Текст книги "Они штурмовали Зимний"

Автор книги: Петр Капица

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

Парни прочли книжку и, вернув ее, попросили:

– Нет ли еще чего-нибудь такого?

– Найдем, – ответил Савелий Матвеевич и дал им «Тараса Бульбу».

Зимой кузнец взял Васю к себе в подручные и стал посвящать его в секреты ремесла. Ему нравился серьезный и быстро соображающий юноша. «Сделаю его мастером, – решил Савелий Матвеевич. – Ум бороды не ждет».

Однажды он позвал Васю к себе домой и там, достав несколько брошюрок из тайничка, сказал:

– Только чтоб никому! Понял? Если схватят, скажи, – нашел. Иначе мне и тебе тюрьма. Разбирайся сам втихомолку. А потом потолкуем, объясню непонятное'

– А с Демой нельзя?

– Ну, с ним, пожалуй, можешь, только осторожней.

По вечерам, когда бабушки не было дома, Вася с Демой запирались в каморке, зажигали пятилинейную лампу и читали книжки, от которых тревожно замирало сердце. Порой они запутывались в мудреных словах и рассуждениях, по нескольку раз перечитывали одни и те же места, стремясь вникнуть в смысл написанного. Но не сдавались, не возвращали недочитанных книжек Савелию Матвеевичу, а упорно одолевали их.

Иногда кузнец давал парням поручения: то пронести на завод листовки и рассовать их по шкафикам, то собрать деньги для передачи путиловцам, попавшим в тюрьму. А в дни забастовок, когда трусы не подчинялись большинству и продолжали работать, он говорил:

– А ну, ребята, шугните их из цеха.

Такие задания Деме больше всего нравились. Набив карманы заклепками, гайками, друзья прятались в каком-нибудь углу цеха и из своего укрытия принимались обстреливать штрейкбрехеров. Те, не понимая, откуда летят в них гайки, злобно ругались, но все же выскакивали из мастерской.

***

«Что же сегодня могло произойти на заводе?» – торопливо шагая, недоумевали Дема с Васей.

У главной проходной «Путиловца» они увидели возбужденную толпу. Ворота были заперты, на завод охрана никого не пропускала. На столбах и заборе белели листки объявлений, вызывавшие ропот и ругань рабочих.

– Это они, проклятые, в отместку локаут объявили. На солдат надеются.

– Никто не ходи за расчетом! Голодом нас не испугаешь. И так ремни на последнюю дырку затянули..

Дема начал протискиваться к воротам и потянул за собой Васю. Добравшись к объявлению, он вслух прочел сообщение дирекции о том, что завод закрывается, что рабочие всех мастерских с 22 февраля получат расчет.

– От ворот поворот, значит? Вон она какая штука этот локаут. Крепко придумали.

– Набастовались на свою голову! – сказал стоявший рядом бородач. – Где теперь работу найдешь? Передохнем с голоду..

– С голоду-то что! Вот на фронт погонят, узнаешь тогда, как прибавку просить, – вторил ему молотобоец, живущий в пригороде. – Подбили смутьяны чертовы! А что нам, если гривенник или четвертак прибавят? За ценами все равно не угонишься.

– Тебе-то что, корову и огород имеешь. А другим-то как? Ребятишки с голоду пухнут.

– Эх вы, путиловцы! – с презрением произнес слесарь из паровозной мастерской. – Прочли листок и струсили. Может, в ноги генералу-директору пойдете кланяться? Сходите, он это любит.

– Не выйдет им, – злобно сказал рабочий в замасленной кепке. – Нас тридцать тысяч; заставим завод открыть, не позволим издеваться над собой!

– Ломай ворота!

– Стой, товарищи!.. Стой!

У ворот появилась группа старых путиловцев. Они сдерживали толпу. Среди них Дема с Васей заметили и Савелия Матвеевича.

На скамейку поднялся высокий клепальщик из лафетно-штамповочной мастерской.

– Товарищи! Не галдеть… Спокойно! – выкрикнул он в толпу. – Нас не запугают локаутом. Мы по всем заводам пойдем, весь город поднимем. Но действовать надо организованно. Первым долгом выберем стачечный комитет. Есть предложение – от каждой мастерской по человеку. От паровозостроительной выдвигаю Васильева.

– Правильно, подходящий человек, – согласились паровозники. – Давай Васильева! – и дружно подняли руки.

– От меднокотельной кого?..

Котельщики назвали фамилию своего представителя и проголосовали за него.

Когда очередь дошла до старокузнечной, Дема с Васей в один голос выкрикнули:

– Лемехова! Савелия Матвеевича!

Им никто не возражал. Кузнецы знали, что Савелий Матвеевич сумеет постоять за них, и с готовностью подняли руки.

После голосования Лемехов подозвал к себе Васю и Дему.

– Никуда не отлучайтесь, понадобитесь мне, – сказал он.

Выбранные в стачечный комитет ушли в здание больничной кассы. Совещались они часа полтора. Потом на улице появился Савелий Матвеевич и кого-то стал искать глазами.

– Нас, наверное, – сказал Вася.

Они поспешили к Лемехову. Тот отвел их в сторону и сказал:

– Слушайте внимательно. Решение стачечного комитета такое: остановить все предприятия за Нарвской заставой и разослать гонцов во все стороны. Пусть весь город бастует. На Выборгскую сторону человек десять поедет. И вы с ними. Расскажите там про наши дела и призывайте поддерживать стачку. Только не теряйтесь, держитесь смело, как положено путиловцам; помните, что вы делегаты самого большого завода,

Савелий Матвеевич помог парням разыскать едущих на Выборгскую сторону котельщиков и еще раз предупредил:

– Только не дурить! Не забывайте, кем вы посланы.

Глава третья. ПО СЛЕДУ

Тайный агент царского охранного отделения Виталий Аверкин уже третью неделю, словно тень, ходил по пятам за Катей Алешиной. И она не замечала его. «Начинающая, – думал он, – только втягивается». А сегодня вдруг девушка испугалась и раньше времени соскочила с конки. «Какой же я идиот! Для чего вперился в нее? А еще опытным считаюсь, – ругал себя Аверкин. – Впрочем, Алешина далеко не уйдет; раз взяты у нее судки обеденные, – значит, непременно заглянет в «Долину», – рассуждал сыщик. – А что, если сегодня попробовать сцапать ее с листовками? Нет! – тут же отверг он эту мысль. – Только спугнешь и ничего не добьешься. Еще, чего доброго, Алешину за решетку посадят. Разве ты этого хочешь? Надо действовать осторожно и обдуманно. Лучше прикинуться ее другом и обеспокоенным покровителем, который предупреждает об опасности. Она сама влетит в твои руки. Да, да, действовать надо хитро и не спеша. Потерпи, Аверкин!»

Первый раз он наткнулся на Катю совершенно случайно. Это был воскресный день. Она подошла к воротам дома, в котором скрывался выслеживаемый им студент. Аверкин по привычке исподтишка заглянул в лицо девушки и невольно пробормотал:

– Ну и красотка!

«Здесь она живет или к кому в гости? – вежливо уступив дорогу, пытался угадать сыщик. – Нужно проследить».

Катя пересекла двор и вошла в тот же подъезд, куда скрылся выслеживаемый студент. «Не к нему ли на свиданье?» – подумал сыщик.

Не мешкая, он шмыгнул в подъезд и остановился в темном углу лестничной клетки.

Девушка поднялась на площадку третьего этажа и четыре раза постучала в стенку. За дверью послышался женский голос:

– Кто там?

– Я к бабушке Соне, – негромко ответила девушка. – Она дома?

То же самое говорил и студент. – К нему! – злобно пробормотал Аверкин, когда дверь за Катей захлопнулась. – Ну, погоди же, я вам устрою свидание за решеткой!

Подняв воротник, он стоял в тени соседнего подъезда и поглядывал на занавешенные окна третьего этажа. Там изредка мелькали тени, свет становился то ярче, то бледней, но что делают обитатели конспиративной квартиры, трудно было понять.

Прижавшись спиной к стене, Аверкин терпеливо ждал и раздумывал: «Кто же выйдет первым? Если девушка, то пойду за ней, – решил он. – Я должен узнать, где она живет. Может, нащупаю новую цепочку заговорщиков и открою организацию, еще неизвестную охранному отделению. А это повышение и награда! Надо действовать именно так. Студент никуда не денется, – я знаю, где он ночует».

Катя вышла первой. Оглянувшись по сторонам и ничего подозрительного не заметив, она прошла под арку и повернула вправо. Аверкин, выждав несколько секунд, перебежал к воротам и выглянул на улицу. Пешеходов было немного. В. неярком свете фонаря он видел, как девушка торопливо удаляется.

Натянув поглубже кепку, сыщик поспешил за ней. Приблизясь метров на сорок, он замедлил шаги и, прячась за идущей впереди парой, не спускал с девушки глаз. Аверкину хотелось приметить в ее фигуре что-нибудь особенное, отличающее от других, чтобы потом нетрудно было отыскивать девушку в людском потоке на более оживленной улице. Но, как сыщик ни всматривался, все в Кате казалось ему обычным: она не покачивала ни плечами, ни бедрами, шаг ее был ровным и легким. Видно, девушка привыкла ходить пешком и не боялась больших расстояний.

«Вот разве ноги чуть полноваты для такой тонкой и аккуратной фигурки, – подумал Аверкин, но тут же сердито возразил себе: – А где ты видел стройней? Ишь, знаток! Все у нее в меру. Может, только голову держит слишком гордо и независимо, словно ее из института благородных девиц выпустили. Впрочем, если бы ее одеть побогаче, то она бы выглядела лучше смолянок».

Аверкин заметил, как шедший навстречу франтоватый чиновник обернулся вслед девушке и остановился, точно соображая: не увязаться ли за ней?

«Этого еще не хватало!» – досадуя, подумал сыщик. Он ускорил шаг и со всего хода так налетел на волокиту, что у того от толчка слетела фуражка.

Не желая вызывать лишнего шума, Аверкин поспешил извиниться:

– Ради бога. Прошу простить. Вы столь неожиданно остановились, что я нечаянно…

Но чиновник оказался крикуном:

– Хам! – рявкнул он, схватив сыщика за рукав. – Расхулиганились тут… К городовому захотел?!

Назревал скандал, который был некстати. Боясь потерять из виду Катю, сыщик резко выдернул руку и, показав значок охранного отделения, злобно прошипел:

– Замолчи, сволочь! А то сам сейчас угодишь в полицию.

Отшвырнув ногой на мостовую фуражку опешившего чиновника, Аверкин кинулся догонять далеко ушедшую девушку.

Он умел передвигаться быстро и бесшумно. Приблизившись к Кате на прежнее расстояние, Аверкин шел за ней следом до тех пор, пока она не свернула в ворота каменного дома.

«Не новая ли конспиративная квартира?» – подумал сыщик. Он поспешил за девушкой во двор и там увидел, как за ней захлопнулась дверь в подвальное помещение.

Выждав некоторое время, Аверкин стал заглядывать в плохо занавешенные окна подвала. В одном из них он увидел Катю. Она устало снимала с себя короткое пальто и что-то говорила высокой старухе, смотревшей на нее поверх очков.

Без платка и пальто девушка стала стройней и выше. Простенькое синее платье, стянутое ремешком в талии, очень шло к ней, а белый воротничок оттенял разрумянившееся на холоде лицо, с приметной родинкой у подбородка.

«Вот такая же родинка была и у Туси Бонич, – подумалось Аверкину. – Только у той не у подбородка, а под губой. И красота была какой-то холодной, кукольной».

Взяв полотенце, девушка вышла, а старуха стала закрывать стол к ужину.

Обстановка в комнате была убогой: два деревянных топчана, застеленных лоскутными одеялами, старенький комод, несколько табуреток и в углу – потемневшая икона с едва мерцающей лампадкой. Электрическую лампочку прикрывал зеленоватый бумажный абажур.

«Небогато живут, – определил Аверкин. – От такой жизни не возгордишься. Деваху нетрудно будет приручить подарками. Только вот глупость, взбрело же ей с политическими связаться! Теперь думай, как спасти от тюрьмы. Впрочем, чего я огорчаюсь? Ее же можно уговорить работать на нас. Идея, черт побери! Вдвоем мы всюду пролезем».

Девушка вернулась в комнату оживленной. Повесив полотенце, она подошла к круглому зеркальцу, стоявшему на комоде…

Сыщик, наверное, еще долго бы наблюдал за Катей, если бы ему не помешали: во дворе появилась толстая дама с белой собачкой. Аверкин, отпрянув от окна, спросил у нее:

– Простите, мадам… Вы не скажете, где я могу найти хозяина этого дома?

– Вот там, – указала она. – Вход под аркой. Утром сыщик узнал, кто живет в подвале, как зовут девушку и где она работает.

С этого дня жизнь его осложнилась. Днем Аверкин занимался своими обычными делами, а под вечер, словно на свиданье, спешил к заводу «Айваз» и ждал, когда появится Катя Алешина. Чтобы не быть приметным, он часто менял пальто, шапки и шляпы, приходил то в очках, то с наклеенными усами, то бородатым.

Катя обычно появлялась на улице не с общим потоком рабочих, а чуть позже. И всегда шла одна, без подруг и товарищей. Это затрудняло слежку, но Аверкин не огорчался: «Хорошо, что никого нет; значит, свободна». Стоило ей показаться из проходной, как у сыщика начинало учащенно биться сердце. Эх, если бы он мог подбежать к ней, подхватить под руку и пойти рядом! А тут приходилось прятаться, делаться невидимкой и на большом расстоянии идти за девушкой по темным улицам и переулкам.

За две недели слежки сыщик узнал адреса нескольких конспиративных квартир, но это не радовало его: Аверкин боялся подвести Катю. Он даже начальству своему не доносил о Том, что напал на след новых подпольщиков. Не зная, как поступить, Виталий решил пойти к старшему брату – Всеволоду. Тот был ловок на такие дела и мог подсказать, как действовать похитрей.

Всеволод в свои двадцать семь лет сумел добиться многого: он закончил юридический факультет и числился по министерству следователем по особо важным делам. Правда, он всегда как-то свысока поглядывал на недоучившегося младшего брата, точно тот был бедным родственником, но с готовностью давал ему всякие советы, так как сам нередко пользовался услугами тайного сыщика. Услышав, что Виталий влюбился в простую работницу, он сперва удивленно вскинул брови, потом снял с переносицы пенсне и захохотал.

– Поздравляю… блестящее начало карьеры! – сказал он.

– Ты не смейся, – угрюмо буркнул Виталий. – Она бы и тебе понравилась.

– Ну что же, я не прочь.

– Перестань зубоскалить… Я серьезно.

– Ладно, не злись. Меня развлекает совершенно не то, что ты думаешь, а странное повторение похожих обстоятельств. Ты почти в точности идешь по моим стопам. Помнишь Зину? Ну, ту черноглазую, с челочкой на лбу? Так я ведь с ней на улице познакомился. Выследил, когда она прокламации несла, подхожу и без всяких церемоний за локоточек хватаю. Курсисточка обомлела, глаза, как у птицы, круглыми стали. «Кто вы такой? – лепечет она. – Я вас не знаю». «Скоро узнаете, – говорю и покрепче сжимаю локоток. – Идем». Она поглядывает на мою студенческую куртку и не может понять: филер я или ловелас? «Куда вы меня ведете?» – спрашивает. А я, конечно, пугаю: «В охранное отделение, милая… в тюрьму». Чувствую – затряслась курсисточка и ноги едва волочит. «Я вас очень прошу… отпустите! – взмолилась она. – Первый раз мне дали. клянусь, больше никогда не буду. Я в тюрьме погибну. Ну, пожалуйста, пощадите… умоляю. Хотите, на колени встану?. Не нужно меня в тюрьму!» Я тут и соображаю: не прибрать ли ее к рукам? И прибрал – провокаторшей сделал. С помощью этой девушки я несколько студенческих кружков накрыл. Только смотри, тут меру надо знать, а то получится, как с моей. Видно, пережал я или слишком большую нагрузку для слабого характера дал. В общем не выдержала, у себя же в комнате и повесилась. А ведь хорошенькая бестия была! До сих пор жалею, что так случилось; И ты подобным способом можешь прибрать к рукам свою Катю, только учти мой опыт и не пересоли. Впрочем, у заводской характер, видимо, будет покрепче…

Но Виталий не решался схватить Катю на улице. «У нее, конечно, иной характер. Такая скорей в тюрьму пойдет, чем согласится подчиниться мне, – думал он, шагая к трактиру «Долина». – Надо придумать что-нибудь похитрей. Она не уйдет от меня».

Глава четвертая. ЗАПРАВСКИЙ ОРАТОР

Трактир «Долина» находился в гуще заводов на Сампсониевском проспекте. Сюда то и дело забегали рабочие; одни – чтобы попить чайку, другие – согреться стопкой водки или побеседовать с товарищами за кружкой пива.

Когда четверо путиловцев вошли в «Долину», в большом зале под потолком уже плавали слоистые облака табачного дыма. Трактир был заполнен рабочими вечерних смен, забастовщиками и безработными. На столиках виднелись пузатые фаянсовые чайники, дымящиеся стаканы, кружки с пивом, закуски. Люди возбужденно разговаривали меж собой и на пришельцев не обращали внимания.

– Побудьте пока у дверей, не расходитесь, – сказал старший из котельщиков. – Погляжу, нет ли тут знакомых.

Он прошел 'по залу, вглядываясь в лица сидящих У одного из столиков путиловец остановился и крепко пожал руку рослому усачу, а затем и его товарищам.

Выборжцы потеснились, усадили его рядом и начали расспрашивать, какими ветрами занесло жителя Нарвской заставы в другой конец города.

Решив, что разговор за тем столиком затянется, Дема Рыкунов, завистливо поглядывая на обедающих, шепетом спросил у Васи:

– Много у тебя денег?

– На трамвай только осталось, – ответил Кокорев. – Если потратим, пешком придется.

– Худо наше дело, – вздохнул Дема. – Может, чайком побалуемся? За такой чайник, если без сахару, наверное, не больше пяти копеек возьмут. А у меня хлеб с собой есть.

Но чай им не удалось заказать. Усач, с которым поздоровался путиловец, поднялся на табурет и, замахав шапкой, выкрикнул:

– Товарищи, к нам путиловцы пришли! Их всех сегодня уволили, или, как говорится, локаут объявили. Послушайте только, что выделывают.

Все головы повернулись в сторону путиловцев.

– Сюда… к нам подсаживайтесь! – послышались отовсюду голоса.

Выборжцы гостеприимно освободили места у столиков, усадили путиловцев и, обступив со всех сторон, засыпали вопросами:

– Локаут? Всех до одного за ворота? Что ж теперь делать будете?

– На фронт, что ли, погонят?

– Говорят, солдат к вам пригнали? И тут же возмущались:

– Тридцать тысяч мастеровых за ворота выгнать! Что ж это такое делается? Жить-то с чего? По меньшей мере сто тысяч голодных ртов прибавится!

– Обнахалились заводчики. Запугать нашего брата хотят, чтоб пикнуть никто не посмел. У них сговор, а мы врозь действуем. Пора кончать с такой жизнью.

– Верно! Мы за этим и пришли к вам, – отвечали путиловцы. – Довольно вразнобой бастовать. Сегодня за Нарвской заставой будут остановлены все фабрики и заводы. А мало будет, – топки на электростанциях загасим, без воды и света город оставим. Пусть попробуют без нашего брата обойтись.

– Дельно! Так и следует. Пошли с нами на «Старый Лесснер».

– На Нобелевский сперва.

– На «Эриксон»!

Каждому хотелось увести путиловцев на свой завод. Но тут появился невысокий человек в замасленной куртке и кожаной фуражке. Его, видимо, вызвал усач, куда-то уходивший на время.

– Спокойней, не горячиться, товарищи! – подняв руку, потребовал пришедший. По манере держаться и говорить чувствовалось, что он один из вожаков. – Доверьте стачечному комитету обо всем дотолковаться с путиловцами, а здесь не место решать такие дела.

Усач мигнул путиловцам, чтобы те потихоньку перешли в соседнюю комнату.

Закрыв за собой дверь, он доверительно сообщил:

– Попало мне за то, что раньше времени шум поднял. Из районного комитета здесь были, вон в той боковой сидели. А теперь придется в другое место пойти.

Он провел их через запасный ход и какие-то захламленные дворы в полутемное подвальное помещение. Там путиловцев поджидали несколько райкомовцев Выборгской стороны и связные.

Расспросив о делах за Нарвской заставой, райкомовец, носивший очки в металлической оправе, сказал:

– Первым делом вас к работницам придется послать. Завтра женский день. Пусть увидят, что путиловцы поднялись. Это им смелости прибавит. Кто из вас к текстильщицам пойдет?

_ Ну, хоть мы, – согласились котельщики.

– Ладно, идите вы, а этих молодцов, – указал он на Васю с Демой, – к «Ландрину» пошлем, а потом на «Новый Айваз». У них и проводница под стать…

Он повернулся к девушке, сидевшей у окна, и сказал ей:

– Забирай, Катя, своих.

Кокорев с Рыкуновым не ждали, что их пошлют с девушкой. Но возражать было неловко.

Растерянно переглянувшись меж собой, парни пропустили Катю вперед и вышли за ней на улицу.

«Опозоримся теперь, – досадуя, думал Дема. – Дядьке очкастому хоть намекнули бы, что выступать не умеем… Может, выручил бы. А с ней как? У самой душа в пятки уйдет». На всякий случай, он все же подравнял шаг с девушкой и спросил:

– А что нам на фабрике делать придется?

– Как что?! Разве вы не знаете? – удивилась она. – Я вызову Самсонову, она работниц соберет, а вы речь скажете…

Услышав слово «речь», Дема даже присвистнул.

– Вот так раз! Какую такую речь?

– Самую простую, какая выйдет.

– А если собьемся или еще что?

– Подумаешь, трагедия! – с видом знатока успокаивала его девушка. – Там все свои будут. Да и товарищ подскажет, добавит чего-нибудь.

– Нет уж, пусть тогда он первым, – начал убеждать ее Дема. – Вася и книги разные читает… и язык у него лучше подвешен.

– Что-то не заметила я, – покосившись в сторону молчаливого, сумрачно шагавшего Кокорева, засмеялась девушка. – Не с испугу ли ваш Вася язык проглотил?

– Не горазды мы говорить, – заступился за товарища Дема. – Если бы кувалдой или кулаком, – это, пожалуйста, всегда готовы. А речам не обучены. Вам-то, конечно, привычней… да и полегче женщине с женщинами. Может, выскажетесь за нас, а? – предложил он. – Мы вам все растолкуем.

– Нет, как же я могу за вас? – стала возражать Катя и тут же созналась. – Я ведь тоже никогда речей не произносила.

– Чего же мы с вами делать-то будем? – всполошился Дема и, повернувшись к Васе, спросил: – Не вернуться ли за котельщиками?

– Не надо, – буркнул тот, – обойдемся без них.

Девушке Кокорев показался нелюдимом. «Шуток не понимает, рассердился», – подумала она.

Вскоре друзья почувствовали сладковатый запах конфет, распространившийся по всей улице.

– Вот и фабрика, – сказала Катя. – Вы постойте здесь…

Она прошла вперед и скрылась в проходной.

– Ох, и осрамимся же мы сейчас! – произнес Дема, с опаской поглядывая на фабрику. – Выбежит таких, как она, сотни две, а мы с тобой – ни бе, ни ме, ни кукареку.

– Тебе-то чего тревожиться? Ты, по-моему, уже наловчился говорить… без запинки всякую чепуху молол, – подковырнул его Вася.

– Ага-а, завидно стало? Я, брат, сразу ее приметил, – признался Дема. – Вот, думаю, девушка; если б с такой подружиться, – пешком бы не поленился сюда ходить.

Алешина вернулась минут через двадцать.

– Все устроено, – сказала она. – Нас через проездные ворота пропустят. Они в упаковочной собираются, от каждого цеха по нескольку человек.

Высокие ворота оказались чуть приоткрытыми. В узкую щель сначала проскользнула девушка, за ней протиснулись бочком и путиловцы. Они прошли мимо сторожа и очутились в длинном складском помещении, где рядами стояли пестро раскрашенные жестяные банки, грудились ящики и пачки оберточной бумаги.

Здесь путиловцев уже поджидали работницы.

Черноглазая женщина в белой косынке о чем-то пошепталась с Катей и, оглядев присутствующих, предложила:

– Давайте начнем. Остальных ждать не стоит, а то еще «Буркач» сюда заглянет… И, пожалуйста, без шума, – предупредила она. – К нам путиловцы пришли. А зачем?.. Они вам сейчас сами расскажут. Прошу…

Черноглазая обернулась к парням и жестом пригласила подойти ближе.

_ Говори первым, – подтолкнул Дема Васю.

Кокорев снял шапку, тряхнул кудрями и, приблизясь к сидящим, негромко заговорил:

– Товарищи женщины, нас послали к вам тридцать тысяч путиловцев. Сегодня нас всех уволили. Так что видите вы перед собой безработных. Сначала забастовало у нас две мастерских. Потребовали принять зря уволенных и повысить расценки. Директор завода – генерал Дубницкий – не стал слушать наших делегатов. Он прогнал их и пригрозил закрыть мастерские. На такое хамство мы решили объявить забастовку по всем мастерским. А сегодня приходим к воротам и узнаем: получай расчет и иди, куда хочешь. Вам нечего объяснять, что это значит. Сами знаете, сколько на еду денег надо. А фабриканты и заводчики в три горла жрут да еще грозятся на фронт отправить. Мы воевать не боимся, не из трусливых. Только незачем нам за богачей кровь проливать. Мы еще подумаем, кого бить следует..

«Вот так Вася! – восхищался Дема Рыкунов. – Прямо заправский оратор! И где только он таких слов нахватался? Наверное, все листовки запомнил..»

Дема слегка выпятил грудь и, подбоченясь, стоял с гордым видом: глядите, мол, какие мы, путиловцы!

Женщины невольно подумали:

«Ну, если там, на «Путиловце», хотя бы тысяча таких здоровяков, держись тогда полиция, – все разнесут. С такими и против казаков не страшно выйти».

А Кокорев, облизывая сохнувшие от волнения губы, говорил недолго и закончил свою речь призывом:

– Пролетариям нечего терять, кроме своих цепей. Бросайте работу, выходите завтра на улицы и присоединяйтесь к нам.

Работницы хотели было захлопать в ладоши, но черноглазая, подняв руки, остановила их:

– Чшш… Тише! Без хлопков обойдемся. Путиловцы правильно говорят. Довольно терпеть. Завтра наш женский день. Сговаривайтесь по всем цехам не выходить на работу. Хватит господ конфетами кормить. Пусть перцу попробуют. Что скажем путиловцам? – спросила она у присутствующих. – Поддерживаем их?

– Поддержим, – ответили женщины, – присоединяемся.

Прощаясь, работницы пожимали руки Кокореву, Рыкунову и давали советы, на какие фабрики им еще следует зайти. Одна из них сунула жестяную коробку монпансье и шепнула:

– Барышню свою угостите… и чаще заходите к нам.

На улицу Кокорев вышел повеселевшим. От его хмурого вида не осталось и следа: глаза светились, щеки пылали.

– Куда теперь? – спросил он у Кати.

– К нам, на «Айваз», – ответила она.

Вася вытащил из кармана конфеты и протянул их девушке.

– Это вам от нас обоих.

Катя тотчас же раскрыла коробку, чтобы угостить путиловцев леденцами. И в это мгновение она заметила на другой стороне улицы длиннолицего парня с конки. Он стоял спиной к ним и делал вид, что читает афиши, наклеенные на заборе. «За мной следит, – поняла девушка. – Значит, я всюду таскаю за собой шпика. Подвела и райкомовцев и этих парней. Как быть? Надо немедля предупредить их».

Протянув путиловцам монпансье, она вполголоса сказала:

_ Угощайтесь и слушайте меня. Только не оборачивайтесь. На той стороне улицы стоит долговязый парень с поднятым воротником. Это шпик. Он с утра следит за мной. И, видно, был в «Долине». Что теперь будем делать?

– Надо отучить его ходить по следу, – сказал Вася.

– Верно, – подхватил Дема. – Сделаем так: вы идите на «Айваз», а я останусь и посмотрю, за кем он пойдет. Если за вами, то нагоню где-нибудь на пустыре и так намну бока, что он дорогу сюда забудет.

– Только осторожней: у таких оружие может быть, – предупредила Катя.

– Будьте спокойны, зря кидаться не стану. Если не побью, то уведу за собой. Пусть походит. Без полицейских он меня не возьмет, да и струсит пойти туда, куда мне захочется. – Говоря это, Дема крепко пожал руку девушке, затем своему приятелю и хитровато посоветовал: – Ты, Вася, в случае чего, не оставляй Катюшу одну, проводи прямо до дома и адресок запомни. Может, в гости когда позовет.

– Пожалуйста… в любое воскресенье буду рада видеть вас, – сказала девушка.

Вася Кокорев хотел было взять Алешину под руку, как это делают провожатые, но у него не хватило смелости, и он пошел рядом. А Дема круто повернулся и зашагал в обратную сторону. По пути он внимательно всмотрелся в парня, читавшего афиши. «Никак Мокруха? – удивился он. – Ну, конечно, сын кабатчика. Их трактир у Красненького кладбища. Это из-за него Фильке от отца досталось. Значит, брат не зря отлупил его. Ах, гадина, шпиком стал! Погоди, я тебе и за прошлое и за сегодняшнее всыплю!»

Дема завернул за угол и, притаясь, стал наблюдать в узкую щель меж стеной и водосточной трубой за сыщиком. Тот, постояв некоторое время у афиши, огляделся, прошел шагов двадцать вперед и юркнул под арку ворот. Вскоре он вновь появился, но уже не в кепке, а в серой барашковой папахе. И под носом у Мокрухи виднелись темные усики.

«Ну и ловок! – изумился Дема. – Прямо оборотень. В минуту иным стал. Жаль, у меня запасной одежды нет. Может, шапку на другую сторону вывернуть?.. Не, нельзя, еще приметней буду. Лучше щеку повязать».

Он так и сделал: снял закрученный на шее шарфик, повязал им щеку, как это делают при флюсе, и пошел следом за Мокрухой.

Сыщик шагал скособочась и волоча правую ногу. «Хромым прикидывается. Ишь, хитрюга! – сердясь, думал Дема. – Погоди, скоро я тебя выпрямлю!»

Мокруха явно следил за Алешиной и Кокоревым. Как только они прошли под железнодорожный мост и скрылись из виду, он мгновенно перестал хромать и чуть ли не бегом устремился вперед.

Дема не побежал за ним, а поднялся на железнодорожную насыпь и сверху стал. наблюдать за сыщиком. Тот не сразу вышел из-под моста, а раскуривал трубку и, видимо, выжидал, чтобы между ним и выслеживаемыми появились пешеходы. Он показался на панели, когда Катя с Васей ушли далеко.

Дема решил не идти следом за сыщиком. По железной дороге он добрался до Сердобольской улицы и там еще с насыпи увидел, что Алешина с Кокоревым прошли через пролом в заборе в Лесной парк. «Зачем они туда? – недоумевал он, но тут же сообразил – Мокруху, видимо, заманивают». Он бегом спустился вниз и поспешил к парку.

Лесной парк по всем направлениям был изрезан лыжными следами и узкими тропинками, протоптанными в глубоком снегу. Только прямая дорожка оказалась шире. Дойдя до скамейки, Катя с Васей уселись рядом и осторожно стали поглядывать по сторонам: не прошел ли за ними следом и шпик. Пора было избавляться от него, так как до завода «Айваз» оставалось не более десяти минут хода.

На город уже наползали ранние северные сумерки. В парке сгущались тени, поэтому нелегко было разобрать, что творится за стволами дальних деревьев.

Оглядевшись вокруг, Вася пожал плечами:

– Ни шпика, ни Демы, – произнес он. – Не потеряли ли они нас?

– Если потеряли, то еще лучше. Сейчас мы пересечем парк, пройдем два-три квартала и очутимся около завода, – ответила Катя и вдруг вцепилась в руку путиловца. – Вы ничего не заметили? Вон там, левей нашей дорожки, кажется, кто-то пробежал и спрятался за деревом.

– Мне тоже показалось. Знаете что? Вы посидите здесь, а я пойду взгляну. Если это шпик, то Дема идет сзади и не даст ему убежать. Вдвоем мы скорей отделаемся от него.

– Только осторожней: у него оружие может быть, – еще раз предупредила девушка.

Этот кареглазый юноша с ямочкой на подбородке нравился ей.

«Только бы с ним ничего не случилось!» – думала Катя, с тревогой вглядываясь в сгущавшуюся мглу. Кроме удалявшегося Кокорева, она никого больше в парке не видела. Даже на дальних дорожках не было прохожих.

«Где же замешкался его товарищ? – досадовала Катя. – А вдруг тот выстрелит из-за дерева? Или сразу нападут несколько человек? Я же не смогу помочь, у меня листовки. Может, зарыть их поглубже в снег?.. Лучше бы я не отпускала его. В темноте мы бы запутали сыщика и ушли. Зря надеялись на этого увальня…»