Текст книги "Плата за страх"
Автор книги: Петр Акимов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Сразу после Нового года, едва отойдя после контузии, Надежда с Олегом затеяли форменное следствие. Начали они со «Снабсбыта». План был проследить за Глебским и выявить его связи. Но выяснилось, что он 2 января, проигнорировав четыре выходных, с которых начался год, уехал в командировку минимум на неделю. Тогда решили попробовать атаку в лоб. И 5 января, в понедельник, Кузнецова отправилась в здание на Варшавском шоссе.
Стены его кабинетов серы и местами обшарпаны, но люди в них настолько увлеклись бурной деятельностью, что Кузнецовой нелегко было найти нужного человека. У завхоза «Снабсбыта» и загар был не по-зимнему яркий, и серьги в ушах сияли рубинами не отечественной огранки. Тощая, как стоячая вешалка, Мария Давыдовна Щеглова, не без удовольствия отметив, что выглядит побогаче холеной визитерши, охотно согласилась побеседовать. Сначала, правда, предупредила, что страховаться ни за что не станет. Она, мол, давно уже убедилась, что в нашей стране никому доверять нельзя.
– Еще бы! – согласилась Надежда Георгиевна. – Думали б вы иначе, и ваши серьги носил бы кто-то другой.
– Заметили качество? – гордо тряхнула головой Щеглова. – Ручная работа. Сама в прошлом году в Индии выбирала.
– Не может быть! И что, есть какие-то правила, – робко поинтересовалась Кузнецова, – как надо выбирать?
Ничто так не радует человека, как возможность блеснуть своей ученостью. И Щеглова охотно ею блеснула. Когда она закончила вдохновенную лекцию, в ходе которой не поленилась даже нарисовать несколько видов огранки, Кузнецова уже казалась ей женщиной пусть и недалекой, но очень внимательной.
– Так что зачем мне страховка, если у меня есть камушки?
– Конечно, – опять согласилась Надежда. – Тем более такие камушки. Но! Не всем так, как вам, удается. И я не думаю покушаться на ваши деньги. Просто нужна консультация. Надо обсудить жизнь с мудрым человеком.
– Ой уж! – скептически поджала губы Щеглова.
– Правда. К нам на работу просится один человек. Тамара Владиславовна Панкратова. Помните такую?
Кузнецова нисколько не лукавила. Чуть скрытничала, но не более. По лицу, взгляду и мимике Марии Давыдовны было видно: с этим недоверчивым и умным человеком честность – лучшая уловка. Надежда прямо сказала, что знакома с Панкратовой еще с института. И что тоже когда-то работала в Главснабе. А сейчас, уж коль случай привел сюда, ей стало интересно, почему не сложилась здесь карьера у старой знакомой.
– Понимаете, у нас ведь такая работа – надо ладить с людьми. А если у Тамары не получилось тут, то и в другом месте не получится.
Мария Давыдовна отозвалась сочувственным вопросом:
– Она и в институте была такой – безответной? – и тут же уточнила: – Вообще-то, что ни делается, все к лучшему. И она тут не процветала, и мы все от нее устали. Ни для кого ж не секрет, что фирма на ней держалась. Чего у нее не отнять, так это умения свести концы с концами. Не по части своей пользы, конечно. Тут она – я и в глаза ей это говорила – дура дурой. Прости меня, Господи, грешную. А у нас любят тех, кому лишь бы лямку тянуть. Вот ее на работу-то науськивали, а как платить – шиш. А она – как бульдог прямо: вцепилась в место, и не оторвешь! И когда они захотели от нее избавиться, для всех это сначала было как гром с ясного неба. Это же надо совсем оборзеть, чтобы избавиться от почти единственной добытчицы на всю контору! Ну, да наши шишки своей пользы не упустят.
Сказано это было с такой ухмылочкой, что стало очевидно: для говорившей подноготная событий ни неожиданностью, ни тайной не являлась. Кузнецова подыграла:
– И в самом деле! Зачем выпроваживать хорошую работницу? Уму непостижимо…
– Кому хорошая, а кому и не очень. Она ведь пахала, – многозначительно сказала Мария Давыдовна, и ее серьги качнулись, как готовые сорваться с мочек капли крови. – А если кто-то пашет… Рядом с ней другим-то ссылаться на отсутствие заказов трудновато.
– Что вы говорите?! – поразилась Надежда Георгиевна.
– Вот именно. У них там окопалась одна наша мать-героиня. Настрогала себе четверых и думает, что из-за этого с ней должны носиться, как с писаной торбой. «Ах, мои дети! Вы же знаете, что у меня четверо детей!» – передразнила Мария Давыдовна. – У меня и свекровка такая же. Сама наплодила пятерых и меня пилит, чтобы второго рожала. Житья от нее нет. А что из ее выводка только мой Виктор и добился чего-то, об этом и думать не желает. Остальные ее чада только и смотрят, как бы за счет брата присоседиться. А старуха их еще и науськивает. Нашла кормушку.
– И что свекровь-то, она у вас еще пока энергичная, да? – заинтересовалась Надежда.
– Куда там! На ходу разваливается. Шутка ли, родить пятерых да вырастить – что от тебя потом останется? Одни диагнозы. Но все, что муж ей ни даст, все своим голодранцам переправляет. Вот они то вокруг нас, то вокруг нее и вьются.
– Так эта, здешняя, с четырьмя, тоже слаба здоровьем?
– Некрасова-то? Ха! Да на ней воду возить можно. Пронырливая – ужас. Как что продать или перепродать для себя – не удержишь. Это на работу у нее сил нет, а для «сэбя» – ого-го! Некрасова – лучшая подружка, между прочим, жены Глебского. Это их шеф, который Панкратову выжил. Нинка Некрасова с его женой не разлей вода. Так что все понятно.
– Понятно? – Надя сделала удивленные глаза.
Но Мария Давыдовна еще не решила, стоит ли ей говорить все. Кузнецова решила подыграть:
– Наверное, эта Некрасова ради детей в лепешку расшибается?
– Не знаю, – поджала губы собеседница, – как она сама. А что других в лепешку расшибет – точно. У нее и дачка рядом с Глебскими. Вот Некрасова ей и напела: мол, муженек-то на Тамару глаз положил. Нинке в этих делах вообще-то можно верить. Она с Панкратовой глаз не сводила после того, как та у нее одного мужичка отбила. Бабенка Тамара смазливая, чего греха таить? Еще наряжалась всегда так, что на нее тут многие облизывались. Тем более все знали, что без мужа. Ну и – вы ж знаете, какая у нее любовь с прежним начальником отдела была? Ах, как тогда Томочка расцвела, как расцвела! Но Гаврилов ушел, а Тома не из тех, кто на безрыбье клюет. Очень я ее за разборчивость уважала. И Глебскому с его широким задом там ничего не светило. Я вас уверяю. Но жене-то его рисковать на кой? Времена такие, что лучше перебдеть, чем недобдеть. Глебская сороковник давно разменяла. Ей одной оставаться, сами понимаете. Вот и взяла своего драгоценного за горло. Тот, наверное, не очень-то и трепыхался.
– Так он Тамару из-за жены уволил?
– Конечно! А Некрасова сейчас – на ее месте. Старшим спецом. Так что Томочку вашу попросили не просто так. Но самое забавное знаете что?
– Что?
– А что в конечном итоге мы все на этом выиграли. И Томочка, я слышала, себе какое-то денежное место нашла, и контора наша без нее разорилась окончательно!
Щеглова загадочно рассмеялась, но Кузнецова сделал вид, что не поняла ее радость по поводу банкротства.
– Разорилась?
– Вдрызг!
– Так какой же тут выигрыш?
– В том-то и фокус. Когда Томочка ушла, все расползлось, доходы быстро истаяли, а кредиторы навалились. И нас быстренько продали. Новые хозяева старого директора и его замов турнули, прислали к нам молодых, энергичных. Долги по зарплате отдали, выделили деньги на ремонт, на компьютеры. Начинаем новую жизнь!
Заметив, что собеседница наговорилась, Кузнецова решила, что под конец разговора можно проявить себя профессионально. Она задумчиво протянула:
– Кстати, о деньгах… Свекровь-то ваша, как я поняла, немало крови у вас попила? И деньги, наверное, тоже тянет?
– Это у нее получается. А что?
– Да вот я подумала. Когда она отдаст Богу душу – это ж какие расходы! И похороны, и памятник, и все эти девять дней, сорок…
– Ой, не говорите – ужас. – Мария Давыдовна явно разрывалась между желанием поскорее избавиться от свекрови и предчувствием огромных трат. – А ведь другие ее сыночки ничего не дадут. Они только плакаться умеют. Все на нас с Виктором ляжет!
– Так, может быть, вам о себе позаботиться? На этот случай. У нас есть так называемая ритуальная страховка…
Возможность не только компенсировать неминуемые расходы на похороны нелюбимой свекрови, но и получить на этом пусть символические, но все ж таки проценты-дивиденды восхитила Марию Давыдовну. Она сама подсчитала на бумажке в столбик все плюсы и так загорелась тут же оформить полис, что была очень разочарована отсрочкой. Для полиса требовались согласие и подпись самой свекрови. Договорились, что Кузнецова придет к Щегловым домой, чтобы объяснить пользу от ритуальной страховки и самой свекрови, и ее сыну – мужу завхозсектором.
Как ни любила свое дело, а повторять изо дня в день одни и те же тексты – не очень-то уж увлекательно. Обретя дополнительный смысл, играя роль детектива, она разнообразила свои будни.
А мелькавший неподалеку, будто сам по себе, Олег Комаров помогал ей ощущать себя в безопасности.
От Щегловой Надежда пошла к секретарше директора. Та без волокиты сообщила ей имя-отчество и домашние координаты председательницы здешнего садово-огородного товарищества. Страховой агент, предлагающий застраховать дачи, оставшиеся на зиму без присмотра, – что может быть лучшим поводом для встречи? Председательница, Полина Николаевна Гомельштерн, благосклонно приняла предложение об обсуждении льготного варианта договора и пригласила вечером домой.
Время еще было, и Кузнецова успела заскочить в свою фирму. Перед самым Новым годом наконец появился на работе ее хороший приятель, сотрудник службы безопасности компании Выприцкий. Утром он скинул ей на пейджер просьбу заскочить для разговора. Значит, уже есть новости: раньше он работал в милиции и пообещал с помощью оставшихся там «контактов» держать под контролем расследование взрыва Надиной машины.
Игоря Сергеевича Выприцкого, узколицего и вечно хмурого мужика, которому еще не было сорока, из милиции «ушли» полгода назад. Формально – за не совсем оправданное применение оружия. Фактически – за непочтение к начальству. Которое, в частности, выражалось в отвращении к показухе. «Лучше я одно дело раскрою как следует, чем двадцать – кое-как!» – считал он, но его генералы понимали целесообразность иначе. Поэтому Игорь Сергеевич и вынужден был обрести искомую возможность копать до донышка вдали от своей любимой ментовки. Но обида за несправедливость грызла его до сих пор. Даже тройной выигрыш в зарплате не утешил.
К Надежде он с первой встречи отнесся с симпатией. Выприцкий даже не скрывал, как он завидует Олегу: крупные женщины были и его страстью. К тому же, послушавшись совета Кузнецовой, он в первую же неделю работы на фирме сумел раскрыть хитрое мошенничество, чуть было не обошедшееся в полсотни тысяч долларов.
– Тебе не стыдно? – едва поздоровавшись, печально спросил Игорь у Надежды.
– Стыдно, – согласилась она: перед Выприцким лежала здоровенная кипа жалоб агентов, которые, по примеру Кузнецовой, накатавшей жалобу на Рыкалову, обвиняли друг друга в краже клиентов, разглашении коммерческих тайн и прочих жутких грехах.
– Но это я из-за Кири, – оправдывалась она. – Он тут снюхался с Рыкаловой, а у меня после взрыва нервы расшатались.
На самом деле она хотела, чтобы у Зинаиды появились и другие проблемы, кроме желания досадить Кузнецовой.
– Я-то понимаю, но от этого не легче, – укорил Игорь, с тяжким вздохом вороша разномастные листочки, – он все на меня спихнул, а мне теперь работать некогда. И не отмахнешься: если из-за меня ваши тетки забастуют, со мной знаешь что сделают?
– Извини. Виноватая я, извини.
За что Кузнецову, кроме ее стати и роста, обожали мужики, так это за то, что она признавала свои ошибки. Признание обезоружило и Выприцкого. Но она поспешила – он еще не наворчался:
– Получается, ты мне свинью подложила. Мне, а не Кире. Ты еще не поняла, что такие, как он, всегда вывернутся? А пора бы. Что теперь прикажешь делать?
– Приказать я тебе ничего не могу, – пожала плечами Надежда.
– Тогда хоть посоветуй.
– Ты собери начальников участков и предложи им обсудить в коллективе, какой из трех вариантов им больше понравится.
– И какие же это варианты?
– Да какая разница? Главное, чтобы было что обсуждать. Будь уверен, что никто ничего решить не сможет. Одни будут за одно, другие – за другое. Перелаются, и на этом все заглохнет.
– А я что буду делать, когда с меня спросят?
– Ничего. Ты доложишь, что провел совещание и спросил мнение коллектива. Но коллектив – молчит. Значит, сам виноват. Начальству, собственно, ничего другого и не нужно.
– Хитрая ты, Надежда Георгиевна, – уныло похвалил Игорь Сергеевич. – Странно даже, что забыла свою машину застраховать.
– Ой, и не говори. Сама себя поедом ем. Есть новости?
– Нашли твоего диверсанта. Стриженко Илья Владимирович. Слышала о таком?
– Нет, не знаю. Да не тяни ты! Рассказывай, что знаешь. Ты уже не в милиции, а я не подозреваемая.
– Извини, привычка. Но ты – привыкай, – с мрачным сочувствием покивал Выприцкий. – Скоро тебя так следователь будет допрашивать. Кстати, в том, что машину не застраховала, тебе крупно повезло.
И он сделал паузу. Была у него садистическая манера: замолчать на самом интересном месте и уныло ждать вопроса. При этом его вытянутая физиономия демонстрировала смирение перед людским тугодумием. Если вопросов не следовало, он вздыхал, смиряясь перед верхоглядством слушателя. Но все это шло от привычки ловить собеседников на оговорках и нетерпении. Работа в милиции приучила Игоря подозревать всех.
– Почему? – послушно спросила Кузнецова.
– Значит, от роду этому Стриженко одиннадцать лет. – Выприцкий сделал вид, что вопроса не расслышал. – Во всем признался. Бомбу, говорит, сделал сам – по книжке. Есть такая: «Пособие для начинающего террориста». Дружок его по Интернету нашел, распечатал и дал Илюше. А тот, вообразив себя борцом с буржуазией, решил выразить эксплуататорам всю глубину народного гнева. Говорил, что твою машину выбрал случайно: новая, похожа на иномарку и стояла удобно, чтобы бомбу подсунуть. Шансов компенсировать ущерб у тебя никаких. Папы у пацана нет, мама – так сказать, торгует телом. Но или тело не то, или торговать не умеет: живут впроголодь. Есть квартира – двухкомнатная. Но тебе ее никогда не отсудить: кроме взрывника, она еще и дочку растит. Так что дело, считай, раскрыто и закрыто.
– Он действительно мог сам сделать бомбу?
– Он и сделал. Улики неопровержимы: дома у него все компоненты, проводочки-штучки в наличии. Во время следственного эксперимента он чуть следователя с понятыми не пустил на воздух.
– И что с мальчишкой будет?
– В связи с этим взрывом? Ничего. Формально возьмут на учет, а по сути – будет шляться без призора, как и шлялся. Пока не подрастет. Одиннадцать лет, чего тут сделаешь? Неподсуден.
Игорь Сергеевич развел руками и замолчал, играя шариковой ручкой.
– Не тяни, Игорь. Я же вижу, тебе есть что сказать!
– Все-то ты видишь. Да, есть тут два нюанса, которые не стыкуются. Во-первых, живет юный химик знаешь где? На Вернадского. Чего его сюда, в центр, где милиции полно, понесло?
– Боже! Так он с этой взрывчаткой в метро ехал?
– Само собой. Можно подумать, что ему возле дома буржуев не хватало. А второе, и самое странное: когда его нашли, а брали его на улице – он ни слова не сказал, пока не пригласили адвоката. Его визитная карточка была у мальчонки при себе. Ничего, да?
– Странно. Откуда?
– Говорит, мамин клиент дал. Кто именно – не помнит. Адвокат ссылается на гуманизм. Помогает, мол, мальчишке из доброты. Спасает юную душу. Однако у меня такое чувство, что ты права: подрывал тебя, может, и юнец, а вот что случайно – вряд ли.
– А почему?
– Ну, милая, мне-то откуда знать, – уныло пожал плечами Выприцкий. И тут же с хитрым прищуром впился в нее взглядом: – А чего ты не спрашиваешь, почему хорошо, что у тебя нет страховки на машину?
– Спрашиваю: почему?
– Вот видишь оно как: не было бы счастья, да несчастье помогло. Адвокат-то сперва намекал, что это ты, мол, сама ребенка соблазнила твою машину подорвать. Очень удивился, когда узнал, что страховки нет. А точно нет? Не крутишь? Ребята матерятся, что из-за тебя им по компаниям бегать.
– Успокой их – нет. Да и чего им бегать? Чтобы страховку получить, я же к ним бы за справками и пришла. А не я, так от страховщика. Я ж в течение суток должна была бы им заявить.
– Это мы с тобой знаем. А когда адвокат давит, следователю бумаги нужны. – Выприцкий убито вздохнул, словно это от него следователь чего-то требовал.
– Неужели действительно это случай?
– Пока выходит, что так. Все, что я могу предположить, – очень ты кому-то мешаешь. Знаешь что-то вредное для здоровья или сделала что-то лишнее. Или не хочешь сделать. Ты, случайно, никому не должна?
– Нет.
– Смотри: люди, которые тебя невзлюбили, очень и очень опасны. Этого адвоката не каждый «авторитет» заполучит. А тут – пацан, сын проститутки. Самое для тебя разумное могу посоветовать – это взять своего Олега под мышку и поехать куда-нибудь отдохнуть. В деревеньку, например. Где каждый новый человек на виду и где Олег сможет круговую оборону наладить.
– Спасибо. Только ведь возвращаться все равно придется.
– Это точно.
– А про Глебского? Удалось что-то узнать?
– Ноль. Чист, как ангел. Отбыл в командировку на месяц. На Украину. Что-то насчет недопоставок и пересортицы. Но это так, навскидку. Наспех. А вот с Мицуписей – совсем глухо: с тех пор ее никто не видел. Причем, держись, трудовая у нее липовая, прописка – тоже.
– Ничего себе!
– Вот именно. Если б не Глебский и не этот взрыв, я бы подумал, что ее к нам внедрили с дальним прицелом. Тогда их волнения насчет пейджера и отпечатков на нем имеют особый смысл. По ним бы мы ее мигом определили, если прошлое есть. Так что тебе и тут повезло: имею задание копать насчет Мицуписи до упора.
– Это здорово. Мне сейчас помощь профессионала – как манна небесная. Никак не могу понять связь между собой и Панкратовой. С точки зрения Глебского.
– Ты сколько ради нее суетилась? А он затаил на нее зло. Вот и не хотел, чтобы ты помогала ей найти хорошую работу.
– Брось. Это ж как надо ненавидеть, чтобы пойти на такие хлопоты и расходы?! Тут же не только Мицуписе платили. Еще слежка, еще взлом квартиры. Да еще этот взрыв и адвокат! Куча денег и народу.
– Эх, Надежда. В ненависти жуткая энергия, – уныло покачал головой сыщик. – Если бы он просто хотел досадить твоей подруге, то при таких деньгах, имея столько помощников, он бы ее запросто придавил, не связываясь с тобой. Подорвал, например. А тут все с чувством, с толком, с расстановкой. Накал эмоций чувствуется. Знаешь, сумасшедших среди нас, по-моему, гораздо больше, чем принято думать. Сынок папу с мамой ради денег убивает, пилит на кусочки – это что? А его признают вменяемым. И-эх, житуха. Ладно, поищу, и посмотрим. Ты, главное, сама поосторожнее. Но ты уверена, что страховка к взрыву отношения не имеет?
– Да успокойся: чисто тут, чисто.
И только когда уже выходила на улицу, до Кузнецовой дошло, почему Выприцкий так пытал ее про страховку. Он, выходит, не хуже Апээна чувствовал, что она недоговаривает. Она сама забыла, а он – почуял. Да, машину она не застраховала. Зато была застрахована сама. На сто тысяч долларов. Если она сейчас возьмет больничный по поводу, допустим, сотрясения мозга, то за каждый день нетрудоспособности ей будет капать недурственный процент.
Мало ей хлопот, так теперь еще надо выбирать: что ей нужнее – деньги или нервы? Нервы, конечно. Наследниками в полисе Кузнецовой значились ее родители. Ей только не хватало, чтобы их начали проверять на случай причастности к взрыву.
Увидев председательницу дачного кооператива – женщину невысокую, саму себя шире, с круглым лицом, с ломкими от перекиси кудельками волос, Кузнецова сразу уловила, что человек та деловой. Полина Николаевна из тех простых в общении людей, которые возможность подзаработать не упускают. И разговор с ней Надежда вела по существу. Предложила пятую часть комиссионных от тех договоров, которые заключит с ее помощью. Сторговались на трети комиссионных, которую Полина Николаевна получит за существенную экономию времени Кузнецовой. Она сама обзванивала тех, кто способен сообразить: никакие сторожа не компенсируют убытка. Дачи в Подмосковье разоряют и жгут почем зря. Люди страховаться не торопились.
И Кузнецовой пришлось намекнуть:
– Вас будут внимательнее слушать, если вы сами свою «дачурку» застрахуете. Тогда начинать разговор станете так: «Я вот о себе позаботилась, но тут вспомнила и о вас…»
Идея была воспринята, и после этого беседы пошли с двадцатипроцентной эффективностью.
Когда Полина Николаевна дозвонилась до супруги Глебского, время уже шло к ночи. Так что о встрече с ней условились на завтрашний вечер.
Наталья Владимировна Глебская оказалась женщиной суровой на вид, но простецкой характером. Не дама, а прораб: стрижка короткая, за ухом карандаш, на лице ноль косметики, невысока, жилиста, с голосиной сиплым и мощным, способным перекрыть рев бульдозера и лязг экскаватора. То, что звонок председательницы застал ее дома, оказалось удачей. Не без удовольствия став безработной, Наталья Владимировна реализовывала опыт инженера-строителя на своей даче.
Собственный «особняк» Кузнецовой на родительском участке пока не перерос фундамента тот случай, когда зарабатывание денег не оставляет времени, чтобы их тратить. Но благодаря этому фундаменту, общих тем для разговоров с Глебской у нее было достаточно.
Обстановка в квартире Глебских показалась Надежде слишком скромной. Мебель еще гэдээровская, никаких чудес ни от «Bosh», ни от «Siemens». Разговаривали на ходу: Наталья Владимировна сновала по квартире, споро выполняя одновременно кучу дел, а Надежда ходила следом. В процессе обсуждения рациональной планировки, преимуществ дерева перед кирпичом и бетоном Кузнецова поняла, что информация у завхоза Марии Давыдовны оказалась, мягко говоря, некачественной. Наталья Владимировна слишком хорошо знала своего супруга и слишком мало им дорожила, чтобы безоглядно ревновать его к сослуживицам.
Надежда на этот раз не упомянула о своем знакомстве с Тамарой. А интерес к мужу собеседницы объяснила сплетней, якобы услышанной от кого-то из снабсбытовских дачников. Будто бы муж Натальи Владимировны воспылал страстью к некой Некрасовой. Ради ее карьеры он, мол, даже выжил другую сотрудницу.
Это предположение хозяйку изрядно насмешило.
– Да хоть бы он, не будь дураком, ими хоть так занимался, – оповестил ее голосина всех в радиусе километра. – А то вообще никакой от него пользы предприятию. Все жду, когда его вытурят оттудова, но все держат почему-то.
Уча Надежду уму-разуму в области строительства, Наталья Владимировна прониклась к ней симпатией и достала к чаю коньячку. Под его воздействием ее голос стал мягче.
– Выкручиваемся, как можем. Вот свой дом доделаю и, наверное, продам. А сама, не будь дурой, другой начну. Участок уже знаю. Пока строга – землей пользуюсь, а по деньгам все равно выйдет достаточно больше, чем на любой службе. От мужика какой толк? Никакого. Почти. В последнее время и мой вроде что-то начал кумекать. Но он у меня лопух. Ему пообещали три тысячи баксов, чтоб помог кому-то подешевле купить свою контору, он и рад. Ради этого, кстати, не будь дурак, и ту бабу, о которой тебе напели всякую чушь, выживал. Ты варенье из морковки пробовала? Нет?! Ну ты воще. Щас… Вот, пробуй. Нет, ты большую ложку возьми. Ну как? Ага? То-то! С коньячком давай. Чтоб витамины, не будь дураки, прыгали. Эх, знаешь, какое было время? Я на одной девятиэтажке две дачи строила. А сейчас? Ты еще квартиру не сдала, а ее уже троим продали. Разным. Но по судам таскают – тебя. Оно мне надо? Материалы дорожают – жуть, не угонишься.
– А чего ваш-то? У них же в Госснабе всегда было с материалами хорошо.
– Так это когда было? Все разворовали, все. И ту бабу, которую он выжил, мне даже жалко было. Она там все пыталась чего-то сохранить. Кому это надо? Вот ее и выжили. У них же там было двадцать пять процентов госпакета. А она, зануда такая, все себе считала, что почем. При ней смухлевать с аукционом – никак. Вот и выжили. И мой, куда конь с копытом, сунулся, дурак.
– Ну почему вы так? Он же, выходит, тоже для дома.
– Да ну! – Наталья Владимировна твердой рукой разлила когда-то дефицитную «Плиску» и дополнила со смутной печалью: – Боюсь, не к добру это. Они ему, не будь дураки, кроме денег, еще и мобильник презентовали. Для оперативности. На кой это? А перед праздником он приволокся аж белый. Но хвастался, не будь дурак, что ухватил удачу. Что, мол, теперь мы заживем. Я уж не знаю, что и думать. Кто ж в командировки второго января едет? Раньше он не рыпался, спокойнее было как-то. Какие у него могут быть дела в Хохляндии?
– Странно, – притворяясь немножко более захмелевшей, чем была, вздохнула Кузнецова. – Когда подарки за то, чтоб приняли на работу, – понятно. А чтоб уволили? Может, было у него с ней?
– Я ж говорю: она, не будь дурой, мешала контору до банкротства доводить. Въедливая такая.
– А разве новым хозяевам въедливые не нужны?
– На кой? Или очень просто! – Наталья Владимировна бабахнула кулаком по столу. – Отказала кому-то, не будь дурой. Не дала, вот и отомстили. Мужики – сволочи.
Потом разговор перешел на всякие бытовые подробности. На то, как с помощью страховки можно сэкономить на налогах и на отчислениях в пенсионный фонд. Так что, помимо дачи, Наталья Владимировна озадачилась сведением Кузнецовой со знакомой главбухшей. Под эту тему она выяснила у жены Глебского номер его мобильника. Тут же, едва выйдя за порог, сообщила его Выприцкому. Вдруг по нему удастся выйти на тех, кто инициировал увольнение Панкратовой?
Надежда смогла переговорить с десятком дачников из «Снабсбыта», но никто из них не знал подробностей о той фирме, которая ныне владела контрольным пакетом акций их конторы. И многих удивила неожиданная командировка бывшего начальника Панкратовой, да еще и на Украину. Итак, все упиралось в Глебского. Но как на него выйти и как его разговорить, пока непонятно.
Через три дня после ее вторжения в «Снабсбыт», когда Надежда с Олегом как раз придумывали, как бы Комарову втереться в окружение Глебского, позвонил Выприцкий. То, что он сообщил, весьма упростило ситуацию.
В том смысле, что сделало ее просто безнадежной.
