Текст книги "Том 3. Лорд Аффенхем и другие"

Автор книги: Пэлем Вудхаус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 41 страниц)

Он бы развил свою мысль, но тут зазвенел звонок.

– Взгляните, кто там, – приказал он, проникаясь духом кресла.

– Какая-то дама, – сказала секретарша по возвращении.

– Как, еще одна? Что ж, ведите, – разрешил он, откинувшись на подушки и сложив кончики пальцев. – Могу уделить ей пять минут.

– Доброе утро, – сказала Салли.

Джос вскочил и, трепеща, опустился на прежнее место.

– Доброе утро, – выговорил он, потому что, как ни странно, это была ОНА.

Глава III

Когда ему удалось наладить дыхание и справиться с дрожью, туман немного рассеялся и прошло ощущение, что тебя ударили пресс-папье, он смог рассмотреть гостью. Прежде всего, он удивился, что она такая маленькая. Почему-то раньше он думал, что она – его габаритов, с карими глазами. Бог его знает почему. С карими, и все.

У Салли, как у миссис Стиптоу, глаза были светлые, но наводили на мысль не о плотном стекле, а о бездонном небе. Миссис Стиптоу могла пробуравить взглядом стальные доспехи, не говоря о более мягких субстанциях, скажем – о душе Говарда; у Салли взгляд был кроткий, чарующий. Во всяком случае, Джоса он очаровал.

Разглядеть глаза было легко, ибо они непомерно расширились от страха. Поборов постыдную слабость, Салли припомнила портреты на обертках, где грозный опекун ее жениха даже очень мил, – и сказала:

– Я – к мистеру Даффу. Джос закрыл глаза.

– Повторите, пожалуйста.

– Что?

– «Я к мистеру Даффу».

– Зачем?

– У вас поразительный голос. Я бы его сравнил со щебетом птиц на цветущем лугу.

– Вам это нравится? – спросила Салли, понемногу убеждаясь, что перед ней, скажем так, эксцентрик.

– Очень.

Они помолчали. Джос напоминал любителя музыки в концерте. Присмотревшись, Салли решила, что он очень милый. Сумасшедший, наверное, но – милый.

– Так можно? Джос открыл глаза.

– Что именно?

– Увидеть мистера Даффа.

– Его нет. Я не подойду?

– Нет, спасибо.

– Я – его правая рука.

– Нет, мне нужен он. Понимаете, личное дело.

– От меня у него нет секретов.

– Значит, будут, – сказала Салли, улыбнулась, и Джос закачался, словно опять дошло до пресс-папье.

– Вы предупреждайте, – попросил он, – трубите в рог, например. Вам правда нужен Дж. Б.?

– Правда, нужен.

– Он сегодня не в духе. Нужно подкрепиться. Рюмочку шерри?

– Спасибо.

– Если мыши не выпили, оно в шкафу.

Он наполнил рюмки и с первого глотка понял, что Дж. Б. в напитках разбирается.

– Ваше здоровье!

– И ваше. А вы хороший хозяин!

– Во всяком случае, не зверь. Разве можно пустить без наркоза к этому чудовищу?

– Неужели он такой страшный?

– Вы читали «Путь паломника»?[33]33
  «Путь паломника» – аллегория английского писателя Джона Беньяна (1628–1688).


[Закрыть]

– Да, в детстве.

– Аполлиона[34]34
  Аполлион. – См. Библия, Откр., 9:11. Здесь имеется в виду персонаж «Пути паломника».


[Закрыть] помните?

– Помню.

– Мистер Дафф. Еще выпьете?

– С удовольствием.

– Пип-пип!

– Пип-пип. Вы меня просто спасли. Очень трудное утро.

– Ходили по магазинам?

– Нанимала слугу.

– Наняли?

– Нет. Придется зайти после часу.

– А что тут трудного? Слуг много.

– Мне нужен особенный. Понимаете, мистера Стиптоу не всякий выдержит.

– Мистера Стиптоу?

– Да. Я у них живу. Мы дальние родственники.

– Не в Клейнс-холле, Луз Чиппингз, Сассекс, номер телефона – 803?

– Да. Откуда вы знаете?

– Видел сейчас леди Чевендер. Мы с ней давно знакомы. Нет, какое совпадение! Это неспроста. Чувствуешь перст судьбы.

Салли занимало другое.

– Она говорила с мистером Даффом?

– Нет.

– Слава Богу!

– Почему? Я не любопытен, конечно…

– Это я заметила.

– Так почему же?

– Как хорошо, что вы не любопытны!

– Да, с детства такой. Еще рюмочку?

– Спасибо.

– Хей-хей!

– Хей-хей.

К дуэту присоединился Джеймс Бьюкенен Дафф, внезапно появившийся в дверях. Походил он не столько на благодетеля, сколько на врага рода человеческого.

Старый верный Кланк немного помог ему, но тело – ничто, когда скорбит душа. Скорбела она, прежде всего, из-за неудачи с портретом – хозяйка холодно сказала, что никогда и ни за что его не продаст, и еще холоднее выразила возмущение. После этого сыщик поведал о краже. Теперь, в довершение бед, он застал в своем кабинете дикие бесчинства. Догадавшись, что пьют, к тому же, его собственное шерри, он закричал: «Эй!» А что тут еще скажешь?

Пирующие встрепенулись. Салли, стоявшая к двери спиной, высоко подпрыгнула, Джос поджался. Догадавшись, что действовать надо побыстрей – они уже говорили с хозяином о греховности краж, – он решительно к нему шагнул, встряхнул за плечи и заорал:

– Эт-то что такое?! Где порядок? Р-распустились у меня! Простите, – кивнул он гостье, – мой служащий. Я сейчас.

И, вытолкав хозяина, вышел сам, плотно прикрыв дверь.

Глава IV

Разговор в коридоре долгим не был. Мистер Дафф временно онемел, Джос спешил к Салли.

– Дж. Б., – осведомился он, – разорвать вас на части? Мистер Дафф никогда не слышал о том, чтобы служащий рвал на части хозяев, но художники – особые люди, что им прецедент!

– Если да, – продолжал Джос, – я скажу, как этого добиться. Зайдите в кабинет и накричите на меня при этой девушке. Не думайте, что я буду кивать и дрожать. Переломаю все кости. Возвращайтесь потом к врачу.

Мистер Дафф обрел речь.

– Эй!

– Да?

– Вы уволены.

– Хорошо.

– Нет, правда уволены!

– Ладно, ладно. Некогда мне с вами болтать. И он вернулся в кабинет.

– Простите, – сказал он там, – абсолютно беспомощны! Чуть что – «Где мистер Уэзерби?», «Спрошу у мистера Уэзерби», «Пойду…» и так далее. Как дети! Я был слишком строг с бедным Уопшотом…

– С Уопшотом?

– Да. Это П. П. Уопшот, начальник паштетов и колбас.

– Как странно!

– Почему?

– Вылитый мистер Дафф.

– Вы же его не видели.

– Видела, на обертке.

– Вот как? Не учел. Да, это мистер Дафф.

– Что же такое было?

– Он меня выгнал. Знаете, я это предчувствовал. Видимо, очень тонкая душа. У меня, не у него.

Салли резонно боялась, что сердитый Дафф не станет сочувствовать юной любви, но сейчас забыла о себе. Этот полоумный симпатичный человек пострадал из-за нее, и она его пожалела.

– Какой ужас!

– Да. Для него.

– Зачем вы это сделали?

– Пришлось. Понимаете, когда я шел сюда, я взял немного винограду. Сейчас он стал бы о нем говорить, а кстати – и о шерри. Язык у него подвешен, но вы бы во мне разочаровались. Когда он вошел, вы как раз думали: «Какой очаровательный человек! В жизни такого не встречала». Две минуты с ним – и вся моя прелесть съежилась бы, как улитка.

– Что же вы будете делать?

– В смысле работы? Поступлю к мистеру Стиптоу.

– Господи!

– Вы же сами сказали, место свободно.

– Ему нужен лакей!

– А чем я плох?

– Ну, вообще.

– Неужели вы мне отказываете? Из-за вас меня выгнали. В конце концов, на свете есть нравственные обязательства. Еще шерри? Воспользуемся напоследок гостеприимством Дж. Б.

Салли покачала головой. Она думала. В бюро ей предлагали каких-то недоразвитых лакеев или уж очень робких, хрупких, с собачьими глазами. Наверное, они прекрасно гладят и чистят брюки, но справиться с Говардом Стиптоу – нет, это не для них. Если она вернется туда после часу, перед ней снова пройдет вереница кроликов.

Кроме того, она легко смеялась и с удовольствием предвкушала реакцию мистера Стиптоу на странности нового лакея.

– Что ж, – сказала она, – если вы не шутите…

– Конечно, не шучу! – вскричал Джос. Чтобы не потерять эту девушку, он бы нанялся судомойкой. Когда приходит любовь, мужчины из рода Уэзерби готовы на все.

– Вы помните, что я говорила про нашего хозяина?

– Помню. А что вы говорили?

– У него тяжелый характер.

– Да?

– Да.

– Понятно. Значит тяжелый. Это ничего. После Дж. Б. всякий характер легок. Отдохну. Не зайти ли нам в кафе?

– Я не могу. Мне надо поговорить с мистером Даффом.

– Да, да, забыл. Сейчас пошлю его к вам.

Мистер Дафф стоял в коридоре и мечтал о том, как хорошо было бы содрать с Джоса шкуру.

– Эй! – сказал Джос. – Идите сюда.

– Вы не забыли, что уволены? – проверил на всякий случай мистер Дафф.

Глава V

Когда он вошел в кабинет, Салли судорожно глотнула, словно ей пустили за шиворот холодной воды. Примерно так чувствовала себя хрупкая христианка, гляда на льва, ступающего по арене.

Однако чувства эти быстро сменились материнской жалостью. Мистер Дафф явственно страдал. Лицо его странно двигалось.

Лев среди мужчин, он страшно боялся женщин. Обычно он избегал их, а в крайнем случае использовал мудрую тактику гусеницы, из которой, при благоприятных обстоятельствах, родится одна из видных представительниц Lepidopteга:[35]35
  Чешуекрылых


[Закрыть] по свидетельству авторитетов, «перед лицом опасности» она «строит устрашающие гримасы». Гримасам способствовали брови. Но Салли казалось, что он страдает, и она его пожалела.

– Налить вам шерри? – спросила она, припомнив, как помог ей этот напиток.

Это уже было чересчур нагло, но он взял себя в руки: если не умеешь брать себя в руки, не станешь королем. К тому же, шерри бодрит.

– Спасибо, – буркнул он.

– Сразу станет легче.

– Почему вы думаете, что мне трудно?

– Вас мистер Уэзерби огорчил.

– Мерзавец.

– Мне он понравился.

– Берите, не держу.

– Такой забавный.

– Ничего забавного не вижу. Вот что, хватит о нем. Собственно, кто вы такая?

– Моя фамилия Фэрмайл. Я к вам по делу.

– Да?

– Да.

– По какому, разрешите узнать?

– Меня просил лорд Холбтон. Мы… Он у нас гостит.

– Давно о нем не слышал. Думал, его уже нет в живых. А где это «у вас»?

Салли стала сдержанней и удивилась, почему этот человек показался ей милым.

– В усадьбе Клейнс-холл, – отвечала она.

– Вот как? Странно. Вы знакомы с леди Чевендер?

– Конечно.

– Портрет видели?

– Еще бы!

– Какой он?

– Хороший.

– Губы она кривит?

– В высшей степени.

Мистер Дафф блаженно вздохнул.

– Кто вам рассказал о портрете? – спросила Салли.

– Уэзерби, кто же еще! Он его писал.

– Значит, он художник?

– Да.

– А я все гадала, кто он.

– Могу сказать. Мерзавец.

– Наверно, он очень умный.

– Поговорим о Джордже Троттере.

– О Джордже Холбтоне?

– Ладно, Холбтоне. Отец всю жизнь был Перси Троттер. Наверное, этот глист послал вас ко мне за деньгами?

– Да.

– Почему он сам не явился? Этого вопроса она не ожидала.

– Он себя плохо чувствует.

– А что такое?

– Э… а… горло.

– Не удивляюсь. Он все поет?

– Да.

– Если это пение. Скорей похоже на утечку газа. «Но только Бог, один лишь Бо-о-ог, способен дерево создать». Тьфу! В приличном обществе за это убивают на месте. Кстати, при чем тут вы?

– Я выхожу за него замуж.

– Вас надо показать психиатру. Салли совсем поджалась.

– Что же это такое?! За Джорджа! Вы что, наследница?

– Нет.

– Тогда ничего не выйдет.

– Мне пора, – сказала Салли.

Мистер Дафф не возражал, но, когда она взялась за ручку, затрясся, как бланманже, и крикнул:

– Эй!

Салли обернулась. Нос у нее был маленький, но она по мере сил воспроизвела выражение лица, свойственное леди Чевендер.

– Я все сказала, – напомнила она.

– А я не все.

– Вы же не даете денег.

– Так – не дам, в обмен – пожалуйста.

– Что вы имеете в виду?

– Присядьте на минутку. Салли присела.

– А теперь слушайте. Я расскажу вам одну историю…

Глава VI

Солнце с раннего утра сияло и над усадьбой, и над всей округой. Птицы щебетали, пчелы жужжали, другие существа издавали другие звуки. Несмотря на все это, Джордж, второй барон Холбтон, радости не чувствовал. Он ждал вестей.

Когда миссис Стиптоу сообщила, что звонил мистер Дафф и предлагал совершенно дикие деньги за портрет леди Чевендер, тревога его не улеглась. Если опекун спятил, все еще хуже. Трудно вытянуть деньги, когда он в своем уме; что же говорить о таких, отягчающих, обстоятельствах?

День шел, тревога росла. Салли задерживалась. Когда он услышал шум колес, состояние у него было отчасти такое, как у известной Марианны,[36]36
  Марианна. – См. одноименную поэму английского поэта Альфреда Теннисона (1809–1892). Образ Марианны, томящейся на мызе, окруженной рвом, восходит к IV действию шекспировской «Меры за меру».


[Закрыть] отчасти как у жрецов Ваала,[37]37
  …жрецов Ваала, втыкающих в себя ножи. – Библия, 3 Цар., 18:28.


[Закрыть] втыкающих в себя ножи.

Услышав упомянутый шум, он повернулся, глаза его заблестели. К воротам подъезжала двухместная машина. Но блеск угас, ибо в ней сидел незнакомый, хотя и приятный человек, который помахал ему рукой и направился к дому.

Подумав немного о том, почему он не слышал о новом госте, лорд Холбтон оставил эти проблемы и снова принялся ходить. Тени уже удлинялись, когда приехала Салли; они – удлинялись, а он был явственно сердит.

– Наконец-то!

– Ты думал, я раньше приеду?

– Естественно.

– Очень много дел.

Тон у нее был веселый, и он оживился. Никакая девушка, думал он, не будет говорить таким тоном, если ей отказали.

– Ну, как?

– Все в порядке.

– Деньги дал?

– Не совсем.

– В каком смысле?

– Ну, в руки не дал.

– Пошлет по почте?

– Нет. Но все в порядке. Я лучше расскажу, что было.

– Расскажи, – сказал лорд Холбтон, сгоравший от любопытства.

Салли огляделась.

– Нас не подслушивают?

– Нет.

– Кто их знает. Сядем в машину, поездим немного.

– Что за тайны?

– Сейчас поймешь.

Они поехали к Чиппингу и остановились у пруда, в чистом поле.

– Знаешь, – сказала Салли, – я встретила очень странного человека.

Лорд Холбтон не интересовался странными людьми.

– Что сказал Дафф?

– Ну, сперва кричал. Он тебя не очень любит.

– Он никого не любит.

– Ты думаешь?

– Что ты имеешь в виду?

– Сейчас узнаешь. Значит, он кричал. Я обиделась, побежала, и тут он говорит: «Эй!» Я остановилась.

– Зачем?

– Стала слушать. Много лет назад он любил девушку. Она вошла в его жизнь, словно нежная фея.

– Это Дафф сказал?

– Да.

– Ты уверена?

– Конечно.

– Видимо, напился.

– Ничего подобного, хотя мы пили шерри. Его взял из шкафа мистер Уэзерби.

– Это еще кто?

– Странный человек, я тебе говорила. Можешь себе представить, он…

– Ты рассказывай. Как же с деньгами?

– Да, так мистер Дафф любил эту девушку, и они поссорились. Но он ее любит! Пятнадцать лет, ты подумай! Я чуть не плакала. Бедный такой, одинокий. Конечно, ты знаешь, кто это?

– Понятия не имею.

– Знаешь. Она сама говорила. Леди Чевендер.

– Да? – отозвался лорд Холбтон. Это объясняло, зачем ему нужен портрет, но и только.

– А как же с деньгами?

– Я к ним и веду. Портрет висит здесь, а миссис Стиптоу не может его продать, боится ее обидеть. Мистер Дафф страшно страдает.

– А деньги, деньги как?

– У него голос дрожал.

Голос задрожал и у нее. Если девушку может пленить человек, поющий романсы, она чувствительна, а значит – ее нетрудно растрогать.

– Знаешь, что он сказал?

– Про деньги?

– Про картину. Она должна быть у него. Как угодно, а должна. Я говорю: «Что можно сделать?», а он говорит: «Украсть».

– Украсть?!

– Я сказала: «Какая прекрасная мысль!»

– Ты? Сказала?

– Да. Понимаешь, тогда он даст деньги. Это очень легко. Он же не просит грабить банк. Когда никого нет, вынешь картину из рамы и спрячешь под пальто.

– Вот как? – спросил лорд Холбтон. Он знал, что реплика слабовата, но лучшей не придумал.

– Я отстояла одно, – продолжала Салли. – Он хотел, чтобы ты отвез ее в Лондон, но я сказала, что ты очень тонкий, тебе нельзя волноваться. В общем, решили отнести ее в «Розу и корону». Он там остановится.

– Вот как?

– Значит, все очень легко. Нельзя его обмануть, он так страдает. Когда я сказала: «Прекрасная мысль», он просто ожил.

Лорд Холбтон молчал. Нет, не безнравственность видных торговцев сковала его уста; он думал о том, не сделал ли он ошибки, связав судьбу с девушкой, которой кажется прекрасной такая мысль.

Глава VII

Машина, проехавшая мимо лорда Холбтона, приближалась тем временем к дому, и вскоре Чибнел, печально пивший чай, услышал звонок.

Несмотря на спокойное достоинство, он знал силу страсти, а потому – страдал, и вот по какой причине: заглянув поутру в «Розу», чтобы выпить рюмочку, он увидел, что его невеста поправляет галстук какому-то типу. Не в первый раз замечал он в ней прискорбную склонность к кокетству, но ничего не сказал и удалился, собираясь написать неприятное письмо.

Звонок напомнил ему, что есть и другие проблемы. Чай пил влюбленный; двери пошел отворять человек долга.

– Добрый день, – сказал гость, с виду – очень приятный.

– Добрый день, сэр.

Джосу Уэзерби усадьба понравилась – и старые стены, и яркие клумбы, и зеленые лужайки, и птицы, и пчелы, и все прочее. Чибнела он полюбил как брата. Тот в жизни своей не видел такой лучезарной улыбки.

– Миссис Стиптоу дома? – спросил Джос.

– Да, сэр.

– Какой день хороший!

– Да, сэр.

– Вы часом не знаете, кто это там ходит? Лицо красноватое, волосы кремовые.

– Нет, сэр.

– Жаль. Мне он понравился.

Чибнел тем временем спустился с крыльца и взял из машины багаж. Как и лорд Холбтон, он удивился, что ничего не знает о госте.

– Спасибо, – сказал тот.

– Я отведу машину в гараж, сэр.

– Правда?

В приливе благодарности Джос вынул пятифунтовую купюру и протянул ее Чибнелу.

– Спасибо вам, сэр! – воскликнул дворецкий, думая при этом: «Вот это гость так гость!..» Слишком многие довольствовались пятью шиллингами и улыбкой. – Спасибо большое.

– Не за что, не за что.

– Вот сюда, сэр. Миссис Стиптоу в гостиной. И они пошли туда, оживленно болтая.

Миссис Стиптоу сидела в гостиной не потому, что решила отдохнуть. Впервые после приезда она давала бал и собиралась проверить список гостей, ибо ее томило чувство, что она может упустить какую-нибудь фею Карабос.[38]38
  Фея Карабос – злая фея из сказки Шарля Перро (1628–1703) «Спящая красавица».


[Закрыть]

Когда Чибнел негромко сказал: «Мистер Уэзерби», она поняла, что чутье знает свое дело. Среди гостей на «У» такого человека не было, в то время как безукоризненный вид и безупречные манеры свидетельствовали о том, что он есть.

Она была слишком сильной натурой, чтобы задрожать, но голос ее чуть-чуть подрагивал, когда она проговорила:

– О, как я рада! Здравствуйте, мой дорогой.

– Здравствуйте, – откликнулся таинственный Уэзерби.

– Прелестная погода!

– Просто дивная.

– Присаживайтесь. Спасибо, что нашли время.

Гость присел. Хозяйка поняла, что разговор будет нелегким.

– Откуда вы сейчас? – спросила она, предполагая что-нибудь выведать.

– Из Лондона.

– Вот как?

Они помолчали. Джос огляделся, любуясь уютом и роскошью, и подумал: «Да, здесь жить можно», еще не догадавшись, что лакеи в гостиных не живут.

– Жарко в городе, – снова начала хозяйка.

– Не без того.

– Хорошо выбраться за город!

– Куда уж лучше.

– Какие места вы особенно любите?

– Абсолютно все. Это же Коро![39]39
  Коро, Жан-Батист Камил (1796–1875) – французский художник.


[Закрыть]

– Простите?

– Вот, на стене.

Джос встал. Хозяйка растерянно сказала:

– Да?

– Да. Итальянский период. Какая легкость! Сколько воздуха!

– Да?

– Да. А композиция? Спокойно, сильно, но не броско. Нет, не броско. Цветовая гамма…

– Чаю не хотите? – осведомилась хозяйка.

Голос ее показался Джосу немного напряженным, и он впервые подумал, что допускает какую-то ошибку. Казалось бы, что может быть лучше, чем поболтать о барбизонцах[40]40
  Барбизонцы – группа французских живописцев-пейзажистов, работавших в д. Барбизон близ Парижа в 30-60-е годы XIX века.


[Закрыть] – но нет, что-то барахлит, иначе не скажешь. И тут он понял: да, конечно, здесь – хорошо, но у лакеев есть свои обязанности. Они непременно употребляют одно волшебное слово. Поэтому он сказал:

– Спасибо, мадам.

Миссис Стиптоу заморгала, но взяла себя в руки.

– Муж его почти не пьет, – сообщила она, – а я ни за что не пропущу. Прелестный обычай!

– О, как вы правы, мадам!

– Восстанавливает силы.

– Совершенно верно, мадам. Миссис Стиптоу растерялась.

– Теперь так принято? – спросила она.

– Мадам?

– Совсем как в старинных книгах. Очень мило, не спорю, но как-то странно, будто говоришь с лакеем.

– Я и есть лакей, мадам.

Миссис Стиптоу заподозрила, что этот очаровательный, воспитанный человек немного выпил.

– Боюсь, – сказала она, – что вы сочтете меня туповатой, но я не поняла вашей шутки.

– Я не шучу, мадам. Меня наняли для вашего супруга.

– Что?! Кто?!

– Мисс Фэрмайл, мадам.

Миссис Стиптоу дала бы выход своим чувствам, и весьма красноречивый, если бы не встретилась взглядом с новым слугой. Именно этот взгляд год за годом побеждал мистера Даффа. Победил он и хозяйку. Она умела признавать чужую силу.

При всей своей практичности, она могла помечтать, и с самого возвращения мечтала о железном лакее, который сумел бы скрутить Говарда. По всей видимости, мечта сбылась, лакей явился. Еще мгновение назад она была очень похожа на змею, готовящуюся к атаке; сейчас бы мы сказали, что змея решила подождать до выяснения обстоятельств.

– Да? – проговорила она.

– Да, мадам.

– Почему Чибнел не отвел вас к слугам?

– Не знаю, мадам.

– Ну, раз вы здесь…

– Вот именно, мадам. Я вижу, вы намерены дать мне особые инструкции. – Джос тактично покашлял. – Мисс Фэрмайл намекала, что мистер Стиптоу… сложная натура.

Именно это хозяйка хотела обсудить.

– Он груб с лакеями, – сказала она.

– Да, мадам?

– Да. Груб. Швыряет в них всякие вещи, а они уходят. Только один выдержал две недели, но и он ушел. Понимаете, не понравилось, что мистер Стиптоу ткнул носом в манишку…

Джосу это как раз понравилось, и он спросил:

– Ваш супруг очень гибок?

– Что? Гибок? Нет, вы не поняли. Не своим носом, лакея. Тот положил накрахмаленную манишку, а мистер Стиптоу их не любит. Он и ткнул.

– Вот как, мадам?

– Да. Вы не боитесь?

– Ни в малейшей мере. Я уже служил у сложной натуры.

– И все обошлось?

– Как нельзя лучше, мадам.

Теперь миссис Стиптоу напоминала змею, которая собралась провести вечер в кругу родных и близких. Перед ней был ОН, сверхлакей ее мечты; и она решила перед ним не таиться.

– Я очень рада, – сказала она. – Мне кажется, вы справитесь. Понимаете, иногда бывает… Это строго между нами.

– Конечно, мадам.

– Так вот, у мистера Стиптоу совершенно нет достоинства. Я никак ему не втолкую, что теперь он обязан поддерживать сословную честь. Только вчера я застала его, когда он играл в кости с моим шофером.

– Ай-я-яй, мадам!

– Вот именно. Слышу, кто-то кричит: «Пять-шесть, знайте честь!» – а это он.

– Какой ужас, мадам!

– Не хочет переодеваться к обеду. Воротничок ему натирает! Понимаете, он вырос в другой среде. До нашей свадьбы он видел воротничок только у рефери.

– Мистер Стиптоу занимался боксом?

– Да. Я встретилась с ним в Голливуде. Он как-то не стал чемпионом…

Это Джосу понравилось, все ж вернее.

– …но вы же знаете боксеров. В общем, полагаюсь на вас. Сегодня мы ждем гостей, так, человека два-три, а мистер Стиптоу может выйти в свитере. Я позвоню Чибнелу, он вам покажет вашу комнату. Располагайтесь.

– Спасибо, мадам.

– Да, и ноги, ноги! Он может выйти в шлепанцах.

– Буду следить, мадам. Ничего не упущу.

– Я в этом уверена! Чибнел, вот Уэзерби, новый лакей мистера Стиптоу. Покажите ему его комнату.

Мы уже заметили, как страдает хозяйка, если примет слугу за знатного гостя. Дворецкий страдает вдвойне, ибо не в силах вынести, что назвал подчиненного «сэром». Едва закрыв за собой дверь, Чибнел обернулся к Джосу. Одни лишь фунты, прижившиеся у него в кармане, мешали прибегнуть к насилию.

– Что ж вы раньше не сказали? – прошипел он.

– Да вы не спросили.

– Нет, подъехать к самому входу, будто лорд какой-нибудь!

– Думаете, faux pas?[41]41
  Промах (франц.).


[Закрыть] Вероятно, вы правы. Куда мы идем?

– В ваши покои, милорд, – отвечал Чибнел, склонный к сатире, но обычно перегибавший палку. – Вы часом не устали, милорд? Тогда идите за мной, если вам не трудно.

Оставив позади край ковров и кресел, они вступили в безотрадную зону голых лестниц и кухонных запахов. Словно Данте, следующий за Вергилием, Джос ощутил, что дух его слабеет; когда же вожатый открыл дверь в каморку с железной кроватью, неподалеку от которой стояли щербатый таз и надбитый кувшин, он решительно замотал головой.

– Нет, нет и нет, – сказал он. – О, нет!

– Pardon, милорд?

– Это не годится. Получше ничего не найдете?

– Может быть, с ванной?

– Естественно. Две-три неброские гравюры, хорошее кресло… нет, два кресла, вы же будете ко мне заходить. Покурим, поболтаем…

Чибнел чуть не задохнулся, издавая при этом звук, который навел Джоса на здравую мысль.

– Да, кстати, – сказал он, – вы не нумизмат? Некоторые коллекционируют банкноты.

Чибнел-человек довольно долго боролся с Чибнелом-дворецким. Человек победил.

– Спасибо.

– Не за что. Понимаете, миссис Стиптоу просто требует, чтобы мне было здесь хорошо. Зачем ее огорчать? Скажу к слову, что я не всегда был лакеем. До недавних пор я жил в изящной, что там – роскошной обстановке. Вассалы и рабы неслись на мой зов. Имени своего я не открою, вы могли бы вычислить титул моего отца, а я бы этого не хотел, несмотря на то, что он лишил меня крова и средств к пропитанию. Почему, спросите вы? Потому, что я отказался соединить свою судьбу с той, кого он выбрал.

Свет вспыхнул во тьме. В отличие от Веры Пим, Чибнел любил романы из великосветской жизни и знал такие случаи. Именно они описаны в «Гиацинтах», в «Марке Деламере» и в «Отдам весь мир».

– Да, сэр? – выговорил он.

– Да. Поэтому я немного разборчив.

– Естественно, сэр.

– Кто у вас распределяет комнаты?

– Экономка, сэр.

– Она не подыщет чего-нибудь эдакого?

– Подыщет, сэр. Комнаты для гостей почти все пустуют.

– Что ж, ведите меня к ней. Нет, соберите всех слуг, я бы хотел к ним обратиться.

Примерно через полчаса, когда Джос сидел в гостиной для прислуги, играя в бридж с миссис Барлоу (экономкой), миссис Эллис (кухаркой) и Чибнелом, раздался звонок, и такой, словно кто-то изо всех сил давит на кнопку большим пальцем.

– Это хозяин, – объяснил Чибнел.

Джос вздохнул. У них с партнером дела как раз пошли очень хорошо.

– Ах, не вовремя! – посетовал он. – Что ж, покажите мне дорогу.

Когда они достигли цели, дверь была закрыта, а за ней шагал то ли слон, то ли хозяин. Чибнел посмотрел на Джоса с почтительным состраданием. Он видел лакеев, входивших в эту комнату и выходивших из нее неверными шагами, словно они побывали на банкете.

Наскоро пожав руку идущему на смерть, он бесшумно удалился. Джос толкнул дверь и вошел, подозревая, что разговор будет трудным. Мистер Стиптоу не светился радостью. Собственно, он не светился с самого приезда. Как мы заметили еще утром, он скорбел и страдал.

Когда богатая вдова, пленившая его своей прелестью, вырвала Говарда («Балбеса») Стиптоу из привычной среды, он было обрадовался – и тут же понял, что угодил прямо в ад, где кишат лакеи, не говоря уже о воротничках, приемах, местной знати и обществе лорда Холбтона. Именно это и называют печальным пробуждением.

Сегодня он разводил пары с той минуты, когда узнал о предложении Даффа. Если тебе позарез нужны деньги, а твоя жена отказывается продать за дикую сумму портрет, который ты оценил бы шиллингов в тридцать, ты рассердишься при всей твоей кротости. Мистер Стиптоу кротким не был.

К довершению бедствий, полчаса назад Салли сказала про лакея. Он думал, что их больше не будет; и теперь – ждал.

– Добрый вечер, сэр, – сказал Джос. – Вы звонили? Пальцем, очень похожим на банан, мистер Стиптоу ткнул в белоснежную рубашку.

– Эй, вы!

– Сэр?

– Видали?

– Да, сэр.

– Рубашка.

– Вот именно, сэр.

– Уберите, а то забью в глотку!

Миг настал. Глядя на хозяина, Джос произнес:

– Стиптоу, вы ее наденете.