Текст книги "Рот, полный языков"

Автор книги: Пол Ди Филиппо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 67 страниц)

В машине были и пространственные параметры. Я выбрал Нью-Йорк. Мгновенное перемещение, очень удобно. И вот я там, странно одетый восемнадцатилетний парень с еще не просохшими от слез глазами. Я твердо знал, что мне делать, и быстро устроился репортером. Невероятно, сколько сенсаций можно описать, когда будущее для тебя открытая книга. Затем я начал с расчетом убивать важных людей.

Сначала Эйнштейна. Он уже успел опубликовать некоторые работы, но я очернил его имя так, что люди не стали их читать. Направляясь в Швейцарию, я вез с собой яд, которым отравили себя лаборанты в Третью мировую. Припас его, перед тем как сесть в машину времени. Убивает мгновенно, без следов. Не стоило труда подлить жидкость в кофе Эйнштейна, когда я гостил у него. Я заплатил цюрихскому сироте, чтобы тот сообщил властям, будто «еврейский извращенец» умер во время полового акта с ним. Выдающийся скандал. После такого ни один уважающий себя ученый не притронулся бы к его работам и десятифутовым шестом.

Устранив главного виновника, я составил список людей, имевших отношение к расщеплению атома или созданию ракет. Бор, Лоренс, Ферми, Дайсон, Альварес, Фейнман, Панофский, Теллер, Оппенгеймер, Годдар, Сахаров, Жолио-Кюри, фон Браун, Дирак – я полностью стер с доски истории физиков-ядерщиков двадцатого века. Это оказалось легче, чем я думал. Они были важными судьбоносными гениями – и такими доверчивыми. Ученые любят разговаривать с репортерами. Меня допускали ко всем. В армии я научился сотне способов убивать, не оставляя следов насильственной смерти, чем я и воспользовался, когда закончился яд. Смешно, как все просто. Самое трудное – остаться незамеченным. Я приходил к жертвам домой ночью, без лишних свидетелей. Представлялся разными именами, называл газеты, в которых не работал. О, я был хитер – талантливый серийный убийца. Ради спасения мира!

Ни одно из перечисленных имен ничего мне не говорило, кроме Эйнштейна, сумасшедшего еврейского физика, опозорившего Швейцарию. Пришлось допустить, что эти люди некогда жили.

– Зачем вы убивали ученых? Почему не пошли в политику и не попытались изменить правительство, которое вело такую войну? Уничтожили бы главных лидеров.

– Длинный путь. Политики были всегда, а наука только зарождалась. Во всем виноваты ученые. Эти надменные ублюдки заслужили смерти. Как можно бездумно создавать то, что ты не в силах контролировать? Словно дети, которые ради удовольствия разбирают запруду. Да и что бы изменилось, если бы президентом избрали другого человека или назначили иного премьера? Стала бы Россия демократичнее, если б ее возглавлял не Андропов? Дала бы независимость союзным республикам? Вывела бы войска из Афганистана? Маловероятно. Я не игнорировал политику. Благосклонно отзывался в печати о создании нового научного совета, который появился при Рузвельте, хвалил его членов. Писал предвзятые статьи, высмеивая любую попытку финансирования чего-либо, отдаленно связанного с ракетами и атомной энергией. После моей чистки такие предложения редко проскакивали. Конечно, приходилось постоянно выслеживать выскочек, которые хотели занять нишу былых гениев.

До Второй мировой история почти не отличалась от той, которую я помнил. Ядерная физика в моем прошлом дала о себе знать в сороковых. К тому времени как Гитлер вступил в Польшу, я был уверен, что выполнил свою задачу, предупредил атомное завершение войны. Я спас Землю от уничтожения.

Только вот мои действия привели к большим человеческим потерям при вторжении американцев в Японию. Сотни тысяч лишних смертей, и все из-за моего вмешательства в историю. Не думай, что я не переживаю об этих людях, каждую ночь сравнивая утраты с количеством беззащитных граждан в Хиросиме и Нагасаки, а потом и по всему земному шару. Чаша весов всегда перевешивает в ту же сторону. Последствия атомных разрушений намного ужасней.

Он уже говорил практически сам с собой, все более и более увлеченно, пытаясь оправдаться, и мое непонимание не имело никакого значения. Свин перестал храпеть.

– После войны события стали сильно отклоняться от тех, что я пережил. Ход истории выскользнул из-под моего контроля. Постоянное присутствие американцев в разгромленной Японии привело к усилению борьбы китайских республиканцев против Мао и его партизан, и в итоге они потерпели неудачу. Разве я мог предвидеть, что из-за американцев на границе России с Монголией русские сделаются столь параноидально-агрессивными? Все рассчитать невозможно. Инцидент на границе, который послужил поводом для Третьей мировой, – это же просто безумие! Но я ничего не мог поделать! А что нынешняя перестрелка планете? Атомных-то бомб нет. Или есть? Тебе не доводилось их видеть?

Я молча пялился на него. Писатель схватил меня за рубашку.

– Я спас твой зад от жаровни, – прошипел он. – Я сделал больше, чем Иисус! Вы все обязаны мне жизнью, сосунки. Я сотворил ваш мир…

Прогремел выстрел, сопровождаемый криками и звоном разбитого стекла. Пальцы путешественника во времени разжались, он выпустил мою рубашку и рухнул на пол. Над ним с моим пистолетом в трясущейся руке стоял Свин Бодин.

– Мой чертов папаша погиб при вторжении в Японию, – сказал он.

– Бодин, полагаю, ты только что убил Бога, – заключил я.

– Сейчас война, старина. Почему Бог должен легко отделаться?

Мы выскочили из «Железного жернова» так быстро, что нас не успели остановить. Сразу нашли Сахарную Зайку с Виорикой и перепихнулись в безопасном месте до начала шоу. После всего, что пришлось пережить, негоже будет пропустить его.

«Битлы» играли превосходно, особенно ударник Пит Бест. Толпа забыла свои переживания по поводу Дня победы над Японией и начала веселиться. Во время их последнего номера – маленькой песенки «Будущее никогда не известно» – я так зарыдал, что пропустил все выступление «Сьюпримс» и первые аккорды элвисовского «Таинственного поезда».

Однако от пения Пресли мир показался мне снова реальным и даже более значимым, чем раньше.

После концерта мы вчетвером прогуливались, держась за руки, по ночным улицам, освещенным лишь звездами, которые так высоко, что до них не долетит ни одна «ракета» с «атомной бомбой». Мы шли к грузовику, более не отягощенному красочным содержимым, как и моя голова планами.

И все же я чувствовал удовлетворение.

– Куда, мальчики? – спросила Сахарная Зайка.

– В будущее, – ответил я. – Куда же еще.

– Ну, ну, ну! – фыркнул Свин. – Как насчет того, чтоб вернуться в прошлое? Мне опять хочется в тот амбар.

– Если тебе доведется побывать в прошлом, Свин, пожалуйста, не пытайся его перекроить. И так плохо жить в мире, сотворенном моральным идеалистом. А каково будет на планете, созданной аморальным гедонистом, представить себе не могу.

Девушки ничего не понимали. Свин хотел объяснить, до визга щекоча их.

– Разве могло быть хуже, Том? Разве могло? Хо-хо-хрю!

Линда и Фил

1

Утка издавала звуки, очень похожие на человеческую речь. Механический клюв, однако, двигался не в такт.

– Вубнеш. Слышишь меня? Пора бежать.

Чернокожая девочка, к которой были обращены слова, не отвечала. В бесформенной однотонной рубашке, бритая наголо, она неподвижно сидела в углу пустой, обитой резиной комнаты. Даже расслабленное, ее лицо походило на выжженные прерии Уоттса и Детройта, где после губительного пожара остались только булыжники.

Не получив ответа, утка возбужденно защелкала клювом. Соломенная шляпа с цветами, крепившаяся дужкой, съехала на электронные глаза.

Утка заговорила словно сама с собой:

– Не выводится из состояния аутизма. Что делать? Да? Хорошо, попробую.

Переваливаясь с лапы на лапу в соответствии с гомеостатической программой, утка вскоре оказалась на расстоянии клевка от вытянутых голых ног девочки. Наклонив голову, она начала щипать пластиковым клювом темную кожу.

Сначала девочка не реагировала на стимул. Утка удвоила усилия. Если бы ее искусственные глаза могли выражать чувства, в них отразились бы тревога и досада. Клюв продолжал порывисто стучать. Наконец девочка спазматически задергалась. Утка подняла голову.

– Вубнеш. Вставай. Иди за мной.

По-прежнему не говоря ни слова, девочка неуклюже поднялась на ноги, не меняя выражения лица, и утка повела ее к единственной в комнате двери.

– Попробуй повернуть ручку.

Вубнеш выполнила приказ. Заперто.

– Отойди, – сказала утка, и девочка шагнула в сторону.

Изнутри утки вырвался высокочастотный вопль. Когда он перешел в не воспринимаемый человеком диапазон, из прикрытого шляпой глаза выстрелил луч когерентного света, испепеливший и шляпу, и замок в двери.

Утка доложила незримому собеседнику:

– Я почти ослепла, энергетический ресурс исчерпался на треть. Совет? Как скажете…

Вубнеш сама открыла дверь. Хемосенсоры утки уловили запах паленой плоти – от руки, притронувшейся к горячей ручке. Девочка встала в дверном проеме, очевидно, исчерпав запас свободной воли.

Утка поспешно обогнала ее.

– Быстро, Вубнеш, на крышу!

Парочка прошла по пустому коридору до лестничного пролета, ни на кого не наткнувшись.

– Возьми меня на руки, – сказала утка. Девочка послушалась. – Теперь поднимайся вверх.

Через два этажа они приблизились к последнему выходу. Утка, не раскрывая клюва, издала какой-то звук.

– Открой дверь.

Крышу снаружи караулил охранник, в форме и с оружием. Он повернулся слишком медленно и получил в грудь луч.

– Теперь окончательно ослепла. Включаю запасную батарею. Вубнеш, к вертолету.

Черная девочка послушно последовала за уткой, ступая голыми ногами по гальке и гудрону к большому вертолету с надписью «Блэкбридж Энтерпрайз Лимитед».

Внутри кабины утка приказала поставить себя.

Вубнеш опустила ее на сиденье. Утка начала слепо тыркать по панели управления, пока не нашла то, что нужно: конец болтающегося кабеля. Схватив его клювом, она повернулась к девочке – два выжженных глаза как стигматы.

– Подсоедини меня. Сама не дотянусь.

Вубеш взяла кабель. Утка легла грудью на сиденье и приподняла зад с искусственным хвостом, обнажив разъем.

Штекер пришелся точно впору.

Двери захлопнулись, заработали мощные двигатели, начал раскручиваться винт.

Через минуту вертолет поднялся в воздух. Послышались крики и беготня, донеслись выстрелы – мимо. Развалины Манхэттена остались внизу.

Достигнув и даже превысив предел своих двигательных возможностей, Вубнеш откинулась на спинку кресла, расслабив мышцы лица так, что оно приобрело выражение слабоумия.

– Приблизительное время прибытия в Тусон – четыре пополудни по восточному поясному времени. Вертолет на автопилоте, индикатор обнаружения препятствий включен. Отключаю дополнительные функции для экономии энергии.

Утка утратила некую долю интеллектуальности. Внутри поврежденного тела что-то щелкнуло. Писклявый цифровой женский голос начал повторять одно и то же предложение:

– Здравствуй, дорогуша, меня зовут Филиппа Кей Дак, меня зовут Филиппа Дак, меня зовут Филиппа Кей Дак…

2

Дверь скромной лавки, где Фил Дик работал последние тридцать лет, была закрыта, несмотря на рабочее время. Его потная рука скользнула по дверной ручке, как рыба вокруг сваи в доке.

Старик умер, подумал Фил и ужаснулся. Другого объяснения нет. Теперь магазин будет принадлежать мне. И он поглотит меня, как его. Бесконечная суматоха. Головная боль. Торгаши, заказы, накладные. Гвозди такого-то размера нарасхват. Мистер Дик, вы неправильно сняли заусенцы с трубной резьбы.

И все из-за ошибки двенадцатилетней давности: зачем я женился на его проклятой дочери? Которая достаточно молода, чтобы быть моей… и толста, как три темноволосые папенькины дочурки, вместе взятые.

Может, ошибся магазином? От этой мысли Дик подпрыгнул. Да, наверное, так оно и есть. Озабоченный с самого утра, он вполне мог остановиться перед другим заведением на Главной улице города Тусон. Посмотрите только. Какое отношение это место имеет к нему? Пыльное стекло, грязный фасад, витрины с дохлыми мухами. Угнетет любую чувствительную душу.

Фил сделал шаг от неподатливой двери и с надеждой взглянул вверх на вывеску. Сосредоточиться удалось не сразу. Надпись словно исчезала из реальности, нарисованные краской буквы расплывались как цветастые амебы. Но затем они приобрели привычные строгие очертания: «Скобяная лавка Ронштадта».

Плечи Фила согнула усталость, будто на него надели плащ супергероя. Перед ним действительно магазин тестя. Значит, дурное предчувствие не обмануло. Только смерть или нечто в равной степени серьезное могло помешать Гилберту Ронштадту открыть свою лавку точно в восемь тридцать, словно он автомат из «Блэкбридж Энтерпрайз».

Фил представил, что его тесть вышел из строя и из него посыпались пружины и гайки (как у одной из чертовых уток по имени Филиппа Кей Дак, которую шаловливое дитя треснуло о стену). Жуть. Если отец – симулякр, то и дочь тоже. А он трахает ее больше десяти лет.

Ноги подкосились, и Фил схватился за телефонный столб, чтобы не упасть. Послышался звук рвущейся бумаги.

– Боже мой! – ахнул Фил. – Что я натворил!

Он сорвал плакат президента Лимбо. Осквернил образ Бесстрашного Лидера, наклеенный в честь двухсотлетия падения Америки, как и красно-бело-синий флаг, протянувшийся через Главную улицу. Фил посмотрел на небо. Видно ли его сейчас с президентского спутника – Белого дома на орбите, записано ли его лицо экстрасенсорным механизмом, способным проследить любое ползучее насекомое? Скажут ли о нем сегодня по радио в главном ток-шоу, прежде чем нацелить на него Лимбо-пушку? Ну что ж, по крайней мере это конец земным супружеским проблемам, какие бы онтологические ужасы его ни ждали.

– Я не нарочно! – закричал Фил в небо. – Случайно получилось! Честное слово!

Те несколько пешеходов, что прогуливались по той же стороне улицы, поспешили прочь.

Изгой, понял Фил. За пару секунд я стал неприкасаемым. И все из-за поганого президента с ртом-клоакой. Из-за него и его вице-президента, Буканана. Наглого ирландца. Не понимаю, как страну, коей некогда правили Линкольн и Джефферсон, могли возглавить такие люди? Если б только Малкольм Икс был стрелком получше. Он не замочил бы того техасца вместо Кеннеди. Я же знаю, в кого он метил, а отчет Комиссии Уоррена – фабрикация. Малкольм просто промазал. В итоге в шестьдесят четвертом, в самое неподходящее время, президентом стал бывший бизнесмен вице-президент Перо. Расовые бунты. Ку-Клукс-Клан. Поджоги. Чума. Меры президента Перо, от которых стало еще хуже.

Неудивительно, что в семьдесят втором над страной издевалась вся иностранная пресса. Когда верховный суд отказал Перо в третьем сроке, нация превратилась в посмешище.

Такова карма Америки, решил Фил. И это мое наказание за то, что я никчемно прожил жизнь.

Буду молиться, чтобы дерьмо, в которое я влип, никак не отразилось на Джейн. Она все, что у меня есть. Ни одному человеку не дана такая добрая, мудрая сестра. Пока жива Джейн, мир не покинет надежда на будущее.

Фил поднял в небо кулак.

– Не смейте трогать Джейн, ублюдки. Попробуйте только, и я найду способ отомстить вам, клянусь!

– Что, Фил?

Это произнес тесть, Гилберт Ронштадт, Старик.

Гил был всего на десять лет старше Фила. Однако трудные последние годы отразились на нем, сделав сгорбленным и седым. Ничего не осталось от темноволосого мужчины притягательной внешности, унаследованной от мексиканских и немецких предков. Таким Фил встретил его сорок лет назад. Тогда Дороти и Эдгар Дик – молодая пара, недавно приехавшая в Тусон с двумя детьми по распоряжению министра сельского хозяйства – впервые пригласили Гила в гости. Гил очаровал их игрой на гитаре и пением национальных песен. Когда он сообщил им о своей помолвке с красавицей Рутмари, родители закатили огромную вечеринку. Вскоре молодожены открыли свою первую скобяную лавку и отметили событие дешевым калифорнийским шампанским. А когда Филу исполнилось восемнадцать, он, естественно, устроился работать в магазин Ронштадта.

Я мог бы учиться в Аризонском университете, рассудил Фил. Денег было мало, но что-нибудь придумал бы. Днем работал бы в лавке, а по вечерам занимался. Профессором философии, вот кем я хотел стать. В другой жизни. Хьюм и Беркли вместо Блэка и Декера. Однако Дороти и Эдгар – ныне уже пять лет, как чума забрала их! – запретили. Будь прокляты их забитые пылью глаза. Фил, видите ли, нужен в лавке. По необъяснимым причинам родители настояли, чтобы он остался у них, убедив, что его ждет пусть не шикарная, но стабильная карьера. Словно они, судьба или некий посредник хотели…

Хотели, чтобы он влюбился в Линду Ронштадт и женился на ней.

Линда родилась в сорок шестом, в год, когда Фил начал работать в лавке. Ребенком она была вездесущей, вечно путалась под ногами. Стройная большеглазая малолетка появлялась в магазине только после школы. Ее волнующая привлекательность восполняла отсутствие постоянного общения. А юной девушкой – изящной, обаятельной, с глазами косули, сладким голосом и спелой фигуркой под платьем…

Я был околдован.

Откровение сбило Фила словно грузовик.

Где-то когда-то неизгладимый образ впечатан мне в душу, не знаю, кем или чем. Заложен в мое подсознание, возможно, закодирован в генах. Когда пришло время влюбиться в нее, я не мог противиться.

Они поженились в шестьдесят четвертом перед тем, как мир стремительно покатился к безумию. Фил, моложавый, несмотря на тридцать шесть лет, Линда – зрелая восемнадцатилетняя женщина. Некоторое время все шло хорошо. Потом Линда решила, что хочет стать певицей. Профессиональной.

Она сидела на неудобной кушетке и плакала. Слезы катились по щекам, однако девушка не всхлипывала. Можно было подумать, что, отказав желанию Линды, Фил украл у нее голос. Чтобы восстановить равновесие, ему пришлось говорить за двоих.

– Линда, я не могу просто сорваться и переехать в Калифорнию. Меня тошнит от такой мысли. Это сумасшедший край. Западное побережье – для мотов, мечтателей, прожигателей жизни. Я не такой, Линда. Мы не такие. Мы всего лишь Линда и Фил Дики, домохозяйка и продавец скобяных товаров. Пойми. Так распорядилась судьба. Если хочешь петь, присоединись к хору, развлеки людей на пикнике. Поверь мне, ты осчастливишь больше людей, чем если поедешь в Лос-Анджелес и изольешь свое сердце в каком-нибудь дешевом клубе. Всякое может случиться. Не исключено, что ты пристрастишься к наркотикам, как нередко бывает с наивными созданиями.

Линда посмотрела на него полными тайн темными глазами и пригвоздила взглядом, как бабочку к картону.

– Я не наивная, – проговорила она безжизненным, словно чужим голосом. – Я достаточно взрослая.

По спине Фила пробежал холодок. Он понял ошибку. Линда права, она опережает время в развитии, как все женщины. Кто он такой, чтобы указывать ей, что делать? Чего он сам добился в жизни?

Но тут взгляд Линды дрогнул, иссяк бездонный источник ее силы, и Фил закрепил свою победу жестокой фразой:

– К тому же, с чего ты взяла, что сможешь петь?

На моем погребальном камне, подумал Фил, высекут: «Здесь покоится человек, который сказал Линде Ронштадт Дик, что она не сможет петь».

Сейчас его имя произносил Гил:

– Фил, Фил? Ты в порядке? Прими «пилц».

Утренний свет струился как едкий мед, тягучий и липкий. Фил начал потеть, а Гил по-прежнему мерз, словно жил в другом мире. Старик одернул свой синтетический кардиган, мешковатый на усохшей фигуре.

Фил достал из нагрудного кармана пластмассовый пузырек небесно-голубого «пилца». «Пилца» Фила. Он проглотил таблетку чудодейственного лекарства «Блэкбридж Энтерпрайз» и погрузился в знакомое состояние эйфории.

Между тем Гил рассматривал зятя, будто видел его впервые в жизни. Наконец он решился заговорить.

– Фил, знаешь, что меня задержало? Я разговаривал по телефону с Линдой. С моей дочерью. Твоей женой. Ты оставил ее в слезах. Обычная утренняя ссора. И все же она беспокоится за тебя. Говорит, что последнее время с тобой что-то не так. Ты сам не свой.

Солнце передвигалось слишком медленно. За какие-то несколько минут изменились основные константы. К чему бы это? Бесспорно, день сегодня какой-то ненормальный.

Фил произнес, словно обращаясь к себе:

– Со всеми нами что-то не так. А я никогда не был самим собой.

3

Зажав незажженную сигару выращенными в Германии зубами, Леон Негропонт взял отчет из рук начальника безопасности Макса Фляйшванда и презрительно швырнул его в мусорную корзину. Вынув изо рта сигару и наставив ее на лысеющего Фляйшванда, грубый волосатый глава «Блэкбридж Энтерпрайз» начал орать:

– Вздор! Не говорите мне, что за этим не стоит Панофски. Кто как не он? Кто, кроме «Урал Системс», способен внедрить агента в нашу организацию? И взломать лучшую игрушку? Черт! Если б этот ублюдок не прятался глубоко под Карпатами, загорая под вольфрамовыми лампами, я бы повесил его яйца на свою цепочку для ключей!

Фляйшванд съежился.

– Господин Негропонт, я все же хотел бы доложить основные моменты отчета. Утка преобразовалась в оружие уничтожения, что выходит за рамки возможностей ученых «УС». Пока вертолет не скрылся из виду, было ясно, что он направляется к центру США. Агент «УС» полетел бы к Атлантическому океану, на подводную лодку за пределами государственных вод.

– Один черт знает, что взбредет в голову Панофски, – буркнул Негропонт уже с меньшей уверенностью. – Треклятые Зеленые ох как хитры. Это все их метаболизм. Из-за неохлорофилла в венах они мыслят не так, как люди. Глазом не успеешь моргнуть, как придушат тебя виноградной лозой. Сукин сын мог построить базу где угодно. Ты же знаешь, что мог. Страна превратилась в решето. Спасибо долбаному президенту, который решил, что важнее разделаться с предателями, чем защищать границы. Все равно что послать в параллельное измерение наш и без того хилый потребительский рынок. Боже ж ты мой!

Негропонт нажал кнопку внутренней связи.

– Алло, Служба слежения? Еще не обнаружили вертолет? Да, я понимаю, что это мой личный вертолет с системой скрытого передвижения и дальностью полета в три тысячи миль. Но он мне нужен! И срочно!

Фляйшванд скромно кашлянул.

– Господин Негропонт, позвольте внести предложение?.. Правительство располагает лучшими агентами по поиску скрытых объектов, да и специальным военным оборудованием…

Негропонт стукнул по столу мощным кулаком.

– Хочешь, чтобы я позвонил президенту Лимбо и попросил об одолжении? Сообщить ему, что я в дерьме? Нам всем тогда крышка! Он давно ищет предлог прикрыть «БЭ», а я поднесу его на блюдечке! Да если он узнает хотя бы о черной девчонке, пусть она и пропала…

– Если бы меня ознакомили с конкретной, э… пользой от этого ребенка…

Негропонт сощурил глаза под черными сросшимися бровями, отчего его лицо сделалось необычайно злым.

– Хорошо, я расскажу. Но тебе не понравится. Кроме того, что она вымирающая особь с афроамериканской генетической наследственностью, девочка обладает редким даром. Страдает аутизмом, однако наделена выдающимися умственными способностями. Стоит показать ей изделие…

Фляйшванд перебил, решив показать свою догадливость:

– И она может определить, будет ли оно продаваться?

Начальник рассмеялся, но это был презрительный смех.

– О предсказании ли речь? Нет. Скорее о вынуждении, причине и следствии. Она делает товар раскупаемым. Насколько мы знаем, девочка создает подсознательное глобальное поле, которое заставляет людей покупать наше барахло. Поэтому с ней и была утка. Спрос на Ф. К. Д. падал, и мы хотели его поднять.

– Боже мой… – пробормотал начальник службы безопасности.

– Раз твое любопытство удовлетворено, выметайся отсюда. Я должен подумать.

Фляйшванд вышел. Негропонт подошел к картине на западной стене кабинета.

Точнее сказать, к портрету президента Лимбо, который обязали вешать в каждом доме и на каждом рабочем месте. С лавровым венком на потешной лысой башке, с двойным подбородком – ну чистый Цезарь.

Негропонт украсил президента смачным плевком и отодвинул, обнажив скрытое хранилище.

– Открывайся, – велел он сейфу.

– А волшебное слово? – отозвался тот.

– Открывайся на хер!

Сейф, казалось, обиделся.

– Нет, это не то слово. Вам следует говорить «пожалуйста».

– Открывайся на хер, или я возьму ядерно-атомную паяльную лампу!

– Хорошо-хорошо.

Негропонт достал из сейфа коробочку для колец. Внутри, на подушечке, оказалась пилюля, сияющая всеми цветами радуги.

Подойдя к столу, он включил аппарат внутренней связи.

– Алло, транспортный отдел? Подготовьте мой запасной вертолет. Нет, полечу не я, а моя дочь Филиппа Кей. Так что подготовьте пилота. И не какого-нибудь чертова ветерана Плазмодиумной войны. Один тут обрыгал меня, когда мы пролетали над нефтяной пленкой. Пришлось взять управление на себя.

Негропонт отключил систему и проглотил радужную пилюлю.