась. Здрась-те! Ну чем ты думала, а? Ты что, не знаешь, что на тебя охоту устроят? Не понимаешь, что меня подставила? Сначала Лариска из-за тебя вляпалась. Теперь вот я. Да я вот в форточку высунусь и закричу ребятишкам из джипа, чтобы заходили и брали тебя «тепленькую»!

Игрунов еще что-то кричал, зачем-то дергая майку за несвежие лямки и противно кривя рот, но Анна уже ничего не слышала.

– Я понимаю, – глухо проговорила она, прорываясь сквозь его яростный полушепот-полукрик. – Давай зови. Мне теперь все равно. Только… А впрочем, все.

– Ох, какие мы благородные! – Алексей не унимался. – Такие благородные и аристократичные, что просто жуть! Нам все равно: вешайте нас, казните нас. Все кругом сволочи, но мы, видите ли, вас прощаем! Так, да?

Анне уже действительно было все равно. Она только равнодушно и устало кивала, соглашаясь с каждой его фразой.

– Шуруй из квартиры! Шуруй быстро! Только не вниз, а на крышу – там люк открыт. И в пятом подъезде, говорят, сроду не закрывается. Мотай, тебе говорят. Чего встала? Или ты ждешь, пока снова в квартиру «братки» завалятся? Здесь поднимешься, в пятом подъезде спустишься. Авось не заметят. Они же не засекли, как ты вошла.

– Спасибо, – только и смогла прошептать Анна холодными, непослушными губами. – Спасибо большое.

– Да ладно, «спасибо». Много с твоего «спасибо» толку? Туфли брось где-нибудь на чердаке, а здесь вон, под тумбочкой, Ларискины кроссовки возьми. С крыши еще свалишься.

Игрунов взял со стола пачку «Честерфилда». Закурил, больше не глядя на Анну, будто ее и не существовало.

На чердак она взобралась по ржавой, шатающейся и гудящей лестнице, плохо закрепленной наверху. Закидала обломками кирпичей ненужные туфли. Взглянула на сумрачное небо в просвете люка. Упершись ногами в пыльную, с осыпающейся штукатуркой стену, выбралась наверх.