Текст книги "Крестник Арамиса"

Автор книги: Поль Магален (Махалин)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

V

ДАМЫ В МАСКАХ

Минут за двадцать до появления господина де Жюссака в «Роще Амафонта» со стороны Гарша прибыла карета и остановилась неподалеку от этого заведения. Из нее вышли две женщины, скрывавшие свои лица под масками. Одна из них – постарше – сказала кучеру, прятавшему нарядную ливрею под серым тряпьем:

– Буажоли, поезжайте и подождите нас, вы знаете где.

Экипаж тотчас же развернулся и удалился. Женщины направились к заведению синьора Кастаньи.

Обе кутались в длинные темные накидки из кисеи, обе носили нитяные митенки вместо перчаток, обе, наконец, были обуты в туфли без задников.

Вы поклялись бы, что это пара гризеток, пришедших повеселиться.

Однако то были отнюдь не гризетки.

Выражение решимости во взгляде, в повороте головы, во всей фигуре выдавало благородное происхождение этих особ. Мраморные руки выше митенок, изящные ножки, ловко схваченные обувью, поступь и походка – все выразительно свидетельствовало о богатстве и породе.

Синьор Гульельмо мгновенно это подметил и начал рассыпаться в подобострастных поклонах, подпрыгивая и чуть ли не переворачиваясь через голову.

– Сударь, – сказала ему та, которая только что отдавала приказания кучеру, – мы хотели бы кое с кем побеседовать без свидетелей. Можно ли рассчитывать, что здесь нам никто не помешает?

– Разумеется, синьорина, конечно… – раскланивался пьемонтец. – Видит бог, мой дом хорошо известен… Вы кого-то ожидаете?..

– Сейчас к нам придет кавалер.

– Конечно, нет необходимости спрашивать, достаточно ли он молод и хорош собой. И если дамы пожелают последовать за мной…

Синьор Кастанья проводил их в одну из комнат пристройки. Он стоял на пороге, поставив ноги в третью позицию, как будто собирался танцевать чакону или павану, и спросил, умильно улыбаясь:

– Не прикажете ли закусить?

– Не надо закусок, – сухо ответила та, которая начала разговор, – но вам за них заплатят.

Она махнула рукой на дверь и пьемонтец, трепеща, вышел. Оставшись одни, женщины сразу сняли маски, и старшая попросила:

– Открой окно, дорогая… Впусти свежий воздух… Сейчас так хорошо в саду!..

Та, которая повелевала, занимала известное место в портретной галерее эпохи, и мы предоставим ее кистям современных художников.

Последние уверяют, что дама была скорее некрасива. Она имела, говорят, слишком высокий лоб, отвислые щеки, бесформенный нос, толстые губы, слишком длинную шею с признаками зоба и почти беззубый рот.

Но цвет лица ее был чудесный, кожа бесподобной белизны, глаза самые живые в мире, каштановые волосы пышные и густые, посадка головы величественная, талия тонкая и изящная. Все это дополняла походка, по которой Вергилий узнавал жителей Олимпа. Улыбка у нее была простая, иногда даже наивная, а насмешливый взгляд искрился живым умом.

Ее подруга была моложе, у нее были ясные глаза и веселое лицо, на котором малейшее волнение оставляло изящный след. Светлые волосы локонами обрамляли умное и доброе личико. Возможно, бывают и более прекрасные девушки, но нельзя найти обольстительнее.

Но вот словно облако мрака закрыло вуалью радостный блеск ее глаз.

– Что с тобой, дорогая? – спросила ее спутница.

– Ваша светлость, вы знаете, что дом, где мы находимся, пользуется дурной репутацией?

Дама засмеялась:

– Знаю ли я это! Господа гвардейцы с большой охотой рассказывают о тех красавицах, за чей счет они развлекаются. Чем более скомпрометировано место, тем менее правдоподобно наше нынешнее местонахождение… Впрочем, у нас не было выбора… Чтобы отдать письма, господин де Нанжи не мог прибыть ни в Марли, ни в Медон, где господин де Бургонь смотрит на меня недобрым глазом… Нельзя больше встречаться и в Версале, где мадам де Ментенон ведет себя как хозяйка, – если бы его величество знал…

– А вы не думаете, – спросила девушка, – что можно возбудить беспокойство дофина и настороженность мадам де Ментенон?

Собеседница задумалась.

– Сначала я решила, что это де Молеврие, уж очень в меня влюбившийся. Он совершенно не допускает, чтобы я посмела не ответить ему тем же.

– Не подозревайте его, моя дорогая госпожа. Господин де Молеврие, может быть, немного рассеян, немного высокомерен, немного нескромен, но не способен, как я считаю, на дурные поступки.

– Тогда кто это? Кого ты подозреваешь, малышка?

– Господин герцог дю Мэн явно не из ваших друзей…

– Это правда. Он мне так и не простил любовь, которой меня окружает его величество, и благосклонность мадам де Ментенон…

– И потом еще господин де Мовуазен…

– О, у этого я надолго отбила желание утомлять меня своими вздохами и надеждами… Самый наглый фат!.. По правде говоря, если бы все мужчины походили на него, не было бы особой доблестью со стороны женщин проявлять неприступность.

– Все-таки остерегайтесь, ваша светлость! – настаивала девушка. – Господин де Мовуазен пользуется расположением его высочества… А его высочество завистлив…

Молодая женщина пожала плечами.

– Моя ли вина, если это единственный государственный ум, который нас всех объединил?.. – раздраженно сказала она. – Моя ли вина, что я еще играла в куклы, когда король Франции попросил у моего отца моей руки для внука, который тоже еще был ребенком?.. И в Фонтенбло, когда его величество водил меня по апартаментам, совершенно серьезно выказывая мне почтение, я, двенадцатилетняя девчушка, была тогда такой крошечной, совсем карманной. Моя ли вина, наконец, что, признавая за герцогом Бургундским лучшие душевные качества, я должна перед всем миром отказать ему в качествах телесных?

– Если бы мадам знала, как его высочество к ней привязан!

– О, я знаю!.. Он меня просто обожает, бедный принц! Послушай, помнишь, мне предсказали смерть в двадцать семь лет… Я у него спросила на другой вечер: «Сударь, если это несчастье случится, на ком вы женитесь?» – «Мадам, – ответил он, – не думайте об этом. Если вы умрете, я не протяну и недели».

– Да, – сказала молодая девушка. – В отсутствии любви к вам его никак не упрекнешь…

Собеседница ласково закрыла ей рот рукой.

– Ты моя совесть, милочка… Ну не брани меня слишком… Я порвала с господином де Нанжи… порвала с ним после… после… – она, казалось, подыскивала слово.

– После того, как господин де Фронсак появился при дворе, не правда ли?

– Ах ты злюка! Ну да! – продолжала молодая женщина. – Господин де Фронсак мне очень нравится… Он очарователен… И я шутила с ним, как с другими… Эти господа такие занимательные! Особенно злополучный де Нанжи!.. Видела бы ты его лицо, когда я требовала вернуть мои письма! Такой сконфуженный, огорченный, обескураженный!.. Наконец обещает мне их отдать – и вдруг вся корреспонденция уничтожается. Ну хоть снова все пиши!

– Однако не находите ли вы, что граф медлит, мадам?

– В самом деле… Но он придет, он обещал…

Принцесса села на софу у окна.

– Послушай, иди сюда, ко мне под бочок…

– Мадам, но мое почтение к вам…

– Ну, что ты говоришь! Когда мы одни, нет ни принцессы, ни фрейлины… Есть две подруги… – И, улыбнувшись, она добавила: – Подруги, одна из которых находит в другой ценителя и судью, не только сестру.

Юная девушка, очень довольная, взяла табурет и села в ногах у принцессы.

Старшая из подруг была дочерью Виктора-Амадея Савойского. Она уже пять лет была замужем за герцогом Бургундским, который четырнадцатого апреля прошлого года после неожиданной смерти отца, великого дофина, сам стал дофином Франции и наследником короны.

Принцесса привлекла к себе подругу и поцеловала в лоб.

– Знаешь, Вивиана, – продолжала она, – ты мне напоминаешь сурового ментора. Бывают моменты, когда ты в свои двадцать рассуждаешь так, как говорят те, кому за шестьдесят… Но ведь ты же никого не любила?

– Любила, мадам, я и сейчас люблю.

– Ах да, тот провинциальный воздыхатель… Шевалье… Дворянин из твоих родных краев…

– Да, господин де Жюссак, мой жених, мадам.

– И вот уже годы, как вы разлучены?

– Пять лет, – вздохнула девушка.

– Но ведь вы писали друг другу письма все это время?

– Один раз.

– Прекрасно! И ты воображаешь, что он все еще думает о тебе?

На глазах мадемуазель де Шато-Лансон появились слезы. Герцогиня смутилась.

– Прости меня, милая моя моралистка, – живо заговорила она, – я не хотела тебя огорчить… Но то, что ты говоришь – так необычно!.. Сразу видно, что твой Амадис в трехстах лье от двора!

Искра надежды сверкнула во влажных глазах Вивианы.

– О! – пробормотала она. – Если бы ваше высочество захотели…

– Что, моя дорогая? – спросила принцесса, погладив ее по щеке.

– Мой Элион был бы рядом, мог бы приехать в Версаль…

– А почему он не приезжает?

– Но ведь надо, по крайней мере, быть уверенным, что найдешь здесь покровителей, должность… Это человек мужественный, верный, преданный… И если бы ваше высочество согласились причислить его к своему дому…

Герцогиня покачала головой.

– Бедное дитя, оставь же пустые надежды… Если бы это было возможно, все равно потребовалось бы время на осуществление плана. Но я не имею никакого влияния. На меня смотрят как на маленькую легкомысленную девочку, я не имею своего слова. Даже герцог, который сам лишен всякого авторитета… Его величество оставляет за собой право самому назначать на должности. И если этого молодого человека не рекомендовали ни герцог дю Мэн, ни граф Тулузский, ни отец Ле Телье, ни мадам де Ментенон…

Она замолчала. Вивиана совсем опечалилась.

Принцесса прислушалась.

– Слышишь? Кто-то поднимается по лестнице… Это он! Господин де Нанжи!..

Действительно, жалобно заскрипели ступени под тяжелыми мужскими сапогами; потом в дверь дважды робко постучали. Герцогиня подбежала к ней, радостно воскликнув:

– Входите, Анри, входите скорей!

Это походило на театральную сцену. Дверь открылась, и на пороге появился господин де Жюссак. Герцогиня отпрянула от неожиданности при виде незнакомого лица.

Мадемуазель де Шато-Лансон выглянула из-за спины своей госпожи и, вскрикнув от удивления, закрыла лицо маской.

Элион склонился в почтительном поклоне.

Герцогиня Бургундская не дала ему заговорить первым, к чему, казалось, он сильно стремился.

– Но, – воскликнула она, задыхаясь, – это не вы!..

На лице молодого человека играла самая обольстительная улыбка.

– Прошу прощения, мадам, но все-таки я. Клянусь, что я – это я…

– Во всяком случае, – возразила молодая женщина сухо, – вы не тот, кого я жду…

Выражение комического разочарования появилось на лице барона.

– Да, я так и предполагал, – разочарованно вздохнул барон с кривой улыбкой. – Произошло недоразумение… А все плут трактирщик… Мне остается только просить вас принять мои самые искренние извинения, – сказал он, поклонившись.

Элион сделал шаг к двери, но вдруг остановился.

– Еще одно только слово, мадам: если вы ждете человека столь нелюбезного, который не желает выразить искреннее почтение и преданность дамам, я был бы счастлив его заменить.

– К сожалению, это невозможно! – ответила герцогиня. – Позвольте мне только спросить: вы дворянин?

– Да, мадам, по милости Божией, я барон…

– О, я не спрашиваю имени… Значит, вы едете в Версаль и принадлежите ко двору?

– Да, мадам, еду туда. – И для пущей важности небрежно бросил: – Мне надо побеседовать с королем.

– С королем! – воскликнула мадемуазель де Шато-Лансон, подходя ближе. Все это время она стояла в стороне, жадно рассматривая молодого человека через прорези черной полумаски.

«Однако, – подумал Элион, – она в маске, та вторая!.. Но могу побиться об заклад, что тоже хорошенькая, как и эта…»

– Господин барон, – сказала герцогиня, – у меня просьба… Возможно, вы меня встретите в Версале…

– Клянусь, был бы в восторге от такого счастья!

– Обещайте, что не узнаете меня…

– Что?..

– Я на это надеюсь и этого хочу. Вот единственная услуга, о которой мне приходится просить вас. Верю в ваше благородство…

Барон смущенно опустил голову.

– Понял, мадам… Понял и повинуюсь.

Молодая женщина жестом отпустила его.

– А теперь, чтобы не быть неделикатным и назойливым…

– Да-да, ухожу…

И, рассыпаясь в поклонах, крестник Арамиса, пятясь, вышел.

«Черт возьми! – думал он, спускаясь по лестнице. – Тупица, толкнул меня на унижение!.. Но, конечно, я получил по заслугам. Эта кривляка имеет достаточно власти, чтобы выпроваживать докучливых гостей!.. А другая все стояла позади… Ох, как она обстреливала меня глазами через бойницы своей маски! Странно!.. Да, проклятье, странно… Кажется, я произвел впечатление там, наверху».

Любопытный синьор Кастанья уже стоял под лестницей.

– Ну как? – спросил он. – Уже назад?

Барон посмотрел на него недружелюбно.

– Господин болван, – приказал он, – подайте завтрак. И избавьте меня, убедительно прошу, от вопросов и комментариев. Я забыл трость.

В эту минуту в саду показался кавалер, одетый как капитан гвардейцев дофина, казалось, он искал кого-то взглядом.

Пренебрежительным жестом пьемонтец указал официанту на Элиона.

– Коломбен, обслужите этого господина.

И сразу же бросился к вновь прибывшему, подслащивая улыбку всевозможными любезностями. Они принялись тихо беседовать. Тем временем Коломбен, слуга с лицом безобидного олуха, подошел к крестнику Арамиса.

– Где ваша милость желает, чтобы я накрыл?

– Честное слово, все равно. Ну, здесь, например, в этой беседке.

И господин де Жюссак машинально указал на беседку, которая приходилась прямо напротив раскрытого окна той комнаты, откуда его только что выпроводили.

– Optime ^[14], – заявил Коломбен, любивший, обслуживая, злоупотреблять латынью, как профессор ботаники познаниями о бабочке махаоне.

– Нижайше прошу вашу светлость выслушать меня, я покажу дорогу, – говорил пьемонтец в этот момент новому посетителю.

Офицер, весьма красивый мужчина с изысканными манерами, довольный собой, на окружающих производил все же отталкивающее впечатление.

Мэтр Гульельмо вел его к пристройке, беспрерывно кланяясь так низко, будто хотел поцеловать землю.

– Вот тот, кого там ждут, – вздохнул Элион и сел за свой столик.

Через несколько минут из открытого окна послышались голоса. Барон отчетливо слышал каждое слово, как будто он сам находился в комнате с этими двумя женщинами: одной – трепещущей и взволнованной, и другой – холодной, спокойной, насмешливой.

– Вы, сударь?.. Вы?.. Что это значит?..

– Боже мой, мадам, все очень просто. Господин де Нанжи не придет…

– Откуда вы знаете?

– Я ознакомился с запиской, в которой ваша светлость назначает ему здесь утром свидание.

– Как записка попала к вам в руки? Почему господин де Нанжи не придет?

– Потому что он уже на пути в Нормандию: его величество вчера приказал ему немедленно отбыть туда.

– Его сослали!.. За что?..

– Ох, мадам, помните, как герцог де Лозюн вынужден был покинуть двор после той романтической истории с великой Мадемуазель?

– Так-так! – пробормотал Элион, разворачивая салфетку. – Похоже, что я сейчас узнаю все, о чем пойдет разговор наверху… Конечно, лучше бы не слушать… Очевидно, надо переменить место…

Он встал и огляделся в поисках другого столика. Но в этот момент Коломбен поставил перед ним яичницу с салом, и молодой человек не в силах был справиться со своим разыгравшимся аппетитом. Безвольно он рухнул в кресло и придвинул тарелку.

– Начнем с самого неотложного. А потом можно будет и пересесть… Впрочем, очень даже может быть, что шум моих челюстей помешает мне слушать.

В пристройке между тем страсти накалялись.

– Но эта записка, сударь, предназначалась господину де Нанжи…

– Эту записку, мадам, мне вручил лакей во время обыска, когда адресат уже покинул Версаль, и его величество поручил действовать мне.

– Обыск у графа!.. И мои письма!.. Письма, которые он должен был вернуть в это утро…

– Успокойтесь, ваша светлость: вот они, эти письма.

– Ах, сударь, дайте мне их скорее!

Дворянин заговорил резким и язвительным голосом:

– Минуточку, мадам, минуточку. Надо бы сначала договориться…

– Договориться?

– О некоторых условиях…

Внизу в беседке господин де Жюссак поглощал свиное филе, однако, несмотря на то, что всецело был погружен в это приятное занятие, не пропустил ни единого слова.

«Дьявольщина! – подумал барон. – Как некрасиво поступает этот господин! Но, впрочем, какое мне дело! Я предложил этой маленькой даме свои услуги, она их не приняла. Почему же теперь она соглашается?»

«Маленькая дама» между тем спрашивала отрывистым голосом:

– И какие же это условия?

– Ваша светлость! – ответил собеседник. – Позвольте вас поблагодарить за ваше расположение ко мне. Должен сказать: невозможно лишь восхищаться вами, обожать как идола…

– Довольно! – холодно перебила она. – Вы меня оскорбляете, говоря о восхищении, не нужно меня обожествлять. Мне оскорбительно ваше признание.

– Признание одного оскорбляет, но есть другие, – у них хватает наглости заставить себя слушать, – были ли они вам столь же неприятны?

– Что вы хотите этим сказать?

– Хочу сказать, ваша светлость, что вы приняли знаки внимания сначала от Молеврие, потом от Нанжи, которого я ненавижу.

– Ну знаете! Подобное оскорбление…

– Разве это оскорбление, когда лишь повторяешь то, о чем давно говорит двор, о чем шепчется весь Версаль и знает король?

«Черт!» – подумал господин де Жюссак в своей беседке. Ему показалось, что там, наверху, заваривается такая каша, что лучше быть глухим, как лопнувший барабан… Он крикнул гарсону:

– Эй, Коломбен, фрукты и еще бутылку!

– Давайте покончим с этим, – раздался голос герцогини. – У вас есть намерение хранить эти письма?

– Мадам, все будет зависеть от вас.

– Так что же вы требуете взамен?

– Ничего, кроме права любить вас, и говорить об этом с надеждой, что позднее…

– Слишком дорогая цена, – решительно сказала молодая женщина. – Оставьте письма себе. Посмотрим, каким оружием они окажутся в ваших руках…

– О, они не останутся у меня долго, но когда перейдут в руки господина дофина…

– Моего мужа! И вы на это способны?!.

– Ради достижения цели я способен на все.

– Это бесчестно! Вы не сделаете этого!.. У вас хватит совести…

– Вы заблуждаетесь. Письма перейдут в руки господина дофина, и тогда уж извините, – заключил дворянин, разводя руками.

Принцесса пришла в ярость.

– Ах вот как! Я слишком хорошо о вас думала! Убирайтесь!.. Ничтожество!

«Честное слово, я такого же мнения», – подумал Элион, откупоривая новую бутылку.

В пристройке все смолкло. Собеседник принцессы вышел в сад и, обернувшись, посмотрел на большое раскрытое окно так, будто погрозил кулаком. Вдруг на глаза ему попался крестник Арамиса, который с преспокойным видом допивал стакан вина. Понимая, что молодой человек оказался невольным свидетелем разыгравшейся сцены, что через открытое окно ему было слышно каждое слово, взбешенный офицер подошел к барону.

– Вы находились здесь!.. Слушали! И все слышали!..

Элион встал и учтиво поклонился.

– Я действительно был здесь, сударь… Клянусь, не слушал… Но тем не менее все слышал…

– Вы знаете особу…

– Которая участвовала в столь оглушительной беседе? Право, нет… Не более, чем вас.

Тот многозначительно кивнул и приложил палец к губам.

– Тогда молчите о том, что слышали… И если когда-нибудь пророните слово…

– О-о! – покачал головой молодой барон. – Да вы, кажется, хотите меня запугать!..

– Я просто даю вам совет. Поступите разумно, если последуете ему.

– Большое спасибо за совет. Взамен предлагаю вам свой.

– И что же это за совет?

– Верните письма их законному владельцу.

– Издеваетесь?

– Нет, говорю то, что думаю.

– Тогда вы безумец, дружище!

– Сомневаюсь… Эти письма принадлежат не вам… Лучше верните их добровольно…

Дворянин передернул плечами. Господин де Жюссак настаивал:

– Верните их, черт возьми! Иначе…

– Иначе?..

– Я буду обязан вернуть их сам.

– Вы?

– Я.

Они пристально смотрели друг другу в глаза: барон – спокойный, в прекрасном расположении духа, с насмешливой улыбкой на лице, и его взбешенный противник – с дрожащими губами и глазами, налитыми кровью. Минуту они молчали. Потом незнакомец стукнул себя по карману.

– Письма здесь, – сказал он с глухим рычанием. И, отступив на шаг, обнажил шпагу. – Попробуйте их взять.

– Именно это я и собираюсь сделать, – спокойно ответил Элион.

Он неторопливо вынул шпагу. И, согнув клинок, оперся острием на сапог, чтобы лезвие не затупилось о землю.

– Надо вам сказать, сударь, – продолжил он, – покойный барон де Жюссак, мой почтенный отец, был едва не насажен на вертел неким кадетом, гасконцем, которого сначала принял за растяпу, а тот, как оказалось, считался лучшим фехтовальщиком в королевстве… Господин д’Артаньян – так его звали – владел ударом… О, что это был за удар!.. Мой отец убедился в его силе на собственной шкуре и, если бы не был живуч как кошка…

Противник раздраженно крикнул:

– Черт побери! Что мне до ваших историй!.. Начнем! И побыстрее!

– Что-то вы очень торопитесь! Какого черта! Немного терпения! И удар д’Артаньяна повторится.

Незнакомец нервно притопывал.

– Защищайтесь же! Иначе я убью вас!

– Вот так, без предупреждения?.. Даже не испросив моего согласия?

– Да, убью, потому что я так хочу…

– Ладно! Поживем – увидим, – отвечал крестник Арамиса. – Я весь в вашем распоряжении… Впрочем, все равно. И все-таки лучше бы отдать письма… Мой вам совет: особенно остерегайтесь удара д’Артаньяна.

В это время в окне появились две молодые женщины. Мадемуазель де Шато-Лансон, бледная от страха, – что было ясно, несмотря на маску, – задыхаясь, умоляла госпожу:

– Мадам, о мадам, повторяю вам: это он, господин де Жюссак, тот, кого я люблю!.. Смотрите, они сейчас вспорют друг другу животы… Ради бога, помешайте им!

Герцогиня выглянула из окна.

– Господа, господа, ради всего святого!..

На шум прибежал синьор Гульельмо в сопровождении всех своих домочадцев:

– Signori!.. Per la Madonna!.. Signori!.. ^[15]

Увы! Синьорыуже схватились. Незнакомец яростно размахивал шпагой. Крестник Арамиса стремительно парировал серию ударов. Ловко защищаясь и в то же время изучая действия противника и ругая их, он старался найти слабое место в этой железной стене, чтобы пробить ее верным ударом:

– Этот удар хорош!.. А этот, ответный, слишком короток… Ну а этот мастерский: если бы я его не отбил, это стоило бы мне жизни!

– Черт возьми! А что вы скажете о таком? – крикнул противник и нанес мощный удар справа, так что шпага вошла в стену.

Элион увернулся с невероятной ловкостью. Они обменялись ударами; мгновение – и незнакомец сделал выпад, но Элион успел ответить и занял исходную позицию.

– Видит Бог, – процедил дворянин сквозь зубы, – я имею дело с сильным противником.

– Стараюсь как могу… Меня учил фехтованию отец, который, кстати, показал и удар д’Артаньяна, – именно о нем я вам рассказывал. – И, ловко отражая удары, добавил: – Так вы отказываетесь вернуть письма?

– Да, отказываюсь!

– Тем хуже для вас.

Барон снова ринулся вперед и обрушил на противника пять-шесть ударов, да так искусно, что тот, едва удержался на ногах.

– Внимание, вот знаменитый удар!.. – крикнул Элион. – Двойное обманное движение, вот так, защитный удар, вот так, и точный ответный. Черт возьми, осторожно: вы сейчас упадете и сомнете клумбу.

Незнакомец в самом деле падал. Удар д’Артаньяна поразил его прямо в грудь. Господин де Жюссак наклонился над раненым.

– Право, сударь, я очень сожалею… Но это ваша вина… Нельзя же быть таким несговорчивым!

Тот лежал без сознания. По счастливой случайности шпага остановилась у последнего ребра, пройди она чуть ниже – рана могла бы стать смертельной.

Элион вынул из кармана незнакомца письма принцессы. Потом обратился к пьемонтцу:

– Унесите беднягу и уложите в постель. И живо пошлите за врачом.

Между тем молодые женщины вышли в сад. Герцогиня поддерживала ослабевшую Вивиану. Увидев, что господин де Жюссак, живой и невредимый, без единой царапины, приближается к ним, девушка вскрикнула от радости.

Барон почтительно поклонился принцессе и молча протянул маленькую связку писем. Молодая женщина поспешно взяла ее.

– Мои письма!.. Ах, благодарю вас, сударь!.. Благодарю! – И вдруг, увидев, как мимо проносят раненого дворянина, она в страхе воскликнула: – Боже мой! Вы же убили господина де Мовуазена!

Крестник Арамиса вздрогнул.

– Господина де Мовуазена?.. Вы хотите сказать, что этот дворянин – господин де Мовуазен?

Принцесса кивнула.

– Капитан гвардейцев господина дофина?

– Да. Вы этого не знали?

Элион воздел руки к небу.

– О, я несчастный! Что я наделал! Проткнул своего покровителя…

– Вашего покровителя?

– О да! К этому вельможе я ехал в Версаль с рекомендательным письмом, и он должен был представить меня королю… И вот он, господин де Мовуазен, лежит с дырой в груди… Вы видите: вот его адрес… А вот конверт для короля… Как теперь я явлюсь к нему?..

После недолгих раздумий герцогиня сказала:

– Вы отправитесь туда со мной… Едемте немедленно… Подумайте: король нелегко прощает дуэлянтов, а друзья господина де Мовуазена заставят вас заплатить головой за этот удар… Садитесь же на лошадь, поезжайте в Версаль, затеряйтесь среди свиты, попытайтесь создать себе алиби… Завтра представитесь ко двору, спросите господина де Бриссака, генерал-майора гвардии. Он будет предупрежден и препроводит вас к его величеству… Но отправляйтесь, ради бога, как можно скорее!

– Да-да, как можно скорее! – повторила Вивиана дрожащим голосом, трепеща от волнения.

Этот голос показался Элиону таким знакомым, и у него сильно забилось сердце. Странное чувство охватило молодого барона, он наклонился к девушке, стараясь разглядеть под маской черты ее лица.

– Чего же вы ждете? – спросила герцогиня.

Он этого не знал и не мог двинуться с места. Ноги его будто вросли в землю, барон не сводил глаз с мадемуазель де Шато-Лансон.

Герцогиня настаивала:

– Повторяю вам: послушайтесь моего совета. Нельзя терять ни минуты. Поезжайте скорее! – Она властно протянула руку. – Я требую.

– Я тоже вас прошу, – пробормотала девушка.

– Лошадь! – приказал барон.

Коломбен привел Ролана.

– Как раненый? – осведомилась принцесса.

– Мадам, он еще не пришел в сознание. Я послал за лекарем в Сен-Клу.

Господин де Жюссак поставил ногу в стремя и посмотрел на обеих женщин.

– Увижу ли я вас снова? – Это был не вопрос и не просьба. Это была мольба.

Первой ответила Вивиана:

– Да, скоро, в Версале.