Текст книги "PR-проект «Пророк» "

Автор книги: Павел Минайлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

– И как вы мыслите себе эту веру? – Шустер все еще сбивался на «вы».

– Религию? Ну, надо подумать о деталях. Мне, например, ясно, что инициатива должна исходить не от правительства, а как бы снизу. Мы же можем поддержать.

– Логично. А как насчет государственной религии?

– Не думаю, что это нужно. Во всяком случае пока. Сейчас надо помочь в организации, потом посмотрим, как пойдет дело.

– А на какие средства?

– Скупой платит дважды, дурак трижды, а лох постоянно. Думаю, желающие найдутся. Надо только намекнуть. Сам знаешь, как это делается. Это может быть оформлено как пожертвования…

– От частных лиц.

– Согласен, именно так, – кивнул Антонович.

– Можно организовать трансляцию по телевидению.

– Правильно.

– И содействовать работе Церкви в учебных заведениях. В первую очередь в финансовых институтах, в бизнес-школах… – Шустер начал увлекаться.

– Интересно. – Лев Семенович глотнул пива. – Хотя пока затевать это рано. Но в перспективе стоит иметь в виду.

– Да, а трансляцию по телевидению можно проводить по типу западных проповедников… – Шустер чувствовал, как у него за спиной растут крылья. Даже сидеть стало неудобно. Он встал и начал расхаживать взад-вперед перед Антоновичем. – Слушай, а это бизнес. Ведь американские проповедники – это бизнесмены. Плата за выступления. Если хорошо отрекламировать, можно собирать целые стадионы. Народ хочет во что-то верить, народ хочет стать богатым…

– Охладись, – остановил его Антонович, указывая глазами на бассейн.

– Нет, серьезно, это все надо записать. Сейчас мы с вами такую религию тут создадим! – Шустер взял со стола телефон и нажал на несколько кнопок. – Танюша, принеси ежедневник и ручку.

Через несколько минут у бассейна появилась Танюша с толстым ежедневником. Шустер расположился с ним в шезлонге и начал что-то строчить.

– Лев Семенович, а что вы думаете по поводу инквизиции?

Лев Семенович улыбнулся. Сейчас он почти шутил.

– Ну, будем считать, что это – в перспективе.

Снова воцарилось молчание. Шустер что-то строчил, а Антонович потягивал пиво. Потом он добавил:

– А вот об индульгенциях подумать стоит.

Вечером того же дня они решили выбраться в город. Идею подали девушки, которым было скучно торчать на вилле. Антонович не возражал, Шустер тоже был не прочь развеяться. Возвращаться сильно трезвыми не предполагалось, поэтому поехали с водителем на самом большом джипе, который оказался в гараже. Шустер сел рядом с водителем, Антонович – сзади между девчонками. Девчонок, которых они взяли с собой «на дачу», ни тот ни другой раньше не видели. Знали, что, проведя с ними эти пять дней, скорее всего больше никогда и не увидят. Девушки считали их крупными предпринимателями, им же не хотелось вносить ясность в этот вопрос.

В машине работал кондиционер, окна были закрыты. Шустер смотрел на мелькавшие вдоль дороги темно-зеленые кусты и деревья, на открывавшуюся кое-где мертвую каменистую почву, иногда оживляемую оранжевыми лучами заката. Пейзаж казался безжизненным, полным скрытого напряжения или ожидания, и одновременно красивым этой мертвенной красотой. «Как оставленные руины, в которых даже смерть давно уже не живет», – думал Шустер.

– Куда поедем, Лев Семенович? – нарушил молчание водитель.

Сзади послышалось шушуканье. Шустер краем глаза увидел на заднем сиденье какое-то движение и не стал оборачиваться.

– А ты сам куда едешь? – спросил Антонович водителя.

– Все равно – сначала в город.

– Понимаешь, – резюмировал Антонович. – Саша, куда поедем? – спросил он Шустера.

– Я – гость.

– Туда, где танцуют, – предложила одна из девчонок.

– Женщины, как мороженое, – зачем-то сказал Антонович, – сначала холодны, потом тают, потом липнут. Хотя… не тот случай.

Девушки дружно засмеялись шутке.

– Что ж, поедем туда, куда хотят наши дорогие, но тем не менее горячо любимые подруги. Поехали в «Форталесу», – сказал Антонович шоферу. – Это по-испански «Крепость», – пояснил он для всех.

«Форталесой» оказался ресторан на самом верху средневековой башни. По крайней мере, так это выглядело. Судя по тому, что их поднял туда зеркальный лифт, в котором девушки не упустили возможности поправить прически и юбочки, башня была построена все-таки недавно.

Антоновича здесь знали. Подскочивший распорядитель проводил их за уютный столик, отделенный декоративными пальмами от основной части ресторана. Отсюда открывался великолепный вид на море, в которое погружался красный солнечный шар.

Перед каждым лежало открытое меню. Тщетно попытавшись в нем что-либо разобрать, все обратились наконец к Антоновичу. Тот, выслушав пожелания, заказал все на свой вкус.

Девчонки в разговор особо не встревали, лишь с готовностью смеялись над всеми шутками Антоновича и Шустера. Выпив вдвоем не менее полутора бутылок вина, они отпросились потанцевать и оставили «мальчиков» одних.

– Я вижу, ты чем-то недоволен, – глядя на Шустера еще трезвыми глазами, сказал Антонович.

– Да так, что-то о жене подумал, хоть и живем мы отдельно, но не разведены, блюдем, так сказать, формальность.

– Нашел, о чем думать. Если от тебя уйдет жена, запомни, как ты этого достиг.

– Мне кажется, она меня подозревает.

– Ей не все равно? Чем она недовольна?

– Может быть, и все равно, но ей хочется поскандалить.

– Наверное, засиделась дома.

– Наверное.

– Не работает?

– Нет.

– Устрой ее куда-нибудь. Чьим-нибудь помощником в Думу.

– Надо подумать…

– А знаешь, могу посоветовать тебе – в смысле ей – психотерапевта. Это сейчас модно. И, говорят, помогает.

– Может, и стоит попробовать.

– Да. А потом, может, и самому пригодится. Приедем на виллу – напомни.

Они еще выпили. Покурили. Девчонки затанцевались – их что-то долго не было.

– Как тебе наши девочки? – спросил Антонович.

– Очень даже ничего.

– Женщине всегда надо говорить, что она не такая, как другие, если хочешь получить от нее то же, что и от других.

– Где таких берут?

– А-а-а… места знать надо. – Антонович пьянел и уже слюняво улыбался. – Помнишь Марину?

– Какую Марину?

– Мы с ней вместе обедали в «Королевской охоте». Ну, за неделю до отъезда. Ты тоже там был. Светленькая такая.

– Не помню.

– Да помнишь точно.

– Ну, возможно, не заметил…

– Да заметил точно.

– Ладно, так что она?

– Кто – она?

– Марина.

– A-а, роскошная баба… Да, кстати, если нужен женский пол – звони ей.

– У нее что – санэпид… контроль?

– Ну, не знаю, какой у нее контроль, а качество гарантировано. Ведь тебе нравятся наши бабы?

– Ничего.

– Может, поменяемся?

Пару часов спустя Шустер помог Антоновичу и одной из девушек дойти до машины. В этот вечер ничьих телефонов он у Антоновича не брал, решив взять утром.

В машине Антонович громко храпел, но когда они доехали до виллы, пришел в себя и проявил желание посидеть на улице.

Шустер пошел к себе в комнату. Через несколько минут к нему присоединилась более трезвая из девушек и сказала, что она принесла пиво. Еще через полчаса Шустер встал с постели, принял душ и, накинув халат, вышел подышать воздухом и заодно посмотреть, что там со Львом Семеновичем.

В халате и шлепанцах он прошел по душным после знойного дня аллеям, зажатым с двух сторон плотными стенами высоких подстриженных кустов или низких деревьев. В свете частых фонарей эти живые изгороди казались изумрудными, а дальше сливались с чернильной ночью.

Антонович сидел на стуле у бассейна, но смотрел не в воду, а на лужайку. Рядом с ним на холодильнике стояла почти полная бутылка пива. Антонович медленно повернул голову, посмотрел на Шустера и молча отвернулся.

– Не спится, Лев Семенович?

– Ты знаешь, Лева, – начал Антонович, и было непонятно, к кому он обращается, не к самому ли себе? – я помню, кажется, из детства эту картину. – Он говорил медленно, но четко. – Зеленая густая листва каштанов. Ночью она кажется черной и только внизу стволы и дорога освещены желтым светом фонарей. Иногда набегает ветер, листья бесшумно колышутся, кажется, вот-вот повеет прохладой, но ты только слегка чувствуешь ее кожей, как она тает. И снова тепло южной ночи. Вот мы здесь стоим, вот когда-то давно была та первая южная ночь, которую я помню. А между ними снова было лето, другое лето, еще лето, и так много-много раз. Даже не верится как много. Хочется, чтобы всегда было так, а эти лета текут сквозь пальцы, как короткие летние ночи, и кажется, такого никогда не будет, а оно снова возвращается. И только ты уже не тот. Ты незаметно стареешь. И в ту летнюю ночь не вернуться. А она – вот она, абсолютно такая же. Это ты уже не тот. Лева, мы иногда почему-то стыдимся самых глубоких чувств и называем их романтизмом. А ведь это – всего лишь искренние чувства. То, о чем мы думаем. Так же, как думаем о процентах и прибылях, проектах, переговорах, только те нам кажутся более естественными, нормальными, Лева. А ведь и то и другое – части жизни. Нас самих. Почему мы так редко это видим. И ту искренность уже не купишь…

– Да вы, батенька мой, нахрюкались. Ладно, пойдем спать, или я тебя оставлю здесь? – спросил Александр Яковлевич.

– Да, пойдем… Грех предаваться унынию, когда есть другие грехи! – сказал Антонович и, покачиваясь, поплелся за Шустером.

VIII. Кастинг (октябрь)

Квартира первого секретаря Московского городского комитета по идеологии была похожа на музей или антикварный магазин. Виктор Иванович любил старые редкие вещи. Он не гнался за новинками, да и не разбирался в них. Хотя их присутствие создавало некоторые удобства, как, например, огромный телевизор с плоским экраном, перед которым он вечерами просматривал газеты и по которому смотрел программы новостей.

Рядом с ним сидел сын Илья, который в последние месяцы редко появлялся дома, тем более два дня подряд. Правда, о новостях в своей жизни Илья исправно сообщал по телефону.

– Да, такая сейчас жизнь. Что поделаешь. – Виктор Иванович тяжело вздохнул. – Илья, хочу вернуться к нашему вчерашнему разговору. У меня появилась возможность, которую, думаю, ты должен использовать.

Илья с интересом посмотрел на отца.

– В нашем ведомстве проводится закрытый конкурс. Нужен человек… Человек с твоими данными, который мог бы… ну, сыграть, или как там, роль Иисуса Христа.

– В рок-опере, что ли?

– Перестань, я говорю серьезно.

– В театре?

– Да нет. Хотя в каком-то смысле да. По телевизору и со сцены в том числе. Но нужно играть такую роль и в жизни.

Отец помолчал, подбирая слова, и продолжил:

– Ну вот, есть, например, кинозвезды. Про их настоящую, частную жизнь мало кто знает. Все знают их по ролям. И еще есть сплетни, легенды, которые создают их ложный облик для публики. Ну, не ложный – мнимый, мифологический… Понимаешь?

– Не совсем. При чем тут Иисус Христос?

– Христос здесь ни при чем. Это сравнение. – Виктор Иванович начинал раздражаться. Голос его звучал громче и резче. – Создается образ, ну… нового Пророка, что ли. Как, помнишь, была Мария Дэви Христос, которая выдавала себя за Бога на земле. Или лидер «Аум Синрикё». Ну, или, на худой конец, Махатма Ганди. Обществу нужен новый духовный лидер. Не формальный, а реальный.

– И вы решили не ждать, пока он сам появится, а создать его сами?

Отец строго взглянул на сына:

– Да, обществу и государству нужен духовный вождь, человек с харизмой, который умел бы говорить и увлекать людей.

– А что говорить?

– Что говорить – скажут. Об этом не беспокойся. – Отец помолчал, будто колебался, и произнес: – Вот что. Я тебя попрошу позвонить завтра одному человеку и сказать, что ты от меня по поводу проекта «Пророк». Запиши.

Илья записал на клочке бумаги.

– Позвони завтра с утра, ну часов в одиннадцать. Не забудешь? Положи куда-нибудь… в бумажник.

Илья записал все, что сказал отец, и положил бумажку в бумажник.

– И денежное это дело? – спросил он.

– Всю жизнь нуждаться не будешь. Забудешь на всю жизнь, как выглядят деньги.

– В смысле, что их у меня не будет?

Отец посмотрел на него с плохо скрываемым раздражением.

На следующее утро около одиннадцати Илья позвонил по записанному телефону. Трубку взяла секретарша, соединив его с обладателем совсем юного голоса. Тот выслушал Илью, дал телефон некоего Николая Витальевича Вернера и попросил сослаться на него.

До Вернера Илья дозвонился сразу, тот пригласил его прийти через день в студию и дал адрес.

Придя по указанному адресу, Илья оказался в небольшой комнате, которая служила приемной. В ней, помимо той, через которую он вошел, было еще две двери. Секретарша пригласила его сесть и попросила подождать: «Сейчас придет Вернер». Пока Илья ждал, мимо него по маршруту «входная дверь – секретарша – еще одна дверь» прошли несколько однотипных молодых людей его возраста. Еще через несколько минут открылась третья дверь, оттуда выглянул молодой парень с шапкой черных волос. Он близоруко сощурился, глядя на Илью:

– Илья Викторович?

– Да, – громко и максимально харизматично ответил Илья.

– Зайдите, – сказал кудрявый молодой человек и скрылся за дверью. Потом снова выглянул и близоруко посмотрел на секретаршу.

– Маш, начнем через пять минут.

Рядом с ним уже возвышался Илья. Шапковолосый с некоторым удивлением посмотрел на него, как будто впервые увидев, и снова сказал: «Пройдите».

– Значит вы…

– Терещенко Илья Викторович.

– Нигде не снимались?

– В смысле?

– В кино, на телевидении, в рекламе. – Вернер, сощурившись, смотрел на Илью.

– Один раз, но это было давно.

– Странно. Наверное, я вас не видел. Отлично. Пройдите в зал.

– Куда?

Вернер открыл дверь и сказал секретарше:

– Маш, проводи молодого человека на просмотр.

Маша повела Илью к третьей двери и вдруг остановилась, будто что-то вспомнив.

– А где ваша фотография? – спросила она.

– Какая фотография?

– Так. Подождите минутку, – озабоченно произнесла она, вернувшись к столу, набрала номер и произнесла в трубку: – Так, Валера, ты у себя? Еще у одного нет фотографии. Сейчас он подойдет.

– Как вас зовут? – обратилась она к Илье.

– Илья.

– Илья, – сообщила она в трубку и повернулась к нему: – Пройдете направо по коридору в комнату пятьсот пять. Там вас сфотографируют, и сразу возвращайтесь.

В пятьсот пятой комнате была небольшая фотостудия. Низкорослый невзрачный человек неопределенного возраста усадил его на стул, включив осветительные приборы. Как заметил Илья, в руках у фотографа была мощная цифровая камера. Он обошел Илью, несколько раз щелкнул камерой с разных ракурсов, попросил его наклонить голову, поднять голову, повернуть голову, нахмурить брови, сделать серьезное лицо, улыбнуться. После этого сообщил, что Илья может идти и передать, что фотографии через десять минут будут готовы. Илья вернулся в приемную, секретарь проводила его в смежную комнату, которую они называли залом. Там у стены стоял ряд стульев. Сидевшие на них пятеро молодых людей, из которых кое-кого он уже видел, с интересом повернулись к нему, окидывая изучающими взглядами. Нетрудно было догадаться, что все они – актеры или модели. И все они претендовали на ту же роль. Стараясь не смотреть на претендентов, Илья прошел мимо них и сел на свободный стул. Он уже начинал чувствовать себя идиотом и жалел о том, что ввязался в эту историю. Противоположная стена, лицом к которой они сидели, была зеркальной, слева, возле двери, в которую он вошел, – стол. Справа высился шкаф до потолка, все полки его были заполнены скоросшивателями. Здесь же стоял небольшой музыкальный центр, настроенный на волну какой-то музыкальной радиостанции. Музыка несколько скрадывала идиотизм ситуации. От нечего делать он изучал комнату и украдкой наблюдал за соседями в зеркало.

Минут через десять ожидания в комнату вошли Вернер и высокий худощавый человек лет тридцати пяти в очках в тонкой позолоченной оправе.

– Уберите музыку, – бросил он.

Вернер поспешил к шкафу и выключил музыкальный центр.

– Все собрались? – Вопрос был направлен Вернеру.

– Да.

– Здравствуйте, – обратился наконец вошедший к присутствующим. – Как вы знаете, наша телекомпания проводит кастинг на роль… Иисуса Христа. Это будет многосерийный исторический фильм с элементами фэнтези… Вопросы потом, – резко остановил он одного из претендентов, пытавшегося уточнить, какая телекомпания. – Через несколько минут мы начнем вызывать вас. Пока входите в образ. Это образ духовного пастыря, фанатически верующего и очень умного человека, обладающего огромной харизмой, способного увлекать за собой миллионы и творящего чудеса. Всё.

С этими словами он и Вернер направились к выходу. Последний снова метнулся к шкафу и включил музыку.

Вопрос о том, что за телекомпания, повис в воздухе, но никто не решился его задать, боясь показать, что не знает того, что другим, вероятно, давно известно. «Вот так попал!» – подумал Илья. Придя в себя после неожиданного известия, он все же решил попробоваться на роль, раз уж пришел. Чем бы это ни закончилось, он ничем не рискует, зато будет что вспомнить.

Антонович, Шустер, Фимин и Вернер вошли в продолговатое помещение с голыми стенами. В центре стояли несколько мягких стульев и небольшой, но высокий офисный столик. В комнате не было окон, стены были выкрашены в нейтральный светло-серый, почти белый цвет, свет был приглушен. Одна из стен от пола до потолка была из затемненного стекла. За стеклом вдоль противоположной стены соседней комнаты сидели несколько человек и не замечали вошедших.

– Вот – наша гордость. Смотровая комната. Абсолютная звукоизоляция. Можно хоть кричать, нас никто не услышит. Пожалуйста, присаживайтесь, – на правах хозяина пригласил Вернер присутствующих.

– Они нас видят? – спросил Шустер, кивая на сидящих за стеклом.

– Разумеется, нет, – ответил Вернер.

– Должен вам представить Николая Вернера, – обратился Фимин к Антоновичу и Шустеру. – Николай режиссер, высокий профессионал.

Только сейчас Антонович удостоил его взглядом.

– Не такой уж и высокий, – усмехнулся он.

– Я имею в виду профессиональные качества.

– Все понятно.

Вернеру было не совсем все понятно, и он растерянно улыбнулся.

– Давай, Коля, – приободрил его Фимин.

– А с той стороны зеркальная стена, что ли? – продолжал интересоваться Шустер.

– Да. И для тех, кто находится в той комнате, абсолютно непрозрачная. Итак, господа, – начал Вернер, – перед вами шесть кандидатов. Они подобраны по мосфильмовской картотеке. В том числе…

– Что значит «в том числе»? – спросил Шустер.

– Ну, у «Мосфильма», конечно, крупнейшая в России картотека актеров, однако, к сожалению, уже далеко не та, что раньше. В последние годы появилось много молодых артистов, которых по понятным причинам там нет…

Присутствующие сделали вид, что им более чем очевидны «понятные причины», Вернер продолжал:

– … так что пришлось использовать собственные контакты, знание театрального мира, связи со студиями. В общем, была проделана большая работа. И вот – результат перед вами. Шесть Иисусов и Магометов.

В той комнате, за стеклом, над каждым сидящим на стене висел номер. Они продолжали не замечать никого перед собой, и это выглядело неестественно. Шустер ощущал какую-то неловкость, будто его самого разыгрывают или рассматривают голого незнакомые люди. Вероятно, такие же чувства испытывали и другие, впервые попавшие в это помещение. Все несколько смущенно посматривали на сидящих за стеклом претендентов.

– Они считают, что будут играть роль Христа в телесериале, – прервал молчание Фимин.

– С какого перепугу? – удивился Антонович.

– Думаю, это лучше всего. Да и в какой-то мере соответствует действительности… А что бы вы хотели, чтобы я им сказал?

– М-да, может быть, вы и правы. Посмотрим… А если они не согласятся?

– Не согласятся? А куда они денутся?!

Все четверо молча начали прохаживаться вдоль стеклянной стены, разглядывая сидящих.

– Только прошу вас, ни в коем случае не прикасайтесь к зеркалу, иначе с другой стороны будет видно движение. Трое гостей, не сговариваясь, отступили от стекла. Так они молча ходили несколько минут, меняясь местами, останавливаясь напротив то одного, то другого претендента.

– Кто эти люди? – спросил Шустер.

– В основном актеры, – повторился Вернер. – Здесь у меня фотографии каждого в разных ракурсах.

– Дайте-ка.

Вслед за Шустером все подошли к журнальному столику. Вернер вытаскивал из папки фотографии, передавал Шустеру, комментировал их, тот передавал их Антоновичу, а тот – Фимину.

– У четвертого интересное лицо, – вслух размышлял Шустер. Его реплика осталась без ответа.

– Толя, каким ты видишь Пророка? – спросил Антонович Фимина.

– В первую очередь он должен быть воплощением мужской красоты. Эдакий красавец-мужчина. Он должен хорошо говорить. К тому же обладать яркими актерскими данными и интеллектом. То, что он говорит, он должен чувствовать… пропускать через себя. Он должен уметь зажигать людей.

– Странно… Разве таких людей мало в театральных училищах или среди актеров, неужели так трудно выбрать?

– В том-то и дело, – ответил Фимин. – И потом, я не думаю, что он должен быть актером. Тем более профессиональным. Во-первых, всех актеров где-то видели. Во-вторых, в Пророке не должно быть фальши. Жизнь – это не сцена.

– Тут я с вами не согласен, – вступил Вернер. – Ему придется выступать как раз со сцены.

Фимин внимательно посмотрел на него, но не ответил и продолжал свою мысль:

– И потом, это – работа на всю жизнь, даже не работа, а стиль жизни.

– Насколько я понимаю, он должен быть хорошим оратором, – сказал Шустер.

– Абсолютно верно, – подтвердил Антонович.

– Мы из рыбы сделаем оратора, – заверил Вернер.

Все посмотрели на него и промолчали.

– С кого начнем? – спросил режиссер.

– Давайте, с четвертого, – предложил Шустер.

– Да. Мне тоже нравится, – одобрил его выбор Антонович. – В нем есть что-то демоническое.

– Да вы поэт, – улыбнулся Анатолий.

– Истинный, – коротко ответил Лев Семенович.

– Так, четвертый… – Вернер посмотрел в свои бумаги. – Терещенко Илья Викторович. Это как раз новичок. Единственный непрофессионал. Не я его отбирал, так что сказать ничего не могу.

– А кто же его отбирал?

– Это мой вам сюрприз, – улыбнулся Фимин.

– Стоп, так это Терещенко… Родственник, что ли? – спросил Антонович.

– Сын, насколько я знаю, – выступил вперед Шустер.

– Это осложняет дело, – задумчиво произнес Антонович.

– Не думаю, – сказал Шустер. – Если пройдет Терещенко, то его отец у нас в кармане. И сын будет под контролем.

– Логично. В конце концов, нас же никто не заставляет…

Они увидели, как в соседнюю комнату вошла секретарша, что-то сказала, поднялся молодой человек под четвертым номером и вслед за секретаршей вышел из комнаты. Через две минуты открылась дверь.

Илья вошел в помещение с приглушенным светом, где стояли, глядя на него, четыре человека. За темным стеклом он с удивлением увидел своих недавних соседей.

– Добрый день, – сказал он разглядывающим его в упор людям.

– Добрый, добрый. Что вы имеете нам сказать? – без тени иронии произнес лысеющий и довольно полный пожилой человек.

– Простите?

– Два слова о себе и начнем просмотр, – вступил Вернер.

Его деловой тон помог Илье. «Так, теперь главное – кураж», – подумал он.

– Терещенко Илья Викторович, тридцать два года. Профессиональный фотохудожник. Работаю в журнале «Перфект».

– Покажите что-нибудь.

«Нырять так нырять», – Илья глубоко вдохнул и выдохнул: – Мне нужен ассистент.

Присутствующие переглянулись.

– Я готов быть вашим ассистентом, – сказал Вернер.

– Тогда присядьте.

Вернер сел на стул, боком к Илье. Илья подошел к нему, положил руку на плечо. Не двигаясь, он смотрел на профиль Вернера. Тот оторвал взгляд от стены и поднял на Илью глаза. Илья заговорил.

– И сказал он ей… – начал Илья почти шепотом, потом голос его возвысился, заполняя все пространство: – «Дщерь! – И в комнате зазвенела разбившаяся тишина. – Вера твоя спасла тебя. Иди в мир и будь здорова от болезни своей». – Последние слова опять были сказаны тихо, будто шли из самой глубины его существа. Они звучали так, как прощается врач с дорогим и недавно безнадежным пациентом, которого он излечил, или как прощается отец, отправляя сына в «большую жизнь». Илья замолчал, но глаза его продолжали блестеть… Потом он сделал шаг назад и улыбнулся зрителям.

– Впечатляюще, – после долгой паузы произнес лысоватый.

– Вы говорите, вы не профессионал? – спросил второй – мужчина лет сорока пяти с черными вьющимися волосами.

– Нет, – снова улыбнулся Илья.

Присутствующие переглянулись. Антонович посмотрел на Фимина, Фимин еле заметно кивнул, Антонович кивнул ему в ответ, оба посмотрели на Шустера, который следил за их реакцией и, закусив нижнюю губу, покачивал головой. Потом все трое посмотрели на Вернера.

– Что скажут высокие профессионалы? – спросил Антонович Вернера.

– Очень недурно… Для новичка.

Тот повернулся к Илье:

– Будьте добры, пройдите к секретарю, скажите, чтобы она проводила вас в мой кабинет.

Илья вышел.

– Должен обратить ваше внимание вот еще на что, – сказал Шустер, обведя лукавым взглядом присутствующих. – Этот сын пишет половину отцовских выступлений.

– Не понял, – сказал Антонович.

– Терещенко-младший пишет тексты выступлений для нашего московского секретаря, – выразительно повторил Шустер.

– Неожиданное сообщение, – произнес Фимин.

– Зато решающее, – наконец пришел в себя Антонович.

В комнату, где ждал Илья, вошел один Антонович:

– Илья Викторович, если не ошибаюсь?

– Да. – Илья привстал.

– Меня зовут Лев Семенович.

– Очень приятно.

Антонович ответил кивком головы.

– Вот моя визитка. – Антонович достал из кармана золотой футлярчик для визиток и протянул карточку. – Позвоните мне завтра в три.

– Зачем?

– Можете считать, что вы прошли первый этап конкурса. Завтра я хотел бы с вами поговорить обстоятельнее.

В конце следующего дня Илья был уже в особняке Антоновича. Ему понравилось, как говорил с ним этот интеллигентный пожилой человек. Прощаясь, Антонович попросил Илью никому, даже отцу, не рассказывать ни о встрече, ни, тем более, о содержании их беседы. И пообещал, что через полгода Илья станет самым знаменитым человеком в России.

– А пока, – сказал он, – не думайте ни о чем, ходите на работу, как всегда. Мы вам позвоним, когда будет надо.

IX. Предыстория любви (октябрь)

В октябре в соседнем с редакцией офисе появились новые интересные люди. Это были две девушки лет двадцати – двадцати пяти. Обычно соседями в редакции никто не интересовался – своих людей было достаточно. Кроме того, все редакционные сотрудники видели в себе людей творческих, причастных к чему-то исключительному, встречая каждый месяц новый номер журнала в киосках или на книжных развалах. Поэтому к другому бизнесу – за редким исключением – относились чуть свысока.

Новые соседи выглядели не совсем обычно: они были похожи на фотомоделей или манекенщиц. В недавнем прошлом уж точно. Население редакции сначала решило, что они – чьи-то любовницы или жены каких-то богатеев, от скуки решившие побаловаться бизнесом на деньги своих любимых или не очень любимых супругов. Через некоторое время к ним зачастили другие девушки модельной или почти модельной внешности. И это уже всерьез заинтересовало редакционный коллектив.

Илья впервые зашел к соседкам, твердо веря, что им движет исключительно профессиональный интерес. Одну из них – стройную высокую девушку с короткими светлыми волосами – звали Марина. Кроме того, что у нее было более приятное, чем у подруги, лицо, она была еще и обладательницей роскошного бюста, что замечательно сочеталось с идеальной фигурой. Впрочем, и фигура, и длинные ноги отличали и вторую девушку, которую звали Катя.

– Вы ведь из редакции? – спросили девушки, встретив Илью весьма дружелюбно и сразу предложив ему кофе. Небольшой кабинет удивил Илью количеством посадочных мест – здесь были кожаный диван и пять или шесть офисных стульев, журнальный столик и всего один рабочий стол, на котором сиротливо стоял единственный компьютер.

– Да. Я – фотохудожник, – ответил Илья.

– Как интересно, – сказали девушки. – А у нас здесь – модельное агентство.

– Интересно, – в свою очередь ответил Илья. – Мы почти коллеги. Может, вы будете поставлять нам своих моделей, а мы вас раскрутим?

– А? Как ты думаешь? – спросила Марина у Кати.

– Не знаю. Может быть, – ответила Катя.

– Мы только начинаем работать, – сказала Марина.

– А как вы называетесь?

– Пока никак. Мы выбираем название.

– Значит, нет и логотипа, торговой марки, фирменного стиля, визиток? – заговорил в Илье старый рекламщик.

– Нет, – сказали девушки.

– А вы знаете, кто лучший в мире придумыватель названий, создатель логотипов и товарных знаков?

– Нет, – сказала одна.

– Карлсон? – спросила другая.

– Нет. Карлсон – второй. Первый – перед вами, – ответил Илья, закинул ноту на ногу, гордо поднял подбородок и брови, прикрыл веками глаза. Но не выдержал и улыбнулся.

Уходя, он пригласил девушек к себе. И они пообещали нанести ответный визит.

На следующее утро они вдвоем появились в его каморке – их тугие круглые попки на длинных ногах, удлиненных еще и каблуками, оказались на уровне глаз сидящего Ильи. Он представил, что девушки потревожили полредакции, пока разыскивали его кабинет, ему это не понравилось и он решил, что они – бестолковые. В кабинетике был только один свободный стул, на который села Катя, а Марина присела на крышку стола. От Ильи ее отделяло каких-то полметра, и он снова, как и вчера, почувствовал себя не в своей тарелке. Его лицо горело – он чувствовал, как краснеет, хотя до этого был уверен, что в свои тридцать с лишним уже избавился от этой способности. В этот день Илья состряпал девушкам логотип, они перешли на «ты» и стали друзьями.

Еще через два дня вечером они выпили пива в его кабинете, после чего предложили съездить с ними в какой-нибудь ресторан или клуб. Но он, несмотря на то, что именно этого ему хотелось тогда больше всего на свете, отказался, сославшись на придуманное свидание. Ресторан он не мог позволить даже себе одному, а тут подозревал, что девушки не откажутся быть его приглашенными.

Тем не менее они пригласили его к себе на шампанское в пятницу. К этому дню он запасся шампанским, логично предположив, что дополнительная пара бутылок никогда не будет лишней.

Вечером в пятницу, отклонив предложения постоянных редакционных собутыльников, он незаметно улизнул к соседкам. Через час, опьяненные шампанским и музыкой, они уже обнимались, хотя и в шутку. Для Ильи в этом не было ничего необычного, он привык к расположению женщин. Его удивляло другое, то, что он чувствовал смущение и робость, прикасаясь к Марине. Иногда его даже бросало в жар.

Раскрасневшись и возбудившись, потом устав и размякнув на офисных стульях, они говорили о том о сем, не стесняясь в выражении чувств, но отнюдь не в выражениях. С Ильи взяли честное слово, что он никому не расскажет о их разговоре, и сообщили, что сейчас – пока – их основная работа заключается в организации… ну… в общем… эскорт-услуг. Девушки поставляли других девушек многочисленным знакомым – банкирам и бизнесменам, с которыми те ужинали или появлялись на приемах и презентациях. Не исключалась возможность и более близкого знакомства, но «это уже – по обоюдному согласию». Как он узнал позже, все почему-то соглашались. Финансировали проект их друзья – банкиры, которым они поставляли девушек чаще других.