Текст книги "Рот, полный языков"

Автор книги: Пол Ди Филиппо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 67 страниц)

– Йад йынелез тевс! – подхватывает Фейнман, ластясь к Леде с другой стороны.

– Етинхарт янем, атябер! – произносит Леда.

Она уже семь недель не выпивала и не занималась безотложной любовью, которую готовы предоставить ей ученые.

Они останавливаются у ближайшей ночлежки для туристов, сбрасывают одежду и познают, что на деле означает «три факториал». В смысле… его надевают… или как? Звезды порнофильмов – Кэнди Барр и Смарт Алек – и рядом не стояли с Ледой, Дики и Доктором. О, малышка!

Скоро рассвет. Компания завтракает в сальной забегаловке «У Бонго» и отправляется на юг по шоссе номер 85. Джонни запрограммировал мозг доставить их в пространственно-временную координату Уайт-Сэндс 7:57, с учетом погрешности. Он рассчитал оптимальную скорость так, чтобы «кадиллак» прибыл к месту взрыва за несколько минут до зажигания и встал за наблюдательным бункером. Тогда у них было бы предостаточно времени вбежать внутрь и присоединиться к остальным специалистам.

Прямо перед поворотом на дорогу в Уайт-Сэндс фон Нойман решает, что ему скучновато.

– Дики, вруби-ка пружинки!

– Есть, сэр!

Фейнман перегибается через переднее сиденье и щелкает тумблером на приборной панели. Машина начинает взбрыкивать и вставать на дыбы как дикая лошадь, передняя и задняя часть попеременно то опускаются, то поднимаются. Эта очередная фишка чудо-«кадиллака»: фон Нойман встроил ему в мост шасси от «Б-52».

«Кадиллак» козлит по дороге, а народ внутри со смехом валится друг на друга, играет в обжиманцы, шампанское хлещет из открытой бутылки.

Вдруг начинает мигать система предупреждения опасности.

– Столкновение неизбежно! – выкрикивает фон Нойман.

– Яйца береги! – советует Фейнман.

– Осторожней! – восклицает Леда и сползает на пол.

Фейнман лишь краем глаза замечает смольно-черный «бьюик», несущийся им навстречу строго посередине двухполосной дороги. Внутри никого не видно.

Затем дорога исчезает, и в ветровом стекле появляется голубое небо. Раздается жуткий скрежет рвущегося металла. «Кадиллак» с содроганием опускается и постепенно останавливается.

Вглядевшись через заднее стекло, Фейнман и Нойман видят, что у «бьюика» снесло крышу. Смятая железяка валяется посреди дороги.

Несмотря на хвастовство, Нил еще не совсем привык к травке. В Эль-Пасо пришлось несколько раз останавливаться, чтобы проблеваться. Дело было на рассвете. От Джека сочувствия не дождешься, потому что он купил в Сан-Антонио еще одну бутылку сладкого вина и изрядно пьян. Нил прихватил с собой пулемет, на случай если остановят копы. Однако у него пальцы чешутся побаловаться оружием. Он надеется сделать вылазку посреди пустыни и обстрелять кактусы.

Они к северу от Лас-Kpyceca, и солнце почти в зените. У Нила дурное ощущение нестыковки: должно быть, перестал действовать морфий. Надо вмазаться. Он вытаскивает из бардачка шприц и ширяется. Через пять миль ему поистине хорошо вставляет: самоощущение становится лучше, чем предыдущей ночью. Плоская пустая дорога в лучах восходящего солнца – убегающий серый треугольник, по которому катит «бьюик». Нилу кажется, что он мазок краски на картине, нарисованной по законам перспективы. Ему приходит в голову, что здорово было бы вести машину лежа. И он принимает горизонтальное положение, закинув ноги на руль. Убедившись, что идея сработала, Нил улыбается и закрывает глаза.

Авария вырывает Джека и Нила из сна подобно консервному ножу, пробуждающему копченых сардин в масле. Они оказываются в несравнимо ином мире под открытым небом.

Джек так вял, что остается сидеть в машине, а Нил выпрыгивает на дорогу и принимается исполнять шаманский танец, чтобы спастись от смерти, которая будто витает в воздухе. В руках автомат Томпсона, и он для разрядки поливает огнем все вокруг, не щадя и свой собственный предатель-«бьюик», стараясь однако, чтобы пули буравили только его нижнюю часть, то есть шины, а не сонного Джека на заднем сиденье или бак с горючим. Еще усерднее он следит за тем, чтобы не накрыть автоматной очередью злосчастных побледневших богачей в «кадиллаке». На их машине правительственный номерной знак.

Нил чувствует себя Кэгни в фильме «Белая жара» – одержимый всепоглощающей безумной яростью к властям, готовый к последнему шоу, кульминацией которого станет разрушительный пошли-вы-все-копы взрыв. Однако убить представляется возможным только двоих. Маловато, чтобы попасть на электрический стул. Не сейчас, и плевать, что страшно хочется вмазаться. Нил палит и палит, пока автомат не начинает щелкать вхолостую.

Раздраженный Джек медленно открывает изрешеченную дверцу «бьюика» с ощущением «боже-как-ужасно-быть-живым» и покрывает блевотиной серый асфальт. От странных мужчин в «кадиллаке» исходит убийственное зло, вонь из самого костного мозга, как от стронция в материнском молоке. Джек, не разгибаясь, вытирает рот и украдкой смотрит на них. Он чувствует, что тяжелая смертельная аура вокруг тех людей порождена связью с землесотрясающей разрушительной бомбой, к которой его с Нилом непреодолимо тянет некая космическая сила. Джек ее фактически видит: на небе высветились ломаные линии, четкие как кактусы в пустыне.

– Меня ненавидят все, кроме Иисуса, – говорит Нил, направляясь к «кадиллаку» с незаряженным «томпсоном». – Все мнят из себя Иисуса, кроме меня.

– Привет, – говорит Фейнман. – Сожалею, что повредили вашу машину.

На заднем сиденье перед фон Нойманом появляется голова Леды – такое Нил не мог не заметить.

– Мы едем на испытание бомбы, – хрипло сообщает Джек, шатаясь навстречу.

– Мы участвовали в ее изобретении, – говорит фон Нойман. – Мы богатые важные люди. Конечно, вам оплатят ремонт машины. Предлагаю подвезти на испытание. Раз уж вы нас не убили.

Припаркованный «кадиллак» послушно стоит на обочине, мозг поднял шасси и перешел в режим ожидания после непристойного столкновения с крышей «бьюика». Нил изображает минет на горячем стволе автомата, подмигивая Леде. Затем швыряет «томпсон» в пустыню и вместе с дрожащим Джеком залезает на переднее сиденье «кадиллака». Леда, с присущей ее профессии практичностью, перебирается к ним и предлагает шампанское. Она чувствует, что мускулистые гуляки прокатят ее быстрее, чем ученые.

Фон Нойман нажимает кибер-кнопку переустановки на панели управления у заднего сиденья, и «кадиллак» рвется с места так, что всех приплющивает к мягким спинкам. Нил хватается за руль, пытаясь затормозить.

– Похоже, этот детройтский скакун сам себе на уме.

– Наш «кадиллак», думаю, не глупее тебя, – не удержавшись, язвит фон Нойман.

Нил пропускает его слова мимо ушей.

7.49.

«Кадиллак» со скрежетом поворачивает направо, на дорогу к Уайт-Сэндс. Там пропускной пункт, но солдаты узнают машину фон Ноймана и дают добро на проезд.

Нил зажигает последний косяк и начинает отбивать ритм по приборной панели в такт пульсу планеты, его планеты, ждущей спасителя. Изо рта клубится дым, с остекленевшими глазами земного мессии Нил вдыхает его в уста Леды. Ему предстоит откровение праведной дороги к спасению. Джек тоже сечет толк, допивая последнее шампанское в своей жизни и телепатически сообщаясь с Нилом. Время подошло. Доктор Миракл и Литтл Ричард слишком растеряны, чтобы остановить машину.

Слева на горизонте видна вышка. «Кадиллак» сворачивает с пустой дороги и напролом летит в сетку ограждения. Она с громким треском разрывается.

– Нажми, пожалуйста, ногой на тормоз, – говорит Нойман без тени удивления. Он предусмотрел необходимость срезать путь. – Я все же хочу заехать под вышку, но осталось всего три минуты. Программа пытается компенсировать потерянное время.

Действительно, уже 7.57.

Преданный своей последней святой прихоти, Нил вцепился в руль. Джек уже смирился с судьбой и ликующе кричит:

– Вперед, вперед, мой друг с незапамятных времен!

Конец всему: бесконечным скитаниям и безумным забавам, мелким ссорам и любовным ласкам, сумасшедшим переездам вдоль и поперек континента, желанию запечатлеть все это на бумаге, каждую эмоцию, каждое местечко мастерски набросать в деталях, потому что мы все умрем в один день, старина, все мы…

Некогда глянцевые бока «кадиллака» исцарапала разорванная ограда. Автомобиль грохочет, словно посланник Бога, по камням и сорной траве, по песку пустыни и покатистым кратерам от бомб. Вышка прямо по курсу.

7.58.

– Держись, дядя Сэм, – шепчет Нил. – Сейчас мы подпалим тебе зад. Утихомирь там ребят, Джек.

Джек перекатывается на заднее сиденье, прямо на колени Фейнману и фон Нойману. Нельзя же позволить этим свихнувшимся ученым баловаться с приборной панелью, когда машину ведет Нил!

Бедная Леда до сих пор наивно полагает, что они катаются ради потехи, и жмется к бицепсам Нила. И целую минуту, длящуюся вечно, все именно так, как и должно быть: красивый сильный Нил за рулем огромной тачки, шикарная брюнетка обнимет его и жует жвачку.

И вот, пока ребята сзади ничего не могут сообразить, Нил подсекает южную опору вышки. Она начинает рушиться, а Нил, летя на экстрасенсорных инстинктах, замедляет ход, как раз чтобы поймать бомбу, преждевременно слетевшую со спускового крючка.

Не такая уж она и толстушка, бомба – пример наивысшей миниатюризации: размером с бочку нефти в пятьдесят галлонов и такого же веса. Она примяла крышу «кадиллака», даже не испортив никому прическу.

Нет, она не взорвалась. Пока.

7.59.

Нил направляет не желающий останавливаться «кадиллак» на квадратный бетонный бункер за полмили от них. Это важное испытание, последнее перед созданием ядерной бомбы, и в бункере находятся все разбирающиеся в атомах мозги свободного мира, не говоря уже о высоких чиновниках и политиках. Приехали посмотреть на подтверждение военного превосходства США, неуемные засранцы, готовые уничтожить будущее.

Нил несется к ним, напевая ковбойским йодлем, Джек хохочет и тычет локтем ученых, Леда жутко визжит; Дики говорит слишком быстро, чтоб разобрать слова, а Джонни…

8.00.

Они врезаются в бункер на скорости восемьдесят миль в час, сложившись, как гармошка, но этого никто не почувствовал, потому что в то же мгновение детонировала бомба, образовав гриб, в котором перемешались и атомы людей в «кадиллаке», и высокопоставленных персон в бункере.

Время разветвилось.

Где-то теперь существует Земля без ядерного оружия, где народы не тратят силы на ракеты и бомбы, где никто не просыпается с мыслью, что сегодняшний день может быть последним, Земля, где два обдолбанных торчка психовали и маялись и дали этому миру такого пинка, что он сошел со своей орбиты…

Ради тебя и меня.

Шестидесятые
Третьи Мировые войны

Это произошло в Гамбурге, накануне Дня победы над Японией, вечером, когда исполнялась ныне легендарная концертная программа, привезенная службой организации досуга войск: «Битлы» выступали на разогреве у «Сьюпримс» и Элвиса. Этакий хор поп-валькирий, великодушно приглашенных начальством для нас – американской пехоты и веселой матросни, прежде чем столкнуть нас в кипящую пропасть, полную бутафорского сухого льда и ведущую прямо в ад, иными словами, в зияющую утробу из войск Варшавского Договора, пригнанных из Западной Германии, измотанных и обессиленных, но далеко, далеко не сломленных.

Около половины Североатлантического флота высадилось в Киле два дня назад, чтобы заправиться и взять провизию. Никому не дали увольнительной на берег. Прошел слух, что все – по крайней мере наш военный корабль «Радужный воин» – скоро отчалят в Гданьск для участия в важном десантном штурме. Зная польские укрепления на верфях и легендарного молодого майора Валеза, шансов на успех было не больше, чем у республиканцев побить Кеннеди и Стивенсона на следующих выборах, или у Вуди Аллена получить главную роль в любовной сцене с Миа, женой Синатры.

Такие вот перспективы, если, конечно, русские подводные лодки не потопят нас по пути.

Нас со Свином Бодином это не устраивало. Не то чтобы мы боялись смерти. Вовсе нет. Три года боевых действий отняли у нас этот детский страх, впрыснув вакцину, именуемую военной аномией. Мы просто не могли пропустить яркое зрелище в Гамбурге.

– Я был на концерте «Битлов» до войны, – сказал Свин, – прямо в Гамбурге, в клубе «Стар». Да, они умели играть рок. Я думал, группа достигнет высот, но так больше о ней и не слышал. Даже не знал, что парни до сих пор играют вместе.

Бодин лежал на койке, свесив голову вниз, пытаясь получить дешевый – и единственно доступный – кайф от прилива к голове крови. Физиология прикидывающаяся фармакологией. Над койкой висел потертый плакат Джеймса Дина и Брижит Бардо, кадр из фильма «Из России с любовью». (В Овальном кабинете президента, главного поклонника книг Флеминга, красовался точно такой же, только с автографом.)

Огромный волосатый живот Свина торчал из-под грязной рубашки – или, точнее, выпирал над рубашкой. Пупок был закупорен чем-то вроде отвратной смегмы, походившей на смесь медвежьего сала с маргарином «Криско».

Пупочный джем Бодина привлекал меня и в то же время отталкивал. Вскормленный на пшеничном хлебе, я вышел из семьи с прославленными предками-пуританами, окончил хорошую школу и имел возможность без проблем занять место в корпорации «Боинг». Такого человека, как Бодин, мне ранее встречать не приходилось. Для меня он был некой природной стихией, мифических размеров троллем, который в любой момент может разразиться штормом отрыжек и газов, способных валить деревья, с ливнем пота и соплей.

Я знал Бодина уже десять лет, с тех пор как вылетел из Корнелла[45]45
  Частный университет в г. Итака, шт. Нью-Йорк.


[Закрыть] и записался в военно-морской флот в пятьдесят пятом году. Мирное время. Как давно это было, и будто вчера. Двадцать лет между первыми двумя и еще столько же до третьей. Словно специально распланировали, ждали, пока заживут раны и люди забудут боль, пока заводы снабдят новым оборудованием для выполнения заказов лабораторий НИОКР[46]46
  Научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы.


[Закрыть]? А может, мир, как и дипломатия, есть иное средство ведения войны?

Бодин все это время оставался моим бессменным спутником, даже когда я дослужился до офицерского звания и был разжалован обратно в рядовые. (Это уже другая история, которая тоже не обошлась без Свина, германского тотема смерти.) Вместе мы воплотили в жизнь немало сумасбродных замыслов. Тем не менее, как бы хорошо я его ни знал, вектор предстоящего безрассудства вышел за все мыслимые пределы. И именно ему было суждено привести нас к фатальному концу.

– Кажется, я слышал о них что-то год-два назад, – ответил я, представив, что у Свина рот на лбу, а глаза на подбородке. Висение вниз головой его не красило. – Парня по имени Маккарти…

– Маккартни, – поправил Свин.

– Не важно. Его арестовали за аморальное поведение. Застукали с какой-то малолеткой. А этот парень, Лимон…

– Леннон.

– Что за учительские замашки. Ты хочешь услышать историю или нет? Когда началась война, Леннон подсел на героин и был вынужден лечиться в клинике. Теперь он, выходит, кончил колоться.

– Я сам сейчас кончу, – фыркнул Свин.

– Да ты все слил в последнем порту! Хо-хо-хрю-хо! – издал я нечто вроде смеха Свина. – Бог мой, я свихнусь на этом корыте! Хочу увидеть шоу и вмазаться! Слушай, ты сохранил экипировку берегового патруля, которую мы стырили?

– Да, а что?

– Значит, так…

Через пару часов, при полном фасоне, мы были готовы прорваться через укрепления своих собственных войск.

Стемнело. Бенни Йойодин, первый тормоз в нашей армии, караулил на выходе. На мне была нарукавная повязка БП, ремень, фонарик, на рукаве – нашивка. Свин в наручниках.

– Стой! – выкрикнул Йойодин, размахивая винтовкой, как первокурсник из Аннаполиса. – Покидать судно запрещено.

– Все согласовано, Бенни. Бодин должен покинуть корабль, чтобы завтра предстать перед военным судом.

Йойодин опустил оружие и почесал лоб под фуражкой.

– Перед военным судом? Вот те на, сочувствую. А что он сделал?

– Помнишь суп, который подали на прошлой неделе? С таким дрянным привкусом? Бодин в него нассал. Это выяснилось, когда кастрюля покрылась вызываемой мочой коррозией. Капитан съел добавку, еле откачали.

Краска сошла с лица Йойодина, он позеленел.

– Боже мой! Какое… свинство!

– Пошли, Бодин, пришло время посмотреть в глаза правосудию.

Свин стал сопротивляться.

– Нет, нет, я не пойду, не тащи меня, генерал Лимей подвесит меня за яйца!

Йойодин ткнул его винтовкой.

– Брось хныкать, прими судьбу как мужчина. Ты можешь хоть раз за свою жалкую жизнь вести себя достойно?

Свин выпрямился.

– Ты помог мне осознать мои ошибки, Бенни. Идем, Том, я готов.

Я провел Свина по трапу на палубу. От него исходил дух такого святого мученичества, что мне самому стало его жаль.

Как только мы обогнули склад, Свин сбросил оковы с запястьев и повалился на бочку, сотрясаемый смехом.

– Как сказал бы Багс Банни, – отметил я, – эх, что за олух!

– Он взаправду поверил, что я вмиг исправился. Иисусе, некоторые ребята стоят службы в военно-морских силах. В путь, Джек Хер-у-ак!

Теплый июльский вечер, мы в непростительной самовольной отлучке, а король рок-н-ролла завтра играет за сотню миль к югу. Дядюшка Сэм и остальной западный мир шатаются, как получивший удар в голову боксер перед последним и решающим раундом в бессмысленном бою. Наступил недолгий период фиктивного перемирия, чтобы смочить глотку и стереть с лица кровь, а потом вернуться к драке с курносым, капустоухим папой Никитой и его зомбированной толпой коммуняк.

Из меня никогда так не била жизнь.

По Килю кишела военная полиция и береговой патруль (всё одно). Они чинно вышагивали меж толп беженцев, спекулянтов, гражданских копов, делегированных НАТО, и бездомных сирот войны – лупоглазых, в лохмотьях, норовистых, как миноги, в попытках навязаться к нам со Свином. Они принимали нас за спасителей. Дети в щегольском рванье с Карнаби-стрит, собранном лондонскими матронами и дебютантками. Шапки в горошек, рубашки цвета пейсли, штаны в полоску. Сказочные тряпки.

Мы со Свином были вынуждены перебегать из тени в тень, вдоль по усыпанным булыжниками переулкам, прятаться в дверных проемах (единственном, что осталось от зданий) и взбираться по внезапно обрывающимся лестницам, чтобы нас не окружили сироты и не задержали копы. По луне мы вычислили путь на юг, в пригород. На шоссе нам повезло: поймали попутку с обтянутым брезентом кузовом модели «мустанг». Машина держала путь как раз в Гамбург.

За рулем сидела блондинка – лейтенант английской армии – по имени Джейн Сахарная Зайка Лейн. Ее привлекательной напарницей оказалась темноволосая эмигрантка из Румынии по прозвищу Виорика Тоукс, ныне еще и вербованная английскими вооруженными силами. Знаков отличия военных походов на пальцах не перечесть: Конго, Панама, Алжир, Финляндия, Маньчжурия… Вот это опыт, ну и парочка! Повидали больше театров военных действий, чем Хоуп, Бернс и Берль, вместе взятые.

Девчонки, как выяснилось, тоже незаконно держали путь на концерт Пресли, выудив задание доставить содержимое кузова в лагерь для перемещенных лиц, расположенный недалеко от Гамбурга. Виорика протянулась над моими коленями в бардачок, откуда выудила бутылку шведской водки. Свин тотчас бесцеремонно ее перехватил.

Я занялся встроенным радио, поймал станцию НАТО, которая пичкала щадящей диетой военных мелодий. Стрейзанд пела «Чума сразит Маркса (И Ленина тоже)». Барри Сэдлер – «День, когда мы взяли Москву». Дайан Уорвик исполняла «Знаешь путь в Рижский залив?» Прикиньте, а? Я вырубил.

– Так что это за миссия милосердия для перемещенных лиц? – поинтересовался Свин, хлебнув спиртного, но не отрывая руку от коленки Сахарной Зайки.

Чтобы было легче дышать (дверь вдавливала в бедро мой пистолет), я закинул руку на плечо Виорики. Меня завораживала ее болтовня с приятным акцентом.

– У тебя в штанах маленький козленок, или ты просто рад меня видеть? – поинтересовалась румынская детка, вызвав у Свина приступ смеха, пропитанного водкой.

Когда он устал хрюкать, я повторил его вопрос, но другими словами:

– Да, так что там в кузове? Одеяла, лекарства, таблетки?

Сахарная Зайка улыбнулась:

– Кое-что поважнее. Пропаганда. Если точнее, комиксы.

У меня сердце биться перестало.

– Американские? – спросил я, даже не надеясь. – Новые?

Виорика кивнула.

– Да, американски комикс. И довольно свежие.

– Останови грузовик, сейчас же.

Почувствовав в моем голосе нетерпеж, Сахарная Зайка повиновалась. В мгновение ока я вернулся со стопкой в целлофановой оболочке. Не мог поверить удаче. Вся сумасшедшая история начала напоминать мне эпизод из «Героев Хогана». Тот, где Хоган уговаривает тупоумного начальника лагеря Герасимова одолжить ему с ребятами грузовик, чтобы отвезти на пищевую фабрику свеклу для борща, а сам по пути заезжает взорвать завод по производству танков. Заодно он еще вытаскивает из канавы полный кузов советских красоток-пионерок.

Трясущимися руками я сорвал целлофан.

Фантастическую четверку отправили на ближневосточный фронт. Зрелище Человека-Факела, взрывающего самолеты египетских красноармейцев, расплавленный метал, брызжущий над Сфинксом, – все это тотчас напомнило мне о медиа-машине Соединенных Штатов. Девушка-невидимка влюбляется в красивого израильского солдата. Разгром русских генералов. Между тем в Тихом океане Супермен поднимает в воздух коммунистические авианосцы, швыряет их на берега сонной и внешне нейтральной Японии и, сам того не подозревая, вызывает приливную волну, которую ему приходится обгонять, пока она не смыла руины Токио. Были и еще. Флэш подхватывает генерала Уэстморленда и мчит через весь Китай, чтобы успеть на встречу с Чан Кай-ши. Субмаринер в Австралии, Капитан Америка в Тибете, Зеленый Фонарь во французском Индокитае…

Я был так поглощен чтением, что даже не заметил, как грузовик съехал с дороги и покатил по территории брошенной фермы.

– Курс на амбар! – завизжал Свин, потянув Сахарную Зайку в сторону относительно неповрежденного строения, полного манящего сена.

Меня с Виорикой оставили расположиться на ночь в развалинах дома. Мы положили кой-какую подстилку в углу из двух твердо стоящих стен, под кусочком крыши. Воздух ластился к нашим обнаженным телам, звезды завидовали зрелищу. После секса Виорика немного рассказала о себе:

– Меня заставили до изнеможения работать на советском военном заводе в Тимишваре. Я перебралась через границу уже бывшей родины, проехала всю Югославию до Адриатического моря, избегая разных типов, попала на корабль с безработными, который затонул недалеко от Сицилии. Полгода я была заложницей у бандитов, которые использовали меня как куклу для развлечений. Спасли англичане – спецвойска; они устроили неслабую пальбу, когда искали похищенного посла, а нашли меня. Я приехала в Лондон прямо угадай к чему?

– Не к Напалмовой Ночи?

– Точно. Весь город, куча народу погорело от Русского Вазелина. Чудовищная неразбериха.

Слова эти можно отнести ко всему миру. Мы заснули.

Рано утром нас разбудил петух, высокомерно проголосивший, что жизнь стоит того, чтобы жить. Мы его выследили, нашли курочек и нашарили яиц. Девчонки достали казенные «Хрустящие тартинки с перчиком», и мы славно позавтракали на обломках цивилизации. Свин ел за двух… лошадей, так сказать.

Вернувшись на дорогу, мы промчали оставшиеся мили до Гамбурга. Танки, грузовики и джипы, которые мы обгоняли, все направлялись в город, никто не попадался навстречу. Казалось, весь европейский театр военных действий стекался в ганзейский город на большое представление, чтобы согреться солнечными лучами короля рок-н-ролла. Мы видели представителей американских спутниковых каналов и Би-би-си. Я вроде даже заметил среди них Уолтера Кронкайта.

– Сделай меня звездой! – выкрикнул Свин, пронесясь мимо.

Девахи высадили нас еще до полудня в центре разгромленного города.

– Нам надо отвезти эти цветастые капиталистические катехизисы людям, которые в них действительно нуждаются, мальчики, – сказала Сахарная Зайка. – Встретимся сегодня на концерте. Спасибо за компанию.

– Леди Джейн, – произнес я, подражая голосу Джаггера, – позвольте поцеловать вам ручку.

Она великодушно протянула руку из окна машины.

– Тебе бы разрешили поцеловать много больше, если б попросил, – сказал Свин.

– Свин, ты – оскорбление рода человеческого, жалкий гомо сапиенс.

– Не наткнитесь на противопехотную мину, – предупредила Виорика, когда Сахарная Зайка включила передачу. – Иван тут их изрядно натыкал до отступления!

Следуя прощальному совету Виорики, мы внимательно шли посреди пустынной улицы.

– Ну, что теперь? – спросил я Свина.

– Надраться, конечно. Это ж одна из главных причин удрать без увольнительной, забыл?

Мы нашли действующую пивную, «Железный жернов», в крытом подвале уничтоженного здания. Внутри под тусклым освещением тусовались местные и военные всех наций, не при исполнении. Кадровый состав канадцев общался с группой новозеландцев, стая австралийцев изливала душу своре португальцев. Проститутки и мошенники занимали в пищевой цепи позицию ниже. У нас было полно денег, выпущенных оккупационными войсками, и мы швырнули их на стойку бара, чтобы получить лучшее домашнее пиво герра Фельдферайна.

Свин, причмокивая, выдул две бутылки и вскоре сладко захрапел на стойке. Еще бы, рядом с Сахарной Зайкой не выспишься. Я сам дошел до того состояния, когда перед глазами все плывет и мысли текут свободно, как собаки в песне Дилана.

Мое внимание привлек человек, сидевший слева. Он был в возрасте – лет за шестьдесят, – но в хорошей форме. С бородой, в одежде стиля сафари, какие носят корреспонденты и другие белые, шатаясь по разного рода заведениям в чужих краях. От него исходила печаль мудрости – такого я в людях раньше не встречал. Подвыпивший, я чувствовал своим долгом попытаться приободрить его.

– Полагаю, передо мной господин Хемингуэй, – почтительно проговорил я, поднимая стакан.

– Извини, сынок, Хемингуэй борется с оккупационными войсками на Кубе.

Судя по голосу, он был абсолютно трезв – вероятно, единственный трезвый в этой пивной.

– Но вы же писатель, верно?

– Да. Из «Геральд трибьюн». Вы тоже?

По спине ни с того ни с сего пробежали мурашки. Я неправильно понял вопрос? Зачем он спросил? Моя форма говорит сама за себя, как грыжа сенатора Джонсона. Я считал, что мою ушибленную карму никто не видит. Я глотнул пива и ответил:

– Боюсь, нет. Может, в другой жизни. Если б я не ушел из школы…

Писатель ехидно рассмеялся. Никогда такого жуткого смеха не слышал.

– В другой жизни… Еще раз ты жить не захочешь, не сомневайся.

– Откуда такая уверенность?

Он схватил меня за рукав и пристально вгляделся.

– Я расскажу тебе одну историю, и ты поймешь сам.

Отпустив мою руку, писатель начал рассказывать:

– В 1985-м мне было восемнадцать…

– Сейчас шестьдесят пятый. Это будущее, – прервал я.

– Твое будущее. А некогда мое настоящее. Теперь оно никому не будущее. Не важно, не перебивай. Я эту историю редко рассказываю и могу передумать. В 1985 году я был простым солдатом. Жил в мире, какой тебе трудно представить. Видишь ли, Соединенные Штаты и Советский Союз были до зубов вооружены атомными бомбами. Имеешь представление, что это такое?

– Что-то связанное с атомами… – только и сумел выдать я.

– Правильно. Взрывчатое устройство, в котором расщепляются атомы, производя невероятную разрушительную силу. Они были изобретены во время Второй мировой…

– Правда?

– В моем мире – да. А после войны их производили тысячами и устанавливали в ракетах…

– Что такое ракеты, я знаю. Диво так диво. Они мне всегда нравились, но я ни разу не видел настолько большую, чтобы поднять бомбу. Фейерверки всякие.

– Поверь мне, можно построить такую мощную ракету, что перелетит океан. Представляешь тот мир? Он весь стал заложником двух сверхдержав, располагавших достаточным мегатоннажем, чтобы разрушить всю экосистему.

Мегатоннажем? Экосистему? Бред сумасшедшего… А псих не унимался.

– В 1985-м свершилось неизбежное. Советским генеральным секретарем был Юрий Андропов: ублюдок, бывший кагэбэшник. Русские проигрывали в Афганистане…

– В Афганистане? Разве на эту землю не англичане претендуют?

– Британская империя распалась после Второй мировой. Они ни на что не могли претендовать. Геополитическая карта зависела исключительно от Штатов и России. Они вдвоем вели игру. Русские вторглись к нашим союзникам в Пакистан, где располагались базы афганских повстанцев. Мы ввели войска, не собираясь использовать ядреное оружие. Конфликт начал расти. Они запустили ракеты, и началась Третья мировая.

Я был простым охранником в штабе командования под Скалистыми горами. Настолько смертоносны были те бомбы, что мы прятали наши задницы под весом гор, чтобы выжить. Первые несколько минут войны – а она длилась всего пару часов – все шло по плану. Генералы сообщили код запуска ракеты солдатам, которые работали в стартовой шахте, прочли переданный им доклад об ущербе, подсчитали свои потери и запустили в ответ вторую партию ракет… Затем все пошло наперекосяк, Мы получали визуальные данные по волоконной оптике – атмосфера, конечно, переполнилась электромагнитными лучами, – и то, что мы увидели…

Мужчина начал рыдать из-за катастрофы, которая еще не произошла и, вероятно, никогда не произойдет. Лицо его скривилось под тяжестью сильных эмоций. Мне это начинало надоедать. Занимательный, но затянутый разговор с выдумщиком, у которого разыгралось воображение, перетек в занудное повествование маньяка с неустановленным диагнозом.

Когда борода пропиталась влагой, старый репортер взял себя в руки, очевидно, задействовав некий внутренний волевой запас, и схватил меня за локоть. Я застыл. Через прикосновение мне передалась уверенность, что все сказанное – правда.

– Бойня вышла жуткой. И ученые, и солдаты сходили с ума. Никто такого не ожидал. В штабе командования начались мятежи, перестрелки и самоубийства. Одни настаивали на продолжении войны, другие – на незамедлительном прекращении.

Я не мог принять ни одну из сторон. Мое сознание было парализовано. Я бросил винтовку и бежал, все глубже и глубже в огромный бункер. Пришел в себя в какой-то лаборатории. Вокруг все были мертвы: покончили с собой. Я хлопнул дверью, и она защелкнулась. Там было некое устройство. Машина времени.

– Иисусе! – Я стряхнул его руку и огляделся в поисках защиты от сумасшедшего, однако все были заняты распитием пива, кроме Свина, который блаженно храпел. Некому мне помочь. – Атомные бомбы, ракеты, это еще ладно. Но машина времени. Вы ожидаете, что я…

– Я от тебя ничего не жду. Просто слушай. Как только я понял, что стою перед отчаянным экспериментальным проектом, неопробованным кораблем в один конец, то решил, что мне делать.

Я хотел прожить век заново, до того года, когда началась последняя война, и потому установил машину на семьдесят лет назад, в 1915-й. Подсчитал, что могу дожить лет до девяноста. Вторая декада века как раз подходила для начала перемен.