Текст книги "По звёздам Пса (ЛП)"

Автор книги: Питер Хеллер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

Я ложусь на крыло для последнего захода по ветру, свысока, и ныряю вниз на плоскостях, вниз к левой полосе присмотрев для себя место на дороге перед высоким деревом, затем выравниваясь с горизонтом, дорога растет передо мной, обтекая снизу, и я мягко вытягиваю на себя штурвал, назад назад назад к груди и садясь ощущаю один легкий толчок. Все еще, после стольких лет, возбуждение от удачной посадки. Столько раз уже делал так с этого направления и знаю что мне не нужно давить на тормоза, лишь держать нос повыше и самолет сам докатится до съезда и к грузовику.

Легкое нажатие на тормоза, Джаспер сидит на задних лапах на своем сиденье на толстом пледе как мой второй пилот, наклонившись слегка вперед, перебирая передними лапами. Вытянуть рычаг и заглушить двигатель. Продолжительное кудахтание, свистящие лопасти становятся видимыми, замедляются затем молчание.

Ветер ударяется в кабину, качает самолет. Ветреннее чем я думал. Порывистый. Распрямляющий короткую траву на поле, перемежающийся как дыханием по ежику прически. Лиловые астры на обочине кивают головками. Открываю боковое окошко, кладу локоть. Запах влажной земли полон гниения и новизны. Внезапные воспоминания только приносятся запахом. Все еще тянет острым запахом старого навоза из грязного сарая. Все неустойчиво в это время года.

Поворачиваюсь к Джасперу.

Добро пожаловать в Старый Добрый Кока-Сити. Еще одно Прибытие-Во-Время и отличное приземление от экипажа Дворняжка Эйр. Пожалуйста оставайтесь на своих местах пока самолет полностью не прекратит свое движение. Будьте осторожны поднимая кабинное стекло.

Джаспер снисходительно бросает в мою сторону один взгляд, неодобрительно, и продолжает смотреть впереди себя, брови нахмурены как у какого-нибудь хорошего напарника-пилота. Ему не нравятся шутки во время работы. Он знает мы направляемся к грузовику поэтому он наблюдает за грузовиком уже за двадцать ярдов до него.

Потом он рычит. Коротко. Низкий рык отчего задирается кожа над его верхними клыками.

Окей мы полностью прекратили движение. Над головой нет стекла. Не будь таким занудой. Вот ведь.

Рычание становится тише, продолжается. Загривок дыбится, шерсть на неровностях позади гладкой натянутой кожи. Глаза заострились на прицепе грузовика. Мои волосы, невидимые волосы на задней стороне моей шеи, напряглись и вздыбились. Слежу за направлением его глаз. Защелка белого цвета на заднем прицепе свисает с выцветшей красной двери. Полоса черного цвета между ними. Дверями. Правая приоткрыта. Слегка. Запах доносится с севера к югу по дороге. К нам.

Не отрывая своих глаз от грузовика я достаю свою винтовку. Она стоит вертикально, мушкой вверх пристегнута к передней левой стороне сиденья Джаспера. Рядом с ней автоматический пистолет. Большим пальцем снимаю застежку и вытягиваю винтовку. Привет Бангли.

Окей, парень. Молодец.

Шепчу, осторожнее.

Окей, п’шли.

Нет смысла говорить ему чтобы оставался в самолете. Он не будет ни за что. Ни за что при этом. Не хочу чтобы он потянул себе что-нибудь выпрыгивая. Я открываю свою дверь. Две ступеньки, стойка до земли, полуоборачиваюсь и забираю его одной рукой, правая, и опускаю его на дорогу, его когти шкрябают по покрытию.

Окей. Чужой.

Он знает. Проживал такое. Слишком много раз.

Мы в шестидесяти футах может пятьдесят пять. Я летаю с пристегнутой винтовкой потому что слишком трудно заниматься ею в полете. Выдвигаю приклад Бангли сделал его мне таким. Палец на предохранитель. Переключаю на одиночными. Ветер стихает на короткое время, теплый в наши лица, уклоняется слегка к востоку неся смешанные запахи, земля, цветы, даже похоже на соль. Морская. Как далеко? Девятьсот миль по крайней мере. Я прислушиваюсь. Один лишь ветер влетает в мое левое ухо. Рычание Джаспера не прекратилось. Я делаю шаг. Жду. Еще шаг. Пустельга перелетает справа налево, невысоко, сутулым, быстрым перелетом. Еще шаг. Мы проходим половину дистанции и останавливаемся. Сгибаюсь и передвигаюсь на одном колене. Как можно ниже, не переходя на ползанье. Ползти лучше всего но ползком трудно передвигаться быстро. Как сейчас, если они выстрелят из прицепа, я уверен они выстрелят повыше.

Рык моего голоса пугает меня.

Вы мертвецы.

Ветер.

Вы мертвецы. Станете стрелять и точно убью.

Джаспер рычит. Солнце греет мою левую сторону лица.

Вы как рыбка в банке. Слышите! Станете сражаться и это будет последней минутой вашей жизни. Выбрасывайте свое оружие выходите. ВЫХОДИТЕ! Руки чтобы я видел. Если сделаете так, так как я говорю вам ничего не будет. Даю слово.

Ветер. Солнце. Птица. Я раздумываю. Так ли? Ничего не будет. Я не уверен. Что бы ни случится здесь я намерен жить.

Тридваодин – ОКЕЙ УМРЕТЕ!

Я прицеливаюсь. Я знаю последние коробки позади стоят до крыши прицепа. Треть пустая. Хватит места чтобы не попасть по бутылкам и банкам, скорее всего. Два выстрела поверх...

Подожди. Звон металла, царапанье. Рука держащая монтировку вылезает в отверстие.

Металлический прут, кисть, предплечье.

Брось! Брось! Брось!

Бросает. Со звоном ударяется о дорогу.

ВЫХОДИ, руки чтобы я видел.

Большие кисти. С грязными волосами. Торчат из отверстия словно бандит решил показать кукольное представление. Предплечья в голубой зимней куртке слишком короткой для его рук, запачканная но неношенная. Дверь открывается шире. Угловатая большая голова, светлые космы волос, камуфляжная охотничья шляпа. Спутанная борода. Огромный человек ступает на задний бампер, осторожно не поворачиваясь спиной.

Там еще двое.

Хриплый выкрик, голос весит полтонны гравия. Моргает глядя на солнце.

Самолет. Где ты раздобыл летающий самолет? Черт возьми.

Заткнись *****. Скажи им. Тоже. Руки вперед.

Бейсбольная бита, кисти, руки в промасленном длиннополом плаще, еще один ублюдок спускается вниз. Длинные волосы в толстой косе понитэйла, бегающие глаза: мое лицо, винтовка, пес, канава. Хочет дернуть. Рычание Джаспера становится еще ниже.

У тебя там нет пуль. Во всем мире кончились ***** пули. Слышал тоже Кертис? Зовет кого-то позади себя. Притоптывает к западу. Один шаг другой.

Капитан Летун думает что перестреляет нас. Глаза бегают: винтовка и канава.

Уже бы сделал. Да он бы сделал. Хочет поболтать он.

Я размышляю: Пока он только говорит.

Выходи Кертис. Пойдет. Мужик на колене в тридцати футах, винтовка но без пуль.

Он который ближе всего теперь в трех футах от частично открытой двери. Я целюсь с двумя открытыми глазами. Всегда. Преимущество. Я могу видеть дверь. Я чувствую как натягивается вечер словно скручивающийся провод. Космы называют меня как координаты для стрелка. Жара. Жара от яростной злости поднимается к моему горлу, яростная и чистая как горючее. Мой палец на гладком холодном изгибе курка.

Дверь распахивается. Открывается. Тень. Темнота втягивается внутрь занавесью, влетает свет, яркий, освещает человека в движении, натягивает лук и прицеливается. Я стреляю. Дважды. Стрела ломается дырой в воздухе, злой всхлип высасывания тонкий и во все стороны, человек падает назад, лук звенит по металлическому полу, передняя стена Коки рассыпается и разливается. Молчание. Один Доктор Пеппер выкатывается на дорогу.

Двое на дороге полусогнуты и застывшие, руки рефлексивно закрывают головы. Твидл Дам и Твидл Ди.

Банка Доктора Пеппера катится, останавливается возле сапога Понитэйла. Струйка крови капает из прицепа на дорогу куда упала вначале банка.

Посмотри что наделали. Я ору. Вы ***** тупое отребье. Все испортили. Возможно двадцать коробок.

Моя грудь, дыхание, вибрирует от адреналина и ярости.

Убил вашего тоже. Какая ***** замечательная попытка.

Они замерли, накрывшись руками, полусогнутые. Самый возможный жалкий вид перед смертью. Ждут смерти. Винтовка уже нацелена на Космы, палец уже лежит на курке. Тяжелое дыхание. Я успокаиваю свое дыхание. Я убью их.

***** пытались убить меня. Из-за Коки. Ну. Не то чтобы на каждый день. Двадцать четыре в упаковке, один раз в месяц. Я привожу с собой. Одна неделя проходит без – специально придумано чтобы еще раз полететь за угощеньем. Для меня и. На хер Бангли. Знаешь ведь. Садишься у семей со Спрайтом как бог.

Один скулит, блондин. Не просят пощады..

Должен убить их. Оставишь и они опустошат грузовик, спрячут все по канавам, в лесозащитной, не будет месячного угощения. Совсем малого. Малого настолько что хочется вернуться. Плюс к тому они пытались меня убить.

Космы становится на колени, закрывает свои глаза большими кистями как сделал бы ребенок играя в прятки и плачет. Понитэйл обхватывает свою голову предплечиями наблюдая за мной в очевидном ужасе, наполовину сморщившись, дрожа, готовясь к выстрелу.

Встань.

Кончай скорее! кричит Космы.

Встань. Я тебя не убью.

Слова как жидкий азот. Мгновение полной замороженности.

Что вы сделаете вытащите своего приятеля в канаву и ни одного слова, ни одного ***** слова пока мой пес будет есть.

Образы сталкиваются, противоречат в их обрезанных ужасом сознаниях. В их собственных жизнях, облегчению невозможно поверить, ужас кормежки пса. Водоворот мыслей, встречных другу другу как два флага в аэропорту от противоположных ветров. Они оба начинают дрожать. Очень сильно.

Я повторяю. Вас не застрелю. Как сами сказали я бы уже сделал это. Точно бы сделал.

Руки опущены вниз следят за мной. Убить из-за Коки. Не из-за чего-то нужного, не из-за богатства. Как раньше могли убить из-за бриллиантов, из-за нефти. Нет. Сегодня нет.

Вытащите своего приятеля в канаву и потом выгрузите двадцать коробок, пятнадцать Коки, пять Спрайта, и о да еще две Доктора Пеппера, вы погрузите их в самолет спокойно и аккуратно и затем я залезу к себе и улечу. А вам останется остальное. Потому что тут я ничего не могу сделать. Как только поднимусь. Если только не убью вас. Чего не сделаю. Слишком много. Хватит. Давайте.

Пустельга над полем. Ветер в короткой траве, солнце почти над Водоразделом. Птица будет летать и охотиться до самых сумерек. Парить и падать, парить и падать. В своем маленьком шлеме оперения, парить без устали, шнырять в воздухе. Охотиться на мышей и полевок.

Я чувствую себя плохо. Хочется вытошнить на дорогу но не буду. Плохо от того что защищаю всякое такое что приходится защищать.

***

Они погрузили банки. Они притащили своего брателлу в канаву и я свистнул один раз, отвернулся. Они тащили по четыре коробки за раз, прошло быстро. Я сказал им куда погрузить. У Понитэйла свесилось наружу длинное ожерелье из сморщенных кусков кожи когда он наклонился. Оба они пахли смертью.

Ты все равно мертвец, проворчал Понитэйл, проходя мимо меня с грузом.

Что сказал?

Ниче. Кряхтя под коробками грузя их в самолет.

Ты что ***** сказал?

Он повернулся, пошел. Я остановил его стволом винтовки.

Что там такое о мертвеце?

Ткнул его стволом в ребра жестко. Он охнул.

А-рабы. Ты нас можешь убить а А-рабы убьют тебя.

Какие там А-рабы?

Мы слыхали. В Пуэбло. По радио. А-рабы. Они здесь. Или сюда идут. Убить нас всех.

Он сплюнул. Рядом с моим ботинком.

Это что? Тычок.

Что что?

Это. Твое ожерелье.

Он выпрямился, сглотнул слюну. Его глаза золотисто-зеленые в свете солнца. Насмехаются.

Дырки. Бабские. Засушенные дырки.

Я нажал курок. Разорвало напополам. Даже не думая. Оставил его в корчах на дороге, с кишками наружу. Другой, Космы уронил свои коробки и побежал. На юг. На юг между двумя зелеными полями. Из-под островов облаков выплеснул розовый цвет на неуклюже застывшую фигуру превратившуюся в прицельную точку.

***

Пытаешься сделать правильно. Вмешиваются обстоятельства. Что я буду делать с двадцатью коробками Коки? Подарю их Бангли?

V

Когда я рассказал Бангли о встрече у грузовика с Кокой он вытащил баночку жевательного табака из своей жилетки, новую, и провел своим острым ногтем большого пальца вокруг крышки и открыл ее. Запах дошел до меня, сильная соленая вонь как от тронутого лопатой компоста. Он затолкал щепоть в нижнюю челюсть, отошел назад на пару шагов и сплюнул через ангарную дверь, еще один успех в одомашнивании человека.

Спасибо.

***** Хиг, когда я узнал что здесь будет твоя кухня и место для расслабухи, конечно ж *****.

Он откинулся назад к спинке стула я поставил для него у двери. Чтобы он мог говорить и поворачиваться и сплевывать. От откинулся, полу-привстал, выпрямленные ноги, руки скрещены, так полностью и не сев.

Значит ты дал им шанс для жизни.

Повернулся, плюнул.

Ты ж прям был как бойскаут.

Смотрит на меня. Мне кажется его минеральные глаза когда двигаются взглядом издают скрежетание словно при копке гравия.

Готов был распрощаться с важным источником кофеина. Не говоря уж о газировке. Не так много газировки в наших жизнях, Хиг. Пузырьками нас не назовешь. Искристыми.

Не удержался от улыбки глядя на него. Он повернулся, сплюнул.

Ты же своей жизнью рисковал. Дважды. Не, трижды. Как сказать трижды если четыре раза? Я даже счет потерял.

Он вытащил руку из своего скрещения на груди и прищурил глаза, зашевелил губами, начал считать. У него была трехдневная щетина, серая щетка будто из пластмассы. Махнул рукой.

Давай посмотрим: первая ошибка когда не присмотрел место где ты не попадешь в груз и сзади чтоб никого. Ты сказал мне что прицеп на две трети пустой. Ну. Много ж места. И много шансов что соратники сготовились вместе и прячутся за дверью. Много боеприпасов. Все равно прочистил бы их. У того с луком никогда ничего бы не вышло.

Покачал головой. Нерадостно.

Во-вторых: когда тот начал говорить с тем за дверью и прямо выдал твои координаты. Нацелил его на тебя, Хиг. Дал стрелку угол и расстояние. За одну вещь я могу их признать смелыми если они точно знали что погибнут в любом случае и решили отчаянным способом спастись. В смысле, они точно знали что погибнут от кого-то но только не от рук старины Хига. Они на это не рассчитывали. От Хига который очень старается попасть в райские небеса.

Сплюнул.

И они решили, Значит мы грохнем этого *****, а ты говоришь что их сразу же заметил. Тогда и надо было сделать парочку выстрелов. Минимум три. Убить первого снаружи, быстро-быстро, который был поближе к обочине где он бы мог спрятаться за угол прицепа, затем следующего, затем того который явно прятался позади в прицепе чтобы убить тебя. Банг-банг-банг.

Сплюнул.

Не-е. Только не старина Хиг. Всегда поражаешь меня. Ты ждешь пока распахнется дверь и ты увидишь как кто-то натягивает лук, и ты ждешь как он спускает тетиву потому что он может охотится на фазанов или еще чего-то там и совсем не думает о твоей ***** заднице...

Не так.

Он же стрельнул в тебя?

Нет смысла спорить с ним. Я откидываюсь назад на моей скамье, скрестив свои руки на груди. Стыдно было. Это я могу признать.

Окей ты шлепнул того. Самый правильный поступок за все утро. А сколько коробок испортил? Если бы только сел у стороны как настоящий тактик, мда. Ну ладно. Его шлепнул. Угрозы нет. Те двое большие ссыкуны и застыли, не решили ни атаковать ни бежать.

Покачал головой.

Они не воспользовались Хиг последним золотым шансом. Ты даже понял. Сделали из себя прекрасные мишени. Буквально умоляли тебя покончить с ними.

Сплюнул. Поднял за козырек пропотевшую в пятнах камуфляжного цвета кепку и почесал свой скальп. Одел кепку. Прямая ухмылка поперек лица.

Но нет. Мы еще сделаем свою жизнь опаснее. Мы дадим им целый прицеп содовой из-за их переживаний. И ты, Хиг, ты никогда не говорил что это полуприцеп. Мы бы могли его привезти сюда в любое время. Я бы всегда нашел место на каком-нибудь складе. Никогда даже не спросил меня.

Повернулся, сплюнул. Оставался полуотвернувшись глядя на солнце на другом конце аэропорта.

Повернулся назад.

Ну, тебе решать. Ты нашел. Уставился на меня.

Где мы остановились? А да. Я говорю они пытались изо всех сил убить нас, значит и нам надо изо всех сил. Отблагодарить. Дать им всю Коку. Один большой приз. Похоже. Значит мы дадим его им, но сначала мы дадим им другой шанс убить нас. Мы заставим их загрузить нас с нашим маленьким призом, и приблизиться настолько, ты можешь толкать их винтовкой, их таких здоровых и шустрых, отличная возможность для другой атаки. Один ты, двое их, ситуация не под контролем, ни на чуточку, грузят, разгружают, две постоянно двигающиеся цели, постоянно меняют угол, не ограничил их никак, даже не связал их вместе. Как вечеринка на работе, да, Хиг? Ну.

Сплюнул.

Ну, может тебе повезло как никогда. Потому что может это не было сделано ***** по-умному, но ты счастливчик Хиг. Я скажу так черт побери и есть. Потому что они тебе данные дали. Просто так. Совсем ***** без всяких вопросов. Ни под каким давлением. От Хига. У нас есть на А-рабов.

Сейчас он выругался по-настоящему. Себе под нос. Сейчас он не повернулся, он сплюнул на пол ангара.

У нас есть на А-рабов а что ты делаешь? Ты рвешь его напополам. Вот ТОГДА ты его рвешь. Наконец врубаешься он не такой бойскаут как ты, а ты его хладнокровно на тот. Прежде чем он смог рассказать о какой ***** он тебе говорил. Самый первые данные о возможном настоящем госте, я говорю о госте с ***** мускулами, о возможном чертовом вторжении, и ты рвешь разговор. Потому что ты открыл, ой какое открытие, что он насилует и убивает как всякий другой выживший в этой чертовой стране. ***** херня. Какой ужас. Черт побери.

Он по-настоящему был зол. Его шея, лицо стали красными. Вена на его лбу пульсировала. Я чувствовал жар на моем лице. Он прав. Так я думал. Когда я оступлюсь и меня убьют в один прекрасный день только потому что я слишком мягок. Так ведь? Стоит же жить еще один день? Как говорит Бангли? Ну, я же ученик. Все еще. Аколит Школы Бангли. Живя здесь. И не самый лучший. Все еще.

Молодец, сказал он. Доброй охоты.

Встал, выпрямил спину, вышел.

Ну, вышло все не так уж хорошо. Я сел у грузовика чтобы принести Бангли угощение. Думал о нем. Хэх. Он даже не взял Коку ни бутылки. Он не возьмет когда нас не будет. Я знал его. Он мог следить за нашим сном в прицел ночного видения но он никогда бы не тронул ничего в ангаре. Часть его Кодекса. Кока-Кола теперь испорчена. Испорчена некомпетентностью. И какой ценой. Даже то что я уцелел живым-невредимым все равно есть цена. Говоря цифрами более ничем. Для Бангли, мы столько раз совершаем ***** ошибки прежде чем захлопнется пасть, значит и эта схватка у грузовика записывается в мою графу которая как ни крути теперь и его графа. Вот из-за чего он так разошелся. Он не хотел проиграть из-за ошибок какого-то болвана.

Я надул мои щеки и выдохнул. Мысль: В горах должно быть хорошо. Хорошо туда подняться. Подышать свежим воздухом. Мысль: Странно. Всего один человек за исключением семей на сотню квадратных миль вокруг и все равно мне нужен свежий воздух.

VI

Мы идем быстро в темноте. Я и Джаспер, сани скрипят позади. Холодно. Хорошо и холодно. Высокие звезды раскинулись сетью по темноте, нет луны, идешь под Млечным Путем как будто в глубокой реке. Никогда не дойдешь до другой стороны. Никогда не получится.

Ссора с Бангли все еще жива. А сейчас одно лишь наше дыхание. Зимний жир. Ощущаю его моими ногами. Хорошо идти, идти быстро.

Я тяну сани поводью в правой руке затем меняю руку. Вещи в санях, винтовка тоже. В этот раз. Спасибо Бангли, на мне пистолет, пластиковый Глок почти невесом. Кажется что много вокруг выживших, много движения, не знаю почему.

Прохожу башню, остается справа. Прохожу Место без никакого содрогания. Мысли приходят с ритмом быстрых шагов. Привыкни к убийству как ты можешь привыкнуть к виду козла в дверях. Дядя Пит. С его бутылкой и сигаретами и историями. Как жил на яхте с Луисой. Как жили в траулере на Аляске. Как будто жизнь на плаву убедит кого-угодно хоть в чем. Никогда не нравилось виски, он сказал мне. Но я пью потому что в нем столько историй.

Мертвые козлы умножаются. Ты можешь утащить его куда-нибудь подальше в поле, но память ты утаскиваешь далеко к солнцу и к надеждам разрезает на части. Высушивает до нечто крошащегося и неимеющего запаха.

Мы идем. Мы в получасе от первого подъема, от первых деревьев. У ночи нет никакой весомости: тьма невесома сейчас в своей имманентности проходит словно олень готовый к прыжку. Утренний свет всего лишь мысль о том что случится. Недвижно и тихо, высокие звезды, нет ветра.

Я думаю о племенах Прерии, тех живших здесь, проходивших. Юты Арапахо Шайенны. Команчи доходили до сюда, Сиу проходили и охотились и устраивали налеты, Кайова, иногда Апачи. Когда я был мальчиком я читал о войнах и налетах между ними и все время удивлялся почему кто-то мог воевать в такой огромной стране. Почему земля стала территорией которую надо было разделить. Ладно. Бангли и я нас всего двое и иногда наших ресурсов на базе становится довольно мало. Не от того что у нас не хватает еды, сырья, одеял. Идеологически. Идеология вот что раздирает страны. Раздирало, в прошедшем времени. Что из себя представляют страны? Кто остался тот все еще воюет, собирает под себя что найдет. Может собираются вместе как я и Бангли.

И мы все еще разделены, все еще трещины в нашем союзе. Из-за принципов. Его: Виновен пока... да пока да все время. Сперва стреляй потом спрашивай. Виновен, затем мертв. Против чего? Мой: Пусть гость живет на минуту дольше пока они не смогут показать себя какие они люди? Потому что они всегда покажут себя. А что Бангли сказал в самом начале: Никогда никогда не вступай в переговоры. Ты начинаешь переговоры о своей смерти.

Я против него. Последуешь за верой Бангли до самого конца и получишь унылое одиночество. Каждый за себя, даже в смерти, и ты вступаешь в полнейшее одиночество. Ты и вселенная. Холодные звезды. Как эти которые тают, молчат а мы идем. Поверишь в возможность соединения и ты получишь что-то еще. Потрепанный комбинезон все еще развевается на флагштоке. Попроси помощи и получишь ее. Улыбка прилетевшая с другого конца грязного двора, взмах рукой. И рассвет становится не таким одиноким.

Мы философы, а, Джаспер?

Он счастлив просто нашим походом. Вместе. Он знает куда мы направляемся.

***

Следуем тропой у ручья вверх. Тропой протоптанной еще до наших походов, до Арапахо, еще до Шайеннов. Оленем и лосем, толсторогим бараном. Койотами охотившимся на них. Пумами. Волками. Еще волками. Может горными бизонами. Иногда медведями гриззли, но чаще всего они держатся подальше от троп, даже троп диких животных.

Мы входим и выходим из тополиной рощи от нее становится еще темнее. Заросли ивы. Вверх по травянистому склону сейчас бесцветному, в короткий каменистый каньон с эхом брызгающейся воды. Затем картиночный лес, запах задолго до деревьев, запах несется течением воды: сильная нота ваниллы, как в магазине сладостей. Живые. Сани царапают по вылезшим наружу корням, по камням. Кучки оленьего помета давно высохшие. Я останавливаюсь, снимаю с себя упряжь и обнимаю большое дерево, стоя во фризе сладкого шалфея еще более бесцветного чем сама ночь, то здесь то там между деревьев, тоже с запахом более тонким. Обнимаю толстую шершавую кору, нос упирается в трещину ствола, вдыхаю сильный запах ваниллы словно из бутылочки кухонной специи, резкий древесный и сладкий как от ирисок. Так пахло когда мы входили в магазины сладостей точно так же. Там подростки в фартуках с трудом пытались набрать мороженое полной ложкой из контейнеров. Казалось было очень трудно для них. Зачем надо было хранить таким холодным? Тоненькие девушки сдували свои волосы с лица и каждый конус из вафли сердил их. Ромовый вкус с изюмом был моим самым любимым. Фисташковый для Мелиссы. Или любой с кусками твердой карамели. Но особенно обожал со вкусом ирисок и с фруктами. Слюни текут в моем рту у основания дерева. Сейчас бы убил за тот вкус, без преувеличения, честно.

Джаспер терпит. Он садится, затем ложится. В прошлые годы он убежал бы вперед и выныривал бы с флангов, обежав вокруг, пересекая взад-вперед нашу тропу, следуя своему носу, за дичью, неудержимый, а теперь он доволен что не спешит. И я тоже. Мы никуда не торопимся. Довольно много запасенной еды в аэропорту и Бангли протянет без меня несколько дней, хотя я надеюсь он не будет слишком спокоен. Всегда беспокоюсь когда мы уходим в горы что ему понравится так оставаться. В одиночку. Хотя он довольно сообразителен, слишком хороший тактик чтобы понимать его шансы со временем сильно ухудшатся. К тому же, он не фермер. Джаспер был со мной таким уже много раз и вежливо не показывает своего стыдливого смущения. Обнимать дерево, бормотать. Сегодня ночью – все еще ночь, хоть и на исходе – я не скажу ни слова, потому что я буду следить за собой и я всегда презирал сентиментальность, может из-за того что слишком знаком с этим. Но дерево сейчас пахнет слаще всего в нашем мире и оно пахнет прошлым.

Яблоки когда-то были одним из самых сладких вещей. В Северной Америке. Вот почему их так любили, вот почему школьники оставляли их на столах своих самых уважаемых учителей. Мед и яблоки. Патока. Кленовый сахар в северных лесах. Сахарная палочка на Рождество. Воображаемые танцы засахаренных фруктов. Иногда под осень возвращаясь с патрулирования мы садились в яблочных садах Лонгмонта. Акры и акры яблоней, различных сортов я не упомню всех их названий, большинство деревьев высохли, все еще живые истоньшились, с новыми побегами, словно возвращались в дикую природу, плоды в следах от укусов и клювов, испещеренные червями и гусеницами, но все еще сладкие. Еще слаще чем раньше. Все что оставалось в них из того что было накоплено в них стало еще более концентрированным из-за их полной и опасной свободы.

Я глубоко вдыхаю, руки обхватывают ствол, ладонями к грубой поверхности каким-то образом более теплая чем воздух, пальцы держатся за чешую вельвета коры почти с таким же влечением, с тем же чувством встречи как если бы они держались за округлости женщины.

Эти маленькие как назвать? Радости жизни. Удовольствия. А запах всегда это запах и воспоминания, не знаю почему.

Мы поднимаемся по берегу ручья сереющей серостью просачивается между высокими останками деревьев, жук-короед убил лес, ветки без иголок, опустевшие мертвые руки.

Мне не нравится бывать здесь. В мертвом лесу. Начал умирать большими кусками двадцать лет тому назад. Мы карабкаемся. Становимся на каменистую отмель, круглая галька похожа на яйца. Отдохнуть, попить воды, затем продолжить. Вверх до пихт и елей все еще пахнущие и частые с густой темнотой между них.

Джаспер. П’шли. Ты лентяй. Плохо чувствуешь?

Пробегаю пальцами по его толстой короткой шерсти, по волнистой гряде его спины, к коже его шеи и зарываюсь ими туда. Зарываюсь. Ему нравится это. Откидывает назад голову открывая шею. Возьму в следующий раз аспирин. У нас тонны аспирина. Бангли говорит мы должны принимать его каждый день чтобы не заболеть болезнью Альцхаймера.

И тогда мы не позабудем за каким ***** мы здесь! кричит он, так весело как только у него может получиться.

И тогда ты не забудешь. Похоже для тебя это важнее чем для меня, Хиг. Помнить всякую херню. Ешь чертов аспирин.

Бангли по-своему проницателен, есть нечто судейское в его характере.

Мы отдыхаем. Я сижу на валуне у пруда а Джаспер лежит у моих ног. Делает так когда ему нездоровится. Наступает утро, серость уступает цвету. Потихоньку. Мы отдыхаем пока не показывается солнце сквозь фильтр деревьев с, клянусь, легким гулом как от настраиваемой струны банджо. Ручей отвечает, бурлением и бормотанием.

В прошлую осень я видел следы лося. Они шли от темной пихты, отпечатанные в иле когда мелел ручей летом, и терялись на гладких пыльных камнях гравия. Одна. Большая лосиха. Привидение. Их всех не должно было быть.

Пронзительный крик. Зимородок. Иногда зимородок присоединяется к нашей компании. Распевает веселые песни верх по ручью. Его ныряющий полет напоминает мне о телефонных проводах освобожденных от льда, такой же аркой и вновь и вновь и вновь. Он вскарабкивается на омертвевший ствол у ручья, кричит, слетает. Говорит нам, так похоже, двигаться. Еще несколько миль. Может одинок, без никакой компании. Время от времени появляется оляпка на камне у края воды. Может раз в году мы видим хищную скопу.

Нам нравятся птицы, да ведь Джасп?

Он открывает на секунду глаза, не поднимает головы с моих ботинок. Если я скажу что-нибудь еще, я знаю его очень хорошо: он поднимет свою голову чтобы посмотреть на меня и проверить если есть что-то касаемое его, может я спрашиваю у него какого-то совета и он проницательно задержит свой взгляд на моем лице пока не поймет что происходит, или нет ничего, поэтому я ничего не говорю. Пусть он отдыхает.

***

Мы встаем и продолжаем идти. Восхождение здесь круто, между валунами бастиона холмов.

В полдень мы пересекаем старую скоростную дорогу между штатами. Даже не поднимаемся на поверхность, проходим сквозь ребристый водосток под ней, сейчас сухой после того как ручей ушел в сторону. Пусто здесь. Я вспоминаю Иону и кита. Раньше кричал и пел чтобы услышать гулкое эхо но больше так не делаю.

Джасперу не нравилось.

Мы переходим дорогу и идем вдоль ручья. Я поджидаю пока Джаспер догонит меня. Задние лапы кажутся негибкими, его дыхание учащено, задыхается. Первый долгий поход в этот год, он скорее всего потерял форму как и я, с зимним жирком.

***

Два волка. Две вереницы следов к и от грязи у края воды, быстро двигались. Джаспер обследует их. Минуту. Дыбится шерсть но скоро он теряет интерес. Похоже более занят поспешая за мной словно все внимание переключено на его ходьбу.

***

Где-то похоже около двух часов, я решил передохнуть. Мы никуда не торопимся. Мы все еще в нескольких милях внизу от того где я нашел следы но это ничего.

Могут быть где-угодно там наверху, да ведь Джаспер?

Я вытащил чехол с удочкой из саней и он сразу понял что работа официально на сегодня закончена.

***

Неглубокая впадина после небольших камней, навроде рифов. Упавшее дерево поверх течения. Еще не каньон, но с живыми деревьями, голубая пихта и норвежская, дугласия, стройные вблизи, на ветвях натянуты ветви испанского мха раскачиваются под ветром. Сколько лет мху спрашиваю я себя. Он сухой и легкий при касании, почти рассыпается, но на деревьях он раскачивается словно печальное ожерелье.

Я собираю и натягиваю удочку а Джаспер лежит на плоском камне и наблюдает за мной. Только он загорает на солнце и он наблюдает за мной с пятна теплого света, его тень падает на булыжники и округляется в гальку словно прозрачная вода. Стебли прошлогоднего коровяка качаются как невесомые свечки. В том же свете я вижу рой малюсенькой мошкары похожее на туманное облако.

Я снимаю ботинки и штаны, надеваю легкую, с липкой подошвой обувь которая у меня уже много лет. Когда стирается резиновая подошва у меня есть еще такая же обувь. В последний полет на парковку у обувного магазина я взял пять пар моего размера. Не такие легкие, но пойдет. Где-то три года длятся и должно хватить надолго-надолго. Что не представишь. Такая картина не помещается в мою голову. Умножить года и разделить на желание жить довольно фальшивая бухгалтерия. Пока будем держаться за этот ручеек. Привяжем новый шнур и пушистую мушку, и подуем на удачу. Забросим и еще раз и если нам повезет то ночь от этого станет еще лучше.