Текст книги "Крестник Арамиса"
Автор книги: Поль Магален (Махалин)
Жанр:
Исторические приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 16 страниц)
В ответ Вивиана обвила руками его шею и прошептала, улыбнувшись:
– Вы и самый благородный, и самый честный.
– Впрочем, – продолжал Элион, – что это за история с букетом?.. Ума не приложу, ей-богу… Я ведь ничего не посылал…
– Как?! – воскликнула его жена удивленно. – Эти цветы я получила от вашего имени…
– Какие цветы?
– Да те, что принес слуга…
– Слуга?
– Ну да, в шкатулке, обитой белым атласом.
– Ничего не понимаю… Какая шкатулка?..
– Да та, что мне передали от вас…
Крестник Арамиса в отчаянии схватился за голову.
– О дьявольщина! Проклятье! С ума можно сойти! У меня никогда не было слуги!.. И никогда не было шкатулки!.. Я никогда никому не поручал передать вам цветы… Конечно, должен был бы это сделать, но, простите, дорогая, так и не сделал… Мысли о счастье заставили меня забыть обо всем на свете!
Была такая искренность в смятении честного юноши, что все мгновенно поверили в его невиновность. Людовик спросил Вивиану:
– Мадам, вы можете достоверно описать того, кто принес букет?
– О да, сир. Это был человек маленького роста, худой и желтый, одетый в черное, как писарь…
Элион ударил себя по лбу.
– Постойте!.. Постойте!.. У него темные волосы, не правда ли? Худой настолько, что только кожа да кости?
– В самом деле…
– Очень потертый… Физиономия плута… Взгляд скользкий…
– Да-да…
– Иностранный акцент…
– Итальянский, если не ошибаюсь…
– Понял!.. Считайте, что он в наших руках!.. Это Зоппи!
– Кто такой Зоппи? – спросил король.
– Сир, это слуга некой Арманды де Сент-Круа…
– О которой я только что имел честь говорить вашему величеству, – сказал Арамис, приближаясь.
И бывший мушкетер рассказал королю о коварных планах дочери де Бренвилье, о том, что она собирается отомстить за свою мать, о том, как она явилась в Мадрид на собрание представителей Большого альянса, о ее деяниях в лагере де Вандома, куда она прибыла вместе с мужем де Мовуазеном, о ее вероятном участии в смерти последнего; наконец о ее ненависти к господину де Жюссаку и к его жене. И разъяснил наконец, каким образом произошла роковая ошибка, унесшая жизнь молодой принцессы.
Людовик слушал с каменным лицом. Когда господин д’Аламеда умолк, король обратился к господину де ла Рейни:
– Вы всё слышали. Дело это, кажется, в вашем ведении. И мы удивлены, что эта женщина свободно вершит свои подлые дела под носом у французского правосудия.
– Сир, – пробормотал генерал-лейтенант, – злодейка давно была бы в тюрьме, если бы не высокое покровительство…
Людовик сурово прервал его:
– Сударь, любое покровительство ничто перед законом… Мы не хотим знать ее доброжелателей, потому что иначе должны будем выразить им свое весьма немалое недовольство… Мадам де Мовуазен нужно задержать и начать расследование безотлагательно.
Мадам де Ментенон с тревогой смотрела на господина дю Мэна. Он подошел к ней.
– Успокойтесь, – ответил он на немой вопрос, – она ничего не скажет.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
В доме на улице Деревянной Шпаги Арманда де Сент-Круа, съежившись, сидела в кресле, погруженная в глубокие думы. С тех пор как она узнала, что герцогиня Бургундская скончалась вместо той, которая должна была погибнуть, тень не сходила с ее лица.
Наступила ночь. Темнота мало-помалу поглотила большую комнату, эту лабораторию смертельных снадобий, и только в слабом лунном свете, едва пробивавшемся сквозь тяжелые портьеры, блестели глаза дочери де Бренвилье.
Вошел Зоппи и поставил лампу на стол.
– Распорядится ли мадам принести ужин? – спросил он.
– Нет-нет, я совсем не хочу есть. У меня, должно быть, лихорадка… Принеси только мой обычный оранжад…
– Сию минуту, мадам.
Маленький человечек вышел. Арманда вскочила.
– Ну, – пробормотала, проведя дрожащей рукой по черным волосам, – ну, начинается…
Итальянец вернулся и поставил около лампы поднос с графином и стаканом. Женщина на три четверти наполнила стакан прохладным напитком, а Зоппи украдкой смотрел на нее и чувствовал, как холодеет его спина. Но Арманда его не замечала, ей было не до Зоппи. В тот момент, когда она поднесла напиток к губам, дверь распахнулась и в комнату вошел человек.
Арманда вскрикнула и поставила стакан на поднос. Пошатнувшись, дрожащими пальцами она ухватилась за стол. В неожиданном посетителе она узнала Элиона де Жюссака.
– Зачем вы пришли сюда, сударь? – спросила Арманда.
– Увы, мадам, – произнес дворянин печально, – должен объявить, что вы обречены. – Он посмотрел ей прямо в глаза. – Ваше положение безнадежно.
Мертвенно-бледная, со сведенными от ужаса губами, она не отрывала от него глаз. Так Макбет смотрел на призрак Банко, так осужденный ловит каждое движение палача…
– Король все знает, – продолжал крестник Арамиса. – Он знает, с кого нужно спросить за смерть любимой невестки. Приказ отдан. Люди де ла Рейни будут здесь с минуты на минуту, а завтра вы предстанете перед судьями, не ведающими жалости.
– О нет! Ошибаетесь, – сказала Арманда. – Друзья защитят меня…
Барон отрицательно покачал головой.
– Сильно сомневаюсь в этом… Друзья вас покинут из страха скомпрометировать себя… Уверяю, они способны бросить на произвол судьбы человека, в котором больше не нуждаются. И пусть на его голову падут гнев короля и суровость правосудия – те и пальцем не шевельнут.
Арманда молчала. Элион был прав. Она чувствовала, что брошена. Брошена теми, кто, в сущности, довольно туманно говорил о своей поддержке. Она хотела насмешливо улыбнуться, но не смогла. Она только смотрела на Элиона мрачным взглядом побежденного злодея.
Однако, овладев собой, дочь де Бренвилье зашипела, как змея:
– Ну что ж… Понятно… Думаете отомстить?
– Я? Думаю отомстить?!
– Конечно. По крайней мере за ту, которую я хотела, но не смогла погубить… Разве вы не орудие гнева Людовика, не один из членов его полиции, правая рука этого Рейни?.. Дьявольщина! Для меня большая честь: знатный дворянин, дворянин шпаги, и вдруг стал шпиком и явился меня арестовать. Ведь вы пришли меня арестовать, не правда ли?
– Мадам, – сказал барон просто. – Я пришел, чтобы попытаться вас спасти.
– Спасти?
– Выслушайте же! Минуты сочтены. Переоденьтесь мужчиной, как тогда в кабачке «Кувшин и Наковальня». Лошади уже оседланы, для вас и для слуги. Скачите до ближайшей границы!.. И постарайтесь жить честно, если можете…
– Вы не презираете меня? – воскликнула она радостно.
– Я вас жалею.
– И не питаете ко мне ненависти?
– Я слишком часто вспоминаю нашу первую встречу.
– Тогда бежим вместе! – Арманда бросилась ему на шею.
Крестник Арамиса, ошарашенный, резко освободился из ее объятий.
– Отправиться с вами! Силы небесные!.. Как можно мне это предлагать…
– Да-да, едемте вместе!.. Не теряя ни минуты!
– Следовать за вами! Бросить жену!.. Черт возьми! Да вы с ума сошли!
– Но я люблю вас! – воскликнула она в отчаянии.
– Знаю… Вы мне уже говорили… И, наверное, сами в это верите, – мягко ответил барон.
– А вы, вы не верите?
– Положим, верю… Но я полюбил другую… Люблю и буду любить ее всегда.
– Но она, – процедила Арманда сквозь зубы, – не любит, как я. Не любит настолько, чтобы ради вас совершить преступление.
Она снова приблизилась к нему и, умоляюще глядя в его добрые глаза, горячо заговорила:
– Да, признаюсь, я готова была убить… Голова моя полна зловещих планов, как эта комната – смертельных ядов… Но капля нежности может превратить демона в ангела… Элион, ты сотворен не из грязи и желчи, как мы, все остальные; ты великодушный, добрый, мужественный. Будь же и милосердным! Немного любви – прошу как милостыни!.. О, я стану достойна тебя, я откажусь от преступлений, я избегу правосудия, Господь пощадит меня!.. Хочешь, для тебя я преступлю клятву, откажусь от мести, забуду мать и ее палача. Примири меня с Небом, прошу тебя!
Она плакала, и на этот раз слезы ее были искренними. Элион отвернулся, чтобы не видеть их, и молчал, как Эней, неумолимый перед стонами Дидоны.
– Ты согласен, скажи, ты согласен? – твердила она.
– Это невозможно, – ответил барон.
Наконец Арманда совладала с собой.
– Подумайте! – холодно произнесла она. Столько угрозы послышалось в этом слове, что крестник Арамиса, приняв вызов, почувствовал необходимость дать отпор.
– Подумайте тоже, – сказал он сурово, – люди господина де ла Рейни вот-вот будут здесь, и вас выведут из этого дома, чтобы препроводить в Шатле и отдать под трибунал, а затем…
– Затем на Гревской площади, без сомнения, вы с женой посмотрите, как я буду держаться перед эшафотом… – И бросила яростно: – О, если бы эта Вивиана могла меня ненавидеть так, как я ее!
– Вивиана ничего не имеет против вас, мадам, – произнес господин де Жюссак твердо и в то же время нежно. – Это она послала меня сюда, чтобы вырвать заблудшее создание из когтей рока… Мне ведь все известно про букет…
Элион вызывал восхищение своим спокойствием, силой и красотой.
– Вивиана вас простила, – отчетливо произнес он.
Женщина бросилась вперед, пригнув голову, как будто ее хлестнули по лицу.
– Жалость!.. Я вызываю у нее жалость, у этой женщины!.. Черт меня возьми! Дальше уже некуда!
Арманда металась по комнате, как хищник в клетке, она скрежетала зубами и царапала себе ладони. Она задыхалась от ненависти и гнева. Подойдя к столу, Арманда жадно схватила недопитый стакан оранжада и осушила его одним глотком.
Вдруг снаружи послышался шум. Барон подбежал к окну, боясь, что это стрелки де ла Рейни.
Когда барон обернулся, он увидел, что женщина держится за стол, чтобы не упасть. Тревожный взгляд ее замер. Она прислушивалась, но отнюдь не к происходящему за стенами дома, а к тому, что вершилось в ней самой. Вдруг резкая боль пронзила ей сердце. Арманда зашаталась, на висках и щеках ее выступил холодный пот, волосы стали дыбом…
Стакан выскользнул из непослушных пальцев и разбился.
– Ко мне, Зоппи! – позвала она.
Маленький человечек просунул в дверь свою лисью морду. Сморщенный, жалкий, дрожа всем телом, он остановился на пороге комнаты, и Арманде не составило труда разгадать причину его нерешительности и страха.
– Сюда!.. Быстро!.. Ко мне, – подзывала она его, как собаку.
Итальянец приблизился согнувшись.
Хозяйка схватила его за запястье и крепко сжала.
– Зоппи, сколько господин дю Мэн заплатил тебе за то, чтобы избавиться от меня?
Гомункулусопрокинулся навзничь:
– Мадам, мадам, клянусь…
Она посмотрела в его глаза.
– Предательство написано у тебя на лице, – сказала она, тяжело дыша и, указала на графин: – Ты положил туда яд.
– Мадам, уверяю вас…
– Не клянись, не лги. Признайся. У меня мало времени. Признайся, или я заставлю тебя выпить то, что осталось.
Злой негодяй согнулся в три погибели.
– Мадам, о мадам, признаюсь…
Элион схватил его за горло.
– Несчастный, я уничтожу тебя! – закричал он.
Молодая женщина протянула руку:
– Нет!.. Оставьте его, оставьте, прошу вас!
Кожа Арманды покрылась красными пятнами так же, как было с герцогиней Бургундской. Глубокие борозды исказили прекрасные черты ее лица, шея раздулась. Несчастная испытывала страшные муки: Господь мстил за принцессу.
– Оставьте этого человека, – повторила Арманда де Сент-Круа сдавленным голосом. – Когда он подчинялся, мне, он ничего не знал… Живая, я никогда не отказалась бы от возмездия. Смерть освобождает меня от него… – И, собравшись с силами, сквозь приступы боли она проговорила: – Я наказана за поражение и наслаждаюсь им, как наслаждалась бы победой… Пускай не удалось отомстить королю, но утешусь тем, что своей смертью выражу ему презрение…
Зрачки несчастной остекленели, лицо осунулось, щеки ввалились внутрь, на губах выступила пена, волосы поседели. Она скорчилась в муках.
– О, ад уже начинается на земле!.. – прохрипела она и с усилием повернулась к забившемуся в угол Зоппи: – Эй, слабоумный, ты что же, не мог меня убить поласковее?..
Элион стоял, прижавшись к стене, с ужасом наблюдая за этой страшной сценой казни. Вдруг заскрипели ступени лестницы.
– Стрелки! – вскричал крестник Арамиса.
– Поздно… – едва слышно пробормотала дочь де Бренвилье.
Господин де ла Рейни вместе с жандармами ворвался в комнату. В этот момент Арманда де Сент-Круа издала последний вздох.
На следующий день господин д’Аламеда, Элион и Вивиана отправились в Мадрид.
…Вернемся в первые дни сентября 1715 года в особняк господина д’Аламеды на улице Сан-Херонимо, где читатель уже побывал в начале рассказа.
Старинные часы в деревянном корпусе искусной работы, с тяжелым скрипучим маятником, пробили восемь. Уже стемнело, спальня Арамиса освещалась по испанскому обычаю горящими углями, тлевшими в большом медном тазу.
Бывший мушкетер, бывший епископ Ванна, бывший заговорщик или, если угодно, таинственный глава Общества Иисуса вытянулся в большой постели, окруженной пологом из темно-красного шелка. Он лежал неподвижно, скрестив руки на груди, и, ловил свое дыхание, неумолимо ускользавшее от него. Подле кровати стояла скамеечка для молитв, на стене поблескивало серебряное распятие.
У изголовья стояли мужчина и женщина. То были Элион и Вивиана, приехавшие из своего поместья Эрбелетты сразу же, как только получили депешу французского посольства, извещавшего, что старый сеньор очень плох и слабеет с каждым днем.
Немногим влюбленным даруется счастье на всю жизнь. Вивиана стала еще очаровательнее, да и Элион в камзоле с галунами отнюдь не потерял обаяния. После битвы при Денене, где Королевский полк под его командованием явил чудеса храбрости, господин де Виллар пожаловал ему новый чин.
Что же касается господина д’Аламеды, тот никак не сдавался под напором времени и недугов. По крайней мере, притязаний на феноменальное здоровье и долголетие он не оставил.
– Это очень благородно с вашей стороны, дети мои, – сказал он, – что приехали напомнить о себе… Впрочем, я вас не забыл и даже собираюсь, когда выздоровею, поехать надоедать вам в Эрбелетты…
Он попытался приподняться.
– Ну и темно же здесь! Как в могиле… Прикажите зажечь свет… Хочу любоваться вами: тобой, милая, ты ведь так похорошела после замужества, и вами, сударь, дорогой крестник, – уж больно вы стали представительным и очень напоминаете благородного Атоса и воинственного д’Артаньяна – бедных моих друзей…
Принесли подсвечники, и из мрака проступило бледное, худое лицо умирающего. Вивиана и Элион, как ни старались, не смогли подавить скорбного вздоха.
– Находите, что я неважно выгляжу? – спросил старик и посмотрел на них странным взглядом, словно обращенным в глубину своей души. Они не знали, что и сказать: любой ответ мог показаться неискренним или даже насмешливым.
– Вы немного бледны, сударь, – ответила наконец молодая женщина.
– Немного… – повторил бывший мушкетер и мрачно засмеялся. – И поглядев в печальные глаза барона, ободрил его: – Ну-ну, гоните черные мысли!.. Я, конечно, не стану утверждать, что свеж, как роза… И вряд ли смогу начать жить заново, но в чем я абсолютно уверен, так это в том, что у меня еще есть время любить вас…
Старик задумался и с грустью добавил:
– Я потерял Базена… Он не покидал меня со времен моей службы в роте Тревиля… Всегда был добрым и верным!.. Но под конец поистрепался, стал пустомелей, может быть, даже лишился ума…
– Не говорите столько, крестный, – сказал Элион, – вы устанете.
Старый сеньор надул губы.
– Ты напоминаешь мне о моем насморке?..
Сильный приступ кашля прервал его. Герцог корчился так, что казалось, вот-вот вывернется наизнанку. Наконец кашель прошел.
– Решительно, – причмокнул старик губами, – по выздоровлении надо подумать, как избавиться от мокроты.
Неожиданно появился мажордом.
– Ваша светлость, – доложил он, – к вам гонец из Рима…
Арамис заволновался. Его изможденное лицо вспыхнуло алчным любопытством.
– Гонец из Рима!.. Пригласите скорее! – заерзал он в нетерпении.
Гонец держал в руке конверт с печатью Общества Иисуса и, кланяясь, передал его умирающему.
– От синьора Франческо Колонна.
– Хорошо. Давайте и идите. – Костлявая рука высунулась из-под стеганого одеяла и схватила послание.
Старик попытался тут же открыть конверт, но окостеневшие пальцы не слушались. Он протянул его мадам де Жюссак и сказал раздраженно:
– Не разберете ли мне эту абракадабру, баронесса?
– С удовольствием, господин герцог.
Молодая женщина распечатала конверт и быстро пробежала послание.
– Господин Колонна извещает вас, – начала она, – что святой отец переживает в этот момент приступ подагры, который грозит ему кончиной…
Призрачная улыбка заиграла на губах бывшего епископа Ванна.
– Ох-хо-хо! Бедный Клемент XI!.. Однако он моложе меня… Ну, не все же имеют стальные мускулы, приводящие в движение железный костяк.
Вивиана продолжала:
– Кардиналы волнуются ввиду будущего конклава. Уже выдвигаются кандидатуры на папский престол, хотя его святейшество еще жив. Империя пытается протолкнуть епископа Кельна.
В глубине потухших глаз Арамиса сверкнула искра гнева.
– Узнаю австрийский дом… Вчера мечтали захватить для своего эрцгерцога испанскую корону, сегодня грозятся отдать одному из своих подданных тиару…
Страсть придала ему сил.
– Но они забыли о Франции… – воодушевился старик. – Франция всемогуща на конклаве… Людовик XIV сумеет повлиять на голосующих… – И добавил, прищурив глаза: – Именно мне великий король пообещал наследство Льва X и Сикста V.
– Увы! – раздался на пороге комнаты чей-то голос. – Людовик XIV умер!
Арамис приподнялся на локте. Супруги де Жюссак обернулись и увидели господина д’Аркура. Он подошел к постели герцога, полный скорби и отчаяния.
– Умер! Король! – воскликнули супруги де Жюссак.
– Умер, – повторил Арамис и уронил голову на подушку.
– Я только что получил обстоятельную депешу от Поншартрена, – тихо сказал д’Аркур.
Де Жюссаки выехали из Эрбелеттов раньше, чем стало известно о печальном событии первого сентября. И посол Франции принялся рассказывать обо всем случившемся.
Господин д’Аркур говорил, а бывший мушкетер лежал, сомкнув веки, как человек, не желающий больше ничего видеть и слышать. Смерть Людовика XIV нанесла последний удар по его самым сокровенным надеждам, в одно мгновение рухнули мечты, и перед ним разверзлась ужасающая бездна мрака.
Было ясно, что наступает скорбный час, когда каждый дрожит на пороге неизвестности. «Решительно Бог един и велик!..», «Бог един и всемогущ!..», «Бог един и бесконечен!» – словно из густого тумана доносились до слуха Арамиса тяжелые вздохи.
По стенам бродили огромные тени от старинных канделябров, в спертом воздухе разносился приторный запах восковых свечей. Прерывистое дыхание старика становилось все слабее и тише. Элион и Вивиана упали на колени перед постелью Арамиса. Слезы катились по их щекам.
Вдруг лицо умирающего озарилось странным светом. Он поднялся и протянул руки навстречу невидимым теням.
– Атос! Портос!.. Д’Артаньян! – сорвалось с его губ. – Я здесь, я иду к вам…
Последний из четырех мушкетеров завершил свой земной путь.
notes
Примечания
1
Трезвость – начало мудрости (лат.).
2
Ночной сторож (исп.).
3
Ad majorem Dei gloriam (лат.) – Для вещей славы Божией.
4
В моем присутствии солнце остановилось (лат.).
5
Обрести силы в движении (лат.).
6
Клянусь Богом! (англ.).
7
Имя, которым в памфлетах того времени называли Людовика XIV. (Прим. автора).
8
Прочь! (лат.)
9
Клянусь Юпитером (англ.).
10
Первенствующим над всеми (лат.).
11
Городу и миру (лат.).
12
Дьявол! (ит.).
13
Боже милосердный! (ит.).
14
Хорошо (лат.).
15
Синьоры! Во имя Мадонны! Синьоры!.. (ит.)
16
Нинон де Ланкло (1620–1705) – известная французская куртизанка и хозяйка литературного салона.
17
Банк (итал.).
18
Гостиница, постоялый двор (исп.).
19
Олья – испанское мясное блюдо с овощами.
20
Ландскнехт – наемный солдат.
21
Еще одно прозвище мадам де Ментенон. (Прим. автора).
22
Постоялый двор «Рыцари» (исп.).
23
Идите с Богом (исп.).
24
Изыди, Сатана!.. (лат.).
25
На сегодня (лат.).
26
Мальчик-слуга (исп.).
27
Уединенный уголок любви (исп.).
28
Вполголоса (ит.).
29
Лицо очень желательное (лат.).
30
Очевидно, имеется в виду Вильгельм III Оранский, штатгальтер Нидерландов.
31
Жан де Сегре (1624–1701) – французский поэт, автор «Эклы».