Текст книги "Рассвет Ив (ЛП)"
Автор книги: Пэм Годвин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)
Музыка гремела, когда мы подошли к порогу. В воздухе стоял дым, пахло сигаретами, алкоголем и зловещим запахом крови и секса.
За поворотом я насчитала тринадцать мужчин и четыре женщины. По крайней мере, одна из женщин была человеком, и она, приоткрыв рот, голышом лежала под похотливым мужиком прямо на ковре в центре комнаты. Мои мышцы разгорячились, готовясь сражаться за нее, но толчки ее бедер и блаженное выражение ее лица пригвоздили мои ботинки к полу.
Она была старше меня по меньшей мере на пять лет, как и другие человеческие женщины. Это означало, что они были рождены до вируса, вылечены моей матерью и невосприимчивы к укусам гибридов.
Все женщины либо трахались, либо выгибали шеи, подставляя их под клыкастые пасти. Некоторые сношались сразу с несколькими мужчинами в позах, которые я себе никогда даже не воображала, их тела раскачивались и терлись в ритме музыки.
Я не знала, чего ожидала, но только не этого. Моя кожа покраснела от грубого эротизма этой сцены, но присутствие женщин имело более глубокий эффект, прорастая семенем страха в яме моего живота. Я представляла себе, что здесь живут только мужчины, как в тайном братском ордене. Наивное предположение. Конечно, здесь будут женщины. Салем стал таким искусным любовником явно не благодаря опыту со своей рукой.
Яд опалил мою грудь. Я сглотнула, вздохнула и попыталась подавить ревность. Иррациональные эмоции не спасут меня от этого.
Планировка помещения напоминала вестибюль одного из тех старых заброшенных отелей, с коридорами, расходящимися во все стороны. Но вместо разбитых люстр, пыльной мебели и разбросанных обломков, зияющее пространство было щедро отделано, сверкая причудливыми светильниками, дорогим деревом и бархатными тканями.
На стенах висели картины. Глухие басы сотрясали хрустальный декор. Потные тела распростерлись на элегантной мебели и коврах. Длинный бар из красного дерева и дюжина диванов и кресел обеспечивали места для отдыха и праздного времяпровождения, где собирались остальные мужчины.
Я никогда не находилась в таком роскошном и чистом месте. Я боялась ступить ботинками на отполированный мраморный пол.
Салем шагнул вперед, и гибриды зашевелились. Траханье прекратилось. Все головы в комнате повернулись в его сторону.
– Ты вернулся! – закричал кто-то.
Оглушительный взрыв аплодисментов заглушил электронные ритмы. Затем музыка смолкла, и гибриды поправили свои одежды, продолжая улюлюкать и кричать, когда они побежали приветствовать Салема. В нескольких футах от них они замедлили шаг. Притихли. Их взгляды остановились на мне.
Тишина окутала комнату. Порыв свернуться калачиком давил мне на плечи.
Одним сердитым взглядом за другим гибриды изучали меня с головы до ног. Узнавание ожесточило их глаза, но сдвинутые брови и напряженные мускулы говорили о том, что они не ожидали увидеть здесь дочь Ив, не говоря уже о том, что она все еще жива. Даже полуодетая человеческая женщина бросила на меня напряженный взгляд. Но за агрессивными позами мужчин скрывалось что-то еще. Интерес. Голод.
Беспокойство сжало мой живот, мои нервы напряглись так сильно, что я еле подавила желание вздрогнуть. И убежать.
Рядом со мной стоял Салем, высокий и властный, спина прямая, руки сцеплены за спиной, вся его манера держаться выражала бескомпромиссность и статус альфы до мозга костей. Одним молчаливым взглядом он заставил всех присутствующих опустить головы. Некоторые гибриды отступили на шаг.
– Салем! – из коридора справа донесся хриплый женский голос.
Шлепанье босых ног обозначило приближение бегущей женщины. Высокая блондинка протиснулась сквозь толпу мужчин и прыгнула на тело Салема облаком цветочного мыла и прозрачного розового шелка. Ее руки и ноги обвились вокруг него, а губы принялись ласкать его лицо.
Мурашки пробежали по моей шее и обожгли щеки. Салем бесстрастно застыл под ее лаской, но я знала, что он с ней трахался. Она слишком вольно распускала руки, чтобы это могло быть чем-то еще. Была ли она его девушкой? Одной из многих? Я ощутила тошноту, мучительную горечь и приступ ярости.
– Макария, – он схватил ее за талию, заставляя поставить ноги на пол, и отпустил.
– О, моя бл*дская Ив, я скучала по тебе, – она скользнула обратно, прижимаясь своим соблазнительным телом к его боку.
Мой пульс выл в ушах, кожа пылала нечестивой яростью. Мне хотелось вонзить ей что-нибудь в глаза и раздавить череп ботинками.
– Я скучала по твоим укусам, – она провела языком по его шее. – И по твоему великолепному члену, – она обхватила его через кожаные штаны.
Перед глазами все заволокло красным, и дикий рык вырвался из моего горла. Этот неестественный звук поразил меня так же сильно, как и женщину – ее взгляд метнулся ко мне, глаза широко раскрылись, когда она заметила меня в первый раз. Так же быстро она рванулась ко мне с презрительным рычанием, со свистом вырывавшимся сквозь ее человеческие зубы.
Я метнулась вперед, обнажив клыки в нескольких дюймах от ее лица, и замахнулась кулаком…
Салем взревел, и этот глубокий гортанный звук был столь враждебным и ужасающим, что эхом отдался в моих костях и заставил колени задрожать.
Сам воздух содрогнулся, и каждый смертный в комнате съежился от инстинктивного ужаса. Мощная агрессия, отразившаяся на лице Салема, напугала меня до смерти, но я стояла прямо и старалась скрыть свое выражение, отказываясь съежиться.
Женщина – Макария – отшатнулась назад, сжавшись под прикрытием своих рук.
– Прости, Салем. Я забылась.
Убийственная злоба пронзила мои внутренности, как зазубренные осколки стекла. Но я не могла убить ее. Помоги мне, Ив, если я это сделаю. Помоги им всем, Ив, потому что эта женщина была человеком, моложе меня, и не заражена. Это делало ее плодовитой, редкой и незаменимой. Она была самым ценным товаром для человечества.
Салем, теперь уже собранный и пугающе спокойный, схватил меня за руку и вывел в центр большой гостиной. Обитатели повернулись, но остались на месте, сохраняя трехметровое расстояние между стаей и их вожаком. Неоспоримая преданность гибридов была напоминанием о том, что Салем укусил их, освободил их разум и в ответ заслужил их преданность.
Мое сердце бешено колотилось. Что он задумал, и переживу ли я это? Он сказал, что хочет защитить меня, но доверие больше не было частью наших отношений. Его друзья хотели моей смерти.
Он отпустил мою руку и, даже не взглянув на меня, завладел вниманием зала своим слепящим, неумолимым взглядом.
– Вы все гадаете, почему дочь Ив жива и стоит среди нас. Она здесь, потому что мне так угодно.
По комнате прокатилось беспокойство. Эребус возвышался над ними, его голубые глаза оставались жесткими и настороженными. Я старалась не дергаться, но, черт возьми, я чувствовала слишком много горячих взглядов на своем горле.
– Она больше не представляет угрозы для вашего вида, – Салем склонил голову, и его растрепанные черные волосы упали на лоб. – Она останется здесь навсегда, будет жить среди нас. Она человек с человеческими слабостями. Если она попытается напасть на вас, не вступайте в бой. Вы можете легко увернуться от нее, не вступая в контакт. И именно этого я ожидаю от вас.
Моя грудь вздымалась от негодования. Я была закаленным в боях воином, лидером Сопротивления, а этот ублюдок говорил так, словно я являлась всего лишь его питомицей.
– А как насчет ее клыков? – спросил мужской голос из толпы.
Жесткие линии подбородка Салема заострились.
– Держитесь от них подальше.
«Вот именно, придурки».
Я, может, физически слабее и медленнее, но мой укус превратит их в пепел. Однако вероятность напасть на гибрида, прижать его к земле и выпить его кровь, прежде чем он выведет меня из строя, была ничтожно мала. Салему и моим отцам пришлось удерживать Кипа в течение нескольких вечных секунд, прежде чем я превратила его в пепел.
Что-то щелкнуло у меня в голове. Я не ощущала рвения вонзить свои клыки в гибридов. Я не могла использовать свой рот как оружие атаки в бою. У меня не было яда, который можно было бы извлечь и использовать в качестве лекарства.
Потому что мне не суждено делать ничего из этого.
Мое сердце бешено забилось, когда я вспомнила уроки Мичио по эволюции. Были ли мои клыки приспособлением против хищников? Проявлением апосематизма, когда животные-жертвы защищались от нападения хищников, внешне подражая видам с крутой защитой? Шершень похож на осу, но у него нет жала. Красная молочная змея напоминала ядовитую коралловую змею, но была безвредна. У меня были клыки, как у гибрида, их бритвенно-острые кончики служили предупреждением «Держись подальше, я ядовита»… но я не могла одолеть хищника.
Как это согласуется с пророчеством? Если бы мои клыки являлись просто защитным механизмом, предназначенным для поддержания моей жизни, я могла поверить в это. Моя мать после распространения вируса эволюционировала невообразимым образом. Но мои клыки появлялись только тогда, когда я чувствовала Салема. Были и другие неприятные моменты, связанные с нашей связью и моим желанием укусить его, и только его одного.
Когда я сосредоточилась на тупом заряде в груди и проследила за электрической связью к стене тьмы, которая являлась Салемом, на меня снизошло озарение. Он не хотел прерывать нашу связь. Задолго до того, как я поняла, что он двигается со скоростью света, мои инстинкты говорили, что мне нужно, чтобы он позволил мне укусить его. Я могла соблазнять, драться и наносить удары до изнеможения, но никогда не была достаточно быстра, чтобы проколоть его вену. Но если он добровольно даст мне свою вену, игра закончится.
Как, черт возьми, я смогу убедить его сделать это?
В ту ночь, когда я сказала своим отцам, что ухожу, Рорк вывел меня из их комнаты и сказал:
– 1-е послание к коринфянам 13:2… «Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, – то я ничто».
Он говорил мне, что любовь побеждает все. Но сможет ли она победить тьму? Всего неделю назад моя связь с Салемом была символом нашей любви. Теперь она оказалась окутана ядом. Его конец связи был лживым и коварным, а мой – горьким и полным презрения.
Мне нужно все исправить, и все начиналось с прощения.
Мои волосы встали дыбом при этой мысли.
– А что будет, если она нас укусит? – спросил кто-то с другого конца комнаты.
– Ее клыки не просто убьют вас, – ресницы Салема дрогнули на его щеках. Затем он встретил их взгляды с непоколебимым блеском. – Вы превратитесь в пепел.
Поднялся шепот, и он рубанул рукой по воздуху, мгновенно заставив их замолчать.
– Услышьте мое предупреждение, – он смотрел на них опасными глазами повелителя преисподней. – Если кто-нибудь дотронется до нее или хотя бы дыхнет в ее сторону, я убью вас.
Я не почувствовала, как он снял с меня штаны и ботинки. Не понимала, что он перегнул меня через подлокотник ближайшего дивана, пока не стало слишком поздно. Только что я стояла рядом с ним, а в следующую секунду оказалась обнажена до пояса и кричала от шока под безжалостным тараном его члена.
Он е*ал меня на сухую, не подготовив. Трахал меня перед комнатой гибридов. Трахал меня, как будто я была предметом без голоса и чувств. Он заявлял свои права, мочился на свою собственность и раздирал мою душу в клочья.
Отбиться от него было невозможно. Одной рукой сжав мои запястья за спиной, а другой стиснув подбородок, он зажал мой рот в тиски и удерживал меня под ударами своего члена. Я не могла сказать ему «нет», не могла наброситься на него с клыками. Все, что я могла делать, – это опираться на подлокотник дивана и принимать это.
Слезы застилали мне глаза, но я с ужасом осознавала присутствие зрителей – учащенное дыхание, топот ног, жар в глазах. На краю моего бокового зрения мелькнул вихрь розового шелка, за которым последовало затихающее шлепанье ног Макарии. Я должна была радоваться ее отсутствию, но боль от отвратительной демонстрации Салема затмила все.
Физическая и эмоциональная агония выворачивала меня наизнанку. Его насилие было шокирующе жестоким, потеря контроля парализовывала. Затем его клыки прорвали кожу на моем горле и пронзили вену, лишив меня рассудка. То, что всего несколько мгновений назад казалось болью, теперь превратилось в томную расплавленную реку похоти. Он насиловал меня, но хуже всего было предательство моего собственного тела. Удовольствие скрутило мои внутренности, напрягая соски, увлажняя мою киску и захватывая мои чувства.
Корсет сдавливал мои ребра. Мои бедра неудержимо двигались, и мои внутренние мышцы сжались вокруг него, жадные и распутные. Он довел меня до оргазма, толкаясь внутрь с варварской собственнической силой. Он мог в любую секунду довести меня до предела, заставить судорожно сжимать его член, и я не смогла бы остановить его. Я была так близко, прямо на грани, и я, бл*дь, ненавидела его.
Салем убрал свои клыки с моей шеи и изменил угол своих толчков, безошибочно попав в то место, которое воспламеняло меня.
Я кончила, неохотно и яростно, рыдая от унижения в его ладонь.
– Моя, – его голос был дымом, тлеющим и смертоносным, затем стал громче, ревущим, когда он пролился внутрь меня. – Она моя.
В следующее мгновение меня уже несли по темному туннелю. Он вытащил меня из этой комнаты, и когда ощущение падения прекратилось, он стоял в королевских апартаментах, прижимая мое тело к своей груди.
Я толкнула его, дрожащая и опустошенная. Он усадил меня на край кровати, снял корсет и завернул в мягкое одеяло. Я покачнулась, затряслась, превратившись в месиво распухшей плоти и искалеченных эмоций. Мое сердце было разбито и раздавлено в кашу.
В дверь постучали. Когда Салем пересек комнату, чтобы открыть, я попыталась собраться с мыслями, но все было расплывчатым, моя кровь переполнилась адреналином. Я все еще не отдышалась.
– Распространи это сообщение среди всех жителей, – сказал Салем.
Эребус стоял за дверью, почтительно опустив белокурую голову.
– Что-нибудь еще?
– Ее вещи…
– Там.
Я проследила за взглядом Эребуса через комнату до пакетов в углу, возле стального сейфа. Мой лук и стрелы лежали сверху, окруженные… Святое дерьмо. «Роскошь» было лучшим словом для описания этой огромной спальни. Пышные мягкие диваны, экзотические статуи полуобнаженных женщин, целая стена с искусно выставленным оружием, таким как старинные пистолеты, пули, ракеты и торпеды – все это сочеталось с сильным контрастом цветов и материалов.
Занавески драпировали стены, и шелковистая текстура покрывала каждую поверхность, придавая пространству теплое чувственное ощущение. Бесчисленные подушки приглашали свернуться калачиком и отдохнуть, поспать и потрахаться. Дворец удовольствий, построенный для бога секса. Или для насильника.
Мое лицо вспыхнуло от новой ярости.
– Это моя комната или твоя?
Его разговор с Эребусом закончился, и дверь за небрежно прислонившимся телом была закрыта.
– Моя. Теперь наша.
– А как насчет Макарии? – кислота разъедала мой тон. – Или других твоих женщин? Сколько у тебя подружек?
– Ты можешь свободно бродить по моему дому. Теперь он твой, – Салем прошелся по комнате, скользя кончиками пальцев вдоль спинки дивана. – Но я ожидаю, что ты будешь спать здесь. Со мной.
– Сколько женщин ты трахаешь?
– Блюда подаются в обеденном зале…
– Перестань игнорировать мой вопрос, – я стиснула зубы.
– Перестань вести себя как ребенок, – его глаза горели так же ярко, как солнце, и в десять раз жарче.
Я плотнее натянула одеяло на свою наготу.
– Когда мой лучший друг платонически поцеловал меня в щеку, ты вел себя как бешеный пес. Эта женщина, – я ткнула пальцем в дверь, – терлась о твою ногу как сучка в течке и схватила за член! Но это я веду себя как ребенок?
– Ты моя девочка, – сказал Салем как ни в чем не бывало, словно это ответ на все вопросы.
– Я не твоя девочка. Особенно когда ты трахаешься с другими женщинами. Сколько шлюх ты уже поимел перед своими верными последователями?
Мускул дернулся на его щеке, и это было больно. Это было чертовски больно.
Мое горло сжалось, горело.
– Ты изнасиловал меня.
– Я называю это… – его губы дрогнули. – Неожиданным сексом.
Я резко втянула воздух.
– Не смей, бл*дь, умалять это.
– Ты не сказала «нет».
– Ты зажал мне рот!
– Ты кончила прямо на моем члене, – он полез в штаны. – Хочешь взглянуть на доказательства?
– Иди на х*й, – я дрожала с головы до ног, и мой голос ослабел от слез. – Ты меня принудил. Ты… – я провела рукой по щеке, презирая свои эмоции. – Ты сделал мне больно.
Его лицо омрачилось, а горящие глаза дрогнули. В мгновение ока Салем опустился передо мной на колени. Я попыталась вырваться, но он схватил меня за бедра, за запястья. Его руки были повсюду, уклоняясь от моих пощечин и эффективно усаживая меня в сидячее положение на кровати перед его корточками.
– Я не буду извиняться за то, что заявил на тебя права, – его пальцы сомкнулись вокруг моего бедра и руки. – Я сделал это, чтобы защитить тебя. Теперь никто из этих людей не будет тебя беспокоить.
Но он также заявлял права и защищал других женщин. Я не могла сосредоточиться на своей ревности. Она была подобна отвратительному яду в моей крови, пожирающему меня заживо.
– Перестань думать о них, – Салем нежно обнял меня и погладил по волосам, извращая мои чувства. – Ты здесь единственная. Единственная, кто спит в моей постели.
Я цеплялась за его слова, за сладость его прикосновений и укрепляла свою решимость. На горизонте маячила битва, но я была бойцом. Только на этот раз я не выиграю ни со стрелами, ни с клинками. Он слишком быстр и физически силен.
Мне нужно завоевать его сердце. Его вену. Затем я дарую ему укус, который превратит тьму в пепел.
Укус рассвета.
Глава 27
Следующие два месяца прогорели, как ленивое пламя на бесконечном фитиле. Мы с Салемом проводили большую часть времени в его комнате, наши тела соединялись во взаимной похоти, пока я притворялась, будто разжигаю эмоциональную связь, разъеденную ложью. Это было нелегко.
Я превратилась в половую тряпку, обнимаясь на спутанных простынях со своим насильником. Но моя конечная игра требовала хитрости. Мне нужно завоевать его сердце и просчитать каждый шаг, чтобы он не украл мое сердце снова.
Я лежала рядом с ним в постели, обвиваясь вокруг расслабленных мышц его бедра и торса, мы оба были обнажены. Он заснул всего несколько минут назад, растянувшись на спине и запустив пальцы в мои волосы. С каждым ровным вдохом его рука медленно сдавалась силе тяжести, рука соскальзывала с моих волос и безвольно скатывалась на матрас позади меня.
Ближайшая свеча отбрасывала вялый желтый отблеск на угрожающие углы его лица. Судя по электрическим часам на стене, было чуть больше пяти утра. Но в этом подземном мире время не имело значения. Сон установил свой собственный график, и прямо сейчас, я абсолютно бодрствовала.
Я все еще ощущала дезориентацию от того, что меня зашвырнули под землю в эту беззаботную жизнь. Мне не нужно было охотиться за едой, точить и чистить оружие или разрабатывать стратегию оборонительных маневров. Свобода от войны смягчила меня, но, похоже, не оказала такого же эффекта на Салема. Он властвовал над своей утопией посредством запугивания и поклонения, используя обожание и страх жителей для поддержания порядка.
Глядя на его прекрасное лицо, я задавалась вопросом, многие ли когда-либо видели его таким. Когда его челюсти разжались, губы приоткрылись, а смертоносный взгляд скрылся из виду. Мне нравилось смотреть, как он спит. Он не выглядел таким уж грозным. Хотя его мужественная красота всегда устрашала.
Шелковое покрывало собралось ниже его бедер, обнажая основание мягкого члена, спрятанное в коротких темных волосах. Отчетливые линии его пресса расширялись, переходя в широкую безволосую грудь, кожа была безупречно гладкой и натянутой на ярко выраженных мышцах. Мне хотелось провести языком по соблазнительной бороздке, разделяющей его шесть кубиков, покусать плоские соски и уткнуться носом в впадинку на шее. Дрожь пробудилась в моем сердце, мои пальцы подергивались от желания прикоснуться к каждому дюйму его опасной сексуальности.
Я не простила его. Дело вовсе не в этом. Мое желание к нему было бесстрастным животным, которое я держала отдельно от своего сердца. В основном.
Осторожно, чтобы не разбудить его, я медленно убрала мягкие чернильные волосы с его лба. Он никогда не стриг пряди, никогда не нуждался в бритье. Он сказал мне, что его фолликулы перестали расти после полового созревания. Если он брился или подстригался, волосы возвращались к прежней длине. Вечно застывший во времени. Ни мои отцы, ни гибриды не разделяли с ним этой черты. Что, если он бессмертен? Что, если я укушу его, и ничего не случится?
Каждый раз, когда я думала о его смерти, мазохистская боль сжимала мою грудь, как будто мое сердце заботилось больше о его защите, чем о своей. Я подавила это чувство напоминанием о том, что он заставил меня солгать в письме, которое я послала своим отцам. Я счастлива и в безопасности. В Альберте холодно. Салем потрясающий, бла-бла-бла, чушь собачья и еще раз чушь собачья.
Я переместила свое прикосновение к его горлу. Его дыхание оставалось ровным, темные ресницы неподвижно лежали на щеках. Вены на его шее вздулись и бугрились под моими пальцами, а в ушах гудел шум его крови. Он не шевельнулся, когда я проследила путь сосудов к его сердцу, удивляясь лентообразным потокам яда в его артериях.
Через неделю после того, как я приехала сюда, он привел меня в гараж, где его друзья держали трех диких гибридов. Он не солгал насчет последствий своего укуса. Пока он осушал безмозглых тварей почти до смерти, я смотрела, как серебряные ленты скользят по его горлу. Потребовалось всего несколько секунд, чтобы гибридный яд вышел из его пищеварительной системы и проник в вены на груди.
Когда несколько часов спустя гибриды очнулись от коматозного сна, они были так же благодарны и преданны Салему, как и все остальные. Салем был их спасителем, их богом. Богом, который мог видеть и слышать собственные вены. Но он не мог заставить свою кровь трепетать под его рукой, как я.
Я провела ладонью по его груди, призывая яд в его кровеносных сосудах. Серебристые инородные тела роились навстречу моему прикосновению, как статические блестки, умоляя меня вскрыть его вену и извлечь их. Я без тени сомнения знала, что именно это я должна сделать. Яд в его венах отреагировал, когда я укусила Кипа. Яд был самой сутью гибридной инфекции. Самим ее сердцем. То, что Дрон ввел в нерожденное тело Салема, связывало его с гибридами, а я была связана с Салемом.
У моей матери имелась прямая связь с тлей. Моя связь с гибридами была через Салема. Если я впитаю яд в его крови, я убью его и разорву связь навсегда. Может быть, это уничтожит всю гибридную расу или… если в мире осталась хоть капля милосердия… вылечит их.
Но я отказалась от попыток укусить Салема без его согласия. Мои постоянные попытки заканчивались полным провалом. Это также не помогало мне завоевать его сердце.
Притворяться, что я люблю его, было крайне важно. Существовала опасная грань между притворством и реальностью. Если я влюблюсь в него снова, если я отвечу хоть на одно из тех чувств, которые вызывала в нем, я не смогу уничтожить его.
Я прижалась губами к его горлу. Не имея намерения кусать его, я просто хотела попробовать его кожу, лизнуть сильные линии его шеи. От него пахло чистотой после душа, и он был таким греховно мужественным, что я не могла удержаться, чтобы не потакать этой слабости. Только прикосновение моих губ, нежный поцелуй. Я осторожно, бесшумно отодвинулась на дюйм…
Его глаза распахнулись, и одним незаметным движением я уже очутилась под ним на спине, глядя в яростный огонь его взгляда.
– Ты готова убить меня? – жестокий кнут его голоса оставил царапающее эхо в моих ушах. – Ты уже продумала, каково это будет? Твоя кожа покрыта моим пеплом? Твои клыки покраснели от моей смерти?
В горле у меня образовался комок. Я не позволяла себе воображать такие вещи. Я не могла.
– Я просто хотела поцеловать тебя, – прошептала я, наполняя свои глаза правдой.
Половиной правды. Я хотела, чтобы поцелуй привел к чувствам. К его чувствам, не моим.
Слаем посмотрел мне в глаза, и выражение его лица смягчилось, зрачки расширились. Его руки нашли мои волосы, и он зарычал низким рокочущим звуком удовольствия. Вибрация проникла в мою грудь и собралась между ног, пульсируя обещанием.
Он опустил голову. Наши губы скользнули друг по другу. Прикосновение языка, обоюдный выдох. Потом мы целовались, медленно и нежно, руки ласкали, ноги сплетались друг с другом. Салем снова зарычал, на этот раз громче, резонируя в моих венах и пробуждая мою кровь. Пульсации теплой влаги наполнили мою киску, мои внутренние мышцы содрогнулись, открывая меня, готовясь для него.
Он набух на внутренней стороне моего бедра, горячий и твердый, как камень. Его язык схлестнулся с моим, но поцелуй шел своим чередом, размеренный и глубокий, горящий неспешной страстью. Когда Салем пристроил свой член и погрузился в меня, я почувствовала себя настолько одержимой им, задыхаясь, что связь между нами словно мурлыкала электричеством. Он не торопился, одурманивающе плавно двигая бедрами, вплетая пальцы в мои волосы и целуя мои губы, шею.
За этим последовал его укус, оплавляющий мои вены жидким огнем. Затем он обхватил мое лицо ладонями, посмотрел мне в глаза и толчками вогнал нас в рычащую, раскачивающуюся, глубоко проникающую кульминацию, которая оставила меня дрейфовать в облаке темного экстаза. Не существовало ничего, кроме Салема.
Он смотрел на меня так, словно я была его восходом, его закатом и всем, что существовало между ними. Его большой палец рассеянно погладил мою щеку, его пристальный, но все же обожающий взгляд остановился на моих губах, провел по линии носа и остановился на глазах. Его радужки мерцали от хрупких эмоций, и именно в такие моменты, как сейчас, я думала, что заполучила его.
Я взглянула на его шею, на соблазнительную жилку, которая вызвала боль в деснах и умоляла меня укусить его.
– Нет, – он отстранился от меня и перекатился на спину, глядя на резные балки в потолке. – Ты чертовски одержима своей решимостью убить меня.
– Вовсе нет! Я… – черт, я испортила момент. Что, черт возьми, я должна сказать? Частичная честность была бы лучше лжи. – Я жажду тебя, – я села и склонилась над ним. – Представь себе, что ты не можешь кусать во время секса. Вот что я чувствую. У меня есть эта безумная непреодолимая потребность в твоей крови, и я никогда не утоляла ее. Ни разу.
Он стиснул зубы и натянул одеяло до пояса.
– Ты хочешь убить меня, чтобы унять давний зуд?
– Это не зуд, черт возьми. И мы не знаем, убьет ли тебя мой укус, – я обхватила его напрягшуюся щеку, заставляя посмотреть на меня. – Открой свое сердце, Салем. Дай мне свою вену. Если ты впустишь меня, это не будет…
– Никогда, – Салем вскочил с кровати и зашагал через комнату к стене шкафов, роясь в нашей одежде.
Его великолепная задница изгибалась в свете свечей, и мне пришлось отвести взгляд, чтобы сосредоточиться.
Мои клыки были запретной темой. Прямо там, с его отношениями с другими женщинами. С момента моего прибытия сюда я насчитала трех человеческих женщин, пятнадцать гибридных женщин и по меньшей мере шестьдесят гибридных мужчин. Женщины-гибриды были охранниками, но я также замечала их, когда они были свободны от дежурства, трахая и кусая мужчин-гибридов в общей комнате – вестибюле, который я называла комнатой оргий.
И еще эта Макария, которая бродила по коридорам в нижнем белье. После того, как сообщение Салема разошлось в первый же день, она даже не взглянула на меня. Я не знала, были ли две другие человеческие женщины так же дружны с Салемом, как Макария. Все женщины держались на безопасном расстоянии, когда я была с ним.
Салем отказался говорить о жителях женского пола, но моя злобная ревность не унималась.
Я соскользнула с кровати и подошла к нему.
– Ты трахался с женщинами-охранницами?
Он натянул хлопковые шорты, не отрывая глаз от своей задачи и поджав губы в тонкую линию.
– Ты позволил им укусить себя? Я видела, как они трахаются, и они всегда кусаются. Хорошо им, наверное.
– Они не превращают своих партнеров в прах, – он сунул ноги в кроссовки для бега.
– И ты позволил им укусить тебя? – я схватила рубашку и брюки из ящика и натянула их, повысив голос. – Ты все еще трахаешься с ними?
Не глядя в мою сторону, Салем вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. Мои клыки втянулись, а руки сжались в кулаки.
Я ненавидела его отказ объяснять свои отношения с другими женщинами. Я ненавидела надежду, которую питала к его моногамии, когда мы были вместе. Я ненавидела наполненные страстью часы, проведенные в его объятиях, когда я купалась в мысли, что если он был со мной, то не был с кем-то еще. Больше всего я ненавидела моменты, когда его не было со мной, потому что все, что я могла делать – это представлять его с кем-то другим.
В другом конце комнаты стоял стальной сейф, дразня меня своим скрытым содержимым. Мой лук и кинжал матери были заперты внутри. Почему, когда так много другого оружия находилось в пределах моей досягаемости? Старинные ружья висели вдоль стен, как музейная экспозиция. Ножи и вилки лежали среди тарелок на кофейном столике после вчерашнего ужина.
Не похоже, чтобы я могла вырваться из этого места с помощью залпов выстрелов, стрел и… вилок. Я против семидесяти гибридов и Салема? Это плохо кончится.
Он знал, что значит для меня кинжал. Может быть, он думал, что я не попытаюсь сбежать без него, что я не оставлю его позади.
Но не существовало никакого спасения. Я была беспомощной добычей среди нечеловеческих хищников.
По крайней мере, он не запер мой медальон. Я потрогала пальцем металлический диск у себя на груди. Моя мать была беременна, когда мои отцы подарили ей его. Он был на ней, когда она сделала свой последний вдох. Она видела, как приближается ее смерть, и встретила ее с поразительным мужеством. Если она смогла это сделать, то и я смогу справиться с этой ситуацией с Салемом.
Дверь в коридор открылась, и мои клыки удлинились.
Салем стоял в дверном проеме, напряженный и неподвижный, как хищник.
– Пойдем со мной сегодня на ужин.
У меня перехватило дыхание. Каждый вечер он ужинал в столовой с десятками своих друзей. Как бы сильно мне ни хотелось влиться в его жизнь и сердце, я отказывалась от его ежедневных предложений присоединиться к нему. Я еще не оправилась от унижения, когда меня публично трахали против моей воли. Не могла заставить себя есть с теми женщинами, которые видели, как Салем использовал меня таким унизительным образом. Я ненавидела свою слабость, и я ненавидела Салема за то, что он заставил меня чувствовать себя уязвимой.
