Текст книги "Феодора"

Автор книги: Пол Уэллмен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 36 страниц)

Престол для актрисы

Если ты хочешь бежать, царь, это твое дело; у тебя есть деньги, суда готовы, море открыто. Что касается меня, я остаюсь… Царские одежды – прекрасный саван.

Феодора

История знала несколько удивительных личностей, пороки и недостатки которых парадоксальным образом способствовали раскрытию их великих достоинств и талантов. К ним смело можно причислить царицу Византии Феодору, супругу императора Юстиниана, в правление которого Восточная империя достигла наивысшего могущества в мире, вступавшем в эпоху Темных веков…

Увы, несмотря на то, что Феодора сделала ничуть не меньше, а, возможно, и больше своего мужа для процветания империи, в памяти потомков она осталась «той самой царицей, которая была актрисой и куртизанкой…». В отношении Феодоры История оказалась заложницей обычного человеческого ханжества.

Перед Вами, читатель, большой, насыщенный напряженными коллизиями роман о жизни актрисы-императрицы. Автор прилежно следовал историческим источникам и не упустил ни одного сколько-нибудь важного события или персонажа той бурной эпохи. Монументальному портрету царицы остается только определить место в «византийском зале», то есть предварить книгу кратким «путеводителем» по эпохе.

Слово «Византия» – довольно позднего происхождения. Уже после окончательного разделения Церквей на Восточную, православную, и Западную, католическую, так стали называть греческую империю сидевшие в Риме католики, которые в своем высокомерии считали Константинополь римским захолустьем.

В шестом же веке, когда жила Феодора, Византия именовалась Восточной Римской империей. Процесс разделения величайшего государства античности, который фактически стал необратимым разделением европейской культуры и самих духовных основ европейской цивилизации, начался в политической сфере еще при римском императоре Диоклетиане, грозном тиране и жестоком гонителе христиан. В 286 году он оставил себе более богатую и процветавшую восточную половину империи, «отстегнув» западную своему соправителю, Максимилиану. Последующее противостояние их преемников все сильнее обособляло территории друг от друга.

Наконец на сцену выступил Константин I, названный впоследствии Великим и причисленный к лику христианских святых как первый император, признавший и принявший христианство. Победив всех своих «конкурентов», он стал фактически единовластным правителем обеих империй. Однако он перенес столицу из Рима в давно зачахший греческий городок Византий, на месте которого и выросла столица, получившая имя своего основателя. Вместе с Вавилоном и Римом Константинополю суждено было стать одним из величайших городов древности.

Константинополь быстро богател и ширился, становясь политическим, торговым и культурным центром цивилизации первого тысячелетия христианской эры. А в это время Рим цезарей, Рим железных легионов все чаще становился добычей варваров. Уже с конца III века его правители предпочитали жить не в Вечном Городе, а в Милане, Равенне или Трире. В 410 году Рим был захвачен германским племенем вестготов во главе с их вождем Аларихом. В 455 году Рим подвергся страшному разорению вандалами. Наконец в 476 году последний римский император Ромул Августул был низложен одним из варварских военачальников римской армии, Одоакром. Этот год считается не только годом окончательного падения древней Римской империи, но и концом всей эпохи античности, за которой последовало средневековье. Знаменательно, что Одоакр посчитал императорский титул ниже своего достоинства и отослал корону и пурпурную мантию в Константинополь, императору Зенону, признав его главенство над всей Римской империей. Но у Зенона тоже не хватало сил править всем миром, и он оставил Италию Одоакру, будто черствый кусок со своего стола. Одоакр правил семнадцать лет, пока в Италию не вторглось германское племя остготов. Их вождь, Теодорих, убил Одоакра и, оказавшись весьма незаурядным правителем, основал мощное Остготское королевство, просуществовавшее с 493 по 555 год.

Формальной датой окончательного территориального разделения империи на Западную и Восточную можно считать 17 января 395 года, когда император Феодосий I, не только великий политик, но и человек высоких моральных достоинств, завещал правление своим сыновьям: на Востоке – Аркадию, а на Западе – Гонорию. Его династия правила Византией до 518 года. Затем на престол взошел император Юстин I, чья династия владела государством до 602 года, когда последний ее представитель, император Маврикий, стал жертвой военного мятежа. Выходец из Македонии, племянник Юстина I, Флавий Юстиниан (482/483—565) взошел на престол в 527 году, после смерти своего дяди.

В ту пору Византия была окружена с трех сторон света варварскими королевствами. Италией и большей частью Балкан владели остготы. Территорию Испании занимало королевство вестготов, а северо-запад Пиреней – Свевское королевство. Германцы-бургунды образовали свое государство в юго-восточной Галлии. Его столицей был Лион. В конце V века вождь франков Хлодвиг I из рода Меровингов основал первое франкское королевство со столицей в Париже. Северное побережье Африки принадлежало германцам-вандалам.

Северные пределы Византии, в Подунавье, граничили с землями гепидов. Там же начиналось «бурлящее море» множества племен, еще не готовых к государственному устройству. Общинные и племенные союзы славян, тюркских аваров, гуннов представляли для Византии реальную угрозу. Однако наибольшая опасность грозила империи с Востока, со стороны могущественной персидской державы, что находилась под властью шахской династии Сасанидов, исповедовавших зороастризм. Иран был единственным соседом Византии, способным поспорить с ней сложностью государственного устройства и своими высокими культурными традициями. Он всегда оставался ее главным соперником, но в то же время – главным источником торгового и культурного обмена.

По своей политической структуре Византия была самодержавной монархией. Вся полнота власти находилась в руках императора (василевса). Он считался высшим судьей, законодателем и командующим армией. Его власть считалась божественной, однако не являлась привилегией того или иного аристократического рода и не была узаконенно наследственной. По этой причине положение правителя регулярно испытывалось на прочность, и частые перевороты не приводили к большим потрясениям в обществе.

При императоре был совещательный орган – сенат или синклит, – который совместно с военачальниками и «народом» (представителями знати и торгово-ростовщических кругов) избирал нового василевса, которого затем короновал патриарх.

Фактически страной управляла императорская канцелярия. Она контролировала всю жизнь населения, включая уплату податей, деятельность ремесленных корпораций и т. п. Централизация управления достигалась путем административного деления государства на две префектуры (Восток и Иллирик), которые в свою очередь делились на диоцезы и провинции. Во главе префектур стояли два префекта претория. Они являлись заместителями императора по делам гражданского управления. Они контролировали всю администрацию, управляли городами, организовывали снабжение армии, распоряжались финансами и налогообложением и несли ответственность за «порядок на местах». Штат чиновников в империи был очень велик. Гражданская власть была отделена от военной. Надо отметить, что государственная служба воспринималась византийцами как общественная обязанность, долг, а не «личная» служба императору или сюзерену, понимаемая как зависимость.

Византийская армия уже в V веке насчитывала полмиллиона человек и делилась на пограничные войска (часто набиравшиеся из союзных варварских племен), мобильные части и гвардию, расквартированную в Константинополе. Во главе армии стояли пять магистров. Постепенно значение рекрутского набора крестьян падало, а доля наемников в войсках все больше росла.

Важным отличием от государств Запада и Востока была особая роль Константинополя в структуре империи. Фактически это была империя одного города, подобно императорскому Риму или Вавилону. Один дворцовый комплекс обладал площадью и «населением», превышавшими площадь и население многих высокоразвитых городов того времени. Поэтому, с одной стороны, позиции провинциальной землевладельческой знати были слабы, а, с другой, значительную роль играли социальные и духовные традиции античного греческого полиса. В частности, это выражалось в политическом значении цирковых партий-димов, существовавших в столице и других крупных городах. Порой их влияние на правительство и волю самого василевса было решающим. Из четырех партий наибольшее влияние в Византии имели две – венеты («голубые») и прасины («зеленые»). Первая выражала интересы земледельческой и высшей сенатской аристократии, вторая – верхушки торговых и ремесленных объединений. Между ними образовались и религиозные различия: венеты исповедовали православие, а прасины (разумеется, в большей степени в силу сложившегося политического противостояния) склонялись к монофизитской ереси, то есть к признанию только божественной природы Христа и отрицанию его человеческой природы. Иногда низы обоих димов объединялись против притеснений властей и налогового гнета. Самым грозным их выступлением было восстание «Ника» в 532 году в Константинополе, напоминавшее нашествие вандалов на Рим и ставшее, по сути, проявлением дикого варварства, кровавой люмпенской вакханалией, а не организованным путчем в пользу той или иной социальной группы. После подавления бунта значение партий упало, а спустя столетие они сошли с политической арены.

В целом социальная структура византийского общества в эпоху Юстиниана была довольно разнородной. На его вершине находились аристократы-сенаторы, в большинстве своем происходившие из древних римских фамилий и владевшие крупной земельной собственностью. Вторым привилегированным сословием были городские земельные собственники-куриалы. Ниже находились люди свободных профессий – врачи, юристы, учителя и др. Низшую ступень занимали крестьяне-общинники, колоны (крестьяне-арендаторы, прикрепленные к земле), городской плебс и рабы. Надо заметить, что общество Византии не было строго «кастовым». Простой воин, даже из варваров, или крестьянин благодаря сметливости и таланту мог постепенно достичь значительного положения, добиться высокого поста или даже стать императором. В качестве примера можно привести того же императора Юстина, далеко не знатного провинциала, начинавшего свою карьеру простым солдатом-наемником.

Религиозная и церковная жизнь также была полна скрытых и явных конфликтов. С разделением империи стало быстро нарастать соперничество церковных иерархов Востока и Запада за власть в «земной жизни». Причем если на Западе сложилась централизованная церковная иерархия под главенством римского папы, то на Востоке достигнуть единства не удалось и часто возникали трения между патриархами главных религиозных центров – Иерусалима, Константинополя, Антиохии и Александрии. В самом православии шла тяжелая борьба с ересями, которые порой «захватывали» целые патриархаты и временами становились государственной идеологией. К основным ересям того времени следует отнести, кроме упомянутого монофизитства, арианство и несторианство. Ариане, напротив, не признавали божественной природы Христа, считая его творением Бога, подобным всем простым смертным. Несториане также полагали, что Христос нес в себе только человеческую природу, однако считали, что Он со временем был как бы усыновлен Богом и по Божьей воле стал мессией. Став фактом духовной жизни, эти ереси часто политизировались, когда их идеологи находили благодарную паству в тех или иных социальных группах. С другой стороны, ереси становились своего рода «эрзац-христианством» для различных варварских племен, не способных похвалиться высокой культурой. Ясно, что германцам-готам, «внезапно» оказавшимся в пределах христианского мира, было куда легче усвоить мысль о Христе как посланнике Божием, нежели о Его двуединой, неслиянной, но нераздельной Богочеловеческой природе. Потому они и приняли арианство.

Вернемся же к личности самого Юстиниана, правившего Византией почти сорок лет, с 527 по 565 год. Энциклопедии приписывают все великие достижения именно ему, говоря, что он «завоевал Северную Африку, Сицилию, Италию, часть Испании». Действительно, при Юстиниане Византия превратилась в самое могущественное государство Средиземноморья, и ее политическое главенство вплоть до возникновения империи Карла Великого, хотя и номинально, признавали европейские королевства. Ведя тяжелые войны с Ираном, Юстиниан одновременно разгромил Государство вандалов в Северной Африке (533–534), мощное Остготское королевство в Италии (535–555) и завладел юго-восточными областями Испании (554). Таким образом при нем была восстановлена единая Римская империя. Византийский золотой солид играл в ту пору роль международной валюты. Кроме того, при Юстиниане был создан «Свод гражданского права», ставший вершиной византийской юридической мысли. Многие положения Свода вошли в основы правовых систем будущих государств Европы и не потеряли своего значения до XX века. Наконец, не подлежит сомнению факт, что в VI веке византийское общество было самым высокообразованным и культурным обществом в Европе. Да и вплоть до эпохи Высокого Возрождения оно сохраняло это культурное первенство.

Вместе с тем кое-какие факты заставляют взглянуть на личные заслуги Юстиниана перед отечеством с более критических позиций. Он вступил на трон в весьма солидном возрасте – сорока пяти лет от роду. Бурной политической активности, подобно Юлию Цезарю или Августу, он с тем, чтобы добиться престола, не проявлял. Все источники, однако, утверждают, что он был человеком очень разносторонним, умным, образованным – настоящим интеллектуалом, обладавшим высокой работоспособностью и административным талантом, но – отнюдь не политическим гением, подобным тому же Юлию Цезарю или Петру I, хотя вполне мог бы поспорить с ними своими успехами. Известно также, что с возрастом он все больше тяготел к «философскому образу жизни», к глубоким теологическим размышлениям и прочим отвлеченным предметам. Даже беззаветная привязанность его к супруге, воистину романтическая любовь, не остывшая в его сердце до самой кончины, свидетельствует о том, что для великого завоевателя и грозного самодержца Юстиниан был слишком «мягкотел»… Наконец, удивляют поразительное малодушие, беспомощность и попросту трусость, проявленные им во время народного мятежа «Ника», случившегося в 532 году, как раз перед началом великих завоеваний. И вот тут-то надо повнимательнее приглядеться к тем людям, которые в тот критический час, когда уже весь Константинополь пылал, а регулярные войска были бессильны, сумели спасти империю и самого василевса.

И тогда можно смело сказать, что Юстиниану очень повезло с приближенными. Ему служил один из величайших полководцев мира – Велизарий (490–565), в военном деле несомненно равный Ганнибалу, Юлию Цезарю и Наполеону, но, увы, оклеветанный при жизни, а по смерти и со стороны самой Истории испытавший унизительное пренебрежение. Именно Велизарий (вероятно, славянин по происхождению) сумел подавить бунт с горсткой верных ему солдат, а потом завоевал для Юстиниана Северную Африку, разгромил остготов Италии и спас страну от персидского вторжения. Юстиниану служил маленький евнух Нарсес (ок. 478–568), армянин по национальности, обладавший не только блестящим умом политика и дипломата, но и талантом полководца. Также приняв участие в подавлении мятежа, он впоследствии завершил разгром остготов, взял Рим и присоединил к империи Северную Италию. Он одержал победу над вестготами и отразил нашествие на Италию франков и аллеманов. В числе ближайших сподвижников Юстиниана был и Трибониан (ум. ок. 545), один из виднейших юристов. Именно он был одним из руководителей кодификации римского права, а затем и руководителем комиссии правоведов империи по составлению Кодекса Юстиниана.

И наконец Феодора… Блистательная Феодора! Та, которая в самую трудную минуту проявила мужество и стойкость Велизария, хитрость Нарсеса и спокойную рассудительность Трибониана.

Да, именно она спасла престол.

Да, некогда она вышла из самых низов, родившись в бедняцкой семье цирковой прислуги. Ее мать была актрисой, и сама Феодора выросла среди актеров, на дне самого богатого и самого развратного города мира. Она была красива и умна. Можно ли упрекать ее в том, что она воспитывалась в атмосфере свободных нравов, а не в крестьянской глуши или среди монахов египетской Фиваиды?

Да, она всецело овладела императором. Юстиниан любил ее без памяти и исполнял все ее требования. Она любила золото – и он дарил ей бесценные сокровища. Она жаждала почестей и уважения – и он выхлопотал ей у своего дяди, в ту пору еще здравствовавшего императора, звание патрицианки. Юстиниан женился на ней, поставив под удар свое собственное достоинство аристократа и престиж наследника престола. Можно ли упрекать Феодору в том, что она была истинной женщиной, что обрела счастье быть любимой и ничем не очернила его, став опорой трона и завоевав уважение народа, жизнь которого она знала куда лучше, чем дворцовая прислуга?

В течение двадцати одного года своего царствования она ко всему прикладывала руку: к администрации, куда назначала своих любимцев, к политике, к Церкви, все устраивая по своему усмотрению. Она назначала и смещала пап, патриархов, министров и военачальников. Она с неистовым упорством добивалась продвижения для своих любимцев и столь же пылко противостояла успехам своих противников, не боясь идти наперекор воле Юстиниана и заменять его приказания своими. Во всех важных делах Феодора была деятельной сотрудницей супруга, порой более глубоко понимая интересы государства и политики империи. Кроме того, она как правительница обладала одним воистину редчайшим даром. Если верить большинству источников, она никогда не предавала своих соратников и верных слуг. С риском для собственного положения и с неукротимым упорством она «вытаскивала» своих людей, даже низкого положения, из самых тяжелых переплетов. Мелкие прегрешения и проступки не меняли ее мнение о человеке, ибо кому, как не ей, было понимать, что люди грешны и имеют право на слабости. Тот, кто служил ей верно, был уверен, что повелительница не даст его в обиду, что бы ни случилось. И ей служили воистину – Верой и Правдой.

А что до ее якобы распутного прошлого… то пусть тот, кто сам в душе не грешен, хоть до изнеможения бросает камни. Ни дома, ни государства этим дурным занятием не построишь.

Сергей СМИРНОВ

ГЛАВА 1

Есть на свете города, характером своим подобные мужчинам, простые и грубоватые, наполненные шумом, чадом и толкотней рабочего люда. А есть города – женщины по природе, капризные и прихотливые, постоянно пребывающие в погоне за удовольствиями, полные тщеславия и легкомыслия.

Никогда еще история не знала города, столь похожего на женщину, утонченную, чувственную и прекрасную, каким был Константинополь в год 521-й от Рождества Христова.

Босфор, Пропонтис и Золотой Рог[1]1
  Константинополь омывают воды Босфорского пролива, бухты, имеющей название Золотой Рог, и Мраморного моря, в античности именовавшегося Пропонтисом, или Пропонтидой


[Закрыть] окружали его своими водами – город-женщина словно покоился в объятиях сразу трех любовников, пресыщенный богатствами всего мира, лениво и самодовольно выставляющий напоказ свою драгоценную архитектуру, изысканный, надменный и обольстительный.

Все противоречия женской натуры ощущались в этом городе. Одновременно добродетельный и тщеславный, жестокий и сентиментальный, дикий и благопристойный, Константинополь сочетал в себе лик читающей молитву почтенной матроны с ускользающим взглядом и зазывным смехом куртизанки.

Семь холмов Константинополя и долы между ними были исчерчены бесчисленными улицами, где дома лепились друг к дружке и обитало странное разноязыкое племя, говорящее большей частью на дикой смеси латыни и греческого: торговцы и нищие, артисты и бездельники, священники и безбожники, свободные и рабы, благородные и низкие, трудолюбивые и праздные – такие же, как жители всех больших городов мира, занятые только собой и не знающие толком, что происходит на соседней улице или даже в соседнем доме.

Восточную часть города занимали богатые кварталы. Здесь находился императорский дворец, особняки богачей и знати, располагались Августеон[2]2
  главная площадь Константинополя времен империи; она примыкала одной стороной к дворцовому комплексу, и на ней находилось здание Сената


[Закрыть], колонна Константина, огромный Ипподром, Арсенал, Сенат, рынок и иные публичные сооружения; над всем этим возвышался, как бы даря свое покровительство и благословение, царственный собор Святой Софии – Вечной Мудрости. Его выстроил, посвятив добродетели Непорочной Девы, император Константин Великий[3]3
  Константин I Великий (ок. 285–337, правил с 306) – римский император; последовательно проводил централизацию государства; поддерживал христианскую Церковь, сохраняя, однако, языческие культы. Принял крещение незадолго до смерти. К лику святых причислен за объявление христианства разрешенной религией и опубликование в 313 году Миланского эдикта о Веротерпимости (а вовсе не за сооружение собора Святой Софии, как считает автор)


[Закрыть], причисленный за это христианской церковью к лику святых.

В западной части города господствовал иной культ: здесь находилась знаменитая мраморная статуя Афродиты. Языческая богиня стояла в центре площади, названной ее именем; анахронизм, последнее чудо умирающего искусства Аттики, – императорским указом все языческие боги были заменены Святой Троицей, Богородицей и синклитом святых, – прекрасная и бесстыдная, очаровывающая любого, кто смотрел на нее.

Глаза богини были полуприкрыты, губы словно готовились принять поцелуй любовника, совершенное обнаженное тело было открыто всем взорам. Гениальный скульптор щедро наделил ее плотской красотой, столь ценимой древними греками, – предметом страсти и поклонения.

С четырех сторон пьедестала резвились мраморные дельфины, напоминавшие о рождении богини из волн, здесь же были голубь – символ любви, кролик – воплощение плодовитости и козел, символизирующий похоть.

Такой являлась взорам Афродита Пандемос, богиня плотского влечения и свободной чувственности.

Взгляд мраморной статуи был обращен к улице Женщин, бравшей начало от площади и тянувшейся к бухте Золотой Рог, где раскинулись городские доки. Эта часть Константинополя пользовалась худой славой. И хотя вся знаменитая столица не отличалась добродетелью, улица Женщин словно вобрала в себя все дурные страсти и пороки города. С наступлением темноты сюда стекались толпы холеных бездельников, проводивших дневные часы в постели, взбадривавших себя холодным вином, – те, для которых смысл жизни заключался в погоне за развлечениями.

Взору путешественника, вздумавшего пройти по улице Женщин, начиная от площади Афродиты, открывалось незабываемое зрелище: торгующие своим телом сидели на крышах домов, свешивались из окон, толпились на улице; это был грандиозный спектакль, постоянно меняющееся действо, калейдоскоп женщин всех рас и народностей, удивительная череда нарядов, языков и манер далеких земель. Все это напоминало причудливый заповедник, в котором великая столица собрала экзотическую женственность со всего мира для соблазна туземцев-мужчин.

Контрасты и разнообразие ошеломляли: здесь были девушки Сирии и Армении с нежной смуглой кожей и золотыми кольцами в ушах; черные женщины Нубии и Эфиопии, украшающие юбки мелкими бриллиантами и никогда не закрывающие грудь; тонкокостные хрупкие персиянки, искушенные в любви, известные своей необыкновенной восточной чувственностью; еврейские женщины с томным взором и изящными руками; медлительные египтянки с точеными фигурами; загадочные женщины из далекой Индии с трепещущими ноздрями…

Довольно большую часть улицы занимали уроженки северных стран – создания с рыжими волосами, грудным голосом и молочно-белой кожей, стыдливые даже в разврате.

Но все это было лишь малой частью странных противоречий знаменитейшей улицы Византии.

Ее нижняя часть, расположенная ближе к докам, называлась Стабулы, или Конюшни. Здесь содержались рабы, осужденные провести остаток своих дней в мучениях и позоре. Рядом расположилась городская тюрьма, а неподалеку – невольничий рынок, куда каждый новый военный поход доставлял свежую партию невольников. Именно сюда спешили на распродажу покупатели живого товара, в особенности держатели отвратительных притонов с женщинами-рабынями.

Перед продажей рабынь тщательно сортировали, цена определялась только красотой и здоровьем, и очень часто принцесса покоренной страны стояла рядом со вчерашней прислугой, и за прислугу давали куда больше. Женщин продавали обнаженными, и каждая стояла согнувшись, стараясь прикрыть наготу руками; то тут, то там слышалось «интакта», что означало «девственница». Эти пользовались особым спросом.

Затем начинались торги: купцы громко расхваливали свой товар, их соленые шутки чередовались со взрывами хохота покупателей. Быстрее всего распродавались красивые девушки и женщины, уродливые тоже расходились неплохо – их брали для тяжелой работы. Оставшихся поглощали дешевые бордели, и несчастные создания попадали в руки жестоких хозяев, отбиравших у них все заработанное и обращавшихся с ними, как с животными.

Стабулы считались самым опасным районом улицы, даже рабыни боялись появляться там ночью, не считая педан, дешевых побирушек, продающих себя любому за медную монетку или плошку еды и ночующих прямо на улице у порогов чужих домов. Ежегодно множество куртизанок погибали из-за денег и украшений. Но и нищенка в лохмотьях, не привлекающих внимания грабителей, пустившись в ночное путешествие, подвергалась смертельной опасности.

Ничего хорошего не могла сулить встреча с бандой молодых сорвиголов, называющих себя ювентами Алкиноя в честь легендарного сластолюбивого царя[4]4
  Ювенты Алкиноя – т. е «юноши» (лат.) Алкиноя, одного из царей, известного по греческой мифологии


[Закрыть]. Эти юнцы предавались всевозможным порокам и пользовались полной безнаказанностью, будучи выходцами из влиятельных и знатных семей. Днем они прогуливались по городу, беспечные, ухоженные, с завитыми и напомаженными волосами, кокетничая со встречными женщинами, а ночью выходили на свою отвратительную охоту, выискивая на темных улицах несчастных жертв. Чаще всего им попадались проститутки, чьи места обитания ювенты, разгоряченные вином, избирали для ночных забав. Они устраивали засаду и ждали, пока одинокая женщина не попадется в их западню; ее тащили в темноту, насмехаясь над ее мольбами и слезами, сама идея отобрать силой то, что женщина предлагает за деньги, казалась им невероятно забавной и тешила их извращенное чувство юмора. Богатым куртизанкам удавалось порой откупиться от бандитов браслетом, ожерельем или серьгами и спастись, бедные же часто умирали от жестоких побоев и издевательств. Проститутки, стоящие вне закона и церкви, не могли искать защиты у правосудия, но и респектабельные горожанки боялись ювентов, ибо те были беспощадны и всегда выходили сухими из воды.

Верхние кварталы улицы Женщин, примыкавшие к площади Афродиты, считались относительно безопасными, по ночам их охраняла городская стража, получавшая дополнительную плату от состоятельных куртизанок.

В отличие от несчастных обитателей Стабул, большинство проституток жили на улице Женщин по доброй воле. Следуя жестким римским нравам, дочь наследовала профессию матери, не обучаясь ничему иному и не зная ничего другого, не испытывая ни сожаления, ни стыда, а, наоборот, считая служение Афродите и Астарте[5]5
  Астарта – в западносемитской мифологии богиня любви и плодородия, богиня-воительница


[Закрыть] чуть ли не священным долгом.

Такова была улица Женщин, тянувшаяся через весь Константинополь, подобно змее с завораживающими драгоценными глазами, – самое большое в мире прибежище порока и свободной любви.

Пьедестал мраморной Афродиты, стоящей на площади, был всегда украшен гирляндами цветов, миртовыми ветвями и женскими безделушками: кольцами, серьгами или просто монетками. Часть украшений были дорогими, остальные же – довольно грубые поделки, свидетельство бедности их владелиц. Все эти подношения попадали сюда вместе с мольбами о защите и покровительстве из уст женщин, не желавших принимать христианскую веру и отвергавших единого Бога.

С самого своего начала христианская религия беспощадно боролась с многобожием и проституцией. Плотская любовь была объявлена позорной, а поклонение Афродите – противозаконным. Однако многие женщины тайком приходили к нагому изваянию покровительницы любви и украдкой оставляли у ее подножия свои дары, стараясь побыстрее затеряться в толпе.

В то майское утро мраморная Афродита, усыпанная цветами, была особенно прекрасна, а рядом с ее пьедесталом расположилось невероятно уродливое существо, словно подчеркивая прелесть богини своим безобразием. Прохожие поглядывали на него с нескрываемым отвращением. Существо не стояло и не сидело, как обычные люди, а лежало в корзине, похожей на клетку. Корзина была закреплена на спине крошечного ослика, часами терпеливо стоявшего со своей странной поклажей. Бесформенное тело нищего напоминало обрубок, обернутый в лохмотья, ноги были хилые, немощные и кривые, будто лишенные костей, только руки были сильные, мускулистые и длинные, с хваткими кистями, привыкшими протягиваться за милостыней.

Зато голова! Голова этого страшилища возвышалась на тонкой шее над хилыми плечами, клонясь назад под собственной тяжестью. В сравнении с тщедушным телом она казалась громадной и жуткой: ни единого волоска, лоб и подбородок изувечены, рот растянут. Но с этого безобразного лица неожиданно смело и умно смотрели проницательные глаза, заставляющие вздрогнуть и отшатнуться, крестясь, заглянувшего в них зеваку. В них таились скрытая мощь и угроза.

«Обол! Один обол[6]6
  Обол – мелкая медная или бронзовая монета, составлявшая 1/288 византийского золотого солида


[Закрыть]! – без остановки тянуло существо низким, гнусаво квакающим голосом. – Пожертвуйте один обол несчастному, ваша милость! Ради Иисуса Христа, одну только монету! Господь видит, что я сам не могу зарабатывать себе на хлеб, а нужды у меня самые скромные!»

Иногда сквозь мольбы и просьбы проскальзывали слова, заставляющие многих насторожиться:

«Я буду молить Господа, ваша милость, и если вы будете так щедры и не обидите несчастного калеку, он принесет вам удачу, убережет от злых языков, спасет от лжесвидетелей и ложных обвинений!»

Эти слова заставляли кошельки открываться. Византийцы боялись собственного правительства, наводнившего город шпионами, – а этот нищий вполне мог оказаться одним из них. Нередко случалось, что удачливый купец в одно отнюдь не прекрасное утро обнаруживал свое имя в списке преступников, а свое имущество – конфискованным только потому, что не пополнил императорскую казну скромным даянием.

Нищего на ослике звали Айос, что в переводе с греческого означало «святой», однако святости этот калека был лишен начисто. Он был рожден обычным нищим, а уродом его сделал собственный отец, также живший подаянием. Ребенка изувечили в раннем детстве, специально придав телу и конечностям безобразную форму в расчете, что так ему будет легче выклянчить милостыню, вызывая жалость у окружающих. Старый нищий умер в полной уверенности, что оказал сыну неоценимую услугу и обеспечил ему верный кусок хлеба.