Текст книги "Миры Пола Андерсона. Т. 14. Терранская Империя"

Автор книги: Пол Уильям Андерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 28 страниц)

– Вы станете очень важным лицом, не так ли, ваша светлость? – прохладно, если не холодно, спросила она.

Саракоглу обрывал увядшие лепестки с фуксии. Рядом благоухал коричный куст – ифрийское растение.

– Что ж, это верно. Я не хотел бы вам лгать, донна, и напускать на себя ложную скромность.

– Сектор расширяется и реорганизуется. Вам, возможно, пожалуют более высокий титул или произведут в рыцари. А потом скорее всего отзовут домой и сделают лордом-советником.

– Мечтать не возбраняется.

– Вы способствовали этой войне, губернатор.

Саракоглу провел рукой по лысому черепу. «Ладно. Если она не понимает или ей все равно, что это из-за нее я отослал Хельгу и Жоржетту (сплетня об этом, конечно, уже дошла до нее, хотя она не сказала ни слова, не подала и виду) – что ж, я могу и вернуть их; а если они не захотят, в других недостатка не будет. Эта моя мечта, без сомнения, лишь вечный дурацкий отказ мужчины признать, что он стареет и толстеет. Я успел узнать, с какими приправами лучше всего глотать разочарование.

Но сколько в ней жизни, когда она стоит вот там среди цветов».

– Я способствовал тому, чтобы покончить с трудным положением, пока оно не стало еще хуже. Ифриане – не святые мученики. Они расширяли сферу своего влияния, насколько им только позволяли их ресурсы. И при этом гибли люди. Донна, я присягал Терре.

Но она все не спускала с него глаз.

– Однако вы понимали, что это благоприятно отразится на вашей карьере, – по-прежнему спокойно сказала она.

– Разумеется. Но поверите ли вы, что это не упростило, а очень осложнило мою жизнь? Я действительно думал, что очистка границы принесет пользу. И думаю сейчас, что сумею лучше других переустроить Сферу, да и восстановить отношения с Ифри; а затем, если посчастливится, добьюсь своего и в Политкомитете, проведя в жизнь кое-какие реформы. Что же мне – отказаться от этой работы, чтобы совесть была спокойна? И неужели так дурно, что эта работа приносит мне радость? – Саракоглу достал из кармана портсигар. – Возможно, на эти вопросы следует ответить «да». Но как может смертный быть в этом уверен?

Луиза сделала к нему пару шагов. Он, несмотря на бьющееся сердце, сохранил на лице скорбную полуулыбку.

– О, Экрем… Извините – ваша светлость…

– Не извиняйтесь, донна, я польщен.

Она не предложила, чтобы и он называл ее по имени, но сказала, улыбаясь сквозь слезы:

– И за мои намеки тоже извините. Я не хотела. Я ни за что не пришла бы к вам сегодня, если бы не считала вас… порядочным человеком.

– А я даже не смел надеяться, что вы придете, – сказал он почти искренне. – Вы могли бы сегодня праздновать с вашими сверстниками.

Бриллианты сверкнули – она покачала головой:

– Нет, не в такой день! Вы слышали, что у меня был жених? Он погиб в бою два года назад. Превентивная акция, что называется – усмирение каких-то племен, которые отказались последовать «совету» имперского резидента. Так вот. Сегодня я не нашла слов, чтобы возблагодарить Бога. Мир – слишком огромный дар, чтобы выразить это словами.

– Вы же дочь адмирала. Вы должны знать, что мир никому в подарок не достается.

– А войны? Они даются даром?

Их прервало деликатное покашливание. Саракоглу обернулся, думая, что это дворецкий пришел предложить им коктейли, и вид флотской формы привел его в раздражение.

– Да? – рявкнул он.

– На одну минуту, сэр, – нервно сказал офицер.

– Умоляю простить меня, донна. – Саракоглу склонился над восхитительно тонкой рукой Луизы и вышел с офицером в холл. – Итак?

– Курьер из системы Лауры, сэр. – Офицер дрожал и был бледен. – Пограничная планета Авалон, знаете ли.

– Как не знать? – Саракоглу приготовился к худшему.

– Так вот, сэр, они получили известие о перемирии, но не согласны с ним. Говорят, что будут продолжать войну.

Глава 13

Худой бородатый человек на экране сказал тоном, близким к отчаянию:

– Господа, вы ведете себя так… словно вы сумасшедшие.

– Мы в этом не одиноки, – ответил Дэниел Холм.

– Так вы намерены отколоться от Сферы? – воскликнул адмирал Кахаль.

– Нет. Мы намерены в ней остаться. Нам тут хорошо. И имперские бюрократы нам ни к чему.

– Но перемирие…

– Разумеется, огонь открывать не будем. Авалон никому не хочет зла.

Кахаль стиснул зубы.

– Нельзя выбирать в соглашении только те пункты, которые вам нравятся. Ваше правительство заявило, что Империя может оккупировать эту систему вплоть до подписания окончательного мирного договора.

Лио с Каровых Озер приблизил свою серебряную голову к сканнеру, передавшему его изображение в кабинет Холма и на корабль Кахаля, круживший по орбите.

– У ифриан заведено не так, как у терран, – сказал он. – Миры Сферы связаны друг с другом обетом взаимной верности. Если наши собратья не в силах больше помочь нам, это не дает им права приказывать нам, чтобы мы прекратили защищаться. Напротив, честь обязывает нас сражаться, чтобы тем помочь им.

Кахаль потряс кулаком.

– Господа, – прохрипел он, – вы, кажется, полагаете, что теперь у нас Смута и ваши противники – это варвары, у которых нет ни цели, ни организации и которые уйдут, натолкнувшись на ваш отпор. Так вот, вы имеете дело с Терранской Империей, которая мыслит в категориях столетий и правит тысячами планет. Для вас не потребуются ни такие сроки, ни такая сила. Практически весь флот, покоривший Сферу, можно теперь сосредоточить вокруг вашего шарика. Так оно и будет, господа. Если вы напрашиваетесь на это – так и будет. – Он прожег их взглядом. – У вас сильная оборона, но вы сами понимаете, как ее можно подавить. Сопротивление не принесет вам ничего, кроме разрушений и гибели тысяч и миллионов. Вы посоветовались с ними?

– Да, – сказал Лио. – Между известием о капитуляции Ифри и вашим прибытием круаты и парламент голосовали еще раз. Большинство за то, чтобы держаться.

– Каково же большинство на этот раз? – спросил проницательный Кахаль. Увидев, как у ифрианина вздыбились перья и дернулось лицо, он кивнул: – Мне не хотелось бы воевать с потенциально ценными подданными Его Величества, а уж тем более с женщинами и детьми.

– Скажите, адмирал, – заволновался Холм, – нельзя ли эвакуировать всех лишних и тех, кто не хочет оставаться… до начала боевых действий?

Кахаль помолчал с застывшим лицом и сказал так, словно у него болело горло:

– Нет. Я не собираюсь помогать врагу избавляться от того, что его связывает.

– Так вы намерены возобновить войну? – спросил Лио. – Разве нельзя соблюдать прекращение огня до тех пор, пока не будет подписан мирный договор?

– А если этот договор отдаст Авалон Империи, вы подчинитесь?

– Возможно.

– Нет, это неприемлемо. Лучше всего покончить с этим теперь же. – Кахаль заколебался. – Разумеется, потребуется время на то, чтобы все уладить и вызвать сюда армаду. Юридически прекращение огня отменяется, когда мой корабль отойдет на обусловленное расстояние. Но война некоторое время останется в статус-кво, и фактически прекращение огня по отношению к Авалону и Моргане будет пока соблюдаться. Я посоветуюсь с губернатором Саракоглу. Заклинаю вас и всех авалонцев тоже посовещаться друг с другом и использовать эту передышку для принятия единственно мудрого решения. Если вы захотите что-то сказать нам, вам стоит лишь передать по радио просьбу о переговорах. Чем скорее вы это сделаете, тем более мягкого – и уважительного – обращения сможете ожидать.

– Принято, – сказал Лио. Последовало прощание, и экран с Кахалем погас.

Холм и Лио посмотрели друг на друга через разделяющие их километры. За спиной у маршала беспокойно зашевелился Аринниан.

– Он не шутит, – сказал Холм.

– Насколько справедлива его оценка наших сравнительных возможностей? – спросил виван.

– Она довольно верна. Мы не сможем удержать всю его силу, если она навалится на нас. Со всеми кораблями, которые он сюда соберет, и с бомбардировкой через наш пояс сможет проникнуть достаточное количество техники. Остается положиться на нежелание Империи портить первоклассную недвижимость… ну и на личную нелюбовь этого человека к нега-смерти.

– Ты говорил, у тебя есть какой-то план.

– Мы с сыном думаем над ним. Если в нем будет какой-то смысл, о нем услышишь и ты, и все, кому положено. А пока что, Лио – думаю, ты так же занят, как и я. Попутного тебе ветра.

– Летай высоко, Дэниел Холм. – И его экран тоже погас.

Маршал, нахмурясь, раскурил сигару, встал и подошел к окну. Снаружи стоял ясный зимний день. В Грее не выпадал снег, как в горах или на северных землях, и сузин зеленел на его холмах круглый год. Зато дул ветер, холодный и бодрящий, свинцовый залив был весь покрыт белыми барашками, на людях хлопали и бились плащи, ифриане в воздухе боролись с изменчивыми воздушными потоками.

Аринниан подошел к нему, но должен был облизнуть губы, прежде чем заговорить.

– Отец, есть у нас шанс?

– Выбора у нас точно нет.

– Почему? Можно проглотить свою проклятую гордость и сказать народу, что война проиграна.

– Тогда нас сместят, Крис. И ты это знаешь. Ифри могла сдаться – ее ведь не оккупируют. Другие колонии смирились с оккупацией, поскольку всем ясно, что плетью обуха не перешибешь. Мы отличаемся от них и в том и в другом. – Холм покосился на сына сквозь синий дым. – Ты, часом, не боишься?

– Во всяком случае не за себя. За Авалон – да. Вся эта риторика насчет свободы. Разве свободны трупы в обугленной пустыне?

– Мы же не обрекаем себя на уничтожение. Мы рискуем быть уничтоженными – а это другое дело. Суть в том, чтобы на нас обломали зубы.

– Если Авалон войдет в Империю и нас не устроят условия, мы можем эмигрировать в Сферу.

Маршал обвел пальцем окно.

– А где мы еще найдем это? И что останется от того, совсем особенного, общества, которое создали мы – и наши предки? – Он подымил и сказал задумчиво: – Я как-то читал книгу по истории колонизации. Ее автор высказывает одну интересную мысль. Он говорит, что надо оставлять побольше почвы под травой, фитопланктоном, прочей естественной растительностью – все равно. Это нужно для сохранения атмосферы. А эта растительность – часть экологической системы, поэтому приходится охранять также разные виды животных, почвенных бактерий и так далее. Так вот, поскольку надо сохранять биосферу, то дешевле – и легче, и продуктивней – добывать продукты питания и все такое из нее, чем синтезировать. Поэтому колонисты в сходных с Террой мирах почти всегда становятся земледельцами, скотоводами, лесоводами и так далее, а еще горняками и промышленниками.

– Ну и что?

– А то, что ты врастаешь в свой мир поколение за поколением. Мир – это не стены и не машины, это живая природа, это дерево, на которое ты лазил маленьким, и поле, которое расчистил твой дед, и вон тот холм, на котором ты впервые поцеловал девушку. Его воспевали твои поэты, его рисовали твои художники, в нем разворачивалась твоя история, твои пращуры возвращали свои кости его земле, и с тобой будет то же. Он – ты, а ты – он. Ты не больше способен отдать его кому-то, чем вырвать сердце из своей груди. – Холм снова взглянул на сына: – Мне казалось, ты должен чувствовать это сильнее меня, Аринниан. Что с тобой?

– Все из-за этого человека, – промолвил сын. – Он не пугал разными ужасами – он предостерегал, он убеждал. И я тогда представил себе, что может быть. Представил себе мать, ребят, тебя, своих чотовиков…

«Эйат, Грилл. Грилл-Табиту. В эти недели мы работали вместе – она, Эйат и я… Три дня назад мы летели – я в середине, они по бокам – проверять базу подводных лодок. Сверкающие бронзой крылья и развевающиеся светлые волосы; золотые глаза и зеленые глаза; острый угол килевой кости и тяжелые груди… Она чиста. Я знаю, это так. Я изобретал самые разные предлоги, чтобы повидать ее, побыть с ней. Но этот проклятый бойкий терранин, которого она держит в своем доме, этот дешевый космополит, слышит ее веселый смех, немного хриплый голос чаще, чем я».

– Признай за нами нашу честь, – сказал отец.

«Эйат скорее умрет, чем сдастся».Аринниан расправил плечи.

– Да. Конечно, папа.

Холм слегка улыбнулся:

– В конце концов, это у тебя зародилась оч-чень интересная мысль, которую мы собрались обсудить.

– Собственно, это не я автор. Я говорил с Табитой Фолкейн – знаешь ее? И она обронила эту идею, так, полушутя. А потом я подумал – что, если…

– Хм… Похоже, она девушка с головой. Особенно если в эти дни она сохранила способность шутить. – Холм подметил устремленный в пространство взгляд сына, отвел глаза и сказал: – Ну, за работу. Сначала посмотрим карту, да?

Можно было догадаться, о чем он думает. Внезапное ободрение и морщинки вокруг глаз выдавали его. «Ну-ну. Крис наконец-то встретил женщину, которая для него не сексмашина и не ифрианка. Сказать Ро или нет? Скажу пока только, что мы с сыном снова вместе».

В окрестностях Сент-Ли зима означает дожди. Они лили, они шумели, они обманывали и ласкали, под ними хорошо было ходить раздетым, а когда они ненадолго утихали, то оставляли за собой радугу.

Но все-таки много времени приходилось сидеть дома, разговаривая или слушая музыку. Ясный вечер терять было нельзя.

Табита с Рошфором шли вдоль берега, сплетая пальцы. По случаю теплой погоды на нем был только кильт с кинжалом у пояса – подарком Табиты, под пару ее собственному.

Полная Моргана вставала из восточных вод. Ее диск, почти без пятен, ослеплял белизной, и звезды рядом с ней казались маленькими и нежными. Ее свет бежал, дробясь, от горизонта до волн прибоя, венчая их бледным огнем: она озаряла дюны, и верхушки деревьев, стоящих слева темной стеной, будто парили в воздухе. Ветра не было, и прибой бил ровно и глухо, словно сердце. Запахи листвы и земли сплетались с дыханием моря. Пески возвращали тепло дня и слегка скрипели, сладко уступая нажиму босой ноги.

– И все это погибнет? – с болью сказал Рошфор. – Будет сожжено, отравлено, разорвано в клочья? И ты!

– Мы полагаем, что этого не случится.

– Говорю тебе – я знаю, что вас ждет.

– Бомбардировки не избежать?

– Это будет крайняя мера. Если вы, авалонцы, в своем безумном высокомерии не оставите выбора, тогда… – Рошфор осекся. – Прости. Мне не следовало этого говорить. Просто это известие задело меня за живое.

Она сжала его руку:

– Я понимаю, Фил. Ты не враг.

– Ну что плохого в том, чтобы войти в Империю? – Он показал на небо. – Смотри. Солнца за солнцами, солнца за солнцами. Они могли бы стать твоими.

– Хотелось бы… – вздохнула Табита. Она как зачарованная слушала его рассказы о мириадах этих миров. Внезапно она улыбнулась, блеснув зубами в одевавшем ее луной свете. – Нет. Ловлю тебя на слове: ты покажешь мне, как обещал, Терру, Ансу, Добрую Надежду, Цинтию, Воден, Диомед, Виксен – все чудеса, о которых ты мне нарассказал, когда настанет мир.

– Если мы будем еще в состоянии.

– Будем. Ночь так хороша, что в это нельзя не верить.

– Боюсь, что я не могу принять твою сторону, – медленно сказал он. – И это тоже причиняет мне боль.

– Не можешь? То есть – ты ведь смелый человек, я знаю, и способен наслаждаться жизнью, как бы она ни повернулась. – Ее голос дрогнул и ресницы опустились. – Насколько это возможно.

Он приостановился и взял ее другую руку. Они немного постояли молча.

– Я попытаюсь, – сказал он, – ради тебя. Ты поможешь мне?

– Я буду помогать тебе во всем, Фил.

Они уже целовались – сначала шутя, когда почувствовали себя легко друг с другом, потом серьезнее. Сегодня она не удерживала ни его рук, ни своих.

– Фил и Грилл, – прошептала она наконец. – Фил и Грилл. Дорогой, я знаю один мыс в паре километров отсюда. На нем растут деревья, но сквозь них видны луна и море. И трава там густая и мягкая…

Он пошел за ней, сам не веря в свою удачу. Она засмеялась глубоким грудным смехом.

– Да, я все продумала заранее, – пропела она. – И вот уж несколько дней поджидаю случая. Ты не против того, чтобы тебя соблазнили? Может, нам и правда немного осталось.

– Вся жизнь с тобой – и то слишком мало, – проговорил он.

– Тебе придется помочь мне, любовь моя. Ты у меня первый. Это тебя я ждала.

Глава 14

Аринниан окликнул Эйат снизу:

– Хой-я! Спускайся и пошли. – Он усмехнулся и добавил на англике: – Нам, важным персонам, ждать некогда.

Она сделала еще один круг. Солнце у нее за спиной превратило ее крылья в бронзу, окруженную золотым ореолом. «Она будто сама солнце, – подумал он, – или ветер, или еще что-нибудь дикое и прекрасное над этой железобетонной пустыней». Потом она захлопала крыльями, затормозила в воздушном вихре и стала рядом с ним, тревожно поглядывая на торпедообразную машину позади него.

– Нам обязательно лететь в этой штуке?

– Да – перед нами ведь добрых полпланеты. Но вот увидишь – это не страшно. К тому же полет продлится недолго. Не пройдет и часа – и мы на Сент-Ли. – У Табби. – Ну, давай руку.

Она послушалась. Когтистые пальчики, которые могли бы его растерзать, доверчиво покоились в его руке, тонкие и теплые. Он повел ее по трапу. Она и раньше, конечно, летала в машинах, но только в прозрачных витриловых, типа «зеница», хрупких и потому медленных.

– С этой проблемой придется вплотную столкнуться чотам вроде Ворот Бури, где все в основном охотники, – сказал он. Клаустрофобия. Вы слишком ограничиваете свои передвижения, соглашаясь летать только в прозрачных машинах.

– Водан терпит еще и не такое, – вскинула она голову, – и мне стыдно за свои колебания, Аринниан.

– Да, я надеюсь, что и ты увидишь то же, что и Водан. Ему ведь нравится в космосе, правда?

– Д-да. Он говорил мне. Он не хотел бы служить там постоянно, но мы задумали посетить разные планеты после войны.

– Вот мы сегодня и попробуем убедиться, что не только цель, но и само путешествие – это нечто особенное. М-м, а знаешь, Эйат, мы могли бы отправиться двумя парами… Ладно. Садись сюда.

Он усадил ее в кресло второго пилота, хотя она была пассажиркой, и пристегнул ремни.

– Обычно в этом нет необходимости, – объяснил он. – Такой флиттер летает в космос – на нем можно запросто добраться до Морганы, а если надо, то и до ближних планет – поэтому его внутреннее поле настраивается на разную силу тяжести. Но мы сейчас пойдем по верхним слоям атмосферы, чтобы не вызвать сверхзвукового хлопка. И хотя на войне сейчас вроде бы ничего не происходит и над нами целая завеса космических крепостей, все-таки…

Она потерлась хохолком ему о плечо.

– Ну конечно, Аринниан.

Он пристегнулся сам, проверил приборы, получил добро и взлетел. Первые стадии полета управлялись дистанционно, чтобы вывести машину из пляски негагравных полей, охранявших космопорт. Потом Аринниан набрал высоту так быстро, как только допускали правила, и в верхних слоях стратосферы настроил машину так, чтобы сделать время полета минимальным.

– О-о-о, – выдохнула Эйат.

Они плавно неслись вперед. Из иллюминаторов открывался вид на все стороны. Внизу – серебристый океан Авалона. Вокруг – пурпурные сумерки, солнце, луна, несколько звезд: беспредельность, холодная и безмятежная.

– Картинки-то ты видела, – сказал Аринниан.

– Да. Но это не одно и то же. – Она схватила его за руку. – Спасибо тебе, дорогой мой небесный друг.

«И я лечу к Табби, рассказать ей про план, который может принести нам успех – и потребует от нас совместной работы. Как смею я чувствовать себя таким счастливым?»

Они летели молча, как заведено у ифриан – такое молчание сближает теснее, чем человеческая болтовня.

На пути им встретилась сплошная облачность, но, пробившись сквозь нее, они увидели жемчужно-серое небо, индиговое, в белых кружевах, море и густо-зеленый остров. Маленькое посадочное поле было устроено на склоне горы в нескольких километрах от поселка, где жила Табита. Когда Крис ей звонил, она пообещала встретить их.

Он отстегнулся чуть дрожащими пальцами. И, не задержавшись, чтобы помочь Эйат, заторопился к шлюзу. Дверь открылась, опустился трап. Бриз взъерошил волосы – теплый, влажный, пахнущий янией, растущей вокруг поля. Табита стояла рядом и махала ему.

Левой рукой. Правой она держала руку терранина.

– Ты что, весь день собираешься там стоять, Крис? – крикнула она через полминуты.

Он спустился. Те двое отпустили друг друга и подали ему руки по человеческому обычаю. Табита при этом ногой гладила ногу Рошфора. На ней не было ничего – только узор на коже. В нем содержался банальный мотивчик – сердце, пронзенное стрелой.

Аринниан поклонился.

– Нам нужно обсудить одно срочное дело, – сказал он на планха. – Лучше всего сразу отправиться к Драуну.

Оказалось, что компаньон и начальник Табиты ожидает их у нее дома.

– У меня чересчур много детворы и вассалов, – проворчал он. – А дело, должно быть, секретное, иначе ты бы просто позвонила – хотя от тебя тут уже в глазах рябит.

– У меня они всегда желанные гости, – холодно заметила Табита.

Аринниан не мог разобраться – действительно атмосфера так напряжена или напряженность существует только внутри его. Тощий, покрытый шрамами Драун не топорщил перья, однако сидел в угрюмой позе – опираясь на хвост и крылья – и беспрестанно поглаживал свой кинжал. Табита смотрела на Рошфора уже не с такой нежностью, как на поле, а будто ища у него опоры.

Посмотрев по сторонам, Аринниан отметил в ее гостиной кое-какие перемены. Ему нравилась эта комната. Табита проектировала свой дом сама. Потолок с флюоропанелью был низким по ифрийским стандартам, чтобы придать гармонию пропорциям. На полированном дубовом полу лежали сузиновые циновки, в стенах из медного дерева были проделаны большие окна; кресла, маленькие столики, каменная урна с цветами. В комнате, безупречно чистой, царил уютный беспорядок: тут подставка с трубками и жестянка с табаком, здесь книга, там модель корабля, которую строила хозяйка.

Однако сегодня Аринниан увидел здесь учебные книги по Авалону и гитару, заказанную, должно быть, недавно – Табита на ней не играла. Занавес, за которым была ее спальня, был не задернут, и там виднелась новая кровать из дерева и кожи – двуспальная.

Эйат тронула его крылом. Ей нравился Драун. Аринниан почувствовал идущее от нее тепло.

– Да, – сказал он. – Дело действительно тайное. – Он посмотрел в глаза Рошфору: – Вы, кажется, изучаете планха. Далеко ли вы продвинулись?

Терранин улыбнулся странно застенчиво для врага-инопланетянина, совратившего девушку, иногда именуемую Грилл.

– Не сказать чтобы очень, – признался он. – Пару фраз могу сказать, если вы не сочтете мой акцент ужасающим.

– У него чертовски хорошо получается, – сказала Табита и обняла его.

Держа ее за талию, Рошфор заявил:

– Я все равно не сумею передать ваши планы своим, если вас волнует это, гражданин – то есть Кристофер Холм. Но лучше я сразу же проясню ситуацию. Свои для меня – это Империя. Заступая на свой пост, я принес присягу, и пока что не имею возможности подать в отставку.

– Хорошо сказано, – промолвила Эйат. – Мой жених тоже бы так счел.

– Что такое честь для терранина? – фыркнул Драун. Табита метнула в него яростный взгляд. Не успела она ответить, Рошфор, не понявший, видимо, эту фразу, продолжил:

– Вы сами видите, что я… собираюсь остаться на Авалоне после войны. Чем бы она ни кончилась. Однако я вижу лишь одну вероятность ее исхода. Кристофер Холм, я влюбился не только в эту даму, но и в ее планету. Могу ли я убедить вас смириться с неизбежным, прежде чем Табби и Авалон постигнет ужасная участь?

– Нет, – ответил Аринниан.

– Так я и думал, – вздохнул Рошфор. – Ладно, пойду погуляю. Часа будет достаточно?

– О да, – сказала Эйат на англике.

– Я люблю ваш народ, – улыбнулся Рошфор.

– Я тебе нужна? – спросила Эйат Аринниана. – Ты ведь будешь объяснять им общий замысел – я это уже слышала. – Она издала легкий свистящий звук, существовавший только в авалонском диалекте планха и заменяющий смешок. – Знаешь, как жены убегают от старых шуточек своих мужей?

– А что ты будешь делать?

– Погуляю с Ф… Филиппом Хроаш-Фором. Он был там, где и Во дан.

«И ты туда же?» – подумал Аринниан.

– И он друг Грилл, нашей подруги, – добавила Эйат.

– Иди, если хочешь.

– Значит, через час. – Постукивая когтями и шурша перьями, Эйат подошла к терранину и взяла его под руку. – Пойдем; нам надо о многом поговорить, – сказала она на своем певучем англике.

Он снова улыбнулся, коснулся губами губ Табиты и вышел с ифрианкой. В комнате настала тишина, нарушаемая только вздохами деревьев снаружи. Аринниан продолжал стоять на месте. Драун скалил зубы. Табита порылась в своих трубках, выбрала одну и стала набивать, вся уйдя в это занятие.

– Меня не вини, – сказал Драун. – Я бы развалил его надвое, как его лысого дружка, если б Грилл не воспротивилась. Знаешь, она не разрешила мне даже сделать кубок из черепа.

Табита застыла.

– Ладно, скажи, когда его пыл тебе надоест. Я вспорю ему брюхо на алтаре Иллариана.

Она подскочила к нему. Рубец взбух у нее на щеке, словно кость.

– Ты что, хочешь, чтобы я разорвала наше партнерство? Или вызвала тебя на поединок?

– Табита Фолкейн может жить, как ей угодно, Драун, – сказал Аринниан.

– А-р-ркх, может быть, я сказал лишнее, – пробурчал тот, взъерошив перья и оскалившись. – Только вот долго ли нам еще сидеть в этой клетке из терранских кораблей?

– Сколько нужно, столько и просидим, – отрезала Таби^ та, все еще бледная и дрожащая. – Ты хотел бы кинуться на них и погибнуть, как безмозглый герой какой-нибудь саги? Или вызвать на наши головы боеголовки, способные поджечь весь континент?

– Почему бы и нет? Все в конце концов умирают. Вот был бы фейерверк! – ухмыльнулся он. – Лучше всего, конечно, послать Терру с ветерком в ад, но раз это, к несчастью, невозможно…

– Я бы лучше проиграла войну, чем погубила бы планету, любую планету, – сказала Табита. – Тем более ту, на которой есть жизнь. И я скорей бы отдала эту планету, чем видеть, как она гибнет. – Ее голос окреп, и она смотрела прямо на ифрианина. – Вся твоя беда в том, что старая вера поощряет то стремление убивать, которое пробудила в тебе война – а убивать некого.

«Возможно, – без слов сказал Драун. – Но я хотя бы не сплю с врагом».

Табита предпочла оставить его мимику без внимания и спросила Аринниана:

– Можно ли изменить эту ситуацию? – почти робко улыбаясь при этом.

Он не улыбнулся в ответ и сказал:

– Да. Сейчас я объясню вам, что мы задумали.

Орнитоиды не любят долго ходить пешком, а беседовать на лету невозможно, поэтому Эйат повела Рошфора на конюшню. Часто бывая здесь в последнее время, она знала, где что находится. Тут держали нескольких зиррауков и одну лошадь для Табиты. Родство этих животных ограничивалось общей принадлежностью к теплокровным четвероногим – зиррауки не были млекопитающими в точном смысле слова; но служили они для одной и той же цели, хотя были мельче лошадей.

– Сможешь ты оседлать свое животное? – спросила Эйат.

– Да – я научился этому, пожив здесь. Раньше-то я видел лошадей разве что в зоопарке, – небрежно ухмыльнулся он. – Может, спросим разрешения?

– Зачем? Во всех чотах подчиняются обычаям своих гостей, а в Воротах Бури не принято спрашивать, можно ли что-то взять, когда ты в доме у друзей.

– В доме у друзей? Хотел бы я взаправду чувствовать себя так.

Эйат, держась рукой за столбик, расправила крыло и погладила его перьями по щеке.

Они оседлали своих скакунов и поехали бок о бок по дорожке между рощ. Листья шелестели под морским бризом, серебристые под ярким, лишенным теней светом. Мягко стучали копыта, не поднимая пыли в этом влажном воздухе.

– Ты добрая, Эйат, – застенчиво произнес Рошфор. – И почти все твои сородичи были добры ко мне. Боюсь, что не относящийся к людям пленный не мог бы надеяться на такое на заселенной людьми планете.

Эйат не сразу нашла слова. Она говорила с ним на англике, и ради практики, и из вежливости. Сейчас ей не хватало понятий. Единственная фраза, которую она сумела составить, грешила тавтологией:

– Не обязательно ненавидеть для того, чтобы сражаться.

– Однако это не мешает. Если ты, конечно, человек, – криво улыбнулся он. – Вот и Драун…

– О, он не питает к тебе ненависти. Он всегда такой. Я… как это? Жалею его жену. Нет, не то что жалею – это ведь значило бы, что я чувствую себя выше ее, да? А она вот терпит.

– Почему она не уйдет от него?

– Из-за детей, конечно. А может быть, она не так уж несчастна. У Драуна могут быть свои хорошие стороны, раз Грилл остается его компаньоном. И все-таки я в браке буду гораздо счастливее.

– Грилл… – покачал головой Рошфор. – Боюсь, что я навлек на себя ненависть твоего… брата Кристофера Холма.

– Конечно, – прощебетала Эйат, – ты ведь занял место, которое так хотел занять он. Прямо-таки слышно, как его сердце обливается кровью.

– А ты не держишь на меня зла? Вы ведь с ним так близки.

– Мне больно видеть, как он страдает. Но это пройдет. И потом, я беспокоилась, не слишком ли он к ней привязался. – «Вот об этом не надо, девочка».Эйат посмотрела на человека. – Мы говорили о том, что нас не касается. Лучше расскажи мне о звездах, на которых ты побывал, о пространствах, которые пересек, и о том, как приходится воевать там.

– Ну, не знаю, – сказала Табита. – Уж очень все неопределенно.

– Назови мне хоть одну стратагему, которая была бы определенной, – ответил Аринниан. – Вся суть в том, что, удастся план или нет, условия все равно изменятся. У Империи отпадет повод нас бомбить, появится веская причина не делать этого, и Авалон будет спасен. – Он посмотрел на Драуна. Тот засмеялся:

– Одобряю ли я, ак-х? По мне, любой план хорош, если позволяет убивать терран.

– А ты уверен, что они высадятся именно там, где надо? – спросила Табита.

– Конечно, нет! – рявкнул Аринниан. – Мы сделаем все, что можно, чтобы они по логике выбрали именно этот район. Кроме всего прочего, мы готовим нескольких дезертиров. Тер-ране вряд ли заподозрят, что их послали мы – ведь улететь с планеты не так уж трудно. Оборонная техника не занимается объектами, направляющимися в космос.

– Хм. – Табита задумчиво провела большой красивой рукой по своему квадратному подбородку, крупному рту. – Если б я была офицером терранской разведки и кто-то, будто бы сбежавший с Авалона, пришел ко мне с такой историей, я бы поместила его под… как этот поганый прибор называется? – под гипнопроб.

– Несомненно, – коротко кивнул Аринниан. – Но дезертиры будут настоящие. Мой отец дал задание ловким людям позаботиться об этом. Подробностей я не знаю, но могу угадать. У нас ведь есть и паникеры, и те, которые хотят сдаться, потому что убеждены, что мы в любом случае проиграем.

А есть сомневающиеся, и первые им доверяют. Предположим… ну, например, президент Викери вызывает потенциального предателя для секретной беседы. И говорит ему, что сам бы охотно сбежал, но для него это равносильно политическому самоубийству, зато он может помочь некоторым людям передать кое-что терранам. Понятно? Я не хочу сказать, что именно так все и будет – я не знаю, насколько мы можем довериться Викери, – но детали проработают люди моего отца.