Текст книги "Рассвет Ив (ЛП)"

Автор книги: Пэм Годвин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

Я не была такой храброй, как моя мать.

Я ответила ему, покачав головой.

Выражение его лица окаменело, а хлопнувшая дверь лишила меня клыков и треснула шипящей трещиной в груди.

К черту его и его самодовольный гнев. И к черту меня тоже, потому что, несмотря на всю мою раздражающую враждебность, я не могла заставить свое тело не распаляться в его присутствии. Мое сердце билось чаще, а душа ликовала всякий раз, когда я его видела. Я жаждала его, но не приблизилась к тому, чтобы простить его ложь два месяца назад.

Единственное, о чем он не солгал, так это о моей способности бродить по его дому в одиночку и без всяких ограничений. Поэтому я вышла из комнаты и побрела по главному коридору, где в этот ранний час толпились только стражники.

Все коридоры вели к центральному помещению, как спицы в колесе. В центре располагались промышленная кухня, столовая и комната для оргий. Я насчитала девяносто дверей в коридорах. Девяносто отдельных апартаментов. За последние недели я проскользнула в несколько комнат, которые были оставлены незапертыми, в поисках окон или путей к отступлению.

Конечно, в этом подземном отеле не было окон. Единственный выход – через тот гараж. Если это место вспыхнет пламенем, даже Ив не сможет спасти меня.

Я быстро прошла через пустую комнату для оргий и свернула в коридор, который вел в гараж. Мои клыки еще не показались, так что Салем, должно быть, бегал вне пределов слышимости.

Учитывая его отвращение к дневному свету, я понимала, почему он построил подземелье. Местные жители жили здесь без солнечного света, но я знала, что они часто приходили и уходили. Кто-то должен был собирать еду и припасы. И трех человек недостаточно, чтобы удовлетворить аппетиты семидесяти-с-чем-то гибридов.

Я не видела солнца уже два месяца, но чувствовала жар его лучей и нуждалась в этом ощущении сейчас, чтобы согреть холод отсутствия Салема.

Я быстро поднялась по лестнице и вошла в гараж. Я направилась к массивной двери в дальнем конце коридора, насмешливо помахав рукой двадцати стражникам-гибридам. Они не двигались, не улыбались.

Они также не остановили меня, когда я протянула руку через толстые прутья внутренних ворот. Ни один мускул не дрогнул, когда я прижала ладони к наружной двери. От стали к моим рукам потекло тепло, и я вздохнула. Солнечный свет находился на расстоянии всего одной двери, прямо там, с другой стороны. Это пытка, и я наслаждалась ею несколько раз в неделю.

Как выглядел пейзаж за дверью? Песчаный пляж? Холмистое поле серебристой травы? Или крошащийся бетон павшего города?

Держась руками за сталь, я уперлась лбом во внутренние ворота и посмотрела на двух ближайших гибридов.

– Мы во Флориде?

Один из них даже не дернулся – обычная реакция. Другой гибрид сжал пальцами арбалет. Он, должно быть, был новым охранником на этом посту и не знаком с моими каверзными вопросами.

– А как насчет Мексики? – я выгнула бровь.

Ничего.

Я перечислила наиболее теплые места, упомянув девять кругов ада и Диснейленд, и получила обычное молчание.

– Если вы меня отпустите… – я посмотрела на новенького. – Я могу дать вам власть, богатство и женщин, – я несла откровенный вздор, потому что ни одно из моих реалистичных предложений никогда не работало. – Разве не этого хочет каждый мужчина?

Жесткие и непреклонные охранники даже не моргнули.

– Ну же, – я театрально топнула ногой. – У вас, ребята, никакой привлекательности. Ваши объединенные личности – это пиявка, живущая в холодной бессолнечной пустоте и питающаяся мертвецом. Я могу дать вам колонии плоти, которые можно трахать и кусать. Просто откройте эту дверь, и я позволю вам потусоваться со мной. Кто знает? Моя удивительность может передаться и вам.

Я могла поклясться, что видела, как мужчина в дальнем углу улыбнулся.

– Видишь? – я указала на него и вернула руку к теплу, проникающему через дверь. – Этот парень знает, о чем я говорю. – Я перевела взгляд на нового охранника. – Я не знаю твоего имени, – я не знала имен ни одного из них. – Но у тебя ширинка расстегнута, – неправда. – Ты носишь нижнее белье с единорогами?

Он не опустил глаз, даже не взглянул на меня. Никто из охранников этого не делал. Как и жители этого места. За два месяца никто не заговорил со мной и не признал меня. Сообщение Салема в комнате для оргий было более чем эффективным. Это сделало меня невидимой.

Быть невидимой – чертовски одиноко.

Возможно, мне следует принять предложение Салема присоединиться к нему за ужином. Вот только там будут женщины. Я не могла находиться рядом с ними так, чтобы глаза не застилала красная пелена. Пока не узнаю, что он со мной и больше ни с кем.

– Я дам вам выбор, – я оглядела охранников, и мой голос эхом разнесся по гаражу. – Вы можете отпустить меня и больше никогда обо мне не слышать. Или вы можете стоять там, как шлепающиеся мошонки с отвисшими челюстями, и слушать мою нудную болтовню и опрометчивые предложения. Ну, у меня-то есть все время в мире, чтобы сплетать воедино неприятные оскорбления, нагруженные правдой. Я могу сделать это очень болезненным для вас.

Мои клыки удлинились на долю секунды раньше, чем я почувствовала движение позади себя. Я повернулась, и мой взгляд погрузился в сверкающее серебро.

Салем стоял в трех метрах от нас, расслабив руки и криво улыбаясь. Моя кровь загудела, согревая кожу.

Как долго он здесь пробыл? На противоположной стороне гаража дверь на лестницу была закрыта. Я бы услышала, как она открывается. Его охранники и бровью не повели при его приближении. Должно быть, он был здесь до моего прихода.

– Ты знал, что я приду сюда, – я держалась одной рукой за стальную дверь, не желая отпускать тепло солнца.

– Тебе нравится отвлекать моих охранников, – он подкрался ко мне, голый по грудь, в шортах, низко свисающих на узких бедрах.

Мой пульс участился.

– Они действительно хорошие собеседники.

Салем подошел ко мне и изучающе посмотрел со странной самодовольной ухмылкой на лице.

– Что? – я уперлась кулаком в свое бедро.

Он покачал головой, его улыбка растянулась в широкую ухмылку.

– Скажи мне, – я протянула руку, чтобы ущипнуть его за сосок.

Он схватил меня за запястье и развернул к огромной двери. Скользнув мне за спину грудью, он схватил меня за другую руку, поднял наши руки через решетку и прижал ладони к нагретой солнцем стали.

– Мне нравится твой ротик, – его губы коснулись моего уха. – Твой снисходительный сарказм, – он покусывал мою шею, вызывая дрожь в пальцах ног. – Я люблю твою кривую улыбочку и силу природы в твоих залитых солнцем глазах. Я уж молчу про твою ошеломляющую красоту, – его пальцы сомкнулись вокруг моих, прижатых к двери. – Я люблю в тебе все, Доун, дочь Ив.

Искренность сквозила в его словах, произносимых шепотом. Его лоб опустился на мое плечо, дыхание стало прерывистым. Он смягчался по отношению ко мне, открывался и дарил мне любовь без притворства.

Я повернулась в клетке его рук, мои руки поднялись к его груди, ладони прижались к мышцам, которые были сильнее и горячее, чем сталь за моей спиной. Мои ноги подкосились, и я покачнулась к нему, неуверенно заглядывая в глаза.

– Ты любишь меня? – прошептала я.

Его губы разомкнулись на выдохе, а сильные пальцы обхватили мое лицо с поразительной нежностью.

Ответная эмоция нарастала во мне, глубоко укоренившись и мощно накатывая. Он собирался это сказать. Это утверждение было прямо на его прекрасных губах.

Его руки дрогнули на моих щеках. Тень застлала его глаза, приглушая сияние и омрачая выражение лица. Нет, нет, нет. Что происходит?

Тепло его прикосновения исчезло. Дверь на лестницу распахнулась, и он исчез.

Глава 28

– Ну же. Ты можешь поднять вес и больше этого.

Внутри я вся закипела от хриплого голоса Салема, мои руки сильно дрожали под 54-киллограммовой штангой.

– Я поднимаю вес больше моего собственного, ублюдок, – я лежала на спине, напрягаясь с мучительным усилием, чтобы поднять штангу достаточно высоко и вернуть ее на стойку.

Мои мышцы горели и дрожали. Я не могла… толкнуть ее… вверх… Последние силы покинули меня. Мои пальцы потеряли хватку, и штанга накренилась.

Салем поймал ее в мгновение ока и легко поставил на стальные опоры одной рукой… бл*дский показушник.

С прерывистым выдохом я рухнула на скамейку, свесив руки к бетонному полу. Вонь моего пота пропитала тренировочный зал, тяжелый звук моего дыхания сотрясал спертый воздух. Жители делили это огромное пространство и все его причудливое оборудование, но сейчас мы с Салемом были предоставлены сами себе.

Он возвышался надо мной, его лицо нависало надо мной вверх ногами. Он нежно погладил меня по щеке и заправил за ухо мокрую прядь волос.

– Красивая, – его взгляд был таким же ярким, как летнее небо, пока он покрывал поцелуями мои покрытые хлопком груди, короткие шорты и голые ноги, прежде чем вернуться к моему лицу. – Иногда из-за тебя так чертовски трудно дышать.

Мое собственное дыхание застряло в горле.

Прошло три недели с тех пор, как он оставил меня безмолвной и барахтающейся в гараже. Три недели с тех пор, как я спрашивала его о других женщинах или требовала, чтобы он позволил мне укусить его. Я покинула гараж, сосредоточившись на одной вещи – его почти-признание в любви.

С тех пор я каждый день настаивала, подталкивала и умоляла. «Ты любишь меня?» «Пожалуйста, скажи мне». «Мне нужно, чтобы ты сказал это». Его реакция всегда была одной и той же – страстное желание в глазах, дрожащее на губах признание, за которым следовало полное и абсолютное молчание.

Мне не нужно слышать эти слова. Мне нужно, чтобы он сам принял их.

Теперь, глядя на него снизу вверх, я видела в его взгляде ту же напряженность, что и в последние несколько недель. Черт побери, это выражение не уходило из его глаз ни на секунду – в особняке, в лагере, и каждое мгновение, которое мы проводили вместе в его утопии.

Он любил меня.

Я позволила жестокости его предательства затуманить мое понимание и заставить поверить в обратное. Но вот о чем я не задумывалась, так это о его истинных мотивах. Он захватил меня в плен, потому что не мог убить. Лгал мне из страха потерять меня. Принудил меня к публичному сексу, чтобы защитить меня.

Он преследовал меня со всей грацией дьявола, его мораль была моралью победителя. Но он любил меня, по-своему, своими словами.

«Я хочу трахать тебя, лелеять и защищать до конца наших дней».

Его любовь была грубой и извращенной, темной и неохотной, но она была настоящей. Я видела это в том, с каким обожанием он смотрел на меня. Я слышала это в том, как прерывалось его дыхание каждый раз, когда встречалась с ним взглядом. Я чувствовала это в бессознательных движениях его пальцев в моих волосах. Вкушала это в самоотверженной сладости его поцелуев.

Когда он сбежал из гаража в тот день, я поняла, что он не просто любит меня. Он любил меня так сильно, что это приводило его в ужас.

Я знала, что он никогда раньше не был влюблен и никогда не получал любви от другого человека, даже от своей собственной матери. Хреновее всего было то, что я любила его и никогда не говорила об этом словами. Вместо этого я совершала бесчисленные покушения на его жизнь. Неудивительно, что он закрылся, когда я потребовала, чтобы он признался в своих чувствах.

Любовь могла бы победить все, но в его случае это было буквально. Любовь не просто победит его. Она может превратить его в пепел.

В моей груди вспыхнуло пламя, как бывало всегда, когда я думала о его смерти.

Салем опустился на колени рядом со скамейкой, его торс оказался на уровне моей головы, а перевернутое лицо – в нескольких дюймах от моего. Его пальцы нашли мои волосы, расчесывая их с болезненной нежностью.

«Я люблю тебя». Черт, мне просто нужно было сказать эти слова.

Он наклонился ко мне, и его губы терпеливо и скромно коснулись моих губ. Это не тот поцелуй, который ведет к сексу. Это его язык преданности. Каждое нежное прикосновение его языка говорило мне, что я прекрасна и лелеема. Отчаянная напряженность в его глазах говорила, что я необходима и любима.

«Я люблю тебя». Мне нужно сказать это так, чтобы это прозвучало, как будто я говорю это всерьез, хотя и не всерьез.

Мягкое скольжение его пальцев по моим ключицам прошептало тысячу извинений. Его прикосновение призрачно скользнуло по моей груди, оплакивая эмоциональные шрамы. Салем провел пальцем по моим ребрам, молча обещая свою защиту, поклоняясь мне, любя меня.

«Я люблю тебя». Если бы я могла изобразить это, то это не по-настоящему. Если бы это было не по-настоящему, мне не пришлось бы выбирать.

Но я не могла притворяться. Я пыталась. Бл*дь, я пытался каждую секунду каждого дня в течение нескольких месяцев. Не имело значения, что его предательство запятнало нашу связь. Моя любовь к нему выжила, пылая в сердцевине нашей связи так же сильно, как и всегда.

Мое сердце покрыто синяками, мое доверие разбито вдребезги, и если бы между нами был только секс, я бы приняла его в свое тело без раздумий и привязанностей. Но это не так.

Его пальцы прошлись по моей коже успокаивающе, смиренно и без претензий, и моя кровь запела. Дышащая, фундаментальная основа моей души была так глубоко пропитана его душой, что я оказалась бессильна против него.

– Что ты собираешься делать, Доун?

Я поймала его взгляд, и мой голос дрогнул.

– Что?

– Ты собираешься любить меня без всяких условий? Или убьешь меня, чтобы спасти человечество? Ты не можешь сделать и то, и другое.

Каждый мускул в моем теле напрягся. Все всегда сводилось к этому. Выбор между ним и будущим человечества. Как могло пророчество быть таким жестоким? Оно украло мою мать и опустошило моих отцов. Сколько еще людей нужно принести в жертву?

Я вынуждена была верить, что есть другой путь. Если бы Салем просто отпустил свой страх и предложил свою вену, я могла бы приманить живой яд в его крови. Я знала, что мои клыки предназначены для того, чтобы извлечь его и разорвать звенья. Я могла сделать это медленно, осторожно. Я бы остановилась, если бы это причинило ему боль. Ему необязательно умирать.

– Ты владеешь моим сердцем, – я села и с убеждением посмотрела ему в глаза. – Если ты отдашь мне свое, я его не уничтожу. Я буду осторожна.

– Ты хоть понимаешь, как это извращенно звучит? – он встал и прошелся по комнате, приглаживая руками волосы. – У тебя нет никакого подтверждения, никаких научных доказательств…

– У нас нет никаких доказательств или подтверждения, что мой укус убьет тебя, – я встала, расправив плечи, и мой голос звучал с силой. – Мы должны попытаться.

Опустошение исказило его лицо. Он не хотел отказывать мне. Я видела это в его струящемся взгляде, его потребность дать мне то, что я хотела, боролась с его страхом перед последствиями. Я знала, что он думает о том, как Кип испепелился под моим укусом. Я не просто просила Салема рискнуть своей жизнью. Я просила его рискнуть жизнью каждого гибрида под его крышей. Согласно пророчеству, я покончу с ними всеми.

Но на этот раз он не сказал «Нет».

Я осторожно приблизилась к нему, и мой пульс бешено колотился от ужасного противоборства в его взгляде. Мне очень хотелось успокоить его, и я ускорила шаг, скользя руками по его обнаженной груди.

Урчание завибрировало в его горле, и он обхватил меня руками, притягивая к себе и прижимаясь губами к моему лбу.

– Что ты со мной делаешь?

Я погладила его скульптурную грудь и выпуклые плечи. Салем соблазнял меня красотой и дразнил свирепым характером. Но именно та изысканная манера, в которой нас тянуло друг к другу, делала меня слабой в его присутствии.

Чем больше я прикасалась к нему, тем чаще дышал Салем. Он наклонил голову, касаясь своей щекой моей, и еще ниже, пока его горло не оказалось на расстоянии укуса.

Мои десны болели, отчего по зубам прокатился импульс. Он обнажил горло, и каждая жилка на его шее напряглась. Он предлагал или дразнился?

С колотящимся сердцем я схватила Салема за плечи и подалась к нему. Мои клыки оцарапали его кожу, и его тело стало совершенно неподвижным. Я стояла на краю пропасти, ожидая, когда он сделает следующий шаг. Выскочит ли он из комнаты или прижмется ко мне еще теснее?

Салем дернулся совсем чуть-чуть, ровно настолько, чтобы мои клыки вонзились ему в горло, не повредив кожу. Я не шевелилась, не дышала.

Затем я почувствовала это – мгновение, когда тишина сменилась с надежды на отчаяние. Его мышцы напряглись, и все его настроение помрачнело, закрываясь от меня. Тепло покинуло его тело, и в следующее мгновение, единственным, что я держала, оказался холодный пустой воздух.

Я уставилась на вращающуюся дверь и пустой коридор за ней. Салем давно ушел и забрал мое сердце с собой. Но у меня осталось его сердце. Я потерла грудь. Связь между нами была чрезмерно чувствительной, но в то же время настойчивой и нерушимой. Он мог бы убежать на другой конец света, но не сумел бы избежать грубых эмоций, которые объединили нас вместе.

Я вернулась в нашу спальню и больше не видела его до того вечера, когда он принес мне ужин.

– Пойдем со мной в столовую, – он задержался в дверях.

Столп силы, заключенный в черную кожу – он владел самим воздухом, который окружал его. Но выражение его лица было настороженным, глаза смотрели куда угодно, только не на меня.

Моя нерешительность заставила его сжать челюсти, и он ушел без моего ответа, закрыв дверь и заставив мои клыки исчезнуть.

Могу ли я винить его? Я надела потрепанную ночную рубашку, не собираясь выходить из комнаты. Отвернувшись от двери, я уставилась на тарелку с едой, которую он принес. Мясо, вероятно, пахло восхитительно, но единственное, что я чувствовала, – это вонь собственной слабости.

Я хотела, чтобы Салем преодолел свои страхи и рискнул своей жизнью, но я не могла даже выйти в комнату к женщинам, которых он трахнул. Или не трахнул? Или все еще трахался с ними? Образы того, как он входит в Макарию, скрутили мой желудок. Мне нужно повзрослеть и избавиться от своей ревности. Он любил меня, и мы не сдвинемся с мертвой точки, если оба не приложим усилий.

Час спустя я топталась и тянула время перед зеркалом в полный рост, которое висело в ванной комнате. Черный кружевной корсет стягивал мою талию и приподнимал мои груди налитыми холмиками. Атласная юбка собралась в нескольких местах, создавая струящийся эффект на шлейфе, который шелестел в такт моим шагам. Соблазнительно короткий подол спереди напоминал мини-юбку, а сзади волнами спускался до пола.

Когда швеи в Канаде дали мне этот наряд, я отказывалась. Я не нуждалась в изысканном дерьме. Но каким-то образом тот наряд проник в мой рюкзак и в комнату Салема. Я подозревала, что он имеет к этому какое-то отношение.

Я натянула сапоги до колен на голые ноги. Несколько взмахов моих пальцев распушили волны рыжих волос, которые упали мне на плечи и вились локонами вокруг ребер. Я ущипнула себя за щеки и промокнула губы свекольным соком, чтобы немного окрасить.

Когда я отступила назад и посмотрела на свое отражение, у меня перехватило дыхание. Я выглядела иначе. В хорошем смысле иначе. Погранично жарко. Может быть, достаточно сексуально, чтобы побудить Салема стремительно вынести меня из этого зала ужасов обратно в спальню, где этот болезненный корсет разорвут в клочья так, что он не будет подлежать восстановлению.

Я боялась идти туда, но мне нужно это сделать. Я хотела этого, и не по тем причинам, которые должны были бы управлять дочерью Ив. Это должна быть расчетливая миссия, но это не так. Это просто я, страстно желающая вызвать улыбку на его лице, жаждущая сделать его счастливым.

Глубокий вдох приподнял мою грудь и пронзил болью ребра. Милостивый ад. Больше никакого дыхания.

Я напряженно зашагала по коридору к центральному узлу. Сначала показалась комната для оргий, где воздух вибрировал от музыки и был густым от запаха крови и секса. Гибриды выходили из столовой, смеясь, куря и загоняя в угол превосходящих их по численности женщин. Женщины улыбались и флиртовали в ответ. Двое из них были людьми. Никаких признаков Макарии.

Салема среди них не было, что подтверждалось отсутствием моих клыков. Я прошла в столовую. Никто не смотрел прямо на меня, но я чувствовала, как их взгляды обжигают мне спину. Моя кожа покрылась мурашками, а живот затрепетал от волнения, когда я обошла вокруг столов, ища единственное, которое я хотела бы видеть.

Почему мои клыки не удлинились? Где он, бл*дь? Я бы прошла мимо него, если бы он вернулся в комнату.

Я снова пронеслась взглядом по всему пространству, и поднялась паника. Мои ладони сделались липкими.

Эребус сидел за угловым столиком, его белокурая голова возвышалась над другими гибридами, с которыми он ел. Он не смотрел в мою сторону, но я чувствовала, что он наблюдает.

Я подошла к нему, осматривая каждого гибрида в комнате.

– А где Салем?

Он не обратил на меня внимание. Никто и бровью не повел в мою сторону.

Салема здесь не было, и Макарии тоже.

Отрицание заставило мой позвоночник выпрямиться. Он был лжецом, но любил меня. Это нельзя сымитировать. Он не предаст меня.

Он уже сделал это!

Но не так, как сейчас. Только не с другой женщиной.

Он никогда не говорил, что моногамен.

Колючие крючки сомнения впились в мое сердце.

Я попятилась от стола, тяжело дыша, мои руки дрожали. Ужас так яростно скрутился в моем животе, что каждый вздох стал мучительным уколом боли.

Комната продолжала гудеть шумом веселья, все мужчины и женщины ели и разговаривали, как будто меня не существовало. Я прижала медальон к корсажу и вышла на нетвердых ногах, проводя языком по зубам и призывая клыки появиться.

Несмотря на огненный шар в горле, я высоко подняла подбородок, прошла через комнату для оргий и вошла в зал, в который заходила всего пару раз. Мои клыки не появлялись, а кровь горела еще жарче. Как только я выскользнула из поля зрения, мое самообладание рухнуло. Мое лицо болезненно исказилось, дыхание стало хриплым, а ноги понесли меня вперед.

Я никогда не бывала в комнате Макарии, но я обратила внимание, где она. Я знала, по какому коридору она уходила и за какой дверью спала. Теперь я бежала туда, и рев моего сердца заглушал стук моих сапог.

Задыхаясь от горя, я остановилась у последней комнаты справа и взялась за ручку. Заперто.

Твердое дерево стояло между мной и тем, что ждало с другой стороны. Я подняла руку, чтобы постучать, но она сильно дрожала. Прежде чем мой кулак коснулся двери, раздался приглушенный звук. Мужское рычание.

Мои клыки удлинились. «Нет, нет, нет!» Я не могла разжать челюсти, и бритвенно-острые кончики пронзили мои губы. Кровь хлынула на мой язык. Влажное тепло стекало по моему подбородку, и слезы застилали мне глаза.

Очередной хрип заставил меня ударить кулаком в дверь. Я постучала сильно и быстро и зажала рот ладонью, чтобы подавить гортанный всхлип. Давление внутри меня было настолько невыносимым, что я не могла думать связно.

Мое прерывистое дыхание замерло, когда дверь открылась.

Салем стоял на пороге, без рубашки, в расстегнутых штанах, едва держащихся на бедрах, его лицо было напряженным и белым от шока.

Резкий звон ударил мне в уши, и ужасный болезненный звук сорвался с моих губ.

– Зачем?

– Доун, – сдавленный звук, полный сожаления.

«Этого не может быть. Этого не может быть».

Я убрала руку ото рта, мои пальцы были в крови. Мне нужно увидеть. Замкнувшись в туннельном зрении и сосредоточившись на единственной цели, я ударила его и протолкнулась мимо. Я должна знать.

– Нет, Доун. Стой. Послушай меня, – он схватил меня за бицепс, останавливая движение, но было уже поздно.

В другом конце комнаты обнаженная Макария лежала на кровати – светлые волосы веером рассыпаны по спутанным простыням, ноги раздвинуты, ладонь между бедер.

Я больше не чувствовала его пальцев на своей руке, не чувствовала вкуса крови на губах, не слышала его умоляющего голоса.

Все внутри меня затихло.

Ничего не чувствую.

Бескровная.

Не могу дышать.

Темнота.

Мне все равно.

Пустая.

Глава 29

Я вернулась в спальню как в тумане. Мои ноги двигались. Мои легкие набрали воздуха. Мое сердце качало кровь. Но я этого не чувствовала. Я ничего не чувствовала.

Зловещий шепот опустошал мои внутренности, питаясь остатками моей души, но я закрыла свой разум для него. Пока я в оцепенении, больно не будет.

В комнате я свернулась клубочком у сейфа, в котором хранились мой лук и кинжал, и погладила холодный металл. Демон с черными волосами и серебряными глазами сел на полу в нескольких футах от него. Его недовольство выражалось в ряби мускулов. Его губы шевелились, и сильные слова сотрясали воздух.

Слова.

Вранье.

Грязь.

Он погнался за мной обратно в комнату и попытался смыть свою грязь в душе, но она была в его крови, в его генах. Он истинный сын своей матери.

Слезы отвращения наворачивались на мои глаза, когда я смотрела на его монолитную осанку, расчетливую сексуальную привлекательность и смертельно красивые черты. Как наивно было думать, что он мой. Как отвратительно, что я вообще хотела его. Он мой мучитель, моя погибель и мой злейший враг.

Мокрые волосы прилипли к его резко очерченному лбу. Капли воды блестели на его лишенной вен груди. Он кричал и показывал на мой рот, его лицо пылало, но мой слух периодически ослабевал.

– Ты… слушаешь… я не… – его голос то стихал, то снова раздавался. – Может… вены… твои клыки…

Мне нравились эти отрезки тишины. Опустив плечи на пол, я свернулась на боку, прижав колени к груди. Периодическая тишина была странно умиротворяющей, как мерное дыхание перед смертью.

Холодные пальцы коснулись моего лица, нарушая мой уединенный покой. Его руки были кислотой на моей коже, его токсичность проникала в мои поры и находила свой след в моей груди. Ужасный рывок моего сердца ощущался так, словно его разрывали на части и опустошали.

Как же мое сердце все еще бьется? Я скорее умру, чем буду вынесу муку, которая терзала мое спокойствие. Страдание от его зла хотело поглотить меня. Оно хотело зарыться глубоко внутрь и заставить меня страдать. Я не могла допустить этого.

– Доун! Приди в себя, – потребовал он, и отчаяние в его хватке заставило меня посмотреть ему в глаза. – Я не вижу своих вен. А ты видишь? И твои клыки… – он приподнял мою губу, его глаза были дикими и лихорадочными. – Они исчезли.

Я провела языком по зубам с энергией улитки. Моих клыков там не было. Его грудь и шея не светились. Если только семьдесят с лишним гибридов не погибли или не сбежали на поверхность, связь между ними и Салемом была разорвана. Поджарена до пепла, как и узы, которые я разделила с ним. Если бы меня еще что-то волновало, я могла бы подумать о поэтической правильности его саморазрушения.

– Я не вижу твоих вен, – бесстрастно произнесла я, пряча лицо от его прикосновения. – Твои гибриды умерли?

– Нет, и меня это не волнует. Я не могу… – Салем толкнул меня на спину и прижал ладонь к моей груди. – Я не чувствую нашей связи, – его дыхание было поверхностным, рука дрожала на моей груди. – Я тебя не чувствую.

Я смотрела на него в холодном отчаянии.

– Ты сломал нас.

– Нет! – он схватил меня за волосы. – Я не…

– Ты не совал свой член в эту женщину? – я перекатилась на бок и повернулась к нему спиной.

– Не делай этого, – приказал он громко и достаточно агрессивно, чтобы задребезжал потолок. – Ты от нас не откажешься.

Я рассмеялась, звук был глухим и безумным, эхом отдаваясь в пустой пещере.

– Ты отказался от нас, как только вошел в ее комнату.

Он продолжал издавать шум, изрыгать отчаянную враждебность, его беспокойные движения вибрировали вокруг меня. Я отключилась от всего этого и сосредоточилась на себе, ища утешения в оцепенении. В конце концов, мне придется вытащить себя из этого и столкнуться с адовым пламенем жестоких эмоций. Но не сейчас. Прямо сейчас, мне просто нужно омертвевшее облегчение отрешенности.

Я не собиралась дышать, но воздух проходил через мои легкие, пока мое тело бездумно делало свою работу. Дыхание было болезненным, хотя и стесненным стальным каркасом корсета.

Он бубнил о том, как прекрасно я выгляжу в таком наряде, и в его голосе слышалось раскаяние. Затем моя одежда исчезла, и я уже лежала на кровати, закутанная в одеяла и запахи обмана.

Эребус приносил нам еду и шепотом говорил с Салемом, даже не взглянув в мою сторону. Салем никогда не покидал меня. Он не переставал прикасаться ко мне, не умолкал. Может быть, все это рычание выжжет его голосовой аппарат. Может быть, он избавит себя от страданий и выйдет на солнце.

Дни приходили и уходили. Может быть, недели. Потеря надежды на будущее держала меня в безвременном вакууме. Я не говорила и не двигала руками и ногами. Были целые вечности, когда я не открывала глаз.

Почему я не могу двинуться дальше? Потеря нашей связи ранила меня до глубины души, но было ли это хуже, чем обычное разбитое сердце? Может быть, моя потребность в нем была в каком-то смысле биологической, и отсутствие связи ослабило меня почти до смерти? Я должна была бы разозлиться и взбеситься, но внутри у меня ничего не осталось. У меня не осталось сил бороться. Поэтому я позволяла ему нести меня в ванную и обратно, купать, чистить зубы и загонять питательные вещества в мое горло. В какой-то момент, он перестал надевать на меня одежду.

Он мог каяться и смотреть на меня с океаном сожаления в глазах. Прощения не будет. Не от того безжизненного существа, которым я стала. Я была подвешена в постоянном состоянии отрешенности, где я не чувствовала горечи, не страдала от боли и не боялась смерти. Я также не заботилась о том, чтобы придумать свой собственный конец. Это было бы слишком трудно, так как он никогда не покидал меня.

Салем ходил вокруг кровати, его волосы торчали во все стороны от постоянного дерганья.

– Прошло уже десять дней. Десять гребаных дней, – его взгляд скользнул по моему телу, где я лежала обнаженная и безучастная на матрасе. – Что я могу сделать, Доун? Что я могу сказать, чтобы все исправить?

– Верни мне мои клыки, – мой голос был хриплым от неиспользования. – Чтобы я могла разорвать тебе глотку.

Он замер возле кровати. Неважно, что я говорила. Тот факт, что я что-то сказала, придал его лицу слишком много надежды.

– Я бы дал тебе твои клыки, если бы мог, – он придвинулся ко мне, оседлав мои бедра и обхватив ладонями мое лицо. – Черт, я бы тебе все отдал. Мою вену. Мою жизнь. Просто, пожалуйста, вернись.

– Ты чуточку опоздал, – я обнажила свои человеческие зубы в одеревеневшей, безжизненной улыбке.

– Мне очень жаль, – он прижался своим лбом к моему, и его голос был хриплым от отвращения к самому себе. – Так чертовски жаль. Я облажался, но я собираюсь исправить это. Просто поговори со мной.

Я уже сказала ему больше слов, чем он заслуживал, и желание сбросить его вес с себя становилось сильнее с каждой секундой. Но моя борьба возбуждала его. Любой признак жизни ободрял его.