Текст книги "Референт"

Автор книги: Полина Грекова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц)

Полина Грекова
Референт

Пролог

Зимним вечером в тихий московский переулок неподалеку от Чистых прудов вкатились вереницей три автомобиля. С едва слышным шелестом – чуть более громким, чем звук падающих снежных хлопьев, они причалили к тротуару у старого дома сталинской архитектуры с массивными карнизами и большими арочными окнами.

Из первой машины вышли двое молодых мужчин в расстегнутых просторных пальто, из-под которых виднелись белые рубашки с безукоризненно завязанными галстуками. Их непокрытые головы сразу поседели от снега.

– Заждалась Галина, – кивком указал на ряд светящихся окон на третьем этаже один из них. – Может, все-таки зайдешь, расслабишься у семейного очага? Ты же не был у меня в новой квартире после ремонта.

Его товарищ, высокий брюнет с правильными чертами лица, задумался на мгновение, глядя вверх. Желтый свет, льющийся из окон в синеву зимней ночи, казался олицетворением тепла и уюта.

– Вот и славно! – не дал ему ответить первый, жестом подзывая появившегося из машины сопровождения крепкого парня. – «Мерседес» пусть ждет Павла Андреевича, остальные машины в гараж. Завтра ко мне часов в десять… нет, одиннадцать. Игорь, подай кейсы, проверь подъезд.

Охранник скрылся в темном проеме подъезда. Радушный хозяин и его гость выждали несколько секунд и последовали за ним.

Их действительно ждали. Стройная молодая женщина в красном обтягивающем платье встретила их в дверях радостным восклицанием:

– Павел! Я и не надеялась тебе сегодня увидеть!

– Олег, сама знаешь, любого уговорит.

– Уговорю, уговорю. Проходи, раздевайся. Узнаешь старую коммуналку?

– Нет, не узнаю, – ответил Павел, с любопытством оглядывая просторный холл.

Стены по периметру во всю свою четырехметровую высоту были отделаны под китайские ширмы. Тонкие светлые пилястры отделяли друг от друга изображения невесомых растений с продолговатыми салатными листьями, розовых фламинго, желтых пагод на берегах лазурных рек. Каждая картинка была освещена свисающим сверху китайским фонариком, отчего они казались светящимися изнутри. Двустворчатая арочная дверь с витражами в этом же стиле вела в глубину квартиры. Сбоку стоял белый стол, выточенный, казалось, из цельного куска слоновой кости, и такой же угловой диван с шелковыми подушками.

Хозяйка ревниво наблюдала за реакцией гостя.

– Нравится?

– Здорово.

– Мы присоединили к прихожей еще одну комнату. А из остальных восьми сделали пять. – Она распахнула перед гостем дверь с витражами. – Здесь кабинет Олега, рядом с кухней столовая, следом гостиная и отдельно – спальни. Каждая по особому эскизу.

– Зайчик, потом! – вмешался Олег. – Мы целый день торчали на переговорах и умираем от голода.

– Да-да, конечно. – Спохватившись, она провела их в кабинет, где перед растопленным камином был сервирован небольшой дубовый столик. К нему были придвинуты два кожаных кресла. Все остальное тонуло в полутьме.

– Киска, только мы сами, ладно?

Олег ласково провел рукой по черным блестящим волосам Галины. Она улыбнулась мужчинам:

– Я все приготовила. Если компаньоны хотят остаться одни…

Павел ответил рассеянной улыбкой, прошел к камину, не сводя глаз с пляшущих в каменном квадрате огненных языков.

– Хотят, хотят – Олег увлек подругу к выходу. – Скажи водителю, пусть отвезет тебя домой и вернется за Павлом.

Зачарованный игрой огня, Павел едва слышал, как они переговаривались в холле, как щелкнули язычки замков на входной двери, как его товарищ вернулся в комнату.

– Ну-с, теперь можно и расслабиться. – Олег сбросил пиджак, стянул с шеи галстук. – Тебе водки, вина?

– Лучше вина. Слушай, неловко. Галя ушла, получается, из-за меня.

– Ничего не получается. Мавр свое дело сделал! – Олег подошел к бару, отделанному мореным дубом, распахнул резные дверцы.

Невидимые колокольчики заиграли кусочек из «Лунной сонаты».

– Она прекрасно все понимает. Мне вообще с ней на редкость повезло. Не капризна, не ревнива. В постели – просто тигрица. А готовит как! Попробуй там селедку под шубой – никаких лобстеров или «Гордонов блю» не захочется.

– Тогда почему ты на ней не женишься? – улыбнулся Павел.

– А чтоб она такой и оставалась! – Олег плюхнулся в соседнее кресло, повернул к огню принесенную бутылку. – «Шато Домен де Шевалье», так кажется. В общем, настоящее бордо.

Он разлил вино, дождался, пока Павел пригубит свой бокал.

– А вот почему у тебя никого нет? Все время один? Это гораздо более интересный вопрос.

Павел усмехнулся:

– Может, потому, что другую такую Галю найти трудно.

– Ну-ну, не увиливай! – Олег почувствовал, что после вопроса друга он имеет право быть настойчивым. – Тебе стоит только пальцем пошевелить, и десятки таких Галь рванут вперед с низкого старта. Мужик ты хоть куда: с головой, капиталом, да и красив, как киноактер, чего прибедняться.

Павел поднял руку в протестующем жесте, но Олег не обратил на это внимания.

– А ведь так не всегда было, правда? Мы ведь с тобой пятнадцать лет знакомы, ты был еще тот ходок. Боишься, что пострадает бизнес?

– Бизнес? – недоуменно переспросил Павел. – Это в каком смысле?

– А в смысле мадам Борн.

От удивления Павел откинулся на спинку кресла.

– А Вирджиния-то тут при чем? Мы просто партнеры.

– Это ты так считаешь, – ухмыльнулся Олег. – Ты, Павлик, меня просто поражаешь временами своей наивностью. Неужели ты всерьез думаешь, что английские инвестиции нам дают только под бизнес-планы?

– А под что, под красивые глазки?

Олег чуть не подавился от смеха.

– Вот именно! И я даже знаю под чьи!

Павел сморщился, будто ему в рот положили дольку лимона.

– Ты какую-то чушь порешь, ей-богу. Вирджиния – серьезный бизнесмен, у нас с ней прекрасные деловые отношения.

Из глубин кресла, где сидел Олег, последовал новый взрыв смеха. Павел, пожав плечами, замолчал, пережидая.

– Ну хорошо, хорошо, – отсмеявшись, снова заговорил Олег. – Если Борн здесь ни при чем…

– Абсолютно ни при чем!

– Тогда в чем дело? А? Сезам, откройся!

Отблески пламени скорее мешали, чем помогали Олегу видеть выражение лица собеседника. Но когда тот заговорил, голос его был серьезным.

– Видишь ли… Для меня любимая женщина – это либо богиня, либо жена. С некоторых пор. Понимаешь?

– Вполне. И поскольку ты не женат, то…

Олег сделал многозначительную паузу. Павел слегка улыбнулся, отдавая должное его проницательности, но вместо ответа поднес к губам бокал с темным терпким напитком.

– А имя, адрес у богини есть? – не отставал Олег.

– Имя есть. Анна.

Павел откинулся в кресле, по-прежнему не сводя глаз с огня, будто именно там скрывалась богиня с немного старомодным русским именем. Олег ожидал продолжения и не ошибся.

– Помнишь, у меня как-то сломался мотор на окраине одного городка? Несколько лет назад, тоже зимой. Название еще у него было такое странное, Шматск или Шумск.

– Шацк. Он назывался Шацк. Ты позвонил оттуда ночью, и я приехал за тобой и машиной на другой день.

– Да, это было часов в двенадцать. Вокруг маленькие домишки, ни одного фонаря, только звезды и зарево на горизонте, будто от далекого пожара. И ни одного человека, только собаки где-то лают. Мобильного тогда у меня еще не было. С собой деньги и документы фирмы. Бросить машину и отправиться искать почту или милицию не могу. Да и где искать ночью? И оставаться нельзя, морозы тогда ударили. Мог запросто замерзнуть в машине.

Олег кивнул, давая понять, что внимательно слушает, долил в бокалы вина.

– В общем, ничего не оставалось, как попроситься в какой-то из этих домишек. Сунулся в одну калитку – там пес. Черный, чуть меньше теленка. Бросился на меня – метра не хватило, цепь не дала. Он рвется, лает. Все собаки, наверное, ему отозвались в округе. Словом, волк на псарне. Я – за калитку. Хорошо, думаю, пережду. Должен же кто-то услышать. И точно – звякнула щеколда во дворе и мужик какой-то хриплым голосом пса зовет. Я уже слова приготовил благодарить да объясняться, но внутрь пока не иду. Пусть, думаю, сначала в будку пса загонит или запрет где-нибудь. Слышу, цепь звякает, пес хрипит, а мужик так спокойненько говорит: «Фас! Взять его!»

Павел невольно рассмеялся, покрутил головой, вспоминая события той давней ночи.

– Словом, так быстро я, наверное, никогда не бегал. Рванул по сугробам, сам не соображаю, куда. Вдруг передо мной штакетник вырастает, где-то по плечо мне. Я его перемахнул – в пальто, с кейсом – думаю, даже не задев. Пес за мной. Вдруг голос женский: «Сюда! Сюда!» Я рванул на желтый свет через двор, в сени вскочил мимо женщины, даже рассмотреть не успел – молодая, старая, толстая, худая. Она дверь захлопнула, и тут же пес как ударит всем телом, будто снаряд. Только доски затрещали. Женщина повернулась ко мне, смеется, что-то спрашивает. А я отдышаться не могу после забега по пересеченной местности. Ну и струхнул, по правде говоря, порядком.

Она поняла, взяла меня за локоть, на кухню провела. Молча помогла раздеться, усадила за стол, налила чаю – горячего, с мятой. Пирожки поставила теплые, с капустой, кажется. Понимаешь, она будто заранее готовилась, знала, что я вот так свалюсь посреди ночи ей на голову.

Павел замолчал, глядя в камин.

– Это и была Анна? – спросил Олег.

– Да, Анна, – эхом отозвался Павел.

Он рывком поднялся, прошелся из угла в угол.

– А дальше? – прервал молчание Олег, провожая его глазами.

– Дальше? Дальше было то, что я до сих пор не могу себе объяснить. Ты ведь меня давно знаешь, старик, я не монах. Да и не мальчик давно, у которого от вида декольте дух перехватывает. Но здесь накатило что-то такое… Я сижу за столом с чашкой в руках, смотрю, как она по хозяйству хлопочет, что-то про соседей рассказывает. Рубашка до пят, вязаная шаль на плечах, волосы распущенные до лопаток. И молчу, как дурак. Она, видно, почувствовала, замолчала. Потом напомнила, что я позвонить хотел. Сама ушла в комнату, зажгла торшер с зеленым абажуром, начала постель стелить. Ты говоришь, а я тебя еле слышу. Смотрю на нее через проем, как на картину в раме. Зеленая простыня, зеленая рубашка, ее силуэт с тонкими руками. Повесил трубку и пошел туда.

– Ага, помню. Я подумал, что прервали. Но главное ты мне успел сказать.

Павел усмехнулся, снова уселся в кресло.

– Главного я как раз и не мог сказать. Главное позже произошло. Я вошел, стал за спиной у нее. И руки ей на плечи положил. Она вздрогнула, замерла. Не знаю, сколько мы так стояли, может, несколько секунд, может, несколько минут. Потом она повернулась, прижалась ко мне… Запах от ее волос такой, знаешь, травяной… Я и поплыл совсем. А она голову подняла, в глаза смотрит внимательно. Говорит: «Что хочешь обо мне думай. А эта ночь моя».

– И?

– И… все. Все, старик. Утром сказала: «Забудь обо мне». Сказала: «Забудь, будто и не было ничего. Я замужем, предать его не могу». Сказала: «Он-то здесь совсем ни при чем. Да и не может у нас ничего с тобой быть, разные мы, из разных миров». И слово с меня взяла, что не буду встреч искать и дом забуду. «А лучше и меня забудь», – сказала.

– А ты?

– Я? – вздохнул Павел. – Я отошел на двести шагов к машине, обернулся – и уже не мог с уверенностью сказать, в каком из домишек провел ночь.

– Да нет, я имею в виду, не ездил туда больше, не виделся с ней?

Павел пожал плечами, прищурил глаза:

– Я ведь слово дал. И потом, раз она так решила… за нас обоих, значит, так тому и быть! И хватит об этом! Я и так разболтался как баба, устал, наверное. Давай Галкину селедку! И водки, Олег, водки! Эти французские штучки не для русского человека.

С этими словами он выплеснул в камин остатки вина из бокала.

– Полнее, полнее лей, краев не видишь, что ли?

Глава 1

Темнота за окнами кабины стояла стеной, только мокрый после дождя асфальт серебрился в свете фар. Двигатель огромного рефрижератора мощно, но однотонно гудел, пожирая километры дороги. Полоска светящихся точек, зависших в непроницаемом воздухе, с одинаковым успехом могла показаться и огнями какого-то дальнего городка, и попутной стайкой светлячков.

– Плесни-ка мне чайку из термоса, – попросил Юрий, – что-то в сон клонит.

Володя потянулся назад, в спальный отсек, где стояли их дорожные сумки.

– Твоего или моего?

– Моего! Сам знаешь, я с травками люблю. В кабине запахло мятой.

Не глядя, привычным движением, Юрий взял из рук напарника пластмассовую крышку с несколькими глотками дымящейся жидкости, осторожно поднес ко рту.

Его движения были почти автоматическими, отработанными за десятки и сотни часов за рулем. Но также автоматически он не позволял себе расслабляться.

– Включи приемник.

Володя дотянулся до клавиши приемника. После нескольких секунд поисков сквозь мешанину шипа и воплей на английском в кабину прорвалось: «Не страшны ему ни дождь, ни слякоть…». Не сговариваясь, напарники подхватили в две глотки:

 
… Резкий поворот и косогор!
Чтобы не пришлось любимой плакать,
Крепче за баранку держись, шофе-ер!
 

С фотографии, закрепленной на панели, улыбались им молодая женщина и маленькая девочка в круглых очках. Мотор ровно гудел, машина летела вперед.

В ночной езде есть свои плюсы и свои минусы.

Главным преимуществом, конечно, была пустая дорога. Часов с двенадцати вечера до шести-семи утра можно было сделать километров восемьсот при благоприятных обстоятельствах. Потом количество машин лавинообразно росло, и где-то к десяти часам большинство трасс превращалось в полудохлых, едва ползущих, огромных чадящих змей. Такое частенько происходило даже на дорогах, носящих гордое имя «автострады». Кое-где можно было объехать пробки проселочными дорогами. Хотя было больше шансов застрять в какой-нибудь яме на грунтовке.

Эта система дорог, таких, как «осьминог» или «солнце», когда все пути ведут к Москве, создавалась в те времена, когда никто не мог даже в дурном сне предвидеть, сколько колес в ближайшем будущем налягут на родную русскую земельку.

Днем пробег уменьшался раза в четыре. А расход бензина возрастал. И то и другое вместе для водителей, прежде всего, означало потери в заработке. Ну и, конечно, никакому грузу – от продуктов до мебели – многочасовая парилка на пыльной тряской дороге пользы не приносила.

Ночью был риск задремать за рулем. Но Юрий и Володя были профессионалами, поэтому сна не боялись. Больше волновало другое.

Ночью легко можно было нарваться на дорожную мафию. Машину блокировали, водителей выбрасывали где-нибудь в лесу или привязывали к деревьям. При сопротивлении могли и расстрелять. Машину потом, как правило, находили где-нибудь поблизости, без груза, а то и вовсе не находили. Мало ли в так называемом СНГ образовалось сейчас горячих точек, а точнее, черных дыр, в которых бесследно пропадали люди, машины, товары, деньги, оружие.

Поэтому дальнобойщики редко ездили одной машиной. Обычно старались собрать «поезд». Сейчас за машиной Юрия и Володи шли еще два таких же рефрижератора с морожеными курами. Но ведь все зависело от соотношения сил.

В зеркало заднего вида Юрий увидел, как какой-то легковой автомобиль обогнал машину их товарищей и пристроился ему в хвост. Разглядеть его было невозможно, но легкость, с которой был сделан маневр, выдавала иномарку. По фарам было только понятно, что это не джип, в которых обычно промышляли дорожные «ястребы». Да те и редко ездили в одиночку.

Юрий перевел взгляд вперед. Но через секунду, снова автоматически посмотрев в зеркало, обнаружил неизвестную машину уже сбоку, чуть позади себя, идущую с той же скоростью, что и рефрижератор. Темная, возможно, черная. Марку все равно разглядеть невозможно.

– Что еще за балет? – буркнул Юрий скорее самому себе, чем товарищу. – Пьяный, что ли?

– Запросто, – подхватил Володя. – Права отберут, он новые купит.

– И машину купит, если разобьет. Ну обгоняй, чего прицепился!

Юрий посигналил, но неизвестная машина шла как приклеенная. Тогда он пожал плечами и снова нажал на газ. В конце концов, нет закона, запрещающего ехать рядом с рефрижераторами. Иномарка не отставала.

– Не обращай на него внимания, – предложил Володя.

Юрий ответить не успел. Через зеркало ему по глазам ударили фары дальнего света странной машины. Каждая из них была помощней иного прожектора.

– Вот сволочь! Я же уступил полосу. – Юрий прищурился и снова несколько раз нажал на сигнал. – Наглая скотина и больше ничего.

– Врезать бы ему разок, – Володя перегнулся вперед, чтобы погрозить нахалу кулаком. – Что он делает?!!

Иномарка внезапно добавила ходу и вплотную прижалась к переднему колесу. Юрий автоматически дернул машину вправо. Володя, не удержавшись, повалился на него.

– Идиот! – Юрий резко оттолкнул плечом напарника.

На объяснения времени не оставалось.

Иномарка рванула вперед, грубо подрезая их тяжеловесную машину. Рискуя перевернуться, Юрий ушел еще правее. В свете фар возник знак на треноге с изображением человечка с лопатой, чуть дальше – щит со стрелкой влево. Они подмяли их по очереди, всем телом чувствуя удары железных прутьев по днищу. Машину затрясло. Юрий физически чувствовал, как она теряет управление.

– Мост, Юрка! – выкрикнул Володя. – Там ремонт!

Тот не ответил. Неестественно задрав плечо, он обеими руками удерживал руль. Володя тоже ухватился за баранку, пытаясь помочь напарнику.

Словно слившись в единое целое, машины влетели на мост. Краем глаза Юрий увидел, как справа возникло и тут же закончилось звено ограждения. Более тяжелый, чем кабина, рефрижератор неумолимо толкал и разворачивал весь состав, пока правое переднее колесо не ухнуло в пустоту. Фотография женщины с девочкой, приемник, ручки, еще какая-то мелочь, которой всегда полно в кабинах, посыпались вниз. Передняя балка с жутким скрежетом поползла по обрезу плиты, свет фар уперся в рябую поверхность какой-то речушки. Зеленоватая масса воды на мгновение будто застыла, потом качнулась и стремительно понеслась навстречу.

Когда несколько секунд спустя два отставших рефрижератора остановились перед мостом, иномарки и след простыл. Захлопали дверцы, из кабин, на ходу срывая рубашки, выскочили водители, товарищи Володи и Юрия. Их глазам предстало фантастическое, похожее на сновидение зрелище – полузатопленное, беспомощно задранное к небу брюхо тяжелой машины, похожей на умирающего зверя. Как два пятна зеленой крови расползался в глубине свет упрямо горевших фар. Прямо с моста, не тратя лишних слов и без секунды раздумий, двое молодых водителей прыгнули в воду.

Анна проснулась рано. Аккуратно, чтобы не потревожить маленькую Наташу, поднялась с постели, набросила платок на плечи, вышла в кухню.

Юра никогда не мог точно сказать, когда вернется из рейса. Дорога есть дорога. И она привыкла быть готовой к встрече мужа в любой момент. Она привыкла, что в титане всегда должна быть горячая вода, в холодильнике – его любимый картофельный суп, замороженные, ее руками слепленные пельмени, горка пирожков на блюде под чистым полотенцем – с мясом, капустой, яблоками. Белье постирано, рубашки выглажены, обувь вычищена до блеска и выставлена в прихожей.

Ей доставляло удовольствие бесконечно все мыть, чистить, доводить до совершенства. Юра иногда подшучивал над связанными крючком салфетками, над ее привычкой расставлять книги в шкафах не просто строго по темам, а еще с учетом размеров и цвета обложки. Она отмалчивалась, улыбалась своим мыслям.

Анна абсолютно не завидовала, попадая в современные элитные квартиры с евроремонтом или наблюдая холеных молодых женщин за рулем экзотичных машин. Участь яркой бабочки-однодневки никогда не прельщала ее. «Погода в доме» – вот что было для нее главным. А в этом ее мало кто мог превзойти – это признавали все их знакомые.

Пусть их маленькому дому далеко до апартаментов нынешних нуворишей, пусть посуду, купленную на рынке, или мебель, доставшуюся ей от матери, трудно назвать антиквариатом, пусть. Зато здесь всегда царит покой, мир, взаимное уважение. Это ее дом. Это ее муж. Это ее дочка. И она никому не позволит разрушить свою маленькую крепость.

Возясь на кухне, Анна еле слышно напевала с безотчетной улыбкой на лице.

– Мама! Мама!

Она на ходу протерла ладони кухонным полотенцем, направилась в спальню.

Наташка лежала на спине, раскрытая, разбросав руки и выпятив свой худой животик. Глаза были закрыты, но хитрый рот был растянут в улыбке. На мгновение Анна задохнулось от приступа острой жалости – такой беззащитной и трогательной показалась ей дочка в это мгновение.

С ранних лет девочка была очень болезненной. Было что-то с иммунитетом, что именно – врачи так и не смогли определить. Говорили об «астматическом компоненте», хотя внятно объяснить, что это такое, так никто и не смог.

Сама Наташка не нуждалась ни в каких объяснениях. Она жила в лучшем из миров, с лучшей из мам, в лучшем доме. Она просыпалась от радости и засыпала уставшей от счастья.

Глядя на ее хитрую улыбку, Анна в который раз поклялась себе, что сделает все от нее зависящее, чтобы сохранить этот маленький сосуд счастья в целостности и неприкосновенности. Ради этого она уже принесла в жертву свою профессию, хотя на своем курсе в инязе была одной из лучших. И языки давались, и работать с детьми нравилось.

Ученики хорошо это чувствовали и в свою очередь тянулись к ней. Но с Наташкиным заболеванием и речи не могло быть ни о каких яслях или саде. Ее, Анины, родители умерли рано, а Юрины жили вообще «за границей» – в небольшом украинском городке со смешным названием Киверцы. Так и вышло, что последние шесть лет главной ее заботой и смыслом жизни было это белобрысое солнышко, валяющее дурака сейчас на кровати.

Аня наклонилась и тихонько пропела прямо в круглое ушко песенку, которой ее когда-то научил Юра: по ресничкам бегают солнечные зайчики, просыпайтесь, девочки, просыпайтесь, мальчики! Кати и Наташи, Миши и Сережи. И горшочки с манной кашей, просыпайтесь тоже.

– Мама, щекотно! – девочка со смехом обхватила мамину шею ручками и повисла на ней.

– Так ты не спишь, маленькая разбойница! – Она прижала Наташку к себе.

– Я не сплю, а глазки еще спят!

– Ничего, сейчас мы их поцелуем, и они откроются!

Она поцеловала Наташку по очереди в оба глаза.

– Мало! Они хотят еще!

Их дом был расположен так, что каждый приходящий сначала должен был миновать несколько окон. Но сейчас, завозившись с девочкой, Анна не заметила, как к крыльцу подошли несколько человек. К тому же никого не ждали, кроме папы. А тот обычно, возвращаясь из рейса, стучал в первое окошко. И смеялся им через запотевшее или покрытое морозными узорами стекло.

Если Юра был не один, он тоже стучал в окошко, но особым, шифрованным стуком, секрет которого был известен только ему и Ане. Всех, кто бы ни пришел к ним в гости, ждал накрытый, как по волшебству, немудреный стол. А дальше – уже по заказу – запотевшая, из холодильника, бутылка водки либо знаменитый чай с травками, если команде предстояло вскоре сесть за баранки. Неудивительно, что их дом быстро стал излюбленным местом сбора всех друзей. Никто не подозревал, что в этом была маленькая Анина хитрость – пусть лучше муж будет на глазах. А одного мужика накормить или пятерых – невелика разница.

Поэтому стук в дверь застал Анну врасплох.

– Сейчас, иду! – Удивленно улыбнувшись девочке, она усадила ее на кровать, подала колготки и платьице. – Кто бы это?

Первым вошел Сергей Иванович, пожилой водитель, с которым Юрий ездил до того, как к нему в напарники попросился Володя. Кепку он, видимо, снял еще во дворе и теперь мял ее узловатыми пальцами. Еще несколько человек помоложе – Юрины коллеги и товарищи – прятали лица за его широкой спиной, отводили глаза.

– Сергей Иванович? – немного растерянно улыбнулась Аня. – А Юры нету. Он еще не вернулся.

– Я знаю, Аня… Ты сядь, сядь. – Он пододвинул табуретку, заставил онемевшую женщину опуститься на нее. – Юра разбился. Машина сорвалась с моста.

– С какого моста? – Она все еще не понимала, не хотела понимать. – Он в больнице? Сильно ранен?

– Нет, погиб. Сразу.

Аня задохнулась.

Через мгновение, как автомат, поднялась, подошла к холодильнику, отломила от упаковки коробочку йогурта. Взяла со стола чайную ложку. Молча понесла Наташе в другую комнату.

Девочка, все еще неодетая, сидела на кровати. Аня сунула еду ей в руки. Не глядя, взяла с тумбочки яркую детскую книжку, которую они читали на ночь. Тоже положила дочке на колени.

Говорить она боялась. А скорее всего, и не смогла бы. Вернувшись обратно к друзьям мужа, закрыла за собой дверь и упала. Она не потеряла сознание, нет. Она слышала, как ее поднимали, сажали, как уговаривали выпить воды. Теперь говорили все одновременно:

– Обнаглели, сволочи! Если бы хоть номер заметили… А Володя, говорят, жить будет… Рука сломана… ну и лицо… Он ведь сбоку сидел… Мы вытащили их сразу обоих, но Юра вел, у Юры руль… весь прицеп сверху…

Она слышала их и не слышала. Жизнь кончилась.