Текст книги "По звёздам Пса (ЛП)"

Автор книги: Питер Хеллер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

КНИГА  ТРЕТЬЯ

I

Не было такой уж спешки. Много воды все еще в больших реках если бы мы застряли в Джанкшен. Мы бы подождали пару недель, отъелись бы, пусть наступило бы настоящее лето, полетели бы куда смогли. Пусть ручей высохнет. Я решил насладиться этим. Я решил буду как на отдыхе, на самом первом после наступления тех времен.

После того как я придумал совсем неожиданный для всех план, настроение немного полегчало. Удивило меня, честно, что его удивило, мысль о том что подберем его попозже. Он же был таким востроглазым, таким знатоком тактики. Как Бангли, всегда за три хода впереди, и такой невозмутимый.

А потом до меня дошло что возможность его оставления пришла к нему прямо там же. И я зауважал его еще больше после этого. Он додумался.

Ему было ясно мы сможем взлететь без него и подобрать позже, но он решил держать эту мысль про себя. По двум причинам понял я. Первая, он был такого типа человек который двумя руками держался бы за Никогда не бери то что не было предложено. И вторая, его раздирали противоречивые мысли об убытии отсюда. Часть его, возможно бoльшая часть его, хотела остаться, увидеть как высох ручей, помочь животным уйти в другой мир, умереть вместе с его ранчо и стать прахом здесь в кремнистой земле.

Для человека его возраста с его ценностями жизни возможность последнего была гораздо предпочтительнее первой. Путешествия в незнакомую землю – потому что она теперь по-настоящему была Незнакомой Землей в любом смысле. К тому же, там равнины, не горы – обустраивать новую жизнь, адаптироваться к новым угрозам, новые правила не им созданные. Это была нерадостная перспектива. А если бы он сказал ей что он бы захотел сделать он обидел бы ее очень сильно, она никогда не позволила бы ему, она закатила бы истерику потому что женщина прожившая столько испытаний запросто могла бы закатить истерику. Она не простила бы ему тех слов.

Только потрепанная Инструкция Управления с таблицами взлетных дистанций, графики неопровержимые потому что никто не смог бы поспорить с ними, да лишь залатанный самолетик с трудом поднимающийся выше небольших деревьев и цепляющийся за них колесами, и крыльями, большая тележка... вот такой был у них билет к спасению. Согласно плану. Может потому он не выглядел еще более удивленным. Потому и считал вес и балансировку перед ней.

Размышляя об этом я чуть не начал жалеть что предложил такое. Если он хотел умереть здесь он же был взрослым человеком. Да только.

Я качался в гамаке. Я повторял каждый стих который я когда-либо помнил. Я порыбачил и вверх по течению и вниз. Я наедался. Взял штыковую лопату и засыпал неровности на взлетной, срезал кусты и деревья. Помогал Симе собирать урожай, раннюю зелень.

Огород был хорош. Земля жирная, гораздо богаче чем наша в аэропорту. Полна червей и черная от унавоживания каждый год. Семьи давали мне куриный помет, но этого было недостаточно, не был таким. Ранним утром, в тени больших деревьев, земля была прохладная и мокрая, новая поросль покрывалась росой. Этот запах. Тень уходила на край и мне нравилось раздеваться до трусов и мои ноги уходили по колено в мокрую землю а солнце жарило мою спину. Грязь засыхала корзинами следов после нас, между рядами.

Почему на восточное побережье? спросил я.

Я получила стипендию в Дартмауте.

Мой дядя там учился. Ты была одним ребенком в семье?

Она покачала головой.

Брат близнец. Погиб когда нам было пятнадцать. Мотоцикл.

Эх.

У меня были хорошие оценки. Хорошо сдавала экзамены. Я собиралась стать ветеринаром, вернуться в Колорадо, вернуться домой и сделать большую клинику для животных. Всю мою жизнь чем я хотела заняться. У нас в школе ученикам помогал с выбором колледжа мистер Сайкс. Он был очень хорош в своем деле, но он очень контролировал всех и все звали его Айяйкс. Однажды в классе Английского послышался стук по дверному стеклу и вошел он и дал мне сложенную записку. Там было написано В мой офис 12:45. Во время перерыва на обед. Я помню мы проходили Любовную Песнь Дж. Алфреда Прафрока. Ты знаешь ее?

Мне очень нравилась эта поэма пока не стали учить ее в старших классах. Ты знаешь там есть Секретный Смысл?

Да неужто?

Ага. Секс, искусство и стипендия вот что нужно для учения.

Хм. Занятный способ обучения воодушевленных учеников.

Мы не были никакими воодушевленными учениками. Мы должны были отправиться на работу после школы техниками или на почту. Или на пивной завод.

Записка. От Сайкса, сказал я.

О. Мое сердце помчалось галопом. Каждый год Дартмаут предоставлял одну стипендию какому-нибудь школьнику из нашей школы. Это было устроено так одним человеком который построил фиберглассовый завод, выпустился там. Мне кажется он решил сделать так после того как ему стало совестно из-за формальдегидного дыма часто выползавшего наружу зимой. Каждую осень один школьник получал записку от Сайкса увидеться с ним во время обеденного перерыва. Он контролировал все, выбирал сам. Я не думаю что это было правильно но так все было устроено. Его маленькая вотчина. Держал в руке все семьи, весь городок, все старались ему угодить. До окончания урока никто не мог ни на чем сосредоточиться, они все смотрели на меня. А моя голова вся переполнилась образами возможностей, будущего о котором у меня не было никакого представления. Они все запрыгали вместе: кирпичные стены в плюще, привлекательные студенты в свитерах с ромбовидными рисунками, команды гребцов. Понимаешь у меня не было ни малейшего представления. Мои дни были заняты разбрасыванием сена до рассвета и бегом по пересеченной местности после школы, и затем опять домашняя работа, в основном овес и лекарства лошадям, чистить стойла, и школьные задания.

Я была красная как свекла, это я помню. Чем больше я старалась сконцентрироваться на поэме тем больше я чувствовала их глаза на мне и когда я украдкой взглянула, они все смотрели на меня. Я почувствовала кожей их зависть. Как ветер. К концу дня я уже не понимала удачей ли это было или проклятием. В общем, я пошла к Сайксу. Я не смогла ничего есть в кафетерии и поэтому я просто пошла в туалет и там села и попыталась отдышаться. Он сказал, Сима мне кажется у тебя отличные шансы для получения Стипендии Риттера. Он был совершенно лысый. Мне казалось его голова была в форме яйца. Я помню видела крохотные бусинки пота на пятнистой верхушке словно он сидел на горячем месте. Он был из Иллинойса, недалеко от Чикаго, я помню. Он сказал, Ты напишешь эссе в своем заявлении о жизни на ранчо и смерти Бо.

Я была в шоке. Показалось будто его просьба была галлюцинацией. Ну, это не была просьба. Повторите, сказала я. Его руки лежали на столе и он сделал большими и указательными пальцами треугольник и сжал губы и посмотрел на фигуру словно она была неким масонским окном в мое будущее. Он сказал, Ты напишешь о себе как о девушке с ранчо и о потере своего брата который был тебе очень близок.

Я уставилась на него. Я слышала что он держал в руках весь процесс подачи заявлений. Но никто не говорил ничего подобного мне до этого. Никто не ступал своей жирной ногой, шлеп шлеп, в мой внутренний двор. Бо был для меня как секретный сад. Место куда могла войти только я. Источник и печали и силы. Он улыбался мне. У него был очень маленький рот и только открывалась одна сторона его. Это я помню. Внезапность. Жизнь открылась во всю ширину и яркость и затем ужас: чтобы войти туда я должна была лишиться моей души. Нечто вроде этого. Такое же ужасное. Я помню я покраснела до самых-самых и я не смогла выдавить из себы ничего внятного. А он все улыбался мне. Он сказал, Ты не должна сейчас никого благодарить, это просто такой момент. Deux ex machina. Вот что он сказал! Как будто он был Бог! Честное слово. Он подумал я переполнилась благодарностью а я на самом деле очень разозлилась. Я чувствовала словно кто-то вторгся внутрь меня. Я была такой злой я смогла бы взять его голову и разбить ее. Я просто что-то пробормотала и уползла оттуда.

Так ты написала о Бо?

Да. Я написала о том что мой школьный советник по выбору колледжа потребовал чтобы я написала о моем мертвом брате-близнеце. Я написала длинное эссе, раза в два длиннее чем требовалось, об определенного рода такте поведения который был частью жизни ранчо и почему мне казалось так образовалось и почему это так важно и тот факт что девушка с ранчо пишет о своем ушедшем брате может быть интересен людям занимающимся подбором студентов в колледж европейского уровня этот факт был еще одним примером разрыва связи понимания между нами. Государственность на Востоке Америки и люди земли на Западе. Нам не нужна была ничья симпатия. Я ужасно разозлилась. Никогда больше такой не была насколько помню. Я послала заявление и не дала Сайксу прочитать его заранее, что вобщем-то было нарушением протокола. Никто так не делал раньше. Он постарался завернуть заявление, он был таким мстительным *****, но было слишком поздно. Полагаю на них произвела большое впечатление моя девушка с ранчо или нечто вроде этого. Я получила, конечно. Одной из первых, на всю стоимость обучения. Колледж надавил на школу и Сайкс ушел с работы. Ты знаешь меня до сих пор волнует одно что я знала я буду. Принята. Я выжала все из моей эмоциональности то что им была нужно, так ведь? Я же по-настоящему разозлилась, но я также знала в самой глубине от этого моя кандидатура становилась только сильнее. Я часто молилась обо всем. Я извинялась перед Бо что использовала его чтобы попасть в колледж.

Я стряхнул землю с пучка зелени и положил его в корзину.

Ты не использовала Бо. Ты написала как раз то что чувствовала.

Да, но я часто думала что самым честным было бы плюнуть на Дартмаут из-за таких ожиданий в эссе, из-за такого интереса, и поступить куда-нибудь на Севере. Школа же для ранчеров. Была.

Тебе было сколько? Семнадцать? Тебе захотелось поиграть мускулами. Ты же была такой же как твой отец. Никто на всей земле не может быть правильнее семнадцатилетних. И случилось не из-за колледжа, случилось из-за мистера Айяйкса.

Ты же понимаешь о чем я. Он же был прав, в конце концов. По поводу эссе чтобы их приманило. Не знаю. Я иногда думаю о нем, средних лет, одинокий, прогнали с работы на которой он был очень хорош. Чем он занимался остаток жизни, что случилось с ним когда пришла гриппозная лихорадка. Одинокий, оставленный, напуганный. Смешно какие вещи не дают тебе покоя всю ночь после всего такого случившегося.

Аминь, сказал я.

Молчание. Я выдернул немного луговой травы. Ладони черны в комках земли словно медвежьи лапы. Она была слишком тактичной чтобы спросить меня. Все еще девушка с ранчо.

Ты хочешь знать что мне не дает спать всю ночь?

Она села на корточки под солнцем, выпрямилась, сдула волосы с лица. У нее был сильный прямой нос, широченные глаза. Длинная узкая шея, с синяками.

Я не смог бы сказать: Я положил подушку на лицо моей жены в самом ее конце жизни. Что я почувствовал ее попытки в последние секунды оттолкнуть смерть которую так желала. Рефлексивно правда же? Что я держал плотно и наклонился над ней и сдержал свое обещание перед ней. Что было правильным решением. Было ли?

Смог бы я сказать что мы убили мальчика посреди ночи? Что мы не стали из него делать корм для моего пса. Что мы убили девушку средь бела дня которая бежала за мной с перочинным ножом скорее всего за моей помощью. Или что воспоминания о форельной рыбалке в горном ручье с Джаспером лежащим на отмели были моими самыми приятными воспоминаниями. Что даже могли скорее всего сойти за сон а может так и было. Что я более не понимаю разницы между снами и воспоминаниями. Я просыпаюсь из сна в сон и не понимаю зачем. Что мне кажется лишь любопытство дает мне силы жить. Что я больше совсем не уверен если и этого достаточно.

Я задушил мою жену подушкой. В самом конце когда она меня попросила. Как будто усыпить собаку. Или что-то другое. Еще хуже.

Ее руки все еще держали пучок зелени. Плотно там где листья. Она кивнула. Ее глаза были теплыми и ровными.

И я бы так сделала если было бы нужно для Томаса. Я бы очень хотела так сделать для него. Почему я не осталась с моим мужем? У моей матери был ее муж, ей не была нужна я как нуждался он во мне. Ну, не было явных признаков. Он кашлял но мы все сомневались. Не было температуры. Много людей просто кашляли, лишь немного из них были признаны заболевшими. Но я должна была знать. В моем положении с первыми сводками я должна была распознать.

Она сидела прямо на четвереньках и она молча заплакала. Я положил мою зелень в корзину и принялся за сорняки. Я стряхивал землю с корней и клал червяков назад в землю.

***

Самым глубоким местом было как раз за водопадом. Даже с низким уровнем воды там было четыре или пять футов глубины и прохладно. Трудно представить чтобы высохло полностью, да только это возможно без снежных шапок, без летних дождей. Когда дни стали по-настоящему жаркими я купался там каждый день. Я шел туда позже днем когда солнце все еще касалось дна каньона. Мне нравился контраст, жара и холод. Было закрыто ивами. Я вешал мою рубашку на одну из веток как флаг чтобы они знали я был там и погружался в маленькую заводь разбитой дороги воды. Брызги от каскада достигали гладких камней на отмели, должно быть на десять градусов прохладнее чем там. Благодарно, и благодарным был я весь день, расстегивал я мои штаны и развязывал ботинки, раздевался. Иногда просто садился в водную пыль, отдаленные камни самые теплые, и шевелил моими ступнями и лодыжками в воде: прохладная взвесь на моей груди, солнце на спине, контрасты. И наблюдал за радугой бегущей по водной пыли.

Я все хотел спросить ее: Что же вы точно знали о гриппозной лихорадке, о надвигающейся пандемии. Что ты? Неужто она пришла так внезапно? Почему так быстро? Что за болезнь крови пришла после всего и почему многие кто выжил заболели ею? Хотел спросить ее с тех самых пор когда она сказала что была доктором, как раз таким доктором. Да только она была слишком поглощена рассказом о смерти ее мужа без нее в палате и мне так не хотелось бередить ее раны и т.п. а теперь я решился. Она сама рассказала о своей профессии. Да только она все время плакала. Я бы тоже наверное плакал да только сказать правду я уже выплакался. Выжат как человеческая тряпка.

Сидя голошлепый на камнях и шевеля ногами в воде, чувствуя как давит мокрый воздух от водопада, слушая ничего лишь один рев падающей воды, с горячим солнцем обжигающим мои уши сзади. Думая ни о чем. И благодарный этому. Мое самое любимое время дня. Я бы мог сказать: Я покоен. Здесь на отмели умирающего ручья.

К полудню мы набрали зелень, я пошел к водопаду и стянул мою пропотевшую грязную рубашку через голову и подумал мне нужно ее постирать. Просто прополоскать и пошлепать ею по камням и выжать ее. Я подумал, Еще одна вещь за которую надо быть благодарным, Хиг: никакой кучи одежды для стирки и развешивать ее на веревку и складывать потом и собирать горкой в кубы в гардеробе который и так был небольшим. У нас с Мелиссой никогда не хватало места для всяких вещей. Ты скажешь плотник должен уж что-то сделать с обустройством дома, да только. Лишь рубашка, штаны, носки. Одна теплая нательная. Любимый шерстяной свитер штопаный перештопаный. Ты же думал ты уезжаешь из Эри на несколько дней.

И я держал рубашку и лез сквозь ивы а она стояла обнаженная в покрытой туманом воде, лицом ко мне, наблюдая за чем-то высоко на стене каньона. Она была тонкой как ива. Я бы мог сосчитать все ее ребра. Длинноногая, изгиб бедер невообразимо сладкий, холмик промежности, немного темных волос не скрывали ничего. Ее груди небольшие, но не маленькие. Плотные как яблоки. О чем это я? Гладкие, полновесные. Ключицы, красивые плечи. Сильные руки, узкие но сильные. Синяк на верхней части правого бедра. Я должно быть перестал дышать. Она была, ну я не знаю. Прекрасной. Прошла одна дурацкая мысль: Каким образом ты ухитрилась все это блин спрятать? Под мужской просторной рубахой? Мои глаза должно быть перестали различать такое! Вот о чем я подумал. Все в долю секунды. Потому что рефлексивно я повернулся взглядом на стену и увидел сокола садящегося в гнездо с добычей, с большой птицей.

Как ты думаешь она будет разделывать ее? пришел вопрос по воде от нее.

Что? Сейчас ничего не было настоящего реального. Я посмотрел на нее и она отвернулась боком, полукруглая горка, ее невообразимо сладкие ягодицы выступили прекрасным изгибом. Я. Изгибом который меня убивал. Смертельный Изгиб. Я моргнул. Я подумал, Она совсем ничто, так же ничто как на плакате Бангли. Она в миллион раз лучше. Я не сказал, Извини что напугал тебя, или что-то такое. Я сказал, Она раздерет добычу на куски. В смысле я прокричал это под грохот водопада и затем я отвернулся и исчез.

Большой Хиг. Какой крутой в самолете, какой крутой в обращении с нежданными гостями, водопадный заика.

Позже она нашла меня в тени. Твоя очередь, сказала она улыбаясь.

Она проходила мимо гамака, чуть наклонив вперед голову, расправляя волосы. Пока я лежал в каком-то эндокринном шоке – пытаясь одновременно и вспомнить и прогнать от себя каждую деталь что я увидел. Не ожидав ее появления и явно она легко читала мои мысли. Я скривился улыбкой в ответ, овечьей из робких шестнадцать лет.

Когда ты мне покажешь свое? спросила она.

Я должно быть вздрогнул, покраснел. Она улыбнулась широко и простодушно и я впервые увидел в ней школьную бегунью, девочку с ранчо которой так хотелось победить в забеге.

***

Ходил к Зверушке, проверял уровень масла, подкачивал воздух в шинах велосипедным насосом. Иногда подремывал. Сны о старом доме больше не приходили. Теперь мне снились большие кошки, тигры и пумы плыли над камнями реки в сумерках, неморгаюшие глаза их видели все. Во сне было ощущение некоей высшей грациозности и мощи и также ума. В этих снах я приближался к этим зверям очень близко и смотрел в их глаза и обменивался с ними какими-то мыслями да только не мог ничего назвать вслух. Когда я просыпался, странно, я чувствовал себя будто в меня вошло нечто сильное и устрашающее и возможно прекрасное. Я чувствовал себя счастливчиком.

В одном сне, лежа в гамаке в почти безветренном полдне, Мелисса и я охотились с луком и стрелами. Она никогда не занималась этим, а я да. Если бы у меня довольно много времени между моими работами, я бы купил лицензию охотника с луком. Во сне мы не охотились на больших кошек мы охотились на горных козлов еще с тех тех самых времен, где-то у подножия Гималаев, и когда она натянула лук прицелившись в огромного козла, очень близко, я закричал НЕТ! и животное отпрыгнуло в сторону и убежало а она повернулась ко мне и ее лицо прямо горело от злости и предательства. Когда я проснулся я держался за веревочный край гамака и заняло почти минуту чтобы понять где я был, что все было во сне, почти до головокружения, с мыслями, Все это был сон, и легкое облечение что я был во сне а не самим сном.

Синяки у Симы светлели и проходили и появлялись новые. Казалось мы говорил бесперерывно. Но я чувствовал себя вполне хорошо и в молчании хотя никогда не было настоящего молчания из-за криков птиц, крапивников и жаворонков. Промельки крыльев козодоя после заката. Позже были визги ночных мышей, шелест листьев, тихий шепот усыхающего течения. Все виды пасторали, немного странно если вспомнить обо всем. Мне было очень хорошо работать рядом с ней в огороде, чистить овощи и зелень в тени за дощатым столом. Я скажу так: Когда однажды заканчивается все ты уже больше не можешь чувствовать себя свободным. Чем более покойной была эта передышка, тем более дикое животное внутри моей клетки отказывалось подчиниться мне. Тем больше мне снились Джаспер, Мелисса. Тем печальнее мне делалось. Странно, да? Однажды когда лущили горох наши руки коснулись друг друга над чашей и она позволила нашему касанию длиться как можно дольше. Целую секунду. Я посмотрел на нее и ее глаза были ровными, прямыми, скорее похожими на зеркалье пруда почерневшее в глубине, безветренное, спокойное, замкнутое, ожидающее. Очаровательное. Ожидающее облачного отражения, налета дождя. У меня перехватило дыхание.

Открытость, простота быть-сейчас тех глаз показались мне и смелыми и пугающими. Я должно быть отстранился. Она улыбнулась в сторону и продолжила чистку гороха. Наверное как врач внутренних болезней ты видишь много разных симптомов, ничего более не удивляет тебя.

У нас было достаточно оленины, не было причины чтобы есть баранину или говядину. Папаша решил некоторые животные смогут выжить здесь сами по себе если позже пойдут дожди, если зима будет такой же мягкой как прошлая. Когда все наладится мы сможем сюда вернуться, сказал он. Никто не ответил ему. Папашу трудно было назвать самообманщиком но тут он был, у каждого есть некое спасительное место в его воображении.

Еще неделя, две. Какие-то струны внутри начинают ослабевать. Никогда не знаешь как они натянуты пока не. Папаша готовил дрова. Я зажег костер для ужина для нее снаружи и мы сели на пни и просто смотрели как он разгорался. Огонь раскачивался и шептал в такт бризу. В это время дня ветер пришел сверху ручья как и должно было быть да только форма каньона все время изменяла направление и от того дуло повсюду и не было возможности спрятаться от дыма. Мы передвинули наши сиденья дважды. Я прослезился от дыма.

От дыма появляются слезы а из-за них начинаешь горевать, сказал я. Как от резки лука. Всегда становился печальным.

Она улыбнулась.

Я никогда не был в Нью Йорке. Тебе там нравилось?

Очень. Просто очень. Ты знаешь как некоторые говорят что они очень хотели бы чтобы у них было две жизни и тогда они смогли бы прожить ковбоем в одной и актером в другой? Или что похожее? Я бы хотела прожить две жизни и тогда я смогла бы жить в Хайтс – Бруклин Хайтс – в одной и в Ист Вилледже скажем в другой. Мне так всего не хватало. Я хотела пойти на игры Янкиз – Янкиз не Метс – и на постановки Оф Бродвей и на поэтические баталии и потеряться в Метрополитен-музее. Снова и снова. Я ходила на все ретроспективные выставки художников какие только были бы. Я ела Сабретт’с пока мне не становилось плохо.

Сабретт’с?

Сосиски. С квашеной капустой, поджаренным луком, горчицей, без соленых огурцов. Иногда по вечерам я шла по Коурт Стрит до Карролл Гарденз и назад. Я должна была узнать всех торговцев со складными столиками продающих шарфы и детские книги и подделки часов. Я думала, Когда у нас будут дети мы купим первые книги здесь. За два доллара! Скорее всего украденные мафией с какого-нибудь грузовика, да?

Скорее всего.

Мир где мафия. Звучит старомодно. Прежние времена. Я спросил, А что с концом всего? Неужто ничто не предвещало?

Она покачала головой. Она откинулась назад и воткнула конец палки в кострище и когда она сделала так ее свободная рубашка соскочила с ее ключиц и я увидел ее груди снова еще более виднее чем они должны были, темнозагоревшие и конопатые наверху и светлее к низу. Я просто не мог сегодня избавиться от их вида. Похоже та часть меня проснулась. Возможно всегда была во мне, Хиг, и ты все время был в Тумане.

В Тумане Бытия, сказал я.

Что?

Извини. Я иногда говорю сам с собой.

Я заметила.

Правда?

Она кивнула. А я?

Не слышал вроде.

Молчание.

Я не предвидела как все произошло, массовых смертей. Но было какое-то чувство надвигающегося. Похожее на падение давления воздуха. В смысле что намного хуже чем плохая погода. Ощущалось подобное когда росли на ранчо. Смена давления и ты можешь почувствовать это своим пульсом, легкими. Потемнение небы, странная с зелеными оттенками чернота. Стадо беспокойное и волнуется еще больше чем при приближении грозы. Так же чувствовалось. Вот почему я все-таки должна была предвидеть.

Должна была. Это я с собой. Сколько их когда должен был. Я бы смог построить дом из этого множества, жечь топливом, удобрить огород.

Ты знаешь как все началось? Нью Дели?

Она покачала головой.

Оттуда пресса начала свои репортажи. Мутация супервируса, одного из множества за которыми следили за последние двадцать лет. В воде и т.п. Вместе с птичьим гриппом. Мы назвали это африканизированным птичьим гриппом, после появления пчел-убийц. Первые случаи в Лондоне и свалили вину на Нью Дели. Но скорее всего зародилось не там. Мы слышали слухи что появилось в Ливерморе.

В государственной оружейной лаборатории?

Она кивнула. Слух был такой что это была обычная транспортировка. Курьер на военном самолете вез образец по дороге к своим друзьям в Англию. Полагают самолет упал в Брамптоне. Никто уже точно не узнает об этом – она провела взглядом по каньону и абсурдность сказанных слов медленно растворилась ветром в дыме.

О я совсем не спал. Она глубоко вздохнула и я смог увидеть – Хиг! Грудные соски торчали в тонкой материи ее рубашки. Боже мой. Хиг. Ты не слышал никаких новостей, всем твоим новостям почти десять лет. У тебя встал!

Генетически модифицированный вирус гриппа об этом давно известно.

Ну да, сказал я.

Хоть в глаза смотри когда здороваешься со мной.

Я встрепенулся. Она усмехалась надо мной в дыму.

Calmate, воин, сказала она.

Никогда не понимал испанский, пробормотал я в ответ.

***

Мы поужинали я не помню в какое время, да только был поздний вечер когда небо светилось синевой с одной звездой и козодои порхали над лугом и над ручьем в поисках корма для своего выводка. Они зимовали в Мехико или где-там и похоже вели неплохую жизнь. Острокрылые и акробаты проглатывания. Белые края крыльев вспыхивали неожиданно в разных местах. Небольшие создания. Радость от того как видишь птиц в их часе кормежки.

Я полагаю они кормились тогда потому что появлялись насекомые. Становилось не так холодно как позже когда совсем темно и пучки звезд свивались вместе и можно было почувствовать тепло дня исходящее от каменных стен.

Я взял несколько тарелок к ручью и помыл их песком. Они обычно готовили еду снаружи дома на специальном месте для костра обложенным вокруг ручейными камнями. В те ночи отец и дочь сидели на двух пнях и смотрели на ветер шевелящий уголья как в телевизор. Я поставил мокрую посуду на стол и лег в гамак и приготовился увидеть как долго я смогу быть без каких-нибудь мыслей в моей голове. Мне кажется моим достижением был счет до Шести Миссисипи.

Однажды ночью я заснул голым прежде чем я залез в мой мешок и я проснулся в темноте от его веса ложащегося на меня. Ничего необычного, вроде так и должно было быть. Я хотел привстать и рука уложила меня назад. Шшш, сказала она. Я просто вышла помочиться и мне показалось что тебе будет холодно без него.

Я лег назад.

Спасибо.

Она наклонилась надо мной я ощутил ее волосы пощекотали мое лицо, касание ее дыхания, затем она подняла плед, вытягивая свои ноги вдоль меня, и она зашевелилась устраиваясь бедрами, ее ребра краем гамака потеснились ко мне и она сказала в мою шею

Вот так.

Только и всего. Потом она заснула.

На ней была мужская рубашка. Больше ничего. Я мог чувствовать ее холмик ногой. Монс Пубис, так ведь? Где сходятся тазобедренные кости. Я лежу там, сердце молотит. Я прошелся по ее телу в моей памяти от ног где они касались меня, немного костистые и холодные, вверх к лодыжкам, бедрам, по обратной стороне колен, коленная чашечка где она втыкалась в мой изгиб ноги – короче вам и так все понятно. Мои мозги путешествуют сами, следуя карте, задерживаясь на каждой интересной точке, на каждом интересном виде. Все было вновь. Мое сердце стучало бегом и мой член распрямился и выпрямился и вытянулся, и стало почти больно. Он задергался, а мое сознание все продолжало путешествовать. Вверх и вниз по всей ее длине, по каждому месту касания. В один момент я должно быть выдохся, устал, я заснул.

***

На следующее утро я ощутил что рядом тяжелил чей-то вес в твоем личном пространстве сна, что было слышно чье-то дыхание. Только и всего. Джаспер так делал. А раньше лучше не вспоминать. Ей было нужно только это или бы она дала мне понять.

***

На следующий день во время завтрака холодным мясом и картошкой, в огороде, за обеденным столом, разжигая костер, она все та же. Те же спокойные глаза впитывающие все вокруг, как темный пруд впитывает солнечный свет. Изумительно. Женщины таковы. Папаша нет, и я нет. Он не дурак, возможно ожидает подобного развития со времен Дня №1. Как бы там ни развивалось, может и ни к чему. В конце концов мы только те люди которые остались на всей Земле. Словно из тех шуток про заброшенный остров. Та про шляпу. Было бы странно если бы ничего не случилось, так ведь, Хиг?

Не совсем так. Не чувствуется что так. Чувствуется очень блин странно. Не то чтобы странно, как-то беспорядочно. Одномоментно. Да, скорее что ничего. Скорее всего ничего не значит, в смысле вроде эксперимента посмотреть как чувствуется после стольких лет. Спящий эксперимент.

Его глаза задерживаются на мне немного дольше. Только и всего. Едва но очевидно. Я не могу ответить ему взглядом. Я отвожу в сторону. Я знаю Папаша тяжелый человек когда нужно быть тяжелым, но кроме этого он в общем-то не вмешивается в наши дела и ожидает от нас того же самого.

Хочет она близости со мной? Что за глупая мысль идиота. Ты что в школе? Ты же человек с Пляжа. Последний мужчина и последняя женщина где? В трех графствах всей округи скорее всего. Это же твоя патриотическая обязанность.

Правда?

Нет.

И что тогда?

Пожатие плечами.

Делай что хочешь.

Что я хочу?

Я хочу быть двумя людьми в одно и то же время. И один из них тут же убегает.

***

Следующей ночью она пришла очень поздно. Я понял я жду ее и не сплю. Просто жду. Спрашивая себя что я буду делать, что она. Она подняла плед и пролезла и прижалась ртом к моему уху и прошептала, Соскучился по мне. И заснула. Это был и приказ и вопрос.

Очень тесно. Она лежала в изгибе моей руки от этого застывшей, онемевшей. Я чувствовал всю ее длину, ее бедра на моих, ее грудь к моей груди, выдох дыхания. Она пахла дымом и чем-то сладким, пронзительным как пронзителен шалфей. Вновь все бурно поднялось. Я лежал там. Опять ты? Становится привычным так что ль? Добро пожаловать, пусть так, не забываем о приличном поведении. Я лежал там пытаясь отгадать созвездия сквозь листву, дыша ее волосами, слушая ровное дыхание. Посередине ночи она нашла меня, его. Прокралась кистью вниз по животу и коснулась. Слегка. Никакого шепота, никаких поцелуев, словно мы оба спали. Мы нет. Мое тело стало как военно-воздушная база из кинофильмов когда там завывает сирена. Все высыпают к своим самолетам изо всюду. Каждая клетка тела проснулась обратив свое внимание на мой удивившийся член. Ощущение было очень очень хорошим. Чудесным. Ее кисть замедлилась, замерла, два раза дернулась, она спала. А я все держался за свой край. Я лежал там в каком-то подвешенном, мучительном удивлении.