Текст книги "Аэроплан-призрак"

Автор книги: Поль д'Ивуа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

– Поверьте, я буду признателен вам всю жизнь, – с благодарностью ответил Джо.

– Вот и прекрасно! Тогда я могу сказать вам, где вы должны подождать Китти, чтобы уже не расставаться с ней…

– Где же? Где?

– В Дувре… На борту увеселительной яхты «Любимица». Возьмите записку к капитану. Он поможет вам устроиться.

– А как же Китти?

– Она отправится туда сегодня ночью и будет там раньше вас.

Сердитое ворчанье прервало беседу. Появился Коплинг, весь багровый и задыхающийся от гнева.

– Кто вам позволил войти сюда без моего разрешения? – прорычал он. – Вашего чертова Томсона и след простыл!

– Томсон – малый с причудами, – небрежно бросил Триль, – он способен на всякие глупости, но так как он мой механик, то я некоторым образом несу ответственность за его опрометчивость. Получите, пожалуйста, пятифунтовую бумажку в качестве компенсации за его промах.

Коплинг, схватив деньги, вытянулся, как на параде. Джо незаметно выскользнул на улицу. Дернув Триля за рукав, он прошептал:

– Сэр, а что если бы я сейчас отправился за Китти, мы бы могли поехать вместе с ней…

Вместо ответа молодой человек протянул ему бумажку, такую как та, на которую смотрел сейчас Бильбард с нежной любовью.

– Бегите… возьмите билеты на одиннадцатичасовой поезд.

Джо помчался со всех ног. А невозмутимый Триль помог Эдит и Сюзанн сесть в свой роскошный автомобиль.

Автомобиль скрылся вдали, и молодой американский путешественник сделал вид, что совершенно не слышит неистовых воплей Бильбарда, который, потрясая кулаком вслед убегающему Джо, кричал во все горло:

– Это еще что?.. Ты куда?.. Шляться вместо того, чтобы запереть ворота!

Непринужденным шагом, точно прогуливаясь, юный американец пошел вверх по улице, по-видимому, направляясь к Голборн-Виадук.

XIV. Вечер Триля

Приблизившись к этому великолепному созданию техники, юноша заметил два неподвижных силуэта внутри башенки. Он язвительно улыбнулся:

– Немцы на наблюдательном посту!

И прошел мимо них с таким безразличием, как будто присутствие здесь фон Краша и Маргариты интересовало его не больше, чем встреча со случайным прохожим.

На фон Краша и его спутницу эта встреча произвела противоположное впечатление.

– Что это за тип и что за девчонку увезла с собой Эдит? – нервно и сердито проворчал немец.

– Они еще дети! – равнодушно заметила Маргарита.

– Не думаешь ли ты, что я принимаю их за ихтиозавров? Они мне кажутся настолько подозрительными, что я намерен подождать здесь, пока не вернется тот маленький негодяй, который куда-то побежал со всех ног. Я дам ему несколько марок и узнаю, что за новые друзья у Эдит. И потом мы посмотрим!

Последние слова были произнесены с явной угрозой. Однако Краш взял себя в руки:

– Если ты устала, возвращайся в отель, я один подежурю.

Молодая женщина решила остаться. Но напрасно они ждали. Джо так и не вернулся. Порядком устав, немцы решили наконец прекратить наблюдение.

Тем временем Триль, обогнув тюрьму и собор Святого Павла, вошел в отель.

– Мне нужна комната на одну ночь, – заявил он дежурному администратору.

Сняв номер, юноша прошел в столовую. Официант предложил ему небольшой столик у окна с видом на набережную, объяснив, что соседи не стеснят молодого джентльмена, так как с одной стороны всегда обедают две пожилые девицы из провинции, а с другой – какой-то немец с дочерью.

Приказав оставить место за собой, Триль ушел и заперся у себя в комнате. Около семи часов он спустился в столовую и на несколько мгновений задержался у стола, оставленного за немцами, где стояла уже двойная кружка пенистого эля. Незаметным движением юноша вылил в нее содержимое маленького флакончика, который сейчас же сунул обратно в карман, и отправился на свое место, откуда удобно было наблюдать за тем, что происходило на набережной Темзы.

– Невероятно! Ты только посмотри!

Эти восклицания, сделанные вполголоса, казалось, не привлекли внимания молодого американца, внимательно разглядывающего что-то из окна. Он, видимо, не замечал ни фон Краша, ни Маргариты, в недоумении застывших на пороге столовой.

– Прекрасно! – весело заявил немец. – Этот мальчик выложит нам все, что мы желаем узнать!

Случай завести разговор почти сразу же представился. Едва начался обед, Триль заметил, что на его столе отсутствует соус, которым англичане обильно сдабривают все свои блюда. Официанта поблизости не оказалось, и молодой американец решил обратиться к своему соседу, стол которого был сервирован более тщательно, чем его собственный.

– Вы позволите взять у вас немного соуса?

– Разумеется! – воскликнул фон Краш, довольный, что все складывается как нельзя лучше. – Если бы я был англичанином, то не удостоил бы вас ответом, потому что мы не знакомы. Но мы, иностранцы, более вежливы. Я говорю «мы», потому что ваш акцент выдает в вас гражданина Соединенных Штатов…

Триль поспешил ответить, что его родиной действительно является Америка. Разговор оживился.

Немец отрекомендовался торговцем из Данцига, специализирующимся по соленьям, копченостям и т. д. Триль – племянником владельца огромной фирмы в Чарльстоне «Дорпт и К°», торгующей скобяными изделиями. Сто семьдесят два миллиона ежегодного дохода! Весь мир наводнен их товарами. Он ездит по Европе с целью завязать новые торговые связи, посещает огромные фабрики, изучает новые технологии. Его молоденькая сестра сейчас гостит у богача Фэртайма.

И с наивной небрежностью молодой американец прибавил:

– Мы с сестрой только что были в Ньюгейте… Я видел заключенного француза, о котором столько пишут во всех газетах, признаться, не понимаю, почему им так интересуются. Мне кажется, что всякое существо, всякий предмет, не имеющий ничего общего с жестью, не стоит того, чтобы обращать на него внимание.

Фон Краш, не сказавший о себе ни единого слова правды, был далек от мысли, что его собеседник поступил точно таким же образом.

Совершенно невероятное заявление молодого американца рассмешило фон Краша. «Славный мальчик… Само небо послало его сюда, чтобы снять с моей души чертовскую тяжесть!» – подумал он про себя.

И, придя к заключению, что было бы очень выгодно на будущее закрепить отношения с «племянником владельца огромной фирмы в Чарльстоне», фон Краш любезно предложил американцу зайти к нему в гости.

Триль не заставил себя долго упрашивать. Он прошел вместе с немцами в их апартаменты, расположенные на первом этаже гостиницы. По пути фон Краш приказал слуге принести виски, лимоны, сахар и соловую для грога…

– Удивительно, как я устала за этот вечер! – сказала Маргарита, опускаясь в кресло. – Это, наверное, потому, что я долго была на воздухе… Такой холод! Я, кажется, немножко простудилась…

– Грог будет тебе полезен, моя милая, – заметил немец, который, по-видимому, тоже чувствовал себя утомленным. Гостю ничего не оставалось, как заняться приготовлением национального англосаксонского напитка.

Триль добросовестно взялся за дело. Когда все было готово, он повернулся к хозяевам и предложил:

– Попробуйте, пожалуйста… это Чарльстонская смесь! Сомневаюсь, чтобы где-нибудь сумели приготовить что-либо подобное…

Но его слова остались без ответа…

Фон Краш и Маргарита спали, откинув головы на спинки своих кресел.

Триля это не удивило. На цыпочках он подкрался к немцу и обшарил его карманы, бормоча:

– Этот субъект – причина всех несчастий сэра Франсуа д’Этуаля… Король рассудил правильно.

XV. Записная книжка

Ни часы, ни кошелек фон Краша не привлекли внимания Триля. Юношу интересовали только бумаги, найденные в карманах немца, – три ничего не значащих письма, несколько квитанций и записная книжка в переплете из красной кожи.

Молодой американец с довольным видом взял ее в руки, но, перелистав, разочаровался.

– Чистые листы! – проворчал он. – Ни одной заметки!.. Тем не менее книжка совсем потрепана… Очевидно, немец всегда носит ее при себе…

Поразмыслив, юноша улыбнулся.

– Король всегда прав! Он говорит: «Кто хочет сделать запись, которая должна остаться тайной для других, тот должен прибегнуть либо к шифру, либо к симпатическим чернилам». Симпатические ли это чернила – мы сейчас увидим. Но огонь здесь не годится. Знаки останутся видимыми, и немец может заподозрить, что в его маленькие секреты кто-то проник! Сейчас испытаем, правду ли говорят о высоких качествах «чувствительной бумаги»…

Из кармана куртки он вынул конверт, в котором хранилась пачка квадратных бумажек, похожих на обыкновенную фотографическую бумагу. Затем медленно и аккуратно вложил их одну за другой между листами записной книжки, взял со стола две книга, зажал между ними записную книжку, положил все это на стул и сам сел сверху.

Что за эксперимент проделывал Триль?

Эти глянцевые квадратики были не чем иным, как «бумажками-обличителями», обработанными при помощи гелия. Гелий радиоактивен, как и радий, но облучает гораздо менее интенсивно, хотя и со значительной силой. Химику Перелли пришла в голову мысль, что эта радиация может оказывать на химические чернила действие, подобное действию огня. Он пришел к идее создания таких пластинок, свойство которых превзошло ожидания изобретателя. Чернила фотографировались, но сами не выступали, оставаясь невидимыми.

Во всей этой процедуре было лишь одно маленькое неудобство: радиация гелия поверхностно разрушала волокна бумаги, подвергаемой испытанию, так что листки записной книжки должны были после этого немного слипнуться. Но тот, чьи заметки «сняты», всегда может подумать, что сырость или какая-нибудь другая причина виновата в этом. Ему и в голову не придет, что его тайны уже стали достоянием другого.

Наконец молодой человек пошевелился.

Он встал на ноги, взял записную книжку и подошел к электрической лампе, освещающей стол. Открыл книжку – и радостно вскрикнул. Рядом со страницами, оставшимися совершенно чистыми, были листки с гелием, испещренные строчками красного цвета.

Но радость юноши вскоре омрачилась.

– Вот так неудача! Применен неизвестный мне шифр! Этот каналья немец принял обе предосторожности – и симпатические чернила, и шифр!

Но вскоре он успокоился.

– Ладно! Король прочтет!

И без всякого стеснения, словно у себя дома, вынул из коробки на письменном столе конверт, лист почтовой бумаги и, придвинув к себе чернильницу, написал:

«Это гелиографические опыты. Немедленно передать их один за другим по нашему беспроволочному в Вашингтон. Прошу прислать на судно перевод и инструкции. Т.»

Он сунул письмо вместе с оттисками в конверт, запечатал его и адресовал:

«Капитану Мартинсу, яхта „Любимица“. Дуврский порт».

Направляясь к двери, Триль пробормотал:

– Теперь в Чаринг-Кросс… Джо и Китти возьмут это с собой!.. Мартинс получит в час ночи…

Юноша поспешно сунул записную книжку фон Крашу в карман, вылил грог в умывальное ведро, предварительно оставив по несколько капель его на дне стаканов, потушил свет и запер за собой дверь.

Десять минут спустя он на Нью-Бридж-стрит окликнул извозчика:

– На Чаринг-Кросский вокзал!

XVI. Таинственный порошок

Франсуа д’Этуаль был погружен в глубокое раздумье. Перед ним на откидной доске лежал мешочек из черного шелка, сунутый ему Трилем, и листок жесткой бумаги; на нем – несколько строк, набросанных чересчур резким почерком, по которому графолог угадал бы с первого взгляда характер написавшего – искренний и решительный. А рядом с листком лежал маленький пакетик с разноцветным порошком.

Франсуа поочередно смотрел то на письмо, то на порошкообразное вещество. Затем взял бумагу и еще раз перечитал ее:

«Сэру Франсуа д’Этуалю, инженеру.

Кто я, пишущий вам? Моё имя – Джуд Аллен – ни о чем вам не скажет. Мой титул „Король босяков“ – тоже ничего не объяснит. Чтобы вы составили обо мне некоторое представление, я вынужден вкратце рассказать вам о себе. Я рос, предоставленный случаю, познавая на собственной шкуре те ужасные условия, в которых находится ребенок, лишенный дома и семьи. Позор, преступление и нищета подстерегают этих людей на каждом шагу. У меня появилось желание вырвать кого возможно из этого отчаянного положения. Счастливое стечение обстоятельств помогло мне осуществить эту мечту. И теперь уличные мальчишки и бесприютные девчонки составляют могущественный синдикат Соединенных Штатов – „Синдикат бродяжек“, как его здесь называют. Благодаря взаимной поддержке и энергичности они устраиваются в места, где с ними обращаются прилично и содержат их вполне удовлетворительно. Мои протеже избрали меня своим главой и наградили титулом, который очень дорог моему сердцу, – они провозгласили меня королем босяков. Мои денежные средства очень велики. Обладая такими деньгами, я решил употребить их на служение справедливости. Угнетенный, кто бы он ни был, имеет право на мою поддержку. Вот почему я послал к вам двух моих маленьких „подданных“.

Приступаю к главному.

Изучив все газетные материалы, излагающие суть вашего дела, я пришел к выводу, что вы – невиновны. Невиновны, потому что обилие доказательств вашей вины слишком подозрительно.

Вас, несомненно, приговорят. Но об этом не может быть и речи. Если не ошибаюсь – вы предпочтете каторге все что угодно, даже смерть…

Прислав этот порошок, я предлагаю вам, может, смерть, а может быть, и возможность получить свободу и узнать наконец своих врагов, остающихся неведомыми.

Вам, конечно, известно, что индусские факиры умеют погружать себя в сон на несколько месяцев. Долго думали, что они достигают этого самовнушением… Один из моих „бродяжек“, индус, рассказал мне, что „священные временно умершие“ достигают состояния видимости настоящей смерти при помощи порошка, секрет которого ревниво охраняют.

Я смог узнать не подлинный рецепт упомянутого порошка, а лишь названия его отдельных составляющих. Но считаю, что приблизительно восстановил средство факиров. Надеюсь, эликсир, приготовленный мной, возвратит к жизни того, кто прибегнет к порошку. Но не хочу вас обманывать – я не абсолютно уверен в результатах.

Нужно бросить этот порошок в стакан воды и подождать минут десять, пока он совсем не растворится, придав воде слегка радужную окраску. Смело пейте и ложитесь на кровать… Вы уснете без малейших страданий – за это могу поручиться.

Ваш покорный слуга Джуд Аллен.

P. S. В руках мисс Эдит Фэртайм в данное время находится продукт, который, быть может, возвратит вам жизнь. Ваша невеста потребует выдать тело жениха, признанного умершим. Сожгите письмо и мешочек».

Франсуа закончил чтение и задумчиво пробормотал:

– Он прав!.. Сделаться каторжником! Нет, лучше смерть!..

Он встал. Его легкие, уверенные движения говорили о решимости и полной уверенности в своей правоте.

Наполнив водой стакан, Франсуа всыпал туда порошок факиров. Послышалось шипение, вода словно закипела, стала молочной.

«Остается подождать десять минут, – подумал Франсуа, – а пока мне надо закончить свои последние земные дела. Прежде всего – уничтожу, как мне велено, все следы моего знакомства с „королем босяков“».

Он поднес к ламповому стеклу письмо и конвертик из-под сонного порошка. Эти предметы были, наверное, пропитаны каким-нибудь легковоспламеняющимся составом, потому что вспыхнули мгновенно, оставив такое незначительное количество пепла, что одного дуновения было достаточно, чтобы он рассеялся без следа.

– Вот и все, – громко сказал Франсуа.

Лицо его озарилось нежностью, когда он уселся за свой тюремный стол.

Заключенные в Ньюгейте имеют в своем распоряжении освещение, бумагу, перья, книги. И только уже после приговора, когда их переводят в тюрьму Тауэр, у них забирают все то, что помогало им скрашивать время.

Франсуа начал писать.

«Мисс Эдит Фэртайм!

Встречаются ли любящие существа после смерти? Кто может на это ответить кроме Всевышнего?

Душа моя будет непрерывно витать возле вас, Эдит, а в моем сердце – ведь перед смертью не лгут – всегда будет жить любовь к вам, только к вам одной.

Забудьте жениха, который „уходит“ потому, что только таким образом он надеется освободить вас от данного обещания. Вспоминайте невиновного, который благодаря вам познал в жизни надежду на счастье.

Отцу и братьям вашим передайте мой прощальный привет.

Франсуа д’Этуаль».

Оставив письмо на видном месте, инженер взял стакан и произнес, обращаясь к невидимому товарищу:

– Ваше здоровье, Король бродяжек!

Одним духом Франсуа осушил стакан.

– Фу!.. Это отвратительно!.. – воскликнул он и прибавил, пожав плечами: – Одним отвратительным впечатлением больше… не важно!

Неторопливо дошел до своей кровати, лег спокойно, вытянулся и закрыл глаза.

– Эдит, прости!..

Он стал неподвижен. Мало-помалу бледность покрыла его щеки, губы и разлилась восковой белизной по рукам, вытянутым вдоль одеяла.

Окоченевшее и холодное тело молодого человека покоилось на тюремной постели.

Был ли он мертв? Или только спал, как индусские факиры, чей опасный опыт он рискнул повторить?

XVII. «Ньюгейтская идиллия»

Громкий звонок вызвал слугу на первый этаж, где остановились фон Краш и Маргарита.

Отец и дочь только что пришли в себя от долгого сна, в который погрузились накануне, благодаря ухищрению молодого Триля.

– Я еще никогда не засыпал подобным образом, – сказал дочери немец.

– Не хочешь ли ты сказать, что этот молодой американец…

Беспокойная мысль заставила фон Краша мгновенно вскочить на ноги. Он был так недоверчив, что подозрение зарождалось в нем очень легко. Немец быстро начал осматривать свои карманы, ворча при этом:

– Неужели же этот чертов американец…

– Вы его подозреваете? – спросила Маргарита.

Отец ничего не ответил. Один за другим вынимал он из своих бесчисленных карманов предметы, которые побывали в руках Триля.

Все на месте. Ключи, часы, деньги и красная записная книжка. Немец открыл ее, перелистал.

– Ну и бумагу делают у нас, – сердито пробормотал он про себя. – Все листки слиплись! Я лежал на ней, наверное, это от тепла тела… Ну, это пустяки… Кстати, который час? Мои часы остановились…

– И мои тоже.

Немец нетерпеливо нажал кнопку электрического звонка, заставившего слугу броситься со всех ног в их комнаты.

– Ах, сударь, – сказал тот немцу, – я беспокоился, не видя вас сегодня утром… Еще чуть-чуть и позвал бы хозяина узнать в чем дело.

– Который час?

– Без четверти два. По части сна ваша милость могла бы побить рекорд!

Затем, хлопнув себя по лбу, он быстро проговорил:

– Чуть было не забыл! Молодой американец, который оставался в вашем обществе почти до десяти часов вечера, велел передать вам записку… Я сейчас ее принесу!

Он поспешно вышел. Отец и дочь переглянулись.

– Как мы могли проспать столько! Более полусуток!

– Вероятно, наше долгое дежурство у Голборн-Виадук.

Однако было ясно, что эта странная сонливость совсем не казалась фон Крашу естественной. Появление лакея вывело его из состояния мрачной задумчивости. Малый был нагружен подносом, уставленным холодной говядиной, птицей. Он расставил все это на столе. Затем вынул письмо.

– Вот оно… Молодой джентльмен из Соединенных Штатов дал мне его перед отъездом.

– Разве он уже уехал?

– Сегодня ночью. В час. Так по крайней мере он сказал в конторе.

– Ладно. Можете идти.

Когда слуга вышел, Краш быстро разорвал конверт.

Там было всего несколько строк:

«Вынужден продолжать свое путешествие, сожалею, что не могу проститься с сэром фон Крашем и миледи. Но сохраню самые лучшие воспоминания о вечере, проведенном в вашем обществе, и буду счастлив принять вас в Чарльстоне, если вам когда-нибудь придется там побывать».

Все было очень корректно и мило в этой лаконичной записке.

Немец мысленно упрекнул себя в нелепом подозрении насчет этого безобидного юнца – по силам ли ему было бы тягаться с таким докой, как он, поднаторевшим на сыскной службе в Берлине! И успокоив себя этим соображением, Краш сказал:

– Наверстаем же потерянное время!.. За стол, за стол, милая Марга!

Но едва они, окончательно успокоившись, приступили к обильной трапезе, красовавшейся на их столе, как до них донеслись выкрики лондонских мальчишек-газетчиков, снующих по улицам.

– Читайте «Ньюгейтскую идиллию»! Французский инженер не предстанет перед судом! Обвиняемый избежал суда!

– А?! – воскликнул немец. – Ты слышала?..

– Да, конечно!.. Но это, наверное, «утка»!

Он подошел к окну и выглянул наружу.

– Эй, малый!..

Мальчишка, вручив немцу газету и получив монету, исчез.

С лихорадочной поспешностью фон Краш пробежал первую страницу и пробормотал:

– Инженер действительно умер!

– Умер!!!

Маргарита повторила это слово, сама не сознавая, что говорит. Она встала со стула и стояла, выпрямившись, смертельно бледная.

– Умер!.. Вот и путь к счастью, намеченный вами. Могила… могила.

Она заламывала себе руки и шептала:

– Простит ли он меня!..

Фон Краш недовольно воскликнул:

– Ты рехнулась, милая!.. Разве покойник может прощать или не прощать?..

– Но я думала о сэре Питере-Поле.

– Это еще что за новости?

– Я люблю его…

– Его?!

Толстяк схватился за голову обеими руками жестом человека, который пришел в отчаяние перед неразрешимой загадкой, и несколько раз повторил:

– Питер-Поль!.. Теперь Питер-Поль!.. О, если б чума забрала всех молодых женщин!

А Маргарита убежденно заявила:

– Эта неожиданная новость помогла мне понять себя. Мне было тяжело слышать это, как тяжело узнать о несчастье с другом, но не более. Мои мысли только о Питере-Поле, который, слава Богу, жив и здоров! Я сначала запуталась в ваших политических играх, но этот удар вывел меня из нерешительности.

Вдруг ее охватила тоска.

– Отец, отец, зачем вы втянули меня в это грязное дело?

– Однако же это не я убил твоего чертова француза, – угрюмо пробурчал он, – его убила болезнь.

– Болезнь?!

– Конечно, болезнь! Доктора определили – эмболия… Да ты послушай…

И он прочел:

«Процесс над французским инженером Франсуа д’Этуалем не приведет к тому концу, который ожидался. Сама природа взялась разрешить эту трагическую задачу.

Сегодня утром надзиратель, обходивший камеры, нашел француза лежащим на своей кровати. Тело было уже холодное и находилось в той стадии окоченения, которая показывала, что смерть произошла несколько часов назад.

Немедленно был вызван Джеймс Линдлей, тюремный врач. После исследования ученый-практик установил, что заключенный погиб от сердечной эмболии.

Событие это само по себе не представляет ничего такого, что могло бы нас огорчить. Природа благородно покончила с громким делом, которое в последнее время завладело умами общества.

Но рядом с образом виновного находятся два нежных женских создания, две девушки – обе его жертвы, обе пораженные в сердце. Одна – утратившая разум мисс Лизель Мюллер – была заключена в психиатрическую лечебницу. Ее отец, объявившийся так неожиданно, постоянно находился при несчастной дочери. Узнав о кончине инженера, отец, мистер Тираль, немедленно потребовал разрешения увезти свою дочь из Англии. Он хочет положить ее в клинику к одному знаменитому врачу на континенте, который, может быть, сумеет вылечить несчастную девушку.

Вторая жертва – мисс Эдит Фэртайм, дочь лорда и могущественного промышленника. Будучи невестой обвиняемого, мисс Эдит каждый день посещала тюрьму, с трогательным упорством отказывалась верить в виновность любимого человека. Получив телеграмму о смерти обвиняемого, она потребовала его тело, вырванное смертью у правосудия. Эдит Фэртайм изъявила желание похоронить его в фамильном склепе-часовне, воздвигнутом под сенью парка Фэртайм-Кастля, вблизи Уимблдона. Она надела траур, как вдова, и высказала твердую решимость никогда не выходить замуж.

Бесспорно, подобный поступок чистой, юной, любящей души заслуживает почтения, даже преклонения. Но нам кажется, что прямым долгом семьи лучше было бы противодействовать таким преувеличенным проявлениям горя, проявлениям, скажем открыто, бесполезно компрометирующим.

Впрочем, не будем настаивать. Перед нами прошла смерть – преклоним головы».

– Вот так, Марга, видишь? Это – болезнь! – закончил немец, складывая газетный лист.

Она не успела ответить. Раздался стук в дверь, которая затем быстро распахнулась, и за лакеем в комнату вошел Тираль, ведя за руку Лизель, двигающуюся словно автомат, с обращенным внутрь себя взглядом больших черных глаз.

– Я получил разрешение забрать из больницы дочь и сейчас же поехал к другу и благодетелю, каким вы себя проявили по отношению к нам, чтобы спросить – когда мы уезжаем? Когда мы увидим доктора, который, быть может, вернет рассудок моей девочке?

– И превосходно сделали, что пришли! – воскликнул фон Краш, усилием воли настроив себя на хороший тон со своим гостем. – Мне еще понадобится денька два, чтобы закончить кое-какие дела. Значит, через два дня можно и уехать!

– О!.. Благодарю вас!.. Благодарю!

Тираль восторженно пожал немцу обе руки, затем подбежал к Лизель, бесчувственной, как всегда, сжал дочь в объятиях и покрыл ее личико поцелуями.

– Мы тебя вылечим, дорогая… И ты узнаешь, что у тебя есть отец, который любит тебя больше жизни!

Фон Краш воспользовался этой минутой, чтобы шепнуть Маргарите на ухо:

– Ты его займи чем-нибудь эти два дня. Надо дать ей отдохнуть от его общества…

И, снова обратившись к Тиралю, сказал:

– Вы поселитесь, конечно, в этой же гостинице… И я попрошу вас сопровождать мою дочь во время ее поездок по городу. Мне хочется поскорее освободиться от дел – я вынужден буду оставлять ее одну.

Затем, усевшись, закончил:

– А теперь прошу позволения окончить завтрак. Мы сегодня опоздали.

Вдруг он схватил через стол руку Маргариты, которая сидела напротив. Та вопросительно взглянула на него.

– У меня есть идея, Марга, – тихонько шепнул ей немец, пользуясь тем, что Тираль весь углубился в нежный монолог, которым выражал своей бессмысленно глядевшей в пространство дочери свою радость и свою надежду вскоре увидеть ее здоровой. – Мы будем присутствовать на похоронах инженера в фамильном склепе.

– Зачем?

– Во-первых, это будет выражением сочувствия Фэртаймам, во-вторых – встреча с Питером-Полем. Понимаешь?..

Маргарита благодарно взглянула на отца.