Текст книги "Том 3. Лорд Аффенхем и другие"

Автор книги: Пэлем Вудхаус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 41 страниц)

ГЛАВА XXIV

Поразительной его метаморфозе способствовало несколько причин. Прежде всего, из-за внезапного увольнения Джерри, он два дня не делал упражнений, к которым привык, а это раздражало и душу, и тело. Уныло размышляя о том, как все несправедливо, он почти настроился на восстание. А тут, как иногда случалось, когда он нервничал, ко всем его бедам добавился приступ подагры. По природе терпеливый, Пэтт и снес бы испытания безропотно, если б ему дали поспать ночью. Однако не успел он задремать, беспокойно провертевшись с боку на бок часа два, как в библиотеке поднялся шум. Он проснулся, смутно ощущая, что внизу бушует шторм.

Душа его от всех этих бед была в таком состоянии, что сначала даже крики о помощи не возбудили в нем интереса. Он не сполз с кровати. Он знал, что ходить ему очень больно, и не желал терпеть новые муки из-за того, что кого-то убивают в библиотеке. А вот пронзительных тявканий Аиды нервы его не выдержали, и он приковылял вниз, отнюдь не в благодушном состоянии. Он не собирался спасать неизвестного, вставать между убийцей и жертвой. Нет, он шел для того, чтобы угомонить собаку. Однако, на пороге библиотеки, гений отдавил ему больную ногу, распылив тем самым его гнев, как-то рассредоточив. Злость уже не сосредотачивалась на Аиде. Ему захотелось наброситься на всех разом.

– Что тут творится? – клокотал Пэтт. – Объяснит кто-нибудь? Мне тут, что, всю ночь торчать? А это кто? – сверкнул он глазом на мисс Тримбл. – Зачем у нее револьвер? – Он неосторожно споткнулся о больную ногу и взвыл от боли.

– Питер, это детектив, – робко пояснила жена.

– Детектив? С какой стати? Откуда она взялась? Теперь за объяснения взялась сама сыщица.

– Мъссис Пътт пъслала за мной, чтъб въшего сънка не похитили.

– Огги! – вступила миссис Пэтт. – Мисс Тримбл охраняла нашего Огги.

– Зачем?

– Чтобы его не похитили, Питер…

Пэтт оглядел толстого пасынка, потом взгляд его упал на жалкую фигуру Джерри Митчелла, и он вздрогнул.

– Мальчишку он похищал?

– Съмо събой! – отрубила мисс Тримбл. – Зъстукан на мъсте пръстъпленья. Пъджидал на улъце в мъшине. Зъдер-жала его, и вън того, с ръвольвером. Пръвезла сюда.

– Джерри, – сказал Пэтт, – не твоя вина, что тебе не удалось. Я поступлю с тобой по-честному. Ты бы сделал это, не помешай они тебе. Ты получишь деньги на эту ферму, не волнуйся. А теперь – все спать! Больше вам тут делать нечего!

– Слъш-ка! – в гневе вскричала сыщица. – Вы чъто, не станьте дело възбъждать? Дъ он мъльчишку чуть не пъхитил!

– Я сам ему приказал, – огрызнулся Пэтт.

– Питер!

Пэтт обернулся на жену, словно лев-маломерок. Воспоминания обо всем, что он выстрадал от Огдена, укрепили его решимость.

– Два года я тебя уговаривал отослать его в хороший пансион, но ты не соглашалась. Я не мог дольше выносить, как он слоняется по дому, и велел Джерри Митчеллу отвезти его к своему приятелю. Тот держит собачью лечебницу на Лонг Айленде. Мы бы его попросили, чтобы он подержал Огдена у себя, вбил в него разум. На этот раз ты испортила дело, вызвала эту особу, но ничего, все поправимо. Даю тебе выбор. Или на следующей же неделе ты отсылаешь мальчишку в пансион, или он отправляется в собачью лечебницу. Больше терпеть его в доме я не намерен! Вечно разваливается в моем кресле, курит мои сигареты… Что выбираешь?

– Но, Питер…

– Отвечай!

– Если я отправлю Огги в пансион, его могут похитить!

– Ну и что? Он только того и хочет! В любом случае платить буду я. И с радостью заплачу. Отправь его в постель немедленно! А завтра подыщем для него школу. О, Господи! – Пэтт подскакал на одной ноге к письменному столу и сморщился, в отвращении глядя на беспорядок. – Что за помойка! Кто устроил? Единственная комната в доме, которую я попросил для себя, чтоб сидеть тут в покое! И ее превратили в свинюшник! Да еще дрянь какую-то по всему столу рассыпали! Кофе, что ли?!

– Питер, это не кофе, – слабо пискнула миссис Пэтт. Пещерный человек, за которого она вышла замуж, полагая, будто он – ласковое домашнее животное, лишил ее всякого запала. – Это взрывчатка.

– Взрывчатка!

– Лорд Уизбич, то есть человек, который выдавал себя за лорда, швырнул ее туда.

– Швырнул?! Отчего же она не взорвалась? Почему обломки дома уже не улетели за реку?

Миссис Пэтт беспомощно взглянула на Уилли. Тот запустил пальцы в лохматые волосы и выкатил глаза.

– К счастью, дядя Питер, случилась легкая ошибка в формуле, – объяснил он. – Завтра проверю все снова. Толи тринитротолуол…

Пэтт взревел, как раненый зверь. Он колотил стиснутыми кулаками по воздуху. На него налетел припадок безумия.

– Так эта… эта рыба, этот недоумок… жил за мой счет столько времени… я ему устраивал сладкую жизнь… а он копался со взрывчаткой, которая не взрывается?! – Пэтт ткнул обвиняющим пальцем в изобретателя. – Завтра проверишь? Да, проверишь! После шести часов. А до шести, как миленький, будешь вкалывать у меня в конторе! Поработаешь в первый раз в жизни! Давно тебя туда следовало засадить! – Пэтт воинственным взором окинул зал. – А теперь, все – в постель! Дайте людям хоть немного отдохнуть! А вы – домой! – приказал он сыщице.

– Хвътит гръбить, мист Пътт, – хладнокровно сказала она. – Мне тожъ нужно пъспать. Но я останусь тут. Из «Астьора» едът дама, опъзнать того мъшенника. Ръзыскива-ла его, кък-нъкак.

– Что? Скиннера?

– Еслъ он Скиннър.

– Что он сделал?

– Нъ знаю. Она скъжет.

В парадную дверь раскатисто позвонили.

– Она, скърей всъго, – объявила мисс Тримбл. – Ктъ двърь откроъет? Я не могу.

– Я, – вызвалась Энн. Пэтт кинул на Крокера подбадривающий взгляд.

– Не знаю, что вы натворили, Скиннер, но я буду стоять за вас. Вы лучший болельщик, каких я встречал. Если сумею, от тюрьмы спасу.

– Мне не тюрьма грозит, – скорбно отозвался Крокер. В дверях появилась высокая, красивая, решительная дама. Она встала у порога, оглядывая зал. Глаза ее упали на Крокера. С минуту она недоверчиво смотрела на его разноцветное лицо, потом подошла поближе, всматриваясь.

– Знаъте его, мъм? – осведомилась мисс Тримбл.

– Бингли?!

– Его ръзыскъвали?

– Это мой муж! – воскликнула миссис Крокер.

– За этъ ареста не пълъгаеся, – недовольно пробурчала сыщица и спрятала револьвер обратно, в недра костюма.

– Пъхоже, мъгу идти, – сурово нахмурилась она. – Ну, ръботка! В жизнъ такой не бъло! Пръказали слъдить за шайкой, я слъжу, нъ сплю – а у них, окъзъвътся, съмейная въчъринка! – Она ткнула пальцем в Джимми. – Знъчит, вът этът – сын вън тьго?

– Это мой пасынок Джимми Крокер!

Энн коротко вскрикнула, но вскрик затерялся в оглушительном фырканьи. Сыщица повернула к стеклянным дверям.

– Пъду скърее, – бросила она напоследок. – А то окажътся, я вашъдочкъ Дженни.

ГЛАВА XXV

Миссис Крокер повернулась к мужу.

– Ну, Бингли, – не без суровости бросила она.

– Что, Юджиния?

Странный свет сиял в добрых глазах Крокера. Только что он видел чудо. Женщину, еще более грозную, чем его жена, укротил мужчина, еще более робкий, чем он. Это его потрясло. Ему и в голову такое не приходило, но вот, значит – возможно! Чуточку решимости и дело в шляпе. Он покосился на Пэтта. Тот сокрушил сестру Юджинии тремя твердыми фразами. Значит, возможно…

– Что скажешь, Бингли? Крокер подобрался.

– Только одно! Я – американский гражданин и мое место в Америке! Не стоит, Юджиния, мусолить этот вопрос. Извини, если расстраиваю твои планы, но в Лондон я не вернусь! – Он бестрепетно оглядел онемевшую жену. – Я остаюсь тут. И буду ходить на матчи. А потом, заметь – чемпионат Америки!

Миссис Крокер открыла было рот, захлопнула его, снова открыла… И обнаружила, что сказать ей нечего.

– Надеюсь, – продолжал он – у тебя хватит ума остаться по эту сторону океана. Тогда мы будем счастливы. Извини, что я так говорю, но слишком уж мучила меня. Ты женщина, тебе не понять, каково это – пять лет не видеть бейсбольных матчей. Поверь, это выше сил человеческих! Я чуть не умер. Не хочу рисковать снова. Согласен мистер Пэтт держать меня в дворецких – останусь у него. А нет, найду работу еще где. Но в любом случае, я остаюсь здесь!

Пэтт издал одобрительный вопль.

– Старина, в моем доме для вас всегда есть место! Когда у меня такой дворецкий…

– Бингли! Как ты можешь? Служить дворецким…

– Вы бы посмотрели на него! – с восторгом откликнулся Пэтт. – Он чудо! Такую церемонность изобразит, точно с одними герцогами водился. А потом сорвется, да и швырнет кукурузный початок прямо в судью! Замечательный человек!

Похвала пропала впустую, миссис Крокер разразилась слезами. Муж неловко на нее смотрел и решимость его испарялась.

– Юджиния… – тихо сказал он и отер ей глаза.

– Я не вынесу! – рыдала несчастная. – Сколько я старалась все эти годы! А теперь, когда успех совсем близко… Бингли, вернись! Осталось совсем немножко! – И она умоляюще посмотрела на мужа.

– Немножко? А драка с этим лордом Перси?.. Я понимаю, Джимми, у тебя, конечно, были веские причины, но это прихлопнуло крышку… Уж, конечно, теперь шансов не осталось.

– Осталось! Осталось! Драка ничему не повредила. На другой же день лорд Перси явился к нам – с подбитым глазом, бедняжка. Он сказал, что Джимми – настоящий спортсмен, он хочет с ним поближе познакомиться. Джимми ему очень понравился. Он просил научить его какому-то там удару, свингу, что ли. Драка расположила его к Джимми! Леди Корстофайн говорит, герцог Дивайзис прочитал отчет о сражении премьер-министру, и оба хохотали до упада. С герцогом чуть удар не приключился.

Джимми был глубоко тронут. Он и не подозревал, что в его сопернике горит спортивный дух.

– Молодец, Перси! – воскликнул он. – Папа, ты должен вернуться! Это по-честному.

– Ты-то уж мог бы понять! Между «Гигантами» и «Филадельфией» всего одно очко, а «Храбрец» дышит им в затылок! Сезон в разгаре!

– Бингли, это же совсем ненадолго! – умоляюще смотрела на него жена. – Леди Корстофайн говорит, твое имя непременно появится в следующем списке. Она знает все. Потом езди себе в Америку, сколько хочешь. Будем проводить лето тут, а зиму в Англии, или где тебе захочется.

Крокер капитулировал.

– Ладно, Юджиния! Едем!

– Бингли! Нам придется вернуться первым же пароходом. Все недоумевают, куда ты подевался. Я объясню, что ты в поместье отдыхал. Если ты сразу не появишься, заподозрят неладное!

Лицо Крокера исказили муки. Он никогда не испытывал такой любви к жене, как сейчас, когда она пролила неожиданные слезы и просит-молит об одолжении. Перед ним встал образ матча в теплый денек – но он его подавил.

– Хорошо. Едем.

– К чемпионату успеете вернуться, – утешил Пэтт.

– И то правда! – просветлел Крокер.

– А я буду каждый день телеграфировать тебе, папа, – пообещал Джимми.

Миссис Крокер взглянула на него, и счастливое ее лицо подернулось тучкой.

– А ты, Джимми, разве остаешься? Не вижу смысла. Тебе надо тоже вернуться. Если ты решил изменить образ жизни…

– Изменить я решил, но только здесь, в Нью-Йорке. Дядя Питер хочет дать мне работу у себя в конторе. Начну снизу и пробьюсь до самого верха.

Пэтт хрюкнул от восхищения. Он испытывал примерно то, что испытывает проповедник, когда видит, как заполняется скамья раскаявшихся грешников. Обретя Уилли Патриджа, которого он намеревался привести в царство высоких финансов, начиная с надписывания адресов, он был вполне доволен. Но то, что Джимми, имея выбор, выбрал контору, просто восхитило его. Он только что не затанцевал на больной ноге.

– Не беспокойся обо мне, папа. В Америке легче легкого сколотить состояние. Утром я наблюдал за дядей Питером в конторе. У него только и дел посиживать за столом красного дерева, а уж рассыльный передает посетителям – ушел, мол, на целый день. Работа прямо по мне!

ГЛАВА XXVI

Джимми взглянул на Энн. Они остались одни. Пэтт ушел наконец досыпать. Миссис Крокер уехала в отель, Крокер смывал у себя в комнате грим. После их ухода наступила тишина.

– Вот и конец чудесного дня, – заметил Джимми. Энн шагнула к двери.

– Не уходите! Энн остановилась.

– Мистер Крокер!

– Джимми, – поправил он.

– Мистер Крокер, – твердо повторила она.

– Или Алджернон, если вам больше нравится.

– Могу я спросить, – Энн пристально смотрела на него, – могу я спросить…

– Почти всякий раз, как люди начинают так, жди какого-нибудь подвоха…

– Могу я спросить, почему вы пустились в такие хлопоты, чтобы выставить меня дурой? Разве нельзя было сказать с самого начала, кто вы?

– А разве вы забыли все гадости, которые регулярно говорили про Джимми Крокера? Я думал, если вы узнаете правду, вы сразу от меня отвернетесь.

– И были абсолютно правы!

– Но вы же не допустите, чтобы случай пятилетней давности повлиял на наши отношения!

– Я никогда не прощу вас!

– А вот с полчаса назад, когда бросили взрывчатку, вы кинулись но мне!

Энн полыхнула заревом.

– Я равновесие потеряла!

– Может, не стоит его восстанавливать?

– Вы совершили жестокий, бессердечный поступок, – Энн закусила губку. – Какое имеет значение, сколько лет прошло? Если вы были способны на это тогда…

– Энн, Энн, где ваш разум? Разве вы не признаете перевоспитания? Возьмите хоть свой случай! Пять лет назад вы были сентиментальной поэтессой. А теперь! Похитительница детей, умная, прелестная, при чьем приближении все кидаются запирать дверь на ключ. А я… Да, пять лет назад я был бессердечным животным. Но зато теперь – трезвый деловой человек, специально вызванный своим дядей, чтобы вытащить гибнущую фирму из трясины! Почему бы не похоронить прошлое? Оно мертво. Кроме того – не из похвальбы, просто хочу обратить внимание… кроме того, подумайте, что я для вас сделал! Вы сами признавали, что под моим влиянием характер ваш круто поменялся. Если б не я, вы так бы и кропали стишата. Да еще верлибр! Я вас спас, а вы презрительно пинаете меня!

– Я вас ненавижу!

Джимми, подойдя к письменную столу, снял с полки томик.

– Положите на место!

– Хочу почитать вам «Похороны любви», чтобы проиллюстрировать свою точку зрения. Посмотрите на себя, какая вы сейчас, и вспомните, что совершенствованию способствовал я. Ага, вот! «Похороны любви»! «Сердце мое мертво…»

Энн выхватила у него книжку, швырнула ее, и та, взлетев, задела за перила галереи и со стуком свалилась на пол. Энн стояла, глядя на Джимми сверкающими глазами. Потом отошла.

– Извините, – сухо сказала она. – Вспылила.

– А все ваши волосы, – успокоил ее Джимми. – Вам и полагается быть вспыльчивой с такими-то волосами! Какой оттенок… А замуж вам надо выйти за голубоглазого человека, милого, но решительного и с ба-а-льшим будущим! Он приведет вас в норму.

– Мистер Крокер!

– Ласково, конечно, по-доброму, бархатной, а не железной рукой. Но все-таки – твердо.

Энн была уже у дверей.

– Для такой натуры просто необходим муж, с которым можно ссориться. Мы с вами подходим друг другу. Наш брак будет идеально счастливым. Если вам попадется матрасик с надписью «Топчи меня», вы будете несчастны. Вам нужен кто-то попрочнее. Собственно, вам нужен партнер. С кем вы будете ссориться, точно зная, что он не свернется мячиком, чтоб вы его гоняли, а всегда сумеет дать сдачи? Может, у меня и есть недостатки… – Джимми с надеждой примолк. Энн молчала.

– Мелкие. Но я именно тот человек. Резкие перепалки – основа счастливого брака. Так и вижу нас в преклонном возрасте. Вы – по одну сторону радиатора, я – по другую. По-прежнему влюбленные. Греем конечности и придумываем, как бы поддразнить друг друга. Если я уйду сейчас из жизни, вы будете несчастны. Вам будет не с кем ссориться. Разумеется, вы знаете, что ягуарша выражает симпатию к супругу, цапая его за ноги. Если она цапнет воздух…

Из всех колкостей, которые Энн намеревалась вставить во время этой речи, вынырнула лишь одна, к ее стыду – самая слабая.

– Вы просите меня выйти за вас замуж?

– Да.

– Ну уж, нет!

– Вы говорите так, потому что я сейчас не в форме. Я нервен, робок, косноязычен. Ничего, это пройдет! Вы себе не поверите, когда поймете истинную мою натуру. Под поверхностью – разумеется, я говорю фигурально – я истинный фейерверк!

Дверь за Энн захлопнулась. Джимми остался в одиночестве. Он задумчиво подошел к креслу Пэтта, уселся и – заброшенный, одинокий – меланхолично приняться пускать клубы дыма. Ну, что он за болван? Наболтать такого! Разве девушка с характером это выдержит? Ведь самый подходящий был момент проявить ласковость и серьезность, умолять, убеждать, а он такого наплел!..

Тянулись минуты. Девять, десять… Джимми вскочил. Ему показалось, что он услышал шаги. Он распахнул дверь. Пусто. Он снова свалился в кресло. Конечно, Энн не вернется. С какой стати?

– Джимми! – окликнул голос.

Он опять вскочил и ошалело огляделся. Потом взглянул наверх. Над перилами галереи улыбалось ее лицо.

– Джимми, я обдумываю твое предложение. Только хочу спросить… уточнить… Ты признаешь, что пять лет назад вел себя чудовищно?

– Да!

– А с тех пор ведешь себя еще хуже?

– Да!

– И вообще ты жуткий тип?

– Да-а!!!

– Тогда я согласна. Так тебе и надо!

– В каком смысле?

– Ты заслужил такую жену. Я боялась за тебя, жалела, но теперь вижу – это самое подходящее наказание! – Она подняла руку. – Вот оно, мертвое прошлое! Ступай, похорони его! Спокойной ночи.

Маленький томик свалился ему на ногу. Он тупо смотрел на него. Потом, с диким воплем, долетевшим до спальни Пэтта и вновь разбудившим страдальца, только забывшегося сном в третий раз за ночь, ринулся на галерею. С дальнего конца прозвенел музыкальный смех.

Дева в беде

Перевод с английского А. Дормана

Перевод стихов Н.Трауберг

Редактор Н.Трауберг

Глава I

Поскольку место действий – прославленный Бэлферский замок, было бы прилично и приятно начать с его неторопливого описания, прибавив кое-что о графах Маршмортонских, которые владеют им с пятнадцатого века. К. сожалению, в нынешней спешке такая роскошь недоступна, романист вынужден сразу вскакивать в гущу событий, как в движущийся трамвай. Он должен брать старт с мягкой прытью зайца, которого спугнули во время обеда. Иначе книгу отбросят и пойдут в кино.

Все же замечу, что нынешний лорд Маршмортон – вдовец лет сорока восьми; что у него двое детей – сын, Перси-Уильбрэм Марш, лорд Бэлфер, которому вот-вот стукнет двадцать один, и дочь, двадцатилетняя леди Патриция Мод; что хозяйка замка – леди Каролина Бинг, сестра графа, которая вышла замуж за очень богатого шахтовладельца незадолго до его смерти и, по словам недобрых людей, ее ускорила; что у нее есть пасынок Реджинальд. Ну, вот и все.

Славной истории Маршмортонов я даже не коснусь.

К счастью, потеря эта восполнима. Лорд Маршмортон как раз сейчас пишет о своих предках и, только напишет, книга эта появится на вашей полке. Что же до замка и его достопримечательностей, включая образцовую сыроварню и янтарную комнату, вы можете своими глазами увидеть их по четвергам, когда Бэлфер распахивает двери для широкой публики, взимая один шиллинг с носа. Кеггс, дворецкий, собирает эти деньги и направляет их на благотворительные нужды, по крайней мере – в идеале. Клевета неутомима, и одна философская школа во главе с пажем Альбертом утверждает, что эти шиллинги прилипают к Кеггсу, пополняя собою его довольно значительные сбережения в фермерско-торговом банке, расположенном на Хай-стрит в деревне Бэлфер.

Решать проблему мы не будем, скажем только, что Кеггс слишком похож на благочестивейшего епископа. С другой стороны, Альберт его знает. Словом, вопрос открыт.

Конечно, внешность обманчива. К примеру, всякий, кому случилось бы стоять у главного входа в замок в одиннадцать часов одного июньского утра, мог бы решить, что властная дама средних лет, стоящая у розовых кустов и беседующая с садовником, наблюдая при этом за юной парочкой, гуляющей по нижней террасе, – мать прелестной девушки, а улыбается она потому, что та недавно обручилась с высоким, приятным на вид молодым человеком.

Сам Шерлок Холмс, и тот бы ошибся. Так и слышу, как он объясняет Ватсону: «Элементарно, мой дорогой. Если бы эта дама просто хвалила розы, садовник бы тоже улыбался. Однако он сумрачен и угрюм».

На самом же деле дубленый человек в рубашке с засученными рукавами и в вельветовых штанах, хмуро заглядывающий в банку с раствором китового масла, – это сам граф Маршмортонский, а причина его угрюмости сложна. Он ненавидит, когда ему мешают работать, а леди Каролина Бинг, возможно, действует ему на нервы, тем паче, когда она пускается в фантазии о том, как бы поженить ее пасынка Реджи и его дочь Мод.

Только самые близкие люди узнали бы в коренастом садовнике седьмого графа Маршмортонского. Делая набеги на Лондон и чинно завтракая там среди епископов в клубе «Антенеум», граф был безукоризненно одет, и никто не мог заподозрить, чтобы его крепкие ноги облегало что-либо, кроме самой добротной материи. Но загляните в «Кто есть кто», на букву «М», и в статье, отведенной графу, вы обнаружите слова: «Хобби – садоводство». Сам граф, в порыве скромной гордости, прибавил бы: «Первая премия на цветочной выставке в 1911 за розу «Чайный гибрид». Что тут еще скажешь?

В стране самозабвенных садоводов-любителей лорд Маршмортон был самым самозабвенным. Он жил своим садом. Любовь, с какою обычные люди относятся к семье, он испытывал к семенам, розам и суглинку. Ненависть, какую некоторые из его клана испытывают к социалистам, он обратил на садовых слизней, садовых клопов и тех желтовато-белых насекомых, которые по своей подлости прикрылись псевдонимом, именуясь не столько садовой вошью, сколько тисаноптерою. Простодушный, приветливый, кроткий лорд, завидев тисаноптеру, просто сеял смерть, словно Атилла или Чингизхан. Тисаноптеры роятся на нижней поверхности листа, высасывая его соки, отчего лист желтеет; лорд же Маршмортон придерживался столь радикальных взглядов, что, не смущаясь, полил бы раствором китового масла даже свою бабушку, если бы она сосала соки из розового листа.

Весь день он был садовником с мозолистыми руками, аристократом же становился только вечером, после ужина, когда, подстрекаемый неугомонной леди Каролиной, удалялся в свой кабинет и принимался за историю рода при поддержке и помощи своей секретарши, Алисы Фарадей. Этот солидный труд продвигался медленно. Десять часов на свежем воздухе – это вам не шутка, и лорд Маршмортон засыпал на середине фразы, к огорчению совестливой Алисы, привыкшей честно отрабатывать свой хлеб.

Парочка на террасе сделала разворот. Склоненное к леди Мод лицо Реджи Бинга выражало внимание и оживленность, и даже издали было заметно, как загорались ее глаза в ответ на его речи.

– Очаровательная пара, – промурлыкала леди Каролина. – Что бы такое говорил ей мой милый Реджи? Может быть, в этот самый миг…

Она мечтательно вздохнула. Тут ей пришлось потрудиться. Милый Реджи, обычно таявший пластилином в ее руках, проявлял необъяснимое упорство, никак не желал предложить Мод свою приятную руку, хотя мачеха его никогда и нигде, даже на ниве общественного служения, не приводила столь веских доводов. Нет, кузина ему нравилась. Он признавал, что она «высший сорт», и даже самый высший; но предложения не делал. Леди Каролина не знала, что мир Реджинальда – по крайней мере, ту часть его мира, которая не занята гонками и гольфом – наполняла собою мисс Фарадей. Собственно, этого не знала и сама Алиса.

– Может быть, в этот самый миг, – продолжала леди Каролина, – милый мальчик делает предложение.

Лорд Маршмортон хрюкнул, но не отвел испытующего взгляда от губительной смеси, которую он приготовил для тисаноптер.

– Одно меня утешает, – сказала леди Каролина. – По-видимому, Мод избавилась от своего нелепого сумасбродства. Помнишь, прошлым летом она увлеклась кем-то в Уэльсе? Если бы это увлечение длилось, она была бы печальной. Видишь, Джон, я была права, что держала ее взаперти. Говорят, в разлуке любовь крепнет. Какая чушь! Девушка в ее возрасте может влюбиться и разлюбить десять раз на год. Конечно, она его забыла.

– М-м! – сказал лорд Маршмортон, размышляя о зеленой тле.

– Я говорю о человеке, с которым Мод познакомилась, когда гостила у Бренды.

– А, да-да.

– «А, да-да», – передразнила его леди Каролина. – Больше тебе нечего сказать? Единственная дочь сходит с ума по совершеннейшему чужаку, человеку, о котором мы ничего не знаем, даже имени – ровным счетом ничего, кроме того, что он нищий. А ты мычишь «да-да»!

– Так это же кончилось?

– Надеюсь. Но я была бы спокойней, если бы Мод обручилась с Реджи. Право, заговори с ней…

– Заговорить? Да мы с ней не ссорились. – Лорд Маршмортон, погруженный в свои розы, размышлял неспешно. – Мы в прекрасных отношениях.

Леди Каролина нетерпеливо нахмурилась. У нее был четкий, быстрый ум, что там – сверкающий и сильный, как стальной капкан, и она поневоле сердилась на такую отрешенность.

– Поговори о помолвке с Реджи. Ты – отец. Попытайся уговорить ее.

– Нельзя же насильно.

– При чем тут «насильно»? Укажи ей, как отец, в чем ее долг и ее счастье.

– На, пей! – гневно вскрикнул граф, выплескивая содержимое банки на ближайший куст. – Пей, не жалей! У меня еще много в запасе.

По ступеням замка спустилась девушка и направилась к ним. Она была красива, но строговата какой-то спокойной строгостью. Серые глаза смотрели почти нежно, темные волосы шевелил ветерок. Словом, видеть ее на фоне утреннего солнца было приятно, и Реджи Бинг сбился с курса, порозовел и потерял нить разговора. Внезапное появление Алисы фарадей всегда действовало на него именно так.

– Вот ваши вчерашние заметки, лорд Маршмортон, – сказала Алиса. – Перепечатала в двух экземплярах.

Мисс Фарадей говорила тихо и почтительно, но не без властности. Это была удивительная личность. Все те, кто пользовались ее услугами, находили, что такая секретарша – истинное сокровище. Все – но не лорд Маршмортон; ему она казалась истинным бесом. Их взгляды на ценность садоводства и ценность семейных историй никак не совпадали. Для него история Маршмортонов была занятием в часы праздности, для нее – делом всей жизни. Задремав в очередной раз и проснувшись слишком поздно, чтобы возобновлять работу, граф бросал расплывчатое обещание «поработать завтра», с горечью подумывая о том, что его секретарше должно бы хватить ума и такта, чтобы не воспринимать эти слова буквально.

– Они очень сырые, – продолжала Алиса, обращаясь к вельветовому седалищу. Лорд Маршмортон всегда нагибался, завидев ее с бумагами в руке, ибо пребывал в печальном заблуждении, что, не увидев его лица, она удалится.

– Вчера вечером вы обещали, что поработаете сегодня. – Она помолчала ровно столько, чтобы дождаться ответа, но дождалась неясного хрюканья. – Если вы слишком заняты, тогда, конечно… – миролюбиво добавила она, бросая косой взгляд на леди Каролину, которая немедленно воскликнула, радуясь возможности наказать невнимательного брата:

– Джон, разогнись! Немедленно ступай в дом. И за работу!

– Я и так работаю, – возразил лорд Маршмортон. Несмотря на его годы, сестра умела вернуть его в детство.

Когда они оба жили в детской, она была истинным тираном.

– Семейная история важнее, чем копание в земле. Я вообще не понимаю, почему бы тебе не предоставить все это Макферсону. Платишь ему такое жалование и потом делаешь за него всю работу! Не понимаю. Издатели ждут. Немедленно ступай и принимайся за дело.

– Вы обещали, что мы поработаем, – приветливо сказала Алиса.

Лорд Маршмортон вцепился в банку с раствором хваткой утопающего. Он лучше всех знал, что такие переговоры, особенно подкрепленные личностью леди Каролины, всегда заканчиваются одинаково.

– Да, да, да! – сказал он. – Только вечером. После ужина, а? Да, именно после ужина. Очень хорошо.

– Мне кажется, лучше работать с утра, – с мягкой настойчивостью сказала совестливая Алиса. Она хотела отрабатывать жалование и с энтузиазмом относилась к славной истории Маршмортонов.

Пальцы несчастного лорда ослабили свою хватку. Сотни спасенных тисаноптер мирно продолжили свой завтрак, не подозревая, какая участь их только что миновала.

– Ладно, ладно, ладно! Идемте в библиотеку.

– Хорошо, лорд Маршмортон. – Алиса повернулась к его сестре.

– Я посмотрела расписание, леди Каролина. Для вас лучше всего двенадцать пятнадцать. Останавливается в Бэлфере по требованию. Есть вагон-ресторан.

– Ты уезжаешь, Каролина? – с надеждой спросил лорд Маршмортон.

– Небольшой доклад в Лиге социального прогресса. Завтра вернусь, это в Льюишэме.

– А, вот что! – печально сказал граф.

– Благодарю вас, мисс Фарадей, – сказала леди Каролина. – Двенадцать пятнадцать.

– Машину подадут без четверти двенадцать.

– Спасибо. Да, кстати, мисс Фарадей, по дороге кликните, пожалуйста, Реджи, мне надо с ним поговорить.

Когда Алиса приблизилась к Реджи, Мод уже ушла. Пылкий юноша сидел на каменной скамье, куря сигарету и развлекая себя размышлениями, в которых мысли об Алисе боролись за первенство с рассуждениями о правильной позе для особого удара. Он пребывал в помраченном расположении духа. Ну, вы подумайте – влюблен, и никак не получается косой удар средней клюшкой! Душа его, можно сказать, корчилась в муках.

– Леди Каролине, – сказала Алиса, – надо поговорить с вами.

Реджи вскочил со скамейки.

– Здрасьте! Это вы! То есть, я, м-м…м-м…э…

Как и всегда в ее присутствии, он ощутил какой-то жар в пояснице. Руки и ноги распухли до неимоверных размеров. Хорошо бы избавиться от этого визгливого смешка, всегда нападавшего на него в ее присутствии… Она еще подумает, что он – полный болван.

– Леди Каролина уезжает поездом двенадцать пятнадцать.

– Это хорошо. То есть, я хотел сказать, вот как, уезжает? Ясно, – он мобилизовал все свои силы. – Может, когда я с ней поговорю, мы с вами погуляем? Или покатаемся на лодке? Ну, всякое такое…

– Спасибо, но я должна помочь лорду Маршмортону с его книгой.

– А, чер… то есть, я хотел сказать, как жаль!

Сердце у него разрывалось, пылая благородным гневом против лорда Маршмортона, нового Саймона Легри,[4]4
  Саймон Легри – жестокий плантатор из романа Гарриет Бичер-Стоу (1811–1896) «Хижина дяди Тома» (1852).


[Закрыть] держащего девушку в рабстве, когда весь мир купается в солнечных лучах.

– Пойти попросить, чтобы отложил?

– Нет, нет, спасибо! Уверяю вас, он и слушать не захочет. С милой улыбкой она проследовала дальше. Реджи поднялся на верхнюю террасу.

– Привет, мамаша, – сказал он, – Ну, как, в добром здравии?

– Как дела, Реджи? Что нового?

– А? Нового? Ты не видела утренних газет? Ничего особенного, Тим Дагген выиграл у Алека Фрезера, три-два. Больше ничего вроде нет. Да, новая оперетка. Вчера была премьера, вроде бы – класс. «Морнинг Пост» хвалит. Надо бы слинять в город, посмотреть.

Леди Каролина нахмурилась. Такая тупость, да еще после беседы с братом, огорчила ее.

– Нет, нет. Вы с Мод так долго беседовали. Кажется, ей было интересно тебя слушать. Я и понадеялась, что у тебя есть хорошие новости.