Текст книги "Тишина"

Автор книги: Питер Хёг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 28 страниц)

5

Он почувствовал, как коробку погрузили на тележку. Он слышал напряженное дыхание мальчиков при подъеме. Он слышал звук транспортных магистралей. Эхо открытых площадей и парков. Шелест ветра в кронах бананов. Они проезжали мимо Ботанического сада. Мимо Геологического музея. Повернули к Копенгагенской обсерватории.

Должно быть, у них с собой были полозья, они перекатили тележку через порог и закатили в лифт. Он уже не помнил, сколько лифтов было в его жизни за последние месяцы. Бесконечное количество. Этот будет, он это точно знал, в каком-то смысле последний.

Его провезли по какому-то коридору, мимо каких-то дверей, он услышал, как вокруг коробки возник какой-то купол, хотя, может, все это происходило внутри него. Коробку сняли с тележки. Шаги мальчиков удалились, вокруг стало тихо.

Но это была не обычная тишина. А та тишина, из которой, должно быть, создавала мир Всевышняя, когда она открыла рот и сказала: «Да будет свет!»

Он собрал последние силы, нажал на картонку и разорвал ее.

Помещение было купольным. Это была собственно обсерватория – потолок был совершенной полусферой, из медных пластин двойной кривизны. У стены начинался огромный телескоп из полированной латуни и бронзы, установленный на рельсе, описывающем полный круг. У окуляра стоял Йосеф Каин.

Под отверстием в куполе, вокруг коробки Каспера сидели одиннадцать детей. Стине, Синяя Дама, Андреа Финк. Даффи. Человек со свекольным лицом. Скрестив ноги. Словно придурки на сеансе групповой психотерапии. Словно восточные монахини во время ритуала пуджа.

Если ты провел тридцать лет в шоу-бизнесе, то тебе наверняка хотя бы раз жизни – во время каких-нибудь торжественных празднований – приходилось удивляться неожиданному появлению голых девиц, выпрыгивающих из торта. Но у Каспера никогда не было возможности вслушаться в то, что происходит внутри такой девицы. Теперь вот такой случай представился.

Он почувствовал глубокое удовлетворение. На мгновение лица вокруг застыли от удивления. На мгновение тишина покинула этих замечательных женщин и фантастических детей. И громогласно зазвучало беззащитное изумление. Слово «потрясение» подошло бы как нельзя лучше. Даже для Синей Дамы.

В эту минуту Каспер почувствовал, каждый человек из сидящих под куполом обсерватории почувствовал, что Всевышняя – даже в самых священных собраниях – придерживает клоуна до последней минуты, чтобы достать его как козырную карту из рукава.

Потом тишина восстановилась.

Синяя Дама встала, взяла стул, дети подвинулись. Она поставила стул в круг.

– Каспер Кроне, – сказала она. – Avanti. Очень приятно.

Вдоль стен стояли дорожные сумки, уже с бирками одиннадцати различных авиакомпаний. Он был свидетелем прощания.

– Детей вообще не похищали, – сказал он. – Они приехали добровольно. Не все было гладко. Но никто не шел против их воли. Они заключили сделку с Каином. В чем она состояла?

«Стыд» было не то слово, которое он мог бы связать с сидящими перед ним детьми. Но тем не менее он услышал чувство стыда. Какой-то величественный диссонанс. Как начало последней части бетховенской Девятой. Дети были похожи – все без исключения – на сексуальных преступников в возрасте от десяти до четырнадцати, которых взяли с поличным, и теперь они, как и все мы, пытались понять, как жить дальше, сохраняя достоинство и веру в свободу воли, когда ты только что обнаружил, что все мы живем, словно рачки-бокоплавы на спине громадного кита, во власти подводных сил, управлять которыми нам не дано.

– Они хотели собраться, – сказала Синяя Дама. – Здесь, в Копенгагене. Они хотели увидеть друг друга снова. Это дело очень хлопотное и дорогостоящее. Собрать всех детей. Мы делаем это раз в год. С большим трудом. Они заставили Каина это сделать.

Каспер посмотрел на человека у телескопа.

– Тебя? – произнес он. – Да ты и девяностолетнюю старушку не переведешь через улицу, не удостоверившись прежде в ее кредитоспособности. Что ты получил взамен?

Он почувствовал, что женщина взвешивает каждое слово.

– Он считал, что дети на многое способны. В смысле воздействия на окружающий мир. Что сознание, если оно достигает области, где еще не сформировалась физическая реальность, может на нее повлиять. Это было, конечно же, несколько наивно.

– Конечно же, – согласился Каспер.

Замалчивания откладываются на периферии происходящего траурной каемкой фальшивых звуков. Помещение подрагивало от недосказанности. Каспер знал, что Всевышняя сейчас укажет на кого-нибудь, кто поможет разрешить ситуацию. Только надеялся, что этим человеком окажется не он.

Это оказалась девочка. КлараМария встала.

– Йосеф, – сказала она. – Мать Мария. Даффи. Андреа. Суенсен. Я хочу поговорить с вами. Только с вами. Давайте выйдем на минутку.

Это было произнесено с глубокой серьезностью. С большой невинной торжественностью. Иногда настойчивость ребенка оказывается настолько непререкаема, что всем приходится повиноваться: вспомните маленького мальчика из «Нового платья короля» или молодого Иисуса в храме. Синяя Дама встала. Каин. Даффи. Андреа Финк. Морской офицер.

Лучше бы они не двигались с места. С того момента, когда они встали, все для них было потеряно.

Девочка открыла им дверь. Они вышли. Потом она закрыла ее за ними. И заперла.

Дверь, судя по всему, сохранилась со времен постройки обсерватории. Массивный дуб. Тяжелая, словно двери церкви.

Девочка обернулась к детям и Касперу. И улыбнулась.

Это была улыбка, которая вызвала у Каспера желание забраться обратно в коробку. Но было уже поздно. Вот почему следует хорошенько подумать, прежде чем отправляться в путешествие за пределы собственной индивидуальности. Вернуться назад может оказаться не просто.

– Не знаю, что ты думаешь о войне, – сказала она.

Каспер ничего не отвечал.

– Мы думали, что если показать миру что-нибудь, что-нибудь совершенно невероятное, то, может быть, получится заставить их понять. Заставить взрослых понять. Заставить их прекратить воевать.

У Каспера пересохло во рту. Но одновременно стало мокро в глазах.

– Очень красивая мысль, – сказал он. – Что же вы хотели показать миру?

– Что-нибудь из ряда вон выходящее, – продолжала она. – О чем услышал бы весь мир. Какой-нибудь катаклизм в городе. В котором никто бы не пострадал. Но все увидели бы, как дорого это может обойтись, если мы не остановимся. Это единственное, чего люди действительно боятся. Потерять деньги. Может быть, тогда получилось бы до них достучаться.

– И одновременно получить пятьсот кукол, – продолжил Каспер.

Она улыбнулась. Это не было похоже на улыбку дочери отцу.

– Одно не мешает другому, – объяснила она.

Каспер кивнул. Шея у него онемела. Как при быстром развитии менингита.

– Бах тоже бы так сказал, – заметил он.

Она подошла к нему вплотную.

– Мы с тобой, – сказала она, – мы классно повеселимся.

Он отодвинулся от нее. Вдруг она зазвучала чрезвычайно серьезно.

– Мы думали… Если для тебя что-то очень важно, то нет ничего невозможного.

– Твой отец всегда исходил из того же принципа, – сказал он. – Главное – достучаться до их сердец.

Она вернулась в круг.

– Вы что, опустили слой земли? – спросил он. – Сознание может изменить физическое?

Может быть, она его не услышала. Может быть, она приглушила звук на его канале. Он почувствовал такой гнев, что у него перехватило дух.

– Ты помнишь, что я хочу быть летчиком, – сказала она.

Она посмотрела Касперу прямо в глаза.

– Это предполетная карта, – сказала она. – Проверка кабины. До запуска двигателей. Высотомер. Электрическая сеть. Подача топлива. Навигационные приборы. Ввести маршрут в компьютер. Частота радиостанции. Я прочитала все это. В настоящих книгах. Ты поможешь мне стать летчиком, когда я вырасту?

Он не двигался.

– Двигатели к запуску, – сказала она.

Лица одиннадцати детей были совершенно открытыми. Совершенно ясными. Расслабленными, как во сне. Но с широко открытыми глазами.

– Вы это устроили? – продолжал Каспер. – Вызвали сдвиг почвы?

Она посмотрела на Каспера.

– Может, оно само собой произошло, – сказала она. – Случайно. А мы как будто просто почувствовали это заранее. А ты как думаешь?

Он почувствовал напряжение в помещении. Волосы на голове у него встали дыбом. Словно в электростатическом поле.

– Кое-что там было по-английски, – продолжала она. – Cabin ready. Doors released.[102]102
  Кабина готова. Люки открыты (англ.).


[Закрыть]

Она оглядела детей. Один за другим они кивнули. Каспер хотел бы убежать. Но он знал, что слишком поздно. Контроль сознания над телом уже был нарушен.

– Ready for pushback,[103]103
  К старту готовы (англ.).


[Закрыть] – сказала девочка. – Копенгагенской обсерватории с Каспером Кроне, Стине, их дочерью и друзьями cleared for pushback.[104]104
  Старт разрешен (англ.).


[Закрыть]

Она подняла вверх большие пальцы.

На мгновение здание завибрировало. Не сильно, но совершенно отчетливо. Или это он сам дрожал?

Потом возник свет. Или же это его подвело зрение.

Он почувствовал, как обсерватория поднялась в воздух и преодолела звуковой барьер. Он смотрел в глаза девочки. Они были совершенно спокойными.

Казалось, что они поднимаются вертикально. Он смотрел сквозь то, что, возможно, было прозрачными стенами здания, возможно, галлюцинацией, возможно, новой формой зрительного восприятия. Ему казалось, что он видит, как Копенгаген исчезает под ними, словно падая в бездну. Но разве можно было знать наверняка? Он почувствовал, как из желудка поднимается тошнота. Ему казалось, что он уже давно примирился со смертью. Теперь, когда она сидела перед ним в образе ребенка, он увидел, что это не так. Оказалось, что он не хочет умирать.

– Верни нас назад, – попросил он. – Обратно на Землю.

Голос его был пушистым, словно щетка для чистки курительной трубки.

Девочка улыбнулась в ответ. У нее не было переднего зуба. Выпал. Или выбили. Это была беззубая улыбка. Как улыбка великих ведьм.

– А нельзя тебя уговорить, – спросила она. – Сделать еще одну попытку? С мамой?

Лицо его стало блестящей маской. От пота.

– Это шантаж, – проговорил он. – Духовный шантаж.

– Это лучший из шантажей, – заметила она.

Он поднял руки.

– Договорились, – сказал он.

– Поклянись. Всевышней.

– Это кощунство. Упоминать Ее имя всуе.

– Ты можешь позволить себе торговаться?

Он поднял руку для клятвы.

В этот момент рухнула выбитая дверь.

На пороге стоял Каин.

Что-то вроде уважения к нему наполнило Каспера. Конечно же, дверь уже была не той, что за минуту до этого, – она просвечивала, словно акварель, вибрировала и сверкала. Но она все еще была дубовой.

В дверях показалась Синяя Дама. Большая ее часть превратилась в радужный свет. Но все, что от нее осталось, было в ярости.

Это была необыкновенная ярость. Каспер тотчас же понял, что следует оценить ее по достоинству. Что не так уж часто случается услышать такое.

– КлараМария, – сказала она. – Прекрати!

Это был тон, подобного которому Каспер никогда не слышал. Голос звучал авторитетно, словно достоверное предсказание Судного дня. Он ничего не требовал. Он просто создавал новую действительность.

Никакой посадки не было. Только что казалось, что блестящая колба парит на высоте четырехсот метров над городом и одновременно по ту сторону времени и пространства – в полной тишине, прозрачная, светящаяся. И вот уже восстанавливается физическая реальность. Все по-прежнему. Ничего не произошло. И ничто уже не осталось прежним.

Пока все это продолжалось, голова Каспера была совершенно пуста. Теперь его собственные эмоции захлестнули его изнутри – словно вода, прежде сдерживаемая плотиной. И первая его мысль была: «Если бы можно было стать импресарио этих детей!»

Разве не к этому все мы стремимся? Чтобы дети нас содержали, а мы могли бы сидеть задрав ноги, со своей вечерней сигареткой с травкой и рюмочкой, с приятным чувством, что на нас работают люди, наилучшим образом приумножающие наши накопления?

И тут пробилась молитва. Он почувствовал, что если несешься вместе со Всевышней на скорости четыреста километров в час и хватаешься за придорожные ветки, чтобы сорвать фрукт, то весьма велика вероятность, что тебе оторвет руку.

Он встретился взглядом с Синей Дамой. Ее звучание усилилось. Это было все равно что смотреть в ручей, звенящий и переливающийся драгоценными камнями.

– Обо всем этом, – сказала она, – мы будем молчать. Еще какое-то время.

Каин стоял вплотную к ней. Она обняла его за талию.

В каком-то смысле потрясение от увиденного было для Каспера еще большим, чем от всего предыдущего. Он попробовал найти опору в молитве. Не существует ничего такого, что Божественное не могло бы вынести.

– Если христианству суждено выжить, – сказала она, – то должны произойти радикальные изменения.

Она могла бы заполучить кого угодно. Она могла бы увлечь одного из четырнадцатилетних мальчиков. При несколько других обстоятельствах она, возможно, могла бы заполучить его самого, Каспера Кроне.

– Вы могли бы выбрать себе кого угодно, – сказал Каспер. – Зачем же вам хромой дьявол?

Йосеф Каин выпрямился.

– Я пребываю в активной фазе раскаяния, – пояснил он. – Я хочу очиститься. Стать новым человеком. Я посоветовался с Марией и теперь пойду на генеральную исповедь.

– Тебе потребуется несколько лет, – сказал Каспер. – В течение которых придется говорить непрерывно по двадцать четыре часа в сутки.

Каин подобрался для прыжка. Каспер помахал монтировками. Спокойно, дружески, словно китайскими веерами.

Кто-то дотронулся до него. Это была Стине. Он вернулся в свое собственное тело.

Она стояла позади него. Как и в тот раз, когда он снимал грим. В прошлом, которого более не существовало. Которое никогда не сможет повториться. И по которому он не тосковал. Но которое тем не менее будет хорошо выглядеть в альбоме.

– Честно говоря, – сказал он, – я никогда не думал, что какая-либо женщина сможет любить меня.

Она прикоснулась к его коже, руки ее были горячими, почти пылающими.

– Я тебя очень хорошо понимаю, – сказала она, – я и сама ни за что бы так не подумала. Но вопреки абсолютно всем предположениям и законам природы, возможно, все-таки есть одна женщина, которая тебя любит.

Он прикрыл глаза.

В этом мгновении было что-то от финала BWV 565 – Токатты и фуги ре-минор – огромные, роковые столпы музыки, выстраивающиеся в ряд, пока снова не поднимут занавес.

Тем не менее присутствовал легкий романтический уклон. А Каспер знал, что космос не особенно романтичен. Романтика – это нечто крайнее, а все крайности со временем сглаживаются.

Он почувствовал что-то рядом с собой. Это был ребенок. Тихая девочка протиснулась между ним и Стине. Она улыбнулась ему. Своей волчьей улыбкой.

Он обнажил клыки и улыбнулся ей в ответ. Прислушался к будущему. Его было слышно только урывками, фрагментарно, неполно.

То, что он слышал, без сомнения, звучало красиво. Без сомнения, как торжественное гала-представление. И уж точно – очень, очень беспокойно.

Выражаю свою признательность

Иесу Бертелъсену, Эрику Хёгу, Карен Хёг,

Нелли Джейн, Якобу Маллингу Ламберту

и Отто фон Мольтке-Лету

– П. Хёг

2006

Книга издана при поддержке Литературного комитета Совета по искусству (Дания)

Bogen er udgivet med støtte fra Kunstradets Litteraturudvalg (Danmark)