Текст книги "Женатый мужчина"

Автор книги: Пирс Пол Рид

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

Он огляделся. Все остальное было как в прошлый раз, когда они сюда приезжали. Он уставился на обои, которые много лет назад, наклеивая, не сумел ровно подогнать. Потом до него начал постепенно доходить смысл увиденного, и он зашатался. Спотыкаясь, добрел до лестницы, терзаемый гневом, страхом, скорбью и ревностью, и опустился на первую ступеньку. Он не хотел больше видеть это тело, предавшее его; при мысли, что эти окоченевшие бедра видел и ласкал другой, ревность вытеснила горе, и он со злорадством подумал о мертвом мужчине, лежавшем на полу.

Но тут же профессиональный рефлекс юриста подсказал, что, если женщина обнаружена убитой вместе с любовником, в убийстве обычно подозревают мужа. Жажду мщения сменил страх, и Джон принялся обдумывать, сможет ли он обеспечить себе убедительное алиби на время, прошедшее между отъездом Клэр из Лондона и своим прибытием в коттедж, чтобы отвести от себя подозрения. Он мог положиться на Паулу и ее родителей, которые подтвердят, что он был в Приннет-Парке и уехал оттуда после обеда в воскресенье, а теща засвидетельствует, что вечером он находился в Холланд-Парке, когда она позвонила ему на квартиру; но ведь они могли умереть и днем – он вполне мог примчаться сюда и убить их! Или накануне вечером, до того как приехал в Приннет-Парк! Он столько раз видел, как суд отвергает алиби, что вдруг усомнился в надежности своего собственного. Надо ехать к Пауле. Она-то уж под присягой покажет, что они вообще не расставались и выходные, субботу и воскресенье, провели вместе. Он бросился вниз по лестнице и, оставив все как есть, погнал машину в Лондон.

На автостраде, проезжая мимо аэропорта Хитроу, он вспомнил, как они с Клэр последний раз летели отсюда во Францию, и вдруг разрыдался. Но тут же, поскольку всем его существом владел теперь страх, стал с ужасом думать, что, если Паула увидит, как он терзается по Клэр, она может и не подтвердить его алиби на те часы, пока они не были вместе. У дома Паулы он остановил машину за белым «фордом-эскортом» и еще посидел в темноте, чтобы окончательно прийти в себя.

Было уже начало одиннадцатого, но в гостиной наверху еще горел свет, поэтому Джон отпер кухонную дверь и прошел прямо к винтовой лестнице. Поднявшись, он даже зажмурился – так ярко горели все лампы. При виде Джона Паула встала, но еще кто-то – какой-то молодой человек – остался сидеть на диване.

– Извините, – начал Джон, – я не знал, что…

– Входите, – сказала она. – Это всего лишь Терри. Он ехал мимо и…

Потрясенный неверностью жены, убитой вместе со своим любовником, а теперь еще и тем, что любовница принимает бывшего возлюбленного, которого поклялась никогда больше не видеть, Джон пошатнулся, как скверный актер в мелодраме. Он оперся на знакомый сервит ровочный столик, чтобы удержаться на ногах и не упасть.

Терри Пайк поднялся. Лицо его не выражало ничего.

– Привет, хозяин, – первым поздоровался он.

– Я, пожалуй, пойду, – пробормотал Джон.

– Не валяйте дурака, – сказала Паула.

– Если уж кому сматывать удочки, так это мне. – Терри скривился в ухмылке.

Джон почувствовал, что у него подгибаются ноги, и присел на подлокотник дивана.

– Где моя сумка? – сказал Терри.

– Вот. – Паула подала синюю парусиновую сумку.

– Бывайте, – сказал Терри.

Паула ничего не ответила. Джон заметил, что, прежде чем скрыться на лестнице, он ей подмигнул.

– Ты же обещала… – прохрипел он.

– У тебя жуткий вид. Иди сюда, садись к огню.

– Ты же обещала больше никогда не встречаться с ним.

– Ну, проезжал человек мимо. Только и всего.

– И случайно с вещами, да?

– С какими вещами?

– У него была сумка. Она пожала плечами.

– Ну да, он наверняка надеялся переночевать. Переспать по старой привычке. – Она улыбнулась. – Но я бы все равно дала ему от ворот поворот независимо от того, заглянешь ты или нет. Теперь выкладывай, что случилось, а я принесу тебе выпить.

ЧАСТЬ V

Глава первая

Проснувшись на следующее утро от аромата кофе, Джон прежде всего подумал, чего это ради Клэр поднялась раньше его; потом – где дети, почему они не прыгают у него на постели. Он поискал глазами будильник на тумбочке и, только увидев незнакомую лампу, вспомнил, где он, и все обстоятельства вчерашнего вечера. Он снова закрыл глаза и уткнулся лицом в подушку, точно хотел уснуть, чтобы увидеть сон с другим концом, а не этот кошмар.

Но уснуть он не мог. Жуткое зрелище тела Клэр, прижатого к двери в сад, вызвало у него такое сердцебиение, что в ушах загудело; при мысли о том, что Генри Масколл лежал нагой в их постели, болезненно защемило под ложечкой. Тут он подумал о детях, о родителях Клэр, о Пауле и Терри Пайке, о лейбористах из Хакни-и-Харингея и глубже уткнулся в подушку; задохнуться, ничего не видеть и не слышать.

Он услышал рядом с постелью какой-то шорох. Мелькнула мысль о полиции, но он узнал голос Паулы, она тихо окликнула его. Повернулся, открыл глаза.

– Проснулся? – спросила она.

– Да, – сказал он, садясь в постели, – но лучше бы не просыпаться.

Она держала поднос. Кофе, молочник, тосты, мармелад, масло и вареное яйцо – все это было аккуратно расставлено на белоснежной салфетке.

– Я принесла завтрак, – сказала она.

– В горло ничего не лезет.

– Надо, – сказала она. – И я тебе дам еще валиум. Чтобы ты успокоился.

Он поставил поднос на колени, а она пошла к своему туалетному столику за пилюлей. Подождала, терпеливая, как сиделка, пока он принял лекарство, запил его кофе, и села в изножье кровати.

– Послушай, – сказала она, – вчера ты был в невменяемом состоянии, что ж, это естественно, но сейчас надо срочно решать…

– Понимаю, – сказал Джон.

– Прежде всего звони в полицию. Объясни, что произошло, скажи, где ты был вчера вечером, и условься встретиться с ними там сегодня.

– Ты сказала, что подтвердишь мое алиби.

– Да, если ты действительно хочешь, но, по-моему, лгать не стоит. Во-первых, Терри знает, что по крайней мере в течение часа мы не были вместе, и мне страшно подумать, как он может это использовать. А во-вторых, «ланчию» мог кто-нибудь видеть там, у коттеджа.

– Пожалуй, ты права.

– И потом, просто глупо врать – в этом нет необходимости.

– Но ведь полиция заподозрит меня…

– Ерунда. Ты же сказал, что кровь уже засохла. Значит, их убили задолго до того, как ты там оказался.

– Да.

– Итак, первую половину дня ты был в Принне-те – мы уехали оттуда после обеда. Затем до четырех были здесь. Ты не мог оказаться в коттедже ни на час раньше, чем это было в действительности.

– Но они могут подумать, что мы с тобой в сговоре…

– Нет. Я думала об этом. Ты мог войти с любовницей в сговор, чтобы убить жену, но не жену с любовником. И потом, Гривзы живут над гаражом в Приннет-Парке. Они могли слышать, как ты заводил машину.

Джон вздохнул:

– Похоже, ты права.

– У тебя есть поверенный?

– Знаю нескольких, но своего у меня нет.

– Хорошо, я позвонила сэру Питеру Крэкстону, папиному адвокату, и он заедет по дороге в контору.

– Тогда надо одеться.

– Он будет через полчаса.

– А мне сейчас звонить в полицию?

– Нет. Подождем его.

Джон поставил поднос на тумбочку у кровати.

– Ты очень добра, что позаботилась обо всем. Вряд ли я бы сам со всем этим справился.

Она посмотрела на него любящим взглядом.

– Ты пережил жуткий шок. Люди месяц приходят в себя после такого, а у нас нет этого месяца – через две недели выборы, и нельзя допустить, чтобы этот ужасный… несчастный случай все испортил.

– Мне придется снять свою кандидатуру.

– Нет, ни в коем случае. Если ты это сделаешь, то не только дашь основания подозревать тебя в убийстве жены. Ты лишишь себя всякого шанса на будущее. А сейчас у тебя все так удачно складывается, ты наверняка получишь это место…

– Но кто станет голосовать за подозреваемого в убийстве?

– Никто тебя не подозревает и никогда не будет подозревать. Когда полиция узнает, где ты находился и кто подтверждает твое алиби, им и в голову не придет подозревать тебя; а раз так, то ты вызовешь не подозрение, а наоборот, тебе будут сочувствовать, вот что. Если это станет достоянием гласности до выборов.

– Но ведь выплывет же…

– Может быть, но сэр Питер мастер в таких делах.

– Каких?

– Не допускать в газеты что не надо.

– Но как я стану выступать на предвыборных собраниях…

– Станешь, должен, – с ударением произнесла Паула, – не только ради своей карьеры, но и просто чтобы не спятить. Иначе ты превратишься в ипохондрика. Подумай о детях. Ты должен сделать это ради них.

– Тебе не понять этого.

Она поднялась, подошла и снова села рядом. Взяла его руку в свои и стала гладить морщинистую кожу с набухшими венами.

– Я знаю, я молода, – сказала она, – и, кроме того, я, как ты это назвал бы, заинтересованная сторона, но я понимаю куда больше, чем ты думаешь. Я знаю, ты любил Клэр и тебя сразило не только то, что ее зверски убили, но еще и вместе с любовником… Не стану притворяться, будто я в восторге оттого, что ты ее любил, а теперь сгораешь от ревности и скорби, но это никогда не мешало мне любить тебя. А поскольку я тебя люблю, то полна решимости помогать тебе, пока ты не переживешь все это, по крайней мере настолько, что сможешь отвечать за свои поступки. А там как знаешь – захочешь, я уйду и живи один или женись на ком-нибудь еще, но сейчас я нужна тебе и могу помочь, так что, пожалуйста, позволь мне.

Он поднял взгляд и посмотрел в ее юное, прекрасное лицо, в исполненные решимости глаза.

– Конечно, – сказал он. – Конечно. Одному мне не справиться… сейчас… одному.

Глава вторая

Сэр Питер Крэкстон, поверенный семьи Джеррардов, отвез Джона в своем «даймлере» в коттедж, где человек пять или шесть уже трудились, словно группа энергичных мастеров-декораторов: снимали отпечатки пальцев с дверных ручек, фотографировали трупы. При дневном свете труп Клэр выглядел не так ужасно: опасаясь, как бы не показаться сексуальным маньяком, если он станет слишком пристально разглядывать труп, Джон лишь искоса взглянул на него. На ягодицах – там, где они опирались на пятки, – проступали темные пятна; волосы Клэр были перекинуты вперед, чтобы не закрывали рану. Одна рука была покрыта запекшейся кровью, кровь была и на полу под рукой – маленькая, липкая лужица, от которой под прямым углом протянулись два ручейка.

В другом конце комнаты поверенный Джона вкрадчиво разговаривал с двумя мужчинами. Они подошли к нему.

– Джон, – произнес сэр Питер (который, видимо, полагал, что знакомство с Джеррардами позволяет ему быть накоротке с их друзьями), – это инспектор Томпсон из уголовной полиции, а это – сержант Симмс, оба они из Уилтширского отделения уголовного розыска.

Джон поздоровался с ними за руку.

– Я им сообщил, – продолжал сэр Питер, – что вы готовы ответить в моем присутствии на все их вопросы.

– Конечно, – сказал Джон.

– Должны предупредить вас, сэр, – сказал Томпсон, плотный, розовощекий мужчина, больше похожий на фермера, чем на полицейского, – что все сказанное вами может быть использовано в качестве улики…

– Мистер Стрикленд – адвокат, – сказал сэр Питер. – Нет нужды напоминать ему о правилах судопроизводства.

Все четверо прошли на кухню и сели за стол. На нем все еще стояли остатки ужина на двоих: два подсвечника, две тарелки с мандариновыми корками, два бокала для вина, один – наполовину недопитый; рюмка, а рядом – бутылка бренди и тут же окурок толстой сигары в пепельнице. Сержант немного отодвинул все это, чтобы положить блокнот. Томпсон задавал вопросы, а сержант и сэр Питер делали какие-то пометки – последний в своей записной книжке.

Вопросы были формальными и задавались, чтобы установить, что это – коттедж Джона, что Клэр – его жена, что она приехала сюда (насколько ему известно) одна, в то время как он отправился в Приннет-Парк с мисс Паулой Джеррард, что он провел в обществе мисс Джеррард все время с середины субботы до четырех часов пополудни в воскресенье, что ему звонила домой теща, что, встревоженный ее звонком, он позвонил в полицейский участок долины Темзы и справился об автомобильных катастрофах; приехал в коттедж на машине мисс Джеррард, нашел свою жену убитой и поехал обратно в Лондон.

– Скажите, сэр, – спросил инспектор, – а почему вы не позвонили нам вчера вечером?

Джон покраснел и взглянул на сэра Питера, тот кивнул, как бы показывая: «Говорите правду».

– Я был в шоковом состоянии, я… испугался.

– Убийцы?

– Нет. Я понимал, что его здесь уже нет, но подумал… подумал, вы можете решить, будто я их убил.

Сержант записал его ответ.

– Почему вы так подумали? Джон пожал плечами.

– Не мог представить себе, у кого еще могли быть основания для такого преступления.

– Это вы их убили?

– Нет.

Томпсон сделал знак Симмсу не записывать и сказал:

– Ваша жена и этот джентльмен, что лежит наверху, были убиты в субботу вечером между десятью и двенадцатью часами – возможно, вас это несколько успокоит, сэр.

– Если вы можете найти подтверждение, а вы, конечно, можете, – сказал сэр Питер, – что вы были у Джеррардов в субботу вечером, вас едва ли можно подозревать.

– Так вы говорите, что были в Приннет-Парке? – спросил инспектор.

Сержант опять принялся записывать.

– Да.

– Всю ночь?

– Да.

– Когда вы легли спать?

– Около одиннадцати.

– Между этим временем, когда вы легли спать, и до утра вас кто-нибудь видел?

Джон почувствовал, что краснеет.

– Паула… то есть мисс Джеррард… мы провели ночь в одной постели.

Сэр Питер кивнул, довольный ответом, и инспектор Томпсон, видимо, решил на этом пока закончить. Он попросил Джона официально опознать личности убитых. Все четверо прошли сначала в спальню, где, накрытый одеялом, лежал Генри.

Томпсон приподнял одеяло.

– Это Генри Масколл, да?

– Да, – отвечал Джон.

– Вы уверены? Ведь от лица почти ничего не осталось.

– Совершенно уверен.

– А вы, случайно, не знаете домашний адрес и ближайших родственников?

– Его жену зовут Мэри Масколл. – Джон продиктовал их адрес в Болтонсе и номер телефона.

Сержант записал все это в свой блокнот.

– Вы хорошо его знали? – спросил Томпсон.

– Да, – сказал Джон. – Он был одним из моих самых близких друзей.

– Вы сами сообщите о случившемся его супруге?

– Я не хотел бы.

Теперь все четверо спустились вниз.

– Осторожно, здесь кровь, – предупредил сержант Джона, показывая на пятна на ковровой дорожке, когда они спускались по лестнице.

– Похоже, в вашу супругу стреляли в спальне, – заметил Томпсон. – Я бы сказал, что сначала стреляли в джентльмена, а вашей супруге, видимо, удалось ускользнуть, и выстрел, второй, настиг ее уже здесь, на лестнице. Она, должно быть, попыталась выбежать в сад, но ее настигли и застрелили. Они вошли в гостиную.

– А как преступник проник в дом? – спросил сэр Питер.

– Мы полагаем, через окно. – Томпсон указал на противоположную стену комнаты. – Там на газоне обнаружены следы.

– Сколько их было?

– Один, но он мог впустить сообщника через дверь черного хода. – Он повернулся к Джону. – Кстати, сэр, вы не можете сказать, ничего не украдено?

– Нет, я ничего не заметил.

– Серебро, ценные картины? Ничего такого не было?

– Нет. Только проигрыватель, телевизор, но они на месте.

Томпсон кивнул и, подойдя к телу Клэр, снял покрывавшую ее простыню и осторожно потянул тело на себя. Казалось, он передвигал статую, и Джон впервые увидел, как закатились у Клэр глаза.

– Это ваша жена? – спросил Томпсон. – Да.

Инспектор придал трупу прежнее положение.

– Кто мог это сделать? – спросил Джон. Томпсон только плечами передернул.

– Скорей всего воры, сэр. Ведь непохоже, чтобы это могла натворить миссис Масколл, а?

Джон отрицательно покачал головой:

– Нет. Она не ревнива.

– Мне представляется, забрались сюда воришки, думая, что никого нет, а потом запаниковали, когда наткнулись на вашу супругу с мистером Масколлом.

– Но мелкие воришки не вооружены дробовиками и револьверами, – сказал Джон.

– Жулье тоже теперь не прежнее, – сказал Симмс.

– Тем более лондонское, – сказал Томпсон.

– Но ведь здесь… – сказал Джон. – Беззащитные мужчина и женщина. Воры могли просто убежать. А преследовать Клэр по лестнице и стрелять ей в спину…

– Я согласен с вами, сэр, – сказал Томпсон. – Немного странно. Мы поначалу подумали, что ваша супруга могла узнать убийцу.

– Почему вы так решили?

– А вы поглядите на ее палец, и на этот знак на полу, выведенный кровью. – Он сделал шаг и показал на две черты засохшей крови, перекрещивавшиеся на натертом полу. – Такое впечатление, будто она пыталась что-то написать.

– Похоже на недописанную букву «Н», не находите? – сказал сэр Питер.

– Или на большое «Т», – сказал Томпсон.

– Или «J», – сказал Симмс.

– Если она знала, что умирает, – сказал Джон, – это мог быть просто знак креста. Она была…

Сержант за его спиной прыснул.

Глава третья

Около полудня Джон с сэром Питером Крэкстоном вернулся в Лондон и тут же сел в поезд, идущий в Норидж и Кромер. До Бьюзи он добрался на такси – к этому времени дети уже легли спать. Он прошел на кухню и рассказал Юстасу и Элен о смерти их дочери, не скрыв, что Генри нашли мертвым в ее постели и что он, Джон, был в это время в Приннет-Парке с Паулой Джер-рард.

Верный своим адвокатским привычкам, он изложил им факты, не пытаясь оправдать себя или Клэр. Однако, рассказывая, он по лицу тещи увидел, что сообщение о супружеской неверности дочери потрясло Элен даже больше, чем известие о ее смерти. Выражение горя и смирения с судьбой, появившееся вначале на ее лице, – как у любой матери, которая страшится и одновременно чуть ли не ждет дурной вести, – сменилось подлинным ужасом и отчаянием. Она «повернулась к Юстасу, и тот взял ее за руку, чтобы успокоить, а затем попросил Джона продолжать, и Джон, поняв вдруг, что имеет наибольшее значение для его тещи, рассказал о кресте, начертанном кровью на полу.

– И вы говорите, она была на коленях? – спросила Элен хриплым, торопливым шепотом.

– Да. На коленях возле начертанного креста.

Легче было на следующее утро рассказать Тому и Анне, что мама умерла: во-первых, Джон мог ограничиться словами, что ее убили «плохие люди»; во-вторых, дети воспринимают серьезность и значение события в зависимости от настроения взрослого, который им об этом сообщает, а Джон, приняв валиум у Паулы, был внешне спокоен и держался ровно.

После завтрака – он собирался отбыть в Лондон – к нему явился Юстас, точно богач из Аримафеи по имени Иосиф к Пилату, и попросил похоронить Клэр здесь, на кладбище в Бьюзи.

– Я думаю, это будет приятно Элен, – сказал он, – что она тут, рядом.

– Конечно, – сказал Джон. – Конечно. Честно говоря, я был бы признателен, если б вы взяли на себя заботы о похоронах. Я должен мчаться. Выборы.

– Так вы все-таки баллотируетесь?

– Да. Думаю, что должен. Юстас кивнул.

– Что ж, вы правы. Жизнь продолжается. – Он произнес это тоном, который можно истолковать как угодно; Джон поднял на него глаза, но тесть, шаркая ногами, уже удалялся к себе в спальню.

На станции в Норидже Джон купил в киоске все утренние газеты и по дороге в Лондон внимательно просмотрел их. Об убийстве ничего не было. С вокзала на Ливерпуль-стрит он позвонил Гордону. Через двадцать минут они встретились в холле отеля «Грейт-Истерн», и Джон рассказал своему другу о происшедшем. Было ясно – хотя об этом никогда не говорилось, – что Гордон не симпатизировал Клэр, поэтому он ограничился лишь лаконичным соболезнованием, и если при этом он пригнулся и потер руками лицо, то это было скорее из желания сосредоточиться, чем из сочувствия или от горя.

– Мне снимать свою кандидатуру? – спросил Джон.

– Не знаю. Дай подумать. – Он помедлил. – Ты уверен, что вне подозрений?

– Более или менее. Я ведь был в Суссексе.

– Свидетели надежные? – Да.

– В таком случае это – личная трагедия, что может принести несколько сочувствующих голосов.

– Слишком уж мерзко все это. Гордон согласно кивнул:

– Да уж. Для «Ньюс оф уорлд» ^[46]просто именины сердца.

– Может быть, это не попадет в прессу.

– Каким образом?

– На меня взялся поработать поверенный Джеррардов. Он явно пользуется влиянием.

– Кто это?

– Питер Крэкстон.

Гордон расхохотался:

– Да. Только он работает еще на несколько газет.

– Так что ты все-таки думаешь? Снимать мне свою кандидатуру или нет?

– Думаю, что нет. Надо продолжать начатое. Плакаты отпечатаны. Разрекламировали встречи с тобой. Что скажут избиратели, если ты снимешь сейчас свою кандидатуру? Полный крах. Да. Я бы не отказывался. Ну случилось. Но это дело частное. Никого это не касается.

– Я ведь не очень в форме…

– Для человека, у которого третьего дня убили жену, ты держишься отлично, впрочем, я всегда знал, что под внешностью велеречивого адвоката скрывается не слабак. Поэтому-то и поддерживал тебя.

Из отеля «Грейт-Истерн» Джон помчался в Хакни, где сообщил своему представителю на выборах, что у него убили жену и он не хочет, чтобы это стало до выборов предметом гласности.

– Пусть голосуют за мою программу, – сказал он, – а не из сочувствия к трагедии в моей личной жизни.

В тот же вечер он выступил на митинге, где члены «Национального фронта» ^[47]буквально засыпали его каверзными вопросами. Паула заехала за ним и отвезла на своей «ланчии» к себе на Пэрвз-Мьюз.

В Холланд-Парк Джон выбрался только в среду, во второй половине дня, чтобы взять кое-какую одежду. В зеленоватом свете угасающего дня он вошел в дом и поспешно прошел наверх, в спальню, не глядя по сторонам, точно подгоняемый сонмом привидений. В спальне он остановился. Было непривычно тихо. Он шагнул к платяному шкафу взять чемодан, и в глаза бросилась гора одежды Клэр – юбка, две блузки, застиранное белье, скомканное вместе с колготками. Он достал чемодан, потом сел на кровать и разрыдался.

Теперь ему уже не хотелось сразу уходить из дома. Он спустился на кухню, включил отопление и приготовил себе чай. Ему захотелось есть. В хлебнице он нашел несколько ломтиков черствого хлеба, положил их в тостер. Масло в холодильнике чуть прогоркло, поэтому он намазал хлеб медом. Съел один ломтик и принялся было намазывать второй, но тут зазвонил телефон. Он взял трубку.

– Джон? – спросил женский голос. – Да.

Молчание.

– Мне надо видеть вас.

– Кто это?

– Мэри.

Он помедлил.

– Хорошо. Когда?

– Сейчас.

– Приезжайте. Я буду здесь.

Она положила трубку, и Джон тоже повесил трубку – телефонный аппарат висел у него на стене. Он взял было чашку с чаем и ломтик поджаренного хлеба, но тут постучали в дверь черного хода. Он открыл дверь, увидел Гая.

– Я шел мимо, – сказал он. – Смотрю – вы дома.

– Входите. Чай будете пить?

Гай вошел и уселся за стол, Джон долил в чайник кипятку и положил в тостер оставшиеся ломтики хлеба.

– Примите мои соболезнования, – сказал Гай.

– Элен вам рассказала?

– Вообще-то – отец. Он вдруг позвонил. Я сразу понял, что стряслось нечто грандиозное. Он ведь обычно не пользуется телефоном.

Джон подошел к столу и налил шурину чаю.

– Кто это сделал? Убийц нашли? – спросил Гай. Джон передернул плечами:

– Грабители, должно быть…

– Слишком мудрено для грабителей, не кажется? – Вот и я так подумал.

– А что Мэри? Она, наверное, совсем рехнулась?

– Она будет здесь с минуты на минуту.

– Вот уж кому дробовик по руке, а? Джон покачал головой.

– Coup de grâce ^[48]был сделан из револьвера. Не могу представить себе Мэри в этой роли… Мэри с револьвером?!

– Действительно.

Джон поглядел на него, так похожего лицом на Клэр.

– Мы были не настолько уж несчастливы, как может показаться.

– Знаю, – сказал Гай. – Догадываюсь, брак – штука нелегкая.

Хотя Гай произнес это «догадываюсь» с американским выговором и одет был в свои неизменные застиранные джинсы, он не раздражал сейчас Джона, даже наоборот – Джон чувствовал к нему необычайную симпатию.

– Единственно, о чем я сожалею во всей этой истории… – сказал он, – ну то есть я, конечно, сожалею, что вообще так случилось… что во многом я сам виноват. Вы знаете, я сам изменял Клэр, и вроде бы я не должен был расстраиваться из-за ее неверности… Не должен был расстраиваться из-за того, что это Генри: я хорошо знал его натуру, да он и не корчил из себя сверхпорядочного, – а я расстроился. Но самое ужасное во всем этом, что их убили вместе; Элен теперь уверена, что Клэр в аду.

– Нет, – сказал Гай, – благодаря этим сказкам с крестом, начертанным кровью, она так не думает.

– Это не сказки, это правда, – сказал Джон.

– А я решил, вы это выдумали.

– Возможно, это и не был крест. Полиция предполагает, что она пыталась написать чье-то имя…

– Ну, во всяком случае, для мамы это явилось утешением.

– Пусть верит, что это так.

– Я бы тоже хотел этому верить. Джон посмотрел на него с удивлением:

– Никогда не думал, что вы с Клэр серьезно относитесь к религии.

Гай передернул плечами:

– Все меняется. Она ведь ходила к мессе по воскресеньям, верно?

– Только после того, как родились дети… – Наверху раздался звонок в дверь. – Это, должно быть, Мэри.

– Мне уйти? – спросил Гай.

– Останьтесь, если можно.

Гай остался сидеть за кухонным столом, а Джон пошел открывать парадную дверь. Он потянул дверь на себя, и из тьмы выступила Мэри.

– Могли бы и сами сообщить мне, – сказала она, глядя в сторону.

– Недостало решимости.

– Можете себе представить, каково это было услышать от полицейского. Тот явно подозревал, что это сделала я.

– Ну, что вы.

Она повернулась, и он увидел по ее лицу, покрытому красными пятнами, и покрасневшим глазам, что она плакала.

– Извините, – сказал он. – Мне следовало прийти к вам.

Мэри шмыгнула носом:

– Не будем ссориться. Все и без того настолько гадко. – Она показала глазами на лестницу. – Может быть, поднимемся наверх?

– Идемте на кухню. Там Гай. Она все шмыгала носом.

– Гай? Ах да. Он не помешает. Самое отвратительное в такого рода вещах – это чужое любопытство. Мама ни на шаг не выходит из дому. Она боится, что я покончу с собой.

Она прошла на кухню, поздоровалась с Гаем, улыбнулась ему и присела рядом за кухонный стол.

– Хотите чаю? – предложил Джон.

– Нет. Виски.

– Я принесу, – сказал Гай и вышел. Джон стоял опершись о кухонную раковину.

– Вы знали, что у них роман? – спросил он. Она ответила коротким нервным смешком:

– Я знала, он ею интересовался. Я думала, главным образом – вам в пику. Ваше выдвижение в парламент раздражало его… – Она махнула рукой: что, мол, теперь говорить.

– А мне даже в голову не приходило.

– Я знала, он с кем-то встречается. Когда он говорил в понедельник, что был во Франкфурте или Джидде, я понимала, просто закатывался на выходные с какой-нибудь девкой. – Она заметила, как передернуло Джона. – Извините. Я не имею в виду Клэр. Скорее всего, это у нее вообще было в первый раз, ведь правда?

– Не знаю. Никогда не подумал бы, что она может мне изменить.

Мэри только рассмеялась – тем же нервным смешком.

– А я никогда не подумала бы, что именно с Генри.

– Я тем более.

– Немного же стоит дружба в наши дни.

– Да.

Гай вернулся с бутылкой виски. Джон налил в три стакана по двойной порции и добавил воды из-под крана.

– Что вы сказали детям? – спросила Мэри.

– Просто: мама умерла.

– Я тоже, но рано или поздно они все равно узнают. Одного понять не могу – как это прошло мимо газет. Я все ждала заголовков: «Супруга лейбориста убита в любовном гнездышке с банковским клерком», коль скоро такое случилось.

– Надеюсь, это не попадет в газеты.

– А что мы друзьям скажем?

– Правду.

– Тогда-то уж все непременно выплывет наружу.

– Когда-нибудь, конечно.

– Лишь бы не до выборов, да?

– Да.

– Ну, в общем я вас не порицаю. Жизнь должна продолжаться. Но как мне жить дальше, как?..

– Ну-у… – Джон не знал, что сказать.

– Генри был свинья, – сказала Мэри, – но он был моей опорой в жизни.

– Я знаю.

– Слушайте, а вы не согласитесь время от времени куда-нибудь со мной ходить?

Он не сразу понял.

– Конечно.

– Только ведь у вас есть эта шлюха – Паула Джеррард.

Она залпом выпила виски и поднялась.

– Ну, всегда можно обратиться к Микки, – сказала она, поднимаясь. – Мне пора. Детей надо купать. Просто захотелось повидать вас. Что вы делаете вечером?

– Я…

– Конечно. Не пренебрегайте своим алиби.

– Я не убивал их.

– Знаю. Я тоже. А вы? – Она повернулась к Гаю.

– Что – я?

– Вечером вы свободны?

– Абсолютно.

– Давайте сходим в кино.

– О'кей.

– Заходите за мной… около восьми.

Она ушла успокоившись, даже повеселев. Джон проводил ее до парадной двери.

– Тоскливо быть обманутой женой, а? – сказала она. – Я еще понимаю, если б он погиб в авиационной катастрофе. А тут – сплошная гадость. Извините. Вам ведь не легче. С той разницей, что у вас есть эта потаскуха. Ну, так до встречи? Или нет. Это мы ведь с Гаем встречаемся. Не беспокойтесь, я его не съем. – Она подалась вперед и приложилась к щеке Джона. – Не забывайте меня, ладно?

– Ладно.

– Мы же можем остаться друзьями. – Она взялась за ручку двери. – Да, кстати, как нам быть на их похоронах? Как в таких случаях поступают? Я ведь должна дать объявление в газете. Чертов этикет.

– Не ездите на похороны Клэр.

– Хорошо. А где ее хоронят?

– В Бьюзи.

– Генри тоже хоронят в Норфолке. На семейном кладбище. Так что они будут почти рядышком. Милях в четырех-пяти друг от друга. Так близко и так далеко. Ха-ха. Вы видели его? Мне пришлось опознавать труп. Неважно. Червям все едино. – Она открыла дверь. – О господи, как бы мне хотелось, чтобы он сказал мне сейчас: заткнись. Пока. – Она вышла, не взглянув в его сторону, и закрыла за собой дверь.

Глава четвертая

На похороны Клэр в субботу были приглашены только ближайшие родственники, тем не менее прибыли многие из знакомых Лохов по Норфолку. Хоронили на англиканском кладбище, рядом с домом священника: служил католический священник, не преминувший упомянуть историю с начертанным кровью крестом на полу и умолчавший при этом об убитом любовнике.

Джон стоял у могилы с обоими детьми. Лицо его ничего не выражало по причине полного отсутствия мыслей. Том, по правую руку, стоял серьезный, видимо считая, что от него ждут серьезности; Анна же, по левую руку от Джона, изо всех сил старалась побороть волнение от непривычной обстановки. Обоим сказали, что в гробу лежит их мама, но, похоже, до них это не дошло.

– Вот это и будут хоронить? – шепотом спросила Анна у отца, не веря, чтобы в сырую землю могли зарыть нечто столь красивое, с такими блестящими серебряными ручками.

Юстас держался очень прямо, поддерживая Элен, опиравшуюся на его руку. Он был в темно-сером костюме старого покроя, тщательно сохраненном от моли и придававшем ему непривычно элегантный вид. Голову он держал как на параде, уставясь в одну точку, а может быть, просто смотрел поверх толпы на белые облака в небе.

Лица Элен было почти не видно под серой вуалью. Джон заметил, что она время от времени ободряюще улыбалась детям, но ни разу не взглянула на него: может быть, подумал он, она винит его в случившемся или боится, как бы он не отказался от своего рассказа о кресте, потому что, когда священник упомянул это в своем слове, она энергично закивала, словно Клэр, пусть нашедшая смерть в супружеской неверности, уже была причислена к сонму остальных Дэнси, погибших за свою веру.