Текст книги "Рассвет Ив (ЛП)"
Автор книги: Пэм Годвин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)
Разбудив меня этим утром, он только и сказал, что: «Одевайся и иди в гараж». А потом ушел.
Я прибыла через несколько минут и увидела, что мои вещи лежат в рюкзаке, в котором мы приехали из Канады. Я проверила сумки, вооружилась луком и кинжалом моей матери и стала ждать, когда придет успокаивающее ощущение полноты. Оно так и не пришло.
Эребус сидел на водительском месте, бесстрастно наблюдая за мной.
Салема нигде не было видно.
Он отпускал меня на свободу.
Последний месяц я требовала, чтобы он меня отпустил. Теперь я этого добилась, и вместо того чтобы заорать на Эребуса, чтобы он побыстрее увез меня из этого проклятого места, я избегала грузовика. Высматривала в гараже Салема. Сдерживала слезы. Я не могла дышать. Я только чувствовала эту скручивающую боль в животе вокруг узла это-ощущается-неправильным.
Мичио сказал мне прислушиваться к своей интуиции. Моя интуиция доверилась Салему четыре месяца назад, когда я покинула канадский лагерь. Он изменил мне, а моя интуиция хотела дать ему еще один шанс.
Ни за что. Я не могла так поступить, потому что… Выучила! Свой! Урок!
Раздался громкий лязг, вибрацией прокатившийся по полу. Я отдернула руку от стали. Гибридные охранники отперли замки и откатили внутренние ворота в сторону. Я шаркающими шагами отошла назад, широко раскрыв глаза и задержав дыхание.
С тяжелым металлическим стоном стальная дверь начала подниматься к небу, складываясь на направляющих под потолком.
Застыв в шоке, я уставилась на полоску света вдоль пола, наблюдая, как проем становится все больше и светлее. Я мельком глянула на грузовик возле себя и нашла стально-голубой взгляд Эребуса. Никакой повязки на глаза?
Он не шевелился, не моргал.
Они позволят мне увидеть местоположение их дома? Если я узнаю ландшафт, я могу привести своих отцов. Может, они не сумеют поймать Салема, но они убьют его друзей и разрушат его дом.
Во мне вспыхнуло желание защитить. Вопреки всему случившемуся, я не была заинтересована в мести. Я буду сражаться с каждым, кто попробует на него напасть.
Я повернулась обратно к поднимающейся двери. Если я узнаю, где он живет, я смогу вернуться. Поэтому…?
– В старом мире существовала популярная поговорка, – низкий рокот тембра Салема раздался поверх скрежета двери.
Я резко развернулась и обнаружила его стоящим в тени на расстоянии трех метров от меня. Его руки были засунуты в передние карманы кожаных штанов, рубашка туго натянулась на накачанной груди. Локти отведены от боков, плечи сгорбились вперед. Его поза была напряженной, неловкой, столь ужасно неестественной. Такой не в духе Салема.
Солнечный свет и жар лились позади меня, постепенно поднимаясь по моим ногам сзади. Как бы мне ни хотелось увидеть пейзаж снаружи, я не могла отвести от него взгляд.
– Согласно поговорке… – он смотрел на желтый свет, растягивающийся по бетону и устремляющийся к его ботинкам. – Если любишь ее, отпусти. Если она вернется к тебе, то останется твоей пленницей навеки. Оковы применять по желанию.
Мою грудь сдавило, губы дернулись в чем-то среднем между улыбкой и рыданием.
– Поговорка звучит вовсе не так.
– Сойдет, – он отступил на несколько шагов, гонимый подступающим светом. Его взгляд не отрывался от моих глаз. – Я буду ждать тебя.
Тоска и горечь охватили меня, и мой подбородок задрожал от битвы эмоций.
– Я не вернусь, Салем.
Он кивнул – дерганое движение, наполненное болью – и его глаза светились под темными бровями.
– Я буду ждать вечно.
«Пожалуйста, скажи, что ты не серьезно. Я не смогу это вынести».
Дверь завершила подъем, вынуждая Салема отступить еще глубже в гараж, окутанный тенями. Жар на спине манил меня, упрощал задачу отвернуться от него.
Золотистый песок усеивал земляной склон. Я побежала к нему, выскочила на ослепительный свет и ахнула. Солнце ударило по глазам и купало мою кожу в жаре. Ощущение было столь ошеломительным, что я пошатнулась, со свистом втягивая воздух. Это. Было. Изумительно. Я стояла там несколько долгих секунд, впитывая свежий воздух и подставляя лицо великолепному синему небу.
Солнце высоко стояло над бесконечной пустыней. Несколько бетонных башен возвышались вокруг меня как зазубренные пики в песке. Ландшафт, сухой жар, горный хребет вдалеке… все это было знакомым. Мое сердце гулко ударилось о ребра. Это мое надеющееся воображение или…?
Я резко обернулась к гаражу и пошатнулась назад, мой взгляд поднимался вверх, вверх, вверх по массивной стене обломанного бетона. Постройка, располагавшаяся над подземным домом Салема, ее узнаваемые изогнутые очертания и огромный размер служили известным ориентиром в руинах Лас-Вегаса.
Да ну нахрен. Я всего в шестидесяти километрах от дома!
Я свежим взглядом окинула окрестности и узнала кое-какие горы крошащегося бетона. Когда последние люди забросили этот засушливый город двадцать лет назад, пустыня забрала то, что принадлежало ей. Монолит, возвышавшийся надо мной, был одним из немногих руин, которые по-прежнему выглядели как здание. Во всяком случае, так выглядел его фасад, истыканный квадратными дырами – окнами без стекол, которые некогда принадлежали роскошному отелю. Вся задняя часть отсутствовала, верхним этажам недоставало огромных кусков. Такое ощущение, будто рука Ив потянулась с небес и выхватила отдельные части.
Стоя спиной к далеким горам, я смотрела на восток, в направлении плотины Гувера и моей семьи.
Четыре месяца назад Салем забрал меня из Канады и привез домой. Все это время я была дома.
С комом в горле я побежала обратно в гараж и нашла его там же, где и оставила. Плечи напряжены, руки в карманах – он наблюдал за моим приближением с жидким пламенем в глазах.
– Почему ты построил это здесь? – я остановилась на расстоянии вытянутой руки от него и зеркально повторила его позу.
– Город был заброшен, и тут целые мили подземных туннелей.
– Это не единственная причина.
– Нет, – мускул на его щеке дернулся. – Мне нужно было находиться поближе к тебе.
Жестокие вещи, которые он делал со мной, оставили неизгладимые шрамы. Но эта выворачивающая наизнанку несправедливость разлуки с мужчиной, которого я буду любить всю свою оставшуюся жизнь, была зараженной раной, которая никогда не заживет.
Я не смогла удержать себя от того, чтобы подойти к нему. Его объятия раскрылись, и я продолжала идти, пока не оказалась вжатой в его грудь, стиснутая в его крепких объятиях и дышащая воздухом, который больше никогда не будет пахнуть так вкусно.
Это не был запах обмана. Он был свирепо искренним. Он пахнул, как снег в метель. Аромат чая из сосновых иголок и очага, в котором горит дерево. Это был смех, мечты, нежная ладонь в моих волосах, искра в моей груди. Это был запах его глубокого вздоха, когда он целовал мою шею. Это была любовь. Бескорыстная любовь. Сильная. Теплая. И она была со мной в каждом вздохе.
Со вспышкой надежды я внутренне сосредоточилась, ища связь, которая некогда гудела между нами.
Тишина. Мертва. Она не вернется.
Я обхватила его руками, вдыхала его и запоминала каждый каменно-твердый изгиб его торса, крепкую мощь спины и ощущение его подбородка, лежащего на моей макушке. И я плакала. Громко, сотрясаясь плечами, хныкая и проливая слезы горькой муки. Я плакала так сильно, что не могла выдавить ни единого связного слова. Но мне и не нужно было.
Он гладил меня по волосам, и его грудь вздымалась так тяжело, как я никогда прежде не чувствовала.
– Уходи, – прошептал он, и это прозвучало как «Останься». Затем громче, грубее. – Уходи!
Я отцепила свое тело от него, и его руки вернулись в карманы, каждый дюйм его тела напрягся и застыл.
«Он сделал это с нами. Отвернись. Уходи. Не смотри ему в глаза. Не…»
Я подняла взгляд и обнаружила, что эти переливчатые глубины пропитаны влагой, что они сделались такими бесплодными и опустошенными, что я прочувствовала его агонию до самых костей и даже глубже. Я умирала от желания поцеловать его. Я ужасно хотела остаться. Я хотела выбрать эту растоптанную, поруганную, жалкую версию себя вместо пустой, бездушной и уже не живущей.
Но остаться означало отринуть человечество. Здесь уже не осталось ничего, что могло бы нас спасти. А там у меня были мои солдаты, мои кулаки и мои стрелы. Там я могла направить муку на благородную цель.
Я заставила свои ноги шагать, рыдая, и вышла на свет, где он не мог за мной погнаться. К тому времени, когда я добралась до пассажирской двери, я отчаянно заливалась слезами. Даже само солнце не могло пробиться сквозь слезы в моих глазах. Они были подобны ливню, хлещущему с затянутого облаками неба – тяжелые, злые и бесчисленные.
Скользнув на пассажирское сиденье, я захлопнула дверь и поймала его отражение в боковом зеркале. Он беспрестанно рыскал по краю залитого солнечным светом пола, сердито глядя на полосу света. Пойманный в ловушку, как лев в клетке.
– Поезжай, – сказала я Эребусу. «Пока я не передумала».
Он надавил на газ и поехал вверх по склону на солнце. Я вытирала слезы и смотрела в зеркало, с разрывающимся сердцем наблюдая, как Салем падает на колени на тенистом краю своей тьмы. Он нарочно отослал меня днем. Он не мог побежать за мной, и я окажусь в безопасности за стенами плотины Гувера прежде, чем сядет солнце.
Пока мы уезжали, стальная дверь начала опускаться, и взрывной грохот вибрацией донесся из гаража. За этим последовал ужасающий рев, и я отвернулась, стиснув край сиденья, и расплакалась еще сильнее.
Пустыня простиралась вокруг нас, но я ее не видела. Вообще ничего не видела в своем страдании.
Викинг возле меня держал клыки за губами и не отводил взгляда от песка.
В итоге я взяла себя в руки, вытерла лицо и повернулась к нему.
– Что тебе мешает убить меня?
– Публичное заявление прав Салема защищало тебя в нашем доме. Теперь… зная, насколько ты для него важна, я бы никогда не причинил ему такую боль, – его пальцы сжались на руле. – Никто из нас этого не сделал бы.
– Это… – я покачала головой. – Это довольно нешуточная преданность.
– Все те дикие гибриды, которых ты убиваешь своими стрелами? – он бросил на меня сердитый взгляд. – У них есть страхи, надежды, мечты. Они чувствуют все то же самое, что и люди, но они в ловушке. Порабощены ментальной упряжью. Представь себе это. Представь, что ты все чувствуешь и можешь думать, но в твоем мозгу живет инфекция, которая управляет твоими действиями. Твой отец, доктор, он знает. Он был порабощен тем же ментальным программированием. Твоя мать помогла ему освободиться. Именно это Салем сделал для нас. Он нас освободил.
Я сглотнула и тупо уставилась на ветровое стекло.
– Если я не буду их убивать, они уничтожат человеческую расу. Сражение – это единственный известный мне способ.
– Найди другой способ.
– Найти способ, при котором мы не будем защищать собственные жизни? – изумленно переспросила я.
– Салем привел нас к этому, – он показал между нами, словно имея в виду, что мы можем находиться в одной машине, не убивая друг друга. – Но я по-прежнему раб этого, – он сверкнул клыками. – Меня все еще преследуют такие порывы, которые не дают спать ночами.
Я задрожала.
– Но ты же контролируешь жажду крови?
– По большей части, – он поерзал на сиденье. – Постарайся не пораниться и не… кровоточить иным образом в следующие два часа.
Мое дыхание перехватило. Вот почему Салем не позволял мне покидать его комнату, когда у меня были месячные. Я знала, что запах крови влиял на него. Но другие? Твою ж мать. Семьдесят с лишним гибридов в замкнутом пространстве, и все с пеной у рта жаждут моей крови? Этой крови? Я подавила тошноту и выбросила эту мысль из головы.
Остаток дня мы ехали в молчании. Поездка от Вегаса до плотины была короткой в сравнении с тем, какие путешествия я преодолевала в прошлом. Поездка до Канады, особняка и дома Салема продлилась год.
Прошел год с тех пор, как я видела Ши, спала в своей кровати и посещала сад своей матери.
Но когда на горизонте появился каменистый ландшафт дома, я почувствовала себя более пустой, более холодной. Лишенной смысла. Я взглянула в боковое зеркало, и пустое эхо прежней меня смотрела оттуда в ответ.
Это не вариант.
– Останови грузовик, – прошептала я.
– Нет. Мне приказано отвезти тебя прямиком…
– Останови грузовик! Я просто… – я закрыла глаза и потерла голову. – Мне нужно подумать.
Он остановился на холостом ходу.
Буквально за этими скалами, тридцать минут езды по петляющей дороге, и я буду дома. Я вернусь к борьбе, сражениям, бесконечному циклу бессмысленного ада. Сопротивление еле как сохраняло в живых нынешние поколения. Армия стрел – это не решение проблем для будущего нашего вида.
«Найди другой способ».
– Ты вернешься к нему, – сказал он будничным тоном.
– Нет. Ш-ш-ш.
Возле меня раздался вздох, затем двигатель затих.
Закрыв глаза, я заставила себя расслабиться на сиденье и просто дышать. Вдох. Выдох. Я упускаю что-то очень важное. Каково мое предназначение?
Призрак Анни предсказал, что существа будут эволюционировать. Моя мать истребила тлю. Пауки были следующей волной эволюционировавших существ, но их бесплодие уничтожило их. Пророчество Анни относилось к гибридам.
Я не была бесстрашной и могущественной, как моя мать. Я не могла стереть их силой мысли. Я была человеком – глупой девчонкой, которая не сумела сохранить клыки, чтобы защитить собственное сердечко. Может, когда-то у меня был мятежный дух, но я никогда не была достаточно храброй, достаточно сильной, чтобы меня называли спасительницей.
Может, мне никогда не было суждено сражаться стрелами и клыками. Может, мне вообще не суждено сражаться.
Я открыла глаза и посмотрела на грубые черты лица Эребуса. Я охотилась и убивала его вид всю свою жизнь. Для этого меня взрастили, и это ничуть не приблизило человечество к спасению.
– Почему ты на меня так смотришь? – Эребус прищурился.
«Найди другой способ».
Я никогда не пыталась узнать, каково это – быть гибридом.
Я никогда не проявляла милосердие.
Что, если мне суждено спасти его вид?
Пророчество гласило, что моя мать не сможет спасти последующие поколения от инфекции, но ее дочь сумеет это сделать.
Без человечества именно гибриды являлись последующими поколениями.
Мое сердце бешено заколотилось. Вот оно? Вот ответ? Это их я должна спасти?
Адреналин заструился по моей крови и заставил дыхание участиться. Я дернула ручку двери и выскочила наружу.
– Погоди, – Эребус последовал за мной и с топотом обошел передний бампер. – Возвращайся в грузовик.
Я подняла палец, а другую руку прижала к пустому сердцу.
Окружающая пустыня простиралась до массивных скал на востоке. Серое небо отбрасывало на бесплодный ландшафт чудовищные тени, загоняя солнце за горизонт позади меня.
Впереди лишь тьма. Дневной свет вернется, но если я заберусь обратно в грузовик, если я позволю ему отвезти меня домой, я буду пятиться назад, начинать с начала. Сражения. Сопротивление. Смерть. Только в этот раз я буду пустой тенью той, кем была раньше.
Ответ, будущее, находился не на плотине Гувера. Салем прав. Я бежала. Но решение крылось и не в нем. Если бы я осталась, то его присутствие в конечном счете соблазнило бы меня. Я бы поддалась томлению своего сердца и простила бы его из-за своей слабости.
Мне нужно простить себя. Мои манипуляции причинили ему столько же боли, сколько он причинил мне. Мне нужно простить себя за то, что я поставила свои мотивы и свое сердце превыше его. Мне нужно простить себя за то, что не поняла связь между моими клыками и его венами. Мне нужно простить себя за то, что я любила его вопреки всему этому.
Хоть раз в своей чертовой жизни мне нужно поступить правильно и через этот поступок обрести освобождение.
– Если ты не вернешься обратно в грузовик, – сказал Эребус, делая решительный шаг в мою сторону, – я затащу тебя силой. Мы на открытом пространстве, и в этой местности всегда есть гибриды.
Я это знала и не собиралась возвращаться в тот грузовик.
– Ты раньше охотился на меня, – песок хрустел под моими ботинками, пока я шла к блеклому горизонту. – Это было нечто инстинктивное?
– Ты возглавляла анти-гибридную армию, решительно настроенную нас истребить. Инстинкт убить тебя – это практическое решение.
– По сей день? – я обернулась к нему через плечо. – Ты все еще хочешь моей смерти?
– Забирайся в грузовик, – он ткнул напряженным пальцем в сторону двери.
– Ты сказал мне найти другой способ.
– Чем дольше мы стоим здесь, и твой запах пропитывает воздух, тем более опасной становится эта маленькая остановка, – он просканировал темноту, черты его лица напряглись. – Поговорим в машине.
– Да все вечно сводится к этому. Я разговаривала, искала и ломала себе мозг годами. Я все еще не знаю, что делает меня особенной, или что я должна с этим сделать. Я сражалась и проиграла. Я проиграла свое бл*дское сердце, – образы Салема пробудили огненное жжение в груди, боль была невыносимой и нескончаемой. – Но есть одна вещь, которую я никогда не пробовала.
Я шаркала ботинками по песку, мой страх не унимался и полз по коже, пока окружающие тени становились темнее, гуще. Я оставила лук в грузовике, но он мне не нужен. Кинжал висел на моем поясе.
Останься в живых? Моя мать нарушила собственное правило.
– Не знаю, что ты творишь, – прошептал он, – но ты, бл*дь, заставляешь меня не на шутку нервничать. Салем вырвет…
– Тогда уезжай, – я обхватила себя руками, и все мое тело затряслось под пугающим бременем того, о чем я думала. – Или останься. Скажи ему, что отвез меня, но останься. Мне нужна твоя помощь.
Что-то царапалось в окружающей тьме, обширные земли эхом разносили каждый звук. Шорох шагов. Затем еще шаги. Они могли находиться в нескольких метрах или в целой миле отсюда, но они приближались.
Эребус тихо метнулся ко мне, и его жесткий взгляд не отрывался от кромешной тьмы пейзажа.
– Стой, – я вытащила кинжал моей матери и прижала кончик к внутренней стороне моего запястья, когда слезы ужаса переполнили мои глаза. – Я не собираюсь с ними сражаться.
– Ты с ума сошла? – он потянулся ко мне.
Я полоснула лезвием по своему предплечью – маленький порез, но достаточно болезненный, чтобы у меня перехватило дыхание. И достаточно глубокий, чтобы выступила кровь.
Он резко зажал рукой нос и отпрянул назад, глаза смотрели жестко и свирепо.
– Беги! – его клыки удлинились из-под этой огромной ладони, дыхание сделалось сиплым, последние капли контроля погибали. – Забирайся в грузовик и запрись. Я не хочу тебя кусать.
– Ты не можешь меня заразить, – кровь пульсировала в моих венах, стуча в одном ритме с лихорадочным биением сердца. – Больше никакого убегания. Больше никакого сопротивления.
Я поднесла лезвие к другому запястью и пронзила кожу. Огонь полыхнул вверх по моей руке, и я всхлипнула от боли. От всемогущего страха. Бл*дь, я так боялась, что мои ноги подкосились.
Я рухнула на колени и уставилась на реки крови, пальцами сжимая рукоять кинжала моей матери. Того же кинжала, которым она вскрыла свои запястья и излечила нимф. Мое нутро окаменело от ужаса, но сомнений не было. Это ощущалось ужасающе правильным.
Эребус прижал тыльную сторону ладони к своему носу и напряженно, сердито расхаживал туда-сюда на расстоянии трех метров. Топорики и клинки позвякивали на его поясе, но он не хватался за них. Он не хотел убивать гибридов, и я тоже.
– Твоя кровь нас не излечивает, – прорычал он.
– Нет, не излечивает, – прилив слез душил мой голос. – Но моя смерть излечит.
– Что? – его глаза полыхнули гневом. И голодом. – Откуда ты знаешь?
Моя мать не хотела беременеть после распространения вируса. Она противилась идее принести жизнь в этот несчастный мир. Но как только она забеременела и определила свою судьбу, она смогла уничтожить тлю. В итоге именно обещание ее смерти истребило их.
Я пыталась убивать гибридов оружием. Пыталась остановить их размножение. Пыталась кусать их. Пыталась кусать Салема. Пыталась победить это все любовью.
– Моя смерть – единственное, что я еще не пробовала.
Его лицо исказилось, как будто он разрывался между тем, чтобы укусить меня, остановить меня и собственноручно убить меня.
Приближающиеся шаги становились все громче, и мой пульс участился.
Мои отцы будут безутешны, но они понимали предсказания как никто другой. Пророчество было всезнающим, всемогущим, и его нельзя избежать. Оно забрало мою мать, и оно намеревалось забрать меня. Уже забрало. Я умерла в тот день, когда потеряла свою связь с Салемом.
Салем.
Рыдание накатило, безжалостное в своей атаке.
Он провел бы всю оставшуюся жизнь в ожидании меня. Одинокий и несчастный. Но в этом нет необходимости. Он мог двигаться дальше. Он освободил меня, и я хотела сделать то же самое для него.
Мое сердцебиение зашкаливало, посылая дрожь паники по моим конечностям. Я твердо оставалась на песке и простила себя за свои слабости. Я простила себя за все.
Из тьмы появились силуэты. Клыки. Рычание. Бешеный, хищный голод.
Пришла пора мне сделать то, что суждено. Пора проявить милосердие, простить Салема и предложить свою кровь.
Пришла пора мне умереть.
Глава 33
Ночь давила со всех сторон, пока я стояла коленями на песке и дрожала от желания убежать. Накатило головокружение, и звук собственного сердцебиения грохотал в ушах.
Четыре самца-гибрида выбежали из тьмы с дикими от голода глазами и сверкающими в лунном свете клыками, направляясь прямиком ко мне.
Всякий раз, когда гибрид встречал человеческую женщину, в нем пробуждался инстинкт трахать и оплодотворять, кусать и заражать. Но я не была обычной человеческой женщиной.
Десять метров, девять метров… они замедлились. Узнав мои рыжие волосы, они остановились как вкопанные. Их шок при виде дочери Ив, стоящей на коленях без своего лука, поразил их и заставил остановиться. Но их колебание не продлится долго.
Они верили, что я являлась единственной и крупнейшей угрозой для их вида. Они не станут кусать, чтобы заразить. Они будут кусать, чтобы убить.
– Эребус… – мой ужас был столь сильным, что я уже не чувствовала пульсации в запястьях.
Он стоял в стороне, часто дыша через рот, глаза не отрывались от моих окровавленных рук.
Ожесточенная дрожь сотрясала меня, моя кожа покрылась потом и похолодела. «Я не хочу умирать».
– Не дай им изнасиловать меня, пожалуйста, – слезы переполнили мои глаза. – Позволь им осушить меня, но не давай им… снимать с меня одежду.
Он издал низкий, полный боли рык, клацнув клыками как двойными лезвиями.
– Я не могу подойти ближе. Не могу!
Если он меня укусит, это не имело значения. Почему он переживает? Может, он не хотел быть частью этого, даже если Салем никогда не узнает.
Один из гибридов присел, склонив голову и принюхиваясь к воздуху.
– Это уловка, – голос гибрида охрип от голода, выражение сделалось хищным. – Ты что-то скрываешь, Дочь Ив.
Они страшились меня не меньше, чем я их, но инстинкт укусить возьмет верх.
– Моя кровь не ядовита. Это лишь слухи, – я выронила кинжал и протянула свои окровавленные руки, пока слезы катились по моим щекам. – Я хочу спасти вас.
Недоверие прокатилось по их рядам, но это продлилось лишь мгновение. Их сопротивление сломилось с гортанным ревом, и они кинулись в атаку.
Не было ощущения замедленного воспроизведения, не было задержанного дыхания, замершего момента во времени. Атака была молниеносно быстрой и безжалостной. Они врезались в меня. Моя спина упала на землю, и воздух выбило из моих легких. Их клыки были всюду, раздирали мои запястья, пронзали бедра через брюки, прокалывали шею. Я закричала от боли жестоких повторяющихся проколов, и все мое тело превратилось в бушующий пожар агонии.
Инстинкт повелевал моим рукам и ногам биться, сопротивляться. Бесполезно. Слишком поздно менять мнение. Поздно бежать. «Охбл*дьОхбл*дьОхбл*дь. Я умру».
Надо было сказать Салему, что я его простила. Надо было сказать Салему, что я его любила. Я больше никогда его не увижу, и это всеобъемлющее сожаление добавило маниакального отчаяния моему страху.
Тяжелые рыдания душили мои крики. Я ничего не видела из-за слез, не могла дышать из-за невыносимой боли. Моя спина выгнулась над землей, каждый мускул напрягся и дрожал. Я боялась смерти намного больше, чем физической муки. Что, если это ошибка? Что, если я не должна умереть? Я ненавидела сомнения. Умерев, я никогда не узнаю, поступила ли я правильно. Эта мука в разы хуже клыков, раздиравших плоть моего горла.
Запах железа пропитывал воздух. Мое тело похолодело, кожа сделалась липкой. Дыхание становилось неглубоким, крики стихали. Сила уходила вместе с потерей крови, и хищные звуки рычания и чавканья приглушились. Когда руки начали хватать мою одежду и обнажать нижнюю часть тела, я безмолвно взмолилась о смерти.
«Нет, нет, нет, – я беззвучно плакала, слишком ослабев, чтобы сопротивляться. – Пожалуйста, не делайте мне больно там».
Гибриды кормятся в тумане бездумного голода. Они уже не в силах связно мыслить и не смогут сдержаться, чтобы не трахнуть меня.
Рык Эребуса раздался где-то у моих ступней. Поверх моих ног завязалась борьба. Тяжелый вес переместился и скатился. Но я не могла поднять голову. Я лежала вялая и сломленная в бездыханном ужасе, пока заостренные зубы раздирали мою плоть и опустошали мои вены. Я жаждала полного забытья, ужасалась мысли, что последним, что я почувствую, будет полное опустошение из-за того, что меня насиловали до самой смерти.
Но ничто не прикоснулось и не проникло между моих ног. Эребус, похоже, давал им отпор, даже если сам не мог превозмочь свою нужду. Где-то на размытом краю моего бокового зрения его светловолосая голова опустилась над моим бедром, клыки пронзили мою кожу, и он начал кормиться со злыми мучительными звуками.
Еще один рот вернулся к моему горлу, прожорливый в своей атаке. Я больше не чувствовала кровь, струящуюся по моей шее. Но я осознала тот момент, когда он проколол нечто жизненно важное, ощутила звук лопающейся артерии в горле. Я потеряла последний контроль над мышцами. Моя голова безвольно скатилась набок. Дыхание требовало усилий от всего тела, и вот уже не осталось ни воздуха, ни звука моего сердцебиения, ни боли, вообще никаких ощущений.
Гибриды перестали кусать? Что-то случилось, нечто большое, но я уплывала от этого, дрейфуя в безлюдной пустоте. Мертвая. Вот как ощущалась смерть?
Импульс золотистого света набухал во тьме, становясь ближе, ярче. Вот оно, а я не готова. Но я не могла отвернуться. Свечение окутывало меня со всех сторон, обнимая фантомными руками и экстраординарным теплом, которое нельзя измерить или ощутить физически.
Прозрачные желтые частицы собрались вокруг меня, и медленно, завораживающе сформировали образ. Волны золотистых волос каскадами обрамляли изящное женское лицо с красивыми чертами, изогнутыми в милосердной улыбке губами и золотистыми глазами. Моими глазами.
Я узнала ее не по вырезанным статуям и картинам с ее образом, а той фундаментальной частью меня, которая любила ее врожденно и безусловно.
– Мама, – я заговорила без дыхания или голоса, это беззвучное слово отразилось в мире, которого я не понимала.
– Моя прекрасная девочка, – ее ладонь была лучом света, пульсирующим силой и ослеплявшим мои органы чувств, когда она коснулась моей щеки. – Я люблю тебя больше жизни.
Я не могла пошевелиться, не чувствовала своего тела.
– Я мертва?
– Да, – ее голос был грохочущим сердцебиением, но ни одна из нас не дышала.
– Меня было достаточно? – я зачарованно всматривалась в ее лицо. – Меня было достаточно, чтобы спасти их?
– Тебя всегда было достаточно. Намного больше, чем достаточно, – ее золотистые глаза горели невероятной яркостью. – Ты их спасла.
Блаженное ощущение умиротворение исходило от ее внешнего света. Но что-то вибрировало по краям, царапая периметр нарастающей тьмы, которая съедала ауру моей матери.
– Я люблю тебя, – я жаждала прикоснуться к ней и прижать ее к себе, но мои руки не работали.
– Я так тобой горжусь, – ее образ дрогнул, ее лицо размывалось и тускнело.
Влага капала на мои губы и наполняла рот. Густая. Темная. С насыщенным вкусом. Ее так много. Так много… крови? Почему я ощущаю вкус крови?
– Укуси, – ее лицо исчезло, и тепло ее свечения ушло. – Укуси его.
– Нет! – мое сердцебиение вновь ожило. – Мама, пожалуйста, не уходи!
– Укуси меня, – другой голос заменил ее – глубокий, более знакомый резонирующий звук. – Бл*дь, да укуси же ты меня!
Леденящий холод окутал меня, и ее прекрасное лицо скрылось за одеялом тьмы. В этом месте было другое лицо, более бледное, резкое, мужское. Салем.
Глубинный душевный подъем боролся с ужасным уколом страха. Почему он здесь? Он умер? Где моя мать? Что происходит?
Я закашлялась от медной жидкости во рту, поперхнувшись, когда еще больше полилось мне в горло. Откуда вся эта кровь? Ночное небо давило на меня. Я все еще находилась в пустыне. Почему мне так холодно?
– Ты умираешь! – заорал он с бешеными глазами, стуча зубами. Без клыков. – Я не смогу вернуть тебя еще раз. Тебе нужно укусить меня. Сейчас же!
Я лежала онемелая и потерянная в облаке непонимания, наблюдая, как шевелятся его губы. Где его клыки? Что случилось с Эребусом и другими гибридами? Я попыталась спросить, но в реке крови слова превращались в бульканье.
Салем излечился? Или умер? Мое зрение настолько исказилось, что я не доверяла своим глазам.
Он повернул шею и прижал кончик кинжала моей матери к порезу на своем горле. Еще больше крови закапало мне на губы, и ревущий звук грохотал в моих ушах. Мое сердцебиение?
Бум-бум, бум-бум, бум-бум.
Эхо умножалось, стуча лихорадочным барабаном в моей голове.
Его сердцебиение.
Часто заморгав, я попыталась прояснить свое зрение, и там, в темноте мерцали следы светящихся веточек, вздувавшихся и пульсировавших под его кожей. Серебристые ленты гибридного яда плыли по его венам, маня меня. Укуси, укуси, укуси.
Я облизнула губы разбухшим языком и зацепилась за что-то острое. Я повторила движение и тогда почувствовала это. Ноющее ощущение в деснах. Бритвенно-острые кончики клыков. И энергичная искра нашей связи. Она не просто искрила. Она воспламенилась, полыхая обжигающим зарядом по живой связи между нами.
Я хотела заплакать от счастья, но мои глаза не работали. Мое тело не отвечало. Его голая грудь скользнула по моей промокшей рубашке, и мягкий материал сбился в кучу у моего горла. Я жива? Если у меня и был пульс, то слабый. Слишком слабый, чтобы вернуться.
Он прижал свою шею к моим клыкам.
– Укуси меня, черт подери!
Нет! Моя мать умерла ради меня. Я больше никому не позволю отдать жизнь за меня. Особенно Салему.
«Я прощаю тебя». Мой голос не производил ни звука, губы отказывались шевелиться. «Я люблю тебя».
Связь между нами полыхнула таким жаром, что пробилась сквозь холодность моего тела. Я уцепилась за это ощущение.
