Текст книги "Том 3. Лорд Аффенхем и другие"

Автор книги: Пэлем Вудхаус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 41 страниц)

– Так он богач!

– Я не знаю, кого вы называете богачом, но, чтобы не соврать, в хороший год, в разгар сезона, у Джорджа, ну, скажем, пять тысяч долларов в неделю.

Лорд Маршмортон был просто поражен.

– Тысячу фунтов в неделю! Господи!

– Так я и знала, что вы ахнете. Пока я рекламирую Джорджа, позвольте добавить еще одно. Джордж – один из лучших людей на свете. Я его знаю. Можете мне поверить, если в человеке есть какая-то гниль, шоу-бизнес выплеснет ее на поверхность. Если ее в нем не видно, значит, ее нет. Джордж – парень что надо.

– По крайней мере, у него отличная заступница.

– О, я горой стою за Джорджа! Побольше бы таких, как он… Ну ладно, довольно мне копаться в ваших делах, пора двигаться. У меня репетиция после обеда.

– Ну и Бог с ней! – по-мальчишески сказал лорд Маршмортон.

– Да? А через сколько минут, по-вашему, меня уволят? Не могу себе позволить такой роскоши. Я – человек рабочий.

Лорд Маршмортон покрутил в пальцах окурок сигары.

– Я бы предложил вам другую работу, если бы вы согласились.

Билли остро взглянула на него. Разные мужчины в подобных обстоятельствах уже делали ей подобные предложения. Она почувствовала некоторое разочарование.

– Да? – сухо сказала она. – Валяйте.

– Вы, конечно, поняли из разговора с мистером Бивеном, что моя секретарша сбежала и вышла замуж. Не хотите ли занять ее место?

Обескуражить Билли было нелегко, но тут она удивилась. Она ожидала совсем другого.

– Ну вы и шутник, папаша!

– Я говорю совершенно серьезно.

– Вы можете себе представить меня в замке?

– Могу, очень даже просто, – в лорде Маршмортоне не осталось никакой светскости. – Пожалуйста, соглашайтесь! Должен же я когда-нибудь закончить эту треклятую историю. Все семейство ждет. Не далее как вчера моя сестра Каролина загнала меня в угол и битых полчаса надоедала мне. А о новой Алисе Фарадей мне страшно и подумать. Очаровательная девушка, да, очаровательная, но… но… да будь я проклят, если найму такую же!

Билли так и захлебнулась от смеха.

– Ну, такого пыла!.. – выговорила она. – Удивительный вы человек, папаша! Вы даже не знаете, умею ли я печатать на машинке.

– Нет, знаю. Мистер Бивен сказал мне, что вы были машинисткой.

– А, значит, Джордж тоже рекламировал меня! – Она призадумалась. – Должна признаться, я бы с удовольствием. Ваш дом мне очень понравился.

– Ну что ж, решено, – властно сказал лорд Маршмортон. – Ступайте в театр и скажите… все, что полагается говорить в таких случаях. Потом отправляйтесь домой, собирайте вещи и ждите меня на вокзале Ватерлоо в шесть часов. Поезд отходит в шесть пятнадцать.

– Возвращение скитальца с блондинкой типа вырви-глаз? Да, вы это ловко устроили. Думаете, семейство меня примет?

– К чертям семейство! – храбро отвечал лорд Маршмортон.

– И еще одно, – сказала Билли, удовлетворенно обозревая свое отражение в пудренице. – Может быть, у меня слишком сияет макушка, но я не крашу волос. С детства такая.

– Я и на секунду не предполагал…

– Значит, вы – прекрасная, доверчивая натура. Молодец, папаша!

– В шесть часов на Ватерлоо, – сказал граф. – Жду. Билли посмотрела на него с восхищением.

– Мальчик, он мальчик и есть, – сказала она. – Хорошо. Ждите.

Глава XXII

– Юный гад, – сказал Кеггс, дворецкий, равномерно распределяя свой вес в скрипучем кресле, – пусть это послужит тебе уроком.

Прошла неделя с исторического визита в Лондон. Было шесть часов вечера. Комната домоправительницы, где питалась старшая прислуга, уже опустела. Из всей честной компании, только что отобедавшей, оставался один Кеггс, мирно переваривающий пищу. Альберт, чьей обязанностью было прислуживать здесь за столом, сновал туда и сюда, угрюмо собирая посуду. Он грустил. Во время обеда разговор вертелся почти исключительно вокруг прославленного и тайного бракосочетания, а для Альберта трудно было придумать более болезненный предмет.

– Вот что выходит, – продолжал Кеггс, – когда всюду суешь свой нос и лезешь в чужие дела, что там – в дела тех, кто лучше тебя и старше. Ты впустую потратил пять шиллингов, те пять шиллингов, на которые мог бы купить хорошую книгу и с ее помощью развить хоть немного свой ум. Бог свидетель, он нуждается в развитии, ибо среди всех бездельников, с которыми меня сталкивала моя несчастная судьба, ты занимаешь первое место. Поосторожней с посудой! Не сопи! У тебя что, астма, что ли?

– Я вообще дохнуть не могу, – возопило униженное дитя.

– Да, не можешь, как паровоз – не можешь. – Кеггс укоризненно покачал головой. – Ну что, твой Реджи Бинг пошел и женился, а? Будешь теперь играть в азартные игры и соваться в лотереи? Только подумать, в твоем возрасте – и такая наглость!

– Какой он мой? Я его не вытягивал!

– Не начинай все с начала, мой юный друг. Никто тебя не принуждал. Тебе предложили честный обмен, так что, в практическом смысле, он именно твой. Надеюсь, ты пошлешь ему свадебный подарок.

– Ну ладно, от вашего разбоя тоже толку мало.

– От чего?

– Сами слышали.

– Слышал, а больше не услышу. Скажите на милость! Если у тебя были возражения, надо было сразу и сказать. И потом, что это значит – «толку мало»?

– То и значит.

– Это тебе так кажется. Думаешь, ты письма выбросил, так всему конец?

– Я? Да вы что! – воскликнул Альберт, вздрагивая так, что одиннадцать тарелок едва не ринулись вниз, к неминуемой гибели.

– Сколько раз тебе говорить, поосторожнее с тарелками! – сурово сказал Кеггс. – Ты не жонглер какой-нибудь. Да, я все знаю. Думаешь, ты такой умный? Должен тебе сказать, как бы ты ни старался, ее милость и мистер Бивен на этих днях встречались. Я распознал твои козни, я сделал свои выводы, пошел и все им устроил.

Неведомый дотоле, поистине мистический ужас охватил Альберта. Трудно, нет – невыносимо бороться с могучим интеллектом.

– Ну прям! – выдавил он с подходящим к случаю скепсисом, но в глубине души места скепсису не оставалось. Пока еше смутно, он начал понимать, что годы и годы должны пройти, прежде чем он сможет противостоять умом этому могучему стратегу.

– Да, прям, – сказал Кеггс. – Не знаю, что у них там было, лично не присутствовал. Но не сомневаюсь, что все шло хорошо.

– А вам-то что? Его в замок не пускают.

Мягкая улыбка озарила луноподобный лик дворецкого.

– Если, говоря «его», ты подразумеваешь мистера Бивена, должен тебе сообщить, что в самом скором времени его станут регулярно принимать в замке.

– Так прям и станут!

– Хочешь пари еще на пять?

Альберт заколебался. Нет, довольно с него рискованных спекуляций с участием дворецкого. Где бы ни появлялся этот интриган, наличность тут же улетучивалась.

– А чего вы сделаете-то?

– Тебя это не касается. У меня свои методы. Скажу только, что не завтра, так послезавтра мистер Бивен будет сидеть за нашим обеденным столом и, согласно своим вкусам и предпочтениям, отвечать на мой вопрос: «Рейнвейну? Хересу?» Крошки, крошки сметай! И не шаркай ногами, не сопи носом, а когда все сделаешь – закрой дверь с той стороны.

– Да, чтоб вас таракан заел! – с горечью сказал паж, про себя, внутри, в душе. Дух его был сломлен.

Успешно завершив процесс пищеварения, Кеггс предстал перед лордом Бэлфером в биллиардной. Тот был один. Толпа гостей, столь многочисленная в ночь бала, теперь поредела до разумных размеров. Дальние родственники, довольные и ублаженные, расползлись по неведомым норам, из которых они повылазили, и теперь в замке оставались только самые видные члены семейства, выкурить которых всегда труднее, чем мелкую сошку Оставался епископ, оставался полковник. Кроме того, оставалось с полдюжины самой близкой родни, на вкус Перси, из них – шесть лишних. Он не слишком жаловал свое семейство.

– Могу я поговорить с вашей милостью?

– В чем дело, Кеггс?

Кеггс был вполне в себе уверен; но тут он никак не решался начать. Наконец он вспомнил, что в туманном прошлом видел, как лорда Бэлфера отшлепали, ибо он украл варенье, причем сам он, Кеггс, выступал свидетелем обвинения. Воспоминание придало ему смелости.

– Я от души надеюсь, что ваша милость не сочтет мои речи дерзостью. Я много лет служил его светлости, то есть вашему отцу, и семейную честь, если разрешите так выразиться, принимаю очень близко к сердцу. Я знаю вашу милость с самого раннего детства и…

Лорд Бэлфер слушал эту преамбулу с явным нетерпением. В последние дни он пребывал не в лучшем расположении духа и витиеватые обороты раздражали его.

– Да, конечно, – сказал он. – В чем дело?

Кеггс уже снова был самим собой. Вступительными фразами он как бы завел свою внутреннюю пружину. Теперь можно и начинать.

– Вы помните, ваша милость, как во время бала вы спрашивали меня об одном из временных официантов. Того, который назвал себя родственником этого… пажа Альберта. Я навел справки, ваша милость, и с глубоким прискорбием доложу вам, что он не тот, за кого себя выдавал. Альберт утверждает, что у него нет родственников в Америке. Я очень сожалею об этом инциденте, ваша милость, и надеюсь, что вы отнесете его на счет спешки и суматохи, неизбежных при исполнении таких ответственных обязанностей.

– Я знаю, что он врет. Наверное, хотел украсть ложки! Кеггс кашлянул.

– Если я могу позволить себе еще большую дерзость, ваша милость, то разрешите мне сообщить вам, что мне известно, кто этот человек и зачем он проник в замок.

Кеггс настороженно ждал ответа. Момент был критический. Если лорд Бэлфер не осадит его взглядом и не выставит за дверь, опасность, можно считать, миновала и дальше он сможет говорить свободно. Светло-голубые глаза смотрели на Перси без всякого выражения, но чувствовал Кеггс примерно то, что и тогда, когда семейство уезжало в город и он умудрялся ускользнуть в Кемтон-парк или на другой ипподром. Так чувствовал он, когда скаковая лошадь проносилась по гравию к финишу.

Изумление лорда Бэлфера готово было уступить место негодованию, но тут дворецкий заговорил снова.

– Я отдаю себе отчет, ваша милость, что не вправе высказывать суждений о личных, интимных делах семейства, которому имею честь служить, но если ваша милость простит мне мою дерзость, я полагаю, что смогу принести пользу и оказать содействие в деле, причиняющем всем большие неприятности.

Он снова подхлестнул себя, еще раз погрузившись в волны памяти. Да. Пусть этот молодой человек и лорд, сын хозяина, наследник всех этих владений, но когда-то он видел, как его отшлепали.

Может быть, Перси тоже припомнил былое или просто почувствовал, что Кеггс, старый и верный слуга, имеет право участвовать в делах семьи. Как бы то ни было, он определенно снизил барьер между ними.

– Ну что ж, – сказал он, покосившись на дверь, дабы убедиться, что никто не увидит действий, которых сидевший в нем аристократ совсем не одобрял. – Говорите.

Кеггс вздохнул с облегчением. Опасная точка была позади.

– Испытывая естественный интерес, ваша милость, – сказал он, – мы все в людской, так или иначе, осведомлены о текущих событиях. Позволительно ли мне сказать, что я еще на ранних стадиях узнал о неприятностях, которые причинило вашей милости известное лицо?

Хотя все существо его бунтовало против такого панибратства, лорд Бэлфер понял, что уже безнадежно обрек себя на этот разговор. Ему было тошно от одной мысли о том, что деликатные семейные дела обсуждаются в низших кругах; но что-либо предпринимать было слишком поздно. Да, его затянула война, объявленная им Джорджу Бивену, если уже на этой стадии он прежде всего надеялся, что Кеггс предложит что-нибудь стоящее.

– Прошу прощения, ваша милость, вы поступаете необдуманно. Я служу много лет, начал мальчишкой в привратницкой, постепенно дошел до нынешней должности, и могу сказать, что за эти годы не раз видел, как сын или дочь семейства замышляли мезальянс. Во всех случаях, кроме одного, это кончилось плохо, именно потому, что родные были против. Мой опыт подсказывает, что сопротивляться любви бесполезно; это, как говорится, только подливает масла в огонь. Молодые люди, ваша милость, по природе своей романтики. Если что-то у них отнять, они будут жалеть себя, но не сдадутся и, поверьте, добьются своего. Их не остановишь. Я не был в достаточно близких отношениях с покойным лордом Уорлингэмом, а то бы я дал ему возможность воспользоваться моим опытом, когда его сын, Обри Першор, влюбился в одну особу из оперетты. Я бы сказал ему, что он поступает непродуманно. Граф всеми силами сопротивлялся этому браку – и что ж? Молодая чета убежала и поженилась в регистратуре. А вот – еще один случай, молодой репетитор снискал расположение леди Ивлин Уоллс, единственной дочери фа-фа Эклтонского. По сути дела, ваша милость, только одно увлечение такого рода закончилось удовлетворительно – роман леди Кэтрин Дьюсби, дочери лорда Бриджфилда, которая безрассудно увлеклась тренером по роликовым конькам. Лорд Бэлфер уже не ощущал никакого превосходства над собеседником. Могучая натура дворецкого просто подавляла его. Горячая проповедь еще и не близилась к концу, а он уже, как маленький мальчик, жадно впитывал поучения, напряженно подавшись вперед. Кеггс остановился в самом интересном месте.

– А что там произошло?

– Молодой человек, – продолжил Кеггс, – был весьма привлекателен, с большими карими глазами и гибким атлетическим телом. Поэтому слуги не удивлялись, что ее милость так увлеклась им. Я сам слышал, как она сказала при всех, за обедом, что роликовые коньки – самое важное в жизни, если не считать ее карликового шпица. Но когда она объявила об их помолвке, произошел большой переполох. Я, конечно, не мог участвовать в многочисленных совещаниях и дискуссиях, но был осведомлен о том, что они совершались, и с большой частотой. Наконец, его милость применил хитроумный ход: он сделал вид, что смирился, и пригласил молодого человека к нам, в Шотландию. Не прошло и десяти дней, как помолвка расстроилась. Он вернулся к своим роликам, а ее милость занялась благотворительностью и в конце концов вступила в высшей степени подходящий брак с лордом Рональдом Споффортом, вторым сыном его сиятельства герцога Горбальзского и Стратбунгского.

– Как же это случилось?

– Наблюдая молодого человека в обстановке своего родного дома, ее милость скоро увидела, что слишком романтически смотрит на него, ваша милость. Он принадлежал к низшим слоям среднего класса, которые принято называть мещанством, и его привычки и обычаи отличались от привычек и обычаев, к которым привыкла ее милость. У него не было ничего общего с обитателями ее дома, скажем – он необдуманно выбирал вилки. За первым же ужином он воспользовался стальным ножом для закусок и ее милость остро взглянула на него. Можно сказать, пелена спала с ее глаз. После этого ей понадобилось немного времени, чтобы убедиться в своей ошибке.

– Так вы предлагаете…

– Не в моих обычаях, ваша милость, предлагать что-либо, кроме самого почтительного совета, но, мне кажется, в данном случае следовало бы применить подобный прием.

Лорд Бэлфер призадумался. Недавние события побудили его увидеть и оценить весь масштаб той задачи, которую он взвалил на себя, вызвавшись следить за сестрой. Происшествие с викарием и кузнецом потрясло его и физически, и духовно. Ноги все еще болели, уверенность в себе сильно поколебалась. Мысль о том, что шпионить придется долго, вовсе не улыбалась ему. Насколько проще и эффективнее последовать только что поданному совету!

– Может быть, вы в чем-то и правы, Кеггс…

– Благодарю вас, ваша милость. Я в этом вполне убежден.

– Вечером поговорю с отцом.

– Я очень рад, ваша милость. Всегда счастлив оказать услугу.

– Юный Альберт, – твердо говорил Кеггс следующим утром после завтрака, – отнеси эту записку мистеру Бивену и вручи без всяких твоих штучек-дрючек. Дождись ответа и доставь этот ответ сначала мне, а потом лорду Маршмортону. Скажу сразу, чтобы ты зазря на трудился, вскрывая конверт над кипящим чайником, что я уже это проделал. Тут – приглашение на сегодняшний ужин. Ясно? Шевелись!

Альберт безоговорочно капитулировал. Впервые в жизни он смутился, осознав, как глубоко заблуждается, полагая, что может противопоставить свой пигмейский разум гладколицему чудотворцу.

– Ну и ну! – сказал он. И больше – ничего.

– Да, – прибавил Кеггс, на этот раз с подлинной заботой. – Не вздумай стать такой дубиной, как наш приятель Перси. Смотри, не забудь. Я тебя предупредил.

Глава XXIII

Жизнь похожа на какую-то взбесившуюся машину, которая работает то слишком быстро, то слишком медленно. От колыбели до могилы мы попадаем то в Саргассово море, то в горный поток, то в штиль, то в бурю. Мод, в двадцатый раз глядевшей через стол, чтобы убедиться, что напротив сидит действительно Джордж Бивен, казалось, что после нескончаемых месяцев, в течение которых не происходило ничего, наступил период, когда происходит все, причем одновременно. Жизнь, только что бывшая сломанной машиной, вдруг понеслась вскачь.

Размеренный распорядок, восходящий к тем временам, когда ее с позором возвратили из Уэльса, сменился бешеным водоворотом событий, достойной кульминацией которых послужило сегодняшнее чудо. Она несколько припозднилась с переодеванием и потому вошла в гостиную, когда Кеггс объявлял: «Кушать подано». Первый шок случился, когда из толпы родственников и друзей вынырнул томящийся любовью Пламмер и сообщил, что намерен сопровождать ее к столу. Она не ожидала встретить его здесь, хотя он и жил неподалеку. При последней встрече он заявил, что намерен поехать за границу, подлатать свое израненное сердце, и чувствительной девице было неуютно снова столкнуться со своей жертвой. Она не знала, что, с точки зрения Пламмера, все начиналось с самого начала. Проанализировав причины, побудившие ее отказать ему, он решил, что причина эта – другой, а другой – Реджи Бинг. Теперь Реджи убежал с Алисой, оставив Мод в том самом положении, когда лучше всего – найти утешение в более достойном мужчине. Пламмер знал, какую роль в любовных делах играет досада. Его собственный случай (нарушение брачных обязательств) был всецело обусловлен тем, что отказ, полученный им от младшей дочери из дома Дэвэниш, привел его в опасное общество девицы, стоявшей второю в том конце первого ряда в ревю «Пора поцелуев». Нынче он явился в замок угрюмым, но не отчаявшимся. Второй шок, который испытала Мод, напрочь затмил первый. Ни отец, ни Перси не предуведомили ее о протянутой Джорджу руке гостеприимства, и, увидев, как он запросто беседует с тетей Каролиной, она едва не лишилась чувств. Жизнь, которая в последние дни являла все свойства то сна, то кошмара, теперь казалась вовсе нереальной. Она не могла придумать ни одного объяснения присутствию Джорджа. Его просто не могло быть, и все тут; но он, несомненно, был. Спускаясь по лестнице в сопровождении Пламмера, она мобилизовала все свое очарование, так что ее кавалер решил, что, придя в замок, он совершил самый мудрый поступок в своей жизни, отнюдь не усеянной мудрыми поступками. Пламмер вообразил, что леди Мод смягчилась. Ему было невдомек, что она просто гадает, наяву все это или во сне.

Между тем Джордж, сидевший за столом напротив, тоже испытывал известные затруднения, стараясь подладить свои органы чувств к новому ходу событий. Он оставил всякие попытки понять, почему его пригласили, и теперь старался выстроить гипотезу, объясняющую присутствие в замке Билли Дор. В этот самый час Билли, по всем расчетам, должна была наносить последние мазки грима на втором этаже театра «Регал», а она сидит здесь, совсем не смущается, скромно и неброско одетая во что-то черное, так что он едва узнал ее, и беседует с епископом…

Голос Кеггса над плечом ворвался в его думы. – Рейнвейну или хересу, сэр?

Джордж не мог бы объяснить, почему от этого голоса ему могло бы стать легче; но легче ему стало. Было все-таки в Кеггсе что-то прочное, успокаивающее, он это и прежде замечал. Ощущение, что тебя ударили по голове тупым орудием, стало проходить, словно одной своей интонацией дворецкий сказал: «Да, все это странно и непонятно, но не тревожьтесь. Я – с вами».

Джордж начал замечать окружающих. Его мозг как бы прочистился от дыма, и выяснилось, что он уже не воспринимает обедающих с ним как однородную массу, но различает отдельные лица. Вероятно, пророк Даниил, оправившись от первоначального смущения, испытывал нечто подобное в обществе львов.

Он принялся распределять гостей по местам. Все были представлены друг другу, но у него осталось лишь смутное ощущение, что ему прочитали вслух из Берка какой-то перечень аристократов. С того дня, как в Лондонской публичной библиотеке он погрузился в этот увлекательный фолиант, чтобы отыскать Мод, на него ни разу не обрушивался такой град титулов. Теперь он пытался прикинуть, кого же он знает.

Инвентаризация не удалась. Из всех присутствующих он мог наверняка назвать лишь нескольких, с которыми прежде делил досуг в другом окружении. Вот лорд Бэлфер, озирающий его с неприязнью, которую даже не назовешь скрытой. Вот, во главе стола, – лорд Маршмортон, печально внимающий речам крупной дамы в жемчужном ожерелье; но кто такая эта дама? Леди ли это Джейн Оленби, или леди Эдит Уэйд-Беверли, или леди Патриция Фаулз? А самое главное – кто этот усатый, похожий на пирог, что беседует с Мод?

Он обратился за помощью к девушке, которую сопровождал к столу. Насколько он мог судить по такому краткому знакомству, она вполне симпатична – маленькая, юная, пушистая. Когда ее представляли, он уловил, что она просто «мисс», а это, в сущности, сближало.

– Не могли бы вы напомнить мне, кто все эти люди? – сказал он, когда она прервала разговор с другим соседом и повернулась к нему. – Кто вон тот человек?

– Который?

– Тот, что беседует с леди Мод. У него такое лицо… прямо хоть стасуй и сдай заново.

– Это мой брат.

На разговор ушло время, отпущенное для супа.

– Простите, – сказал Джордж, переходя к рыбе.

– Очень мило, что вы просите прощения.

– Меня обманула игра света. Приглядевшись, я вижу, что в его лице есть скрытый, но большой шарм.

Девушка захихикала. Джордж почувствовал себя лучше.

– А кто другие? Я, например, не расслышал вашего имени. В меня так выстреливали именами, что они просвистывали мимо, я не успевал их уловить.

– Моя фамилия – Пламмер.

Джордж подпрыгнул, словно его ударило электричество, и посмотрел на тот конец стола с живейшим интересом. Влюбленный Пламмер до сих пор был для него только голосом. Видеть его во плоти – очень интересно.

– А все прочие?

– Члены семейства. Разве вы не всех знаете?

– Я знаю лорда Маршмортона и леди Мод, и, конечно, лорда Бэлфера. – Он поймал холодный взгляд Перси с дальнего конца и приветливо кивнул ему. – Мой большой приятель, лорд Бэлфер.

Пушистая мисс Пламмер свела свое хорошенькое личико в гримасу неодобрения.

– Мне не нравится Перси.

– Неужели?

– По-моему, он высокомерный.

– Неужели? Да с чего же?

– Ну, чопорный.

– Да, конечно, первое впечатление – такое. Когда я с ним познакомился, он мне показался ужасно чопорным. Но вы бы посмотрели на него, когда он расслабляется! Он из тех, кого надо знать, чтобы оценить. Так и растет на глазах.

– Может быть, но вспомните эту историю с полицейским. Все графство только о ней и говорит.

– Юная кровь, – вздохнул Джордж. – Юная кровь! Да, Перси неуправляем.

– Напился, я думаю.

– Конечно, конечно.

Мисс Пламмер взглянула через стол.

– Ой, посмотрите на Эдвина.

– Кто это Эдвин?

– Да брат же. Посмотрите, как он уставился на Мод. Он ужасно в нее влюблен, – сообщила она, переходя к доверительной дружбе. – По крайней мере, он так считает. Он влюбляется каждый сезон с тех пор, как я начала выезжать. Реджи Бинг женился на Алисе Фарадей, и он решил, что у него есть шанс. Вы слыхали об этом?

– Да, слыхал.

– Разумеется, Эдвин только время теряет. Уж я-то знаю, – мисс Пламмер снизила голос до шепота, – я-то знаю, что Мод ужасно влюблена в одного человека, с которым она познакомилась в Уэльсе, но семейство и слышать ничего не хочет.

– Да, семейства, они такие… – согласился Джордж.

– Никто не ведает, кто он, но все графство о нем говорит. Знаете, как слухи разлетаются. Конечно, тут и речи быть не может. Мод должна выйти за ужасно богатого или за титул. Ее семья – одна из древнейших в Англии.

– Я так и понял.

– Она не какая-нибудь дочь лорда Пиблса…

– А кто это?

– Ну, я хочу сказать, – сказала мисс Пламмер, серебристым эхом вторя Реджи Бингу, – он разбогател на виски.

– Лучше на виски разбогатеть, чем разориться, – возразил Джордж.

Мисс Пламмер призадумалась.

– Да, конечно, – в замешательстве ответила она. – Но лорд Маршмортон совсем другой.

– Гордый граф?

– Да.

– Так что, вы полагаете, у этого человека нет шансов?

– Нет, разве что они сбегут, как Реджи Бинг с Алисой. Красота, а? Кто бы мог подумать, что у Реджи хватит духу! Новая секретарша лорда Маршмортона очень хорошенькая, как по-вашему?

– А кто это?

– В черном, с золотыми волосами.

– Это секретарша лорда Маршмортона?

– Да. Она американка. По-моему, гораздо симпатичнее Алисы. Я с ней разговаривала. Ее фамилия Дор. Отец был капитан американской армии и умер, оставив ее без гроша. Он был младший сын в каком-то знатном семействе, но его лишили наследства, потому что он женился против их воли.

– Ах, уж эти семейства! – посетовал Джордж. – Вечно они что-нибудь выдумают.

– И вот, мисс Дор пришлось зарабатывать на жизнь. Какой ужас, покинуть общество!

– А она покинула общество?

– О, да! Пока был жив ее отец, она повсюду бывала в Нью-Йорке.

– Я очень люблю американок. Особенно хороша в них изобретательность.

– Вот бы и мне уйти из дому, зарабатывать на жизнь… – сказала мисс Пламмер. – Но семейство и слышать не захочет.

– Опять семейство, – сочувственно сказал Джордж. – Прямо какое-то проклятие.

– Я бы пошла на сцену! Вы любите театр?

– Вообще-то да.

– Я обожаю. Вы видели Хьюберта Бродли в «Это было весной»?

– Боюсь, что нет.

– Такой душечка! А Синтию Дейн в «Женском ответе»?

– Тоже не видел.

– Может быть, вы больше любите музыку? Как раз перед отъездом я видела ужасно хорошую оперетку. Называется «Вслед за девушкой». А вы ее видели?

– Я ее написал.

– Что??!

– Ну, написал к ней музыку.

– Да музыка же чудесная! – мисс Пламмер даже задохнулась, словно тогда уж он никак не мог притязать на авторство. – Я ее все время напеваю.

– Ничего не могу поделать. Написал.

– Так вы, что ли, Джордж Бивен?

– Да.

– Но… – мисс Пламмер едва не лишилась голоса. – Но я всю жизнь танцую под вашу музыку! У меня дома, наверное, пятьдесят пластинок!

Джордж покраснел. При любом, самом шумном, успехе невозможно привыкнуть к славе, когда она подходит вплотную.

– Да это такая красота! Помните, во втором акте? Это же просто чудо!

– Что именно? Пара-рам, тарам-пам-парам?

– Нет, вот это: ти-рим-тири-ри-рим, тим-тим-тирим. Ну, вы знаете. Про то, как бабушка танцует шимми.

– За слова я не отвечаю, – поспешно сказал Джордж. – Их навязал мне либреттист.

– По-моему, слова чудесные. «Папочка горюет, ай-ай-ай, а бабушка танцует, в ус она не дует…» Я просто в восторге! – Мисс Пламмер подалась вперед, она была девушка импульсивная. – Леди Каролина!

Разговор прервался. Леди Каролина обернулась.

– Да, Милли?

– Вы знали, что мистер Бивен – тот самый мистер Бивен?

Все прислушались. Джордж робко вжался в стул. Такой шумихи он предвидеть не мог. Седрах, Мисах и Авденаго[23]23
  Седрах, Мисах и Авденаго. – См.: Дан. 3, 12–30.


[Закрыть] вместе взятые не ощущали и десятой доли того жара, который пожирал его. Он был, в сущности, скромен.

– Тот самый? – переспросила леди Каролина. Ей было больно признавать, что он вообще существует на одной с ней планете; восхищаться же им, как того, очевидно, ожидала от нее мисс Пламмер, она и вовсе не могла. Бросив взгляд – только что из морозильника – на съежившегося Джорджа, она вскинула аристократические брови.

Мисс Пламмер не смутилась. Она была в том возрасте, когда поклоняются героям, и Джордж в ее глазах разделял пьедестал почета с Дугласом Фэрбенксом,[24]24
  Дуглас Фэрбенкс (1883–1939) – американский киноактер.


[Закрыть] Френсисом К. Бушманом и парой чемпионов по теннису.

– Да вы же знаете! Джордж Бивен, который написал «Вслед за девушкой».

Леди Каролина не выказала признаков оттаивания. Она не слышала о «Вслед за девушкой» и всем своим видом демонстрировала, что допускает печальную возможность, но для нее это – ноль.

– И еще многое, – неутомимо настаивала мисс Пламмер.

– Вы слышали, есть пластинки!

– Ну, разумеется!

Это сказала не леди Каролина, а человек, сидевший подальше.

– Ну, конечно! – воодушевился он. – Шимми «Скенек-теди», ей-богу! Высший класс.

Все выказывали радушную заинтересованность; точнее сказать, все, кроме леди Каролины и лорда Бэлфера. Перси почувствовал, что его обвели вокруг пальца, и проклинал недоумка Кеггса за его совет. Все пошло не так. Джордж пользовался явным успехом. Твердое большинство восхищалось им. В общем – полный провал. Лучше бы оставить его в этом чертовом коттедже. Лорд Бэлфер был серьезно расстроен.

Но это ничто по сравнению с агонией, которая тут же постигла его измученную душу. Лорд Маршмортон, со все возрастающим пылом вслушивавшийся в хвалебный хор, поднялся со стула и прокашлялся. Очевидно, что-то хотел сказать.

– Э-э… – выговорил он.

Рокот разговоров погас, все замерли, как всегда бывает в застолье, когда один из участников встает. Лорд Маршмортон» снова прокашлялся. Его загорелое лицо потемнело еще больше, а в глазах появилось такое выражение, будто он собирался бросить кому-то вызов. Этот был взгляд Аякса, презревшего молнию, взгляд раздраженного мужа, собирающегося сказать, что с него довольно, он идет на угол погонять с друзьями шары. Никто не мог бы утверждать, что лорд Маршмортон вылупился. С другой стороны, никто не мог бы утверждать, что он не вылупился. Во всяком случае, он явно волновался. В мгновенном порыве, на волне всенародных восторгов, он решился на поступок и теперь нервничал, но стоял твердо, как солдат, уже ступивший ногой на бруствер. Он прокашлялся в третий раз, бросил быстрый взгляд на свою сестру Каролину и уставился остекленевшим взором в пустое пространство над ее головой.

– Воспользуюсь случаем, – быстро сказал он, для верности вцепляясь в скатерть, – воспользуюсь случаем, чтобы объявить о помолвке моей дочери Мод с мистером Бивеном. Прошу вас всех, – закончил он, совсем уже поспешно падая на стул, – выпить за их здоровье.

Наступило тяжелое молчание. Нарушили его два звука, раздавшиеся одновременно в двух разных концах комнаты: сдавленный вскрик леди Каролины и звон разбитого стекла.

Впервые за всю свою долгую, безупречную карьеру дворецкий уронил поднос.