Текст книги "Том 3. Лорд Аффенхем и другие"

Автор книги: Пэлем Вудхаус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 41 страниц)

Надеясь против всякой надежды,[55]55
  Надеясь против всякой надежды… – См. Библия, Рим., 4:18. (В синодальном переводе: «Он, сверх надежды, поверил с надеждою…»)


[Закрыть] что любимая женщина просто пьет чай с женой хозяина, он подошел к упомянутой даме и узнал от нее, что чай Вера пьет, но в кафе. Действительно, она была в «Гардении» и гладила там усы давешнему чудищу, о котором, по своему коварству, отзывалась так плохо.

Повторилась история с галстуком, но в худшем, гораздо худшем варианте. Сейчас и речи быть не могло о профессиональных жестах. Кроме того, усы – не галстук. Словом, творились дикие бесчинства, которых он, собственно, ждал.

Сжав кулаки, Сидни Чибнел встал в дверях мясной лавки, чтобы немного подумать.

Тем временем Вера Пим закончила свои исследования. Как она и предполагала, усы оказались фальшивыми – пальцы явственно ощутили какую-то клейкую марлю. Сделав все, что может сделать слабая женщина, она встала, чтобы немедленно позвонить жениху.

– Очень хорошие усы, – сказала она, немного задыхаясь, словно нашла на чердаке расчлененное тело. – Высший сорт. Ну, мне пора. Спасибо за угощение.

Мистер Дафф немного удивился такому поспешному уходу, но, расплатившись, ушел и сам. На улице с ним случилось точно то же самое, что вчера – кто-то опустил ему на плечо тяжелую руку. Правда, нынешний рукоопускатель был покрасивей вчерашнего; но это не так уж существенно, ибо тонкие черты искажала дикая ярость.

Если бы миссис Стиптоу узнала, что ее дворецкий может быть таким, она была бы глубоко шокирована. Осудила бы она и тембр голоса.

– Эй! – сказал он.

– Ой! – сказал мистер Дафф.

– Минуточку!

– Что вам, собственно…

– Сейчас расквашу морду.

– Кому?

– Вам.

– Зачем?

– Вы не знаете? – Чибнел неприятно лязгнул зубами. – Ха-ха! Он не знает, видите ли!

В те давние дни, когда Джимми Дафф метал молот, он быстро бы разобрался в ситуации. Но годы – это годы, ему не хотелось вульгарной потасовки. Враг был подтянут и мускулист, сам он набрал весу, да еще был набит по горло всякими пончиками.

Официантка почти не удивилась, когда он влетел в «Гардению» с редкостной для его лет прытью. Завсегдатай, можно сказать, едва ли не попечитель, – и она улыбнулась ему.

– Еще чаю?

Мистер Дафф плюхнулся в кресло.

– Пончиков?

– Ык.

Официантка смотрела на него, как смотрит проповедник на раскаявшегося грешника. Если бы на свете было больше таких людей, думала она, свет был бы значительно лучше.

– Этот джентльмен с вами? А, мистер Чибнел! Здравствуйте, мистер Чибнел.

– Здрассь.

– Какая хорошая погода.

– Да уж, лучше некуда.

– Ваша невеста только что ушла.

– Видел.

– Они пили чай с мистером… э…

– Видел.

Ощутив в его ответах некоторую сухость, она пошла за пончиками.

Чибнел, уже присевший к столику, сокрушался о том, что дал врагу нырнуть в святилище. Мистер Дафф, напротив, радовался, что злодей чтит хоть какие-то условности человеческого общежития.

– Жду на улице, – сообщил тот.

Мистер Дафф не ответил. Из замечаний официантки он вывел причину этих странных поступков и понял, что объяснить не сможет ничего. В этом мире судят по действиям; чистота сердца – не видна.

– Ясно?

– Вот и пончики, – сказала официантка с материнской нежностью.

– Так я жду.

Чибнел выскочил на улицу. Официантка ласково поглядела ему вслед.

– Это наш мистер Чибнел, – объяснила она. – Дворецкий из усадьбы.

– Вот как?

– Какой красивый, а? Я всегда думала, что они все толстые, много портвейну пьют, а он у нас – прямо чемпион.

– Да?

– Самый лучший боксер. Всех на лопатки положил, хе-хе-хе. Прямо лев или эта, пантера. Что ж вы пончиков не едите?

– Как-то не хочется…

– Тогда я вам пирожных принесу. Вы любите с кремом, да? Такие розовые.

Когда Чибнел входил в гостиницу, Вера Пим как раз повесила трубку, до него не дозвонившись. Встряхнув медной гривой, она кинулась к нему.

– Вот ты где! А я звоню, звоню, – она огляделась. – Сидни, они фальшивые!

– Как и ты.

– Что?

– То. Я все видел.

– Когда?

– Сейчас. Тебя с этим типом.

Вера Пим широко раскрыла свои прекрасные глаза.

– Ты что, не понял?

– Понял, как не понять! – он глухо засмеялся. – А еще говорила, он злодей!

– Злодей и есть. Я решила проверить. Вообще-то я там сидела, он вошел, и я воспользовалась случаем.

– Еще как. Гладила его по рылу.

– Что ты! Я усы щупала.

– А какая разница?

– Такая. Сидни, они фальшивые!

– Что?

– То.

– Нет, ты всерьез?

– Еще бы!

– Значит, не гладила?

– Щупала, сказано тебе!

Чибнелу стало легче. Недавно он походил на Артура, беседующего с Гиневерой;[56]56
  …на Артура, беседующего с Гиневерой… – речь идет о том эпизоде из легенд о короле Артуре, когда он застал свою жену с рыцарем Ланселотом. Несомненно, Вудхауз имеет в виду то, как это рассказано в поэме А. Теннисона «Королевские идиллии».


[Закрыть] теперь – на дворецкого, которому стало легче.

– Вот оно что!

– Да. Сидни, а я что вспомнила! Вчера, ты еще не пришел, он спрашивал, где усадьба.

– Нет, правда?

– Ну! А этот твой Уэзерби говорит: «Лицо знакомое». Прямо, знакомое! Работают вместе, шайка. Уэзерби проник в дом и впустил его, они все вытащат.

– Да-а-а!

– Называется «подсадная утка».

– Вроде верно…

– А то!

– Ночью этот Уэзерби рыскал. Соловья слушал, видите ли! Значит, ты думаешь, это банда? Что ж он усатого сразу не узнал?

– С усами не видел. Ты смотри, еще зарежет в постели! Чибнел обиделся.

– Куда ему! – Он показал бицепс. – Потрогай!

– А у него автомат.

– Нет у него автомата!

– Почем ты знаешь? В общем, смотри в оба.

– Ладно.

– И денег не бери.

– Не брать? – усомнился Чибнел. – Ну, это уж ты слишком!

Тем временем мистер Дафф, сидевший в кафе «Гардения», расстегнул три последние пуговки на жилете и откинулся в кресле, тяжело дыша. Под бдительным взором официантки он съел пирожные, и она обещала принести еще. Он знал, что придется за них заплатить, и не только деньгами.

Пирожные прибыли. Официантка взглянула на мистера Даффа, как ученый – на морскую свинку.

– Знаете что, – сказала она, вдохновленная свежей мыслью, – скажу кухарке, пусть спечет вам блинчиков. Хорошо?

Мистер Дафф обреченно кивнул. Желудок это заметил и болезненно сжался. Его уже ничто не удивляло, он давно оставил попытки хоть что-нибудь понять.

Глава XIV

Приближался час приема, всколыхнувшего местную знать, а Сидни Чибнел страдал и метался.

Дворецкие думают иногда, что больше им не выдержать, и чаще всего это бывает, когда нервная хозяйка то и дело тебя дергает. Звонок звенел непрестанно. Миссис Стиптоу осведомлялась, как там оркестр, как закуска, как новые слуги и так далее.

Однако все это неизбежно перед большим приемом. Труднее были мысли о таинственном Джосе. Чибнел потому и страдал, потому и метался, что тот обретал возможность грабить дом сколько душе угодно. Если дворецкий – в саду, а грабитель – в доме, дело плохо, хуже некуда.

Выпив рюмочку-другую, Чибнел напряг свой могучий ум и кое-что придумал. Миссис Стиптоу была на террасе, смотрела в небо. Оно ей не нравилось.

– Да, Чибнел?

– Простите, мадам…

– Над теми деревьями – туча.

– Да, мадам.

– О Господи! Сейчас хлынет. Ну что за погода? Кто ее выдумал?

– Я хотел бы поговорить об этом Уэзерби, мадам.

– А что такое?

– Я не уверен, что можно оставить его в доме, пока мы здесь, мадам.

Миссис Стиптоу оторвала взоры от тучи, расползавшейся, словно клякса.

– Вы думаете, он вор?

– Уверен, мадам.

– Что же нам делать?

– Я бы предложил, мадам, вызвать его сюда, как бы на помощь. Тогда я смогу за ним смотреть.

– Умно, – признала хозяйка. – Очень умно. Замечательно! Чего не скажу о погоде. Сейчас хлынет.

– Боюсь, мадам, придется перейти в гостиную.

– Будет толкучка. Да вообще никто не придет, дождя побоятся! Вы бывали в Калифорнии?

– Нет, мадам. Мне не доводилось посетить Соединенные Штаты, но я об этом мечтал.

– Одно слово – рай!

– Так я и думал, мадам, после беседы с одним американцем. Я встретил его в молочном баре. Он очень хвалил свой штат.

– Знаете, как там живут? Никакого дождя. Посылай приглашения хоть за две недели, погода не подведет. А здесь… Идите поговорите с Уэзерби.

Чибнел ушел и вернулся через три минуты.

– Поговорил, мадам.

– Значит, все в порядке?

– Нет, мадам. Он отказался.

– Что?!

– Отказался, мадам. Говорит, не имеете права по законам лакейской гильдии. Такой гильдии нет, мадам.

– Ну, знаете! Идите снова, передайте…

Миссис Стиптоу замолчала. Она уже собралась уволить мятежного Джоса, но на террасу вышло Прекрасное Видение. Как на рекламе «Что носит элегантный мужчина», Говард Стиптоу сверкал от ботинок до шляпы, венчающей тыквенную голову. Птицы и те защебетали, увидев серый костюм, у пчел занялось дыхание от белоснежной рубашки, жуки советовали друг другу взглянуть на цветок в петлице. А миссис Стиптоу, ожидавшая увидеть замусоленного мотоциклиста, изменила свои намерения. Если вор может сделать это, Бог с ним, пускай ворует!

– Что вы сказали, мадам?

– Так, ничего.

В эту минуту хлынул ливень.

Джос решал кроссворд в гостиной для прислуги, думая о том, когда же гости так наедятся сэндвичей и упьются чаем, что можно будет приступить к делу. Тут и вошел Чибнел.

– А, Чибнел! – приветливо сказал Джос. Дворецкий был холоден.

– Вас просит мистер Стиптоу.

– То есть миссис?

– То есть мистер. Он у себя.

– То есть в саду?

– У се-бя. Если вы потрудитесь взглянуть в окно, то увидите, что идет дождь.

Джос посмотрел в окно и дождь увидел.

– Верно! Как же там с приемом?

Чибнел не хотел вдаваться в беседу, но тема уж очень его трогала.

– Все к собакам. Почти никто не пришел. Кто есть, сидят в гостиной. А что с миссис Стиптоу!

– Прекрасно себе представляю. Жаль ее, жаль, ничего не скажешь. Значит, папаша у себя? Сбежал? Нехорошо! Его место – в первых рядах. Пойду пристыжу.

При всем своем доверии к мастерству Томаса и послушанию хозяина, Джос удивленно ахнул, войдя в комнату.

– Ну, Стиптоу! – сказал он. – Да вы просто Аполлон! Мистер Стиптоу отмахнулся от заслуженных комплиментов.

– Вот что…

– Так я и знал, что вы это скажете.

– Вот что, я влип, – мистер Стиптоу нервно вцепился в цветок. – Портрет красть будете?

– Жду подходящего момента.

– Не ждите. Крадите сейчас. Сказано, я влип.

– Это я понял. А что случилось?

Мистер Стиптоу приник к нему и зашептал:

– Вот что…

– Да? – откликнулся Джос, отодвигаясь и вытирая ухо.

– Я все сделал, как вы сказали. Повел их за конюшню, стали мы играть…

– Очень хорошо.

– Хорошо? Они меня обчистили.

– Обчистили?

– Обыграли. Был там такой баронет с прыщами… Ну, это я вам скажу! В общем, обещал им завтра отдать. Вы представляете? Они меня ославят на все ихнее графство! Она узнает! О-ох!

– Что она вам сделает?

– Да что угодно!

– Понимаю. Что ж, надо спешить. Собственно говоря, в ту столовую сейчас никто не пойдет.

– Они пьют чай.

– Значит, сидят в гостиной. Ножнички взять можно?

– Нет у меня никаких ножничек!

– Тогда – бритву.

Вырезая портрет, Джос думал о том, идти ли в «Розу и корону», пока плеск дождя о стекло не подсказал ему ответа. Он вышел в коридор и огляделся. Никого не было. Он поднялся по лестнице – и встретил Салли, которую хозяйка посылала за часиками.

– О! – сказала Салли.

– А! – сказал Джос.

– Я прямо подскочила.

– Все больная совесть! Вас-то мне и надо, юная Салли. Давно хочу поговорить.

– О чем?

– Да уж есть о чем. Пришло время сесть за стол переговоров. Прошу!

– Это спальня миссис Стиптоу.

– И прекрасно, – сказал Джос. – Где может быть тише и уютней?

Глава XV

Закрыв двери, он спросил:

– Что за чушь я слышу? Вы выходите замуж.

Именно так говорит гувернантка с вороватой воспитанницей; и Салли обиделась.

– Простите? – с холодным достоинством переспросила она.

– Правильно, – одобрил Джос. – Может, и прощу, если это – сплетни. Так выходите или нет?

– Выхожу. Разрешите узнать, какое вам до этого дело?

– В жизни не слышал такого глупого вопроса. На вас женюсь я.

– Да? Не знала.

– Теперь знаете. Мы же созданы друг для друга. Я это понял, как только вы вошли в кабинет. А вы не поняли? Странно. Это коту ясно. Вот – я, вот вы, вот мы с вами. Видимо, вы глупее, чем я предполагал.

– Не надейтесь, смеяться не буду.

– Что, что?

– Ваше остроумие до меня не доходит. Джос удивился.

– Остроумие? Вы думаете, я шучу?

– Конечно. Не всерьез же говорите.

– Именно всерьез.

– Вы заметили, что мы виделись два раза в жизни?

– Три, но и одного хватило бы. Это бывает. Возьмем Ромео. Возьмем, наконец, Чибнела. Зашел в «Розу», думал только о пиве – и увидел рыжую девушку. Глаза их встретились. «Вот!» – подумал он, равно как и я. Я понял, что мы созданы друг для друга в начале времен. Я вас ждал. Я знал, что мы встретимся. Словом, я вас люблю.

Салли немного растерялась. Теперь она верила, что он говорит всерьез, хотя он, подойдя к туалету, отрешенно рисовал на зеркале какие-то рожи. Вероятно, Ромео и Чибнел не рисовали бы, но он ведь странный, особенный – в общем, такой, что поневоле испытаешь материнские чувства.

– Вы бы их лучше стерли, – заботливо сказала она.

– Пожалуйста. – Он стал их стирать. – Словом, ясно. Они помолчали. Обнаружив крем, Джос мазал им кончик носа.

– Мне очень жаль, – сказала Салли.

– Ничего, ничего. О чем, собственно, жалеть? Ведь мы могли бы и не встретиться. В сущности, это чудо. А вдруг вы не пошли бы к Дж. Б.? А вдруг бы я там не сидел? Да я вообще мог уехать!

– Мне жаль, что вы ко мне так… относитесь.

– Почему?

– Все ж неприятно говорить, что любишь другого.

– Вы что, всерьез?

– У вас крем на носу.

– Бог с ним. Вы что, всерьез его любите?

– А как же иначе?

– Ну, не его же!

– Да?

– Да. Это чушь какая-то. Коту ясно. Его любить нельзя.

– Вы не знаете Джорджа.

– Его зовут Джордж? Нет, знаю. Мне слуги рассказали. Он поет романсы. Не спорьте, это уже не тайна. Чепуха какая! Неужели вас так легко разжалобить? Любить его нельзя.

Было мгновение, когда Салли об этом думала. Романсы он пел и, как многие певцы, выжимал из них последнюю каплю сиропа – в тот памятный вечер он мог бы расплавить и Медузу, даже тетя Мейбл загрустила. А наутро, хотя и недолго, Салли думала о том, не по своей ли сентиментальности приняла его предложение?

Воспоминание мелькнуло и угасло, Салли в нем раскаялась и с особым пылом вскричала:

– А я вот люблю!

Джос напомнил себе, что надо быть очень мягким, очень тактичным, и сказал:

– Да он же полный дурак.

– Ничего подобного.

– Хорошо, – согласился Джос. – Я несправедлив. Конечно, он поет, но больше ничего плохого за ним не числится. Просто мне обидно, что вы его любите. Если он женится на ком-нибудь другом, я его поздравлю. Но на вас! Это чушь, и все. Вы его, кстати, не любите. Я понимаю, почему вам пришла в голову такая дикая мысль.

– Почему?

– Коту ясно. Мамаша Стиптоу гоняла вас туда-сюда: «Сходи на кухню!», «Чеши собаку», «Скажи шоферу»…

– Прямо негр из песни!

– «Старик-река»?![57]57
  «Старик-река» – ария из мюзикла Оскара Хаммерштей-на (1895–1960) «Плавучий театр» по одноименному роману Эдны Фербер (1887–1968).


[Закрыть]

– «Старик-река».

– Вы ее знаете?

– Я ее все время пою.

– И я.

– Вот бы послушать!

– Услышите, – пообещал Джос и, как умелый спорщик, перехватил инициативу. – Пожалуйста, вот и разница. Когда я пою, я п о ю, честно, громко. А он? Стрекочет, хуже барышни.

– Вы говорили про шофера и про собаку.

– Да. Так вот, вас совсем затуркали, и вы решили: «Что угодно, только бы отсюда выбраться!» Явился этот Джордж. Вам показалось, что вы в него влюблены.

Это было так верно, что Салли даже вздрогнула, но долгая тренировка научила ее сдерживать порывы.

– Мне пора идти, – сказала она.

– Куда?

– В гостиную.

– Нет, сперва разберемся. Надо все выяснить. Вы верите в духовное родство?

– Как у нас с Джорджем?

– Не шутите в такую минуту. Какой Джордж?! Мы, слуги, называем его Кадык.

Салли уже поняла, что ей не дается холодное достоинство. Теперь не далась и суровость. Казалось бы, поставь его на место – но нет, не выходит. В конце концов, это верно. Кадык… Точно, кратко, метко.

Она невольно хихикнула.

– Нам не до смеха, – сказал Джос.

– Я вспомнила шерри, – сказала она. Джос улыбнулся.

– Ловко мы с вами, а?

– Ловко.

– А он орет: «Эй!» У меня чуть голова не отвалилась.

– И у меня.

– Духовное родство, в чистом виде. Но мы отвлеклись. А вообще-то нет! Поговорим про Дж. Б. Даффа. Вчера я его видел.

– И я.

– Он мне сказал. И очень меня удивил. По его словам, вы готовы украсть портрет, чтобы получить деньги для Джорджа.

– Да, это правда.

– Слава Богу, я вам помешаю.

– Вы думаете?

– Что тут думать!

– Да?

– Да.

– Мы с вами соперники. Победит тот, кто ловчее.

– Это я.

– Как?

– Я украл картину. Вот она, под жилетом, вроде набрюшника.

– Не верю.

– Поглядите.

– Мистер Уэзерби!!!

– Джос.

– Джос, отдайте ее!

– Чтобы вы за него вышли? Не-е-ет. Это не вы говорите. Это говорит сентиментальная дурочка, да еще и под наркозом. Сами будете благодарить.

Салли кинулась на него, как кидалась Патриция на овчарку миссис Стиптоу. Она вцепилась ему в жилет, он схватил ее за руки – и как-то вышло, что они обнялись. Тут он перестал понимать, что делает. Чибнел ему объяснил бы. Начитанный Чибнел знал, что он прижимает Салли к груди, осыпая поцелуями ее запрокинутое личико.

Сколько это продолжалось, мы не знаем, но продолжалось бы дольше, если бы лорд Холбтон не вошел в комнату. Не дождавшись Салли, миссис Стиптоу послала его разузнать, как там часики.

Глава XVI

Согласитесь, такое зрелище – не для женихов. Дверь он открыл бесшумно, они его не заметили, и какое-то время сохранялся status quo: Джос целовал Салли; Салли (сперва колотившая его кулачками) как раз начинала понимать, что она удивительно счастлива.

Лучшее «я» ее не одобрило, но что поделать? Ей казалось, что именно этого она ждала с тех самых времен, которые провела в кабинете мистера Даффа. Лорд Холбтон покашлял.

– Э, – сказал он.

По-видимому, Отелло выразился бы иначе; но еще спасибо, что самый тон не выдал облегчения. Лорд Холбтон только и думал, как бы выкрутиться, не погрешив против чести, – и вот, пожалуйста. Слово Холбтонов – это слово Холбтонов, но не в таких же случаях!

– Э… а… – сказал он.

Джос выпустил Салли, как и требует вежливость. Если уж этот тип появился, надо с ним поболтать.

– Привет!

– Кто вы такой?

– Уэзерби.

– Лакей Стиптоу!

– Он самый.

– Ну, знаете! Так нельзя, – лорд Холбтон повернулся к Салли, – это нехорошо. Со слугами не целуются. Между нами… э… все кончено. Да, да, да!

И он удалился, забыв о часиках.

Джос, отошедший к туалету и рисовавший себе усы гримировальным карандашом, вдумчиво хмурился. Он думал о том, что его поведение все-таки не очень похвально.

– Простите меня, – сказал он, не оборачиваясь к Салли. Она не ответила. Он взглянул в зеркало, прикинул, нарисовать ли бородку, и решил, что это излишне.

– Не кидались бы ко мне, я бы ничего не делал. Пойти за ним, объяснить?

– Нет, не надо.

Джос быстро обернулся. Салли взвизгнула.

– Посмотрите на себя!

– А что?

– Ничего, ничего. Так даже лучше.

Джос немного растерялся.

– Вы сказали: «Не надо»?

– Сказала.

– Может, объяснить ему?

– Нет, спасибо.

– Я же вас поссорил. Теперь он не женится.

– Очень хорошо.

– Вы говорили, вы его любите.

– Значит, передумала. Джос понимающе кивнул.

– А-га… Вероятно, заметили кадык. Так и скачет, так и скачет. Просто мышь в ловушке. Видите, я был прав.

– Вы всегда правы.

– Не совсем.

– Откуда такая скромность?

– Понимаете… раньше… ну, раньше я думал, что мы с вами поженимся. А теперь, когда я… ну, я…

– Воспользовались беззащитностью невинного создания?

– Именно! Вы заметили? Схватил… прижал…

– Поцеловал.

– Да! Поцеловал, как последняя сволочь. Разве можно иметь дело с этим Дж. П. Уэзерби?

– Почему «П»?

– Мое второе имя – Пармали.

– Вот это да!

– В честь крестного. И зря, ничего не оставил. Так вот, разве можно иметь с ним дело? Нет, ни в коем случае.

– Значит, и вы иногда ошибаетесь.

– Что вы имеете в виду?

– Вы прекрасно поняли.

– Понять-то понял, а принять – боюсь. Салли, ты правда…

– Да, Пармали.

Он снова обнял ее. Великое дело – практика. Через какое-то время они заговорили.

– Это и есть рай, – сказал Джос.

– Да?

– Да. Самый настоящий. – Он помолчал. – Рай. И все-таки…

– Ты жалеешь?

– Чтотычтотычтотычтотычтотычтотычтоты! Я недостоин.

– Странно. Ты очень высокого мнения о Дж. П. Уэзерби.

– Конечно. Прекрасный человек. А тебя – недостоин. Вот я подумал: чем я это заслужил? Не знаю. Просто стыд! Я не смею застегнуть твои туфли.

– Они на завязочках.

– Ну, завязать. Очень может быть, что ты сочла меня немного наглым. Нет. Это не так, я очень тихий. Помнишь свинопаса и принцессу? Мы с тобой. Не пойму, что ты во мне нашла.

– Красоту. Характер. Славу.

– Она меня ждет?

– Еще как! Отдашь Даффу картину, он возьмет тебя обратно…

– Мало того, повысит. Мы, женатые люди, должны думать о будущем. Возглавлю отдел рекламы. Не согласен – не получит портрета.

– Ты уверен?

– В чем?

– Что ему так нужен портрет.

– Не знаешь ты старого Даффа. Истинный мул. Вобьет себе что-нибудь в голову, молотком не выбьешь. Он просто помешался на этом портрете.

Салли молчала.

– О чем ты думаешь?

– Надо мне с ним поговорить.

– Вместо меня?

– Да. Ты не очень деликатен.

– Я? Не деликатен?

– Можешь из комнаты выгнать.

– Ты не понимаешь. Это очень тонкое дело. Тут – не я один, тут целый синдикат. Надо защитить интересы каждого!

– Не понимаю!

– Так я и сказал. Тайну хранить можешь?

– Вряд ли.

– Ну, эту – сохрани. Мистер Дафф даст деньги мне. Я уделю немалую часть Стиптоу, он едет в Голливуд.

– Не знала, что он играл.

– Пока – в эпизодах, но была и роль, целых три реплики. Спроси, он тебе расскажет. А еще… интересно, можешь ты уподобиться могиле?

– Зачем?

– Затем. Чтобы никто ничего не узнал. Это – про леди Чевендер.

– А что с ней такое?

– Ей тоже нужны деньги.

– Ты не спутал? Она очень богатая.

– Нет. Разорилась. Как говорит Дж. Б., вот послушай…

– Он и тебе это говорил?

– Сотни раз.

– Мне тоже сказал, тогда.

– Вот как? Ну слушай.

Что-что, а рассказывать он умел. Салли слушала как зачарованная.

– Ой, бедная! – сказала она.

– Именно, бедная. Если твоя тебя Мейбл узнает, она ее заест.

– Не без того. Острыми зубами. Значит, часть денег – ей. Получим от Даффа.

– Ты его не испугаешься?

– Конечно, нет.

– Хорошо. Вот картина. Засунь под платье, держи крепко. Ты поедешь или пойдешь?

– Поеду. И приеду.

– Буду ждать. Где?

– У ворот.

– Ладно. Хвост пистолетом!:

– Держу. Пип-пип!

Когда дверь затворилась, Джос рухнул в кресло. Через некоторое время он подтянул к нему столик, чтобы положить куда-нибудь ноги, вынул трубку и раскурил. Происшедшие чудеса надо было обдумать как следует, вспомнить каждый миг, высосать его, словно лист артишока.

Дойдя до нежданных объятий, он только начал улыбаться нежной, умиленной улыбкой, как вдруг сзади раздался достаточно мощный взрыв. Он посмотрел туда. Миссис Стиптоу стояла в дверях, подобно мистеру Даффу в другом, тоже историческом случае.

Джос поднялся. Хотя в манере его мы заметили бы лишь старомодную учтивость, сам он немного взволновался, неожиданно припомнив, что, собственно говоря, находится в дамской спальне. Очень может быть, думал он, что хозяйка рассердится.

Чутье его не обмануло. Миссис Стиптоу вообще была не в духе. Дождь погубил ее прием, загнав самых скучных гостей в душную комнату. Баронет с прыщами, резво смеясь, только что рассказал ей об игре в кости. Наконец, посланцы уходили и возвращались без часиков. Недоставало увидеть лакея, положившего ноги на ее столик.

– Так! – сказала она.

Трудно ответить на это, но Джос попытался, предложив виноватую улыбку. Хозяйка затряслась, словно он ударил ее мешком по голове. Бывают минуты, когда улыбка, сколь угодно виноватая, оказывается последней каплей. Для миссис Стиптоу такая минута пришла.

– Нет, он еще ухмыляется! – проговорила она. – Сидит В Моей Спальне, – голос ее повышался, будто она беседовала с глухим, но понятливым гостем. – Курит Трубку… Ноги На Столе… И Ухмыляется!!!

– Поверьте, мадам…

– У-ХМЫ-ЛЯ-ЕТ-СЯ! – вскричала миссис Стиптоу. – Как полоумная горилла, – прибавила она для точности.

Джосу оставалось обиженно завыть, что он и сделал.

– Тихо, – сказала ему хозяйка. – Говорю я.

Говорила действительно она, и голос ее звенел, а Джос какое-то время слушал, склонив голову. Он не мог бы сказать, когда именно ощутил, что с него хватит; но ощутив, тут же и произнес, благо она остановилась, чтобы набрать воздуху:

– Мадам, я буду счастлив, если вы примете мою отставку. С завтрашнего дня я у вас не служу.

– Нет, что же это такое! – возопила миссис Стиптоу. – Отставку! Да я вас увольняю, с этой минуты!

– Прекрасно, мадам, – сказал Джос. – А я вас оставлю. Мне надо повидаться с одним человеком.

Время быстро пролетело в беседах, он боялся опоздать и, действительно, застал Салли у ворот. Она явно волновалась.

– Как ты долго.

– Прости, заговорился с твоей тетей. Ну как?

– Джос! Что случилось!

– Что?

– Я видела мистера Даффа.

– И что же?

– Ему не нужен портрет!

– Что?!

– Портрет не нужен, – объяснила Салли чуть не плача – и заплакала.