Текст книги "Миры Пола Андерсона. Т. 14. Терранская Империя"

Автор книги: Пол Уильям Андерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 28 страниц)

Глава 8

Когда за городом поставили купол, приспособленный для долгого проживания человека, Флэндри собрался было заняться кратким историко-философским курсом профессора Абрамса. А что еще тут делать, кроме как бить баклуши и дожидаться, когда командование сочтет, что авторитет мичмана Райднуру больше не нужен, и отзовет Флэндри обратно в Хайпорт?

Но на поверку жизнь здесь оказалась сплошным удовольствием.

Моряне интересовались терранами ничуть не меньше, чем терране ими. Возможно, даже больше; и после всех ужасов, которые им, конечно, наговорили мерсейцы, их стремление самим добиться правды просто поражало. Впрочем, моряне, хотя и были хорошими бойцами и порой совершенно не ведали жалости, казались менее свирепыми от природы, чем люди, тигране или мерсейцы.

Райднур со своими коллегами безвылазно сидел в Храме Неба, ведя бесконечные беседы с властями Звезды Давида. Он только застонал, когда незанятых членов его команды стали приглашать на экскурсии.

– Будь вы подготовлены, Бог ты мой, сколько можно было бы узнать! Ну что ж, раз в профессионалах у нас недостаток, придется использовать вас, любителей, – и если вы не будете замечать все до мелочей, я лично произведу на вас операцию ножом для масла.

Так Флэндри то с одним, то с другим товарищем начал совершать многочасовые прогулки. Поскольку никто из них не знал ни туземного языка, ни эрио, их постоянным гидом стал Слюда, немного владевший курсовикским и обученный мерсейцами пользоваться портативным вокализатором. (Сухопутный язык здесь постепенно перенимали от пленных. Флэндри восхищала изобретательность, с которой технически отсталые подводные жители сохраняли пленников живыми в течение многих недель, но другие подробности заставляли его содрогаться и надеяться всем сердцем, что эта вековая вражда наконец кончится.) Кроме Слюды, он познакомился с Ярким Плавником, Кратким Путем, Шустрым, а еще со знахаркой по имени Целительница. Все они обладали яркой индивидуальностью, и охарактеризовать их в двух словах было не легче, чем любого человека.

– Мы рады, что вы выступили с мирным предложением, – сказал Слюда при первом знакомстве. – Так рады, что велели мерсейцам, несмотря на всю оказанную ими помощь, держаться подальше, пока вы тут.

– Я давно подозревала, что нас и жителей суши сделали фигурами в большой игре, – добавила Целительница через его посредство. – Счастье, что вы задумали это прекратить.

У Флэндри пылали уши под шлемом. Уж он-то знал, как мало в их действиях альтруизма. Ходили слухи, что Энрикес открыто воспротивился предложению Хауксберга и сдался только, когда виконт пригрозил устроить ему перевод на Плутон. Абрамс одобрил переговоры – он приветствовал любой шанс раздобыть новые факты, но оптимизма по этому поводу не проявлял.

Не проявлял его и Краткий Путь.

– Мир с Охотниками? Это даже звучит противоречиво. Разве может жаброзуб безнаказанно проплыть мимо голохвоста? Надо принимать помощь зеленокожих, пока они ее предлагают. Это наш долг по отношению к нашим городам и к тем, кто от нас зависит.

– Но ведь пока они поддерживают нас, их противники вынуждены поддерживать Охотников, – возразил Яркий Плавник. – Лучше всего будет, если и те и другие чужеземцы уйдут и у нас восстановится старинное равновесие.

– Ну, не знаю, – не уступал Краткий Путь. – Мы могли бы одержать решающую победу…

– Не прельщайся этим и не забывай о возможности сокрушительного поражения, – предостерегла Целительница.

– Да ну вас в Провал с вашим собиранием костей! – воскликнул Шустрый. – Мы опоздаем в театр. – И он метнулся прочь, сделав стремительный пируэт.

От Флэндри ускользнула суть драмы, представленной в феерическом коралловом гроте. Он понял только, что это недавно сочиненная трагедия в классическом стиле. Но волшебная грация движений, торжественная музыка голосов, струнных и ударных, безупречная стройность всего зрелища тронули его до глубины души. Публика реагировала на спектакль криками, всплесками, а под конец устроила танец в честь автора и труппы.

Скульптура и живопись, которую ему показывали, на его взгляд была абстрактной, но и в таком качестве больше радовала глаз, чем все, созданное на Терре за многие века. Он смотрел на свитки из рыбьей кожи, исписанные чернилами на рыбьем жире, и ничего в них не понимал. Однако их было так много, что в них определенно содержалось большое количество мудрых мыслей.

Флэндри занялся математикой и естествознанием, и они привели его в бурный восторг. Он недалеко ушел от тех дней, когда эти науки раскрывались перед ним, как цветы, и поэтому мог по достоинству оценить то, чего достигли здесь.

Ибо моряне (ему не хотелось у них дома пользоваться курсовикским словом «шираво», и больше никогда он не станет называть их водяными) жили совершенно в иной, чем он, вселенной. И пусть они были столь многого лишены – и огня, за исключением вулканических кратеров, где они выплавляли драгоценное стекло, и металла, пусть астрономия у них поневоле находилась в зачаточном состоянии, а водная среда затрудняла выработку законов движения, тяготения и распространения света – они уже пришли к идеям, которые не только были вполне здравыми, но и напрямую вели к открытиям, которых человечество не знало до Планка и Эйнштейна.

Зрение у них не доминировало над всеми внешними чувствами, как у людей. Ни один глаз не может видеть далеко под водой. По меркам Флэндри они были близорукими, и зрительные центры их мозга обладали сравнительно меньшей способностью к восприятию. С другой стороны, их осязание, ощущение своего тела, обоняние, способность различать температуру и еще менее привычные человеку нюансы были невероятно развиты. Воздух был для них враждебной стихией; они преодолевали, но не могли полностью победить инстинктивный страх перед ним, подобный страху человека перед водной стихией.

Поэтому пространство было для них скорее относительной величиной, чем измерением. Согласно их практическому опыту, оно являлось неограниченным, но конечным. Кругосветные экспедиции лишь прибавляли этому положению основательности и остроты.

Опираясь на это древнее наблюдение, подводные математики отвергали понятие бесконечности. Один философ, с которым Флэндри побеседовал при посредстве Слюды, утверждал, что с точки зрения эмпиризма бессмысленно говорить о каких-то числах выше факториала N, где N – сумма всех распознаваемых частиц во Вселенной. Что могут исчислять такие большие числа? Нуль он признавал как полезное понятие, относящееся к категории несуществующего, но не как число. Наименьшая из возможных величин должна быть обратна наибольшей. Можно считать от этой величины до числа N; но если зайти за этот предел, числа станут уменьшаться. Числовая ось устроена не по линейному, а по круговому принципу.

Флэндри не настолько владел математикой, чтобы определить, насколько эта система самодостаточна. Но в меру своих знаний полагал, что она таковой была. В ней существовали даже любопытные версии отрицательных чисел, иррационалов, мнимых величин, приближенного исчисления, дифференциальной геометрии, теории уравнений и прочего – он не знал всех терранских эквивалентов.

Теоретическая физика соответствовала математике. Пространство рассматривалось как дискретная величина. Признавалась разрывность между разными видами пространства. Возможно, это было лишь обобщением практического опыта, подтверждавшим резкое различие между водой, сушей и воздухом, но идея слоистого пространства хорошо сочеталась с экспериментальными данными и создавала близкую параллель с релятивистской концепцией о метрике, меняющейся от точки к точке, а также с волновой механикой, на которой основана и атомная физика, и теория гипердвижения.

Время моряне также не считали бесконечным. Приливы, времена года, весь ритм жизни заставляли предположить, что Вселенная постоянно возвращается в начальную стадию и вновь начинает цикл, который было бы неверно называть бесконечным. Не имея средств точного измерения времени, философы пришли к выводу, что оно неизмеримо по существу. Они отрицали понятие одновременности: как можно говорить, что отдаленное событие произошло одновременно с близким, если известие о первом событии доставляет пловец, чья средняя скорость непредсказуема? Здесь опять-таки ошеломляло сходство с теорией относительности.

Биология была развита хорошо во всех макроскопических областях, включая законы генетики. Практическая физика, в противоположность теоретической, все еще находилась на ньютоновском уровне, а химия пребывала в зачаточном состоянии. Но Иуда на Ио, думал Флэндри – дайте этим ребятам аппаратуру, пригодную для использования под водой, и еще неизвестно, до чего они дойдут!

– Давай, шевели плавниками, – нетерпеливо сказал Шустрый. – Мы отправляемся в Рифовый Замок.

По дороге Флэндри мобилизовал все свои небольшие знания, чтобы разобраться в структуре здешнего общества. Основы мировоззрения морян ускользали от него. Можно было сказать, что обитатели Звезды Давида – частично последователи Аполлона, а частично Диониса, но это только метафоры, от которых давно отказалась антропология и которые только вредят в общении с инопланетянами. С политикой (если и это слово годилось здесь) дело обстояло проще. Более стадные, более приверженные церемониям, чем большинство человечества, менее импульсивные и путешествующие с большей легкостью, чем сухопутные существа, моряне Старкада формировали крупные нации без особого соперничества.

Злетоварская культура была иерархической. Правители получали свой сан по наследству, как и многие моряне в большинстве сфер своей жизни. На индивидуальном уровне существовало подобие крепостного права, привязывающее не к месту, а к хозяину. Женщины имели этот статус по отношению к своим полигамным мужьям.

Но все эти выражения только сбивали с толку. Те, кто принимал решения, не навязывали их остальным. В отношениях между классами не существовало никаких формальностей. Можно было выдвинуться благодаря своим заслугам: так Целительница завоевала себе независимость и значительный авторитет. Пренебрежение долгом, в особенности по отношению к подчиненным, влекло за собой понижение. Система занималась только тем, что распределяла права и обязанности.

Терре все это было известно, но только в теории. На практике такого никогда не получалось. Человек слишком жаден, слишком ленив. Но у морян как будто выходило неплохо. По крайней мере, Слюда уверял, что такой порядок держится уже много поколений, и Флэндри не замечал здесь недовольства.

Рифовый Замок совсем не походил на Мерцающую Раковину. Здесь дома из камня и коралла были построены в подводных шхерах небольшого островка. Жители были более подвижны, менее созерцательны, чем их собратья с морского дна; Слюда отзывался о них с презрением, как о торгашах, у которых одна нажива на уме.

– Но должен сознаться, они мужественно несут неравную долю столкновений с Охотниками, которая им выпала, и это они шли в авангарде нашей недавней атаки: на это требовалась смелость, ведь о мерсейской лодке никто не знал.

– Как не знал? – удивился Флэндри.

– Ну, правителей, может, и известили. А нам было известно только одно: когда подадут сигнал, наши снабженные ногами отряды должны высадиться на берег и уничтожить там все, что будет возможно, а пловцы тем временем должны топить корабли.

– Ага. – Флэндри не стал распространяться о своем вкладе в крушение этого плана. Он испытывал огромное облегчение. Если бы Абрамс узнал от Полноводного о готовящемся обстреле города, то вынужден был бы принять какие-то контрмеры. Но раз Полноводный сам ничего не знал… Флэндри был рад, что не надо больше искать оправданий для человека, который становился его идолом.

Компания отправилась на рифы за чертой города, чтобы посмотреть верхние бассейны. Ревел прибой, дробились длинные лазурно-изумрудные валы, брызгая белой пеной под ясным небом. Моряне резвились, прыгая в волнах, заплывая в каналы, где скрещивались течения. Флэндри скинул душную скорлупу скафандра, оставив только шлем, и ощутил всю полноту жизни.

– В другой раз сводим тебя в Крайний, – сказал Слюда на обратном пути. – Это нечто особенное. Сразу за ним начинается бездна, где все светится – рыбы и растения. Скалы там изъедены временем и окрашены в мертвенный цвет. Вода отдает вулканом. Но тишина – тишина!

– Жду с нетерпением, – сказал Флэндри.

– Что? А, да. Вдыхаешь аромат будущего.

Пройдя через шлюз и очутившись в терранском куполе, Флэндри ощутил чуть ли не отвращение. Тесный, зловонный, неуютный пузырь, забитый волосатыми телами, которые при каждом движении преодолевают свой вес! Он начал стягивать с себя белье, собираясь пойти в душ.

– Как прогулялись? – спросил Райднур.

– Превосходно, – просиял Флэндри.

– Да, ничего, – сказал мичман Куарлес, который был вместе с ним. – Но возвращаться всегда приятно. Как насчет того, чтобы показать нам фильм с девочками?

Райднур включил диктофон у себя на столе.

– Сначала дело. Послушаем ваш отчет.

Флэндри проглотил нехорошее слово. Приключения теряют всякий вкус, когда из них извлекают информацию. Пожалуй, ему не так уж и хочется стать ксенологом.

Выслушав рассказ, Райднур скорчил гримасу:

– Мне бы чертовски хотелось, чтобы и моя часть работы выполнялась столь же успешно.

– А что, есть проблемы? – забеспокоился Флэндри.

– Полный тупик. Беда в том, что курсовикяне уж слишком загребущие. Их охота, рыбная ловля, сбор растений действительно наносят серьезный ущерб морским ресурсам, которые не отличаются изобилием. Здешние власти отвергают любые условия, которые не включали бы в себя отказ островитян от эксплуатации моря. А островитяне, разумеется, никогда не откажутся от нее. Они просто не могут этого сделать, не подрывая собственную экономику и не обрекая себя на голод. Поэтому я пытаюсь убедить Шестиконечник отказаться от дальнейшей помощи мерсейцев. Так мы могли бы вывести Злето-вар из мясорубки тотальной войны. На это моряне отвечают, очень резонно, что помощь, которую мы сами оказали курсовикянам, нарушила прежний баланс сил. И не можем же мы забрать обратно свои подарки. Мы бы восстановили островитян против себя – чем, конечно, не замедлили бы воспользоваться агенты Рунеи. – Райднур вздохнул. – У меня еще остается надежда добиться двустороннего перемирия, но она становится все слабее.

– Но не можем же мы снова начать убивать морян! – запротестовал Флэндри.

– Так-таки и не можем? – сказал Куарлес.

– После того что мы видели, после того что они для нас сделали…

– Что ты как маленький! Мы принадлежим Империи, а не каким-то раками общипанным ксено.

– Вас здесь так и так не будет, Флэндри, – сказал Райднур. – Приказ на вас пришел еще несколько часов назад.

– Приказ?

– Вы направляетесь в распоряжение командора Абрамса в Хайпорте. Амфибия придет за вами завтра, в семь тридцать по терранскому времени. Специальное задание – не знаю какое.

Абрамс откинулся на спинку стула, закинул ногу на видавший виды письменный стол и сильно затянулся своей сигарой. – Ты правда предпочел бы остаться под водой?

– В настоящий момент – да, сэр, – ответил Флэндри, сидевший на краешке стула. – Ко мне там относились с интересом, и, кроме того, я чувствовал, что приобретаю что-то. Информацию… дружбу… – Он умолк.

– Скромный парнишка, нечего сказать. Значит, ты, по-твоему, вызвал к себе интерес. – Абрамс выпустил колечко дыма. – Нет, я понимаю, что ты хотел сказать. Ты, в общем, прав. Если бы дела обстояли иначе, я не стал бы вытаскивать тебя на сушу. А ты даже не спросил меня, что я планирую на твой счет.

– Сэр?

– Лорд Хауксберг через пару дней отправится на Мерсейю. Ясопровождаю его в качестве советника – так сказано в приказе. Мне полагается адъютант. Как тебе такая работка?

Флэндри поперхнулся. Сердце у него подскочило, и он не скоро заметил, что сидит с открытым ртом.

– Само собой, – продолжал Абрамс, – я надеюсь собрать там кое-какие сведения. Без всяких мелодрам – полагаю, на это у меня компетенции хватит. Просто буду держать глаза и уши настороже. И нос тоже. Пока что ни от кого из наших дипломатов, атташе, торговых представителей – ни от одного источника не было особого толку. Мерсейя слишком удалена от Терры. Почти все наши контакты происходили на крайне грубом силовом уровне типа «а ты кто такой?» Теперь у нас появился шанс пообщаться в менее суровой обстановке. Мне, конечно, следовало бы взять с собой опытного, испытанного человека. Но их у нас нехватка. Ты показал себя довольно крутым и находчивым для своих лет. Небольшой опыт службы в разведке станет хорошим трамплином в твоей карьере, если я добьюсь-таки твоего перевода. Ну а еще ты улетишь с этой несчастной планеты, совершишь путешествие на роскошном корабле, увидишь экзотическую Мерсейю, а возможно, и другие места, и кто знает – вдруг ты вернешься на Терру и тебя больше не пошлют на Старкад, даже если ты останешься в летчиках. Кроме того, ты заведешь весьма полезные для себя связи. Ну так как?

– Д-да, сэр! – с трудом выговорил Флэндри.

Абрамс прищурился.

– Не очень-то радуйся, сынок. Это тебе не увеселительная прогулка. До отлета тебе придется забыть про сон и жить на стимтаблетках, усваивая то, что должен знать мой адъютант. Ты будешь везти на себе все, начиная от секретарских обязанностей и кончая уходом за моими мундирами. В пути ты энцефалографическим методом впихнешь в себя язык эрио и столько мерсейологии, сколько мозги способны выдержать. Вряд ли нужно предупреждать, что впереди у нас не карнавал. На месте ты, если повезет, будешь пахать день и ночь. А не повезет, взорвется наша звезда – ты будешь уже не светлым небесным рыцарем, а объектом охоты, и если тебя возьмут живым, их методы допроса не оставят от твоей личности камня на камне. Подумай.

Флэндри не стал думать. Он пожалел только о том, что, вероятно, никогда больше не увидит Драгойку, но эта боль кольнула и прошла.

– Сэр, – заявил он, – вы нашли себе адъютанта.

Глава 9

Размер «Гудящей Маргреты» не позволял ей совершать посадки на планетах. При ней имелись катера, которые и сами по себе были небольшими космическими кораблями. Официально она принадлежала Най Кальмару, практически – служила яхтой очередному его виконту, но иногда использовалась для нужд Империи, далеко превосходя в отношении комфорта любой корабль военного флота. Оставив орбиту Старкада, она начала ускорение на гравитонах. Вскоре она вышла в открытый космос и получила возможность перейти на гиперрежим, обогнав свет. Несмотря на ее массу, мощность двигателя и высокая фазовая частота обеспечивали ей такую же наивысшую псевдоскорость, какой достигает военный корабль класса «планета». Солнце, от которого она стартовала, вскоре уменьшилось до размеров звезды, а там и совсем затерялось. Если бы смотровые экраны не компенсировали аберрацию и эффект Доплера, Вселенная выглядела бы искаженной до неузнаваемости.

Однако созвездия все же менялись медленно. Проходили дни за днями, а корабль все шел через ничейное пространство. Лишь один раз монотонность нарушил сигнал тревоги, тут же сменившийся сигналом «чисто». Силовые экраны «Маргреты», отражающие радиацию и межзведные атомы, на одну микросекунду столкнулись с несколько более крупной частицей материи – камушком граммов на пять. Хотя такой контакт мог бы повредить корпус, учитывая разницу кинетических скоростей, и хотя такие метеороиды встречаются в Галактике с частотой примерно 10 ³⁰, вероятность такого столкновения все же слишком мала, чтобы о ней беспокоиться. А однажды в пределах светового года от «Маргреты» прошло другое судно, и детекторы засекли его «кильватер». Анализ показал, что корабль имиритский, им управляют существа, дышащие водородом, чья цивилизация почти непостижима ни для людей, ни для мерсейцев. В этой части космоса они циркулируют довольно оживленно. Этот признак жизни в пространстве долго был предметом взволнованных обсуждений – так велико оно, это пространство.

Настал наконец день, когда Хауксберг с Абрамсом, беседуя вдвоем, засиделись далеко за дневную вахту. До сих пор их отношения были сдержанными и корректными. Но путешествие приближалось к концу, и оба они ощущали потребность лучше узнать друг друга. Виконт пригласил командора пообедать вдвоем в своих личных апартаментах. Шеф-повар ради такого случая превзошел сам себя, а дворецкий посвятил немало времени выбору вин. На коньячной стадии дворецкий понял, что теперь может удалиться, оставив одну бутылку на столе, а другую в резерве, и отправиться спать.

Корабль жил своей жизнью – гудели двигатели и вентиляторы, порой раздавался оклик, когда двое вахтенных встречались в коридоре. Приглушенный свет мягко лежал на картинах и драпировках. В воздухе стоял запах вереска, на который накладывался табачный дым. После Старкада приятно было вновь испытать терранский вес, поддерживаемый гравиторами; Абрамс до сих пор наслаждался чувством легкости, и ему часто снилось, что он летает.

– Истые пионеры, значит? – Хауксберг закурил новую сигару. – Это интересно. Надо будет как-нибудь посетить Дейан.

– Вряд ли вы найдете там что-то привлекательное, – пробурчал Абрамс. – Обыкновенные люди.

– И дикая пустыня, которую они преобразовали. Я понимаю, – кивнул Хауксберг. – Вы не можете не быть хотя бы немного шовинистом, происходя из такой среды. Но это опасная позиция.

– Еще опаснее сидеть и ждать, когда враг придет, – проговорил Абрамс сквозь собственную сигару. – У меня жена, дети и целый миллион родни. Мой долг перед ними – удерживать мерсейцев на расстоянии вытянутой руки.

– Нет. Ваш долг – сделать так, чтобы в этом не было нужды.

– Отлично, лишь бы мерсейцы согласились.

– А почему бы им не согласиться? Нет, погодите, – вскинул руку Хауксберг. – Позвольте закончить. Меня не интересует, кто первым начал. Это ребячество. Факт в том, что мы действительно являемся великой державой среди дышащих кислородом обитателей известной нам Галактики. Предположим, такой же державой была бы Мерсейя? Разве вы не приветствовали бы создание человеком равной ей по силе империи? В противном случае мы бы оказались в их власти. А они не желали оказаться в нашей власти. Поэтому, когда мы стали замечать Мерсейю, она уже завладела достаточным количеством недвижимости, чтобы вызвать у нас тревогу. Мы ответили на это пропагандой, заключением новых союзов, дипломатией, экономическими маневрами, подрывной деятельностью, а кое-где дошло и до прямых вооруженных конфликтов. Это только утвердило их в нелестном мнении относительно наших намерений. И они в свою очередь стали отвечать, усиливая тем наши страхи. Положительная обратная связь. Не пора ли ее прервать?

– Я все это и раньше слышал. И не верю ни единому слову. Не знаю – может, в мои хромосомы заложена память об Ассирии, Риме и Германии. Но факт есть факт – если бы Мерсейя по-настоящему хотела разрядки, она могла бы ее получить хоть сейчас. Экспансия нас больше не интересует. Терра постарела и отяжелела. Мерсейя молода и полна прыти. Ей подавай всю Вселенную. А мы стоим на пути. Поэтому нас надо скушать, а все остальное пойдет на десерт.

– Ну, полно вам. Не дураки же они. Править всей Галактикой невозможно. Такая система неизбежно рухнет под собственной тяжестью. Все наши силы уходят на то, чтобы удержать уже имеющееся, а наше правление жестким не назовешь. Местное самоуправление в большинстве владений столь сильно, что, мне сдается, в имперской структуре развивается настоящий феодализм. Разве для мерсейцев наш пример не показателен?

– О, Бог мой, да. Еще как показателен. Но я не думаю, что они собираются копировать нас. Ройдхунат – не Империя.

– Да, у них представители кланов, владеющих землей, действительно выбирают верховным вождем представителя единственного безземельного клана. Но это детали.

– Да, представителя ваха Урдиолх. И это не детали. Это отражает всю их общественную концепцию. В будущем они видят множество автономных регионов, управляемых Мерсейей. Для них имеет значение раса, а не нация. Что и делает их гораздо опаснее простых империалистов вроде нас, которым лишь бы взять верх – а там мы готовы признать за другими видами равное право на существование. Так я, по крайней мере, сужу на основе доступной нам информации. На Мерсейе я надеюсь ознакомиться с трудами их философов.

– Сделайте одолжение, – улыбнулся Хауксберг. – Они вам скажут то же самое. Не вздумайте только осложнять обстановку всякими штучками из области плаща и кинжала, и все будет хорошо. – Улыбка погасла. – Но если из-за вас возникнут неприятности, я вас уничтожу.

Абрамс взглянул в его голубые глаза. Они вдруг сделались очень холодными и твердыми. Командор смекнул, что Хауксберг вовсе не тот фат, за которого себя выдает.

– Спасибо, что предупредили. Но черт возьми! – Офицер стукнул кулаком по столу. – Не потому мерсейцы пришли на Старкад, что у них душа болит за бедных угнетенных морян. Не думаю я также, что они наткнулись на эту планету случайно и теперь ищут способа спасти лицо, чтобы достойно уйти. У них там какой-то крупный интерес.

– Какой, например?

– Откуда мне, к черту, знать? Могу поклясться, что никто из их военных, служащих на Старкаде, тоже этого не знает. Не сомневаюсь, что лишь кучке высокопоставленных лиц на самой Мерсейе известно, в чем заключается высшая стратегия. И уж у них-то все рассчитано до мелочей.

– Может быть, какие-то ценные подводные месторождения?

– Вы же сами понимаете, что это смешно. Как и всякие идеи насчет того, что моряне, скажем, владеют секретом всеобщей телепатии. Если бы Старкад сам по себе имел какую-то ценность, Мерсейя преспокойно прибрала бы его к рукам. Если им нужна база, например для давления на Бетельгейзе, то в том секторе полно куда более подходящих планет. Но нет, им зачем-то понадобилось развязать там войну.

– Я тоже размышлял над этим, – задумчиво сказал Хауксберг. – Предположим, какие-то фанатики-милитаристы планируют решительную схватку с Террой. Добиться этого не так просто. Не говоря обо всем прочем, ни одна держава не в силах напасть на другую напрямую – слишком растянуты линии коммуникаций. Поэтому, раздувая войну на самом по себе бесполезном Старкаде, они надеются довести дело до столкновения. Притом в дальнем космосе, где ни одна полезная планета не пострадает.

– Это возможно, – сказал Абрамс. – У меня тоже имеется такая рабочая гипотеза. Но все-таки что-то тут не так.

– Я собираюсь их предостеречь. Неофициально, в частном порядке, чтобы не ранить гордость и все такое. Если мы сумеем выяснить, кто в их правительстве мыслит здраво, то будем негласно сотрудничать только с этими лицами, оставив ястребов в стороне.

– Беда в том, что они там все здраво мыслят. Только исходные данные для мышления у них не такие, как у нас.

– Это вы не рассуждаете здраво, старина. У вас паранойя на этот счет. – Хауксберг снова налил бокалы, наполнив тишину чистым журчащим звуком. – Давайте выпьем, и я объясню вам, в чем ваша ошибка.

Офицерская кают-компания пустовала. Перси заказала в буфете полбутылки портвейна, но не стала включать флюоропанели. Здесь, на веранде, достаточно света проникало и через огромный, от пола до потолка, иллюминатор. Этот рассеянный слабый свет, озарив щеку или локон, вновь терялся в наполненном шорохами мраке.

Звезды были его источником, неисчислимые грозди звезд, белые, голубые, желтые, зеленые, красные, холодные и немигающие на фоне абсолютной ночи. Млечный Путь струился, как сияющий дым, а туманности и соседние галактики светились на краю кругозора. Жуткая это была красота.

Перси сидела в кресле напротив Флэндри, и ему не давали покоя ее глаза и ее фигура в тонкой, слегка фосфоресцирующей пижаме. Он напряженно застыл на своем сиденье.

– Да, вы правы, донна, – та, что поярче, это новая. Саксо тоже… тоже станет такой со временем.

– В самом деле? – Ее внимание льстило ему.

– Да. Он ведь относится к типу F, знаете ли. Развивается быстрее, чем менее массивные солнца вроде нашего Сола, и покидает главную последовательность более зрелищно. У красных гигантов, как Бетельгейзе, этот период длится недолго – а потом бах, и все.

– Но как же бедные туземцы?

Он принужденно усмехнулся:

– Не волнуйтесь, донна. Это случится не раньше, чем через миллиард лет, по всем спектроскопическим данным. Времени для эвакуации планеты больше чем достаточно.

– Миллиард лет. – Она передернулась. – Слишком большое число. Миллиард лет назад мы еще были рыбами в терранских морях, не так ли? Здесь все числа чересчур большие.

– Мне они, наверное, привычнее, чем вам. – Беззаботность плохо удавалась ему. Он с трудом разглядел, что уголки ее губ приподнялись в улыбке.

– Безусловно. Может быть, вы и мне поможете привыкнуть к ним.

Воротник его кителя был расстегнут, но сдавленность в горле не проходила.

– Бетельгейзе – интересный случай, – сказал он. – Эта звезда росла медленно по меркам нас, смертных. Аборигены успели создать индустриальную культуру и заселить Альфзар, а также более далекие планеты. До теории гипердвижения они еще не додумались, но у них существовала сильная межпланетная структура, когда терране до них добрались. Если бы мы не предложили им более эффективные средства, они покинули бы свою систему на субсветовых кораблях. Впрочем, спешить некуда. Бетельгейзе и через миллион лет не распухнет до такой степени, чтобы пришла нужда покидать Альфзар. Но у них свои планы на будущее. Интереснейший вид эти бетельгейзиане.

– Это верно. – Перси отпила глоток вина и подалась вперед. Ее нога, шелковисто поблескивающая в свете звезд, задела его ногу. – Однако я умыкнула вас после обеда не для того, чтобы слушать лекцию.

– Но… чем еще я могу быть полезен, донна? Скажите, и я с радостью… – Флэндри осушил свой бокал единым духом. Пульс его колотился как бешеный.

– Расскажите мне что-нибудь. О себе. Слишком уж вы застенчивы.

– О себе? – промямлил он. – В смысле, кто я такой?

– Вы – первый молодой герой, которого я встречаю. Дома герои все старые, седые и увешаны наградами. Беседовать с ними все равно что с горой Нарпа. Откровенно говоря, мне очень одиноко в этом рейсе. Вы единственный, с кем можно отдохнуть и почувствовать себя по-человечески. А вы и носа не высовываете из своего кабинета.

– Донна, это командор Абрамс загружает меня работой. Я не хочу показаться бирюком, но это в первый раз он предоставил мне свободное время – раньше он отпускал меня только спать. Но ведь лорд Хауксберг…

– Ему не понять, – пожала плечами Перси. – Да, он был добр ко мне, и без него я бы, наверно, до сих пор осталась второразрядной танцовщицей на Луне. Но ему не понять.