Текст книги "Рот, полный языков"

Автор книги: Пол Ди Филиппо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 67 страниц)

– Вода есть – там, в хижине, – показала Каозинья, обретя, наконец, дар речи.

– Хорошо. Пошли.

– Но мой хозяин…

– Хозяин?

– Мужчина, с которым я живу. Он не любит гостей.

Женщина хмыкнула, слегка раздув ноздри.

– Он только что трахнул тебя?

– Да, – опустила голову Каозинья.

– Подойди.

Мегиска послушно сделала шаг вперёд. Женщина сунула руку ей под подол и, проведя пальцем по внутренней поверхности бедра, слизала с него серебристые капельки слизи.

– Всё будет в порядке, – помолчав, кивнула она. – Пошли.

Почтительно пропустив незнакомку вперёд, Каозинья стала пробираться вслед за ней сквозь заросли. Выйдя на открытое место, женщина решительно зашагала к хижине.

– Как вас зовут? – робко спросила девушка.

– Самка.

Несколько шагов они прошли молча.

– Вода у нас вон там, Самка, – снова заговорила Каозинья, указывая на примитивный сборник дождевой воды, похожий на гигантский гамак из парусины, растянутый между четырёх деревьев. Под дырой, проделанной в его центре, стояла бочка.

Женщина повернула туда, Каозинья последовала за ней. Подойдя к водосборнику, гостья приподняла провисшую влажную ткань и принялась лакать прямо из бочки, не обращая внимания на плавающих сверху насекомых. Напившись и подняв голову, она удовлетворённо улыбнулась. С подбородка капала вода.

– Теперь пойдём к твоему хозяину.

Не решившись возразить, девушка робко двинулась вслед за ней к хижине. Незнакомка не стала стучать – просто открыла дверь и вошла.

Лазаро проснулся мгновенно, будто учуял новое странное дуновение в застоявшемся воздухе хижины. Он сел, с грохотом опустив ноги на пол, и несколько секунд молча мерил взглядом фигуру светлокожей женщины.

– Кто ты? – наконец спросил он.

– Самка.

Лазаро недоверчиво фыркнул.

– Чушь собачья. Это тебе моя сучка наболтала. Ладно, чёрт с ней. Чего надо?

– Хочу здесь пожить немного. Ещё мне нужна компания.

Лазаро поскрёб кривыми ногтями заросший подбородок.

– А что ты можешь предложить в обмен на гостеприимство?

– Я могу исполнить желания, которые ты даже не можешь выразить.

– Нет у меня никаких желаний.

– Хочешь, покажу кое-что?

– Ладно, валяй.

Женщина расстегнула юбку и перешагнула через неё. Потом сбросила блузку цвета лаванды, оставшись в одних сандалиях. В неверном свете керосиновой лампы её тело светилось расплавленной бронзой.

Каозинья попятилась к двери.

– А ты смотри, тварь! – прикрикнул на неё Лазаро. – Будешь нашей дуэньей. Может, чему-нибудь и научишься.

Опустив голову, метиска покорно села на стул. Задумчиво теребя кольца в ушах, она исподлобья наблюдала, как гостья подходит к Лазаро.

– Дай, я это сниму. – Женщина протянула руку и ловко стащила с него шорты, обнажив ляжки и бёдра, такие же мохнатые, как и остальное тело. Несмотря на недавние развлечения, массивный фаллос снова напрягся.

– Хочешь мои сиськи? – Она приподняла пышные груди, сжав их руками. – У твоей малышки таких нет.

Довольно ухмыльнувшись, Лазаро положил руки ей на плечи.

– Тогда становись на колени.

Опустившись на пол, женщина слегка отклонилась назад, подставив живот. Лазаро встал сверху, пристроив член между грудей. Она снова подняла их руками и сжала, потом внезапно отпустила. Каким-то чудом груди остались на месте, охватывая член, будто приклеенные.

– Отличный фокус… – начал Лазаро и вдруг осёкся. На лице по отразилось изумление.

Сомкнутые груди были внешне неподвижны, лишь по их атласной поверхности пробегала лёгкая рябь, словно по глади пруда, под которой резвится мелкая рыбёшка. Однако, судя по всему, в узкой искусственной трубке между ними происходило нечто куда более впечатляющее. Лазаро корчился, будто от боли, но не делал никаких попыток освободиться. Тем временем женщина зажала одну руку у себя между ног, а другой страстно обхватила ляжку партнёра. Её соски мерно ходили взад-вперёд, вторя мощному кипению плоти в новообразованном канале.

Не прошло и нескольких минут, как мужчина, стонущий и рычащий, с раскрасневшимся лицом, уже готов был кончить, однако женщина всё ещё не позволяла ему, продолжая ласкать свой клитор. Наконец вся она напряглась, её рот раскрылся, необыкновенно широкий язык вывалился наружу и разлился по подбородку. Из открытого верхнего конца чудесной трубки брызнул горячий вязкий сок. Приняв на себя основной его заряд, язык ловко изогнулся и подхватил кончиком последние капельки. Лазаро тяжело осел на колени, груди женщины разошлись по сторонам, приняв нормальную форму, она выскользнула из-под мужского тела и легко поднялась на ноги. Лазаро бессильно откинулся на кровать.

– Ты можешь остаться, – хрипло проговорил он, немного отдышавшись. – Каозинья, приготовь ей поесть.

Лицо метиски не выдавало никаких чувств, но дышала она так, будто всё это время бежала без отдыха. Она встала со стула, но женщина остановила её.

– Не надо, я уже сыта.

Круговорот солнца и луны, палящего зноя и тропических циклопов, повседневной рутины и торжествующего буйства плоти. Мирные сельские будни внезапно прерывались вспышками яростного спаривания, смерчем сплетающихся тел и ливнем извергающихся телесных соков.

Ежедневные обязанности Каозиньи мало изменились с появлением таинственной Самки. Метиска по-прежнему прибиралась в хижине, подметала, собирала топливо, готовила, стирала. Всех этих дел хватало по меньшей мере на половину дня. Свободное время она обычно проводила вне хижины, хотя никогда не выходила за пределы рощи, да и там то и дело оборачивалась через плечо, будто высматривая непонятное существо, преследовавшее её по пути из города. Единственное, что теперь не надо было делать – это заниматься сексом с Лазаро. Все постельные упражнения Самка с удовольствием взяла на себя.

Деля с хозяином его продавленный матрас, странная гостья трансформировала своё тело всеми немыслимыми способами в угоду многочисленным желаниям ненасытного гиганта. Лёжа то сверху, то снизу, то сбоку, она обволакивала его нежной горячей плотью, изобретая всё новые позы, неведомые простым смертным. Испуская звериные вопли, они достигали вершин наслаждения по несколько раз каждую ночь, а частенько ещё и раз-другой в течении дня. Каозинья наблюдала все эти фантастические метаморфные сцены со своей тонкой подстилки в углу, поскольку тесная хижина не позволяла уединиться. Да и хозяин всё равно не разрешил бы уйти. Впрочем, смотрела она внимательно, не отворачиваясь.

Держалась метиска как всегда скромно, по большей части молчала, ограничиваясь ответами на вопросы, и заговорила сама лишь однажды. Они с Самкой остались в хижине вдвоём – Лазаро вышел по нужде. Подняв голову от рваных шорт хозяина, на которые ставила заплату, Каозинья спросила:

– Разве вам никогда не хочется выйти на свежий воздух?

– Зачем? У меня и здесь есть всё, что нужно, – ответила Самка, томно вытянувшись на растерзанной постели.

Когда Лазаро не развлекался с женщиной, не спал и не уничтожал съестные припасы – последнее делалось так жадно и часто, что очередной поход метиски по магазинам был уже не за горами, он сидел и прилежно писал. Приход Самки, явившейся как будто из мира его фантазий, чудесным образом освободил всю до сих пор запертую творческую энергию лесного отшельника. Пристроившись за шатким столом, волосатый великан лихорадочно царапал карандашом по бумаге. Аккуратная стопка листков росла теперь гораздо быстрее, чем куча скомканных, брошенных на растопку.

Однажды утром Лазаро достал с высокой полки в дальнем углу старую пишущую машинку, тяжёлую и неуклюжую как паровая молотилка, и торжественно водрузил её на стол, который зашатался как новорожденный телёнок и покосился, привалившись к стене. Потом аккуратно разложил рядом дюжину страниц рукописи, уселся, вставил в машинку чистый лист и принялся медленно печатать двумя пальцами.

Каозинья наблюдала это зрелище с большим интересом. Самка лежала на кровати с закрытыми глазами, хотя явно не спала. Её нагое тело, отливавшее в полумраке молочным перламутром точно белокаменная статуя богини в древнем храме, казалось, окружала некая магнетическая аура. Однако Лазаро, с головой, уйдя в работу, не обращал никакого внимания ни на неё, ни на Каозинью. Через некоторое время метиска вышла подышать. К её удивлению, через полчаса у водосборника к ней присоединилась Самка, по-прежнему вызывающе обнажённая.

– И часто он этим занимается? – нарушила молчание гостья.

– С прошлого года первый раз.

– Я хотела взять в рот его член, но он оттолкнул меня.

– Ничего удивительного.

Самка задумалась.

– Может быть, он согласится, когда закончит?

– Скорее всего, – буркнула Каозинья, отвернувшись.

Из хижины продолжал доноситься дробный механический стук. Замолк он лишь к середине дня. Женщины заглянули внутрь. Лазаро стоял у стола, осторожно укладывая пачку отпечатанных страниц в холщовую сумку.

– Каозинья! Сколько у нас денег?

– Десять когтей, шесть чешуек и восемнадцать перьев.

– Давай всё!

Встав на цыпочки, метиска достала с полки жестяную банку из-под муки и вытряхнула на стол рядом с сумкой кучку серебра и несколько радужных банкнот.

Лазаро рывком стянул с себя шорты. Его массивная нагота, казалось, заполнила собой всю хижину.

– Ты выстирала городскую одежду? Я хочу встретиться с Тиноко-газетчиком – опять будет проезжаться насчёт моих лохмотьев.

Каозинья подошла к громоздкому самодельному сундуку, откуда брала утром шорты, чтобы зашить, и стала в нём рыться.

Глаза Самки зажглись аквамариновым огнём. Она бочком подобралась к Лазаро и жадно вцепилась в его пенис, впечатляющий своими размерами даже в спокойном состоянии.

– Теперь можно, Лазаро? – с надеждой спросила она.

Великан схватил её за талию и одним движением развернул спиной к себе.

– Нагнись.

Расставив ноги. Самка наклонилась вперёд, опершись руками в колени. Лазаро продолжал сжимать её бёдра. Соблазнительно застонав, она задрала зад ещё выше. Блестящие перламутром влажные губы раздвинулись, маня к себе с непреодолимой силой. Рванув женщину к себе. Лазаро до упора ввёл во влагалище свой мгновенно отвердевший член. Она снова издала утробный стон.

– До самых печёнок, девочка, – ухмыльнулся великан.

Неожиданно Самка подняла одну ногу, зацепившись ею за ляжки партнёра. Потом сделала то же самое второй ногой. Сцепив лодыжки крест-накрест и вытянув руки вперёд в позе ныряльщика, она повисла на теле Лазаро, который по-прежнему крепко держал её. Слегка покачивая в воздухе полными грудями, фантастическая любовница начала обрабатывать фаллос с помощью своей уникальной внутренней мускулатуры. Потом вдруг, совершив мгновенный, едва различимый воздушный пируэт, она перевернулась в мужских руках, поменяв местами ноги, и теперь смотрела в потолок. Синевато-багровое родимое пятно, разлившееся по половине лица, искажённого звериным оскалом, вновь бросилось в глаза – казалось, с крыши только что пролился кровавый дождь. От неожиданности Лазаро отпустил руки. Однако, к его удивлению, женское тело не изменило положения. Удержанное неестественно мощными мышцами и скелетом почти стальной крепости, оно продолжало висеть под прямым углом как ветка, отходящая от древесного ствола. Бурные внутренние сокращения симбиотического полового органа продолжались, ни на йоту не сбившись с ритма, груди набухли, соски призывно торчали вверх. Лазаро стал ласкать их – женщина сжимала свои бёдра в такт его движениям, постанывая от удовольствия.

Достигнув оргазма одновременно с партнёром и дав ему немного отдышаться, она соскользнула с члена, блестящего и скользкого от её выделений, и удовлетворённо растянулась на постели.

– Каозинья, одежду! – скомандовал Лазаро.

– Вот она, сеньор.

– Если я не совсем идиот, – сказал Лазаро, одеваясь, – то Тиноко должен купить все три рассказа, и у нас, наконец, появятся настоящие деньги, не говоря уже о том, как выиграет моя репутация. Да и «Вестник Севера», этот бульварный листок, не останется внакладе. Но сначала ублюдка придётся поить и кормить, так что до завтра меня не ждите.

– Хорошо, сеньор, – кивнула Каозинья. Самка промолчала.

Великан широкими шагами удалялся по тропинке – соломенная шляпа набекрень, широкие белые штаны и голубая рубашка, похожие на примитивный двуцветный флаг. Холщовая сумка через плечо болталась в такт размашистым движениям. Метиска смотрела вслед. На её смуглом лице со смешанными чертами застыло непроницаемое выражение.

Завершая свой ежедневный маршрут, солнечный диск с быстротой курьерского поезда скрылся за стволами деревьев, а вскоре исчез и за горизонтом. В тёмном бархате тропической ночи зазвучало привычное многоголосье обитателей леса, прерываемое сольными партиями хищников и их жертв.

В хижине было темно, как в глухой пещере – лампу никто не зажигал. Подняв с пола край своей подстилки, Каозинья немного потопталась у двери, не решаясь провести ночь снаружи, потом вернулась на прежнее место. Самка не покидала кровати с тех пор, как ушёл Лазаро. Когда призрачный лунный свет посеребрил щели косо висящей двери, женщина вдруг заговорила:

– Каозинья.

Ответ последовал сразу же.

– Вы в первый раз обращаетесь ко мне по имени. Почему?

– Мне одиноко, Каозинья.

– Вы отняли у меня хозяина, а теперь ищете дружбы со мной?

– Нам не обязательно быть подругами, мы можем просто заняться любовью.

– Нет.

– Хорошо, – вздохнула Самка. – Тогда ложись спать рядом со мной. Я не дотронусь до тебя до самого утра, клянусь.

– Клянётесь? Чем?

– Главным, что у меня есть.

Каозинья долго молчала. Потом послышался шорох, шлёпанье босых ног и скрип кровати.

– Ты пришла. Спасибо.

– Вы дали единственную клятву, которую не сможете нарушить.

Ночь, казалось, будет тянуться бесконечно. В темноте слышалось мерное дыхание спящей девушки. Внезапно неровная серебристая полоса вокруг двери начала расширяться, дерево зашуршало о мягкую землю. В светом прямоугольном проёме обозначился странный силуэт. Маленький человечек, напоминавший тряпичную куклу, опирался одной рукой на дверной косяк, а другую робко вытянул перед собой, будто умоляя о чём-то.

– Уходи, – прошептала Самка. Голос её прозвучал неожиданно мягко, даже ласково. – Мы увидимся позже.

Человечек медленно, словно нехотя, сделал шаг назад, потом неловко развернулся всем телом и вновь растворился в темноте.

Лучи восходящего солнца торжествующе ворвались в хижину через открытую дверь, разливаясь жидким золотом по грубым доскам пола и скудной мебели. Каозинья пошевелилась и открыла глаза. Самка сидела рядом, поджав ноги.

– Уже утро.

Она поднялась на коленях и перекинула ногу через тело метиски.

– Чувствуешь её тепло, её запах, видишь, как она хочет тебя?

Каозинья могла бы ещё выскользнуть, но осталась лежать неподвижно. Самка опустилась ниже, тесно прижавшись к её лицу. Внезапно ожившие внутренние губы её главного сокровища скользнули в рот и раздвинули его, в то время как внешние ласкали губы девушки в страстном поцелуе, нежно извиваясь и складываясь в изящные хоботки. Потом в рот метиски проникло и стало быстро набухать что-то мягкое и влажное, очень похожее на ее собственный язык. Казалось, невероятный поцелуй будет длиться без конца. Застонав и выгнувшись всем телом, Каозинья опустила руки и начала массировать свой клитор. Через несколько минут женские тела, блестящие от пота, уже сотрясались в оргазме. Наконец Самка отняла трепещущие губы от лица девушки, оставив на нём широкую полосу серебристой слизи. Глаза метиски закатились, дыхание было чуть слышно, и лишь шевелящиеся пальцы, зажатые между ног, свидетельствовали о том, что она не лишилась чувств.

– А теперь я дам тебе то, чего ты больше всего хочешь.

Развернувшись и поменяв местами колени, она отвела руки Каозиньи, нежно потёрлась щекой о её влажную, набухшую от сока промежность, потом широко раскрыла рот. Оттуда, совершенная до последней детали вплоть до капельки смазки, показавшейся из вертикального зрачка, выдвинулась блестящая головка мужского члена. Быстро увеличиваясь, пульсирующий жезл из горячей плоти мощно раздвинул влагалище, заставив девушку вскрикнуть. Продолжая выдвигаться изо рта невероятной женщины, он входил всё глубже. Мошонка, появившаяся следом, уже налитая и соответствующих размеров, вывалилась изо рта полностью и прижалась к промежности. Мужские железы слегка пульсировали, повторяя ритм движений фаллоса, который самостоятельно сжимался и растягивался внутри тела. Внезапно у двери послышались шаги.

Самка вскочила с кровати. Дверной проём заполняла гигантская фигура Лазаро. Лицо его было красным и опухшим с похмелья, рваная рубашка залита вином, ширинка расстёгнута.

– Ах вы, сучки поганые! – Он шагнул к кровати, рывком поднял метиску за трещащую ночную рубашку и швырнул в угол. – Вон из моей постели!

Каозинья скорчилась на мятой подстилке. Чудесный автономный фаллос внутри неё продолжал свою невидимую циклическую работу.

Подскочив к Лазаро. Самка попыталась прижаться к нему.

– Это всё она, Лазаро! Она сама упрашивала меня…

– Заткнись, шлюха! – Рука, похожая на окорок, наотмашь ударила женщину по щеке, оставив багровую отметину, почти повторяющую родимое пятно на другой стороне.

Превращение соблазнительницы в злобную фурию произошло почти мгновенно. Короткие чёрные волосы Самки встали дыбом как у рассвирепевшей кошки, лицо исказилось от ярости. Она сильно толкнула Лазаро в грудь, в то же время неуловимым движением ноги подсекая его сзади. Великан с размаху грохнулся на пол. Не успел он пошевелиться, как женщина уже оседлала его и тянула к горлу руки с хищно скрюченными пальцами. Длинные изогнутые ногти, сочащиеся перламутровой слизью, до сих пор сохранили свой безукоризненный нефритовый блеск. Одновременный удар всех десяти мигом усмирил сопротивление волосатого гиганта, который тут же оцепенел, будто поражённый параличом.

Гнев Самки остыл так же быстро, как и вспыхнул. Улыбаясь и мурлыча под нос какую-то мелодию, она принялась с педантизмом и тщательностью художника трудиться над неподвижным телом. Фантастически гибкие пальцы, на которых непрерывно выступала мутноватая жидкость, прошлись по лицу, шее, груди, животу, оставляя за собой совершенно гладкую белую кожу. Грубый волосяной покров на глазах размягчался и плавился, стекая струйками на пол. Потом женщина без всякого усилия перевернула тело и, обработав так же точно другую его сторону, снова положила на спину. Теперь настала очередь более серьёзной трансформации. Повинуясь ловким и сильным рукам, которыми гордился бы любой скульптор, жир с живота распределился по телу, превратив безобразно отвисшие мешки в женскую грудь соблазнительных очертаний и добавив полноты бёдрам. Живот стал плоским, талия – тоньше. Шея также стала тоньше и стройнее, овал лица смягчился, объём мышц на руках и ногах ощутимо уменьшился. Ещё немного поколдовав над лицом и старательно, словно повар тесту, придав форму пышным соскам. Самка с видимым удовольствием оглядела результаты своего труда. Однако главное было впереди. Широко разведя в стороны ноги Лазаро, она приподняла его массивные гениталии и с силой втиснула их в тело. Потом, набрав полную пригоршню выделений у себя в промежности, принялась увлечённо мять и массировать мужскую плоть, которая послушно менялась, на глазах приобретая женские черты. Через несколько минут всё было кончено – на полу хижины, скользком от растворённой органики, распростёрлась высокая полногрудая амазонка, сияющая белизной кожи. Солнечные тучи, падающие из открытой двери, золотили бронзу волос между её мощных бёдер, где расцвёл прекрасный цветок с нежно-розовыми лепестками.

Удовлетворённо вздохнув, Самка повернулась к Каозинье. Всё это время метиска, не замечая ничего вокруг себя и даже не отреагировав на удар об пол, корчилась в непрерывном оргазме, судорожно впитывая ласку живого фаллоса, бешено пульсировавшего в её влагалище. Самка резко сжала рукой торчащую наружу мошонку, и исступлённые конвульсии измученного тела тут же прекратились. Просунув пальцы по обе стороны от члена и с силой разведя края половой щели, Самка протолкнула мужские железы внутрь. Пышущая жаром промежность метиски с распухшими половыми губами заходила ходуном, вздуваясь буграми и опадая. Узкие бёдра девушки судорожно подёргивались. Наконец из истекающей влагой щели показалась блестящая розовая головка члена, который сумел непонятным образом перевернуться. Однако, выдвинувшись весь, вместе с мошонкой, он не отделился от тела, как можно было ожидать, а остался висеть, удержанный мощным корнем из только что образованной плоти. Место соединения моментально покрылось новой кожей, навеки запечатав женское влагалище, которому предстояли дальнейшие превращения.

Самка поцеловала Каозинью в губы, подарив ей на прощанье капельку чудодейственной слюны, потом сделала то же самое с Лазаро. Потом вышла из хижины и зашагала по тропинке между пальм, шуршащих жёсткими листьями. Джунгли поглотили её так же быстро, как иссохшая почва впитывает капли дождя.

Лазаро открыл глаза. Каозинья опустилась на колени и погладила по волосам лежащую женщину.

– Мама, – всхлипнул юноша.

На губах амазонки появилась странная улыбка. Её лицо выражало мир и покой.

– Сын… – нежно прошептала она.

Изогнутая стойка бара, отделанная тёмным полированным деревом. была украшена резными фигурами, словно нос старинного корабля. Заняв место на капитанском мостике, Арлиндо Кинкас сноровисто управлял своей разномастной бессловесной командой. Массивные стаканы из резного стекла, крошечные стопки-напёрстки, тонкие бокалы на длинных ножках, внушительные восьмигранные кружки с затейливыми ручками. Бутылки и графины – с широким и узким горлом, квадратные, круглодонные, сплюснутые и даже в виде женщины, сжимающей пробку в поднятых над головой руках. В недрах этой пёстрой коллекции, расставленной рядами на широких полках и удвоенной высоким зеркалом, нашли временное пристанище напитки всевозможных цветов и оттенков, ожидая своей очереди отправиться в желудки посетителей. В тусклом свете газового пламени под потолком, шипящего в стеклянном шаре как разъярённый джинн, Кинкас проворно разливал выпивку, разрубал кокосовые орехи, выжимал лимоны, колол лёд. одновременно то нагружая, то разгружая пробковый поднос индейской официантки, которая непрерывно сновала взад-вперёд. Движения её бёдер, сдержанные, но чувственные, по-прежнему сопровождались чуть слышным постукиванием, слегка напоминавшим цоканье каблучков-шпилек. В углу на почётном возвышении красовался новый радиоприёмник, из которого неслись приглушённые звуки самбы, облагороженные сочным резонансом деревянного корпуса и тканевой мембраны.

Тяжело отдуваясь, в бар ввалился шарообразный толстяк, один из пятёрки завсегдатаев веранды.

– От этой жары вода проходит сквозь меня, как рис через мельницу, – хихикнул он. – Уже который раз бегу отлить. И заметьте, не в ваши кусты, как некоторые.

Он многозначительно кивнул и исчез за дверью туалета. Появившись оттуда вскоре, спросил:

– Что, ваш бармен опять не пришёл?

Кинкас мрачно кивнул, поджав губы. Его густые усы сердито топорщились.

– Терпеть не могу увольнять людей, тем более с такими проблемами, как у него с женой. И всё-таки, наверное, придётся.

Толстяк зачерпнул из миски горсть жареных семечек, красных как речная глина, бросил в рот и начал с хрустом пережёвывать.

– Никакой жалости – мой вам совет. Как вы думаете, за счёт чего я сумел так наладить своё дело, чтобы спокойно прохлаждаться тут с утра до вечера?

– Одно дело печатная мастерская, Иво, и совсем другое – гостиница, – вздохнул Кинкас.

– Ерунда! И там и там главное – твёрдая рука.

Непрошеная лекция вынужденно прервалась – Кинкас принимал у невозмутимой индианки очередной заказ. Быстро смешав в бокалах необходимые ингредиенты, он вновь повернулся к жирному пыхтящему Иво.

– В пятницу вечером, – начал тот новую тему, – мы собираемся всей компанией навестить сеньору Граку. Может, и вы с нами, Арлиндо? Рикардо, Белмиро, Януарио, Эштевао – мы все очень просим. Вам совсем не повредит немного развеяться. Грака обещала к концу недели новых девочек – если, конечно, пароход с Трёх Озёр придёт вовремя.

– Я подумаю.

– Подумаете? Да вы скоро лопнете от спермы! Сколько можно ждать? Ваша странная любовница никогда не вернётся, смиритесь с этим.

Кинкас угрюмо молчал. Потом повернулся и, присев на корточки, стал шарить в буфете, делая вид, будто ему что-то срочно понадобилось. Не дождавшись ответа, Иво пожал плечами и поплёлся к друзьям на веранду.

В баре всё шло своим чередом. Через полчаса, протянув не глядя руку к полке и не найдя там ничего, Кинкас чертыхнулся и вышел через заднюю дверь. Через минуту он вернулся с подносом, полным только что вымытых бокалов. У стойки ждал новый посетитель. Увидев его, хозяин гостиницы вздрогнул, чуть не уронив свою ношу.

Приземистый мужчина в дорогом костюме из светлого льна и модной широкополой шляпе казался целиком вытесанным из камня. Голова его, похожая на булыжник, крепко вросла в могучие плечи. Грубое угловатое лицо, иссечённое ножевыми шрамами, повествовало об одержанных победах не хуже древней стелы с иероглифами.

Кинкас зашёл за стойку и опустил на неё поднос. Бокалы нервно звякнули.

– Какая честь, сеньор Реймоа! Не желаете ли выпить за счёт заведения? Что вам налить?

Поставив ногу в лакированном ботинке на сияющее бронзовое ограждение стойки, Овид Реймоа не спеша окинул взглядом фигуру хозяина. Потом проговорил, тихо, но внушительно:

– Сними рубашку.

Не имея ни малейшего желания пререкаться с этим человеком, Кинкас немедленно повиновался. Оставшись голым по пояс, он с облегчением отметил, что остальные клиенты все как один демонстративно повернулись к стойке спиной, опасаясь вмешиваться в дела сильных мира сего.

– Значит, не врут… – Реймоа задумчиво поднял брови. Потом протянул через стойку руку, на которой не хватало двух пальцев, и взял Кинкаса за локоть. – Где она? Где эта ведьма?

– Не имею понятия, сеньор… – железные пальцы чуть-чуть сжались, и Кинкас сморщился от боли. – Клянусь, это правда. Разве я дал бы такому сокровищу ускользнуть от меня, если бы знал? Она исчезла и ничего не сказала.

Белый отпечаток пальцев на загорелой коже медленно темнел, наливаясь кровью.

– Если она вернётся, скажешь мне.

– Конечно, конечно, сеньор, разве я способен…

– А пока её поищут мои люди. Фотография есть?

– Что вы, сеньор, откуда же мне…

– Тогда опиши внешность.

Кинкас с готовностью принялся перечислять многочисленные прелести сеньориты Йеманы. Рассказ грозил затянуться, и Реймоа пришлось вмешаться.

– Всё. Ясно. У меня и других дел хватает.

– Спасибо, что зашли, сеньор Реймоа! – поклонился Кинкас удаляющейся спине.

У выхода Реймоа обернулся.

– В эту пятницу моей дочери исполнится пятнадцать. Мы празднуем её первый выход в свет. Вы получите приглашение.

– О! Для меня будет великой честью, сеньор, получить возможность поздравить сеньориту Дарсиану!

– Разумеется.

Прошло немалое время, прежде чем хозяин гостиницы достаточно пришёл в себя, чтобы одеться, да и потом ещё не меньше четверти часа не мог унять дрожь в руках. Между тем волна посетителей успела отхлынуть, сменившись мёртвым штилем послеобеденной сиесты.

Кинкас тряхнул колокольчик, подзывая официантку. Она тут же явилась с привычным «клик-клик», полная первобытной грации, и встала перед хозяином, скромно потупив глаза.

– У сплетников на веранде полный кувшин?

– Да, сеньор.

– Тогда пошли.

Служебный коридор привёл их к запертой двери. Выбрав ключ из тяжёлой связки, Кинкас открыл её. В комнате на ветхих дощатых поддонах рядами лежали мешки с мукой и сахаром, образуя мягкие диваны по колено высотой, обтянутые джутовой тканью, между которыми оставались лишь узкие проходы. Вдоль стен тянулись полки, забитые разнокалиберными банками и бутылками. В воздухе склада, несмотря на регулярную и тщательную уборку, стояла причудливая смесь всевозможных запахов, не лишённая, впрочем, приятности. Свет попадал сюда через окно под потолком, забранное толстой решёткой.

– Раздевайся, Иина.

Индианка не заставила себя ждать. Стянув блузку и юбку, она бросила их на одну из полок, оставшись лишь в чулках из грубого хлопка и высоких кожаных туфлях. Её остроконечные груди согласно обычаям племени украшала чёрная татуировка – загадочные извилистые линии и завитки.

– Ложись, – скомандовал Кинкас, расстёгивая брюки.

Краснокожая одалиска опустилась на край мешка, потом откинулась назад, раздвинув ноги и упершись каблуками в выступающие швы. Сквозь её внутренние половые губы были продеты два плоских отполированных кольца из лазурита. Под действием их веса губы соблазнительно раздвинулись. Женщина приподняла зад, устраиваясь поудобнее, и кольца, качнувшись, ударились друг о друга, издав характерный стук.

Кинкас шагнул вперёд и лёг на индианку. В надежде возбудить пока ещё вялый пенис он принялся лизать её разрисованные груди и целовать тёмные набухшие соски оттенка пальмового масла. Через несколько минут, помогая себе рукой, ввёл член во влагалище и начал толчки. Привычно изображая лицом неземное блаженство, Иина опустила руки и, продев по указательному пальцу в каждое из колец, растянула половые губы в стороны. Однако, несмотря на эту соблазнительную деталь и загадочное магическое слово «гуликава», которое то и дело шёпотом повторяла индианка, все усилия хозяина гостиницы привели лишь к медленному, но необратимому увяданию его воспалённого от бешеной скачки полового органа. Удовлетворения достичь так и не удалось. Обречённо вздохнув, Кинкас поднялся на ноги.

– Одевайся и иди работай, – буркнул он, глядя в пол.

– Хорошо, сеньор.

Когда дробный стук целующихся каменных колец затих в коридоре, Кинкас тяжело плюхнулся на мешок и долго разглядывал уныло обвисший предательский отросток. Потом встал, натянул брюки и отправился навстречу собственным утомительным обязанностям, страстно и безутешно бормоча:

– Колдунья моя, ведьма моя! Где же ты? Вернись, вернись…

С высоты полёта морской чайки компактный жилой район, на краю которого находилась гостиница «Ясный полдень», напоминал своими очертаниями профиль кошачьей головы: остроконечные уши, морда, шея и единственный глаз – общественный колодец в центре небольшой круглой площади, вымощенной булыжником. Во все стороны от площади расходились узкие улочки, убогие обшарпанные дома теснились по их сторонам будто измученные батраки, спящие вповалку в душном хлеву. Растительность почти отсутствовала, лишь там, где дома кончались, росли редкие общипанные араукарии, отмечавшие границы посёлка. К востоку от Кошачьей Головы был парк, а за ним – широкий песчаный пляж. Дальше, за неровной полосой прибоя, до самого горизонта простиралось зеленовато-дымчатое волнистое покрывало, под которым прятались непостижимые морские тайны. Полуразвалившийся форт маячил над гаванью – усталый конкистадор, одряхлевший, но не побеждённый. Северная сторона посёлка упиралась в холмистые предгорья, где изрезанная террасами земля была поделена на обширные поместья с богатыми особняками. По самому крутому склону поднималась канатная дорога. Ярко раскрашенные кабинки, похожие издалека на детские игрушки, непрерывно сновали вверх и вниз. На западе стояло несколько крошечных фабрик, а юг мог похвастаться лучшими магазинами. Там же, на южной стороне, располагались все государственные учреждения и частные конторы.