Текст книги "Том 3. Лорд Аффенхем и другие"

Автор книги: Пэлем Вудхаус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 41 страниц)

– Ну, пожалуй, мне пора. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Она быстро пошла через поле. Тьма скрыла ее. Вдали снова завыла собака. У нее, видимо, были свои неприятности.

Глава XX

Неприятности обостряют зрение. В наши горькие часы мы ясно видим: главная неправда мира сего – в том, что страдание любит общество, но редко его обретает. Зубная боль – ощущение неприятное, но если бы она была естественным спутником жизни, если бы все человечество от рождения страдало ею, мы бы ее не замечали. Как раз отсутствие этой боли у тех, с кем мы встречаемся, подчеркивает наши муки. То же и с житейскими бедами. Пока наши личные дела идут хорошо, мы и не подозреваем, насколько почти все остальные купаются в счастье. Наше изнывающее сердце кажется пустынным островком в океане радости.

Джордж сделал это открытие, проснувшись на следующее утро. Солнце сияло, весело пели птицы, но его это не радовало. Природа нечувствительна к людским бедам: мы плачем – она смеется, и мы начинаем принимать ее равнодушие как должное. Вконец убивала Джорджа проклятая жизнерадостность ближних. Как они торжествуют, как блаженствуют оттого, что судьба посмеялась над ним: с ними-то все в порядке.

Люди, которые никогда не бывали счастливы прежде, стали счастливы теперь. Например, миссис Платт, седая, угрюмая женщина средних лет. Ее радости не распространялись далее битья посуды да судаченья о здоровье соседей, которым оставалось жить не более недели. И вот сегодня она – напевает. Джордж сам слышал, когда она готовила ему завтрак на кухне. Поначалу у него оставалась надежда, что она стонет от боли, но надежда эта рассеялась, когда он закончил свой утренний туалет и спустился к завтраку. Звуки, издаваемые ею, предполагали страдание, но слова, когда он их разобрал, говорили о другом. Каким бы невероятным это ни казалось, но именно это утро избрала миссис Платт для хорошего настроения. Песнь ее можно было принять за надгробное рыдание, но на самом деле это было «Не щекочи меня, Джек». А позже, когда она принесла ему яичницу и кофе, она тарахтела добрых десять минут, отвлекая его от газеты, точнее – указывая ему на те веселенькие убийства и славные самоубийства, которые, если бы не она, он мог бы и пропустить. Словом, она из кожи лезла, чтобы показать, что для нее, если не для других, менее удачливых людей, Бог в это утро – на небе[20]20
  «Бог на небе…» – строки из поэмы Роберта Браунинга (1812–1886) «Проходит Пиппа» (1841).


[Закрыть] и все хорошо на свете.

Вскоре после завтрака явились в коттедж двое оживленных бродяг, чтобы попросить Джорджа, с которым они никогда прежде не советовались, чтобы он оказал материальную помощь их женам и детям. Ничего более беззаботного и благодушного, чем их настроение, невозможно себе представить.

А потом приехал в своем сером автомобиле Реджи Бинг, еше более радостный, чем бродяги.

Судьба не могла бы поиздеваться более утонченным манером. Тот страдает высшей мукой, кто радостные помнит времена в своем несчастии; и, увидев Реджи, Джордж вспомнил, что в прошлый раз, в этой же комнате, за этим же столом, он витал на седьмом небе, а гость нес бремя забот. Нынче утром Реджи сиял ярче солнца и чирикал веселее птиц.

– Привет-вет-вет, в обед сто лет! Классное утро, а? – заметил Реджи. – Солнце! Птицы! Абсолютно. Ну, сами понимаете. Я себя чувствую, как будто мне два года.

Джордж, чувствовавший себя лет на девяносто восемь старше, беззвучно заскрежетал зубами. Человек не создан выносить такое.

– Вот что, – сказал Реджи, рассеянно протянув руку к куску хлеба и намазывая его повидлом. – Знаете, женитьба… ну, сами понимаете. Я хочу сказать, а ведь что такого? В целом, по большом счету. А? Вы другого мнения?

Джордж просто корчился. Нож проворачивался в ране. Казалось бы, и без того достаточно видеть, как счастливый человек ест хлеб с повидлом; совсем необязательно слушать, как он рассуждает о браке.

– В общем, – сказал Реджи, смачно откусывая хлеб и вещая сквозь него густым, но радостным голосом, – я сегодня женюсь, и будь что будет. Нынче же утром, этим вот самым утром, прыгаю с палубы.

Джордж был поражен, даже подавленность его прошла.

– Что?

– Абсолютно!

Джордж вспомнил о приличиях.

– Поздравляю.

– Спасибо, старик. Есть с чем. Уж кому повезло, тому повезло. До сих пор я и не понимал, что вообще живу.

– Немножко внезапно, а?

Реджи воровато взглянул на него и принял вид заговорщика.

– Да еще как! Именно, внезапно и довольно-таки секретно. Если бы мамаша узнала, она закатила бы бучу. Сами понимаете, женюсь-то я на ком? На мисс Фарадей, а у мамаши, моей душеньки, другие планы. Жизнь – хитрая штука, а? Очень хитрая штука, сами понимаете.

– Да, конечно, – согласился Джордж.

– Кто бы мог подумать еще неделю назад, что я буду сидеть в этом кресле и приглашать вас в шаферы! Да чего там, еще неделю назад я вас и не знал, а если бы кто-нибудь мне сказал, что Алиса за меня выйдет, я бы глухо и тоскливо рассмеялся.

– Вы хотите, чтобы я был у вас шафером?

– Абсолютно. Если вам только не обременительно. Понимаете, – сообщил он, – дело такое. У меня, конечно, много друзей в Лондоне и пригородах, и все бы рады мне услужить, но вы ж понимаете. Их мамаши дружат с моей, и я не хочу навлекать на них неприятности. Ну вот, а вы – дело другое, вы с мамашей незнакомы, вам все равно, если она покатит на вас бочку и проклянет Великим Проклятием Бингов. Кроме того, я еще не знаю, – Реджи призадумался. – Конечно, это самый счастливый день в моей жизни, сами понимаете, – продолжил он, – да, да, да, абсолютно, но ведь человек не в самом лучшем виде, когда он женится. То есть, я хочу сказать, он не захочет, а сваляет какую-нибудь глупость. Я-то просто сойду с рельсов, если буду чувствовать, что какой-нибудь хмырь вроде Джека Ферриса или Ронни Фитцджеральда стоит позади и вот-вот прыснет. В общем, с вами мне было бы легче. Вечно буду благодарен.

– Где же свадьба?

– В Лондоне. Алиса смылась туда еще с вечера. Так уж вышло, что старик Маршмортон вчера утром уехал в город, неизвестно зачем. Обычно он ездит в Лондон не чаще двух раз в год. Она будет ждать меня в Савое, а дальше план такой: идем в ближайшую регистратуру и требуем, чтобы они запустили в ход брачную машину. Я рвану туда на авто. Поезжайте со мной, а?

Джордж поразмыслил. Реджи ему нравился; отчего бы и не оказать ему поддержку в такой ситуации? Правда, в теперешнем состоянии духа присутствовать на свадьбе мучительно; что ж, надо потерпеть, главное – помочь другу-

– Хорошо, – сказал он.

– Ну, молодец! Спасибо большое. Надеюсь, это не нарушает всяких ваших планов?

– Ни в коей мере. Я так или иначе собирался сегодня в Лондон.

– На моей машине быстрее. Она у меня будь здоров! Кстати, забыл спросить. Как ваши-то дела продвигаются? Все в ажуре?

– А… да, да, – сказал Джордж, не готовый делиться с Реджи своими бедами.

– Да уж, ваши заботы – не чета моим прежним. Мод вас любит. Остается придумать, как допечь нашу семейку. Прямо жаль – ну, почти жаль, вам не пришлось попотеть, как вот я. А то, честное слово, я мог бы вам помочь. У меня есть безотказное средство.

Джордж блекло улыбнулся.

– Вот как? Вы полезный человек. Нельзя ли узнать, какое?

– Да ведь вам-то ни к чему!

– Ах да, конечно. Все забываю. Реджи взглянул на часы.

– Надо двигаться, так через четверть часа. Нельзя опаздывать. Там есть какая-то штука в этом брачном деле. Я так понимаю, если ты приплывешь позже срока, то этот, который всем заправляет, тебя уже не примет, придется идти на другой день. Но мы-то успеем, если машина не взбрыкнет. С семи утра вылизываю, она у меня – как огурчик. Абсолютно! Масло, бензин, вода, воздух, гайки, болты, свечи, карбюратор – все на месте, все в ажуре. Я за ней хожу, как семь нянек. Да, так о чем я? Значит, узнал я средство. Неделю назад был просто чайник, ни бельмеса не смыслил, а теперь! Да, да, да. Абсолютно. Перед вами сам, как говорится, Ромео. Эксперт. Все началось тогда, после бала. У нас был офигенный бал, понимаете, в честь старого Були, сам он и пальцем не двинул, разве что одарил улыбкой, а так – даже танцам не научился. И вот, там случилась такая странная штука. Абсолютно дикая. Я надрался до бровей, – он счастливо похохотал. – То есть, тут ничего странного нет, холостяком я сильно зашибал, если там праздник или что. Но на этом балу другие заметили. Раньше все говорили – никаких симптомов. Абсолютно. Ну, бывало, ходить не могу, но точно – не скажешь. А вот на этом вечере, надо полагать, я переполнил радиатор. Понимаете, нарочно старался, чтобы хватило пороху сделать Алисе предложение. Не знаю, как у вас, но мой опыт говорит, что предложение – это вам не кот начхал, не напьешься – не сделаешь. Я иногда удивляюсь, как люди вообще женятся в этих сухих штатах. Ну вот, а на балу случилась странная штука. Мне показалось, что один лакей – это вы.

Он выдержал торжественную паузу, чтобы Джордж хорошо впитал ошеломляющее сообщение.

– А это был я? – спросил Джордж.

– Ну что вы! Абсолютно. То-то и странно. Похож, как близнец.

– У меня нет близнецов.

– Да, я понимаю, просто я хочу сказать, он абсолютно как близнец, если бы у вас был такой брат. Ну вот, перебросились мы словечком-другим, и тут до меня дошло, что я наклюкался, как зюзя. Алиса тоже заметила. Можно подумать, это сразу ее отвратит – ан нет, она мне сочувствовала! Потом призналась, что это перевесило чашу весов. То есть, я хочу сказать, она решила спасти меня от меня самого. Знаете, бывает у девушек. Они просто ангелы. Абсолютно! Только и ждут, чтобы выхватить из огня головешку, ну, сами знаете. Честное слово, все кончилось именно в тот вечер.

– Это и есть ваш рецепт? Значит, влюбленному надо купить ящик шампанского, взять разрешение на брак – и за дело. Останется разослать приглашения?

Реджи покачал головой.

– Ну что вы! Нужно гораздо больше. Это только начало. Правильный курс, понимаете, вот в чем суть. Многие оступились бы, я бы сам оступился, если бы не одна странная штука. Нет, не та, другая. Вы когда-нибудь получали… как это? Ах ты, слово вылетело. Ну, бывает иногда…

– Мигрень? – наугад предположил Джордж.

– Да нет, что вы! Это… приходит…

– Может быть, корь?

– Нет, анонимка. Абсолютно дикая штука, до сих пор не пойму, откуда они приходили. Как раз тогда я стал получать целую кучу писем от какого-то типа, он не подписывался.

– Значит, письма были анонимные? – сказал Джордж.

– Абсолютно. Я ж сказал, анонимка. Иногда по два, по три в день. Я войду в комнату, а на туалетном столике лежит…

– Оскорбительные?

– То есть как?

– В анонимках обычно оскорбляют.

– Нет, нет, что вы! Наоборот. Такие советы – будь здоров! Что тебе делать, если хочешь победить девушку.

– С таким же успехом можно научить джиу-джитсу по почте.

– Да что вы, красота, а не письма! С пылу, с жару. Абсолютно. Такие советы – будь здоров: «Стань незаменимым, оказывай постоянно мелкие знаки внимания», «Изучай ее вкусы» и те де, и те пе. Я вам доложу, скоро я и думать перестал, кто их посылает, куда там – надо было все выполнять. И сработало! Прямо колдовство какое-то. Последнее пришло вчера утром, ну – высший класс! Что делать, когда ты волнуешься. Всякие технические детали – как взять ее за руку и сказать, что ты одинок, так это искренне и прямодушно. В общем, такая штука, дальше – сердце подскажет. Вам случалось заменить одну карту, чтобы вышел флеш-рояль, и вдруг вы получаете нужного туза? У меня один раз было, еще в Оксфорде. Вот и тут я обрадовался. Думать не стал, распустил все паруса. Я был трезвый как стеклышко, но совсем не волновался. Понимал, знаете ли, что не проиграю. Как будто загоняешь шар с восьми дюймов. Верняк. М-да, вот оно какое дело… – Реджи призадумался. – Провались оно совсем! Хотел бы я знать, кто это слал мне письма. Я бы тоже послал ему один из подарков, или кусок пирога, или еще что. Хотя, я думаю, пирога не будет, раз мы женимся в регистратуре.

– Можно купить булочку, – посоветовал Джордж.

– Наверно, никогда не узнаю… Ладно, пора веселиться. Вы не обидитесь, если я буду петь по дороге? Очень уж я счастлив. Абсолютно.

– Пойте на здоровье, если это не запрещено. Реджи в экстазе метался по комнате.

– Странная штука, – задумчиво сказал он. – Вспомнил, понимаете… когда я был в школе, я пел свадебную песню этого, как его? Знаете, поют, когда гости… Хорошая вещь. Да вы знаете… Начинается «Динь-дон, динь-дон»… Ну, в этом духе, «колокольный звон. Эй, скорей, эй, живей! Нынче я женюсь». Помню, надо тянуть «ню-у-усь». Очень трудно, если не наберешь воздуха. А, вот – «Свадебная песнь поселянина». Точно, она. Так я и знал, какого-то типа песня. Потом там идет: «А невеста в чем-то там таком делает чего-то там такое, я не помню, что». Ну вот, а нынче моя свадьба. Абсолютно. Странная штука, а? Ну, ладно, уже пора. Как, поплыли?

– Я готов. Хотите, захвачу рису.

– Нет, спасибо. Очень опасная штука, этот рис. Хуже шрапнели. Шляпа есть? Все готово?

– Я жду вас.

– Ну, свадьба начинается, – сказал Реджи. – Динь-дон, динь-дон, колокольный звон. Эй, скорей, эй, живей. Я же-ню-у-усь! А невеста… провались оно совсем! Что ж это делает невеста?

– Может быть, пишет вам записку, что передумала?

– О Господи! – вскричал Реджи. – Типун вам на язык.

Глава XXI

Мистер и миссис Реджинальд Бинг сидели за столиком в углу ресторана и нежно смотрели в глаза друг другу. Джордж, за тем же столиком, но мысленно – за сотни миль оттуда, меланхолически наблюдал за ними, силясь отогнать уныние, которое, развеявшись было за время поездки с Реджи (он почти на двадцать минут перекрыл свой предыдущий рекорд скоростной езды в Лондон), теперь грозило вернуться с новой силой. Вся эта сцена, возбужденный жених, более сдержанная, но столь же счастливая невеста – все это вызывало у Джорджа прилив меланхолии. Он не хотел идти на свадебный завтрак, но счастливую пару покоробила самая мысль о том, что он просто так уйдет и закусит в другом месте.

– Поторчите тут с нами, – умоляюще говорил Реджи. – Надо многое обсудить, нужен совет человека бывалого. Вот мы поженились, ладно…

– Хотя в регистратуре это, кажется, не очень солидно, – вставила Алиса.

– Но это, как говорят в книгах, только начало, а не конец. Надо теперь придумать, как бы потактичней сообщить мамаше.

– И лорду Маршмортону. Не забудь, он лишился секретарши.

– И лорду Маршмортону, – поправился Реджи. – И миллиону других людей, которые жутко рассердятся, что я выкинул этот фортель, не посоветовавшись с ними. Поторчите с нами, старина. Разделите нашу скромную трапезу. А потом – покурим, все обсудим.

Появление официанта прервало молчаливое общение супругов и спустило Джорджа с небес. Он наполнил бокалы из пузатой бутылки, угнездившейся в ведерке со льдом («Только один, милый», – предостерегающим полушепотом промурлыкала невеста. «Хорошо, дорогая», – отвечал послушный жених), и поднес свой к губам.

– Выпьем за нас! Ах, нынешний день, сегодняшний день – он лучше рая и так далее. А теперь, – сказал он, возвращаясь к суровой прозе жизни, – поговорим, что делать дальше. Вы – человек мозговитый, посоветуйте что-нибудь. Как бы вы приступили к делу? Ну, если говорить с мамашей.

– Напишите ей письмо, – сказал Джордж. Это произвело на Реджи глубокое впечатление.

– Я ж говорил, у него обязательно будет какой-нибудь хитрый план, – пылко обратился он к Алисе. – Написать письмо! Класс! Прямо стихи какие-то. – Его лицо потемнело. – А что бы вы написали? Вот где заковыка.

– Ну, что вы! Пишите прямо и честно. Скажем, вам жаль, что вы идете против ее пожеланий…

– По-же-ланий, – пробормотал Реджи, усердно скребя пером на обороте свидетельства о браке.

– … но вы уверены, что она заботится только о вашем счастье…

Реджи поглядел на него с сомнением.

– Уверен? Не вполне. Вы не знаете мамашу.

– Это неважно, – вставила Алиса. – Все равно, пиши. Мистер Бивен совершенно прав.

– Хорошо, дорогая. Хорошо, «счастье», а дальше?

– Выразите в тщательно подобранных выражениях, как очаровательна миссис Бинг.

– Миссис Бинг! – Реджи блаженно заулыбался. – Вот это класс! Абсолютно. Ну, тут – легко. К тому же, мамаша знает Алису.

– Леди Каролина видела меня в замке, – с сомнением сказала невеста, – но я бы не сказала, что она меня знает.

Мы едва ли перекинулись десятком слов.

– Тебе повезло, душа моя, – весомо произнес Реджи. – Мамаша – мастер поговорить, особенно если разволнуется. Подумать страшно, как она будет упражняться на мне. Между нами, старик, не подумайте дурного, но когда мамаша взволнована, она начинает говорить и не остановится, пока не исчерпает всего словаря.

– Блестящий оратор?

– Да уж, всем ораторам оратор, – согласился Реджи. Тут Джордж затребовал сведений деликатного свойства.

– А как насчет финансов? Есть ли у нее права какие-нибудь?

– То есть на фамильные дублоны? – сказал Реджи. – Абсолютно никаких. Понимаете, когда я говорю ей «мамаша», то это в широком, так сказать, смысле. На самом деле она мне мачеха. У нее свои деньги, у меня – свои. По этой части все просто.

– Тогда и вообще все просто. Тогда я вообще не понимаю, о чем вы беспокоитесь.

– Вот и я говорю, мистер Бивен! – сказала Алиса.

– Вы – самостоятельная, свободная личность. Она ничего не может сделать.

Реджи Бинг обалдело заморгал.

– Ну вот, ну вот! – воскликнул он. – Когда вы выставили все в таком свете, я и сам понимаю, что так оно и есть. Поразительная штука – привычка! Очень я приручился за все эти годы. Прыгаю через обруч, падаю замертво при одном мановении ее мизинца. Мне и в голову не приходило, что у меня есть собственная душа. Честное слово, до сего момента я этого не понимал.

– А теперь поздно.

– Что?

Джордж указал на Алису. Новоиспеченная миссис Бинг заулыбалась.

– Мистер Бивен имеет в виду, что тебе придется прыгать через обруч или падать замертво при одном мановении моего мизинца.

Реджи поднес ее руку к губам и нежно приник к ней.

– И пожалуйста, и с удовольствием… какой мизинчик! – Он оборвал себя. – Простите, старик. Забылся. Больше не буду. Еще курицу? Эклер? Супу? Ну, чего-нибудь?

За сигарами он совсем разошелся.

– Теперь, когда вы сняли груз с моей души, – сказал он, роскошно пуская дым, – я спокойно гляжу в будущее. Мне кажется, надо протянуть наше путешествие до тех пор, пока время, великий целитель, не залечит раны. Алиса хочет положить недельку на Париж.

– Париж! – в экстазе прошептала невеста.

– Хорошо. Потом – на юг, на Ривьеру…

– Если ты имеешь в виду Монте-Карло, дорогой, – с нежной улыбкой сказала супруга, – то забудь.

– Нет, не Монте-Карло, – поспешно возразил Реджи. – Хотя это дивное место. Воздух… виды… и все такое. Нет, Ницца, Бордигера, Ментона и прочие курорты. Тебе понравится. А потом… Хорошо бы откупить мою яхту, мою «Сирену», и "пойти в круиз на месячишко. Я ее продал одному типу, когда был в Америке. А вчера я прочитал в газете, что старикан сыграл в ящик, так что теперь, я полагаю, достать ее трудно.

Тут Реджи прервал свою речь внезапным восклицанием:

– Мать честная!

– Что такое?

Супруги Бинг глядели куда-то широко раскрытыми глазами. Джордж сидел спиной к двери и не видел, что вызвало такое удивление, но логически заключил, что в ресторан вошел кто-то, знакомый им обоим. Первой мыслью, пожалуй, вполне естественной, было, что это «мамаша». Реджи прикрывался меню, как щитом; Алиса, после первого быстрого взгляда, повернулась так, чтобы не было видно ее лица.

Джордж обернулся, но к этому времени вновь пришедший уже уселся и смешался с другими посетителями.

– Кто там?

Реджи положил меню, оправившись от мимолетной паники.

– Чего это я так психую? – мужественно сказал он. – Никто из этих типов, по большому счету, не играет уже никакой роли. Хотел бы я подойти и сказать ему пару ласковых.

– Не надо! – взмолилась супруга. – Мне так неловко.

– Кто там? – снова спросил Джордж. – Ваша мачеха?

– Боже упаси! – вскричал Реджи. – Все ж не так ужасно. Это старый Маршмортон.

– Лорд Маршмортон?

– Абсолютно. Одет, как на параде.

– Мне так неловко, мистер Бивен, – повторила Алиса. – Понимаете, я уехала из замка, никому ничего не сказала. Он еще не знает, что, вернувшись, не найдет своей секретарши.

Реджи еще раз взглянул поверх его плеча и засмеялся.

– Все в порядке, душенька. Не волнуйся. Мы можем смотаться через другой выход. Он нас не остановит, с ним дама! Старикан вернулся к жизни. Абсолютно! Да, забивает баки жутко хорошенькой девице с золотыми волосами. Если повернете голову на сорок пять градусов, вы ее увидите. Он вас не заметит. Он сидит спиной.

– По-твоему, она хорошенькая? – сурово спросила Алиса.

– Нет, нет, что ты! Я рассмотрел получше, – отвечал Реджи. – Абсолютно не в моем вкусе.

Его супруга нервно крошила хлеб.

– Мне кажется, она тебя знает, Реджи, – тихо сказала она. – Она тебе машет.

– Она машет мне, – сказал Джордж, возвращая солнечный свет в жизнь Реджинальда (у того сразу исчезло загнанное выражение). – Я ее знаю. Ее зовут Билли Дор.

– Старик, – сказал Реджи, – будьте другом, валяйте к их столику, прикройте наше отступление. Я понимаю, мне нечего бояться, но я просто не могу встретиться со стариканом.

– И сообщите ему, мистер Бивен, что я ушла, – добавила Алиса.

– Хорошо. Тогда я прощаюсь?

– До свидания, мистер Бивен. Большое вам спасибо. Реджи горячо пожал Джорджу руку.

– До свидания, старина. Вы – просто классный парень. Я вам передать не могу, как вы это здорово провернули. Как-нибудь рассчитаемся. Займите старикана на минутку, пока мы не уйдем. А если он спросит про нас, скажите, что до особого уведомления наш адрес – Париж. Эй, скорей! Эй, смелей! Тру-ля-ля-ля-ля!

Джордж пробрался через зал, к столику. Билли Дор приветствовала его дружеской улыбкой. Граф, который, обернувшись, следил за его приближением, был не так счастлив. Его обветренное лицо стало каким-то вороватым, словно у школяра, нарушившего правила распорядка.

– Подумать только, и ты здесь! – сказала Билли. – Мы все время встречаемся, правда? Как это ты оторвался от свиней? Я уж решила, что ты никогда их не покинешь.

– Дела, – объяснил Джордж. – Здравствуйте, лорд Маршмортон.

Граф коротко кивнул.

– А, и ты в курсе, – сказала Билли. – Когда это ты образумился?

– Лорд Маршмортон удостоил меня визитом и раскрыл инкогнито.

– Вот старый лис, наш папаша! – восхитилась Билли. – Помнишь, тогда, в саду, он обдурил нас, как детей? Когда вчера вечером после первого акта мне принесли его визитную карточку и я спустилась поглазеть, какой такой лорд Маршмортон, меня как из ведра окатили.

– Я не был за кулисами двадцать пять лет, – печально сказал граф.

– Ну, ну, не стройте из себя патриарха Авраама, – нежно сказала Билли. – Ничего у вас не выйдет. Всякий скажет, что вы – просто ягненок. Правда, Джордж? – взмахом руки она указала на зардевшегося графа. – Наш папаша – моложе всех!

– Я говорил ему то же самое.

Лорд Маршмортон хихикнул. Ни один глагол, кроме этого, не опишет вырвавшегося у него звука.

– Знаете, – признался он, – я чувствую себя молодым.

– Если бы юнцы в наших спектаклях, – сказала Билли, – были такими, как вы! Еще надо сказать спасибо, если у них своя челюсть. – Она посмотрела в дальний конец зала. – Джордж, твои друзья уходят. Ну, люди, с которыми ты обедал, – пояснила она. – Уходят.

– Все в порядке, я с ними попрощался. – Джордж посмотрел на лорда Маршмортона и подумал, что момент удобный. – Я обедал с мистером и миссис Бинг, – сказал он.

Под загорелым лбом лорда Маршмортона вроде бы ничто не зашевелилось.

– С Реджи Бингом и его женой, лорд Маршмортон, – пояснил он.

На этот раз интерес удалось пробудить. Лорд Маршмортон вздрогнул.

– Что?

– Они отбыли в Париж, – сказал Джордж.

– Реджи Бинг не женат.

– Женат, с этого утра. Я был у него шафером.

– Ну, как же без тебя, – вставила Билли.

– Вы знакомы с его женой, – небрежно сказал Джордж. – Мисс Фарадей по рождению. Кажется, она была у вас секретаршей.

То, что лорд Маршмортон проявил какую-то эмоцию, отрицать не приходилось. Он раскрыл рот и вцепился руками в скатерть. Но что это была за эмоция, Джордж определить не мог, пока со вздохом, идущим из самых недр души, граф не промолвил: «Слава Богу!»

Джордж удивился.

– Вы рады?

– Конечно, рад!

– Как жаль, что они не знали! А то бы они избавились от больших волнений. Они думали, что это покроет мраком всю вашу жизнь.

– Мисс Фарадей, – страстно сказал граф, – доводила меня до безумия. Вечно приставала с этой семейной историей. Ни минуты покоя!

– Мне она понравилась, – сказал Джордж.

– Да нет, в общем девушка хорошая, – ворчливо признал граф. – Но иметь ее в доме – это просто ужас. Вечно лезла с этой семейной историей. Как будто человеку нечего больше делать! Писать целый день об этих треклятых дураках…

– Папаша сегодня не в духе, – укоризненно сказала Билли, похлопав графа по руке. – Зачем ругать своих предков? Вам повезло, что они у вас есть. Я бы сама не отказалась. А то семейство Дор прослеживается только до Милларда Филмора,[21]21
  Миллард Филмор (1800–1874) – президент США с 1850 по 1853 г.


[Закрыть] дальше след путается. Ничего себе! Приятно сознавать, что твоя пра-пра-прабабушка помогала королеве Елизавете с арендой. Нет, я всей душой за старые добрые британские семейства.

– Старые хрычи, – буркнул граф.

– Ты видел, Джордж, как загорелись у него глаза? Это – аристократический гнев. Вскипел славный древний дух Маршмортонов.

– Я заметил, – сказал Джордж. – Прямо как молния.

– Не морочьте нам головы, папаша, – сказала Билли. – Вам очень приятно думать, что каждый раз, порезавшись бритвой, вы теряете голубую кровь.

– Ерунда! – проворчал граф.

– Что именно?

– Да вся эта чушь с титулами. Дурацкий фетишизм! Всякий человек не хуже любого другого.

– Вот это революционный дух, – одобрил Джордж.

– Всемирный союз рабочих в чистом виде, – согласилась Билли. – Просто вождь большевиков.

Лорд Маршмортон пропустил это мимо ушей. В его глазах появился странный блеск. Джорджу, пристально наблюдавшему за ним, стало ясно, что происходит откровение души, и чувства, годами запертые в груди несчастного графа, рвутся наружу.

– Чушь и ерунда! – сказал лорд. – В детстве я хотел стать машинистом. В юности только и мечтал, как заработать себе на жизнь и самому выйти в люди. Я собирался уехать в колонии. В Канаду. Уже купил плодовую ферму. Купил и оплатил, – он помолчал, вспоминая об этой несбывшейся мечте. – Мой отец был младшим сыном. Надо же было дяде поехать на охоту и сломать себе шею! А у его наследника, бедняжки, случился круп или что-то в этом роде… И все, на меня навьючивают этот титул, мечты развеиваются, как дым… Чушь и ерунда! Чушь и ерунда! – он откусил кончик сигары. – Тут уж не устоишь, – с горечью продолжил он. – Это как наркотик. Я боролся, сколько мог, но что толку? Теперь я такой же сноб, как они. Боюсь делать то, что хочу. Вечно думаю о фамильной чести. Я и шагу не ступил свободно за последние двадцать пять лет!

Джордж и Билли обменялись быстрыми взглядами. У каждого было неуютное ощущение, словно он подслушивает и слышит вещи, не предназначенные для чужих ушей. Джордж поднялся.

– Мне пора, – сказал он. – Надо сделать несколько дел. Рад повидаться, Билли. Как там спектакль?

– Прекрасно. Гребет тебе кучу денег.

– До свидания, лорд Маршмортон.

Граф молча кивнул. Даже в мыслях он нечасто бунтовал против жребия, который определила ему судьба, а вслух – вообще никогда. Он все еще был во власти странного, столь внезапно охватившего его смущения. Когда Джордж ушел, они помолчали.

– Я рада, что мы его встретили, – сказала Билли. – Хороший мальчик.

Говорила она с нарочитым спокойствием. Ее странно влекло к коренастому, загорелому, невысокому человеку. В отблеске его души, которую ей довелось увидеть, он предстал перед нею как бы заново родившимся.

– Он хочет жениться на моей дочери, – сказал лорд Маршмортон.

Еще несколько мгновений назад Билли ответила бы шуткой, выражающей недоверие к тому, что у графа дочь на выданье. Но сейчас она была настроена как-то уж очень серьезно, легкомыслие куда-то делось.

– О? – только и нашлась она сказать.

– А она хочет за него выйти.

Уже много лет Билли не знала, что такое смущение, но теперь – смутилась. Ей казалось, что она недостойна такой доверительности.

– О? – опять сказала она.

– Он приятный человек, мне нравится. Сразу понравился. Он это понял. И я понял, что тоже ему понравился.

Какие-то люди, мужчины и девушки, прошли мимо столика, направляясь к выходу. Одна из девушек кивнула Билли. Та рассеянно кивнула в ответ и уткнулась взглядом в скатерть, чертя по ней вилкой какие-то узоры.

– А почему вы не хотите, чтобы Джордж женился на вашей дочери?

Граф молча курил сигару.

– Конечно, это не мое дело, – виновато сказала она, приняв молчание за упрек.

– Потому что, – ответил он, – я – граф Маршмортонский.

– Понятно.

– Ничего вам не понятно! – вскипел граф. – Вы думаете, что ваш друг для меня недостаточно хорош. Вы думаете, что я – неисправимый сноб. Да и он думает так же, хотя я всеми силами старался объяснить свое к нему отношение. Вы оба ошибаетесь. Дело не в этом. Когда я говорю: «Я – граф Маршмортонский», я имею в виду, что я – бесхребетный шут, который не делает того, что хочет, потому что боится семейства.

– Не понимаю. При чем тут ваше семейство? Какое им дело?

– Они меня задергают до смерти. Вы бы знали мою сестру Каролину! Вот какое им дело! В положении моей дочери девушки должны выходить замуж или за титул, или за деньги.

– Ну, насчет титула я не уверена, но что до денег, то Джордж жутко богатый. Он и Рокфеллер поделили между собой все, что только есть на свете. Ну, разве оставили на такси Энди Карнеги.[22]22
  Карнеги Эндрью (1835–1919) – американский «стальной король».


[Закрыть]

– Что вы такое говорите? Он мне сказал, что зарабатывает на жизнь.

Билли снова стала сама собою. Смущение улетучилось.

– Можно сказать и так. Он – композитор.

– Да, я знаю. Пишет всякие песенки.

Билли окинула его снисходительно-сочувственным взглядом.

– А вам, дикарю, и невдомек, что за это платят?

– Платят? Да. Но сколько? В мои дни композиторы еле перебивались.

– Может быть, вы перестанете ссылаться на «ваши дни», как будто вы Ной какой-нибудь? Вы – молодой человек, сколько же повторять! Послушайте. Помните вчерашнее представление? Ну, где я играла самую что ни на есть главную роль, а вокруг меня крутилась всякая мелочь? Так вот, Джордж написал музыку.

– Я знаю. Он мне сказал.

– Ну, а сказал он вам, что получает три процента от сборов? Вы видели, сколько вчера было публики. Это нормальный, средний зал. Мы собираем больше четырнадцати тысяч долларов в неделю. Доля Джорджа… нет, не могу посчитать в уме, но что-то около четырехсот долларов, восемьдесят фунтов на ваши деньги. А говорил он вам, что этот самый спектакль шел в Нью-Йорке больше года с огромным успехом, теперь его ставят еще три труппы? А упомянул он, что это его девятый спектакль и семь других имели такой же успех? Заметил ли он мимоходом, что получает процент с каждой записи и по крайней, мере десять его вещей разошлись тиражом в полмиллиона экземпляров? Нет, конечно – нет, ведь он не из тех, кто трубит на каждом углу о своих доходах. Теперь вы знаете все.