Текст книги "По звёздам Пса (ЛП)"

Автор книги: Питер Хеллер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

Скрестил мои руки на ручке лопаты и посмотрел на горы. Ласковый ветер. Лунь, светлое брюшко, трепал шалфей у ручья, взмывая и скользя на кустами пытаясь напугать кролика. Две птицы, не краснохвостые сарычи, поменьше, парили в вышине. Много певчих птиц исчезло еще задолго, а в этом мире только хищники похоже спокойно выживали. Мир хищных птиц.

Как долго? Ты работал на ферме с ним? Ненавидя его?

Мы стояли все там же. Вода между грядок перетекала из одной в другую переполняя края. Ни слова а я понял совсем определенно что Бангли убил своего старика.

Когда вернешься, наконец он сказал. Мы сделаем получше. Если хочешь. Мы сможем сделать поливку еще легче. Только я все время думал Хигу очень нравится работать тут под солнцем месить грязь туда-сюда.

Очень заботливо.

Он почесал выпирающую кость щеки под своим правым глазом. Странное чувство. Я посмотрел на него как если бы вы посмотрели на свою супругу когда узнали бы что она в программе защиты свидетелей. Раньше была наемным убийцей или кем-то вроде этого. Или сенатором.

Вот *****.

Вот *****.

Я не знаю разозлиться на него или лопнуть от смеха.

Он улыбнулся мне. Не ухмылка прямого разреза а настоящая полуулыбка от которой впервые ему стало неловко.

Выбор, сказал он.

Что?

Выбор. Это самое трудное. Когда надо подумать о такой срани.

Ты ***** придурок. Придурочный ***** фермер.

Он тоже облокотился на скрещенные руки и его ухмылка снова стала прямой несмеющейся и я понял что разговор закончился и что я скорее всего больше не должен так называть его.

Я начал заливать мои баки до упора. Я передвинул алюминиевую лестницу вокруг носа, проскрежетал ее по бетонке к левому крылу и влез на нее с тяжелым шлангом и оконечником на моем плече. Щелк щелк щелк, закрутились цифры, топливо забурлило и зашипело достигнув заправочного отверстия. Семнадцать запятая три десятых галлонов. Даже сейчас после всего что произошло я все равно немного становлюсь довольным от бесплатного бензина. Бесплатного пока. Солнце было в двух пальцах над возвышенностями на востоке, два пальца на вытянутой руке что означало полчаса что означало почти шесть часов. Тринадцать сотен Зулу. Гринвичского времени. Гринвич. Где-то в Англии. Дом Всех Часов. Центр Овремененной Вселенной. Когда то был. Никто более не следит за этим так уж мне кажется.

Когда умер Дядя Пит от похоже цирроза печени убыстренного раком и он знал ему оставалось несколько месяцев он занялся тем что по моему мнению было совсем не в его характере: он провел свои дни в летнем домике за приведением в порядок своих фотослайдов. Своей огромной коллеции цветных позитивов. Он рос занимаясь этим и все время снимал лишь на слайды которые как говорил он были гораздо ярче и четче обычной пленки. Он положил желтые картонные коробки, белые и голубые пластиковые, каждую с роликом, в стопку высотой около фута по всему своему кухонному столу. В частые приступы боли, в свете небольшого окошка днем и от лампы вечером, он открывал их лишь один ролик по очереди, каждую фотографию вставлял в рамку и в прозрачный лист кляссера. Он маркировал их тонким фломастером: на слайде он писал номер кляссера/номер слайда, на странице он писал то же самое плюс время фотографирования и два-три слова описания: Рыбалка Флорида. Кроме кляссеров, каждый содержал до пяти лет в зависимости как успешно он занимался в то время камерой, у него был еще один наборный трехкольцовый журнал-байндер с линованной бумагой внутри. Там были более пространные описания, заметки об отдельных фотографиях особо запечатленных в его памяти. Я был у него в то время однажды. Пока он каталогизировал, я пилил и щепил дрова для долгой зимы которую знали мы оба ему не увидеть. Три огромных навала дров клена бука ясеня желтой березы, срубленных на его лесной территории у невысокого холма, распиленные и выставленные друг на дружке вдоль парадной стороны веранды и вокруг дома, и вся ситуация – я работал пока он был внутри – ужасно смущала его. Сначала я подумал он немножко двинулся головой. Ведь он мог бы просто сидеть на своей небольшой веранде следить за вермонтской весной превращающейся в бунтующую зелень и за знойным летом в последний раз своей жизни, наблюдать за крапивниками и жаворонками и совами в их лирическом соревновании за пару и выведении птенцов, за листьями и воздухом. Чтобы его покусали черные мухи, гнус, потом комары, в самые последние удивительные вечера. Почему он не сидел снаружи в своем кресле-качалке? Ковыряясь на своей разбитой гитаре?

Но однажды я лежал в моей старой кровати у широко открытого окна слушая крики совы она хотела напугать меня женскими воплями а я только становился счастливее – горький плач недостижимой красоты и великой потери – и тут до меня дошло: это же очевидно что он проживал свою жизнь. Именно. Слайд за слайдом, фотография за фотографией. Он набирался воспоминаниями словно строил стену от пожара и его маленькие коробки слайдов были его кирпичами.

Стоя на лестнице мягким утром, слушая последний всос топливного бурления в топливный бак крыла и вымеряя время по солнцу. Что-то из этого заставило меня вспомнить о Дяде Пите и его альбомах как наклонялся над столом в полусумраке дома который пах смолой и древесным дымом и кофе. Как наклонялся бы человек против непрекращающегося ветра. Приводя вещи в порядок который уже был не нужен за исключением последнего оплота перед разрушением. Против мрака всеобщей потери.

Ну. Я не собирался считать часы. У меня был самолет полный топлива и хорошая погода и я собирался взлететь и податься на запад и посмотреть как далеко я смог бы добраться. Я закручивал крышку бака когда я услышал шарканье ног и увидел Бангли идущего ко мне. У него была корзина в руке.

Я усмехнулся. Как из старой железнодорожной песни. Пит пел ее. Мать у Джонни принесла ему корзину/ Она сказала дорогой мой сын/ Осторожней будь в своей дороге/ Жизнь теряют те кто ищут лучших времен...

Это не пирог, сказал он.

Я усмехнулся. Вставил панель над топливной крышкой и спустился вниз.

Он дал мне корзину, повернулся к лестнице и выщелкнул застежки удерживающие выдвижные ступени и от этого лестница сложилась и он понес ее к насосу. Внутри корзины лежали шесть гранат.

Не знаю почему раньше о них не подумал, сказал он. Работал над гранатометом и вот вспомнил.

Они лежали внутри как яйца в гнезде. Яйцо Смерти. Нечто такое я прочел в какой-то сказке только не вспомню в какой.

Сколько магов у тебя для винтовки?

Четыре. Больших.

Он кивнул.

Взял ручной насос?

Он имел в виду насос с длинным носиком я бы мог использовать с любым бензохранилищем подземным каким-угодно. Кроме дополнительного топлива тридцать футов шланга были моим самым тяжелым грузом. Я кивнул.

Что делать будешь когда бензин закончится?

Сяду.

Он кивнул. Он взглянул на Зверушку, на горы. Руки в карманах. Он смотрел на запад в легком бризе, и он сказал

Ты был хорошим партнером Хиг. Иногда немного наивным.

О-о *****. Моя грудь сжалась и показалось что я... Ну.

Как настоящая семья сказал он

Я стоял там вросший в бетонку.

Я нелегкий человек. Только те кто смогли быть со мной были моя жена и сын. И ты. Большой Хиг.

Мне кажется у меня открылся рот. Я заморгал глядя на него.

Долгая история, сказал он. Он улыбнулся полуулыбкой.

Глазами крути по сторонам Хиг. За ситуацией следи. Не будь наивным думая о прошлом и какой-нибудь ***** подкрадется к тебе. Слетай и возвращайся.

Я не мог оторвать свой взгляд от него.

Я послежу за сорняками.

Он пошел. Я смотрел ему вслед. Вот *****.

Вот *****.

Я закрутил назад тяжелый шланг и поднялся в Зверушку, закрыл на защелку дверь. Включил зажигание, топливные баки и нажал стартер.

***

Лишь несколько звуков в мире так же взволнуют меня как взрывной завод двигателя вернувшегося к жизни. Первые провороты пропеллера. Рев превращающийся в ровный гул когда исчезает пропеллер от скорости поворотов.

Давай поскорее исчезнем.

Прокатился по рулевой между рядами разбитых и сломанных самолетов, повернул прямиком на полосу и взлетел с середины взлетки. Увидел как Бангли открывал дверь дома где у него была мастерская, он не посмотрел в мою сторону.

***

Зверушка голодная. Летит по воздуху как нервная лошадь. Я оглядываюсь: пустое правое сиденье, лишь корзина Бангли с яйцами и плед с охотниками целящимися во взлетавших фазанов, снова и снова. Смятый от двери. Даже наполовину глухой и еле двигающийся Джаспер был лучшим вторым пилотом для меня чем большинство людей. Чем все люди. Так все сошло к одному: жизнь дистиллированная рисунком в потертом покрывале. Выстрел никогда не долетит, птица никогда не упадет да и охотник никогда не промахнется. Или потеряет что-нибудь. Кого-нибудь. Его пес никогда не умрет.

Самая большая дыра от этого кобеля.

... думая о прошлом и какой-нибудь ***** подкрадется к тебе...

Я лечу. Прямиком к Водоразделу. Скала чернеет внизу, треугольные плиты Флатайрона вылезают из массива гор как белые надгробья. Красивейший поселок на Земле мог бы быть но там не выжить. Ставим пометку. Лыжная зона Эль Дора исчеркана старыми трассами и спусками, линии подъемников прямо под нами, можно увидеть пустые сиденья качаются от ветра. Несколько воздушных кочек, Зверушка очень помогает мне. Проплываем над снежным седлом между гор. Довольно близко чтобы увидеть следы от одного большого животного поднимающегося к хребту. Невозможно да только. Слишком высоко. Все мы тут слишком высоко.

Зимний Парк и Долина Фрейзер появляются на другой стороне и мы летим туда. Следы от лыж нежная зелень на ржавчине мертвого леса. Когда-то мы ходили здесь на лыжах. В последний раз Мелисса и я разошлись в гонке и я бежал рядом с одним большим мужчиной который сказал что был здесь на зимних каникулах с группой из церковных прихожан с Небраски. Автономные.

Мы просто следуем Библии словом в слово сказал он. Словом в слово никогда не совершишь ошибки. Покачал головой широкая улыбка. Трудно было не верить ему.

Я подумал о камнях в реке, камни двигаются. Один камень к другому, не думая ни о чем. Словом в слово. Просто следуй им, человек. Хлебные крошки от Бога. Сидя в сиденье подьемника рядом с ним, наши лыжи болтаются в воздухе на высоте шестидесяти футов, я подумал Может есть другое значение для послушания. Может не послушные унаследуют, может все проще. Не унаследуют Землю, они уже владеют ею.

Я сказал ему я всегда застреваю на потомках Пятой главы Бытия. Я сказал я прочитал при этом Книгу Плача и очень похоже на сцену из Безумного Макса. Женщины едят своих детей, все умирают.

Он не засмеялся.

Он сказал, Я стараюсь оставаться на Правой Стороне Библии. Левая была написана евреями. Следует всегда обращать на это внимание, я полагаю, и на Вашем месте я бы начал с Иоанна.

Мы все должны обращать внимание на Левую Сторону так я сейчас думаю. На Неправильную Сторону, на Сторону Где Случается Всякая Всякая Херня.

Спускайся пониже и следуй над Фрейзером дальше Табернаша. Большинство долины выгорело за исключением пожарной части и ликерного магазина дисконтных цен который стоит особняком на краю поля полного толсторогих баранов. Они вскакивают, бросаются в стороны и бегут в панике к почерневшему лесу когда я пролетаю и я вижу четырех волков стоящих вдали от травы и они отворачиваются от меня как пастушьи собаки. Лети.

Я знаю всю эту местность. Док Аммонс, я могу видеть его амбар все еще стоящий посреди сотни акров открытого поля на этой стороне Гранби. Доме нет да только. Его сын Свифт был моим самым лучшим другом в колледже и они были моей второй семьей. Трое нас мы часто рыбачили Долине Фрейзер. Можно увидеть бревенчатые загоны, круг где Бекки тренировала своих лошадей и возила школьников. Смог бы наверное найти мои старые книги в бревенчатом сарае где я обычно спал. Сегодня я не хочу воспоминаний. Я пролетаю.

Прямиком сквозь Кровавый Каньон концы крыльев упираются в его каменные стены. Кажется так. Рыбачил здесь, тоже, река слетает здесь быстро, пороги очень шумные, отскакивают эхом от обрывов – ты был очень осторожным когда шел по железнодорожным рельсам и постоянно оборачивался. Некоторые рыбаки так и не услыхали и не увидали никакого проходящего поезда. Воздух над водой холодный и тяжелый от тумана, Зверушке нравится.

А мне? Мне когда-то нравилось так летать. Качаться на крыльях в каньоне в пятидесяти футах от воды.

А сейчас я ничего не чувствую. Я чувствую лишь то что чувствовали бы мои ноги после десяти минут стояния в потоке снежного таяния. Онемевший и просто рад. Просто рад быть онемевшим.

Разница возможно между живым и мертвым: живое часто хочет онеметь а мертвое нет, если оно ничего не хочет вообще.

Солнечный свет. С другого конца. Река утихает черной водой, камни укатываются назад к холмам, леса перестают чернеть. Я могу видеть утку плещущуюся в воде. Цапли в тростнике, угловатые, расправляют широкие крылья от звука самолета. Запах дыма.

Что ты хочешь? Хиг. Что?

Я хочу быть цветом дыма.

Затем что?

Затем. Потом.

Сильно тяну на себя штурвал и круто поднимаюсь у моста Стэйт Бридж. Сухие овечьи холмы, стайки антилоп и оленей разбросаны. На равнине вдоль реки Игл я могу видеть когда-то дорогущий аэропорт Игл. Нажимаю на кнопку микрофона и вызываю диспетчерскую. Прошу разрешения на пролет над аэропортом. Надежда и привычка. Тройное Три Альфа три на восток на девяти сотнях запрашивает пролет над аэропортом по маршруту...

По какому маршруту? Джанкшен может. С забегом на юг к Анкомпагре Плато, к месту где когда-то я охотился. Просто так.

по маршруту...

Я хочу сказать По маршруту к Чему-то Совсем ***** Другому. Я пролетаю.

II

Внезапно зашаталась и нырнула носом. Снова. Бросило налево, левое крыло тянет вниз. Держи крепче штурвал, выправляй и следи за альтиметром. Очень мне это нравится. Штурвал в руках на нейтралке, самолет выровнен и стрелка альтиметра кружится по часовой вверх. Поток вверх. Деревья уменьшаются, давление сиденьем снизу будто поднимает ладонью. Тепловой поток позднего утра, все еще темные деревья впитывают солнце и выбрасывают вверх перо теплого воздуха. Непрошенный подъем быстрый, носом вверх, слегка тревожный.

Поднимаюсь выше на полторы тысячи футов совсем без труда. Пролетаю высоко над слиянием рек у Карбондейла, не обгорел от пожаров, охвачен реками и зелеными кусками ранчо. Я моргаю. Похоже на стадо внизу. Стадо тех давних. Черных и рыжих. Должно быть... больше никаких других цветов. Черт побери. Стадо одичало, держится поближе к домам, чудесным образом не пропало от волков. Я бы спустился разглядеть но не хочу терять высоту и тратить потом опять бензин на подъем через горы.

Ранчо. Стадо. Течет весенняя река. Дом на ранчо в тени распустившихся тополей и округлившихся ив. Потрескавшаяся в промоинах дорога. Прищурюсь и я смогу представить кого-то во дворе. Кого-то наклонившегося прицепить сеялку к трактору. Кто-то думает Чертова спина, все болит. Почувствую кофе из открытой кухонной двери. Кто-то еще развешивает стирку на солнечных местах. И все вместе с причитаниями и никакого представления как повезло. Прищуриться и переделать мир. В нормальный. Да только.

Более нормальный когда нет.

Хребет Хантсмана. Можно увидеть длинные каменные сходы по которым мы когда-то скатывались на лыжах, называли Бесконечными. Казались тогда. А теперь само совершенство: весеннего снега совсем немного. Опасность схода лавин равна нулю.

Половина осинового леса все еще в листьях, все еще живой. На левой стороне неровная стена Раггедз. Я согласно киваю, перелетаю.

А сейчас опасности нет. Осиновый лес будет тянуться несколько миль. Я постукиваю по топливному датчику.

Двадцать девять и три галлонов. Недостаточно чтобы вернуться домой. Вот такая вот простота.

И таким вот простым образом мы перелетаем через край.

***

Я думал: Смерть это быть так? Таким одиноким? Столько любви внутри и просто выпустить ее?

***

Мы почти добрались. Паония. Некоторые неправильно называют Пеони. Мелисса устала учить, устала от директора и школьного Округа, очень хотелось попробовать чего-то другого. Выращивания органических продуктов может быть. Не так много строилось в этой части штата но я бы мог как-то удержаться на плаву ремонтами, кухонными кабинетами, старыми домами. В первый раз когда я увидел это место подумал похоже на игрушечную железную дорогу. Все еще похоже. Я отпустил Зверушку вниз.

Выключил мотор и соскользнул вниз вдоль склона Гранд Месы, верхушки мягкого осинового леса в нескольких футах под нашим брюхом. Все еще зеленые, бесцветные стволы все еще радостно видеть, мох под ними все еще толстым ковром без сомнения кормит оленей. Свистом поверх обрывов. И открывается долина: зеленое дно рекою упирается в высокие двойные горы с лихим седлом между ними. Сады, акуратные ряды кучек деревьев на каждой стороне реки. И виноградники. Высокие тополя указывают на речной поворот к западу. Там на западе, где река вытекает из долины в сухую пустошь, я вижу железнодорожные пути, плоскогорье мес и массивный подъем Плато, фиолетовое в утреннем мареве. И поселок, скорее деревушка, между рекой и холмом белокаменного Плато.

Часто покупал здесь продукты, патроны, собачью еду. Ожидал семь минут на переезде пока проклацает угольный состав. Специально засек время, ждал. Смотрю на сиденье Джаспера.

Тебе нравилось здесь, так ведь, дружище? Прогуляться вдоль реки по городскому парку и бросить палку в течение. Ты не очень был ловок с палкой. И в плавании. Нравилось все равно. Мы все должны быть такими, так ведь?

Снижайся по реке и целься на высокое высохшее плато. Кишки узлом.

***

Я не могу жить так. На самом деле просто не могу так. Чем я занимался? Девять лет прикидывания.

***

Дорога по которой мы ездили шла по зеленому мосту. Каньон назывался Домингез. Я в восьмистах футах над землей. Видишь мост. Видишь сады прижатые к стенам каньона, пыльная тропа. Следуй над ней.

Редкий лес, ели, можжевельники почти черные и все равно живые. Пустынные деревья растут не вверх растут вбок и вширь. Малорослые и упрямые. Похожи на Бангли. Они любой ценой просто отказываются умирать. Некоторые из них здесь еще со времен когда так называемый испанский проповедник прошел здесь с его богом.

Никогда не летал здесь. Мы все время бывали здесь в автомобиле. Дорога заросла. Обросшее шоссе отходит от малой реки чтобы взобраться по хребту. Спускается вправо в очередную водяную пойму где я когда-то охотился. Да только. Влево в сторону от пути ручья яркое пятно красного камня, верхняя стена каньона показала себя. Всегда поражался как такое маленькое течение может оставлять после себя такие изменения, столько территории таится в этих расщелинах. Я подаю назад чтобы лучше увидеть.

В приближении, показывается рыжее лицо высокой стены, темно-красное и мокрое в полосах черного цвета и охры. Срезан выступами. Бледная линия ограничивает место где отошел огромный блок. Утес похоже двести футов в вышину.

Это компактный каньон. Черт меня подери. Взорвавшаяся зеленью верхушки тополей, немного распустившихся деревьев. И. Я облетаю тесным кругом. Как я никогда не замечал этого места раньше? Потому что я всегда следовал дорогой, если ее можно так назвать сейчас.

Расколотый небольшой каньон расширяется в эту шумную зеленую дыру. Ручей пролетает мимо. Луг на левой стороне. И. Я удивлен и полон любопытства спускаюсь планером и я почти касаюсь высокой стены своей спиралью.

Каменное жилье у скалы. Дым выходит отттуда. Каменный мостик через ручей к полю. Домашняя скотина разошлась по мокрой траве. Полдюжины.

Стадо.

И.

Огород больше нашего. Поливается из траншеи выкопанной у поворота ручья. И.

Согбенная фигура в огороде.

И.

Это женщина.

Длинные темные волосы собраны пучком за спиной. Выпрямляется. Рука ко лбу, тень чтобы увидеть самолет.

Женщина в шортах, мужская рубашка связана на талии. Босоногая? Босоногая. Высокая и долговязая. Встает прямо, высокая, закрывает свое лицо и смотрит на меня. Рот широко открыт. Кричит? Да.

Еще одна фигура из дома если это дом, мужчина с ружьем. Старик. Старик с ружьем поднимает его вверх и целится. Боже мой.

Я не слышу попадания да только. Дзинь дроби, треск алюминиевой обшивки и свист воздуха. Боже мой. Затем шлеп, ожог и боль, мое лицо обожжено с левой стороны. Обе руки хватаются за штурвал. Вытягиваю крутым подъемом и ухожу на правом крыле почти зацепив верхушки низких можжевельников на краю расщелины и я ухожу дальше и теряю их из виду. Кусочки разбитого стекла забегают мне за воротник. Эй. Эй. Окна нет. Левого окна, что осталось мозаика треснувшего стекла прицепившаяся к раме.

Кровь течет по рубашке. Воздух.

***

В это мгновение я понял зачем я прилетел.

***

Не то о чем подумали вы: вы думаете Женщина но это не так. Было очень радостно снова почувствовать себя живым.

В тот самый момент когда понимаешь ничего важного не повреждено в тебе, не в Зверушке, что ты поднимаешься, выравниваешься, что двигатель урчит, все под контролем. Что твои дрожащие пальцы приближаются к стороне окровавленного лица и касаются его, и касаются осторожно, чувствуют четыре стеклянные занозы и все. Немного стекол. *****. И крыша кабины усыпана дырками, лишь обшивка, ничего не прошло внутрь сквозь метал. Вот так близко. Тот ***** едва не убил меня. Если бы я не выкатился из этого каньона вся дробь была бы в моей голове. Черт. И в этот момент я начал смеяться.

Моим первым инстинктивным желанием было спуститься туда с винтовкой и сделать из того старикана месиво с близкой дистанции. Так захотелось. Какое-то чувство, не эта угрюмость. Хиг, этот ***** сделал для тебя доброе дело. Разбудил твою жалкую задницу. Просто сделал то что бы и ты сделал защищая свой очаг и дом и женщину.

Женщина.

Его женщина? Этого старого барсука. Кто бы знал все договоренности между людьми в этом мире. Первым инстинктивным желанием было спуститься и убить ***** и забрать его женщину. И. Почему бы и нет?

Ну, в любом случае Хиг, хороший ли ты человек или плохой, или даже очень хороший в этом ***** мире, ты сначала посадишь Зверушку. Посадишь ее в стране сходящих вниз камней с одной дорогой которая уже не дорога.

Я облетел вокруг, отлетел от каньона и нацелился книзу на луг с дорогой идущей прямиком на юг покрытую выбоинами.

Двойная Ж-О-Н-Ш-И-Н-А. Впервые вид живой, высокой, без кровяной болезни похоже, и не замершая на плакате Бангли или распростертая на земле за тобой, слишком молодая, с кухонным ножом в руке – один взгляд на нее и готов все позабыть. Даже место для приземления.

***** Хиг, соберись-ка.

Я поднялся. Низко покружился. Глубокие выбоины на дороге. Мог бы всмятку. Замечательно, Хиг. Был бы очень длинный путь назад в никуда.

Да не только. Просто. Чуть не запрыгал от желания с тысячи футов. Я понял, смеясь, что могло быть больше людей, или она ведьма. Это было нечто новое отношение к человеку любого пола: что я больше не должен был убивать их. Или позволить Бангли убить их. Это же был их дом, не мой. Я был пришельцем.

Поразительно как не убив кого-то освобождаешься. Несмотря на факт что Дедуля хотел убить меня. Ну. Все в прошлом. Я бы мог дойти дотуда и убить его или нет, от последнего становилось легче. Или их. Мог быть целый взвод в доме или где-то спрятан в ожидании меня. Я низко покружился дважды и отметил осторожно все выбоины на дороге, где начинались промоины, где заканчивались, замерил их кустами и ямами. Могли бы они услышать меня за милю в каньоне? Возможно. Возможно прямо сейчас они выставляют в линию крупнокалиберные патроны перед собой на камне, возможно она растряхивает свои волосы, расстегивает рубашку и ждет приманкой меня поближе как Сирена.

Хиг!

Сконцентрируйся Хиг, дыши. Скажи, понял, прием.

Понял, прием.

Сконцентрируйся на мелких вещах. Не теряй головы.

Понял, *****, прием.

Я бы мог не садиться на рассохшейся дороге и сесть на лугу но у меня не было специальных шин и камень в кустах мог бы порвать колесо. Лучше видимая опасность и т.п. Сделал так чтобы я смог увидеть заранее выбоины потому что я решил поставить одно колесо на центр дороги а другое шлепало бы по краю кустов. Затем я решил не быть таким уж жадным. Приземление должно было бы быть очень точным плюс минус несколько дюймов. Лучше надо следить как дул ветер.

Я немного поднялся, еще на триста футов, и осушил сторону моего лица углом пледа Джаспера. Затем достал деревянный ящик из пространства между сиденьями и вытянул чеку дымовой шашки зубами и выбросил ее в окошко. Густой оранжевый дым закипел из нее.

Сел в двадцати футах у дороги и встал на восток-северо-восток.

Черт, была хорошая идея. Сильный боковой ветер запросто помешал бы моим планам. О чем я еще мог позабыть?

Причина по которой Бангли был все еще живым он никогда ни о чем не забывал. Может он помнил слишком много, много ненужного, ему было все равно. Что бы еще он сделал? До меня внезапно дошло может причиной что я живой это было то что Бангли никогда ни о чем не забывал. Бангли. Муж и отец. Фермер. Черт.

О, я знаю. Хиг, ты забыл что приземление на испещеренной выбоинами дороге на почти что камнях которых ты почти не можешь видеть сквозь кусты – ты забыл что от этого можешь погибнуть ты. Или погибнет Зверушка что в общем-то одно и то же.

Окей, дыши. Я развернулся напоследок и наполовину поднял элероны и нагнул нос, вывернул хвостовой, и полетел боком на поле.

***

Приземление по кустам довольно отрезвляюще. Если еще не проснулся. На малых оборотах, двигатель на пустых, и Зверушку бросило как раз перед касанием, левым крылом вниз против ветра и левая сторона шлепнулась по кустам глухим стуком. Я боролся с порывами. Чтобы удержать нос над левым краем канавы а не в ней. Потом правую сторону, заднее правое колесо стукнулось о кучу земли между старыми следами от колес колеи и нас дернуло влево. Я боролся чтобы то колесо держалось подальше от колеи. Должно быть, потому что я не почувствовал чтобы что-то сломалось, просто слышал громкие трески и стуки и визги пока густые кусты бились по самолету и держал ее нос поверху как только мог а когда он все же опустился перед нами был милосердный просвет мелких камней и сжеваной травы, благодаря горным баранам, или еще кому-нибудь, и Зверушка подскочила и затряслась и вздрогнув остановилась как раз перед карликовыми елями.

Уффф. Дыши. Первая мысль: я же красил. Прекрасная Зверушка была исчеркана кустами. Вторая была: Это было ооочень неосторожно. Это было ***** глупо. Все это было глупым. Если бы я не бросил дымовую шашку я бы побился. Я посмотрел на цифровой топливный указатель прежде чем выключил. Чуть больше двенадцати галлонов осталось. Меньше чем на час. И меньше чем на час в двух бидонах. Совсем недостаточно чтобы вернуться. Глупо. Да только. Я смогу добраться до Джанкшен если смог бы взлететь так же удачно как приземлился.

***

Прежде чем я забил три штыря и привязал ее к ним лицом на взлет, прежде чем я положил два Яйца Смерти Бангли в карманы моей куртки, и повесил винтовку на плечо и покинул Зверушку, я сделал самую первую неглупую вещь за все утро. Я вытащил бидоны и вскарабкался по стойке на крылья и залил в каждое, последнее топливо в каждый бак. Залил сейчас. Лучше заправиться раньше чем упакуешься. И я взял ключ. Положил его в правый карман джинсов и сказал

Хиг. Ключ в правом кармане джинсов.

Никогда не знаешь как будешь спешить на обратной дороге.