Текст книги "Рот, полный языков"

Автор книги: Пол Ди Филиппо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 67 страниц)

– Сдохни, сдохни, поганая ведьма! – всхлипнула она. – Сука, тварь!

Одно движение Керри – и ружьё полетело на пол. Из обрубка плеча уже тянулись новые пальцы. Обхватив Дарсиану здоровой рукой, ведьма прижала сё к своему нагому телу и сладко улыбнулась.

– Люблю тебя. Я так люблю тебя…

Пышное платье таяло на глазах, стекая струйками на пол. Очень скоро Дарсиана оказалась полностью обнажённой. Между тем руки ведьмы уже ничем не отличались одна от другой. Она сжала ягодицы девушки и подтянула её вверх, заставив встать на цыпочки. Маленькие груди прижались к большим, узкие бёдра – к широким, лобковые волосы смешались.

– Поцелуй меня, – выдохнула Керри.

Невероятный язык развернулся и скользнул змеёй в глотку Дарсианы. Однако девушка каким-то чудом ещё была способна дышать, и поэтому смогла изумлённо ахнуть, когда мощный член раздвинул её половые губы и скользнул глубоко во влагалище. Кожа Керри вдруг ощетинилась тысячами крошечных шипов, которые вонзились в тело Дарсианы, впрыскивая туда одни соки и высасывая другие как тысяча голодных ртов.

Слившиеся тела двух женщин начали изменяться. Керри уменьшалась в росте, Дарсиана росла. Груди, казалось, перетекали из одного тела в другое. Лица, прижатые друг к другу, представляли собой непонятную мешанину плоти. В странном статическом танце партнёрши менялись внешностью, отражая одна другую словно зеркало.

Когда, наконец, Керри-Дарсиана отпустила Дарсиану-Керри, а шипы, член и язык исчезли без следа, девушка в теле ведьмы испуганно отшатнулась, изумлённо вытаращив глаза.

– Я постараюсь поддержать твою репутацию, моя милая. – улыбнулась ведьма в теле девушки. – А вот сможешь ли ты поддержать мою? – Она задумалась. – Пожалуй, нет. Ступай-ка в библиотеку!

Одним ударом лишив сознания своё старое тело, она толкнула его через порог. Громкий всплеск, брызги – и волшебная жидкость закипела в коридоре, готовая к новым завоеваниям.

Керри вприпрыжку побежала к лестнице, пританцовывая от избытка чувств. Как приятно ощущать, что тебе снова пятнадцать!

Резко спикировав, летучая мышь затрепыхалась в воздухе, будто падающий лист. Лёгкий ветерок дохнул ароматом жасмина и свежескошенной травы. За соседним домом горестно завыла собака, сетуя на прельстительное равнодушие серебристого лика луны.

Застыв подобно статуям в пурпурных отблесках уходящего солнца, хозяин гостиницы с доктором изумлённо взирали на паническое бегство домочадцев и гостей дома Реймоа. Лишь истошные вопли несчастных, преследуемых кошмарной студенистой волной, да хруст гравия под их ногами заставляли поверить, что всё это происходит наяву.

Словно очнувшись, доктор Зефиро воскликнул:

– Скорее, друг мой! Поможем им.

Кинкас бросился вперёд, расталкивая толпу растерявшихся слуг, и подхватил на руки девушку, которая запуталась в юбках.

– Вы целы, сеньорита?

Девушка не отвечала, потеряв дар речи от нервного потрясения. Кинкас донёс её до ближайшего экипажа и бережно усадил на мягкое сиденье. Потом поспешил обратно к дому. Флавио Зефиро суетился неподалёку, также помогая кому-то. К ним присоединился крепкий осанистый мужчина в белом воротничке священника.

– Отец Тексейра! Как вы думаете, что всё это значит?

Священник перекрестился, породистое лицо с выступающим подбородком перекосилось в мрачной гримасе.

– Дело рук дьявола, не иначе.

Поток бегущих уже иссяк, лишь одна женщина осталась в дверях. Она стояла с воинственным видом, подобрав подол платья и почему-то босиком, и сверлила презрительным взглядом собравшихся зевак. Вязкая белёсая река, не столь уж и глубокая при ближайшем рассмотрении, лениво обтекала её щиколотки, медленно струясь по ступеням.

– Трусы! – сурово проговорила она. – Эта гадость не причиняет вреда людям, она разъедает только вещи. Надо спасать хозяина, мне кажется, он ранен.

Хозяин гостиницы, доктор и священник переглянулись.

– Сеньора Соареш права, – сказал Флавио. – Мы должны сделать всё, что в наших силах.

– Святая Церковь никогда не отставала oт медиков, – гордо выпрямился отец Тексейра. – Вперёд, во имя Господа!

– Принесите из сарая лопаты, – обратился Кинкас к толпе слуг, – и начинайте копать траншею вокруг всего дома. Нельзя допустить, чтобы это растеклось по всей округе.

Несколько мужчин кинулись выполнять приказание. Кинкас, Гексейра и Флавио осторожно приблизились к переднему фронту наступающего студня. Он уже сожрал несколько деревянных кадок, пощадив росшие в них пальмы, и теперь двигался медленнее, задержанный бесплодным гравием подъездной аллеи.

– Оно съедает одежду и обувь, – предупредила сеньора Соареш, показывая на свои босые ноги. – Снимите туфли и закатайте брюки.

Последовав её совету, мужчины с отвращением ступили в клейкую лужу и стали с трудом, поддерживая друг друга, карабкаться по скользким ступенькам.

– Сеньор Реймоа провёл весь день в библиотеке, – сообщила сеньора Соареш, когда они, отдуваясь, добрались до двери. – Я сразу кинулась туда, но едва заглянула в дверь, как пол тут же провалился. Оставаться на втором этаже было опасно, и я побежала вниз. Искать сеньора надо в зале под библиотекой.

– Ведите, – кивнул Флавио.

Все четверо вошли в дом, морщась от резкого запаха. Едва удерживаясь на ногах, скользящих в отвратительной слизи, они стали пробираться по коридору.

– Послушайте, Флавио, неужели эта дрянь – то самое, о чём я думаю? – скривился Кинкас. – Что говорит ваш медицинский опыт?

– Боюсь, вы правы… Но откуда? Я просто теряюсь в догадках.

– Однажды мне пришлось изгонять дьявола, – заметил Гексейра, – и кровь лилась ручьём без всякого видимого источника. Думаю, Сатана, если захочет, может проделать то же самое и с семенем.

– Довольно глупостей! – одёрнула их Соареш. – Сейчас не время для учёных споров – речь идёт о человеческой жизни.

Они добрались до бального зала и осторожно заглянули в открытую дверь. Там колыхалось обширное озеро спермы, поглотившее уже всю деревянную мебель. На поверхности плавали серебряные тарелки, кубки и подсвечники. Сквозь остатки обвалившихся перекрытий виднелись ободранные стены второго этажа.

– Похоже, дом недолго простоит, – покачал головой Кинкас.

Соареш внезапно вскрикнула.

– Вон они! Четыре головы. Видите волосы? – показала она пальцем.

Четверо спасателей бросились в зал, сразу утонув по колено и забрызгав одежду, которая немедленно начала растворяться. Схватив за что придётся неподвижные тела, они вытащили их из зала, слыша за спиной треск рушащихся балок.

– Скорее на улицу!

Четвёрка рванулась к выходу, волоча по скользкому студню свой малоприятный груз, как лесорубы тащат поваленные стволы.

– Сеньор Кинкас! – сердито воскликнула Соареш. – Ваш как-то связан с моим, не бегите так быстро.

Скоро печальный улов уже был разложен в ряд на лужайке. Доктор Флавио наклонился и обтёр лица трупов носовым платком с монограммой.

– Все утонули, – таково было его краткое заключение.

Лаудалина Соареш испустила горестный вопль.

Перед потрясённой толпой предстало жуткое зрелище. Овид Реймоа, замкнутый сам в себя как пустая бутылка Клейна. Эрмето и Жетулио – эмбрионы-переростки со слившимися гениталиями. Лицо четвёртой жертвы озадачило собравшихся, ожидавших увидеть Дарсиану. Лишь один мужчина удивлённо ахнул и бросился к ней.

– Сеньорита Йемана! Боже мой, нет!

– Вы знаете эту женщину, Арлиндо?

Кинкас молча кивнул, сдерживая рыдания. Наклонившись, он погладил испачканную слизью щёку своей благодетельницы.

Сентиментальную сцену прервал оглушительный грохот. Крыша над бывшей библиотекой обвалилась вместе с большей частью стен, подняв в воздух мощный белый фонтан. К счастью, брызги разлетелись недалеко. Рабочая команда, отвлёкшаяся было от своих обязанностей, кинулась завершать ров. К ней присоединялись всё новые добровольцы.

– Все наши старания потеряют смысл, – озабоченно проговорил доктор Зсфиро, – если кто-нибудь унесёт заразу на себе. Он стал раздеваться, вертя в руках распадающиеся лохмотья с бесстрастным интересом учёного.

Пытаясь взять себя в руки, Кинкас с трудом выдавил:

– Конечно, вы правы, главное – это безопасность города.

Благодаря деловитости и организационным способностям трёх уважаемых горожан, а также твёрдой руке сеньоры Соареш, порядок удалось навести сравнительно быстро. Всех участников трагедии отыскали и заставили пройти дезинфекцию. Холодная вода из садовых шлангов смыла с обнажённых тел все следы опасной слизи. Заражённую одежду бросили в лужу спермы, растекание которой остановила вовремя вырытая траншея. Пострадавшим, пока не прибыла специальная команда, посланная за одеждой, выдали лошадиные попоны и дорожные пледы.

Одетый в рубашку и брюки, позаимствованные в соседнем доме, Арнольдо Кинкас печально наблюдал, как рушится особняк Реймоа. За несколько часов фантастическая сперма сожрала всю органику в пределах окопанного круга, оставив лишь каменный фундамент. Подвал представлял собой глубокий бассейн, из вязкой поверхности которого торчала черепица, куски стекла и всевозможные металлические предметы. Зловещая жидкость, напоминавшая расплавленное серебро, беспокойно ворочалась, готовая отлиться в новые формы.

Раздался стук копыт и скрип кожаной сбруи – прибыла пожарная команда. Доктор Зефиро встретил их у ворот.

– Вы были на бумажной фабрике и кожевенном заводе? Заполнили цистерны?

– Да, сеньор, всё сделано, как вы передали.

– Тогда начинайте.

Пожарные развернули брезентовые шланги и принялись усердно качать насос. В студенистую массу ударили тугие струи, поднимая густые клубы пара. Воздух наполнился едким запахом химикатов.

К Кинкасу присоединился отец Тексейра.

– Я почти слышу вопли демонов, которых низвергают обратно в ад.

– Я вас понимаю.

– Что с вами, мой добрый друг? Мне кажется, у вас есть какая-то ещё причина для беспокойства.

– Эта погибшая женщина… Когда-то мы были близки.

Тексейра нахмурился.

– Я должен с вами поговорить, Арлиндо. Давайте, когда всё окончится, уедем вместе.

– Хорошо, святой отец.

Цистерна за цистерной химикаты, разрушающие клетки, перекачивались в живое озеро. Сперма умирала, превращаясь в зловонную гниль. Убедившись, что его рецепт работает, доктор окликнул пожарных:

– Окатите всю землю в пределах рва, и как следует.

Кинкас отвернулся и побрёл через толпу к воротам. Ему хотелось побыть одному. В шелестящей тени огромного дерева он заметил двух женщин, сидящих в обнимку под одеялом. Одна плакала, другая молча гладила её по голове. Кинкас направился к ним.

– Могу я вам чем-нибудь помочь?

Плачущая женщина повернула голову. В лунном свете сверкнули ярко-рыжие волосы.

– Ах, сеньор, мы не знаем, что и делать. Хозяева мертвы, вся прислуга потеряла работу. Куда же нам теперь?

Кинкас ласково похлопал её по плечу.

– Как ваше имя, сеньорита?

– Маура. Маура Колапьетро. А это Мэй-Мэй – она немая.

– Кем вы работали?

Маура улыбнулась.

– Я была горничной сеньориты Реймоа, а Мэй-Мэй – её портнихой.

Кинкас немного подумал.

– Если так, то я, наверное мог бы найти для вас работу в своём заведении. Гостиница «Ясный полдень». Приходите в понедельник.

Маура радостно взвизгнула и бросилась Кинкасу на шею. Мэй-Мэй последовала её примеру, молча, но с искренним чувством.

– Не знаю, как и благодарить вас, сеньор!

Окружённый благоухающей женской плотью, Кинкас ощутил одновременно блаженство и страх.

– Не стоит благодарности, я деловой человек и всегда рад случаю нанять хорошего работника.

Кинкас бросил взгляд через плечо на развалины и, заметив приближающуюся фигуру отца Тексейры, поспешил вежливо отлепить от себя благодарную парочку.

– Извините, я должен идти. С вами всё в порядке?

– Да, теперь в порядке, благодаря вам! Кого нам спросить в гостинице?

– Сеньора Кинкаса. Итак, до понедельника.

Оставив счастливых женщин сидеть под деревом, Кинкас подошёл к священнику.

– Давайте поедем в вашей двуколке, Арлиндо, – предложил тот, – а мою оставим нашему уважаемому доктору. Я ему уже сказал.

Отъехав от опустошённого поместья, превратившегося в отравленное болото, мужчины долго молчали. Потом Кинкас спросил:

– Который час, святой отец?

– Уже почти десять. У вас назначена встреча?

– Вообще-то да, но я не уверен, что найду в себе силы присутствовать.

Священник усмехнулся.

– Хотите, угадаю? Вы собирались посетить дом сеньоры Граки и попробовать новых девочек.

– Как вы узнали?

– Иво и меня пригласил.

– И… вы согласились?

– Конечно, – кивнул Тексейра. – Женщины с Трёх Озёр имеют непревзойдённую репутацию.

– Но ваши обеты…

– Ерунда! Обеты нужно исполнять сердцем. Бывает, что человек сохраняет телесную чистоту, а душа его черна как ночь. Бывает и наоборот. Рим очень далеко отсюда, друг мой, и белые люди совсем не приспособлены к горячим необузданным тропикам. Неужели после всего, чему мы только что стали свидетелями, вы решитесь утверждать, что здешняя распущенность хоть немного отвечает европейским нормам? Иной климат диктует соответствующую этику и тип поведения. Не так ли, Арлиндо?

– Наверное, вы правы, святой отец.

– Пожалуйста, Арлиндо – в свете того, куда мы оба направляемся – зовите меня просто Бальтазар.

– Хорошо, святой… Бальтазар.

– Надеюсь, вы согласитесь сопровождать меня в наш излюбленный притон, если я изберу это для вас в качестве епитимьи?

– Епитимьи? – усмехнулся Кинкас. – Чем же, интересно, я заслужил такой необычный вид искупления? Все мы, как говорится, не без греха, однако мне что-то неизвестны преступления, за которые грешников бросают в жаркие объятия шлюх.

– Вы поддались чарам ведьмы, друг мой, и ваше отношение к ней граничит с идолопоклонством.

Едва не выпустив из рук вожжи, Кинкас не нашёлся что ответить. Выдержав строгую паузу, отец Тексейра продолжал:

– Я всё знаю, Арлиндо. Сплетники из вашей гостиницы не упустили ни одной подробности, так что я без труда догадался, кто была та погибшая женщина. Не сомневаюсь, что разрушение дома Реймоа – дело её рук. Нам всем очень повезло, что она мертва.

Кинкас молчал.

– У вас просто не хватает силы духа согласиться со мной, – укоризненно проговорил священник, – что уже служит верным признаком дьявольского обольщения. Когда я говорю о гробах повапленных, сияющих снаружи, но наполненных тленом, то имею в виду именно это.

В голосе Кинкаса, полном праведного возмущения, прозвучала нотка неуверенности.

– Если бы вы знали её как я, Бальтазар… – начал он.

– Мне и не нужно её знать. Будь она хоть самой Матерью Божией, ваше чрезмерное поклонение и то представляло бы опасность. Я вижу недоверие в ваших глазах, так позвольте мне рассказать вам одну историю. Надеюсь, вы найдёте её весьма поучительной. ещё в семинарии я познакомился с неким Жоакимом Кабралом. Мы были добрыми друзьями, но сразу после выпуска наши пути разошлись. Милостью Господа я получил место в Сан-Паулу, а Жоакима послали в Пернамбуко наставлять на путь истинный фермеров на плантациях какао. В его сельском приходе не было ни просвещённой компании, ни шумных городских развлечений. Жоаким отличался умом и образованностью, не говоря уже о темпераменте, и вдруг оказался среди краснокожих дикарей и неотёсанных крестьян – и ни одной прекрасной дочки плантатора по соседству. А до индейских женщин он не мог и пальцем дотронуться, иначе его высушенная голова мигом оказалась бы на поясе у какого-нибудь вождя. Местные племена нисколько не походили на наших мирных аборигенов, которые за последние столетия испытали облагораживающее влияние нашей культуры. За весьма короткое время Жоаким перечитал весь свой скудный запас книг, пресытился общением с соседями и исчерпал сухие прелести онанизма. Он всей душой жаждал женской плоти, и настолько измучился, что даже стал заглядываться на молодого осла, самого чистого и откормленного в округе. И тогда у него возник невероятный план. Он решил, что сам продукт, которым изобиловал тот район, может послужить ему утешением. Скорее всего, источником его вдохновения послужили слухи о проделках рабочих на каучуковых плантациях. Жоаким добыл где-то мешок какао-бобов последнего урожая из тех, что не годились для экспорта, и наняв себе в помощь индейцев, сварил фунтов сто сладкого чёрного шоколада. Потом смастерил из листового олова фигуру женщины – с широкими бёдрами, грудью и всем, что положено, – и залил горячим шоколадом, не забыв вставить между ног длинный стержень. Несколько дней ему пришлось ждать, пока содержимое формы остынет. Чтобы ускорить дело, он погрузил своё творение в холодную проточную воду, подаваемую из реки по целой системе желобов. Наконец, когда торжественный день настал, он распустил рабочих и, дрожа от нетерпения, разбил оловянную оболочку. Женщина вышла на славу, совершенная во всех деталях, включая соблазнительное отверстие. И разумеется, поскольку авторство проекта принадлежало самому Жоакиму, она была его идеалом. Жоаким полагал, что сможет совершить задуманное прелюбодеяние лишь один раз, поскольку oт его жарких ласк шоколадная плоть растает и деформируется. Он решил, что будет собирать останки своей любовницы и отливать её заново, добавляя новый материал, чтобы восполнить неминуемые потери. Однако произошло непредвиденное. Что тут сыграло роль, неизвестно – то ли сверхъестественная похоть святого отца, то ли дьявольские козни индейцев, – так или иначе, шоколадная женщина ожила! Когда Жоаким разделся и заключил её в объятия, она ответила ему с невероятной страстью. Шоколадные веки раскрылись, показав шоколадные зрачки, а шоколадный язык показался между губами и проник ему в рот. Женщина легко раздвинула ноги, и её шоколадное лоно приняло напряжённый член священника, зажав его в тугие тиски. Жоаким совсем потерял голову и пустился вскачь, точно солдат, вернувшийся с фронта. Когда он кончил и вытащил член, белая начинка потекла из шоколадной щели, будто из надкушенной конфеты. Безмолвная любовница, сладкая и нежная, совсем не пострадала от неистовых ласк – видимо, её сверхъестественная плоть каким-то образом могла сама собой восстанавливаться. Жоаким был на седьмом небе от счастья. Так продолжалось несколько месяцев. Он хранил своё сокровище в прохладном помещении с проточной водой и каждый день развлекался сколько хотел. А потом наступила небывалая засуха. Солнце палило вовсю, дождей не выпадало ни капли, земля потрескалась. Наконец пересохла и река. Плантации были заброшены, и Жоакима вызвали в столицу к епископу за новым назначением. Шоколадную женщину он взять с собой не мог, но настолько к ней привык, что пошёл против воли начальства и остался. Однако воды с каждым днём становилось всё меньше, и наконец благодатный источник совсем иссяк. Шоколадная женщина начала таять. Жоаким плакал и рвал на себе волосы, но сделать ничего не мог. Всего за несколько часов его красавица превратилась в оплывшую тёмную кучу на полу. И что же сделал Жоаким? Как вы думаете, Арлиндо? Он стал её поедать, запихивая в себя шоколад целыми фунтами, словно дикарь на ритуальном пиршестве. Провёл рядом с ней больше суток, весь перемазавшись шоколадом – ел и ел, пока его живот не раздулся как бочка, а кишки не завязались в узлы. Сильно отравился, но всё же выжил, и долгие годы спустя рассказал мне эту историю, как я рассказываю её вам.

Кинкас долго молчал, погоняя лошадей по извилистой дороге, спускавшейся с холма. Потом спросил:

– А что с ним случилось потом?

– Для его же собственного блага отца Кабрала направили далеко от тех мест, в страну, где шоколад неизвестен. Теперь он наставляет диких патагонцев на Огненной Земле… Поворачивайте направо, друг мой. отпразднуем наши сегодняшние свершения в гостеприимном доме сеньоры Граки, где нет недостатка в обычной человеческой плоти!

Дом номер 23 дробь 1 по Лимонной улице представлял собой великолепный особняк, украшенный карнизами и лепниной. В окнах висели малиновые бархатные шторы, над парадной дверью позировали мраморные Амуры, бронзовая табличка гордо объявляла имя хозяйки.

Приткнув двуколку у тротуара – ближайшее свободное место нашлось лишь в квартале от дома, – Кинкас и священник поднялись по мраморным ступенькам. По булыжной мостовой глухо процокали копыта клячи, запряжённой в телегу. Словно отвечая азбукой Морзе, Тексейра выбил отрывистую дробь дверным молотком. Кинкас нервно переминался с ног и на ногу.

– Я не уверен, что мне стоит быть здесь сегодня, святой отец.

– Бросьте! Мы с Иво и остальными долго обсуждали вашу затянувшуюся меланхолию и выбрали наилучшее лекарство. Как духовный наставник, я назначаю вам эту необычную, но необременительную епитимью.

Дверь бесшумно распахнулась. На пороге стояла высокая грудастая женщина солидных лет. Обширное декольте её атласного платья было щедро присыпано пудрой, крашеные чёрные волосы уложены в высокую причёску, лицо густо накрашено. Полное цветущее тело излучало старомодную сексуальность.

– Отец Бальтазар! – воскликнула женщина с нервической экспансивностью. – Как чудесно, что вы пришли сегодня! А вы что-то совсем нас забыли, сеньор Кинкас. Заходите, мы вам очень рады!

Войдя в переднюю, Тексейра наклонился и поцеловал руку хозяйки.

– Габриела, вы как всегда обворожительны.

Его комплимент явно не произвёл впечатления. Беспокойство хозяйки борделя стало ещё заметнее.

– Спасибо, святой отец. Прошу вас, проходите в гостиную.

Мужчины последовали за ней сквозь дверной проём, завешенный гобеленом. Тяжёлая ткань, расшитая пасторальными сценами, упала за спиной, отгораживая райский уголок от остального мира.

В гостиной на огромном ковре стояло с полдюжины мягких диванов и большой рояль. По углам располагались лаокоонообразные эротические скульптуры, в небольшой бар пестрел этикетками популярных напитков. Однако вращающийся стул перед роялем пустовал, а бармен отсутствовал. В то же время все сидячие места, включая резные подлокотники, были заняты жрицами любви. Газовое пламя, шипевшее в янтарных шарах, придавало коже всех цветов оттенок карамели. Все как одна пышно наряженные и соблазнительные, женщины напоминали пёстрое скопление райских птиц у водоёма, или, если прибегнуть к более низкому образу, стаю стервятников, собравшихся вокруг лакомой добычи.

Мужчин встретил залп обольстительных улыбок и манящих взглядов. Отец Тексейра обвёл оценивающим взглядом невиданное изобилие, достойное султанского гарема, и с удивлением повернулся к хозяйке.

– Послушайте, Габриела, я вижу здесь всех ваших девушек, включая самых новеньких. А кто же тогда развлекает клиентов? Мы едва нашли место, чтобы поставить экипаж – у вас сегодня, должно быть, не менее пятидесяти гостей. Где наш гениальный Америго, который так виртуозно ласкает пальцами нежные клавиши? Что случилось с волшебником Магали, умеющим творить амброзию из самых простых ингредиентов?

Сеньора Грака горько всхлипнула в ответ. Девушки помрачнели, их лица выражали страх и злобу.

– Ах, сеньор, сегодня всё идёт вкривь и вкось. Я теперь наверняка разорюсь, и всё из-за этой проклятой шлюхи Реймоа!

– Дарсианы? – поднял брови Кинкас, изумлённо подкрутив ус. – Да ведь она погибла, когда обрушился дом! По крайней мере, так мы считаем.

Горе хозяйки борделя тут же сменилось раздражением.

– Обрушился? О чём это вы толкуете? Я вам сама скажу, что случилось – это же ясно, как моя левая титька! Девка просто перенервничала из-за своей вечеринки и сбежала. Явилась сюда несколько часов назад, важная как принцесса, заняла мою лучшую спальню, и с тех пор трахает всех, кто переступает порог дома, включая моих собственных служащих! В результате мы с моими девочками потеряли весь сегодняшний заработок.

– Невероятно! – воскликнул Кинкас. – Может быть, она повредилась в уме из-за катастрофы, а потом сумела выскользнуть…

– Какой катастрофы? О чём вы всё время говорите?

– Вы разве не слышали? Расскажите ей, святой отец.

Тексейра принялся излагать сверхъестественные подробности падения дома Реймоа. Сеньора Грака и её девочки слушали его, затаив дыхание. Когда он закончил, хозяйка ещё больше забеспокоилась.

– Не знаю, что и сказать. Впрочем, если этот мерзкий тиран Реймоа действительно мёртв, у меня хотя бы будет меньше неприятностей. Ладно, если хотите, можете подняться наверх и присоединиться к остальным кобелям. Может, вам удастся втолковать ей, что случилось. А если не удастся, то по крайней мере трахнетесь на славу, судя по тому, что я там видела.

Длинная винтовая лестница на второй этаж, казалось, никогда не кончится. Её мраморные ступеньки напоминали замёрзший водопад. Тексейра и Кинкас поднимались молча. Хозяин гостиницы нервно вытирал вспотевший лоб. Наверху священник снял свой белый воротничок и спрятал в карман. Они двинулись по коридору к открытой двери, где мелькали тени и слышался невнятный шум.

Офомную кровать с расшитым балдахином едва можно было разглядеть сквозь толпу голых мужчин. Прямые и сутулые, подтянутые и обвисшие, мускулистые и тощие, они теснились в спальне, наполняя воздух острым гормональным смрадом. Демонстрируя разнообразную технику, они усердно возбуждали свои набухшие члены в предвкушении законной добычи, которая ждала их на кровати. Сжимая мясистый отросток двумя руками или одной, за головку или за стержень, гладя мошонку или бёдра, распалившиеся самцы стремились удержать свои орудия на пике готовности, не потеряв при этом драгоценное семя. Никто из них не разговаривал, ограничиваясь хриплыми стонами и односложными восклицаниями.

Стоя в дверях, Кинкас и отец Тексейра некоторое время наблюдали за оргией. Потом священник начал расстёгивать рубашку. Кинкас взглянул на него с тревогой.

– Бальтазар, я надеюсь, мы не собираемся принимать участие в этой постыдной вакханалии?

– А когда ещё мне представится такая возможность, Арлиндо? Я бы скорее сравнил это с праздниками любви, принятыми у первых христиан.

– Не знаю, не знаю..

Бальтазар уже разделся донага и проталкивался сквозь толпу. Кинкас невольно двинулся за ним, хотя одежду снимать не стал. Собравшиеся встретили Тексейру ликованием.

– Святой отец!

– Дорогу служителю церкви!

– Пусть поучаствует в конфирмации!

Наконец круг прорвался, пропустив новых гостей к кровати.

Дарсиана Реймоа лежала поперёк кровати, раздвинув ноги. Она откинула голову назад, свесив длинные волосы на пол. Гибкое девичье тело было залито свежей спермой, словно один из трупов, недавно лежавших на лужайке. Над девушкой в разных позах расположились пятеро мужчин. Случайно или нет, но это оказалась та самая неразлучная пятёрка с веранды «Ясного полдня».

Между раскинутыми ногами девушки пыхтел Иво, широко раздвигая своим толстым членом раскрасневшиеся половые губы.

Старший Рикардо и самый младший, Иво, стояли на коленях по бокам, лаская её груди, в то время как Дарсиана, сжимая в руках их члены – один старчески вялый, другой прямой как дубинка, – старалась добыть из них семя. Из члена Белмиро уже висела ниточка прозрачной смазки, ложась тонкой паутиной на торчащий сосок.

Скелетообразный Эштевао и суетливый Януарио стояли в головах. Их члены ритмично скользили туда и обратно между губ девушки, словно два рыцарских копья, направленных в дракона.

Встав позади Иво, отец Тексейра с горящими глазами наблюдал за действиями участников сцены. Кинкас тоже смотрел, словно загипнотизированный, не в силах отвести взгляд.

Иво кончил первый, сотрясая узкий таз девушки могучими финальными толчками, усиленными его избыточным весом. Затем в глотке Дарсианы исчезли извержения двух других пенисов. Белмиро выстрелил так обильно и мощно, что забрызгал живот Рикардо, член которого в ответ пролил лишь несколько капель на ближайшую грудь.

Пятеро мужчин покинули свои места, уже начиная разогреваться для следующего раунда. Дарсиана легко поднялась и села на кровати, непобеждённая и ненасытившаяся.

– О, да это же наш служитель церкви! – пропела она, улыбаясь скользкими губами. – Вы как раз тот, кого я жду. Не хотите ли поиметь меня в зад?

Она ловко перевернулась, встав на четвереньки и выставив блестящие ягодицы.

Тексейра шагнул вперёд, держа в руке налившийся кровью член. Он подвёл его конец к анальному отверстию, сжал бёдра Дарсианы и натянул её на себя одним движением.

Дарсиана сладко застонала, потом оглянулась через плечо.

– Поцелуйте меня, святой отец! – Розовый кончик языка показался между губ.

Тексейра наклонился и приблизил губы к её лицу. Язык мелькнул в воздухе, исчезая у него во рту. Священник задохнулся, будто подавился, потом судорожно сглотнул.

По-видимому, только Кинкас успел заметить эту анатомическую несообразность. В испуге он сделал шаг назад, но тут же встал как вкопанный – Дарсиана подмигнула ему и снова высунула язык, оказавшийся, как ни странно, на своём месте.

Священник с остекленевшими глазами начал бешено работать членом.

– Целуйте меня! Эй, вы, дрочилы, все сюда! Целуйте, кому говорю!

Боясь прогневать предмет своих вожделений, порабощенные похотью мужчины кинулись к кровати. Выстроившись в очередь, они один за другим приникали губами к грязной бездонной пропасти, полной языков.

Когда число поцелуев перевалило за четыре десятка, Кинкас с изумлением перевёл взгляд на Тексейру. Со святым отцом творилось что-то неладное. ещё не кончив, он прекратил толчки и обвис на спине у Дарсианы. От тесно прижатых друг к другу тел вдруг пахнуло жаром. Тело Тексейры стало размягчаться, плавиться и на глазах уменьшаться. Внезапно, с нечеловеческой силой и ловкостью, женщина подпрыгнула, перевернулась в воздухе и упала на спину, прижав к кровати несчастного священника, вернее, то, что от него осталось. Скоро исчезло и это: руки и ноги мужчины слились с женскими, лицо расплющилось о затылок и пропало, потом растворилась вся голова. Тело женщины, наоборот, с каждой секундой росло, вбирая в себя чужую плоть. Когда всё было кончено, Дарсиана снова раздвинула ноги, демонстрируя роскошные формы амазонки.

– Следующий! – скомандовала она. – Кто будет следующим?

Дальнейшее пиршество представляло куда менее интересное зрелище. Толкаясь, падая, перелезая друг через друга, мужчины рвались вперёд, стремясь прижаться к телу своей богини. В чудовищном вихре плоти мелькали перепутанные части тела, ноги и руки торчали под немыслимыми углами из содрогающихся обезглавленных торсов, невозвратимо тонувших в прожорливой массе. Эта масса, в которой даже под грудой тел можно было различить прежние женские пропорции, с каждой секундой разбухала, приобретая невероятные размеры. Лицо Дарсианы, искажённое в экстазе, то появлялось, то исчезало, заслонённое очередной жертвой.

Полумёртвый от ужаса, с бледным перекошенным лицом Кинкас начал медленно отступать к двери.

Ножки кровати с треском подломились, не выдержав веса великанши. За несколько минут она выросла настолько, что едва помешалась в комнате. Последние оставшиеся мужчины бросались на неё, исчезая, словно в морской пучине, в водовороте всепожирающей полипотенциальности.